***
День летел за днём, а время словно застыло. Перед глазами бесконечно долго стояла одна и та же сцена, одни и те же лица, до которых, казалось, сфокусировался и сжался в точку целый мир. Всё вокруг шумело, гремело, плясало, но воспринималось столь далёким и чуждым, будто происходило в другом мире с другими людьми. И можно было бы счесть себя мертвецом, призраком, оказавшимся на отшибе жизни, но в груди теплился огонь, угрожающий разгореться до всеобъемлющего пожара. Эрион знал, что не любовь являлась этим вихрем из Адского пламени. Он не был ни романтиком, ни сентиментальным, ни даже избыточно чувственным. Покалывания в кончиках пальцев, переизбыток энергии, сжатые до дрожи кулаки — всё это свидетельствовало только об одном: он ревновал. И ненавидел. Каждый приём пищи он оказывался вынужденным наблюдать, как максимально неподходящие друг другу люди находились в непозволительной близости, общались чрезмерно много и возмущающе часто. Злость поглощала остатки разума, когда Эрион снова и снова отмечал, что Эстера опять не смотрит в его сторону, словно он вовсе не существует. И это продолжалось с тех пор, как она застала их с Геллой в коридоре восьмого этажа. Признаться, поначалу вид разгневанной бывшей польстил и, более того, позабавил, и первую неделю после происшествия Эрион с довольством представлял, как ловко с ней объяснится и всё снова наладится. Стоило лишь дождаться подходящего момента, когда она останется в одиночестве. Но с тех пор Эстера не оставалась одна. С ней всегда был Реддл, Лестрейндж, Крауч, а если рядом ошивались не они, то непременно кружились её подружки! Время по-прежнему неумолимо неслось вперёд, а выцепить взгляд Эстеры так и не удавалось. Эрион мог бы решить, что она его забыла и оставила в прошлом, но разве это было возможно, если про него не забыл Реддл? Скользкий и до приторного красивый слизеринец ловил взгляды, предназначенные не ему. Реддл не утруждал себя, очевидно, не видя необходимости играть для Эриона роль учтивого школьного старосты, и отвечал самой ядовитой, сальной и мерзкой улыбочкой, какую когда-либо изображало человеческое существо. Одним своим горделивым видом он демонстрировал презрение к проигравшему, которым Эрион отказывался себя признавать. Кажется, это ещё сильнее распаляло Реддловское самолюбие. И если бы они оба умели глазами насылать проклятья, то непременно бы давно подохли в муках. А пока им оставалось лишь держаться на почтенном расстоянии и быть всё время начеку, чтобы при первой же возможности, с помощью стороннего конфликта, разрешить давние «обиды». Как назло, никаких неурядиц между факультетами не возникало, а Реддл всё то время, что не отвечал едкими ухмылками, был примером благоразумия и порядочности, и прицепиться к нему не представлялось возможным. Порой Эрион едва не закатывал глаза, когда натыкался на очередную стайку девчонок, воздыхающих по школьному старосте. Глупые и наивные, они велись на идеально скроенный образ, не замечая ту гниль и порочность, что виднелась из-под треснувших швов его костюма из лжи. Руки чесались разбить Реддлу лицо, чтобы оно, потеряв товарный вид, перестало кого-либо привлекать. От него буквально смердело паскудством! Но неужели чувствовал это лишь он? Эрион по праву мог бы презирать всех, кто крутился возле слизеринца и носил его в любимчиках, но тогда пришлось бы презирать и её. Но нет! Эстера была одной из многих жертв, поддавшихся чужому обаянию; заплутавшей овцой, но никак не объектом для презрения. Напротив, Эрион явственно ощущал свою вину: он спугнул её, прогнал и вынудил лишь отчаяннее примкнуть к тому, от чего она ранее пряталась. Поступок его был низким, недостойным, отчасти продиктованным собственной безнаказанностью. Он не ожидал, что его вспыльчивость обернётся полным провалом. Но хуже всего было то, что Эстера наверняка страдала, оказавшись замурованной в мрачных подземельях. Хитрый змей забрал её обратно, а Эриону отчаянно хотелось её спасти. Красивая картинка общего будущего каждый раз давала трещину, стоило ему увидеть их вместе: сидящих за одной партой, занимавшихся в библиотеке, прогуливающихся по коридорам или по улочкам Хогсмида. Порой ему хотелось с силой встряхнуть её за плечи и заставить очнуться, прекратив тем самым общие мучения. Эрион не чувствовал себя одиноким: вокруг всегда были друзья и приятели; и у него не обливалось сердце кровью, как зачастую писали в женских романах. В сущности, жизнь никак не поменялась, но нехватка одного единственного элемента ощущалась слишком явственно, чтобы он мог просто взять и смириться. Эрион и не хотел. Это бы значило признать собственное бессилие, а затем и поражение. Он чего-то ждал. Знака свыше, божественного просветления, простого случая или же удачи — он сам не знал, но продолжал стоять на своём. Всё всегда происходило так, как ему того хотелось. Почему же на этот раз не должно было повезти? И Эрион не прогадал. Фортуна одарила его за смелость и безрассудство, когда он решил по-тихому слинять с отработки, назначенной у лесничего Огга, в Запретный лес. И если он порой представлял, как вновь неожиданно сталкивается с Эстерой тихой ночью в коридорах или пустых классах, то встречи в лесу он ожидать никак не мог. Тусклый свет Люмоса мягко касался её лица и позволял в кромешной тьме различить неподдельное удивление. Вероятно, с такой же растерянностью на неё смотрел и он. На секунду Эриону почудилось, что всё вернулось на круги своя. Впервые за долгое время он увидел эмоции Эстеры, причиной которым был он. И сколь это кратковременное явление польстило ему, столько же на него накатило затем разочарование, когда её лицо приняло повседневный бесстрастный вид! Эриона всегда раздражала и вводила в тупик человеческая безэмоциональность. Вытянутые снобские рожи и поджатые в ниточку губы — вот что сильнее всего он с детства ненавидел в светском обществе. Желание растормошить пижонов так и подстрекало на разного рода выходки, за которые непременно приходилось расплачиваться. Но всё это было не зря, если хотя бы у какого-нибудь старого дурака от гнева краснело лицо и из ушей валил густой пар. С Эстерой всё сложилось иначе: она на него накричала! Причём с таким видом, будто он самолично пытался убить её родного отца, а не недоглядел за Филиппусом, на которого ей по идее должно было быть всё равно. И не важно, что в тот момент он испытывал неловкость и смущение, совсем ему не присущие, ведь он чувствовал кое-что ещё… Ему было приятно. Необъяснимо почему, но приятно! Ситуация не отличалась ни романтичностью, ни красотой, ведь он выставил себя не в лучшем свете, но странным образом её искреннее осуждение, малая доля презрения и огромная доля страха — о, да, страх он явственно увидел в её расширенных дрожащих зрачках — всё это заставило его внутренне встрепенуться и захотеть увидеть другие эмоции Эстеры. Это было по-настоящему волнительно. Ни головокружительные полёты между острыми шпилями школьных башен, ни нарушение правил, ни рискованные для жизни занятия — ничего из этого не было похоже на то, что ему довелось испытать. Эриону не впервые пришлось заглядеться на девчонку. Но то, что чувствовал он, не было обычным возбуждением, с которым он легко справлялся. Это являлось чем-то другим. Настоящим влечением. И он ему поддался. Размытый женский образ в фантазиях приобрёл явственные очертания. И по мере скрытых наблюдений Эриона, они становились только реалистичнее. Лицо, фигура, позы, жесты — были практически осязаемыми. Даже голос и интонации — и те звучали один в один. Не хватало только эмоций… Он видел злость, страх, осуждение, равнодушие, но никак не мог представить искреннюю улыбку, смущение, вожделение, экстаз. Оно продолжало быть смазанным, еле уловимым, ускользающим сквозь пальцы. А Эриону хотелось большего. И он рискнул. На удивление, всё оказалось не так сложно. Он представлял, как Эстера кривится и отвергает любой знак внимания, но хватило какой-то пары тройки встреч, и она согласилась на свидание! Признаться, совсем не этого он ждал от той, подобных которой ещё недавно презирал и сторонился. И будь это исключительно спортивным интересом, Эрион мог бы разочароваться и быстро остыть. Но ведь он проникся симпатией. Ему было хорошо и хотелось продолжения. В определённый момент всё застопорилось: Эстера сдала назад, убеждённая, что её помолвка с кузеном как-либо им навредит или помешает. В её безукоризненной покорности слову семьи было что-то умилительное, ровно как и омерзительное, и тем приятнее сделалось Эриону от её согласия на побег. Нарушать запреты самому — дело одно, но вот когда из-за тебя их нарушают другие… Словом, всё шло прекрасно. Не слишком быстро, не слишком медленно, но ещё чуть-чуть — и она была бы готова отдаться ему всецело и без остатка. Но всё испортил его идиотизм. Оглядываясь назад, Эрион видел себя из прошлого настоящим романтиком. Ему и по сей день не были чужды возвышенные чувства, но он не мог отрицать примитивное физическое тяготение. Этот факт слегка «приземлял», уподоблял животному, и его агрессивность росла как на волшебных дрожжах. Неоконченное дело, неозвученные признания, невыигранное соревнование распаляли его. Кровь закипала в жилах, челюсти сводило от напряжения, но Эрион никак не мог — да и не хотел — признавать, что Реддл его обошёл и оказался лучше. Уж точно не успехами в учёбе он завоёвывал расположение. А что ещё было у него, кроме смазливой рожи? У Эриона и самого, если честно, рожа не дурна! По-бабски глупым было этим гордиться, но раз уж шло соревнование, следовало оставаться во всеоружии. Он намеревался идти до финишной прямой. А значит, всё будет кончено лишь тогда, когда — и если — он услышит прямой отказ. Эстера с секунду смотрела на Эриона, прежде чем, моргнув, не развернулась, намереваясь уйти. Кисти непроизвольно сжались в кулаки. Он полагал, что она разозлится! Или отчитает его, лицемерно решив воспользоваться полномочиями старосты. Он даже был бы не против превращения в петуха, лишь бы она одарила его чем-то бóльшим, помимо непроницаемого выражения лица. Раздражение тяжестью разлилось по венам и вынудило перейти в атаку. — В чём дело, Роули? — вырвалось у него против воли. — Не будешь пытаться меня исключить? Кретин. Опять ляпнул, не подумав! Эта тактика, схожая с дёрганьем за косички, будто им по десять лет, была Эриону ненавистна, и в то же время он не отрицал её эффективность… Да, чувствовал себя идиотом, но всё равно надеялся, что провокация удастся. Вместе с тем кольнуло неприятным осознанием: Эстера могла из вредности проигнорировать и этот выпад, оставив его в дураках. Но она обернулась, взглянув при этом так спокойно, почти равнодушно, что ему сделалось нехорошо. — Не буду, — ровно подтвердила она. — Но рекомендую вернуться обратно в школу. Я не хочу проблем, если ты тут умрёшь или попадёшь в беду. — Эстера уже собиралась идти дальше, как он в три шага оказался перед ней и загородил путь. — Постой, — пробормотал Эрион взволнованным, возбуждённым голосом, — ты не могла бы поговорить со мной? Мне нужно кое-что тебе сказать. Сердце забилось сильнее; его стук чувствовался в висках, а на спине выступил холодный пот. Опасаясь не расслышать ответ Эстеры или не заметить какой-либо перемены эмоций, Эрион задержал дыхание. Вновь оно, это чувство! Что-то переворачивалось вверх дном и зависело от чужого слова! Везде и всегда он привык полагаться лишь на себя, будь то матчи по квиддичу или всевозможные проделки: работа в команде не отягощала, но Эрион твёрдо знал, что приложенные им усилия напрямую влияют на результат. В отношениях зачастую всё происходило иначе. И это могло раздражать, когда он был уверен в собственной правоте и ожидал, что эта уверенность появится и в другом человеке; но вместе с тем это было чем-то новым. Оно заставляло его предвкушать, ждать в напряжении, содрогаться под тяжестью догадок и предположений. Оно могло определить настроение на весь день, а то и неделю: эмоции фонтанировали, а мозг был взбудоражен, когда всё начиналось; а затем, когда закончилось, агрессия и раздражительность стали вечными спутниками. И на всё это Эрион как будто не мог повлиять. В самом деле, не опоит же он Эстеру Амортенцией! Мысль эта, впрочем, как-то раз пришла ему в голову, но тотчас же он её отринул. Мало того, что это было низко, так ещё и безвкусно: никакой интриги, азарта и радости победы он бы по итогу не испытал. Нельзя было бы даже гордиться правильно и искусно сваренным зельем, ведь оно продавалось на каждом углу. А от тупого вожделеющего взгляда Эстеры ему бы наверняка захотелось срыгнуть. Нет, он был бы совсем не против увидеть такое выражение у любой девушки, но исключительно благодаря собственным стараниям и при условии, что это будет длиться не постоянно. Слепая обожательница ему была не нужна! Вот Реддл — Эрион свято верил — не преминул бы воспользоваться мухлежом в случае чего, ведь ему позволяла ущербная натура и ограниченность взглядов. Сам Эрион считал себя выше этого. И даже когда перед глазами мутнело, а от переизбытка энергии ему становилось тесно в собственном теле, он держался. Обычно такое происходило из-за очередных сальных улыбочек слизеринца, когда они схлёстывались в немом поединке. Пару раз Эриону даже чудилось, будто его черепную коробку и мозги стараются сдавить со всех сторон, но, как только он это замечал и усиливал ментальную защиту, ощущение пропадало, а Реддл тут же терял к нему интерес. Но с каждым разом терпение тончало. Эрион выходил из-за стола озлобленным и, случалось, голодным, потому как забывал поесть. Порой всё время, что отводилось студентам на трапезу, он взглядом дырявил слизеринский стол, надеясь — и опасаясь! — найти то, что подтвердило бы его догадки или спровоцировало на бездумное действие. Да, Мерлин тому свидетель, сохранению целостности рожи Реддла способствовала его напускная сдержанность: он не делал неприличных знаков, какими любили дразниться подростки. Кто-то бы возразил, напомнив, что среди холёных чистокровнышей нет грубиянов и невеж, но это было бы глубочайшим заблуждением. И если сам староста школы не обезьянничал, то всяким Эйвери, Яксли и Макнейру чихать хотелось на все приличия и нормы поведения. Эйвери, и вовсе не стесняясь, как-то раз провёл языком по внутренней стороне щеки, попутно совершив поступательные движения кулаком ко рту. И всё это, непрерывно глядя на студентку Хаффлпаффа. Та подняла визг, и Реддл, как понял Эрион, ради приличия списал десяток баллов со своего факультета. И если до преподавательских ушей дело не дошло, то легенды о поступке Эйвери не утихали ещё год. Про остальные слухи не хотелось даже вспоминать. Но передвижной террариум, возглавляемый самой ядовитой гадюкой, приковывал к себе слишком много внимания, и Эриону приходилось с этим мириться. Раз за разом, глядя на спутанный клубок змей, возникало практически непреодолимое желание схватить первую попавшуюся палку и раскидать тварей по всем сторонам, подальше от школы. И снова он с сожалением вспоминал, что Эстера была частью этой неприглядной компании. Но уверяя себя в том, что её вины в возникших обстоятельствах и трудностях не было, Эрион по-прежнему сомневался. Шляпа всё же определила Эстеру на факультет, где поколениями учились её родители и предки, а значит, ей там самое место. Он кусал язык, жалея, что не может ущипнуть свои мозги за подобные мысли! Разве не было в нём непоколебимой уверенности, что факультет не предопределял личность человека и что личность не предопределяла факультет? Так было «до». Сейчас же, убеждаясь в паскудстве одного слизеринца за другим, Эрион не мог оставаться столь же уверенным. Что же получалось? Он высказал Эстере правду? Или просто ударил побольнее, дабы наверняка задеть? Ответа так же не находилось… — Ладно, — сквозь его мысли прорезался тихий, но твёрдый девичий голос. — О чём ты хочешь поговорить? Эрион зачерпнул побольше воздуха в лёгкие, чтобы не издать ненароком какой-нибудь лишний звук. Он был уверен, что гавкнул бы, как собака, или со свистом бы выдохнул от облегчения. Но выставлять себя шутом было рановато, и эмоции пришлось запрятать на потом. Кожа по всему телу зудела от непонятного покалывания, будто он наголо напялил дешёвый шерстяной свитер. И если бы он мог незаметно для Эстеры начать чесаться, то с большим удовольствием расцарапал бы себя до крови, но а пока приходилось молча терпеть все неудобства. В самом деле, его организм реагировал странно! Потоотделение, зуд и скованность в мышцах не были присущими в подобных обстоятельствах. Хотя с такими он, признаться, и не сталкивался. Эриону не приходилось ни перед кем себя оправдывать и обелять. И тем более, он никогда не выворачивался ища чьего-то одобрения! Но вместо того, чтобы разозлиться на собственную мягкотелость, его бросало в жар лишь сильнее. Всё новое хотелось прощупать и почувствовать на себе, выжать максимум и упасть обессиленным. Сделав над собой усилие, чтобы тут же не насесть на Эстеру со своими речами, Эрион предложил пройтись чуть дальше. Только затем он подумал, что, вероятно, прерогатива уйти с парнем вглубь Запретного леса едва ли покажется какой-нибудь девушке привлекательной и заманчивой, но Эстера согласно кивнула. В напряжённом молчании прошли несколько минут, пока они осторожно двигались по освещаемому Эрионом пути. Выкроенное время помогло собраться с мыслями и вспомнить подходящие слова, но взволнованность никуда не уходила. Наконец, они дошли до крошечной прогалины. Кроны мрачных гигантских деревьев высились над ними, оголяя лишь небольшой участок неба. Люмос был погашен — тусклая луна сумела дать необходимое количество света. Эстера присела на валун, который, подобно жертвенному алтарю, стоял в самом центре полянки, и со всем вниманием обратила взор на Эриона. Не решившись занять место рядом, он остановился перед ней. Ноги были до того напряжены, что, казалось, стоит расслабиться — и они, спружинив, отправят его высоко вверх, на уровень Астрономической башни. — Я был полным идиотом, — прокашлявшись, со злостью выплюнул Эрион. — Я это понял почти сразу, как ты ушла, но не знал, как подступиться и всё исправить. А потом… я говорил с Хагридом, и он отвёл меня к Арагогу… — Наткнувшись на недоумевающий взгляд Эстеры, он тут же пояснил: — Это акромантул. Хагрид и вправду держал опасную тварь в школе. Гигантский, жуткий паук, мать его! Ты была права. Это… это ненормально, — смиренно добавил Эрион. — Не знаю, простишь ли ты меня, но я бы этого искренне хотел. — Прощаю, — оповестила Эстера, ни капли не переменившись в лице. Эриону захотелось влепить себе затрещину. Очевидно, то, что он прокручивал убедительные, как ему представлялось, аргументы и извинения, не слишком-то и помогло. Всё разбивалось о знаменитую слизеринскую выдержанность, которую они включали лишь тогда, когда хотели подчеркнуть свою значимость. Эстера продолжала смотреть на него спокойным непроницаемым взглядом. Её можно было бы назвать даже умиротворённой, не обременённой никакими земными заботами. Но верить в то, что она совсем ничего не чувствовала, не хотелось. Он не мог проиграть. — Это так глупо! — Эрион пытался подобрать слова, которые помогли бы выпутаться из ситуации, но голова оказалась так некстати пуста. — Я кретин, прости меня. Я тогда вывалил всё это со злости и вовсе не думал, что ты… что твои мысли… что они… — «Результат работы моего мерзкого братца и Реддла?» — любезно подсказала Эстера и вопросительно, несколько насмешливо изогнула брови. Стыд ущипнул за щёки. Эрион с неудовольствием отметил, что её замечание вызвало не только смущение, но и лёгкое раздражение. Он чувствовал себя воришкой, пойманным с поличным. Отрицать содеянное не представлялось возможным, но и признаться в том, что пошёл на подлость, совсем не прельщало. — Я так не считаю. — Сконфуженное заверение едва ли звучало для неё убедительно, но Эрион продолжил: — Мне было тяжело признать, что кто-то с моего факультета облажался. Я был слишком горд и хотел уколоть тебя, не спорю, — неудовольствие от этого признания сочилось вместе с издаваемыми звуками. — Но я так никогда не считал. Более того, если бы я и впрямь так думал, то ни за что не стал бы с тобой встречаться! Уж прости, но моё отношение к Краучу и Реддлу не изменилось. Противоречивость собственных чувств начинала заводить Эриона в тупик. Ему виделось большим шагом вперёд то, что он сумел принести извинения и признать свою ошибку, но ему не могла не досаждать необходимость это делать. Он был уверен, что Реддл никогда не извинялся и не раскаивался искренне, однако это не мешало ему постоянно крутиться рядом с Эстерой. Эриону же приходилось выкручиваться! Несомненно, он был лучше Реддла, выше его, и не стыдился признавать свою неправоту. Но почему кому-то всё сходило с рук, а кто-то был обречён биться головой о стену?! Эстера только усмехнулась на его слова. Кисти Эриона сжались в кулаки, и он тут же спрятал их в карманы, надеясь придать себе более непринуждённый вид. Он не собирался совсем прятать свою взволнованность и смущение: Эстера должна была видеть, что ему не всё равно, но вот о его раздражительности ей знать не следовало. — Мне стоило сказать это намного раньше, — Эрион продолжал говорить, уже не взвешивая каждое слово, и надеялся, что искренность подтолкнёт его к спасительной ниточке. — Я правда собирался ещё осенью, но тогда… Ты застала нас в коридоре. Мы возвращались с вечеринки в честь дня рождения Фила. Он страшно надрался, понимаешь? Разнёс всё в Комнате, а нам с Геллой пришлось прибираться, потому что остальные тащили его в спальню. Ну, и ты могла заметить, что его стараниями мы тоже выглядели не очень… — Так это был Фил? Не она? — неестественно резко выпалила Эстера и даже подалась корпусом чуть вперёд. Неожиданная смена её поведения застала Эриона врасплох, и он порядком растерялся. — Что? — недоумённо переспросил он, тупо нахмурившись. Но осознание пришло так же неожиданно, словно голову огрели сковородкой. Эрион распахнул глаза и в изумлении протянул: — Что-о?! — Нелепость ситуации лишила его уверенности в том, что он правильно мыслил. — Гелла? И я? Нет! Как ты могла такое подумать! Эрион продолжал глупо пялиться на Эстеру и совершенно не знал, куда себя девать. Спустя секунды после того, как он переварил информацию, его отношение к происходящему поменялось. Он ощутил странное удовлетворение. Это было чем-то совсем новым. А смущение Эстеры, её вспыхнувшие щёки, розовость которых угадывалась даже при свете луны, ему определённо польстили! Неужто она всё это время ревновала? Отсюда и её «невидящий» взгляд, непроницаемое лицо и завидные для мраморных статуй сдержанность и холодность? Эрион продолжил бы внутренне радоваться от того, что, наконец, хоть что-то прояснилось и сдвинулось с мёртвой точки, вот только глаза Эстеры заметно увлажнились. Ему и раньше доводилось видеть её слёзы, но в ту пору у него ещё не отняли право их утирать. А сейчас он растерялся только сильнее. Эстера тут же уставилась себе на колени, очевидно, намереваясь утаить от него эмоции. — Так, выходит, ты поэтому… — выдохнул Эрион, желая наверняка удостовериться в собственных догадках. — Мерлин! Я такой идиот! — чистосердечно признался он. — Я ведь правда не понял, почему ты так разозлилась. Думал, мстишь мне за мои слова… Эстеру затрясло мелкой дрожью от подступающих рыданий, и скрывать слёзы она более не могла. Ссутулившись, подставила ладони к лицу, но чем настойчивее размазывала влагу по щекам, тем сильнее плакала. Переменчивость женского настроения всегда казалась Эриону неразрешимой загадкой, так как он почти никогда не знал, что нужно делать. Обычно он двигался на ощупь, интуитивно, желая помочь и утешить, подставить своё крепкое мужское плечо. Но на этот раз всё представлялось сложнее. Он смотрел на неё и приходил в смущение. Ревность Эстеры продолжала ему льстить, а заодно вынуждала чувствовать себя обманщиком. Нет, он не врал: с Геллой у них и вправду ничего не было. Вернее, не было его вины в том, что она однажды его поцеловала. Эрион честно дал ей понять, что они друзья — ими и останутся. Но признаваться в этом Эстере сейчас было самой неподходящей и глупой затеей. Разрушить всё снова он не хотел, а вот её успокоить — да, пожалуй. Помедлив с полсекунды, Эрион осторожно приблизился к валуну. Спугнуть, как он знал, чрезмерно уязвимую Эстеру было довольно просто. И всё же он опустился рядом и нерешительно притянул её к себе за плечи. Эстера не противилась. Обдумывая дальнейшие действия, Эрион непроизвольно опустил голову ниже, к её макушке, прикрыл глаза и вздохнул. Холодный аромат вишни, не приторный, свежий, с нотками жасмина и щепоткой пудры ударил в нос. До боли знакомый запах вызвал ворох воспоминаний. Она пахла именно так, как помнил он! Ностальгические чувства заполонили собой всё, не оставив больше места ни смущению, ни даже самолюбию. — Мне жаль, — честно признался Эрион, прижав её к себе сильнее. Эстера тихо плакала, уткнувшись ему в грудь, и безжалостно сминала в кулаках ткань его мантии. Никакие слова утешения на ум не приходили. Более того, Эрион не знал, что именно послужило причиной её слёз… Было ли то облегчением? Или сожалением? Но если так, почему это длилось столь долго? Не должна ли была она вскоре засиять от счастья, когда пришло полное осознание ошибочности своих выводов? Возможно, ей было тяжелее примириться с тем, что обида и ревность так долго разъедали её изнутри? Эрион лишь надеялся, что они не выжгли все чувства к нему… — Мы можем… — неуверенно начал он, прощупывая почву, — конечно, я понимаю и не хочу давить, и не пытаюсь на что-либо намекать… Но мы можем хотя бы продолжить общаться? Отстранившись от Эриона довольно резко, Эстера поспешно утёрла слёзы и с полным изумлением в лице и во взгляде уставилась на него. Он мог бы решить, что сказал что-то нечленораздельное, лишённое смысла, но по ней было видно: она всё поняла. Эстера больше не плакала, но глаза оставались влажными и припухшими. За одну секунду её эмоции вновь сменились: она перестала выглядеть удивлённой, но, отчего-то ссутулившись сильнее и обхватив себя руками за плечи, приобрела побитый вид. Уголки её губ слегка приподнялись, и она посмотрела на Эриона с выражением, похожим на благодарность. Во всяком случае, так ему показалось. А заодно в голову закрались нехорошие мысли. Словно заметив перемену в нём самом, Эстера виновато потупила взгляд в сторону. — Всё дело в Реддле, не так ли? — спросил Эрион отрешённо, а в глазах помутнело от подступающей злости. — У меня плохое предчувствие. — Эстера отстранилась на максимальное расстояние, которое позволяла ширина валуна. — Мы можем сбежать, — твёрдо и настойчиво, не допустив в голосе ни йоты колебаний или сомнений, заявил он. Требовалось полностью заверить её в серьёзности своих намерений! — Даже если ты не захочешь впредь со мной общаться, я могу увезти тебя сразу после школы. В тот же день! Я могу даже сейчас, Эстера, только скажи. Ты должна знать, что ничего не изменилось в моём отношении к тебе. И если твоя семья… — Эрион осёкся, опасаясь ступить на скользкую дорожку, и вынужденно кашлянул, чтобы сгладить заминку. Необходимость замалчивать проблему его угнетала. Порой хотелось прямо сказать ей, что Роули и Краучи — бессовестные ублюдки, не оставившие ей никакого выбора. Неужели она была обречена выйти замуж за обмудка, пусть даже он ей родня?! — В общем, если тебе нужна помощь, то я… — Я не могу сбежать, — непримиримо отрезала Эстера, не дав закончить. Эрион напрягся всем телом. Ответ ему не понравился. Но прежде чем делать какие-то выводы или проявлять своё негодование, он счёл необходимым узнать причину. — Почему? — Я должна остаться рядом с ним! — Эстера расправила плечи, а её тон стал куда решительнее. — Он не просто школьный король, Эри. Он готовит что-то ужасное, — это она произнесла намного тише. — Он в самом начале пути, а я уже подозреваю его… — Эстера вдруг запнулась и смяла на этот раз ткань своей мантии. Пришлось выждать пару секунд, чтобы убедиться, что продолжать она не собирается. Эрион бросил на Эстеру испытующий взгляд, и она тут же стушевалась. Но отступать он всё равно был не намерен. — Подозреваешь в чём? — настаивал он. Эстера закусила нижнюю губу, явно теряясь в сомнениях. Её тёмные брови сошлись к переносице, а глаза гипнотизировали невидимую точку на земле. Мерлин свидетель, Эрион держался из последних сил, чтобы не насесть с вопросами! Её нерешительность будила в нём нездоровый интерес. Терпение, словно песок, ускользало меж пальцев, но страх вновь облажаться был сильней, и Эрион, стараясь унять почти непреодолимое желание застучать пяткой, чуть ли не превратился в каменное изваяние. — Я не могу говорить об этом, — спустя невыносимо долгие минуты терзаний явно нехотя созналась Эстера. — Он читает мои мысли и роется в моих воспоминаниях. Я не хочу, чтобы он наткнулся на тебя и узнал, что я что-то тебе рассказала. Блядь! Эриону буквально пришлось прикусить язык, чтобы яростное восклицание не сорвалось против воли! Сучий змеёныш оказался способен на большее! Кто бы мог подумать! — Так он Легилимент? — Эрион старался действовать обдуманно, а не импульсивно. Именно по этой причине он на протяжении всего их разговора сперва обмозговывал полученную информацию, а потом уже реагировал и задавал вопросы. Привычная для него тактика сперва делать, а затем думать была сейчас слишком рисковой. Приходилось держать все мышцы тела напряжёнными и не терять концентрации, и пускай с него всё это время сходило семь потов, Эрион стойко терпел. И когда Эстера утвердительно кивнула на его вопрос, он первые пять секунд потратил на то, чтобы не пустить в оборот крепкое словцо! — Я могу обучить тебя Окклюменции, и ты закроешь свой разум от него так, что он этого даже не заметит. — На удивление, голос, как ему показалось, звучал уверенно. А удивительно это было из-за контраста с тем, что в ту секунду творилось у него на душе. Но едва ли возмущённые возгласы и обещания отхлестать Реддла по роже помогли бы ситуации… К великому сожалению. Эстера безмолвно приоткрыла рот и посмотрела на него такими глазами, словно увидела перед собой призрак. Затем её замешательство сменилось на подозрительность, и она в таком же немом вопросе изогнула брови. Похоже это было на то, что она ждёт признания в розыгрыше, но вместо пустословных заверений Эрион спокойно молчал. Наконец, моргнув, Эстера неуверенно пролепетала: — Откуда ты… Эрион лишь усмехнулся. Странным образом, но в нём вновь взыграло детское самолюбие. Ему определённо нравилось чувствовать на себе изумлённые взгляды и быть для кого-то необходимым. Конечно, Эстера ещё не дала своего согласия, но эффект совершенно точно был произведён. — Надеюсь, ты обратила внимание, что, несмотря на плохие оценки, я довольно хорош на практике, — не без удовольствия отметил он. — Во многом это заслуга моих кузенов и дяди Никая. Они спускали с меня шкуру каждое лето, вынуждая бегать от их заклятий даже без возможности атаковать в ответ. Ну, это ты и сама знаешь. А вот Окклюменции и Легилименции обучили на четвёртом курсе, как только мне позволено было колдовать вне школы. — И ты молчал… — Пока что мне ни разу не пригодился этот навык, Эстера, — не слишком тактично отметил Эрион. — Мне не от кого прятаться, да и в чужие мысли я не лезу, — он кратковременно почувствовал долю облегчения, пусть осудил Реддла всего-то на одну тысячную не так, как тот заслуживал! — Ты должна научиться, даже если не захочешь меня видеть… — Нет, я хочу! — порывисто прервала его Эстера, будто испугавшись, что он просто так встанет и уйдёт, и тут же густо покраснела. Едва удержавшись от того, чтобы облегчённо не выдохнуть, Эрион одобрительно ей улыбнулся. Фортуна была милостива! Всё прошло даже лучше, чем он на то рассчитывал. Гордость взыграла, распирая его изнутри, и впервые за долгое время он понял, что переполнен всем. И эмоциями, и чувствами, и предвкушением, и какой-то необузданной силой. В некоторой степени он даже испытывал благодарность Реддлу: каким бы ублюдком тот ни являлся, его поступки способствовали их примирению. Возможно, не будь Реддла, они бы и не поссорились, ведь никто не стал бы сдавать Хагрида. Однако… Эрион в этом откровенно сомневался. Ссорились все, даже его любящие друг друга родители. И, зная себя, Эрион легко мог предположить, что его взрывной характер в любой момент сыграл бы с ним злую шутку. В конце концов, винить Реддла во всех своих неудачах было жалким и недостойным занятием. Да и способностям Реддла это оказало бы уж больно много чести! Эрион по-прежнему не считал его ровней. Да, для приютского мальчишки он сражался очень достойно, а о способностях слизеринца к другим предметам не говорил только ленивый. Но у Реддла не было никого, кто смог бы его обучить. С одной стороны, это вызывало невольное уважение, ведь с самим Эрионом занимались чуть ли не с детства. В ту пору, когда дядя Никай обучал его обращаться с дикими волшебными тварями и заставлял оттачивать жесты заклинаний на тренировочной палочке, Реддл даже понятия не имел про существование магического мира! Чего уж там! Никай порой давал Эриону свою палочку, прекрасно зная, что Надзор не докажет, что в доме, полном магов, колдовал именно несовершеннолетний. Преимущество нисколько не отягощало сердце Эриона: он оставался убеждённым, что, родись в приюте или у маглов, остался бы самим собой, и ничто эту веру не способно было развеять. Так что с чистой совестью он мог позволить себе — и позволял! — некоторую степень пренебрежительного превосходства в сторону Реддла. И раз за разом в этом убеждался: Эриону не требовалось идти на низости, залезая «друзьям» в мозги и подтверждая тем самым собственную ущербность, ведь на фоне чужой — то есть Реддловской — неполноценности он выглядел лучше не только для себя. Реддл же, вероятно, вовсе того не зная, отвращал Эстеру. И если самостоятельно она не в силах была справиться, не имея на всём Слизерине союзников, то определённо нашла бы — и найдёт — в Эрионе. А уж после школы докучливый староста перестанет быть проблемой. Эстера научится стоять за себя, страх уйдёт, как и вынужденное соседство со скользким гадом, а уж затем Эрион сможет поспособствовать тому, чтобы сбросить с Эстеры оковы, надетые семьёй. Что бы там ни было, не она первая и не она последняя, кто сбегает из-под венца! Следовало лишь дождаться…***
Затхлость подземелья буквально давила отовсюду. Больше всего на свете Эстере хотелось оказаться на поверхности и свободно вздохнуть полной грудью. Но она была вынуждена урывками ловить губами кислород, которого с каждой минутой становилось всё меньше. Жарко. Грудь тяжело вздымалась, все выдохи сопровождались тихим хрипом. На лбу выступила испарина, а рубашка назойливо липла к телу. Накрахмаленный воротник царапал шею, хотя давно был ослаблен. Казалось, ещё секунда — и она потеряет сознание. Но Эстера знала, что это было обманчивым чувством: лишним способом отвлечь и ослабить, а значит — позволить Тёмной магии завладеть собственным телом и разумом. Эстера тщетно пыталась проморгаться и увлажнить пересохшие белки. Зрение сильно ухудшилось от усталости, а в глазах двоилось. Но и в полумраке можно было различить такие же выдохшиеся силуэты, что спинами припали к холодным стенам зала. Ей бы тоже хотелось прислониться к стене. Или вовсе лечь на пол, чтобы ощутить заветную прохладу, пропустить её через поры в кожу, а затем — в мышцы. Они горели огнём и тряслись от напряжения, словно она пробежала марафон или часами поднимала тяжести. Вязкая слюна поцарапала горло, и Эстера невольно поморщилась. Рот будто был полон песка. Язык мог запросто прилипнуть к нёбу, если бы она то и дело не шевелила им, тщетно пытаясь усилить слюноотделение. Дьявольски хотелось пить. И чем больше она об этом думала, тем нестерпимее казалась жажда. Ещё одна нужда, чрезмерно отвлекающая от происходящего. А отвлекаться было нельзя — чревато последствиями. В больничное крыло никто не отнесёт, если она потеряет сознание. Во всех смыслах потеряет. Настолько, насколько это позволял оставшийся здесь кислород, Эстера сделала глубокий вдох. Голова вдруг закружилась, звон в ушах резко усилился, а во рту отчётливо проступил привкус железа. Казалось, она полностью потеряла связь с реальностью, но сознанию каким-то образом удалось уловить шорох мантии, раздавшийся справа. Слишком близко. Не уклониться. Вишнёвая палочка в трясущихся пальцах жила собственной жизнью: начертила в воздухе нужное движение, а Эстера тихо прошептала: «Протего». Левая рука в ту же секунду безвольно повисла. Том успел задеть её, но щит не позволил онемению распространиться дальше плеча. Эстера отпрыгнула в сторону, ожидая следующие атаки. Зрение частично вернулось в норму. Может, благодаря тому, что она пришла в движение и встряхнулась, тем не менее слух по-прежнему подводил. Звон в ушах, от которого было никуда не деться, достиг мозга. Виски заныли и запульсировали от назойливого шума, а с губ едва не сорвался страдальческий стон. Хуже всего было осознавать, что, пока поединок не будет окончен, они не покинут это злачное место и её муки продолжатся. Вот уже который час два десятка людей оттачивали Тёмные заклинания. Несмотря на внушительные размеры подземелья, от множественных выбросов энергии здесь стояла адская жара, а воздух был наэлектризован. Эстере казалось, что все проклятья не теряют силы, когда их отражают или когда от них уворачиваются: напротив, они будто оставляют после себя отравляющий след в атмосфере, и вольно или невольно он достигает первоначальной цели — приносит неприятности! Никак иначе она не могла объяснить, почему так плохо себя чувствует! Да и не одна она! Почти все выдохлись и разбрелись по дальним углам, ожидая окончания тренировки, ведь просто так выйти не мог никто. Помимо уже существующих здесь защитных мер, Том наложил ещё с десяток. Вероятно, чтобы не привлекать лишнего внимания множественными всплесками магии. Оставалось ждать, пока державшиеся на ногах упадут без сил, а Том объявит о завершении вечера. Боковым зрением Эстера уловила движения Аспидиса и Юлиана Розье: заметила отблески их заклятий от стен. Ещё дальше Норбан Лестрейндж бился с Крэббом. Или с Эйвери. Она уже не различала. В конце концов, на этот раз ей приходилось труднее всех! Том выглядел чрезвычайно непринуждённо, хотя до Эстеры сразился ещё с тремя — и это без перерывов! Его лицо оставалось ровного цвета, в то время как её собственное пылало от усталости и жары. Она была уверена, что походит на запыхавшуюся краснолицую коату! А об усталости и напряжении Тома говорили лишь пара прядей, прилипших к влажному от пота лбу! Но его осанка по-прежнему была безупречно ровной, движения — чёткими и энергичными, а взгляд — столь твёрдым, что это психологически могло раздавить любого противника! Но Том сдерживался и не стремился как можно скорее уложить Эстеру на лопатки. Целями этой тренировки были повышение выносливости и проверка собственных возможностей, таких, как магический лимит и сопротивляемость Тёмной магии. Если бы они сражались ради победы, Эстера давным-давно оказалась бы впечатанной в пол! Возможно, в первые же пять минут боя… Ну, а эта тренировка началась со случайного образования пар. Выдохшиеся проигрывали, а победители сталкивались друг с другом в порядке выбывания. Перед сражением с Томом у Эстеры выдался десятиминутный перерыв, так как не нашлось свободного противника. Но этого отдыха ни за что бы не хватило тому, кто собирался соревноваться с таким, как он. Спустя полчаса пришло осознание, что она никогда в жизни так не уставала. Болели даже волосы на голове! Эстера чувствовала тяжесть каждой луковицы, и если бы Том послал в неё заклинание Облысения, она могла бы остаться даже благодарной за подаренное облегчение. Когда очередное заклятие было отражено Томом одним небрежным взмахом руки, Эстера скрипнула зубами. Это невероятно злило! Ей лишь хотелось, чтобы всё поскорее закончилось, но не тогда, когда она мешком упадёт без сил! Было бы славно задеть его, заставить удивиться или тяжело дышать, но все её попытки будто заранее были обречены на провал. И сей прискорбный факт заранее обессиливал. — Хватит Экспеллиармусов, Роули! — Насмешливый голос Тома прорезался сквозь звон в ушах. — Используй настоящую магию. Эстера дёрнулась в сторону, когда он стал вычёрчивать в воздухе руну. Из кончика его белоснежной палочки, извиваясь, выскользнули туманные змеи. Они сплетались между собой и разевали пасти, стремительным потоком из энергии направляясь к ней. Эстера успела отскочить, когда морды нырнули в то место, где она только что стояла. Их головы рассеялись в голубую дымку, но туловища всё ещё переплетались друг с другом. Туман стал стремительно принимать прежние очертания, и очень скоро разъярённые бесплотные существа стрелой ринулись к ней и беспрепятственно миновали щит! Всплеск адреналина придал Эстере сил. Быстрым движением она рассекла себе кожу на левом запястье. Тонкая струйка не успела стечь по руке — её собрал кончик палочки, больно царапнувший повреждённую кожу. Усиленное Магией крови повторное Протего на какое-то время задержало атаку. От столкновения змей со щитом начал валить чёрный дым, а защита — давать трещину. Окровавленной палочкой Эстера вывела в воздухе руну Уничтожения. И тотчас почувствовала покалывания, начавшиеся с подушечек пальцев, но стремительно расползающиеся вверх. Рука задрожала от струящейся в ней магии, обжигающей стенки сосудов и распространяющейся дальше по всему телу. — Интеритус! — Собственный голос показался Эстере чужим и незнакомым; до того холодным и глухим, что она невольно вздрогнула. В мгновение, когда змеи пробились через щит, намереваясь вгрызться ей в горло, из палочки Эстеры вырвалось заклинание и кроваво-красным извивающимся тонким потоком обрушилось на тварей. Их шипение наполнило пространство вокруг, гибкие тела выгнулись, пасти раскрылись в немом крике, и в ту же секунду змеи испарились под гнётом проклятия. Воздух вдруг стал ощутимо тяжелее. Казалось, Эстера могла попробовать его на вкус. Ноющая боль в висках многократно усилилась, а руки лишь сильнее задрожали от напряжения. Сдерживать Тёмные заклинания становилось всё труднее, и всё больше яда они впрыскивали в кровь, когда самозащита проседала. Где-то позади послышался удовлетворённый возглас Норбана, который, судя по всему, одержал победу. Но это секундное отвлечение стоило Эстере пропущенной атаки. Тугая чёрная струя ударила ей под ноги и тут же растеклась в лужу. Клякса на полу булькнула, и следом оттуда вынырнула четырёхпалая кисть, схватившая за щиколотку. Попытка вырваться не удалась: хватка на ноге только усилилась. Смоляная рука дёрнула вниз, лишив Эстеру равновесия: она упала, ободрав колено и локоть о неровный каменный пол. Лужа тем временем всё расширялась, расползаясь в разные стороны. Кожа на лодыжке начала согреваться из-за соприкосновения с Тёмной материей. Стараясь не допустить ожога, Эстера вскинула палочку и наколдовала довольно тусклое пламя. Проклятая рука забурлила и клубами стала испаряться в воздухе. Хватка ослабла, и подтаявшая конечность с булькающим звуком плюхнулась и исчезла в луже. Отдёрнув ногу от греха подальше, Эстера усилила пламя. Чёрная, будто магловская нефть, поверхность начала стремительно высыхать. Зигзагообразные трещины причудливым узором разрыхляли ставшую матовой жидкость, которая совсем скоро рассыпалась в прах. Всё заняло не больше тридцати секунд, но течение времени для искажённого восприятия Эстеры представлялось иначе. С трудом поднявшись, она не глядя бросила в Тома то же змеиное проклятие. Однако её концентрация оставляла желать лучшего, потому что твари рассеялись от одного лишь его Протего. — Соберись, Роули, — Том усмехнулся, — ты же не хочешь уступить своему братцу? Эстера до крови прикусила губу. Похоже, Норбан теперь сражался с Аспидисом, а в победе последнего Том не сомневался. Выбыть раньше кузена означало проиграть ему, но Тома ей было не одолеть даже при полных силах… Кровь на кончике палочки давно свернулась и засохла. Зато рана на запястье была свежа, и Эстера, прижав к ней древко боком, осторожно прокрутила рукоять между пальцев. Рассечённая плоть от столь тесного контакта с инородным предметом защипала, посылая по нервным клеткам болевые импульсы. Поморщившись от неприятных ощущений, Эстера вскинула здоровую руку перед собой, левая же по-прежнему безвольно висела вдоль туловища и казалась невероятно тяжёлой. Из кончика окровавленной палочки вырвались потоки воздуха, быстро заполняющие тренировочный зал. Со всех сторон послышались облегчённые вздохи и даже слова благодарности. Однако Эстера чужих восторгов не разделяла: то была не живительная свежесть и прохлада, а могильный затхлый холод, от которого перехватывало дыхание. От соприкосновения с ним дыбом вставали все волоски на теле, а на душе делалось тревожно. Казалось, потусторонние вихри проникали под кожу, заставляли мышцы деревенеть, а внутренние органы — сжиматься от страха. По мере длительности заклинания, в подземелье всё отчётливее становился слышен режущий свист. Невидимые потоки, набравшись сил, направились в сторону Тома. Еле заметная тень удивления проскользнула на его лице, но он тут же ловко уклонился, демонстрируя всем своим видом, что для него это не составило абсолютно никакого труда. Однако это был ещё не конец! С бешеной скоростью вокруг его ног завихрился воздух и образовал воронку, в эпицентре которой оказался Том. Мокрая от пота одежда была теперь особенно неприятной из-за резко понизившейся температуры. Эстера вздрогнула от соприкосновения холодной ткани с кожей, но, опасаясь потерять контроль над магией, отбросила отвлекающие мысли. Со стороны это выглядело непримечательно. Конечно, если не считать странного шёпота и свиста, слышать который наверняка могли как минимум те, кто находился в их части зала. Но для того, кто оказывался «внутри», всё было иначе. Искажённые гримасы, прорывающиеся сквозь призрачные завесы, корчились в слепой ярости, тянулись к пленнику паукообразными скрюченными пальцами и стремились дотронуться до живой плоти. Эти соприкосновения пусть и не наносили прямого урона, таили в себе большую опасность. Словно дементоры, они питались чужими эмоциями, но не высасывали радостные воспоминания, а вызывали и сеяли страх, которым напитывались и благодаря которому становились сильнее. Будь Эстера достаточно искусной, будь у неё в противниках не Том, тогда, возможно, ей удалось бы за пару минут свести с ума какого-нибудь магла или слабого волшебника! Но использовать это заклятие в настоящем бою она ни за что бы не решилась… Опытный маг не позволит эмоциям завладеть собой, а коли уж не будет страха, вырваться ему не составит труда. Но жертвой разгневанных духов мог стать и сам заклинатель, если он потеряет контроль или позволит себе бояться. Эстера чувствовала, как остатки магии, усиленные её кровью, бьются в агонии внутри неё. Мозг и тело были напряжены до предела. Она знала, что, если сделает лишнее движение, тут же упадёт без сил. Это было последнее заклинание, которое она использует за сегодняшний — и, возможно, завтрашний — день. Истощение давало о себе знать уже сейчас, и она лишь надеялась, что к понедельнику, когда начнутся занятия, будет способна колдовать. А пока Эстера молилась, чтобы ей хватило сил задержать Тома, ведь тогда она окажется в тройке самых стойких, но поскольку их неподражаемый лидер считался выше этих соревнований, можно было бы по праву мнить своим «местом» почётное второе. Конечно, ей хотелось бы верить, что она заслуживает и первое, ведь сражаться с Томом было намного сложнее, чем с остальными… Гойл тоже являлся страшным противником, но ей сегодня повезло не оказаться с ним в паре. Эстере в принципе сегодня везло: противниками оказывались те, кто был младше курсом, иначе, возможно, она не дотянула бы до конца. Яксли и Макнейр не были ровней Мальсиберу, Эйвери или Аспидису — с ними она тоже сегодня не сражалась. Эстера ощущала сопротивление Тома — так, словно сама скреблась когтями о его Защитные чары, надеясь их пробить. И если бы он хоть на пару секунд запаниковал, её заклятие, почуяв страх, втянув его, как необходимую пищу, усилило бы натиск. Но Том оставался спокоен. Он не позволял разбить своё Протего, но, очевидно, даже ему требовалось время, чтобы развеять заклятие. Воспользовавшись моментом, Эстера покосилась на сражающихся Аспидиса и Норбана, который оказался загнан в угол, и нужно было ещё совсем чуть-чуть. Будто это могло помочь кузену одолеть противника, Эстера пустила в ход последние крохи магии и ускорила потоки воздуха. Чуть позади послышался сдавленный вскрик и глухой звук падения. Норбан проиграл, и в ту же секунду заклинание Эстеры было поглощено другим. Не просто уничтожено или отражено; его и всю вложенную в него силу вобрало в себя чужое! Вместе с её Магией крови… Да уж, будь это настоящий поединок, после такого манёвра лёгко можно было попрощаться с жизнью. Опытный противник мог выпустить её же силы против неё, и Эстера оказалась бы практически беззащитной… Зато стало понятно, почему Том так спокойно находился внутри вихря около минуты — он готовил Заклинание поглощения. Эстера безвольно опустила руку: та тряслась, а ослабшие пальцы еле удерживали палочку. Гул в ушах достиг предела, а перед глазами резко поплыло. Поджилки подкосились, и, без сил дальше стоять на ногах, она упала на колени, даже не почувствовав боли. Всё было как в тумане: голоса, звуки, смазанные силуэты. Эстере чудилось, что она находится где-то глубоко под водой, откуда не видит и не слышит других, да и они не в силах добраться до неё. Но сознание постепенно стало проясняться. Тошнота подкатила к горлу, а тело было таким ватным, будто в нём не осталось костей. Зато мышцы сводило лёгкими судорогами… Она с трудом разлепила глаза и поняла, что сидит прислонённая к стене — кто-то заботливо оттащил её с поля боя. Не догадываясь, сколько времени прошло, Эстера слегка повернула голову и тут же об этом пожалела: виски вновь запульсировали, а желание опорожнить желудок усилилось многократно. Кое-как сдержав рвотные позывы, она таки смогла разглядеть человека сбоку. Рядом с ней сидел Норбан и тяжело дышал. Его руки тоже сводило судорогами, да и сам он периодически вздрагивал всем своим длинным телом. Эстера догадалась, что в него угодили Круциатусом — вот почему он вскрикнул. Рассеянный взгляд вернулся на поле боя, где схлестнулись Том и Аспидис. Пятна от пота на рубашке кузена отчётливо виднелись под мышками, на спине и груди. Светлые волосы были будто насквозь мокрыми и спутанными прядями ниспадали на такой же влажный лоб. Аспидис рвано дышал, но, похоже, воздуха всё ещё не хватало: лицо его было невероятно красным, а на лбу от напряжения сильно вздулись и набухли вены. Происходящее воспринималось Эстерой с трудом: в глазах двоилось, а от многочисленных вспышек приходилось жмуриться, из-за чего она пропускала чуть ли не половину сражения. Аспидис нападал, посылая в Тома одно заклятие за другим, а тот отбивался. Его спина всё ещё оставалась безупречно прямой, взгляд — спокойным и уверенным, но дыхание определённо сбилось. Отрадно было видеть, что хотя бы причёска у Тома потеряла свой вид, и его кудри, обычно хорошо уложенные, маленькими пружинками торчали в разные стороны. Рассекающее заклятье, которое Аспидис обрушил на Тома, угодило в него самого и порезало кисть. Палочка выпала из рук кузена, а следом за ней упал и он сам. Вот и конец. Звонкие хлопки вывели всех из транса, но сохранять ум трезвым не представлялось возможным — воздух был накалённым, а атмосфера — невероятно тяжёлой. Запах сырости, влажного камня, крови и пота смешался в единое зловоние, от которого не переставала идти кругом голова. Но на Тома словно не действовала внешняя среда, так как он самодовольно улыбался, оглядывая своих учеников сверху вниз. — Вы сегодня хорошо постарались. Даже те, кто выбыл в самом начале. — Том был олицетворением великодушия! — Отдельно хочу отметить тройку победителей, в чьих способностях вы имели возможность убедиться самостоятельно. — Он мазнул взглядом по Норбану, затем задержался на Эстере и позже посмотрел себе под ноги, где, развалившись, словно забулдыга, хрипло дышал Аспидис. — Набирайтесь сил до следующих выходных и анализируйте свои слабые места. И не думайте, что у нас много времени — вы и моргнуть не успеете, как будет уже не до игр. Все свободны! — Том снова хлопнул в ладоши, и со всех сторон послышались слабые потрескивания, напоминающие хруст льда. Он сбрасывал Защитные заклинания, и через какое-то время в стене образовалась дверь. Норбану помог подняться Гойл, а Аспидиса взяли под руки двое семикурсников. Помещение постепенно пустело. Эстера хотела было встать следом и бездумно опёрлась на руку, но та предательски подкосилась — онемение ещё не прошло. Том о чём-то переговаривался в углу напротив и совершенно не смотрел в её сторону. Эстера обречённо вздохнула и уже приняла как данность, что на тренировках джентльмены перестают быть джентльменами, но кто-то всё-таки любезно протянул ей ладонь. Вздёрнув подбородок, она не без удивления посмотрела на Отана Нотта. Тот лишь слабо улыбнулся, и, более не мешкая, она приняла его руку. Даже от размеренных и осторожных движений голова закружилась с новой силой, а ноги чуть ли не разъехались в разные стороны. Если бы в Хогвартсе было разрешено аппарировать, Эстера бы убедила кого-нибудь перенести её прямиком к постели, потому что, стоило ей представить спиралевидную и бесконечно длинную лестницу к их гостиной, как тут же накатывало отчаяние. Будь здесь воздух хотя бы чуть-чуть почище, она бы без раздумий разлеглась прямо на полу, но местный смрад подгонял не хуже, чем плети — рабов на магловских плантациях. Узкие коридоры запомнились смазанными фрагментами, как и пролёты крутой лестницы, которую, по ощущениям, они не могли преодолеть целую вечность. Очнулась Эстера лишь под ледяными струями душа и обнаружила, что не удосужилась снять с себя ничего, кроме обуви. Ей казалось, что мышцы горели огнём, а от кожи валил густой пар. Соблазн проигнорировать банные процедуры был велик: она бы прямо в грязной и сырой от пота одежде завалилась спать, но усилием воли дотащила себя до душевых. Эстера жадно глотала воду, стараясь утолить невиданную доселе жажду. Она всё пила и пила, хотя желудок давно был полон. Так бы и продолжалось, если бы её не затошнило. Потяжелевший живот свело от спазмов, а в глазах снова помутнело. Что было дальше, Эстера не запомнила. Проснулась она лишь к вечеру следующего дня от жутких головных болей и температуры. Бороться с недугами можно было с помощью имеющихся у неё средств, потому что, посмей она обратиться в лазарет, у мадам Одли возникло бы слишком много вопросов, вызванных нетипичным Магическим истощением. А уж если бы к целительнице заявился ещё какой-нибудь слизеринец, беда не обошла бы стороной! Пришлось использовать запасы Восстанавливающего и Жаропонижающего из собственной аптечки, которую заботливо собирали её домовики после каждых каникул. Лёжа в спальне, Эстера пустым взглядом сверлила полог кровати. Состояние выжатости и бессилия её пугало, но Том, чью записку ей любезно передала Кэсси, уверял, что это всё временно: магия вернётся, а сил станет только больше. Странно, но Эстера охотно ему верила. Возможно, отчасти потому, что искренне этого хотела… Том был не только более искусен и осведомлён в Тёмной магии, но и казался сильнее, чем они все вместе взятые. Это внушало ужас и пробуждало нездоровый интерес. Эстере хотелось так же. Может, Том и вправду достиг мастерства, потому каждый раз истощал себя и собственную магию до края, заставлял организм превышать свои возможности и тем самым становился сильнее? Эстера знала, что так работает с мышцами: Мальсибер и Гойл, без устали тренировавшие свои тела, были тому живым доказательством. Так почему это не применимо к магии? Эстера вздохнула и прикрыла глаза. Думать ни о чём не хотелось. Её радовала лишь предстоящая встреча с Эрионом, и мысли об этом невольно вызвали глупую улыбку на лице.