When you looked into my eyes for the first time I felt like a deer in the headlights In a moment all the things that have comprised Every accomplishment and benchmark in my life All fell flat, all came short The bar is so much higher than it was before And I don't know if I am capable Of the love that I know that you'll be aching for (Когда ты впервые посмотрел мне в глаза Я чувствовал себя оленем в свете фар В одно мгновение все то, что составляло Каждое достижение и ориентир в моей жизни Все провалилось, все потерпело неудачу Планка стала намного выше, чем была раньше И я не знаю, способен ли я на это На любовь, без которой, я знаю, ты будешь тосковать) «(Not) Enough» — Fight The Fade
Эмоции, о существовании которых я когда-то умудрился позабыть, накрывают меня, подобно неуправляемой разрушительной лавине. Они перемалывают меня изнутри, давят на стенки выдавленной в моем сердце колеи и разрушают её. Я больше не знаю, что я на самом деле чувствую и хочу. Я разрушен. Я сломлен. Я сломан. Я сломан одним единственным поцелуем с человеком, с которым не разговаривал почти четыре года. С человеком, который на протяжение долгих лет был моим другом. С человеком, который видел, как я расту, как я встречаюсь с девушкой, как разрушаю её любовь к себе, а потом и собственную жизнь. Не знаю, как я переживу эту ночь, но я больше не могу терпеть эту зудящую боль, кажется сконцентрированную у меня глубоко в голове. Я всё время думаю о нем. Но имею ли я на это право? Потому что стоит мне только закрыть глаза, как я вновь вижу перед собой его испуганный взгляд. И теперь я вижу в нем не только страх или смущение, но и… брезгливость? Темнота давит на меня. Она недостаточно темная, чтобы я мог чувствовать себя в безопасности. И я давлю пальцами себе на глаза, чтобы перестать видеть смутные очертания спальни, которая ассоциируется у меня исключительно с бессонными ночами и невеселыми мыслями. Сколько раз самовольно заточенный в этих стенах я занимался тем, что ненавидел себя и весь мир, жалел себя, а затем снова издевался над собой. Мне хочется спрятаться ото всех… Но больше всего — от себя. Но от себя невозможно спрятаться. И мне хочется плакать. Начиная с того момента, когда я нашел в себе силы и смог встать с того несчастного стола в подсобной комнате, а потом и покинуть школу, я пытаюсь собрать себя по кусочкам. Та грань, что отделала ещё меня от всего того, что «я хочу», и оставляла на стороне «так надо», разрушилась, стоило только губам Кайла встретиться с моими. Казалось бы, логично было бы быть уверенным, что наши чувства взаимны, и обрадоваться, но я не мог забыть реакцию Кайла на то, что между нами случилось… На то, что сделал он сам. Может это я во всем виноват? Я как-то не так себя вел, и теперь Кайл ненавидит меня? Он всё ещё остается для меня загадкой. Когда я смотрю в его серо-зеленые холодные глаза, я вижу только идеальный фасад, но я чувствую, что где-то там скрыто нечто такое, что Кайл не хочет мне показывать… Не хочет показывать никому. И я не могу его винить. Не в силах больше лежать без сна и мучиться собственными нездоровыми мыслями, я тянусь за телефоном на прикроватной тумбочке. Бездумно и бесцельно прокручиваю ленту новостей, пролистывая фотографии и посты людей, что успешней меня, умнее меня, лучше меня… На часах только около часа ночи, а значит мне придется ещё долго терпеть собственное общество. Я уже готов сдаться и выпить злосчастное успокоительное, и даже достал пузырек с ярко-розовыми таблетками, что должны были принести мне долгожданный отдых от самого себя, когда телефон, дисплей которого я уже успел погасить, неожиданно вибрирует на прикроватной тумбочке. Не думаю, что это что-то важное до последнего момента. Мне кажется, это просто реклама или очередное уведомление о предстоящем дне рождения у кого-то из контактов. Но это не так. Это сообщение. От Кайла. Несколько секунд, а может даже и минут я смотрю на значок уведомления и не смею делать ничего более. Мне всё ещё кажется, что это нереально. Или же просто неправильно. Тягучее гнетущее чувство неуверенности настолько облепило меня, что не желает отпускать так просто. Но у меня ведь нет выбора? Я должен прочитать его. Должен узнать, что Кайл меня ненавидит. «Привет. Ты как? Почему ты не спишь?» Ох, пока ничего страшного. Однако же нехорошее предчувствие меня не покидает.«Привет! Я часто не сплю по ночам. Всё нормально. А почему ты не спишь? Что-то случилось?»
Да, случилось, идиот. Случился ты. Сообщение прочитано, но собеседник мучительно долго не решается приступить к ответу. Мне уже показалось, что Кайл просто снова уснул, когда вверху экрана отобразилось, что он набирает сообщение. Проходит минута, затем ещё две. Но новых сообщений так и не приходит. Кажется, Кайл набирает текст и тут же его удаляет. И я его очень хорошо понимаю… Мне хочется, чтобы этот разговор всё же состоялся, поэтому сам пишу ему:«Кай, я сделал что-то не так?»
Я не называл его так, кажется, уже целую вечность. «Нет, Стэн! Прекрати всё воспринимать на свой счет!» Это уже что-то. Наверное, я его разозлил, потому что он продолжает: «Я не должен был этого делать. Понимаешь? И ты всё равно ищешь проблему в себе?» Решаю поиграть в дурачка.«Что ты не должен был делать?»
«Ты смеешься?»«Нет, я серьезно. Что такого случилось?»
«То, что я тебя ПОЦЕЛОВАЛ, для тебя ничего не значит?!»«Мне просто не кажется, что на это стоит реагировать так негативно. Тебе было неприятно?»
«Опять за своё? Что за чушь ты несешь?»«Кай»
«Нет»«Кай»
«Стэн»«Кай»
«Стэн» Мы опускаемся до переписки уровня третьего класса, когда дурачились перед сном, а все темы для разговоров уже исчерпали себя. Только вот сейчас эти самые темы для разговоров так и не были озвучены. «Прости меня, Стэн. Я просто не должен был этого делать» Кайл нарушает правила нашей игры, но я даже рад этому.«Потому что ты не хотел этого?»
«Потому что это неправильно» И я не могу ему на это что-либо возразить, потому что мучаюсь абсолютно теми же самыми мыслями.«Хочешь об этом поговорить?»
«Ты не злишься?»«Нет, черт возьми. Это ты смотрел на меня, как на слизняка, прежде чем удрать»
«Ты злишься»«Нет. Так ты хочешь поговорить об этом?»
Белесые полосы лунного света, пробивающиеся через щели между шторами, пересекающимися абстрактными полосами ложатся на потолок над моей кроватью. Мне всё ещё кажется, что этот дом и эта спальня на самом деле не мои — не смог привыкнуть за столько лет. Но на самом деле, я чувствую себя чужаком где бы ни оказался. «Да, хочу» Неожиданно чувствую облегчение, когда приходит ответ Кайла, и сам не замечаю, как мои пальцы набирают следующее сообщение:«Утром у твоего шкафчика?»
«Нет. Я не хочу говорить об этом у всех на виду. После уроков пойдешь ко мне домой?» Сердце предательски ускоряется, когда до меня доходит смысл этих слов. Какая-то часть разума, что у меня ещё осталась, настойчиво пытается убедить меня, что Кайл точно не злится на меня, если хочет видеть у себя дома. О том, о чем он хочет поговорить со мной, я стараюсь пока не думать.«Хорошо»
«Отлично» Всё ещё не могу успокоиться, и мне отчаянно хочется зацепиться за Кайла, но я понимаю, что наш неожиданный ночной разговор подошел к логическому завершению.«Кай»
Я не уверен, что он уже не отложил телефон, и вздрагиваю, когда он моментально отвечает: «Да» Мне хочется написать «ты мне нужен» или более отчаянное «помоги мне», но я никогда этого не напишу.«Спокойной ночи»
И опять же, мне хотелось бы, чтобы Кайл ответил «я люблю тебя» или хотя бы «я всегда буду с тобой», но он отвечает мне только: «Спокойной ночи, чувак»***
— Ты хоть представляешь лицо этого придурка? — Картман неприятно смеется, когда рассказывает об утреннем инциденте в кабинете биологии. Если быть точнее, о том, как он вывел из себя учительницу-практикантку и сорвал урок. Он мнит себя героем, хоть ему и пришлось выслушать лекцию от заместителя директора. Иногда я думаю, зачем на самом деле Эрик так себя ведет. Какие цели преследует, когда старается вывести людей из себя. И чем руководствуется, когда выбирает себе «очередную жертву». Потому что он не всегда ведет себя как засранец. И далеко не со всеми. По крайней мере, не припомню, чтобы он донимал меня по-серьезному когда-либо. Даже тогда, когда надо мной не издевался только ленивый. Кажется, он выбирает исключительно тех, кто способен ярко и непредсказуемо отреагировать. Например, Кайла, с которым у них сложились весьма странные отношения с самого детского сада. Они могут неделями не разговаривать друг с другом, дуясь после очередного скандала, но при этом без вопросов готовы прийти друг другу на помощь. Краткие промежутки перемирия впрочем неизменно завершаются очередной стычкой. Как Эрик понимает, что пора вывести из себя Кайла? Я не знаю. Наверное, Эрику подсказывает это его собственное чувство скуки. Кайл всё так же старается отгородить меня от тесного контакта с Картманом, и со стороны, я уверен, это должно выглядеть довольно забавно, ведь даже сейчас, когда мы собрались за одним столом в школьном кафетерии, совсем как раньше — я, Кайл, Эрик, Кенни и Баттерс — он садится между мной и Эриком и находится буквально на взводе всё то время, что остальные наслаждаются долгожданным перерывом. Кайл сегодня молчалив… И дело не только в том, что он за что-то злится на Эрика. Он старается со мной не разговаривать, и я знаю почему, понимаю его. Он хочет сохранить силы и слова до того момента, когда мы сможем поговорить наедине. Хотя мне было бы спокойнее, если бы мы просто переговорили… да хоть прямо здесь и сейчас. — Заткнись, Картман, — Брофловски выглядит так, словно вот-вот взорвется, и я чувствую это буквально своим бедром, которым соприкасаюсь с ним. Эрик должен чувствовать то же самое, только с противоположной стороны. — Ты вел себя как последний кусок дерьма и гордишься этим? Эрик смотрит в порозовевшее лицо Кайла со смесью нездорового обожания и восхищения степенью его взвинченности. — Конечно, я горжусь собой, потому что я гениальный манипулятор, а ты просто мне завидуешь, — Картман говорит это настолько наигранно, что даже мне становится тошно. Баттерс единственный, кто воспринимает специфические взаимоотношения Эрика и Кайла всерьез, поэтому с тревогой переводит взгляд то на одного, то на другого, инстинктивно прикрываясь стаканчиком с теплым какао, который он зажимает руками перед собой. — Не надо, Эрик, — просит он. — Не надо доводить Кайла, он сегодня какой-то злой. — Он всегда злой, — усмехается Картман, но всё же успокаивается, теряя интерес к своему рыжему соседу. Может ему просто не интересно доводить до срыва и без того готового взорваться человека? Кайл предпочитает промолчать, а мы с Кенни обмениваемся понимающими взглядами. Напротив нас на соседнем столике расположились Крэйг и его «свита» — ближайшие друзья, или всё же единственные друзья, что у него есть. Этот парень всегда казался мне немного необъяснимо пугающим, ведь он почти никогда не показывает своих настоящих чувств и производит стойкое впечатление полного пофигиста. Однако те случаи, когда мне всё же приходилось контактировать с ним, показали мне, что на самом деле он не такой уж и безэмоциональный. Например, его трудно вывести из себя, но если уж это сделать, успокоить его будет на самом деле трудно. Кроме того, этот «крутой парень» до слезливого обожания любит животных, особенно маленьких нелепых морских свинок, и с трогательной заботой ухаживает за нервным встрепанным Твиком Твиком так, словно тот выглядит в его глазах неким принцем, не меньше. Твика, к слову, сейчас рядом с Такером нет, что довольно странно. Должно быть он сегодня просто не пришел в школу… Клайд, Толкин, Джимми и Крэйг, до этого что-то тихо обсуждавшие, неожиданно всполошились и загоготали. Наверное, Джимми в очередной раз пошутил, или же Клайд сморозил какую-то глупость. Мне неприятны резкие звуки, шум в помещении, а также скопление множества людей заставляют меня чувствовать себя неуверенно, даже подавленно. Но теплое бедро Кайла, сидящего рядом, оказывает на меня настолько сильнее успокаивающее влияние, что я почти ничего не замечаю. Всё ещё дико странно сидеть со своими когда-то бывшими, а теперь снова настоящими друзьями за одним столом. Я не совсем понимаю темы, которые они обсуждают, и все эти шуточки, которые пробегают между устоявшейся компанией, мне всё ещё недоступны. Но я стараюсь. И я вижу, что они тоже стараются. Баттерс, например, всё время переспрашивает моё мнение по любому поводу. Когда я смотрю на Кайла, мне становится почти физически больно. Он одновременно обжигающе близок и недосягаемо далек. Если я смотрю на Эрика, Кенни или Баттерса, то вижу все их эмоции и мысли на мой счет. Но если я смотрю на Кайла, то не понимаю совершеннейшим образом ничего. Он охотно пошел ко мне навстречу, когда я попросил у него прощения, но при этом ведет себя очень странно. И самое обидное, что мне даже не с чем сравнить, чтобы точно сказать, что он какой-то не такой — я не общался с ним довольно долго. И все эти чувства, что я испытываю по отношению к нему… Боже, нет, не так. Всё то, что во мне зарождается и обмирает, когда я вспоминаю его дыхание на своем лице, заставляет меня мелко трястись и неистово потеть. На мгновение я забываю, где нахожусь, и коротко застонав, обхватываю голову руками, а затем распластываюсь на столе, пряча лицо в ладонях. Я слишком мало сплю. Слишком много думаю. Петляю в своей голове. Кайл. Чья-то теплая ладонь опускается на мою спину и неуверенно поглаживает меня между лопаток. Я вздрагиваю, моментально вернувшись в реальность. — Всё хорошо? — неприятно взвизгивает в своей обычной манере Стотч, все остальные за столом молча смотрят на меня. И кажется не только за этим столом. Внезапно вокруг меня стало пугающе тихо. Кайл не спешит убирать ладонь с моей спины. Конечно же это был Кайл, как я сразу не додумался. Но именно сейчас мне крайне неприятно, что он дотрагивается до меня… при всех. Словно я какой-то больной или слабый. Кровь отливает от моего лица, а руки заметно холодеют. Но в следующий момент происходит нечто ещё более странное, и вокруг все отворачиваются от меня, я испытываю облегчение с каждым отведенным от меня взглядом. Мне требуется пара секунд, чтобы окончательно прийти в себя и поднять голову, чтобы посмотреть туда, куда все уставились. Не так уж в кафетерии и тихо, как мне показалось сначала. Я различаю приглушенный гомон почти сотни голосов и резкие выкрики-замечания, когда через всё помещение сквозь толпу и нагромождение столиков к нам проталкивается взъерошенный и дерганный Твик Твик, выглядящий даже ещё более неопрятно, чем обычно. Зеленая рубашка на нем не то, что неправильно застегнута, она держится на трех пуговицах, только наполовину заправленная в темно-синие джинсы, его лицо какого-то нездорового, почти белого цвета, а голубые глаза блестят как-то ошалело. — Детка? — Крэйг пытается встать, когда замечает своего парня, но тот подлетает к нему и не дает этого сделать. — Что случилось? На обманчиво безэмоциональном лице Крэйга расцветает неподдельное беспокойство, пока взвинченный подрагивающий блондин возвышается над ним, не в силах собраться и выразить то, с чем он к нему так спешил. Все вокруг замирают, ожидая вместе с Такером то, что наконец скажет Твик, и воцаряется действительно звенящая тишина — это лампы дневного света под потолком гудят, чего в принципе невозможно услышать в обычный день. — Крэйг! Я… Ты! Ангх! — Твик Твик переминается с ноги на ногу, его взгляд мечется, а руки подрагивают, не зная за что ухватиться, он выглядит таким хрупким и опасным одновременно. — Я всё знаю, Крэйг! — хрипло выкрикивает он. Брови Такера взлетают вверх, а рот беззвучно приоткрывается, но Твик не дает ему даже слова сказать, резко подаваясь вперед и хватая со стола стаканчик с кофе, стоящий перед Блэком. По кафетерию проходится удивленный вздох, когда Твик молча переворачивает стаканчик над продолжающим сидеть в оцепенении Крэйгом. Кофе разливается по его черным волосам и стекает ему на лицо и на плечи, неохотно впитываясь в ткань синей толстовки. — Ахуеть! — с каким-то благоговением выдыхает Картман, поворачиваясь к Кайлу. Он будто говорит ему: «Смотри, есть люди и погорячее тебя». Твик коротко вскрикивает, когда понимает, что натворил и отступает на шаг назад, натыкаясь спиной на чей-то стул. Крэйг выглядит… Оглушенным. Его лицо кажется просто каменным, но по тому, как мелко трясутся его руки, прежде чем он сжимает их в кулаки, можно понять, что он вот-вот взорвется. Не думаю, что можно так унизить Крэйга Такера перед всей школой и остаться безнаказанным. Любому другому парню он бы уже давно разбил лицо, но это был Твик, и никто не мог сказать, что будет дальше. Клайд опомнился первым, в своей простоватой манере вцепившись в плечо другу и широко улыбаясь. — Ну что ты, дружище, успокойся, — его глаза широко распахнуты и полны волнения, хоть губы и растягиваются в улыбку. Кайл всё ещё держит руку на моей спине и по мере того, как обстановка за соседним столиком накаляется, она перемещается всё ниже и ниже, пока он в конце концов крепко не обхватывает меня одной рукой поперек поясницы — одновременно с тем, как Крэйг Такер вскакивает, заставив Твика ещё раз испугано вскрикнуть. Донован заслоняет собой Твика, но, как оказалось, напрасно, потому что вопреки всеобщему ожиданию Крэйг устремляется к выходу, всё быстрее и быстрее по мере того, как оказывается всё дальше и дальше от Твика. В какой-то момент он принимается расталкивать людей, попадающихся ему на пути, и тут уже поднимается такой шум, что больше ничего невозможно разобрать. — Какого хрена, Твик? — Клайд, на лице которого обычно не увидеть эмоции сложнее досады, выглядит взвинченным не менее, чем до этого был Твик. — Что это было?! — Да, Твик, что это было? — Картман хлопает обеими ладонями по столу, заставив нервного блондина снова вздрогнуть. — Потому что это было ахуенно! И мечтать не мог, что когда-либо увижу Крэйга Такера с такой мордой! — Завали свой вонючий бак, — ощеривается в нашу сторону Клайд, воодушевленный тем, что рядом с ним теперь Толкин и Джимми. — И вы все! Отвернитесь нахрен! Это вам не цирк, чтобы бесплатно на представление лупиться! Эрик что-то отвечает ему, и несколько человек начинают смеяться, но я уже не слушаю их. Я чувствую, что мне нужно сейчас пойти за Крэйгом. Рука Кайла напрягается на моем теле, когда я пытаюсь встать, и мы оба вздрагиваем. Кажется, для нас обоих оказалось неожиданностью, что он обнимает меня. — Куда… — заикается Кайл. — Куда ты собрался? Его темно-рыжие брови сходятся на переносице, а серо-зеленые глаза могут выражать что угодно, кроме поддержки моей идеи встать и уйти сейчас. — Эрик, не надо! — Баттерс проносится мимо нас, чтобы вцепиться в Картмана, который окончательно перестал чувствовать границы, почуяв чужую слабость. Пару мгновений я раздумываю, и мы всё ещё смотрим с Кайлом друг другу в глаза. — Мне кажется, кто-то должен пойти за Крэйгом, — наконец говорю я, еле шевеля ватным языком. — Ты в своем уме? — вклинивается Кенни. — Хочешь, чтобы он выместил злость на тебе вместо Твика? Кайл всё ещё смотрит мне в глаза, не обращая внимания на Кенни, Баттерса с Картманом, подбежавших Венди и Бебе, да и на всех остальных тоже. Он поджимает губы, словно нехотя соглашаясь со мной и кивает. К выходу мы проталкиваемся уже вместе. Я замечаю красные волосы Рэд в толпе, и у меня складываются определенные нехорошие догадки.***
Конечно, я не знаю наверняка, где может прятаться Крэйг в таком состоянии, но я иду наудачу, примерно прикидывая, куда сам мог бы сбежать в приступе бесконтрольного гнева или психического расстройства. Кайл идет за мной, ничего не говоря. В школьных коридорах после шума кафетерия кажется слишком тихо и малолюдно, но я всё равно не могу успокоиться. Мы заглядываем в туалет на первом этаже и проверяем все углы, где можно спрятаться или уединиться, проходим мимо шкафчиков, выходим на внутренний двор, где пугаем пару курильщиков, и заглядываем под лестницу. Я вспоминаю про неисправный датчик дыма в мужском туалете на втором этаже, и мы всё так же молча поднимаемся наверх. Сперва кажется, что туалет пуст, но я всё равно прохожу дальше, пока не замечаю, что в дальней кабинке кто-то явно курит. Приседаю, чтобы заглянуть в щель между полом и дверцей кабинки и вижу знакомые ботинки. — Крэйг, — неуверенно зову я, надеясь на то, что он меня узнает. — Крэйг, я знаю, что это ты, — повторяю я попытку через некоторое время. — Чего тебе надо, Марш? — зло, но глухо спрашивает Такер. — Поговорить, — я всё еще сижу на корточках, а Кайл держится в стороне, скептически закатывая глаза при виде моего поведения. — Ты же понимаешь, что сейчас не самое подходящее время для твоих гребаных разговоров? — Такер отвешивает пинка по туалетной дверце, и она жалобно скрипит, готовая распрощаться со своими хлипкими петлями. В воздухе стоит этот отвратительный запах бытовой химии. — Ты же знаешь, почему это случилось? — через минуту снова предпринимаю попытку выманить Такера из кабинки. Раздается щелчок и дверь резко распахивается, едва не зарядив мне по голове. От неожиданности я падаю назад и оказываюсь сидящим на полу. Крэйг возвышается надо мной, всё ещё мокрый и злой. — Ты идиот? — сплевывает он в сторону и тушит почти полностью докуренную сигарету о стену, оставляя некрасивую отметину на чистой поверхности. — Или целенаправленно решил меня довести? Тебе нравится, когда тебя мутузят, да? Я смотрю на него снизу вверх и не понимаю, как и что сказать или сделать, чтобы успокоить его. Воздух в помещении теперь кажется слишком густым, и по мере того, как Крэйг то удаляется от меня, то снова приближается, мечется в ограниченном пространстве, мне становится только хуже и хуже. — Крэйг, — прошу я, предпринимая попытку подняться. Мне совсем не хочется драться, это не было моей целью, но если уж ему так будет легче… Такер в последний раз делает шаг в мою сторону и замирает, глядя на меня. Я даже готов к тому, что он меня ударит. И то, что Кайл резко подается вперед, чтобы встать передо мной, говорит о том, что он тоже был полностью в этом уверен. Но Такер этого не делает. За треснувшей маской Крэйга-в-ярости проступает Крэйг-добряк, который слишком растерян и расстроен, чтобы знать, что ему следует делать. На какие-то доли секунды мне кажется, что он готов расплакаться, но он только молча прикладывает основания ладоней к своим глазам и опускается на корточки рядом со мной. Он беззвучно кричит, стараясь выплеснуть негативные эмоции, а затем встает и снова принимается ходить кругами. Теперь уже более спокойный, после этой немой вспышки эмоций. Кайл цепляется в меня сзади и поднимает на ноги, я чувствую, что при всем своем внешнем спокойствии, сам он испытывает не меньше эмоций, чем вышедший из себя Крэйг. Вот только причина плохого настроения Кайла я, а не Твик или Крэйг. — Это же из-за Рэд, да? — спрашиваю я. — Она вчера была с Твиком на репетиции. Крэйг в последний раз делает круг и останавливается. Его лицо приходит в норму, как бы странно это ни звучало. Теперь он кажется совершенно спокойным, словно ничего и не происходило. Он не смотрит на нас с Кайлом, но обращается ко мне: — Я же говорил, что она обещала это сделать, — он улыбается жуткой спокойной улыбкой, и мне становится не по себе, я слишком хорошо знаю, как улыбается человек, близкий к нервному срыву. Мне хочется спросить его, в чем трудности просто поговорить с Рэд и Твиком, но я не успеваю этого сделать, потому что дверь в туалет резко открывается, и к нам врывается ещё и Твик, который выглядит даже более встрепанным, чем в кафетерии. — Детка? — холодно спрашивает Крэйг. — Крэйг, прости! — хрипло говорит Твик, кажется не замечая нас с Кайлом, он подается вперед, и Такер отступает на один шаг назад. — Я не знаю, что на меня нашло. Руки Твика заметно трясутся, как впрочем и нижняя губа, а голубые глаза полны такого раскаяния и так несчастны, что Крэйг больше не сопротивляется, когда он предпринимает очередную попытку приблизиться. Вместо этого Крэйг раскрывает объятья, и Твик с готовностью ныряет в них. Они мирятся тихо и без слов. Кайл грубо хватает меня за плечо и выталкивает в коридор, не давая возразить. Он молчит, но я чувствую, что он чем-то разозлен, и меня не покидает ощущение, что причина его злости — это я.***
К концу учебного дня Кайл немного успокаивается, но моё волнение только растет. Практически вся школа обсуждает произошедшее сегодня в школьном кафетерии, и я замечаю, как горят щеки Твика, когда они с Такером проходят по коридору к выходу. Его взгляд опущен к полу, и он готов провалиться сквозь землю от стыда и того, что ему максимально некомфортно сейчас находится у всех на виду. Мне прекрасно знакомо это состояние, когда ты становишься информационной игрушкой для социума, темой для обсуждений и неприкрытого осуждения. Мне неоднократно приходилось оказываться в подобном положении и точно так же прятать взгляд, стремясь как можно скорее покинуть школу. Но разница между мной тогда и Твиком сейчас всё же была: рядом с ним шел Такер, не убирающий надежной успокаивающей руки с его сгорбленных плеч. Он оказывает ему поддержку и выражает готовность не бросать его даже тогда, когда несдержанность Твика оказалась направлена на него самого. Неосознанно я оборачиваюсь к Кайлу Брофловски, который стоит дальше по коридору рядом со своим шкафчиком. Он уже оделся и ищет в карманах перчатки, не видя меня. Я сравниваю поведение Крэйга и Кайла, хоть это и глупо. Я такой нелепый, такой жалкий, что и не жду ничего хорошего от того, что принесет запланированный сегодня разговор, но всё же какая-то надежда у меня ещё есть. — Стэн! — я вздрагиваю от неожиданности, когда меня окликает знакомый голос. Венди, уже в своем сером пальто в розовую полоску и берете, похожим на розовую сахарную вату, пробирается через толпу ко мне, размахивая желтой замшевой перчаткой, как сигнальным маячком. — Стэн, подожди! Я оглядываюсь на Кайла, отвлекшегося на Кенни, и поднимаю вверх руку в знак того, что заметил Тестабургер и жду её. — Ох, — она забавно раздувает порозовевшие щеки и обмахивается ладонью. — Целый день тебя не видела. Мне тут одна птичка на хвосте принесла, что ты собираешься к Кайлу? Её вопрос напрягает меня, я всё ещё не пойму, что они не поделили между собой, но не вижу смысла врать. — Да, — пожимаю я плечами. — О, — Венди прикладывает пальцы ко рту на мгновение и когда убирает их, на её губах играет неуверенная улыбка. — Я очень рада, что у вас всё налаживается. Мне даже как-то… спокойнее, что теперь ты не остаешься со своими мыслями один на один. Мне неловко от того, как она это всё выставляет, и я закатываю глаза, давая ей понять, что лучше не продолжать. — Но почему вы не собираетесь все вместе, как раньше? Почему именно Кайл? — её серые глаза серьезны, несмотря на то, что мне становится смешно от её вопроса. — Потому что мы тогда поссорились именно с ним, и он когда-то был моим лучшим другом? — сдаюсь я и пытаюсь найти логичные объяснения. — Не понимаю, что происходит? Что тебя беспокоит? — меня немного начинает подбешивать то, что все стараются мне что-то недоговорить. — Ничего, — Венди пытается выглядеть непринужденно. — Просто хотела напомнить тебе, что Кайл бросил тебя на долгих четыре года. На трудных для тебя четыре года. — Но ведь это я виноват в этом? Это я попросил его оставить меня, — возражаю я. — Стэн, — она снова смотрит на меня так, как иногда смотрит моя мать. — А если в следующий раз ты попросишь его убить тебя, и он это сделает, он тоже будет ни в чем не виноват? — она замечает Кайла, идущего к нам, и старается закончить разговор. — Если что-то случится, и тебе будет нужно с кем-то поговорить, ты всегда можешь обратиться ко мне. Просто помни это, хорошо? Я тебя люблю, — выпаливает она, оглушая меня. И словно желая меня добить, Венди приподнимается на носочки и едва касается губами кончика моего носа, прежде чем практически убежать прочь. Я остаюсь стоять где стоял, растерянный и совершенно ничего не понимающий. — Всё хорошо? — Кайл внимательно осматривает меня, словно желая убедиться в моей целостности после общения с Тестабургер. — О чем вы с ней говорили? — Ни о чем, — машинально отвечаю я, только потом сообразив, насколько тупо это на самом деле звучит. — Отлично, — холодно отвечает Кайл.***
Дом Брофловски всё такой же уютный, как и две недели назад, когда Кайл привел меня к себе с разбитым носом, практически выкрав из школьного медпункта. Бывают такие дома, после пересечения порога которых хочется вести себя чуточку иначе, чем ты обычно себя ведешь. И вот было в доме Брофловски нечто такое, что заставляло выпрямить спину и разуться в прихожей без вопросов или просьбы хозяев. — Твоя мама дома? — тихо спрашиваю я, разглядывая натюрморты, висящие в прихожей: пионы в голубой вазе, ромашки и васильки в прозрачном стакане рядом с румяным яблоком. — Нет, она приедет только через неделю, — в голосе Кайла больше нет холодности, но он заметно нервничает, совсем как я. — Она уехала вместе с Айком в Денвер. По канадской программе здравоохранения ему положено ежегодное обследование в медицинском центре, — расплывчато и скомкано объясняет он. — Поэтому мы пока с отцом тут одни, и он вернется домой только к восьми вечера. Мне хочется спросить, всегда ли его отец работает так допоздна, но вовремя прикусываю язык, понимая, что Кайл просто не захочет об этом говорить. Он проходит на кухню, скидывая по дороге пальто на банкетку и закидывая рюкзак на диван в гостиной. Мне ничего не остается, как пройти за ним, немного неловко себя чувствуя. Кайл, кажется, рассчитывает, что я буду чувствовать себя как дома. Кухня у Брофловски небольшая, но очень уютная, чувствуется, что в бытовую технику и мебель вложены немалые средства, но без маленьких душевных деталей, вроде салфетницы в виде цветов или набора плетеных корзин с фруктами на столе, не чувствовалось бы характера дома. Я отодвигаю тяжелый стул из лакированного темного дерева и красного бархата и неловко сажусь за стол, продолжая оглядываться по сторонам. Деревянные резные панели на стенах перемежаются со светло-коричневой плиткой под мрамор, шторы на окнах на тон светлее плитки, а мебель представляет собой смешение классического стиля с урбанистическими хромированными элементами. При всем при том, что на кухне идеально чисто и уютно, чего-то в ней всё-таки не хватает. Мне требуется пара минут, прежде чем я понимаю — здесь совсем не пахнет едой, словно никто давно не готовил ничего домашнего. Кайл ставит чайник и возится с чем-то к чаю. Только когда он ставит передо мной тарелку, я понимаю, что он делал бутерброды с арахисовым маслом и желе. Я глупо улыбаюсь, разглядывая кондитерский шедевр Кайла: он срезает корочки у хлеба и придавливает края прежде чем разрезать ломтики хлеба по диагонали. Кайл замечает, как я смотрю в тарелку, когда ставит передо мной чашку с ароматным травяным чаем, он заметно краснеет, теряя свою внешнюю безупречность. — Извини, я не спросил, как ты любишь, делал как обычно всегда делаю, — говорит он, прежде чем сесть напротив. Кухонный стол не такой большой, как в столовой зоне в гостиной, но четыре человека за завтраком за ним могли бы уместиться без проблем. — Ты не голодный? — спрашивает Кайл, видя, что я не притрагиваюсь к еде. Как впрочем и сам Кайл. Мне не приходится заставлять себя, я вгрызаюсь в бутерброд, который сделал Кайл с каким-то особым вожделением, никак не связанным с физическим голодом. Мне просто приятно, что Кайл сделал что-то для меня. И от этого даже вкус от простого хлеба и арахисового масла становится каким-то особенным. Кайл выдыхает с облегчением, когда понимает, что мне нравится, и приступает к своей еде. Мы едим молча, но думаем, кажется, об одном и том же. Даже несмотря на то, что сегодняшний день был щедр на события, то, что случилось накануне, всё так же свежо в памяти. Я буквально всё ещё чувствую вкус губ Кайла на своих и то, как они меня обожгли, как застали врасплох, и как мне было этого мало. — Ты хотел поговорить, — неуверенно напоминаю я, не в силах больше ожидать неизбежного. — Да, — Кайл кивает, но тут же старается себя отвлечь, принимаясь убирать со стола. Я не предлагаю ему свою помощь, потому что нервничаю не меньше него. Вот только реакции у нас кардинально разные. — Не знаю, что ты подумал обо мне, но… — Кайл закрывает посудомоечную машину и снова садится напротив меня за стол. — Это не то, чем кажется. — Ты не хотел меня целовать? — отупело повторяю я свой ночной вопрос. Кайл шумно выдыхает и запускает пальцы в свои непокорные рыжие кудри. Длинные гибкие пальцы цвета слоновой кости, утопающие в шелковом пожарище кудрей. — Я не хочу, чтоб ты думал, что мне нравятся парни, — неуверенно начинает он. — Потому что я не такой. Я никогда раньше не целовался с парнями. — Я тоже, — зачем-то говорю я, хотя это неправда. Я целовался с мальчиком в детском лагере лет в десять, но тогда это не имело такого значения, как сейчас… Кайл выглядит вполне удовлетворенным моим ответом. — И мне бы не хотелось… Чтобы ты кому-то говорил, что мы целовались, потому что это просто бред какой-то, — он старается рассмеяться, но выходит так, словно он вот-вот расплачется. — Всё в порядке, — упавшим голосом уверяю я. — Уже забыл, что там вообще было, — я ненавижу себя за это, ненавижу себя и Кайла сейчас, в эту самую минуту. — Отлично, — ломанной линией губы Кайла имитируют улыбку. Нет, Стэн, скажи, что на самом деле сомневаешься, не надо опять пускать всё на самотек, надеясь, что само пройдет. — Кай? — собственный голос показался мне чужим и далеким. — Да, Стэн, — кивает он, нервно сминая тканевую салфетку в руках. Он заметил то, как я его снова назвал? — Тебе же понравилось, да? Целоваться со мной, — я ловлю испуганный взгляд его распахнутых в ужасе глаз, но старательно это игнорирую. — Потому что мне очень понравилось… — Стэн, — в голосе Кайла проскальзывают предупреждающие нотки. — На самом деле, — я хочу вздохнуть, но получается жалкий всхлип. — На самом деле, я не до конца уверен в том, что к тебе чувствую. Не путаю ли я чувства и эмоции, не подменяю ли одно другим, потому что не имею лучшего… Но меня к тебе тянет, — впервые за много лет я говорю то, что думаю, не испытывая при этом стыда. Кайл встает и подходит ко мне. Он очень долго стоит рядом, и я не смею поднимать на него взгляд, продолжая смотреть на пустое место за столом, где он до этого сидел. Я слышу его дыхание. — Можешь считать меня отвратительным, — вновь нахожу я в себе силы заговорить. — Можешь вновь перестать со мной общаться и даже можешь рассказать всем, что я в тебя влюбился. Не думаю, что от этого моя репутация так уж сильно пострадает — дальше просто некуда. Мне кажется, что я сказал всё, что следовало, и мне пора уходить. Пусть Кайл останется в покое и безопасности в своем прекрасном уютном доме, а мне пора возвращаться в свою жизнь. Я встаю и собираюсь повернуться в сторону выхода, когда Кайл перехватывает мою руку за запястье. Он тянет меня на себя, и я не был готов к этому, поэтому поддаюсь, ошарашено вглядываясь в серьезные зеленые глаза напротив. Чужая рука на моем запястье сжимается всё сильнее, причиняя мне боль, но я не издаю ни звука. Мышцы на лице Кайла начинают подрагивать, но я не знаю, что ему хочется: заплакать, улыбнуться или наорать на меня. Боль в запястье больше невозможно терпеть и я судорожно вздыхаю, дернувшись. — Когда я смотрю в твои глаза, мне кажется, что я тону, — бесцветным голосом говорит Кайл. — Когда я слышу твой голос, мне кажется, что я глупею. Мне одновременно хочется убежать от тебя и никогда с тобой не расставаться. Так нечестно, тебе нельзя было так со мной поступать. Даже когда мы не разговаривали, я не мог отделаться от мысли, что однажды сделаю это… Кайл отпускает мою руку, и даже лишившись этой боли, я чувствую себя брошенным. Но только пару мгновений, потому что в следующую секунду Кайл притягивает меня одной рукой за поясницу к себе, а второй надавливает мне на затылок, вынуждая поднять лицо ему навстречу и раскрыться для него. Раскрыться для поцелуя. Я ниже Кайла почти на полголовы, но заметно шире в плечах, и не уверен, кто на самом деле одержал бы верх, если бы у нас изначально были разные планы на этот разговор. Но сейчас я крепко сжимаю его плечи, а он прижимает меня к себе одной рукой и вцепился мне в волосы другой, пока наши губы и языки изучают друг друга. Я задыхаюсь от того, как сейчас много вокруг меня Кайла, он буквально везде — на моей коже, в моих волосах, у меня во рту и в мыслях, он обжигающим потоком вливается в мою кровь, заставляя тихонько стонать от нетерпения и необъяснимой тоски. Я просто не могу этого вынести. И чтобы хоть как-то отомстить Кайлу, защититься от него, я отвечаю ему на поцелуй не менее пылко и напористо, мне хочется взять верх в этом противостоянии, и теперь очередь Кайла издать тихий протяжный стон. Нам приходится сдаться обоим, потому что нам обоим нужно отдышаться, мы выели друг друга изнутри, сожгли весь кислород в легких, и мы отлипаем друг от друга, чтобы судорожно отдышаться и со скрытым страхом посмотреть друг другу в глаза. Время останавливается, и между нами ещё достаточно напряжения, поэтому, обоюдно не встретив сопротивления, мы вновь подаемся друг к другу, и на этот раз наши раскрасневшиеся горячие влажные губы лишь слегка соприкасаются. Пальцы Кайла отпускают мои волосы, и его рука скользит вниз, всё ниже и ниже, пока не встречает полоску оголенной кожи между джинсами и задравшейся футболкой. Это прикосновение отрезвляет нас обоих, и мы отскакиваем друг от друга, как если бы нас ударило током.