Парень, который умел мечтать

      Холодные руки обвивали ослабевшее тело и были буквально везде. Кожа, липкая от пота, ощущалась противно грязной. Тяжёлое дыхание раздавалось прямо рядом с ухом, от чего по телу одна за другой табунами пробегали колкие мурашки. Антона передёргивало, пожалуй, слишком часто. Не то от холода, не то от вездесущего ощущения чужого веса и запаха на собственном теле парень вздрагивал практически каждые несколько минут. Это доставляло навязчивый дискомфорт везде, где от чужих грубых пальцев остались синяки и царапины; везде, где чужие желтоватые зубы терзали бледную кожу; везде, где чужые ладони оставили покраснения от частых ударов. Но Антон упрямо игнорировал всю болезненность, настойчиво повторял себе, что всё происходящее в порядке вещей. Ему должно быть хорошо.       Хриплый задушенный стон резью прошёлся по барабанным перепонкам, чужое дыхание сбилось из-за неуместного хихиканья.       — Вот так, зайчик, тебе хорошо? — мужчина ещё раз грубо двинул бёдрами, толкаясь в покрасневшее и отёкшее колечко мышц, заставляя Антона поморщиться и сдержать шипение. По бёдрам неприятно потекла вязкая дорожка семени.       — Да…

***

      Антон подскочил в постели, стиснув в руках одеяло. По виску быстро пробежала капелька холодного пота. Голова нещадно кружилась и гудела, к горлу стремительно подступил ком, и парень сорвался с места, за несколько секунд добегая до туалета и падая перед унитазом на колени, прежде чем желудок свело в болезненном спазме. Согнувшийся пополам бедолага даже не заметил, что умудрился разбудить спящего за стенкой друга, и тот, обеспокоенный происходящим, сразу помчался на помощь. В ушах шумело, перекрывая не то что внешние звуки, даже собственные мысли не было слышно. В голове только шум и картинки из сна, сменяющие друг друга перед глазами Антона.       Наконец отпустило. Внутренности перестали завязываться в узлы, в лёгкие начал поступать кислород. Парень отпрянул от унитаза и сел на кафель, уперевшись затылком в холодную стену. Дима всё ещё был рядом, что-то говорил спрашивал, но до Антона не доходило пока. Мутными остекленевшими глазами он из-под опущенных век смотрел на изменяющуюся мимику, скованную жестикуляцию руками и быстро шевелящиеся губы. Слова долетали до мозга лишь спустя пару секунд: «…Что?.. Воды… Больница… Пугаешь… Ответь»       Неожиданно прилетела отрезвляющая пощёчина, и Антон стал смотреть на Диму уже более трезво.       — Дай воды… И обезбол… Пожалуйста, — тихим, сорванным голосом пробубнил Шастун, смотря на друга, как на единственное спасение.       Поз быстро кивнул и исчез, появляясь через минуту со стаканом и блистером таблеток в руках. Приняв чудотворный беленький кругляш, Антон расслабился на полу, сжав в руке теперь уже пустой стакан. Дима сел рядом, осторожно кладя парню на плечо тёплую ладонь, без слов объявляя о своей готовности помочь и поддержать. Больницу и скорую больше не предлагал — понял, что дело не в физическом здоровье.       — Мне кошмары раньше часто снились, но это было ещё в Воронеже. После переезда они прекратились, я уже успел обрадоваться, что кончились мои ночные мучения. А эта херня снова ко мне вернулась, — Антон очень тяжело усмехнулся зажмурил глаза от нового болевого удара где-то внутри черепной коробки. — Короче, нормально всё, прости, я тебя перепугал такими выкидонами.       Шаст с усталой улыбкой смотрит на серьёзного Диму. Понимает, что другу этих объяснений мало, что тот хотел бы понять Антона лучше, узнать что заставило парня испытать настоящий ужас, который до сих пор плещется на дне узких зрачков. Но Антон не расскажет. Не может. По крайней мере сейчас.       Шастун молча поднимается и встаёт у раковины, включая сильный поток прохладной воды и, кажется, пытается смыть с себя своё же лицо. Моет руки по локоть и гоняет в голове мысли о том, что не прочь бы принять полноценный душ, но голова всё ещё раскалывается и сил по просту нет.       — Ты не должен себя закапывать, — спустя пару минут говорит Дима, дотронувшись до дрожащего плеча. У Антона по спине пробегает холод от накатившего ужаса.       Понял. Засранец, снова понял.       Поз уходит на кухню и, судя по звукам, ставит чайник и достаёт что-то ещё из аптечки, пока Антон мнётся в ванной, не решаясь выйти наружу. Возвращение в комнату сейчас представлялось походом в ад. Словно все кошмары, которые мучали Шаста на протяжении всей жизни свалятся на него разом, стоит ему пересечь порог тёмной спальни. Идти же на кухню тоже желания не было. Конечно, он мог попросить Диму просто молча посидеть рядом, и тот согласился бы без каких-либо условий, но тот жалкий стыд и страх, которые держали бедного парня в своих цепких объятиях, до хруста сжимая рёбра и не позволяя даже дышать, сейчас прибивали к месту и закрывали рот.       Антон смотрит на себя в зеркало. Вид такого потрёпанного и беспомощного себя раздражал. Сейчас он чувствовал себя тем слабым мальчишкой, который сам лез туда, где чёрным по белому было написано «Убьёт», своей подростковой глупостью втаптывал себя в землю. Это злило. До взрывов в голове и пульсации в сжатых кулаках. И эта злость сейчас даёт Антону очередной пинок для продолжения жизни. Выпрямляет ссутулившиеся плечи и ведёт парня на кухню, где за столом сидит такой тихий и безопасный Дима, что злость отступает.       — Это ромашка, — Позов кивает на кружку, от которой исходит пар, и сам отпивает из своей. — Успокаивает и помогает уснуть.       Антон садится на стул и снова сутулится. Какая там злость, зачем? Не на кого ему сейчас злиться. Да и ненароком задеть человека, который сейчас мирно хлюпал чаем рядом было страшно. Поэтому парень лишь обхватывает горячую кружку замёрзшими ладонями, игнорируя лёгкое жжение. Рот открывается в попытке сказать что-нибудь и почти сразу закрывается за неимением слов.       — Тох, — тепло окликает его Поз, обращая на себя внимание. Конечно от него не скрылось состояние друга. — Я не знаю точно что произошло, но знаю, что тебе было больно. Настолько больно, что ты увидел в боли что-то, чего многие не могут видеть… Чего людям не сто́ит видеть, — Дима опускает глаза и становится тише с каждым словом. — У тебя рукав задрался, — добавляет он чуть слышно, и Антон снова чувствует охватившую его волну ужаса. Он быстро оттягивает рукав вниз, закрывая обнажённые полосы на запястьях.       — Это… Дим…       — Ты не обязан, — прерывая мучительные попытки объяснений, Позов качает головой. — Просто знай, что хорошие люди никогда не причинят тебе боль, — Дима протягивает руку и касается ледяных пальцев парня, заставляя его поднять глаза. — Ты хороший человек.       Антон слышит треск внутри себя и позволяет слезам покатиться по бледным щекам.

***

      Хлопок закрывшегося окна ударил в перепонки. Только сейчас Арсений заметил, что ощутимо замёрз, хотя хотел просто на пару минут впустит в душную комнату морозный воздух.       — Попов, на дворе зима, хуле ты окна раскрыл? Дует по всей квартире, — бухтящий Серёжа сильнее закутался в свой забавный красный тёплый халат, плотнее закрывая окно. — Чё завис то опять?       — Просто не выспался, — Арс пожал плечами, неуверенно улыбнувшись одними уголками губ.       — Просто опять ебал себе мозги этим парнишкой, говори как есть, — утверждает Матвиенко, закатив глаза, и уходит из комнаты. После такого морозного начала дня настроение может нормализовать только горячий чай и что-то сладкое, а после можно будет уже и с душевными метаниями друга разбираться.       — Его зовут Антон, — в никуда говорит мужчина, игнорируя тот факт, что никто его уже не слушает.       Арсений устало глядит на дверь, закрывшуюся за Серёжей, и вздыхает, падая обратно на подушку. Антон так и не обозначился, хотя с того дня прошла почти неделя. Скоро новогодние каникулы кончатся, снова начнутся университетские будни. Конечно же эти двое рано или поздно столкнутся в ВУЗе, и студент уже не сможет никуда сбежать. С другой стороны, а выйдет ли Шастун на учёбу? Кто знает, может он предпочтёт по тихому отчислиться и смыться куда подальше, чтобы максимально сократить риски встреч с куратором?       Во всяком случае гадать на эту тему Арсений совершенно не хотел, а потому решил взять ситуацию в свои руки. Он решительно вытаскивает из-под подушки свой телефон, не раздумывая открывает чат с Антоном и… Стопорится в абсолютной нерешительности. А если спугнёт? А если Шастун хотел бы всё решить после выходных, а Арсений со своей настойчивостью делает только хуже? А может лучше действительно дождаться, пока парень сам о себе напомнит? Попов уже хочет выключить телефон и забыть о своих порывах, но что-то внутри всё же дёргает за душу, не позволяя так просто сдаться. Мужчина начинает быстро стучать пальцами по клавиатуре, а после, даже не перечитывая написанное, жмёт на кнопку отправления, просто не оставляя себе времени на сомнения.

Вы:

Антон, сейчас не думай, что я на тебя давлю, но после нашей последней встречи я постоянно как на иголках. Мне действительно очень важно то, что ты думаешь насчёт меня, просто пойми. Ты в праве сам решать, что ответить, а я приму любой твой ответ, только если он будет искренен. Давай встретимся и поговорим обо всём спокойно.

      Арсений сразу прячет телефон обратно под подушку и мысленно обматывает собственные руки изолентой. На несколько надёжных слоёв, дабы не дать себе сорваться и удалить сообщение. Сердце с силой бьётся о рёбра, и дыхание такое судорожное, что случайный человек, увидев Арса в таком виде, наверняка подумал бы, что у мужчины какой-нибудь припадок.       Спустя пару минут всё же удалось успокоиться, поэтому на свою беду Попов решается перечитать своё письмецо. Перечитывает и прячет лицо в ладони.       «Какой же ты размазня, Арс, что с тобой происходит? То есть, когда не надо и с кем не обязательно ты герой-любовник, а когда речь заходит о чём-то серьёзном, ты, блять, как трусливый пацан. Пиздец, Арсений.»

***

      Пиздец.       Но вполне ожидаемо. Да, Антон Андреевич, вечно отсиживаться в молчании тебе никто не даст. Арсений точно не даст. Шаста дёргает. В частности от того, что после напряжённой ночки его знобит. А ещё от того, что на телефон приходит оповещение, которое заранее говорит об очередном пиздеце. Увидев отправителя, парень соскакивает с кровати, забывая даже матерные слова. Вообще все слова забывает, поэтому на вопросительный взгляд Димы, с которым они пару минут назад вместе смотрели на позовском ноуте Гарри Поттера лишь глупо хлопает глазами, зыркая то на телефон, то на друга. Тот не выдерживает и берёт гаджет в руки, внимательно читая сообщение, не заходя в чат.       — И чё? — Позов смотрит на задыхающегося Антона и абсолютно не понимает настолько бурной реакции.       — Да в смысле «Чё»? Что я ему ответить должен? Какие нахуй встречи? Я ж… — сбивчивую речь парня обрывает лишь совершенно хладнокровный взгляд Димы.       — А ты думал он тебе признался, чтобы ты просто к сведению принял? Нет, хороший мой, он ждёт ответа. И мы оба знаем твой ответ, — Поз хитро улыбнулся и, не дав другу опомниться, отправляет ответ.       На лбу Антона выступает холодный пот. Он забирает телефон обратно и непослушными пальцами тыкает по экрану, снова заходя в чат.       «Я жду вас у себя дома через час.»       Пиздец!       Лаконично и просто, в Димином стиле.       — Ты совсем ебанулся? Ты его нахуй домой-то позвал? — вопрошает Шаст, переходя на крик и размахивая руками.       — Потому что назначь я в другом месте ты бы просто не пошёл, а так у меня есть возможность проследить, чтобы ты никуда не съебал, и вы действительно встретились, — Позов встаёт напротив друга и щёлкает тому по лбу, ещё больше вводя его в возмущённый ступор. — Я смотаюсь, когда он придёт, а вы за кружечкой чая всё обсудите, — Дима забирает из руки Антона телефон и кладёт его на тумбочку, дабы тот его специально случайно не запустил куда-нибудь.       И уходит, не собираясь слушать мнение Антона.       — Я убью тебя, — шипит парень и резко поворачивается к тумбе, чтобы взять и удалить несчастное сообщение, но мизинец на левой ноге, так удачно зацепившийся об угол мебели, забирает себе всё внимание, и Шастун падает на кровать, скрючившись подобно креветке.       Боль спустя пару мгновений утихает, а вместе с ней тише становится и сам Антон. Он уже спокойно тянется к телефону, открывает переписку и… Сообщение прочитано, а в ответ прислано короткое «Хорошо».       Пиздец.       Что ж, теперь уже точно поздно что-либо делать, а потому и психовать нет смысла. Только волнение грузом виснет на шее и колет кончики пальцев, но с этим можно мириться.       Ровно через час в дверь стучат, а Дима, кратко поздоровавшись с куратором, исчезает из квартиры.       Тишина.       — Привет.       — Чай?       Оба синхронно улыбаются. Неловко, но постепенно начинает легчать.       — Здравствуйте.       — Тош, давай на «Ты», — Арсений молитвенно складывает ладони, и Антон только кивает, после приглашая на кухню, куда убегает первым.       Арсений быстро снимает куртку и скидывает ботинки, аккуратно оставляя их в прихожей. Что сейчас будет в этой квартире никто не знает, но то, что произойдёт скорее всего оставит заметный отпечаток на жизнях обоих, поэтому Попов, как бы страшно ему не было, смиренно идёт на кухню, садится на стул и, мельком оглядываясь, теплит воспоминания о своём прошлом приходе. Антон ставит на стол две горячие чашки, вазочку с конфетами и баночку розмарина, и мужчина чувствует себя дико странно, воочию наблюдая за тем, как студент добавляет приправу в свой чай. По инерции можно было бы и сейчас взять его за руки, но увы, рядом не лежит пакет с эклерами, а Арсению в голову ещё ничего пока не ударило, а потому приходится держать свои руки в карманах и никого не трогать.       Они сидят какое-то время молча, каждый собирая собственные мысли в кучу и копя в себе силы заговорить. Находится в этой тишине было неплохо. Но недосказанность, которая давила с каждой секундой всё сильнее, тянула за язык.       — Так и будем молчать? — охрипшим от волнения голосом спросил Арсений, с некой надеждой глядя на парня.       — Молчание — золото. Пока мы молчим, есть возможность отодвинуть что-то непоправимое, — задумчиво пробормотал Антон, даже не подняв глаза. Он хотел избежать любого контакта с куратором, но сейчас сидит с ним на собственной кухне и обязан говорить. Забавная штука — эта ваша жизнь.       — Сколько бы время не тянулось, то, что должно случиться всё равно произойдёт. Зачем постоянно бежать от того, что всего волочится за спиной? — мужчина качает головой, а Шастун совсем сжимается на стуле.       — Я боюсь ошибиться. Снова.       — Человек — это лишь фигура, построенная из конструктора, и каждая деталь — это его ошибки и выводы, сделанные из этих ошибок. Не будет ошибок, значит не будет и человека.       Антон вскидывает голову, цепляясь за тёплый взгляд голубых глаз. Прямо как в кофейне, как в парке, на занятиях… Всегда. Тело начинает бить мелкая дрожь, а пальцы снова леденеют несмотря на горячую кружку в руках. Арсений осторожно, точно боясь напугать неправильным движением, тянет руки вперёд и с немого позволения накрывает своими ладонями замёрзшие руки.       — Наша жизнь наполнена ошибками, но благодаря им мы можем найти правильные ответы на свои вопросы. Ты мой правильный ответ, Тош, — мужчина уверенно смотрит парню в глаза, с каждым словом становясь тише, но оставаясь совершенно искренним. — Может быть, и я не ошибка? — добавляет совсем тихо и терпит накапливающуюся влагу в глазах.       Антон молчит. Антон думает. Антон хочет верить.       Арсений не торопит, он готов дать этому парню столько времени, сколько потребуется. Аккуратно поглаживает тыльную сторону ладоней, слегка сухую и потрескавшуюся из-за морозов, перебирает длинные пальцы, которые сейчас свободны от колец, что делает эти прикосновения ещё интимнее, кончиками пальцев дотрагивается до тонких запястий отодвигая рукава кофты и цепляется глазами за линии. Антон, будто его только что облили ледяной водой подскакивает с места, вырывая свои руки из чужих ладоней и прячет их за спину. Делает пару шагов назад, упираясь спиной в стену и смотрит как перепуганный ребёнок, которого поймали за чем-то запрещённым. Арсений встаёт следом и подходит вплотную к парню, не оставляя ему пути для побега. Силой забирает себе худые руки, закатывая рукава чужой кофты и смотрит. Просто смотрит и молчит, пока Антон прямо на этом месте уже душу в полёт отпустил и стоит бледный, как покойник.       Попов проводит кончиками пальцев по рубцам, изучая каждый малейший шрамчик.       — Я мелким был. Лет пятнадцать мне. Ему около сорока было, женат и даже дети, вроде были. Выцепил меня, наивного мальчишку, в каком-то засранном клубе, даже не помню как я туда попал, вроде привёл кто-то из старших знакомых, — тихо, так что едва слышно было начал Антон. Слова сами полились откуда-то изнутри, сопровождаемые флешбэками, а парень просто решил не останавливаться. Будь, что будет. — Я тогда сильно переживал. На уроке у меня встал на практиканта, который к нам пришёл на факультатив. Тогда я и понял, что парни нравятся. Одноклассники — придурки полные. Заметили, ржать начали, а потом какой-то умник то ли просто пошутил, то ли реально догадался не знаю, но гнобить меня начали ещё сильнее. Я и так всегда был изгоем, груша для битья. А после этого так вообще кошмар на яву. В общем, убивался я сильно и в тот клуб пошёл от безысходности что ли, хотелось напиться и откинуться. Дома душу не подлечишь, а кому-то раскрываться было слишком безрассудно. Вот так забитый, грустный и уже достаточно пьяный мальчик привлёк внимание взрослого мужика, который искал себе игрушку, чтобы семейная жизнь не так скучно протекала. А я повёлся. Так искал хоть кого-то, кто любил бы, что совсем ничего не видел. И себя не видел.       Арсений слушал внимательно, закусывая щёки изнутри, чтобы сохранять в себе остатки спокойствия. Но о каком спокойствии может идти речь, когда тебе любимый человек рассказывает такое? А Антон продолжал. Слишком долго он молчал и теперь останавливаться он не собирался, не обращая внимания на слёзы, ручьями текущие из глаз.       — Он говорил, что я у него особенный, и что только он меня любит. Отчасти это было так, никого больше я не заботил. Мама, после того, как отца убили, совсем с катушек слетела. Бывали дни, когда она напивалась до такой степени, что меня не узнавала, — всхлипы мешали говорить, а голос совсем сбивался из-за дрожи, но Антону было больно. И эта боль сейчас говорила вместо него, а Арсений, не замечая собственных слёз, внимал, спрятав парня в свои объятия. — Его жена подала на развод, а он так разозлился… Мне было страшно, я просил его не трогать меня, но он как будто не слышал. А потом вышвырнул на улицу ночью, как паршивую мышь.       Антон перестал говорить. Его с головой накрыла настоящая истерика, сквозь которую он мог только беззвучно повторять «Почему?» и жаться ближе к мужчине, стремясь раствориться в крепких объятиях.       Паника. Вот, что чувствовал сейчас Арсений. А ещё боль, как будто всё сказанное происходило с ним самим, и это ему приходилось носить этот груз на своих плечах столько времени. Он чувствовал Антона слишком остро и это било по самообладанию. Страх сковывал и не давал мыслить трезво. Антона нужно успокоить, но как?       Мужчина медленно выдыхает, обхватывает ладонями покрасневшие щёки парня, ловя его взгляд.       — Тише, Тош, солнце моё, — ласковым полушёпотом Арсений пытается обратить на себя внимание, медленно поглаживая кожу большими пальцами и, видя, что Антон смотрит на него и слушает его, сам слегка успокаивается. — То, что ты рассказал очень страшно и больно. Антош, ты невероятно сильный, ты смог это пережить, я так горжусь тобой, — всхлипы повторяются чуть реже, парень подстраивается под дыхание Арсения и дышит в унисон с ним, не отрывая глаз от магнетического взгляда мужчины. Парни соприкасаются лбами и слегка покачиваются из стороны в сторону. — Я рядом, солнце.       — Будь рядом, пожалуйста, — даже не просит, а по-настоящему умоляет парень, отчаянно цепляясь пальцами за толстовку Арса. — Ты мне тоже нравишься.       Почти беззвучно, но Арсений слышит. И он обязательно будет рядом со своим Антоном.