I see you for what you are Is something in your eyes That look past my scars So where do you go when you leave in the night? 'Cause I see those teary eyes I am the only hope for you You are the only hope for me too I just wanted you I just wanted you (Я вижу тебя таким, какой ты есть Что-то в твоих глазах Этот взгляд сквозь мои шрамы Так куда же ты идешь, когда уходишь ночью? Потому что я вижу эти заплаканные глаза. Я — единственная надежда для тебя Ты тоже единственная надежда для меня Я просто хотел, чтобы ты Я просто хотел, чтобы ты) «Stay» — Palaye Royale
Как мы познакомились с GoneForever? Сейчас, по прошествии нескольких лет, я не могу сказать точно, когда именно и как это произошло. Помню только ту эмоциональную яму, в которую я начал погружаться четыре года назад, и как она достигла той стадии, что я умудрился послать самого близкого своего друга. О чем я тогда думал? Наверное, о том, что мне следует избавиться от всего, что ещё дорого в этом мире. Не думаю, что моя депрессия набрала полную силу именно в тот день, когда я накричал на Кайла и потребовал от него, чтобы он отстал от меня раз и навсегда. Это была просто очередная ступень, когда я решил сделать себя даже ещё более несчастным, чем был. Зачем? Я не знаю. Никто не обратил тогда на меня должного внимания, а сам я просил помощи слишком неявными способами, поэтому впереди меня ждали ещё два года погружения на эмоциональное дно, закончившиеся своим логическим, как мне тогда казалось, завершением — очень глупой и постыдно нелепой попыткой суицида, после которой мне пришлось действительно лечиться. О том, что я сделал, и где мне пришлось лечиться, не узнал практически никто, даже Венди не знает всех подробностей. И не думаю, что мне когда-либо захочется хоть кому-нибудь об этом рассказать. Воспоминания о том времени мне неприятны. Даже более — они мне просто отвратительны. Но сколько бы я ни пытался от них избавиться, металлический привкус страха от содеянного и наступающих последствий преследуют меня неотступно. Боже… Но тогда, четыре года назад, когда я решил сделать Кайла объектом, на который можно вылить всю скопившуюся горечь, вызванную осознанием собственной слабости и ущербности, я столкнулся с тем одиночеством, что до этого только надумывал себе. Если раньше мне только казалось, что никто меня не понимает, то лишившись единственного по-настоящему близкого друга, я остался в своей голове совсем один. Да, меня не бросили Венди и Кенни, оба достаточно упертые, чтобы не сдаваться даже в самой безнадежной ситуации. Но всё же я больше не мог делиться с ними тем, чем обычно делился с Кайлом. Кайл… Чувствуя себя безнадежно раненным самим собой, я искал утешения на просторах мировой информационной помойки, купаясь в негативе, изливаемом на форумах такими же, как и я, мрачными, лишенными возможности радоваться жизни, изолировавшимися от социума людьми. Да, там зачастую царило настроение мнимого дружелюбия, но каждый в глубине души знал, что все так и ждут, когда рано или поздно кто-то из нас совершит непоправимое. Постепенно я вышел из бесед в мессенджерах и социальных сетях, в которых раньше общался с одноклассниками и просто бывшими друзьями. Я превращался в изгоя. И меня это совсем не пугало. Я был словно отуплен тягучей беспричинной тоской, в которой увяз по самую шею и больше не мог двигаться. И гонимой этой же самой тоской, я подался в обитель сосредоточия такой же гнетущей атмосферы. Я заходил в сомнительные группы, оставлял циничные комментарии, часами просматривал мрачные изображения и ролики. Я говорил с такими же отравленными самими собой незнакомцами. С незнакомцами делиться своими мыслями мне было совершенно не стыдно, потому что я чувствовал, что на самом деле им глубоко безразлична моя судьба. Я был просто очередным духом, забредшим в мировую сеть. И спустя какое-то время на очередном форуме наткнулся на человека, который по какой-то неизвестной мне причине зацепился за меня настолько, что выслал мне ссылку на свой полупустой аккаунт в социальной сети. Тогда мне уже было всё равно, и я не думал, что сам цепляюсь за какую-то надежду, поэтому написал ему первое сообщение совершенно без каких бы то ни было соображений. Он прислал мне в ответ какую-то смешную картинку, на которую я ответил смеющимся смайликом, совершенно не меняясь при этом лицом на самом деле. Однако, спустя пару дней незнакомец заслужил моё доверие, выдержав неожиданный даже для меня самого прорыв эмоций. Однажды вечером я отправил ему пару строк, а потом писал и писал, перечисляя всё то, что меня пугало или заставляло чувствовать себя подавленным. Проблемы в школе, в семье, в моей голове, неприятие собственного тела, возможного будущего, которое меня пугало… Он принял всё это, и я вполне ожидал, что он ответит мне очередным нравоучением, имеющим целью хорошенько промыть мозги и убедить, что всё это полная чушь и ерунда, а мои страхи и опасения — пустое нытье незрелого морально человека. Но он этого не сделал. Ни в первый раз. Ни в последующие. Каждый раз он с каким-то мазохистским терпением принимал на себя всё то нытье, что я выливал на него, и ни разу не упрекнул меня в слабости или надуманности проблем. Изредка он давал мне советы, которые действительно помогали, но по большей части, я не хотел слышать никаких советов. Я нашел именно того собеседника, в котором нуждался. В котором нуждалась моя больная эгоистичная натура. Поначалу меня поражало, что GoneForever появлялся онлайн, как только я отправлял очередное сообщение. Даже ночью. В любое время. Он отвечал мне спустя не более чем пять минут, и это выглядело почти мистически необъяснимо, но я быстро привык к этому. GoneForever стал такой же неотъемлемой частью моей жизни, как ненавистная ферма за окном моей спальни или необходимость ходить в школу и делать вид, что я всё ещё не до конца сошел с ума. Я думал, что последним человеком, с которым я поговорю на этом свете, станет именно GoneForever, потому что перед непростительно глупым шагом два года назад, я переписывался с ним. Он конечно знал, что в моей голове зреет определенный план побега из этой реальности, но я и сам долгое время не верил, что готов пойти на такой шаг. Но в определенный момент… Я действительно был подавлен тогда. Как никогда раньше. Думаю, я никогда ещё не был так близок к той стороне, как тогда. И знаете… Это не совсем то, что я себе представлял. Только оказавшись на грани, я понял насколько на самом деле страшно больше не-быть-живым. Какой ужас, какая паника рвет жилы, когда ты уже ничего не можешь сделать, но твоё тело, не желающее сдаваться воспаленному сознанию, борется до самого конца. Я самолично опустился в ад, взорвавшийся в моей глупой голове, навсегда сохранившей в себе памятные шрамы после случившегося. На самом деле, конечно, я был не так близок к концу, как тогда думал, но мой ужас от этого был не менее невыносимым. И он закончился, почти толком так и не начавшись. Мама тогда приехала домой намного раньше обычного.***
Я смотрю на Кайла, и у меня внутри разрастается жгучая ядовитая обида, она заставляет мой затылок онеметь, а мысли остановиться. Что если это Кайл всё это время писал мне под ником GoneForever? Всё то время, когда я открывался ему, будучи уверенным, что нахожусь в полной эмоциональной и информационной безопасности. Какое он имел право залезать мне в мысли, и самому при этом оставаться неузнаваемым? Я чувствую себя… Чувствую себя… Изнасилованным. Так, словно против моей воли кто-то проник в то место, которое мне бы не хотелось показывать никому. С трудом сгладываю, когда Кайл хмурится и эмоционально и быстро набирает очередное сообщение. Он явно отправляет не первую страницу, но мой телефон при этом молчит. Я даже перепроверяю его, чтобы убедиться в этом. Так же внезапно, как паника и обида охватили меня, они отпускают, но только для того, чтобы смениться на въедливую подозрительность. Теперь я перевожу взгляд с одного одноклассника на другого и понимаю, что сейчас в телефонах сидят трое из них: Кайл, Венди и Кенни. И если Кенни ухмыляется, когда смахивает украдкой что-то с дисплея, Венди так же нахмурена и сосредоточена, как и Кайл. Клянусь, я почти слышу, как она пыхтит от злости, когда её пальцы летают поверх телефона, настрачивая явно очень эмоциональное сообщение. И Кайл, и Венди всегда были прилежными, аккуратными учениками, и такое поведение на уроке для них более чем необычно. И именно поэтому у них не хватает сноровки и достаточного опыта, чтобы не спалиться перед учителем в итоге. Кенни роняет свой телефон в карман как раз перед тем, как зоркий взгляд учителя химии проскальзывает поверх его головы, а вот ни Кайл, ни Венди не успевают среагировать вовремя. — Брофловски! Тестабургер! Убрать телефоны! — обычно монотонный голос учителя повышается настолько, что я слышу дребезжащие нотки. — Не ожидал от вас такого! — он смотрит то на одного, то на другого, и очки на его носу сползают по переносице вниз. Кайл и Венди обмениваются злыми взглядами через весь класс. Они явно имеют что-то друг против друга, и сейчас их конфликт становится мне ещё более очевидным. — Извините, — очень тихо говорит Венди, пряча телефон в сумочку, висящую на стуле. — Больше этого не повторится. В отличие от неё Кайл молчит. Он убирает телефон в карман, но при этом не произносит ни слова, сохраняя какое-то особое достоинство. Картман, сидящий справа от него, громко хрюкает, пытаясь удержаться и не засмеяться в голос. Он зажимает себе рот рукой и закатывает глаза. Вид накосячившего Кайла его веселит. Учитель одаривает и его многозначительным взглядом. Очень быстро в классе воцаряется такая тишина, что мне слышно, как гудят лампы на потолке. — Может Вы, мистер Брофловски, или Вы, мисс Тестабургер, просто настолько хотите выйти к доске и решить задачу, что уже не знаете, как ещё привлечь моё внимание? В классе всё так же тихо. — Отлично, — учитель отворачивается к доске, и я слышу, как несколько человек, в том числе впечатлительный Баттерс, вздыхают с каким-то облегчением. — Кто пойдет первым? — Я! — одновременно вскидывают руки Венди и Кайл. Учитель застывает в замешательстве, он не знает как реагировать, потому что обычно провинившиеся ученики избегают вызова к доске любыми способами. В конце концов ему ничего не остается, как поделить доску на две части и дать Кайлу и Венди по маркеру. Стоит ли говорить, что оба справились со своими заданиями на отлично.***
После урока я специально не тороплюсь уходить из класса. Мне всё ещё неприятно думать о том, что Кайл мог оказаться GoneForever, но теперь я и сам не уверен в этом. Я начинаю сомневаться практически во всем, что меня окружает. Кроме того, я всё ещё обескуражен теми мыслями, что пришли мне в голову по поводу возможных неожиданных чувств к Кайлу. И всё же… Я смотрю, как Кайл откидывает капризным движением волосы с лица и о чем-то недовольно спорит с Картманом, который не может скрыть своего самодовольства. Кенни и Баттерс кажется избегают вмешиваться в их разговор, но и они тоже не уходят из кабинета, пусть и держатся чуть в стороне. Невозможно понять, о чем спорят Эрик и Кайл, но до меня доходят обрывки разговора. — Только попробуй, — взвинчено угрожает Брофловски, наседая на более низкого, но значительно более полного Эрика. — Я с тобой честно расплатился, и мы не будем пересматривать никакие условия нашей договоренности. — Кайл, Кайл, — примирительно разводит в стороны руки Картман. — Тебе нужно умерить на минутку свою еврейскую кровь и перестать думать только о жадности… Прости, о твоей природной экономности. Да, мы заключили сделку и даже выполнили часть договоренностей… — Мы выполнили все договоренности! — перебивает его Кайл. Я вздрагиваю, когда он оборачивается на мгновение в мою сторону и тут же вновь обращает полный гнева взгляд на Эрика. Но при этом он делает неосознанное движение — словно пытается загородить собой меня от него. Или же Эрика от меня? — Ты же не хочешь, чтобы я врезал тебе прямо тут, Картман? — спрашивает он. — Ты же видишь, что мне уже всё равно. — Кайл, — Картман кажется теряет терпение, но его голос всё ещё так же сладок. — Обстоятельства меняются, я теперь обладаю преимуществом. Ведь у меня есть козырь, о котором ты не подумал, когда обратился ко мне, — он очень неприятно улыбается. — И теперь я могу диктовать свои условия. Ты же не хочешь, чтобы я сболтнул лишнего? Подумай. Может, всё-таки ты захочешь заплатить мне? Тем более, что мне пришлось изрядно потратиться сверх бюджета. В отличие от тебя, я не грешу излишней жадностью, — он похлопал Кайла по плечу и подобрал с пола свой рюкзак. — До встречи, дружище! Картман направляется к выходу, и Баттерс, как послушная собачка, семенит за ним следом. Кенни останавливается в нерешительности, смотрит на Кайла, на меня, затем снова на Кайла. Что-то в лице Кайла, который так и стоит спиной ко мне, помогает Кенни решиться, и он уходит вслед за остальными. — Что-то случилось? — осторожно спрашиваю я у Кайла, меня не покидает чувство, что я пытаюсь заговорить с чужаком. — С чего ты взял? — цедит сквозь зубы он, так и не обернувшись ко мне. Я не знаю, как реагировать, а Кайл просто опускает голову. Это секундный жест, но я понимаю, что что-то действительно происходит. Я чувствую обиду. Обиду от того, что все скрывают от меня что-то, не считаясь со мной как с личностью. — Мне жаль, что я не тот человек, с которым ты можешь это обсудить, — холодно говорю я. — Но я, к сожалению, ничего не могу поделать. Что во мне просыпается? Какая-то гордость? Когда я пытаюсь пройти мимо, Кайл ловит меня за запястье, и сжимает его настолько сильно, что мне становится больно. — Когда я разберусь, я тебе всё расскажу, обещаю, — его зеленые глаза смотрят на меня с такой твердостью, что я не могу возразить и слова. Кайл иногда бывает таким властным. За внешним видом правильного мальчика в светлом пальто и с необычными рыжими кудряшками скрывается настолько сильная личность… И не могу сказать, что мне это не нравится, потому что я млею, когда он смотрит на меня вот так. Так, словно у него есть ответы на все вопросы, и для него нет ничего невозможного. При том, что я так часто чувствую себя неуверенно, это не может не произвести на меня впечатление.***
До конца дня Кайл ведет себя странно. Он будто старается изолировать меня от Картмана, не давая нам пересекаться. Он таскает меня за собой, и я бы даже обрадовался таким изменениям в его поведении, если бы это все не выглядело так странно. Кайл всегда был для меня загадкой. Со стороны может показаться, что всё в его жизни настолько правильно и беспроблемно, что он просто не может не сохранять оптимистичный настрой. Но насколько я помнил, это не всегда было правдой. Такие люди, как Кайл, просто не могут допустить, чтобы об их проблемах узнал кто-то посторонний, искренне считая, что мир можно сделать лучше, если скрывать в себе всё то плохое, с чем приходится сталкиваться. И очень долгое время я воспринимал его поведение как должное. Но теперь, когда между нами разверзлась пропасть величиной в четыре года, которую мы оба пытались хоть как-то залатать, как мне хочется верить, я не могу позволить себе не замечать странностей в его поведении. Я проверяю телефон на следующем уроке и читаю ответ от своего таинственного собеседника. «Ох, чувак. Это серьезно. Но не думаю, что это так уж страшно, как ты сейчас себе представляешь.» Это необычно сухо для него. Но писать что-либо ещё мне не хочется. Я не уверен в последнем человеке, которому доверял. Последними сдвоенными уроками у нас стоит физкультура, и обычно я стараюсь свалить с неё, но не в этот раз. Отчасти потому что мне хочется побольше провести времени с Кайлом, отчасти от того, что мне интересно, что же будет дальше. В раздевалке я ловлю себя на том, что смотрю на Кайла. Я вообще теперь слишком часто на него смотрю и начинаю замечать то, что раньше не замечал. И дело не только в том, что теперь я с большим интересом присматриваюсь к его телу, как тогда в студии отца, когда я заметил, как футболка Кайла облегает его напряженное тело. Теперь я вижу, что его что-то волнует, и он не всегда может полностью сосредоточиться на том, что происходит вокруг. Кайл переодевается, отвернувшись от меня, и я могу рассмотреть его спину, как напрягаются и расслабляются мышцы под очень светлой, почти молочной кожей. На его плечах, несмотря на то, что его волосы огненно рыжие, совсем нет веснушек. Его тело кажется нереальным, неправильным для этого мира, слишком идеальным, чтобы существовать на самом деле. Мне хочется протянуть руку и коснуться нежного пушка рыжих волос, спускающихся к основанию шеи. Я полностью сосредоточен на этом крохотном участке тела Кайла. Как бы он отреагировал, если бы я сейчас прикоснулся к нему? То, что мы в раздевалке не одни, как-то начисто забывается мною. — С тобой всё в порядке? — спрашивает Брофловски, оборачиваясь, и я вздрагиваю. Оказывается, я стою как идиот и смотрю на Кайла уже какое-то время. И это выглядит странно, признаю. Судорожно вздыхаю и натягиваю футболку через голову. Практически сразу приседаю, чтобы завязать шнурки на кроссовках. Мои щеки горят, и я стараюсь больше не смотреть на Кайла, но когда поднимаюсь, замечаю, что он теперь также неотрывно смотрит на меня, как и я на него до этого. — Ты странный, — задумчиво говорит он. У Кайла очень светлая кожа, даже светлее, чем у Венди… Боже, Венди! Меня озаряет мысль о ней, и я вспоминаю то, как она меня поцеловала. Эта немного приводит меня в чувства. Как я могу думать о Кайле так же, как и о Венди? — Всё в порядке, — пожимаю я плечами. Но прежде чем мы выходим вслед за всеми, Кайл останавливает меня. Он еле касается оголенной кожи на моем предплечье, и мне этого достаточно, чтобы замереть на месте. Кровь замедляется в моих венах, а мир резко сокращается до одного его лица… — Ты такой лохматый, — улыбается Кайл и поправляет мне волосы парой невесомых движений пальцами. Моё сердце замирает с этими движениями, а образ Венди отступает на второй план, ко всему остальному миру, что остался сейчас в стороне. Раньше никому не было дела до того, каким лохматым я обычно хожу. Это так… странно.***
Будучи не самым спортивным парнем, я стараюсь избегать длительных пробежек, которые так любит наш тренер. Меня хватает ровно на два круга по спортивному залу, прежде чем я складываюсь пополам, пытаясь унять резь в боку и восстановить дыхание. — Не останавливаться! — кричит тренер Корвин, одаривая меня гневным взглядом. — Марш! Ты и так половину занятий где-то прячешься! Может тебе стоило бы меньше курить, а больше заботиться о своем физическом состоянии, тогда ты смог бы пробежать хотя бы пару кругов, а не развалиться тут как телка! Я поднимаю вверх руку в знак того, что мне нужно время. Мне хотелось бы возразить, что я не курю, но у меня хватает сил только чтобы поднять вверх руку. Делаю глубокий вдох и понимаю, что дощатый пол под ногами начинает крутиться перед моими глазами. Блядь. Оказывается, мне нужно чуть больше времени продышаться, чем я рассчитывал. — Его сейчас стошнит, — деловито говорит кто-то совсем рядом. Поднимаю слезящиеся глаза и узнаю в долговязой фигуре в белой футболке и темно-синих шортах Крэйга Такера с его фирменным безразличным выражением лица. Не успеваю толком удивиться, как он хватает меня за локоть, особо не церемонясь. — Я выведу его на улицу на пару минут, — гнусаво заявляет Крэйг, утягивая меня в сторону. Он даже не дожидается того, что ответит ему тренер. Поспевать за Крэйгом почти так же сложно, как и наматывать круги по залу, но у меня нет выбора. Такер толкает серую металлическую дверь на задний двор и выталкивает меня на улицу. Территория за спортивным залом огорожена невысоким забором и захламлена деревянными ящиками со старыми строительными материалами и списанным спортивным инвентарем. Я почему-то вспоминаю, как в младшей школе мы однажды спалили спортивный зал. Под навесом не так холодно и почти нет снега, но мы в одних футболках и шортах, и я почти сразу начинаю дрожать. Легкие обжигает морозный воздух, а кожа покрывается мурашками. В отличие от меня, Крэйг совсем не страдает от холода. Но по его лицу итак обычно сложно понять, о чем он думает. Он удивляет меня, когда извлекает из кармана смятую пачку сигарет и зажигалку. — Хочешь? — безразлично спрашивает он, и я пытаюсь хоть что-то разглядеть в его желто-зеленых, лисьих глазах. Сейчас, когда мы стоим вот так среди мусора и забытых вещей, одетые практически одинаково, мы наверное очень похожи друг на друга. У Крэйга такие же темные, почти иссиня-черные прямые волосы, как и у меня, подстриженные под самую обычную стандартную прическу. — Я редко курю, — отвечаю я, пугаясь собственного голоса в окружающей практически по-зимнему мистической тишине. Вид протянутой в мою сторону сигареты заставляет меня вспомнить про Пита Тельмана. Я понимаю, что уже давно не видел его в школе. — Как хочешь, — пожимает плечами Такер, раскуриваясь. — Круто, что ты там так вовремя расщеперился, — ухмыляется он, немного отойдя от меня и присев на перила. — Я думал, что умру, если пробегу ещё хоть один круг. Мне хочется сказать, что слова тренера о курении больше подошли бы ему, а не мне, но молчу. Вместо этого на языке у меня вертится другой вопрос. Даже несколько, но задать я хочу пока только один. — М, Крэйг, — я не уверен, что он вообще захочет говорить со мной, но что-то заставляет меня произнести следующие слова. — Что происходит между тобой и Рэд? — я понимаю, что звучит это грубо, и тут же пытаюсь оправдать свой вопрос. — Просто я не первый раз вижу, как она на тебя нападает, а ты обычно за словом в карман не полезешь, но ей при этом не отвечаешь и… Крэйг морщится и смотрит на меня так, будто увидел какое-то больное животное. — Не надо, Марш, не тараторь, — он стряхивает пепел за перила и чуть наклоняет голову, раздумывая. — Только не говори, что думаешь, что между мной и Рэд что-то было. Она моя кузина, а родственные браки у нас больше не поощряются, — он смотрит на моё серьезное лицо и неожиданно начинает глухо смеяться. — Я шучу, если что. У меня есть Твик, а Рэд и правда моя сестра. Одна из множества рыжих ведьм, что меня окружают, — добавляет он чуть слышно. Я неосознанно провожу ногтями по своим предплечьям, чтобы немного согреться. Крэйг смотрит на меня всё с тем же интересом, с каким мог бы смотреть на потешного котенка или собачку. — Я никому не скажу, — обещаю я, хотя Крэйг итак знает, что мне некому что-либо рассказывать про него. — Да мне плевать, — Такер улыбается одним уголком губ. — Моя сестра — невыносимая стерва, которая решила отравить мне жизнь только потому, что я не хочу ей зла, — мне кажется, или он правда выглядит обиженным? — Пару недель назад она просила меня прикрыть её, чтобы ей удалось уехать на выходные в Нижний город. К её большой любви, — произносит он с издевкой. — Но правда в том, что такая большая любовь у неё случается раза два в месяц. И на этот раз это не просто миленький мальчик из параллельного класса, а какой-то неизвестный мне пацан, возомнивший себя музыкантом. Они со своей вшивой группой выступают в баре «Сонный паралич», а это совсем не то место, где стоит появляться пятнадцатилетней девушке. Мне трудно понять ситуацию в целом, и Такер видит это по моему растерянному выражению лица. — В общем, я отказался говорить её родителям, что она проведёт выходные у подруги, ну и сам отказался ехать в этот долбанный Нижний город, где можно найти только одни неприятности. И тогда Рэд объявила мне войну, а она бывает очень мстительной. Поначалу она просто доставала меня своими придирками, но вчера она заявила, что намерена рассорить нас с Твиком. Я знаю Нижний город, потому что несколько раз бывал там. У Кенни в гостях. И сейчас я полностью согласен с Такером — в Нижнем городе можно выжить, только если ты там изначально родился. Мне кажется, что Крэйг как-то зло улыбается своим мыслям, но на самом деле это истинные эмоции пробиваются наружу. Он расстроен, понимаю я. Непрошибаемый, самоуверенный, вечно всех посылающий Крэйг Такер расстроен. — Ты такой тупой, Марш, — вообще-то, можно было бы обойтись и без оскорблений. — Но чем-то ты мне напоминаешь Твика, а злиться на него просто невозможно. Ты же понимаешь, что я итак уже достаточно расстроил свою семью тем… Тем, что я не такой, каким они хотели бы меня видеть. И если я сейчас допущу, что Рэд будет совершать глупость за глупостью… Ну, блядь, — он роняет дотлевшую сигарету за перила. Крэйг замолкает на пару секунд, сосредоточенно всматриваясь в темноту за лестницей, чтобы убедиться, что окурок действительно потух и не станет причиной неумышленного поджога. Я рассеянно пытаюсь переварить информацию, которой со мной поделился Такер, но у меня всё ещё есть ещё один вопрос. — Крэйг, — неуверенно зову его я, и он немного раздраженно оборачивается. — А как ты понял, что ты, как ты сказал, не такой? Ну… Ты понял. — О боже, Марш, — закатывает глаза Такер, снова усаживаясь на перила и складывая руки на груди. — Я думал, что ты немного умнее. Ты хочешь спросить, как я узнал, что я гей? У меня не было выбора. Ты либо признаешь это, либо нет. Но невозможно просто так взять и в один прекрасный день узнать, что ты гей. — Но… — Что тебе нужно, Марш? — Крэйг не дает мне продолжать распинаться. — Говори напрямую, потому что нам уже пора, пока тренер нас за яйца обратно не притащил. Кажется, земля уходит у меня из-под ног, когда я понимаю, что либо сейчас спрошу кое-что у Такера, либо уже никогда не смогу этого сделать, так как более удобного случая не предвидится. — Только не думай обо мне плохо… — Хуже, чем сейчас я о тебе думать не буду, честно, — скалится он. Делаю глубокий вдох и сцепляю пальцы перед собой. Можно подумать, что я собираюсь затянуть церковную песню. — Мне кажется, что я… Как можно проверить, не гей ли я? Потому что… Такер снова морщится, внимательно рассматривая меня. Уже начинаю жалеть, что озвучил такой рискованный вопрос. — Не надо мне ничего объяснять. Чем меньше знаешь, тем меньше проблем, — наконец говорит он. — Тем более, что твой вопрос меня обижает, — не могу понять, говорит он серьезно или нет, потому что в лице он так и не меняется. — Но я могу тебе помочь. Наверное. Можешь меня поцеловать и понять, нравятся тебе парни или нет. Не знаю, чего во мне больше: крайнего смущения или желания искренне и весело рассмеяться. Это последнее, о чем я мог подумать. — А Твик? — спрашиваю я. — Не, Твик с тобой целоваться не согласится, — Крэйг говорит это таким серьезным тоном, что я сам не замечаю, как меня пробирает нервный смех. Мне хочется свеситься с перил и проораться. Зато теперь мне совсем не холодно. — Я рад, что ты уже не такой унылый. Когда я поднимаю глаза на Такера, он улыбается, и очень непривычно видеть его таким. Я замираю, когда Крэйг подается вперед и касается моей головы ладонью. Его пальцы зарываются в мои волосы и ерошат их, и я вспоминаю, как до этого Кайл приводил их в порядок. Ничего не могу поделать с собой и прикрываю глаза, наверное это моё слабое место.