Иллюзорность

      — Зачем? Любопытство заиграло в одном месте? — Кэйа ущипнул Дилюка игриво за зад, заметно отчего-то расслабляясь. Будто он ещё мог увести разговор в иное и безопасное русло.       — Это не совсем точное слово. — омега слегка нахмурил брови, — Ты не станешь для меня менее красивым и желанным. Просто… — Дилюк притормозил в словах, чувствуя, как ментальные нити запульсировали.       — Просто? — практически в губы выдохнул Альберих, окутав омегу своим запахом, а ладонями сжал упругие ягодицы откровеннее. Наверняка он собирался сбить этим действом любовника с толку.       — Я бы хотел, чтобы ты доверился. Мне. — аристократ мягко улыбнулся, мотнув головой. Ну уж нет, на него все эти провокации не сработают, хотя чувствовать свою Пару так близко и ярко… непривычно, но очень впечатляюще. — Ничего не изменится, если я увижу тебя без повязки. Кто-то же видел тебя без неё, ведь так?       — Лекари, — скомкано ляпнул принц, явно не весьма довольный, что все его чары омега умело рассеял. — Ну, ещё Альбедо и Дайн. Аякс в теории мог видеть, но ему было не до меня, так что, вероятно, он не смотрел, когда я менял повязку и обрабатывал рану, — не то чтобы он боялся реакции Дилюка на некогда полученное увечье, однако чувствовал себя неуверенно, касаясь этой темы.       Рагнвиндр же знал, что Кэйа комплексует. Как может это скрывает, но тем не менее. И омега понимал, но действительно хотел оказать поддержу и продемонстрировать любовь. Она, как известно, от внешних факторов совсем не зависит. И, если уж говорить начистоту, то Дилюка немного раздражало, что друг и бывший принца знают о нём намного больше, чем он сам. Хотелось верить, что это дело времени, но как раз последнего-то у них и было в недостатке.       Аристократ аккуратно дотронулся до лица напротив, провёл пальцами по смуглой гладкой коже, а потом поднялся ими выше, коснулся чёрной повязки.       — Я сниму? — Рагнвиндр задал вопрос серьезно, смотря точно в прищуренный серо-голубой глаз. Он готов был получить отказ. Да, услышать его было бы досадно, но Дилюк уважал личные границы своего альфы. Если тот не готов, то он отступит.       Кэйа, чуть подумав, неожиданно кивнул и потупил взор, напрягся всем телом. И, хоть внешне он оставался спокойным, омега ощущал, что тот сильно растерян и взволновал эмоционально. Даже запах вокруг него стал гуще.       Поработав над креплением, Рагнвиндр медленно опустил повязку вниз, а потом и вовсе отбросил её на одну из полочек в ванной, как что-то неуместное и ненужное. И только затем он внимательно посмотрел на Кэйю, окидывая взглядом зажмуренный глаз, который рассекал шрам. Не такой большой и глубокий, как представлял себе Дилюк, но, судя по всему, доставляющий всё же некоторые неудобства. Это омега понял, когда Альберих попытался приоткрыть раненный глаз, который моментально заслезился. Кэйа старался смотреть прямо и сосредоточенно, явно храбрился, но в его взгляде был немой вопрос. Безусловно, реакция любимого человека ему была важна.       Дилюк немного хмурился, но альфа на ментальном уровне ощущал, что причина не в том, что омеге неприятно смотреть. Это было нечто другое. Рагнвиндр размышлял, что травма, несомненно, когда-то была внушительной, но сейчас от неё остался лишь небольшой шрамик, отголосок прошлого. Видимо, Альберих слишком отчетливо помнил былые времена, поэтому ранение оставило свой отпечаток на его восприятии. И сейчас Альберих начинал нервничать, потому что молчание давало ему поводы для сомнений, внутренних метаний.       Это всё ни к чему.       Дилюк слегка наклонился, быстрым движением мазнул губами по губам, выпил чужой судорожный вздох, полный облегчения.       — Не носи её, когда мы наедине, — попросил омега, губами поднимаясь вверх. Он поцеловал альфу в кончик носа, в щеки, скулы, в конце концов, ему хотелось зацеловать всего Альбериха. Потому что это приятно, потому что сам Кэйа стал дышать чаще, вскоре беззаботно и счастливо улыбнувшись.       — Я постараюсь, — тихо пообещал Кэйа, плотнее сжав любовника в своих объятиях.       Когда вода начала остывать, то они ретировались в спальню. Нежась и делясь забавными историями из жизни, влюбленные сами не заметили, как наступила ночь. Под её покровом Дилюку захотелось кое-чем поделиться. Он об этом часто думал в последнее время и, наконец, почувствовал, что готов поведать любовнику.       — Я хочу частично обо всём рассказать отцу, — спокойно произнес Рагнвиндр, тщательно следя за тем, как отреагирует Кэйа. Тот молчал, уставившись куда-то в потолок. — Не могу больше врать.       — И насколько частично? — поинтересовался Альберих будничным тоном, и лишь ментальные витки выдавали его обеспокоенность. Вернее сказать, альфа был обескуражен.       — Скажу, что мы с Аяксом больше не вместе. Напишу заранее в Снежную ему, поставлю в известность, что больше нет смысла играть во влюбленных перед моей семьей, — Дилюк закусил нервно губу, но в целом оставался хладнокровен к разговору. Да, это все очень серьезно и важно, поэтому он не имеет права допускать чувства к рассудку. И ему хотелось бы думать, что именно ум, воспитание, уважение к родителю не дает ему больше врать.       Кэйа косо ухмыльнулся.       — Станет ли отец тебя слушать? Мастер Крепус очень рассчитывает на ваш брак. Он закрывает на многое глаза ещё и потому, что Аякс ему очень симпатичен, как будущий зять, — рассудил Альберих, сам не замечая ревностных ноток в интонации. Пора было уже признать, что в глазах Крепуса он всегда будет недостойным его сына, плохим, чужим, бельмом. Это не могло не ранить, однако принц всё ещё надеялся, что сможет расположить мастера к себе. Тогда всем впоследствии было бы легче. Особенно Дилюку.       — Я поставлю перед фактом. — Дилюк старался не обращать внимания на тон принца, поскольку понимал, что бессмысленное и, на первый взгляд, неявное соперничество между женихом и Кэйей выматывает последнего. Может, возлюбленный и хочет делать вид, что его не злит вся эта ситуация, но теперь омега хорошо чувствовал, что это не так. Кэйа пока не столько злился, сколько печалился и раздражался, но все эти ощущения передавались волной негатива, которая теперь, благодаря их особенной связи, была для Рагнвиндра весьма ощутимой. Может ли он и дальше выматывать любимого человека своей нерешительностью?       — Это неправильный подход, — задумался Кэйа, пока даже не понявший, что все его переживания омега видит, как на ладони. — Будет выглядеть так, будто ты бунтуешь. Против традиций, может быть, против новой семьи своего отца. Надумать можно, что угодно, — Альберих вдруг резким движением присел на край кровати и включил лампу. Разговор совсем не располагал ко сну. — К тому же, назреет вопрос — откуда растут ноги у твоей ершистости? Ведь, в понимании остальных, таким ты раньше не был. Стало быть, ты кого-то наслушался, либо тебя надоумили, а ещё хуже — ты в кого-то влюбился, помимо жениха, — альфа удрученно провел по своему лбу рукой, собирая выбившиеся из хвостика пряди.       — Боишься, что это приведёт прямиком к тебе? — Дилюк тоже присел, но пока не торопился встречаться с принцем взглядами. Он тоже переживал.       — Мне бы очень хотелось, чтобы так и вышло, но, — мотнув головой, Альберих вздохнул, — ещё не время раскрывать карты. У меня пока недостаточно какой-либо власти в Тейвате, чтобы защитить тебя, если что-то пойдет не так и про нас узнают. — Кэйа уставился пустым взглядом себе на колени. Его одолевали не самые приятные мысли. Сам он часто любил рисковать, вся его поездка за пределы родины — один сплошной риск, но того стоящий. Однако, если дело касалось любимого человека, то он бы предпочел максимально сбавить обороты. В себе альфа был уверен, что переживет любой удар, любое испытание, данное им, но сможет ли вынести подобное семнадцатилетний омежка? По сути, подросток, который ещё и жизни, как говорится, не видел. Давление со стороны отца и общества может быть весьма сильным.       — Я и не собираюсь их раскрывать. — Дилюк сложил руки на груди, ощущая легкий холодок, пробежавшийся по коже. — Просто скажу отцу, что больше так не могу. Во-первых, из уважения к нему.       — Будь готов, что потом станет сложно, — тоскливо предупредил Кэйа, оборачиваясь через плечо.       — Не сложнее, чем сейчас, обманывая всех вокруг, — сказал вкрадчиво аристократ, обмениваясь взглядами с альфой. — Я не выдержу на себе больше рук Аякса и тем более слюнявые губы на своих. Меня от него тошнит.       Кэйа заметно смягчился, чувствуя, что неприятные воспоминания захлестнули омегу. Но он рядом, он всё поймёт. Альфа придвинулся ближе к аловолосому, чтобы заключить в объятия. Главное, что они есть друг у друга. Это должно остаться неизменным.       — Вы же больше не вместе, зачем ему было бы так вести с тобой? — все ещё обнимая, уточнил ласково Альберих.       Дилюк саркастично усмехнулся, уткнувшись мужчине в плечо. Так тепло стало сразу на душе и легко. Запах травы после дождя, а также мятные, слегка цветочные нотки окутали нос. Омега мог бы провести так вечность, позволяя себе раствориться в любимом человеке. Если бы раньше он знал, что такое любовь и что можно так любить, то никогда бы не повелся на кого-то ещё. Все прошлые чувства к Аяксу казались настолько очевидно ложными, что вызывали недоумение.       — Он так уже себя ведет. Почему? А кто ж его знает, — Дилюк нахохлился, поскольку гневался на жениха теперь ещё больше. Этот паразит знал, что его сердце принадлежит Кэйе, но доставил сознательно боль, в прошлую встречу принуждая к играм перед публикой. Больше всего он боялся, что рыжеволосый прознает как-то про их с Альберихом узы Пары. Конечно, такой человек, как Аякс, не постеснялся бы разлучить их сразу же, предчувствуя неладное. Потому что одно дело разрешать будущему мужу иметь связи на стороне и совершенно другое — давать «зеленый» свет на отношения, заведомо более сильные в своем корне.       — Это когда? В Снежной? — Кэйа нахмурился, настороженно посмотрел в ало-карие.       Рагнвиндр прикусил язык и ментально закрылся, понимая, что ляпнул лишнего. Незачем альфе о подобном было знать.       — Дай знак, когда расскажешь отцу, — Альберих отвел тему, но омега точно знал, что перед этим принц ещё и сделал некоторые выводы. — Мне следует быть осторожнее.       — Хорошо, — охотно кивнул Рагнвиндр, доверчиво прильнув к альфе плотнее. — Надо будет купить ещё парфюм перед отъездом, — конечно, он знал, что его запах слегка изменился, стал более насыщен. И, безусловно, это могло стать проблемой.       — Успеем, — заверил мужчина и стал вновь ложиться в постель, маня омежку за собой, укладывая сразу же к себе на грудь, чтобы можно было заключить в кольцо из рук, а носом уткнуться в макушку. Пахло немного иначе от волос, от кожи, от всего Дилюка, но, как показалось Альбериху, стало даже ещё лучше прежнего. Ему, как альфе и мужчине, всё-таки льстило, что омега теперь носит частично на себе и его запах тоже. Конечно, это совсем не метка, и вскоре запах сойдёт на нет, но пока он мог довольствоваться и этим.       — У тебя когда день рождения? — Рагнвиндр, засыпая, выводил пальчиком витиеватые узоры на мелко вздымающейся груди принца.       — Прошёл, — альфа глубоко вздохнул, понимая, что ответ пришёлся омеге не по вкусу. — Я не отмечаю такие события вдали от родины.       — Это ещё почему? И ты не сказал… — Дилюк не изменил своего положения, разве что перестал водить пальцем. Наверное, отчасти он даже понимал возлюбленного.       — В Каэнри’ах по этому поводу праздник с размахом. Ещё бы, день рождения у их принца. Для них этот день важен, а я где-то не с ними, не со своими людьми, — Альберих пытался придать беспечности голосу, но выходило из рук вон плохо.       — Думаешь, если бы твой народ знал, что ты проводишь время со мной, а не с ними, то что-то бы изменилось по отношению к тебе?       — Нет, мои мысли совершенно далеки от твоих представлений. Дело не в том, кто и что подумает, нет. Пока ты рядом, то я понимаю, что всё не зря, — альфа склонил чуть голову, а омега, словно чувствуя, поднял свою, сразу замечая обращенный на себя мягкий взгляд любимого. — К тому же я сделал много полезного для своей страны, находясь именно здесь. Я улучшил общее положение и деловые отношения. Я ни в чём не виноват перед Каэнри’ах, однако мне тоскливо. Дом — есть дом. И некоторые праздники вне дома мне отмечать чуждо, — Кэйа заботливо притянул притихшего омегу ближе, чтобы затем поцеловать в лоб, вдохнуть вновь родной запах.       — Мы могли отметить вместе, и тебе не было бы так тоскливо, — предположил омега, ментально давая к себе прикоснуться. Обоюдное урчание сущностей, пожалуй, как ещё одно чудо света. Его личного света.       — Да, может быть, я бы даже изменил своё восприятие. Дело как раз в том, что я не захотел его менять. Но следующий день рождения, надеюсь, мы отметим вместе. Как твой, так и мой, — заверяющий шепот на самое ушко успокаивал, дарил надежду на общее будущее.       — Как и все последующие дни рождения тоже, — засыпая, ответил Дилюк, улыбаясь.       Вслушиваясь в мерное дыхание заснувшего омеги, Альберих ещё какое-то время лежал без сна. Он хмурился, тревожась. Сущность подсказывала, настаивала, что грядут тяжелые времена. Кэйа и без неё знал, что их с Дилюком испытания ещё даже не начались. Возможно ли, что Рагнвиндр их сам и запустит, рассказав отцу сейчас? Принц тяжело вздохнул, слегка поглаживая при этом возлюбленного. Он бы многое отдал, чтобы каждый день заканчивался именно так.

***

      Вечерело. Прошла всего неделя, причем состоящая из удивительно спокойных дней, как Дилюк вернулся на винокурню. Сначала он, подобно нашкодившему коту, старался никому на глаза не попадаться, особенно Алисе. Просто потому что от него, мягко говоря, несло альфой даже под слоем парфюма. Как выразилась Лиза, ехидно подмигнув, прямо-таки ужасно разило. Подруга хорошо отнеслась к его сближению с Альберихом, а вот Джинн замкнулась сразу в себе, нахмурилась и больше пока с ним на связь не выходила. Дилюк примерно такой реакции и ожидал, да и немного времени ещё прошло, чтобы делать какие-либо выводы.       С Кэйей он после течки пока не виделся, но и так знал, что у того всё в порядке. В моменты, когда омега оставался наедине с собой, то некоторое время концентрировался на внутренних ощущениях, ища соответствующие узы. Прочувствовав их однажды в полной мере, теперь он по отголоскам сущности мог отыскать нужные. Мог потянуть за них, закрыть глаза, а после испытать прилив энергии, причём чужой. Испытать на себе настроение возлюбленного. И, судя по всему, Кэйа находился постоянно в прекрасном расположении духа. Наверняка в древние времена Дилюка сочли бы за шамана, но от правды такое суждение было бы далеко.       Рагнвиндру всегда казалось, что чувства — самая слабая сторона в человеке. И как же было невероятно осознать, что именно они и делают его сильнее. Это не было той силой, о которой он раньше грезил. Это было намного лучше, потому что весь его исток сущности не был кровожаден. Он нуждался в гармонии, а её невозможно достичь через разрушения. Как понял Дилюк, некоторые вещи приходят с опытом и возрастом. Но он не боялся идти дальше, если рядом будет любимый человек.       Собравшись с духом, уже совсем тёмным вечером юноша прошёл к кабинету отца. Сегодня. Да, сегодня он расскажет.       — Можно? — Дилюк мягко постучался и заглянул внутрь.       — Что тебя привело в такой час? — пристальный и суровый взгляд исподлобья не заставил омегу стушеваться.       — Мне нужно кое-что рассказать.       — Проходи, раз так, — мужчина не отложил дел, а продолжил что-то писать на пергаменте. Когда юноша сел, то он, не поднимая снова глаз, вкрадчиво спросил: — Итак. Это касается леди Алисы? — почему-то аристократ не сомневался, что это так.       — Нет, — омега сдержано отсеял догадку, сохраняя лицо. А внутри все пылало, рвало на части от волнения. Поймёт ли отец? Примет ли его сторону? Не станет ли осуждать? Поддержит ли? — Это насчёт Аякса, — он достаточно твёрдо произнёс, даже немного с вызовом, чтобы дошло наверняка.       Мастер, услышав фразу, поднял строгий взор на омегу, а после чинно откинулся на спинку кресла и уставился в ожидании объяснений, при этом недобро щурясь.       — Мы расстались. — не давая сказать и слова, Дилюк торопливо добавил: — Ещё несколько месяцев назад. По обоюдному желанию.       — Дилюк, — Крепус прямо-таки вцепился взглядом в сына. — Впасть в немилость к такому терпеливому человеку, как господин Аякс — уметь ещё надо. Что произошло? — казалось, отец и правда жаждал разобраться. Вот только… Дилюк сглотнул ком, вставший поперёк горла. Во взгляде отца не было к нему расположения.       — Возможно, уже на тот момент его интересовал кто-то другой, — бесцветным голосом проговорил юноша, вжимаясь всем телом в стул. Ногти впились больно в ладони — пальцы сами сжались в кулак, а он и не заметил. — Я не стал бы удерживать рядом человека, мысли которого далеки от меня.       — Так что же это? Какая-то глупая омежья ревность? — ужесточив тон, Крепус взялся устало за голову. Конечно, он знал о нелицеприятных сторонах характера сына, но чтобы тот взял и сделал такую оплошность… Архонты! У него не было слов. — Даже если и так, то ты решил кому-то уступить, даже не попытался бороться за своё. В чём дело, Дилюк?       Омега подавил дрожь в губах, чтобы слова не зазвучали прерывисто. Ему не было страшно, глядя на суровый и осуждающий отцовский взгляд. Ему было больно. Самое печальное, что он догадывался — будет всё именно так. Но всё равно ждал лучшего. Возможно, если бы и правда не влияние Альбериха, то он и сам бы сейчас согласился с отцом. Потому что правильный и удобный Дилюк никогда не пришел бы с подобными вестями к родителю. Он бы не допустил ситуации с принцем вовсе.       — Я не люблю его. Он не любит меня. Всё просто. — Дилюк выпрямил плечи сильнее, стараясь казаться ещё более убедительным. — Брачный контракт в силе, так что поводов для Вашего, отец, волнения нет.       Крепус на минуту умолк, что-то сконцентрированно обдумывая.       — Алиса была права, говоря, что тебе не хватает внимания. Сын, такими методами ты получишь вовсе не его, — неодобрительно цокнул бета, горько усмехнувшись. Должно быть, в его уме складывался совсем другой пазл.       — В чём я опять виноват? — вопрос прозвучал донельзя отстраненно. Омега поправил волосы, замаскировав этим движением, как растёр скопившуюся солёную влагу в уголках глаз. Понимание, что единственный родственник его никогда не поддержит в выборе, достаточно сильно резало по сердцу. Отец даже не прислушается, получается, все его фразы — просто набор ничего не значащих слов для него? Но ведь с любимыми детьми так не поступают. Дилюк никогда не сомневался, что Крепус его любит, но именно сейчас в нём появилась острая неуверенность, выбивающая почву из-под ног.       — Я извинюсь перед господином Аяксом за тебя, — повелительный тон не терпел пререканий, а тяжелый взор доставил новую массу боли. — Или ты что, хочешь замуж за кого-нибудь другого? — укоризненно протянул Крепус. — Тут в округе полно всяких вдовцов и прочих альф, которые с радостью готовы на это. Без денег и статуса. Зато с ужасной родословной и слухами на любой вкус. Мне пришлось через многое пройти, чтобы найти тебе достойную партию! Чтобы что? Выслушивать твои капризы.       — Понятно. Значит, надо было просто молчать о проблеме и делать вид, что всё отлично? То есть, лгать лучше? — Дилюк колко посмотрел в ответ, не выдержав давления. Ах, как хотелось высказать все, поведать с ядовитой улыбкой, что он перешел уже черту и не одну. Что спит с самым ненавистным человеком для отца, более того, что его сердце всецело принадлежит ему. Но Рагнвиндр не позволил себе даже заикнуться, понимая, что когда весь пыл иссякнет, вокруг останется лишь пепел.       — Лучше не устраивать комедии там, где смеху не место. Аякс — альфа, он имеет право иметь кого-то подле себя, ты же знаешь, как альфам тяжело в некоторые периоды, — бета махнул рукой, мол, каждый омега должен знать эти простые истины. — Но потом, когда вы сочтетесь браком, всё встанет на свои места.       Дилюк невольно мелко фыркнул, чем вызвал у Крепуса неподдельное удивление.       — Как славно, что сэр Аякс несметно богат и силён, — стойко высказал омега, тоже теперь смотря в прищуре. Ему есть с кого брать пример. — Ведь сразу можно закрыть глаза на все его грехи. Что же Вы, отец, ни слова не говорите об организации, в которой уважаемый Аякс состоит? — он выгнул бровь и невесело улыбнулся краешками губ. Пора было притормозить, но в этот раз Дилюк этого не сделал: — Слышал, она становится уже больше преступной, чем какой-либо другой. По-твоему, моя жизнь сложится счастливой, если я буду делить её с убийцей? — получилось резко, вызывающе, отчего юноша отвёл глаза в сторону. Он становится слишком импульсивен для этого разговора.       — Что ты такое говоришь? — Крепус рывком встал с кресла, от ярости вспотев. — Уши развесил, где не надо. И кто же такое болтает? Сплетни! Кем стал мой сын, что ведётся на любой слух? Ты должен быть тылом, а не предателем для своего мужа, — повторял он, как мантру.       Дилюк молчал. Глаза снова щипало. На смену боли пришла обида и ярость. Он был зол на отца и точно знал, что это чувство между ними сейчас взаимно.       — Как же я просчитался, — Крепус строго окинул взглядом омегу и затем сел обратно, подливая себе сразу же спиртного. Его потряхивало, из-за чего несколько каплей крепкого напитка попали на поверхность стола. — Всё-то тебе не нравится, всё не так. На чужой труд плевать готов, на уважение к будущему мужу — плевать хотел. На мачеху смотришь, как на прокаженную. Сводную сестру в упор не замечаешь. Может, тебе всё наскучило? Погулять охота? Как обычной портовой проститутке. У них-то всё складно, наверное, так думаешь ты? — гневался мужчина, залпом выпивая содержимое граненого стакана. А ведь он так пьёт только после выходок сына!       — Когда Вы так со мной говорите, то я сильно сомневаюсь насколько вообще желанным ребёнком являюсь, — огрызнулся Дилюк, вставая с места. Всё, с него хватит. Сейчас он готов был поклясться, что родителя прямо ненавидит. Была бы здесь мать… встала бы она на его сторону? Защитила бы его? Нуждается ли он вообще в защите? — Я о себе даю знать крайне редко, едва ли не с младенчества стараюсь соответствовать Вам. Я всегда жаждал любви с твоей стороны и признания, но как только что-то идёт не по твоим расчетливым планам, то я резко самый худший сын, — хлестко и жестко слова лились с поджатых губ. — Благо, скоро можно будет выбирать кто из детей хуже. Впрочем, можно уже сейчас догадаться, — омега выдохнул, поскольку эта фраза вырвалась едва ли не скороговоркой. Как обычно, он переборщил. Они оба переборщили.       — Так дело не пойдёт, — на удивление спокойно произнёс Крепус, уставившись на дно стакана. — Если бы я не любил тебя, то с легкостью отправил под венец к кому угодно, да хоть к этому Альбериху, ей-Богу!       Упоминание любимого человека в разгар ссоры стало последним ударом.       — Всё лучше, чем жить под уродливым крылом кровожадного убийцы, — также спокойно отозвался омега и развернулся, быстрым шагом уходя из кабинета. — Доброй ночи.       Вдогонку ему прилетели слегка хмельные слова:       — Утром ты сильно пожалеешь.

***

      Не сказать чтобы он пожалел, но в одном Дилюк убедился точно: отец умеет неприятно удивить. Всю ночь омега почти не спал, сдерживая себя и успокаивая, закрываясь ментально даже от уз. Ему не хотелось, чтобы Кэйа каким-то образом прознал, как ему сейчас плохо. А утром… вместо завтрака Аделинда протянула записку, где говорилось, что он уже проспал свои первые часы работы. Причем даже не на винокурне. И что-то Рагнвиндр не припоминал, чтобы работал по утрам в курятнике, а потом весь день на поле, как говорилось в той же записке. Закатив раздраженно глаза, омега и слова не сказал, лишь оделся максимально просто, чтобы не жалко было испортить ткань. Ему казалось, что работы в зимнее время не так уж и много, впрочем, относительно теплый климат доказывал обратное. Бесспорно, он мог бы отказаться, более того, он считал наказание несправедливым, но не стал, предполагая, что так покажет свою силу духа. Видимо, отец хотел его так поставить на место, но Дилюк знал заранее, что такой метод на него сработает ровно противоположно.       Как позже удалось выяснить, работая бок о бок с людьми на поле, Крепус позаботился о том, чтобы новая работа сына не вылилась в скандал: по его словам, Дилюк сам вызвался поработать на благо общества, понять, как живёт простой люд и можно ли им как-то помочь. Сам же омега хорошо относился к любому труду, однако пахать, как проклятому, в его планы совсем не входило. Мышцы в теле сильно ныли, голова кружилась, а желудок под конец дня пел песни, заставляя краснеть. К тому же многие от него шарахались, кто-то пытался завести беседу, наверняка надеясь на полезное знакомство, а кто-то откровенно испытывал зависть и иногда даже, якобы случайно, толкал.       Пришёл Дилюк, весь уставший, грязный и вспотевший, только к концу ужина. На стол ему никто не накрыл и, как только об этом омега смекнул, то сходил на кухню и сам попросил у кухарок еды. Как оказалось, на него приготовлено даже не было, но оставался хлеб, немного молока и остатки нарезки. Мясо приятно таяло во рту, а хлеб ещё никогда не казался таким вкусным. Закончив с трапезой, Дилюк хотел было подняться к себе, но тут его остановила Аделинда, вручая очередную записку. Рагнвиндр только хмыкнул, читая строки, выведенные почерком отца. В них говорилось, что ему уже через час нужно быть в таверне и принять там смену до закрытия.       Быстро сполоснувшись под холодной водой, так как времени ждать горячую просто не было, аристократ выдвинулся в город. Судя по всему, в «Доле ангелов» ему придется несладко, поскольку уже сейчас клонило сильно в сон, а каждый шаг отзывался болью. Омега лишь надеялся, что сегодня туда заглянет Альберих.

***

      Тарталья не дернулся, а лишь ухмыльнулся и выпустил феромоны интенсивнее, слыша за спиной приближающиеся шаги: негромкие, решительные, твердые. Он, склонившись над грязной раковиной, брызнул напоследок в лицо ледяной водой — брызги размашисто разлетелись по стеклу большого навесного зеркала. В котором уже можно было рассмотреть недовольное лицо императора.       — Зачем ты пришел сюда? Ко мне. — бесстрастный, сухой и повелительный тон голоса заставил рыжеволосого расправить гордо плечи.       — Соскучился, — альфа неспешно и вальяжно вытер руки махровым полотенцем, которые старательно отмывал до этого от чего-то красного, что можно было заметить по ногтям. Точнее, по накопившемуся под ними.       — Тебя видели на границе. Снова. Будь ты хоть одной ногой в Ли Юэ, выполняя своё задание, то…       — Твои угрозы слишком для меня романтичны, чтобы я воспринимал их всерьез, — усмехнулся беззлобно Аякс и, спокойно выйдя из ванной, развалился в кресле у широкой кровати. — С чего ты вообще взял, что это был я?       — Не перебивай меня. Никогда. — взгляд свысока поставил бы Предвестника на место, но тот считал, что и так находится на своём. Переубедить его в этом было абсолютно невозможно. — Только ты мог перебить всех преследующих тебя за пару метров до границы. Только тебя забавляют такие жестокие и бессмысленные игры. И только ты мог после такой бойни прийти сразу сюда, прямиком ко мне. Не заметая даже толком следы. Ты не бесстрашен — ты глуп, мальчишка, — совершенно без ярости высказал Чжун Ли, встав прямо напротив.       — Ну вот! Я просто безнадежен, — театрально воскликнул альфа, а после расплылся в лисьей ухмылке. — Но почему тогда ты здесь, со мной, и уделяешь мне все свое внимание? Может, все-таки я дергаю за нужные ниточки? Раз получаю то, что хочу. — сущность внутри заклубилась, агрессивно зашипела, а воздух вокруг стал жарким, пепельным, душащим, будто они тотчас спустились в адскую обитель, подземелье. Морские нотки феромонов были словно некстати. На столе в тот же момент зашелестели страницы какой-то книжки, может, ветер. Может, что-то ещё. Тарталья победно ухмыльнулся, побагровевшими глазами всматриваясь в спокойные и непоколебимые желтоватые напротив.       Демонстрация безусловной силы, сущности, которая не приказывает подчиниться, а сразу подчиняет. Аякс натянул ухмылку сильнее на губы, давясь от раздражающей и забавляющей в одночасье мысли. Императора такое не впечатляет. Ему железно всё равно, будто он с таким сталкивается каждый день. Может, отчасти так оно и есть… Чайльд не был идиотом, зная, что на каждую силу в мире найдется подавитель. Равновесие должно быть, его не может не быть. Он много читал, обладал тайными фолиантами с информацией. Альфа не знал, кто перед ним, разве что знал наверняка, что этот человек здесь и сейчас не так просто. Эта игра ему нравилась. Сначала. Но временами, смотря в равнодушное лицо Чжун Ли, ему казалось, что статус «свободных отношений» как-то неприятно царапает самолюбие. Нет, не сердце. Сердце его сущности давно оплетено чем-то воистину дьявольским. Оно не способно любить, однако…       — Каждый платит по долгам, — ровным голосом сказал вдруг император и наклонился прямо к лицу Аякса, коснулся носом чужого: — Тебе лучше не влезать в большие долги передо мной. Почему-то я уверен, что ты это знаешь, но ввиду своей дикой и необузданной природы, бросаешь мне снова и снова вызов. Моё терпение не безгранично.       — Я весь дрожу, — о, это не было ложью. Его едва не трясло от напряжения между ними. Они оба знают, как исчерпать диалог и эту маленькую ссору, но пока не время. — Мне так страшно. Я ужасно напуган. Вот бы кто-нибудь защитил меня, — хищный оскал идеально лёг на губы, ещё раз подчеркивая слова, сказанные с явным сарказмом.       Ждать Аякс никогда не любил, поэтому резким движением подался вперед, целуя сухие губы императора. Ревностно, с горьким послевкусием, пылко, дерзко и безответно. Конечно, Чжун Ли не поддастся ему, не сейчас, когда он откровенно пакостит.       Тарталья так же резко отпрянул и затем встал, зашагав нервно по комнате. Он был взволнован, но не понимал почему. Поэтому язык сам собой развязывался.       — Я завален письмами из Монда, — прыснул от смеха Аякс, ощущая себя точно сумасшедшим. Ему совсем сейчас не до каких-то аристократов из унылого городка! — Заботливый папаша Дилюка возомнил, что смеет отвлекать меня от дел. Видишь ли, беспокоится за наши с женишком отношения. В какой-то мере это очень весело, не находишь? — уже безрадостно и даже раздраженно отчеканил альфа, вдруг остановившись и уперев руки в бока. — Так что я намерен выделить немного своего времени на улаживание проблем. Может, через месяцок-другой навещу старых добрых знакомых. Интересно, оценят ли они по достоинству мой приезд? — не иначе, как издевка, но Тарталья этим как бы спрашивал разрешения на их особенном с Чжун Ли языке.       Взгляд сам метнулся к мужчине. Тот уже занимал своё по праву кресло, сложив нога на ногу. Похоже, ему всё равно. Так хорошо это или плохо?       — И когда свадьба? — скупо бросил темноволосый альфа, будто интересовался о погоде.       — А что? Хочешь быть шафером? — об этот голос можно было порезаться, а от пронизывающего ледяного взгляда умереть на месте. Но император только непринужденно пожал плечами.       — Нет, просто у меня есть для тебя особенный подарок по этому случаю, — бесхитростные глаза императора прошлись по замершей фигуре мужчины. Опасно замершей, будто он сейчас кинется, подобно разъяренному зверю. Подобно змее, что непременно затянется петлей на шее. Однако Чжун Ли не выглядел напуганным. Он разомкнул руки, медленно и выверенно развел их, этим повелительным движением зазывая в объятия. Аякс в этот момент подумал, что, должно быть, альфа видит в нём не «петлю», а драгоценное колье, украшающее шею. Царапало снова по самолюбию, сущность внутри ощетинивалась и скалилась, требуя повергнуть противника. Мужчина не был уверен: хочет ли покорить, подавить любовника, стереть его в порошок, либо… хочет больше от него проявлений чувств. Чувств, которые не способен дарить сам, но в которых будто бы иногда нуждался. Наверное, ему было бы приятно вернуться туда, где его ждут. К тому, кто скучает и ждёт. Моментами Аякс улавливал эмоции альфы, тот хорошо относился к нему и, что касается постели, уступал и был открыт. Казалось, для партнеров и любовников этого более, чем достаточно. Но Тарталья хотел большего, правда, даже у себя в голове не мог сказать, чего именно. Как же это бесило, настолько, что хотелось весь накопившийся яд вылить на кого-то ещё.       — Мне этот подарок пощекочет нервы? — ядовито прошептал Тарталья, покорно приближаясь. Когда-нибудь он обязательно воспротивится, должен это сделать. Когда-нибудь… не сегодня, не завтра и не послезавтра. Может, в следующем году. Когда-нибудь.       — Он тебя лишит сна, — многообещающий тихий ответ, данный ему прямо в губы, вызвал табун мурашек по коже. Рыжеволосый выпустил феромоны на всю мощь, заполонил ими комнату, казалось, что в приглушенном свете замелькали по стенам тени. Если бы не плотные внутренние барьеры и ментальные щиты, то император точно был бы уже мёртв.       — Буду ждать. Бессонные ночи с тобой — самые мои любимые, — парировал альфа с неким восхищением в голосе.       — Мальчишка, — лёгкая усмешка посетила губы императора, прежде чем тот потянул на себя Аякса.