Эрион сидел за гриффиндорским столом и рассеянно помешивал ложкой тыквенный суп. Взгляд блуждал по всему залу, но раз за разом задерживался на одном и том же человеке.
Как и всегда, Эстера заняла место рядом с кузеном и о чём-то с ним увлечённо болтала. В последнее время она уже не казалась отстранённой и безэмоциональной. Хотелось верить, что в этом присутствовала и заслуга Эриона, ведь, в конце концов, теперь она была способна защитить свой разум от стороннего вмешательства.
Эрион нехотя отвёл от Эстеры взгляд, чтобы вернуться к трапезе, но тут же осёкся. Реддл, до этого момента жевавший жаркое, внимательно за ним следил. Уголки его губ еле заметно приподнялись, а глаза сощурились, придав лицу хитрое выражение. Эрион скривился, как если бы обнаружил перед собой флоббер-червя, испортившего ему аппетит, но, однако, отворачиваться не стал.
Реддл улыбнулся чуть шире, отчего вид его сделался ещё самодовольней и напыщенней; он будто наверняка знал, о чём Эрион думал или что чувствовал: ревность и злость.
Ну, Эрион и вправду злился. Не исключалась и ревность. Потому что, в отличие от Реддла, у него не было возможности так просто с Эстерой общаться и сидеть за одним столом. Его выводила из себя сама необходимость прятаться от таких ублюдков, как
они. Тайные встречи, запретные отношения и душевные терзания, бесспорно, разжигали пламя в душе. Эриону нравилось нарушать правила. Но также ему нравилась свобода, а ещё… ему нравилось знать, что всё зависит только от него. Но в этой ситуации он ничего похожего не ощущал.
На происходящее влияло множество различных факторов. Эрион ни в чём не был уверен, а это словно бы подстёгивало сильнее. В любой момент их с Эстерой занятия Окклюменцией могли прекратиться, а лишь они и служили тем предлогом, под которым проходили редкие встречи. И, откровенно говоря, Эрион, стоило ему понять, что Эстера почти всё усвоила, начал бессовестно растягивать уроки. И если он что-то не предпримет в ближайшее время, рискует проиграть в безмолвной борьбе с Реддлом.
Поначалу Эрион сам не особо горел желанием выставлять общение с Эстерой напоказ, но объяснял это тогдашним открытым конфликтом между факультетами. Ему хватало совместного досуга и того, что об их отношениях знали друзья. Однако сейчас он понял наверняка: у него нет никаких прав. Эстера жила в совершенно ином мире, общалась с людьми иного толка и склада и все они считали её неофициальной подружкой Реддла. И Эрион не мог это оспорить.
Глядя на беззаботные отношения Лаэрта, Эрион ловил себя на зависти. Конечно, на белой, хотя это чувство, не взирая на «цвет», было одинаково удушающим. Но что-то на подкорке сознания умело отводило все мысли Эриона от других девушек, даже от лучших. В конце концов, когда однажды Фил в раздражении встряхнул его за плечи и прямо спросил, почему он её никак не забудет, Эрион признался себе, что хочет приключений. И чего-то запретного. Ведь Эрион ненавидел будничность и монотонность. Наблюдая за кузенами и дядей, которые плевали на все аристократические порядки и устои и занимались только тем, к чему лежит душа, он неосознанно впитал их авантюризм.
Эрион обожал препятствия. Вернее, обожал то, что испытывал, преодолевая очередное из них. Он упивался, чувствовал бурление крови, свою юность и бунтарский дух. Он на спор нырял глубокой ночью в Чёрное озеро, чтобы «пожать руку» кальмару; взлетал на метле так высоко, как только мог, пока ему не становилось плохо от нехватки кислорода, и отдавался затем свободному падению; он проникал в кабинет Слагхорна, чтобы добыть Антипохмельное зелье, когда личные запасы резко подошли к концу, а Клейт с Лаэртом были так пьяны, что даже к утру бы не отрезвели.
За многие выходки хорошо влетало. Зал наград стал Эриону вторым домом — настолько часто заставляли натирать до блеска школьные регалии. Половина профессоров и смотритель его ненавидели. Пожалуй, лучше всего к нему относился Дамблдор, который, пускай тоже порой наказывал, не акцентировал внимание на ужасных оценках, а разглядел его таланты ко многим практичным предметам.
Возможно, Эрион был зависим от этого — идти здравому смыслу наперекор, творить всё по-своему и поддаваться секундным порывам. Но это делало его счастливым. Он прощупывал свои границы, узнавал, на что способен, и ненавидел чувство страха. Страх был его давним врагом, с которым он регулярно вступал в схватку.
Эрион боялся высоты с тех пор, как в пять лет случайно оказался на дереве, а затем полдня не мог слезть, потому что его не искали в саду. Он хотел спуститься сам, но сорвался и упал. Никаких серьёзных травм — уберегла Стихийная магия, но скоблящие по животу когти страха запомнились надолго. Он не подходил к мётлам, пока не поступил в Хогвартс. Руки тряслись, а колени подгибались, когда по команде преподавателя он оседлал метлу. Было желание разрыдаться и сбежать, наплевав на насмешки, которые наверняка бы преследовали его до конца обучения.
Но вместо этого Эрион разозлился на себя. Впервые и по-настоящему. Обозвал трусом и, не дожидаясь команды, со свистом ветра в ушах взмыл вверх прежде, чем успел хорошенько подумать. Он стремительно набирал высоту, фигуры под ним превращались в маленькие точки, а разъярённый голос преподавателя уже и не доносился до него вовсе. И тогда Эрион, хоть и был до чёртиков напуган, впервые ощутил настоящую, как ему показалось, свободу.
Свободу распоряжаться своей жизнью так, как того хотелось. Захочет — будет кружить сутками напролёт по территории замка, и даже если потом отчислят, он волен делать то, что взбредёт в голову! Захочет — и скинет себя с метлы, прервав собственную жизнь в столь юном возрасте. Конечно, ничего такого вытворять он не собирался, но, ощутив, что вся жизнь подконтрольна лишь ему, чуть ли не сошёл с ума от радости.
Эрион и в детстве не был образцом прилежности и послушания, но привык к поддержке семьи, к любви и заботе. Его безалаберность и хулиганство воспринимались с терпением и пониманием особенностей возраста.
Конфликта не хватало. С обществом его не было — Эрион родом из чистокровной привилегированной и уважаемой семьи. С близкими конфликт тоже не задался — родители любили Эриона и пускай чтили и берегли традиции, не душили ими. Нехваткой внимания он так же не страдал, во многом благодаря кузенам и дяде Никаю. И в школе сразу же нашёл друзей и поддержку. Эриону оставалось лишь вступить в конфликт с собой. Со своими, как он считал, недостатками.
И он приземлился уже совершенно другим человеком.
С невероятным рвением Эрион стал изничтожать в себе все признаки страхов и сомнений. Он переборол стеснение, которого и так было не много, но при этом держался в узде, не желая одичать. С тех пор он воспитывал себя сам. Вставал раньше принятого, занимался спортом, за что-то наказывал или поощрял, не воспринимая методы профессоров как нечто, способное на него повлиять.
Эрион выделил определённые учебные дисциплины, где правда старался прилежнее самых отчаянных зубрил, а какие-то вовсе игнорировал, не считая их важными, полезными или интересными. И Эрион больше не боялся высоты — он стал ловцом команды. И не стеснялся сморозить глупость на уроке — плевать, посчитает его кто-то тупым или нет. Не опасался угроз об отчислении; понимал, что жить в Магическом мире можно и без школьного образования. И не боялся разочаровать родных, потому что поверил в их любовь и поддержку. Жизнь заиграла яркими красками, он задышал полной грудью, наслаждаясь каждым новым днём своей безоблачной всемогущей юности.
Так было до тех пор, пока Эриона не привели в чувство. Окатили ледяной водой. Девчонка обвинила его в тщеславии и хвастовстве! И не особо любезно указала на то, что его лучшего друга в тот момент душили. Из-под ног словно выбили землю. Эрион впервые за долгое время усомнился в том, что все его решения безоговорочно правильные, а жизнь — увлекательное приключение, в котором с тобой ничего плохого не может случиться.
Наверное, это немного отрезвило. Эрион ненадолго остепенился, но невольно стал наблюдать за Эстерой Роули и подмечать кое-какие детали её характера и личности. Поначалу это было праздным интересом — понять, с чего вдруг «хитрые и бессовестные» слизеринцы стали беспокоиться о ком-то, помимо себя. Но очень скоро это превратилось в чрезвычайно увлекательную игру, и Эрион сам не заметил, как начал думать об Эстере всё своё свободное время, краснеть при её появлении и бояться выставить себя дураком. Это было необычно и… неприятно. Но делать с этим страхом он ничего не стал. Удивительное и доселе незнакомое чувство охватило с головой, а Эрион вовсе не пытался сопротивляться.
Поэтому, когда однажды ночью он заметил Эстеру в коридоре, решил за ней проследить. И, как оказалось, не зря. Эрион, знавший Хогвартс вдоль и поперёк, помог ей спрятаться, а заодно появилась возможность вступить хоть в какой-то контакт с объектом своих мыслей и переживаний. И всё завертелось.
Эстера раз за разом ломала его стереотипы о слизеринцах и отпрысках чистокровных традиционных семей. Среди родни Эриона числилось немало типичнейших снобов-аристократов, которых он успел возненавидеть всем сердцем ещё в раннем детстве. Они нагоняли на него тоску и уныние. И он ожидал, что, когда познакомится с Эстерой поближе, его тоже постигнет разочарование и он снова станет «нормальным». Но этого так и не случилось. Она оказалась адекватным человеком и хотя, как он понял, относилась к маглорождённым с неким предубеждением, ей хватало тактичности, чтобы общаться с ними на равных, не демонстрируя осуждающее презрение или, того хуже, унижающую людское достоинство снисходительность. В Эстере совмещалось благородство и традиционное воспитание с жаждой чего-то нового и терпимостью к отличному от её мнению. В то же время, несмотря на внешнюю сдержанность и уверенность, она была невероятно одинока и зажата со всех сторон чужими ожиданиями, и это открытие почему-то тронуло Эриона до глубины души и заставило влюбиться сильнее.
Поэтому, когда они расстались из-за глупости Эриона, ему было особенно неприятно видеть Эстеру в том кругу, из которого она к нему раньше сбегала. Сбегать ей стало некуда, и чувство вины грызло его всё сильнее. Будь у Эстеры хорошие друзья, Эрион остался бы спокоен, полагая, что она в надёжных руках, но Реддл…
Ненависть к нему была всепоглощающей и необъяснимой… Да, у них имелись конфликты, но для Хогвартса это не редкость.
Для Эриона это не редкость — вступать с кем-то в конфликт. Но с Реддлом всё было иначе. Непосредственно между ними двумя никогда не происходило крупных ссор. Это были дела их компаний, а они просто стояли на разных берегах. Казалось бы, несчастный сирота, староста и отличник не заслуживал такого отношения, но что-то в нём было не то…
Реддл выделялся среди других людей. Они наивно полагали, что он просто рано повзрослел и накладывалась его гениальность — талант ко всему и сразу, но Эрион ни под каким углом не видел признаков затравленного и обездоленного малютки в скользком типе. Реддл смотрел так, будто окружавшие люди — пустое место. Он был учтивым, вежливым, улыбался тогда, когда следовало, и смиренно опускал взгляд в пол, если его особенно усердно хвалили. Но и тени того, что он столь активно демонстрировал, в нём не чувствовалось. Холодные глаза, смотрящие сквозь, порой казались совсем стеклянными.
Странности Реддла настораживали. И со временем в Эрионе зародилась неприязнь к его лицемерию. Впрочем, до четвёртого курса ему чихать хотелось на очередного слизеринского мудака. Но когда узнал от Эстеры подробности их с Реддлом знакомства, его неприязнь переросла во что-то более осознанное. Эрион понял наверняка: Реддл плохой человек. Возможно, злой и мстительный, хотя Эстера отчаянно пыталась это отрицать.
А потом… Реддл сбросил маску. Показал зубы, откровенно насмехаясь одним своим видом над провалом Эриона на любовном фронте. Уверенность в его гнилой натуре лишь укрепилась, а опасения Эстеры и попытки Реддла вторгаться в её голову уже не оставили никакого другого мнения.
Реддл заслуживал исключения и небольшого тюремного срока. И Эрион наивно полагал, что рано или поздно этим всё и завершится, пока не услышал от Эстеры кое-что ещё. Она могла говорить, не боясь, что о её «предательстве» станет известно. Эрион узнал о практике Тёмных искусств в стенах школы, о «дуэльном клубе», а также об убийстве кентавра. Эстера умолчала о своей причастности к этому зверству, но у Эриона зарождались самые плохие предположения. А Эстера их лишь подтвердила, когда не смогла внятно ответить, считает ли она, что Реддл мог убить кого-то помимо кентавра. В тот момент Эрион отбросил всякую надежду, что от гада будет так легко отделаться в школе.
Идти куда-то с жалобами бесполезно. У них не имелось никаких прямых доказательств о причастности Реддла. Даже свидетельствования Эстеры о кентавре будут оспорены всеми остальными присутствующими, а Министерство наверняка пожелает сокрыть столь громкий и неудобный скандал — лучшие и благороднейшие ученики Хогвартса запытали до смерти кентавра. На защиту деток встанут их влиятельные родители, а Эстеру выставят обезумевшей вруньей и упекут в Мунго. При неплохом исходе Реддл получит пару лет тюрьмы, но вероятность такого развития событий крайне мала. Оставалось ждать, когда он допустит какую-нибудь ошибку, чтобы поймать его с поличным. И желательно без присутствия привилегированных аристократов с заботливыми родственниками.
Вот правда Эриона всё равно невероятно злило, что Эстера не хотела его слушать. Он убеждал её наплевать на моральный долг, сбежать и отказаться от семьи. У Фоули достаточно денег, чтобы обеспечивать ещё одного человека. Хватит и годового содержания Эриона, потому что он слишком дорого обходился своей семье, которая даже не заметит появления дополнительного капризного нахлебника. Но Эстера не хотела сбегать и более не допускала подобных разговоров. Эрион отчаялся её убедить и вскоре бросил попытки. Хоть и надеялся, что после окончания школы их пути с Реддлом разойдутся и Эстера сможет сделать правильный выбор.
А пока что и самого Эриона слегка будоражило их запретное общение; грела мысль, что Реддл, хоть и ухмыляется, знать не знает, что его предали. Вспомнив об этом приятном сердцу факте, Эрион облегчённо вздохнул и, наконец, отправил ложку с супом в рот. Вкуса не почувствовал.
Эстера тем временем сделала последние глотки из кубка, поднялась с места и покинула зал. Эрион намеренно не стал провожать её взглядом и не прервал уже установившийся зрительный контакт, но это упрямство только позабавило Реддла. Он усмехнулся, промокнул рот салфеткой, после чего тоже поднялся и, по-прежнему нагло улыбаясь, вальяжно побрёл к выходу. Рёбра ложки больно впились в пальцы, но Эрион продолжал сжимать её в зависшей в воздухе руке, пока сам буравил глазами спину Реддла.
— Да что с тобой не так?! — раздражённо гаркнул Фил.
Эрион вздрогнул, будто лишь сейчас вспомнил, что он в этом мире не один, и растерянно повернулся к другу.
— О чём ты?
— Снова сидишь, как истукан, — Фил передразнил его, изобразив пустой взгляд в одну точку и крайне глупый вид. — Тебя пришибло из-за того бладжера?
Эрион усмехнулся. Ложка зачерпнула ещё немного остывшего супа. Скривившись, он отодвинул тарелку и потянулся за мясным пирогом — он даже в холодном виде был превосходным.
— Я не шучу, Эри. На тебя уже косо смотрят, — это Фил пробормотал тише, чтобы никто вдруг не услышал.
— Пусть смотрят, — не переставая жевать, отмахнулся Эрион.
Филиппус обречённо вздохнул.
— Почему бы тебе не поговорить с ней?
Эрион удивлённо изогнул брови.
— Я про Роули, — пояснил Фил. — Если вы снова вместе, ей лучше прекратить
с ним общаться. Все думают, что они встречаются, но если вы…
— Мы не вместе, — невольно огрызнулся Эрион, — пока что… — добавил он, когда уже поднялся со скамьи.
Пирог можно доесть на ходу, а вот вступать в разговор ему пока не хотелось….
* * *
Прошёл ещё месяц, прежде чем Эстера освоила Окклюменцию на требуемом Эрионом уровне. Но он не давал покоя и настаивал на постоянной практике.
— Устраивай проверки сама себе, — нравоучительно вещал он. — Каждый раз, когда будешь натыкаться, допустим, на фиолетовый цвет, представляй, что кто-то хочет залезть в твою голову, и придумывай воспоминания. Будь всегда начеку…
— Не занудствуй, — отмахнулась от него Эстера, лениво потягиваясь в кресле.
Приятная усталость разливалась по телу. Хотелось спать, но не хотелось спускаться в сырые подземелья факультета. В последнее время пребывание там её утомляло.
— Твоими стараниями я уже всё освоила. Можно и расслабиться, пока не вернулся Дамблдор!
— Как у тебя с физической подготовкой? — упрямствовал Эрион. — О навыках дуэлянта я наслышан. Но ты же понимаешь, что этого недостаточно? Ловкость и проворность зачастую более полезны, чем разрушительные и мощные заклинания.
Эстера обречённо выдохнула и закрыла лицо руками.
— Ну? — не унимался Эрион.
— Послушай, мне же не соревноваться с ним в борьбе придётся. Я вообще не собираюсь сражаться! И мне не нравятся ни дуэли, ни драки.
— Это не важно, нравится тебе что-то или нет. Нужно быть готовой всегда и при любых обстоятельствах! Если думаешь, что легко аппарируешь от угрозы, то ты ошибаешься. Противник может заранее огородить поле боя щитом, и тебе ничего не останется, кроме как блокировать атаки. Но хватит ли на эти бесконечные танцы физических сил? — Эрион окинул её многозначительным взглядом с ног до головы. — Попробуй-ка отжаться.
Долгим, уже настойчивым и осуждающим взглядом Эстеру всё же вынудили сползти с кресла на пол. Она, пыхтя и еле удерживаясь на трясущихся руках, отжалась два раза. Эрион утверждал, что один. Каким-то образом сошлись на полуторах.
— Ладно, — он устало потёр переносицу, — давай попробуем с прессом.
Эстера, проклиная этот день, нехотя легла спиной на пол и согнула ноги в коленях. Эрион сел напротив и держал её за щиколотки, чтобы не облегчала себе задачу.
Оба, кажется, забыли, что Эстера, вообще-то, была в юбке. Эрион бегло скользнул глазами по ногам вверх. А затем ниже, на открывшийся ему вид между её ног. Она невольно проследила за его взглядом и, почувствовав, как вспыхнули её щёки, тут же резко села. Они оказались лицом друг к другу.
Секундное помутнение прошло и сбросило неловкое оцепенение. Эрион подался вперёд, мягко коснулся её губ своими и осторожно поцеловал. Так, как делал и раньше. Как помнила Эстера. Так же чувственно, так же неспешно, так же нежно. Его ладони обхватили её лицо, и она притянулась поближе. Он пах знакомо. Приятно. Не теми хвойной холодной свежестью, пихтовой смолой и лавандой, от которой бросало в дрожь; которыми пах Том. Эрион пах летом. Чем-то цитрусовым, мятным, с нотками бергамота.
Эрион скользнул вниз, к шее. Его мягкие влажные губы ласкали кожу и покрывали неспешными поцелуями. И от каждого почти что невесомого прикосновения Эстера вздрагивала. Каждое хотела запомнить и впечатать в память. Его руки гладили спину, ненадолго спустились к бёдрам и снова поднялись, проникая под рубашку. Одна только теплота этих ладоней дарила блаженное забытье.
Эстера оказалась на полу. Эрион навис сверху. Целовал шею, щекотал мягкими непослушными локонами лицо, в которые тут же, не сдержавшись, Эстера запустила пальцы. Он ловко расстегнул её рубашку и задрал бюстгальтер. Оставляя влажную дорожку после языка, обвёл сосок круговым движением, а Эстера, вздрогнув, выгнулась навстречу. Эрион улыбнулся, продолжая при этом целовать, и спустился ниже, к рёбрам. Ниже, к животу. Ещё ниже. Рукой дразняще провёл по внутренним сторонам бёдер и лишь затем дотронулся до промежности. Осторожно надавил и, стоило только Эстере неровно вздохнуть, как он рывком стянул с неё бельё и нырнул под юбку.
Влажный язык коснулся ещё более влажных складок. Размашисто провёл им вдоль половых губ, отчего Эстера не утаила жалобного стона. Новизна ощущений лишала всякой сдержанности — ей ещё никогда не было так приятно. Язык проник внутрь, пока двумя пальцами Эрион обводил клитор круговым движением. Эстера, за загривок прижимая Эриона к себе, извивалась от диковинных и невиданных доселе ласк и возбуждалась всё сильнее. Низ живота тянуло как никогда прежде. И она, будучи не в силах терпеть и дальше, грубо, возможно, слишком резко привлекла его за волосы к себе и порывисто поцеловала. Языки тут же сплелись. Эстера явственно почувствовала свой вкус на его губах. От всей неправильности происходящего её лишь сильнее обдало жаром, и непослушными, трясущимися руками она стащила с него брюки.
Тёплая твёрдая плоть уткнулась меж ног. Еле ощутимого прикосновения хватило, чтобы Эстера поняла, насколько у неё внизу было влажно. Нет, мокро. Головка члена скользнула вверх и вниз. Эрион намеренно не спешил, целенаправленно сводил её с ума и провоцировал нетерпеливое, нервное ёрзанье ему навстречу. Побаловавшись ещё немного, он осторожно подался вперёд и после небольшого усилия медленно протолкнулся внутрь. Так неспешно и аккуратно, чтобы дать ей привыкнуть.
Эстера протяжно застонала, пока Эрион проникал глубже, и он накрыл её губы новым поцелуем. На этот раз страстным и нетерпеливым, спровоцировавшим ответные действия. Она толкнула его от себя прямо на пол. Эрион не сопротивлялся. Позволил ей взять верх и даже как-то хитро, очаровательно улыбался. Плотнее сжал её бёдра, а затем скользнул выше и обхватил талию. Теперь и он контролировал процесс: то замедлял темп, то, наоборот, подавался навстречу.
Влажные шлепки плоти о плоть затопили комнату, а Эстера, в беспамятстве откинув голову назад, бесстыдно стонала, вообще не отдавая себе в этом отчёта. Время текло совсем по-другому. Прошли целые часы, а вроде бы считанные секунды, прежде чем Эрион рывком снова перевернул её на пол. Все желания были интуитивно понятны и ясны, будто Эстера читала его мысли. Или же ей просто хотелось так думать? Но ведь он и вправду жаждал нового поцелуя! Тянулся к ней, прижимался столь сильно, что становилось тяжело дышать… И целовал так напористо, так дико, что, если бы она стояла на ногах, они бы предательски подкосились. А Эрион, наращивая темп, всё активнее ласкал её рукой.
Внизу живота росло приятное напряжение. Лоб взмок от пота, дыхание давно сбилось. Эрион ускорился, надавил пальцами чуть сильнее, и Эстера почувствовала, как проваливается в никуда и выпадает из реальности. Судорожный протяжный всхлип — и мелкая дрожь прошла вдоль тела, что через секунду полностью обмякло. Помутневшим взглядом Эстера посмотрела на разгорячённое лицо Эриона, и он, стиснув зубы и толкнувшись ещё пару раз, вышел в последний момент. Семя брызнуло ей на живот, и спустя мгновение рядом безвольно упал и сам Эрион. Притянул в объятия, поцеловал её мокрый лоб и улыбнулся.
— Ты лишила меня девственности, — тихо рассмеялся он, всё ещё тяжело дыша.
У Эстеры, застигнутой врасплох этим трогательным фактом, вспыхнули щёки.
— Ты такой милый, — шепнула она, когда нашлась, что сказать, и снова накрыла его губы поцелуем.
* * *
— Том, — чей-то голос вывел его из оцепенения.
Он медленно поднял глаза от книги, над которой сидел, кажется, вечность, и только сейчас осознал, как утомился.
Эстера смотрела с любопытством. Наверное, непривычно видеть его рассеянным… Таким Том и вправду бывал редко, но в последнее время он слишком устал.
— Том, — повторила она, и он словил себя на мысли, что снова завис, пока всматривался в её лицо.
Красивое. Первый образ, возникавший в его голове, когда он, коротая ужасные дни лета в убогом магловском приюте, вспоминал Магический мир.
Свой мир. Свой дом. — Ты не собираешься заканчивать? Библиотека закрывается…
Том молчал. Думал о своём, пока в Эстере наверняка разрасталось присущее ей любопытство. Он выглядел больным? Нет, она могла убедиться за проведённые бок о бок годы, что он никогда не болел. Но переутомился он впервые. Профессор Трансфигурации пропадал уже месяц, и за Томом никто не присматривал. Отличный шанс, которым нельзя было не воспользоваться. В присутствии Дамблдора вряд ли бы им удалось так много и часто тренироваться, практикуя Тёмную магию прямо в стенах школы. А Том вдобавок теперь вдоль и поперёк смог изучить Запретную секцию, не привлекая к себе внимания чересчур уж бдительного старика. Видимо, слегка перестарался…
И всё же мысли Тома возвращались к ней, терпеливо ожидавшей его ответа однокурснице. Её почти белое лицо резко контрастировало с чёрными волосами, но она не выглядела болезненно. В голову невольно просочились образы: красные засосы на бледной шее, стремительно приобретающие синие оттенки — и Том почувствовал, как возбудился. Ему нравились красные акценты на белом — её коже. Нравились чуть кровоточащие царапины, которые он на ней оставлял. Нравилось, как алые струйки крови змеями сползали с ключиц и исчезали меж грудей. Нравились вишнёвые соски. Раскрасневшиеся от поцелуев и укусов губы.
Если подумать, Тому вообще нравились контрасты. Красное на белой коже. Серость её глаз в чётком чёрном контуре. Её обожание, которым она одаривала его в детстве, а затем проснувшееся в ней равнодушие. Её тяга к нему, соперничающая со здравым смыслом. С её
страхом, который он так часто улавливал.
Но страх Эстеры был иной. Не такой, какой испытывали все остальные, боявшиеся его силы, боли, которую он мог причинить, смерти. Она боялась его потенциала. Боялась того неизведанного, на что он казался способен. Но отчаянно хотела узнать, на что. И это не могло его в какой-то степени не восхищать…
Вот она — олицетворение человеческой жадности и любопытства, на фоне которых исчезала всякая осторожность и критическое мышление. Эстера просто тянулась к Тому, словно к чёрной дыре. Но уже находилась в горизонте событий. Пути назад нет. Просто время искажалось под воздействием гравитации, и девчонка ещё не поняла, что пересекла границу. Дальше только тьма. И ни одна частичка света не проникнет туда, где она окажется. Уже оказалась.
Том загадочно улыбнулся, и Эстера недовольно поджала губы.
— Ты меня игнорируешь? — возмущённо хмыкнула она, скрещивая руки на груди.
Всё-таки женщины бывали забавными. Тому этого не хватало, когда он надолго оказывался в мужской компании — они его порой утомляли. Он чувствовал их страх, их подобострастное почитание, их зависть и неприязнь. Но они понимали разницу в силе и смиренно склоняли головы. В Эстере всего этого не было. Она его не обожала, и он это знал. У неё не было ни неприязни, ни зависти. Только уважение к его силе, к его способностям. В ней было желание приблизиться к нему, к его уровню. И присутствовало осознание, что это может быть опасным. Том чувствовал, что привлекал её иначе. Не так, как обычно мужчины притягивают женщин. У неё не замирало сердце, когда он появлялся.
Она его не любила. Но она его хотела.
И это было взаимно.
В штанах стало тесно.
— Ладно, сиди так и дальше, — недовольно проворчала Эстера и развернулась, намереваясь уйти.
Тому не нужно было вставать, чтобы остановить её. Он чуть подался вперёд, схватил за запястье, притянул к себе и усадил на колени. Эстера расположилась к нему спиной, а он задрал рукава её мантии.
— Где бы ты хотела иметь татуировку? — шёпотом поинтересовался он, обжигая её шею дыханием.
— Нигде. Мне не нравятся татуировки.
Том тихо засмеялся, откинувшись на спинку кресла, а Эстера повернулась к нему боком.
— Ты выглядишь уставшим, — заметила она, поправляя чуть съехавший форменный зелёный галстук.
— Возможно, — хитро протянул Том. — Но в то же время я полон сил…
Он еле заметно двинулся, и Эстера определённо почувствовала, что у него стоит.
— Ты поэтому так долго молчал? Фантазировал обо мне? — бесцеремонно поинтересовалась она, а её рука словно бы невзначай коснулась бугра в его брюках.
Том вздрогнул.
— Конечно, — шепнул он, притягивая Эстеру ближе. Уткнулся носом в шею, по привычке вдохнув её аромат и… замер. — Ты поменяла духи?
Он услышал, как её сердце пропустило удар, и поднял голову, чтобы испытующе заглянуть ей в глаза.
— Нет, — слегка удивлённо ответила она после короткой заминки. — Это новое мыло.
Том всё ещё пристально смотрел, пытался учуять ложь, но через пару секунд снова уткнулся ей в плечо.
—
Цитрусовое. Мне не нравится.
— Мне тоже, — небрежно отозвалась она с непонятным ему самодовольством.
От стен отразился хрипловатый голос смотрителя библиотеки, оповещающий, что всем пора уходить. Том, уже поглаживавший ноги Эстеры, неохотно остановился и позволил ей встать. Поднялся следом. Поправил член, стеснённый брюками, и пообещал себе исполнить задуманное чуть позже. Но к тому моменту, когда они спустились в подземелья, усталость окончательно овладела Томом, а возбуждение схлынуло в никуда.
