VANTABLACK

      Аспидис Крауч наслаждался вкусом огневиски. Вертел бокал в руке и ждал, пока все наедятся и можно будет вернуться в главный зал, а одновременно с этим вполуха слушал Рудьярда Трэверса. Тот переговаривался с Норбаном и двумя подчинёнными о делах в Министерстве.       Трэверс нравился Аспидису не слишком сильно, но и негативных эмоций не вызывал. Почему-то Норбан настоятельно попросил никак Трэверсу не грубить и не портить с ним отношения. Можно подумать, у Аспидиса это было в планах! Трэверс вдруг замолчал, что было ему совсем не свойственно. Этим воспользовался его подчинённый, чтобы вставить своё слово, но Трэверс его не слушал, а повернул голову в другую сторону. Это заметил Аспидису, который сидел как раз напротив и без проблем проследил за липким взглядом. Обнаружив Эстеру, нахмурился, невольно припомнив последний с ней разговор. Он состоялся часа три или четыре назад и с тех пор они не говорили. Даже не пересекались взглядами. Но всё же Аспидис ничего подозрительного не обнаружил. Трэверс почти сразу повернулся к столу и снова о чём-то увлечённо затрещал. Это продолжалось до тех пор, пока не хозяева не предложили переместиться обратно в Большой зал.       Начинались танцы. Открывали их, само собой, новоявленные жених и невеста. И только после могли присоединяться и прочие. На первый танец Аспидис пригласил Кассандру Аббот, в то время как Эстера отдала свой Норбану. Вторым партнёром Аспидиса стала Блэк, затем Булстроуд, потом сама Флинт, и после ещё две девицы. Одна из них ни слова не понимала ни по-английски, ни по-французски, но без умолку о чём-то тараторила на немецком, страшно действуя на нервы.       Танцы Аспидис не любил, но того требовали приличия. Оставалась последняя для него французская кадриль, после которой он собирался улизнуть во двор, дабы не пришлось и дальше тратить время на эти унылые увеселения. Но этот круг следовало закрыть так, чтобы ни у кого не возникло никаких претензий. Особенно у его родителей. Поэтому он пригласил Эстеру. Она приняла приглашение, не изменившись при этом в лице.       Аспидису сразу вспомнилось детство. Их начали обучать танцам, едва только они сделали первые шаги. И учились они тоже друг на дружке. Прошли вместе все этапы. Взаимно стаптывали ноги (случайно и не случайно), роняли друг друга, толкались, даже ставили подножки. Дурачились тайком от преподавателя, строили рожицы и всячески пытались рассмешить, чтобы кого-нибудь из них обязательно отругали. Но со временем движения оттачивались. Аспидис и Эстера начинали лучше друг друга понимать. И совсем скоро выучились предотвращать казусы; предугадывали, когда партнёр не успевал бы сделать то или иное движение, и приходили на помощь. Оба ненавидели своего преподавателя. Оба не любили танцы. Но Аспидис всё же расстроился, когда их обучение подошло к концу. Теперь они танцевали только на званых вечерах. И хотя Аспидис всё ещё не любил сей досуг, всё же воспринимал его как возможность провести время вместе, а это уже приносило ему своеобразное удовольствие. И кружась теперь с сестрой под музыку, он на долю секунды представил, что всё вернулось на круги своя. Впрочем, иллюзия тут же пошла трещинами — Эстера не вымолвила и слова. Ровно как и он. Оба смотрели друг другу поверх плеча или головы, а затем так же спокойно завершили короткий танец.       Как того требовал этикет, Аспидис вывел её под руку из круга. Но не успел отойти, как тут же нарисовался Рудьярд Трэверс. Мужчина поклонился Эстере, затем попросил о танце. Лицо её было нечитаемым, но Аспидису показалось, что он уловил толику раздражения в серых глазах, а приглашение она приняла вынужденно.       Все переводили дыхание, пока музыканты готовились к следующему кругу, найти партнёров для которого требовалось заблаговременно, поэтому Трэверс счёл своим долгом развлекать чужую даму до начала танца.       — Вижу по вашим глазам, Эстера, что вы хотите что-то у меня спросить, — благодушно улыбнулся Трэверс. — Так спрашивайте, не стесняйтесь. С радостью удовлетворю ваше любопытство!       Аспидис изогнул брови, явно упустив из виду тот момент, когда Трэверс стал обращаться к его сестре по имени. Хоть любопытства в лице Эстеры он не заметил, но на удивление, вопрос и вправду последовал:       — Где вы научились своим иллюзиям? В программе Хогвартса их нет.       — Ах, милая, опять вы про свои иллюзии! Скоро я начну думать, что кроме них во мне нет никаких загадок и достоинств, — досадовал Трэвэрс, а уголки его тонких губ театрально опустились вниз. — Но так уж и быть, расскажу! Будучи совсем юнцом, немногим старше вас, я путешествовал по миру. В какой-то Мерлином забытой таверне Минска я имел честь завести знакомство с чудны́м стариком, который весь вечер травил разные небылицы, в точности как я сейчас! Трактирщик наливал ему бесплатно. А все посетители, включая меня, слушали безумца, раскрыв рты. Он рассказывал, что когда-то в молодости был заклинателем у гоблинов и защищал Гринготтс от воров, пока его самого не уволили за то, что он прикарманил какую-то вещицу из хранилища… кхм, скажем так, не последних людей. За ним началась охота, которая велась и на момент нашей встречи. Однако восьмой десяток подряд старик ускользал из-под носов всех, кто хотел получить за него крупное гоблинское вознаграждение. Истории старика не кончались до самого утра, когда опомнившийся хозяин уже стал выгонять посетителей. Я же, сунув ему на чай, попросил разрешения остаться ещё немного, пока он прибирался за стойкой и намывал полы. А сам спросил у старика о том, как же ему удавалось оставаться в бегах, будучи таким болтливым? Ведь если он был таким желанным лицом, я мог бы его схватить и сдать своим маленьким злобным друзьям! Старик тогда только рассмеялся, но сказал, что видит во мне потенциал и может обучить меня, если я того захочу. Конечно же жажда приключений била ключом, и я, не раздумывая, согласился. Тогда он вывел меня из таверны. И с этого момента началось наше приключение. О, дорогая, — Трэверс вдруг обратился к Эстере, — не думали же вы, что мой ответ будет односложным и скучным, но сразу же удовлетворяющим ваш интерес?! Простите мне мою любовь оставлять за собой интригу, но такова моя сущность, и никак иначе я не умею. Стало быть и вам придётся дослушать всё до конца!       Аспидис тоже стал невольным слушателем. Его желание удалиться из зала куда подальше моментально испарилось, и они уже все вместе восторгались искусным оратором, который с упоением наслаждался вниманием скромной публики.       — И вот прямиком из минского бара начался наш долгий и опасный путь. Мы были в России уже следующим вечером. А ещё через два дня прибыли в Казахстан. Там старик отвёл меня на голое поле и сказал, что через двадцать или тридцать лет маглы с этого самого места будут отправлять в космос огромные летающие аппараты. Тогда я впервые усомнился в его честности, но он проигнорировал все мои вопросы. Только отметил, что скоро я сам поверю ему и всему научусь; а если нет, то тоже ничего страшного, ведь «мертвецам всё равно»! Его слова, прошу обратить внимание! Хоть я вынослив, силён и умён, и таким был даже в свои юношеские годы, господа, — Трэверс задорно поиграл бровями, — по мере того, как мы поднимались всё выше в горы — а пользоваться аппарацией мне запрещали — мои нервишки стали сдавать! Представьте только! Я, уважаемый сын благородного и древнего рода, привыкший спать на взбитых эльфами подушках, и тот, которому приносили завтрак в постель, оказался вдруг в горах в той одежде, в какой и ушёл из дома, чтобы погулять недельки две по Европе! Согревающие чары не шибко помогали. Еды почти не оставалось. А старик как ни в чём ни бывало продолжал путь, пока я, вспоминая маменьку и папеньку, молился о том, чтобы мы дошли хоть до какого-нибудь поселения. Оттуда бы я мог послать сову с просьбой о помощи! Я представлял и клялся, что впредь больше из дому не выйду и до конца своих дней буду ненавидеть всех шарлатанов-путешественников, имеющих смелость заявлять, что без приключений жизнь — не жизнь! Но не тут-то было! В горах мы повстречали Гологлазого дракона! Он был около двухсот семидесяти дюймов в высоту и под восемьдесят в ширину! Ящер появился прямо напротив старика, который замер перед огромной пастью чудища, а сам я был много позади. Страх сковал меня, но гордость и мужское воспитание не дали трусливо броситься бежать и оставить несчастного на ужин дракону. И я окликнул его, чтобы тот бежал назад, пока я прикрываю. Но старик лишь медленно обернулся ко мне с улыбкой на лице и посоветовал думать лучше о себе. Я же решил, что дед совсем свихнулся, ведь он и ухом не повёл, когда дракон зашевелился. Но прежде чем я что-то успел сообразить, чудище по стене поползло в мою сторону, оставляя старика нетронутым. Я еле отскочил, когда его тяжёлый хвост стал падать на меня, намереваясь раздавить. Еле добежал я до старика и тряхнул его за шкирку. А он снова улыбнулся и настоятельно порекомендовал успокоиться, слиться с окружающим миром, чтобы слепой дракон упустил меня из виду. Можно подумать, это было так просто! Долго я ругался на старика, уворачиваясь от бушевавшего дракона, но наверняка заметил, что дракон его и вправду не трогает. И тогда уж я решил последовать совету мудреца и успокоиться. Получилось, надо сказать, не сразу. Мне то и дело приходилось отскакивать от ящера в разные стороны. С какой-нибудь Хвосторогой это бы не сработало, ведь она быстрее и опаснее, но даже Гологлаз, без яда и огня, тогда внушал неподдельный ужас. Спустя десяток попыток мне удалось. Дракон, уже было замахнувшийся на меня хвостом, вдруг замер. Он стал принюхиваться. Это длилось всего пару минут, а потом он наконец уполз по стене и скрылся где-то в ущельях. Так и началось моё истинное обучение. Старик сообщил, что я прошёл проверку и последующие уроки преподавал мне более педагогично, обучая основам иллюзий — самомаскировке. Он тренировал меня три месяца, передавая тайные знания, пока мы не оказались в Непале. Там должен был случиться заключительный тест, который я бы сдал, либо же умер. И проводился он на самой вершине Джомолунгмы. На этот раз старик снабдил нас добротными согревающими мантиями и обувью, и мы начали наш восход. Я потерял счёт времени. Не знал, как долго это длилось, но под конец я совсем зарос бородой и волосами. Пару раз я чуть было не срывался с обрыва и пару раз почти замерзал насмерть. Но преодолев все тяготы, оказался на вершине — счастливый и наивно полагавший, что тест был пройден. Я не проронил ни единой слезинки на протяжении всего восхождения. Не ныл, не жаловался, не проклинал судьбу, а уверенно поднимался. Такие мужество и стойкость, думал я, достойны того, чтобы считать задание пройденным. А старик в этот момент попросил меня дать ему свою волшебную палочку. Я, потеряв бдительность, подчинился, а он тут же объявил, что экзамен начался. Я должен был, по словам учителя, выяснить, какова цель сего путешествия, осознать истину. И только после этого осмысления я смог бы выжить и вернуться назад! А затем старик просто исчез! Как думаете, господа, какой урок он мне преподал?       — Не доверять незнакомцам? — неуверенно спросил подчинённый Трэверса.       — Нет, любезнейший, неверно. Ещё попытки?       — Носить с собой запасную палочку? — спросил мужчина, появления которого Аспидис даже не заметил.       — Холодно, мистер. Ещё?       — Что-то связанное непосредственно с иллюзиями? — подала голос Эстера. — Всё ведь началось для обучения этому виду магии.       — Очень близко, дорогая! Десять баллов Слизерину, — улыбнулся Трэверс, оголив белоснежные зубы. — Представьте, господа, что я почувствовал, когда оказался совсем один? В самой высокой точке мира без палочки, с несколькими кусками вяленого мяса да двумя питательными батончиками? Ведь вся остальная провизия и палатка были у старика! А он просто пропал! Аппарировал с самой вершины! Солнце скрылось за горизонтом, и я остался один. Прокляв судьбу и старика, я, наученный опытом, не стал тратить силы и время на истерику. Вместо этого я начал спускаться вниз. Наивно надеялся встретить маглов-альпинистов, попросить у них еды. Однако шансы были мизерные, ведь поднималась буря. А я всё спускался, спускался, спускался вниз, пока снова вдруг не оказался на вершине! Мне показалось, что я сошёл с ума! Скрепя сердце, с трудом перебирая ногами через толщи снега, стал спускаться снова. И снова потратил на это, кажется, весь день, но опять оказался на вершине! Вот тут у меня всё же случилась истерика. Прошу заметить, господа, что я ни капли не приукрашиваю своё путешествие, не стесняюсь своих слабостей и дурости, ведь я не сразу родился тем, кем я стал! Это был упорный труд, и я горжусь тем путём, который прошёл, а потому смотрю на того взбалмошного юнца, местами трусоватого — хотя кто бы не испугался на моём месте?! — с той нежностью, с какой отцы смотрят на своих глупых отпрысков. Так вот я был в ужасе! Бегом, а затем и кубарем, стал лететь вниз по склону. Думал, что даже если расшибусь, для меня уже всё кончено. А потом приложился пару раз головой о замёрзшие глыбы. Шрам, кстати, остался, — Трэверс чуть наклонил голову, и сквозь коротко стриженные волосы Аспидис усмотрел косую тонкую отметину, тянувшуюся от самой макушки к затылку. — Я потерял сознание. А когда очнулся, решил, что умер, ведь я снова был на самой вершине! В глаза било солнце. На небе — ни облачка. Красота открывшихся видов поразила меня до глубины души. Я улыбнулся, вдруг смирившись со смертью! В таком месте, поистине великом и могущественном по своей природе, и умереть можно спокойно, ни о чём при этом не сожалея. Я прикрыл глаза, подложил руки под голову так, чтобы удобно было смотреть на небо, пока моё тело медленно остывало, а сознание покидало его, как вдруг всё понял. Дрожащими руками я стянул перчатки, снова ощупал голову, осмотрел всё вокруг, но нигде крови не было. А я был глубоко убеждён, что расшиб голову о камень так, что чувствовал, как дрожат мозги! Но вместо того, чтобы подумать, что я окончательно сошёл с ума, я понял саму природу иллюзий. Они не просто могли быть частью моих магических умений; они могли быть моей жизнью, если я сам того захочу!.. Но пускай я и горел желанием обучиться мастерству иллюзионистов, сам в мираже пребывать более не хотел. Проанализировав всё наше путешествие, я понял, что и оно было иллюзией! Всеми фибрами моей возликовавшей от осознания души я заставил себя успокоиться, выровнял дыхание, как учил мой наставник. И открыл глаза. По-настоящему. Проснулся. И очутился вдруг в минском баре! Трактирщик домывал полы, а старик с хитрым прищуром вглядывался в моё лицо. Он улыбнулся и похлопал меня по плечу. Затем спрыгнул со стула и пошёл к выходу. «Кто ты? — спросил я, а он ответил: Никто». Поблагодарил за выпивку и ушёл. Тень сомнения на секунду залегла в мою душу, и я кощунственно подумал, что меня одурачили, подлили что-то в эль, а затем накрутили странных снов. Но мельком в отражении разбитого за баром зеркальца я увидел этот шрам, которого раньше у меня не было. Нащупал его пальцами и понял, что и вправду всему обучился! Восторг и радость захватили моё взволнованное сердце. Я выбежал на улицу, чтобы догнать старика, но там, конечно, никого уже не было. Я приходил в тот бар каждый вечер на протяжении целого месяца, но он так и не появился. Люди, которые видели его и слышали его рассказы, пожимали плечами и говорили, что такого не знают и не знали. Принимали меня за сумасшедшего. Но я знал, что это не так. И более ни на миг не сомневался в своём трезвом уме и чистом разуме. Вот и всё, господа!       В воздухе повисло молчание. К концу этой истории вокруг собралось уже человек десять, и половина то и дело открывали и закрывали рты, словно не решаясь что-либо спросить. А к моменту, когда один из них всё же собрался с духом, музыканты подали сигнал, и Трэверс, извинившись перед слушателями, увёл Эстеру танцевать. Аспидис стоял, опираясь спиной на колонну. Он наблюдал за танцующей Эстерой. Она о чём-то говорила Трэверсу, а он с улыбкой кивал в ответ и затем говорил сам. Много и долго. Склонившись к самому её уху. А она, чьё тело уже по памяти совершало нужные движения, внимательно слушала, чуть хмуря брови, что свидетельствовало о её чрезвычайной концентрации.       Со стороны Эстеры не следовало никаких жеманных улыбок и шаловливых похлопываний ресницами, но вся эта ситуация действовала Аспидису на нервы. Он с удивлением отметил, что до боли сжал челюсти, едва только обтянутая перчаткой мужская рука легла на тонкую талию, прижав Эстеру чуть ближе. Это, разумеется, являлось естественной частью танца, но в Аспидисе вдруг заклокотала бессильная злоба. Вглядываясь в лицо Трэверса, он на секунду представил на его месте Тома Реддла. И почувствовал при этом, как желудок свело от липкого прикосновения страха, который вызвал лёгкий приступ дурноты.       Раздражение продолжало расти. Но Аспидис не двигался с места. Наблюдал за танцами и погружался всё глубже в свои мысли, и так как это было для него совсем несвойственно, то ему становилось вдвойне неприятнее. Аспидису совсем не нравилось, что секс с Эстерой он стал считать чудовищной ошибкой. В этих мыслях было что-то неправильное; то, что заставляло злиться ещё больше. И злость он испытывал к ней, как к виновнице случившегося. Да в нём буквально закипала ярость, когда он вспоминал, что она спала с Томом Реддлом! Ведь это полноценная измена. И в любой другой ситуации это вызвало бы скандал, а затем и расторжение помолвки. Чистокровная порядочная невеста должна подарить девственность законному мужу. Эстера должна была подарить себя Аспидису. И в любой другой ситуации, прежде чем порвать все отношения с неверной шлюхой, он бы вызвал мерзавца на дуэль, чтобы отстоять свою честь.       Однако мерзавцем был Том Реддл.       И в дуэли против него у Аспидиса не было ни единого шанса.       Но даже не факт его поражения останавливал Аспидиса от мести. В нём в принципе не просыпалась ярость, когда он вспоминал о причастности друга. Что-то внутри него замирало, постепенно скручивая все органы в трубочку. А голос в голове шептал, чтобы он и думать забыл о таких вещах, как месть.       Аспидис и вправду боялся.       Боялся испытать злость к Тому Реддлу.       Потому что не знал, что потом будет с этой злостью делать. На эту мысль часами ранее своими словами его натолкнула Эстера, и они, отложившись на подкорке сознания, испортили весь вечер. И всё больше подпитывали злость к ней, Эстере.       Аспидис не понимал причины своего страха.       Том Реддл никогда не бил и не унижал его физически. Даже на тренировках, где они сражались друг против друга, Том не применял к нему сверх необходимого; не распалялся, как делал это Гойл, который был способен так увлечься, что существовал риск оказаться забитым до смерти, если бы за ним пристально не следили остальные.       Том Реддл так же никогда его не травил. С Норбаном и с ним, Аспидисом, Том держался по-приятельски. Да и они сами считали своё положение выше, ведь Том не заставлял других своих приспешников пытать друг друга за провинности, как заставил Нотта опробовать Круциатус на Гойле с Крэббом. Впрочем, Крэбб стерпел бы многое — у него не оставалось альтернатив, ведь дела его семьи ухудшались с каждым годом, вынуждая его цепляться за их компанию. А Гойлу было плевать на всё, кроме сражений, и какой-то Круциатус ни на секунду не заставил бы его усомниться в своём решении быть с ними заодно.       Конечно, Том порой насмехался и над Аспидисом, и над Норбаном; он позволял себе поддразнивать друзей и отдавать им приказы. Но всего было в меру. Будто Том наверняка знал, где стоит остановиться. Всё-таки он был полукровкой в обществе принцев крови. И хоть и превосходил их по всем параметрам, они ни за что бы не пошли за тем, кто изначально втаптывал их достоинство в грязь.       Но секс с чужой невестой, — и не просто чужой, а его, Аспидиса, — перечёркивал всю былую «тактичность» Тома Реддла. Тот же Норбан, даже не зная, что Аспидис помолвлен с Эстерой, и думать не смел о сестре своего друга. Это было правильно, честно. Даже для таких неправильных и нечестных парней.       А Том Реддл, зная, всё равно пошёл на это.       Кисти, сжатые в кулаки, задрожали от напряжения. Аспидису стало невероятно душно. Взгляд опустился вниз, к рукам. На запястьях вздулись вены, костяшки побледнели. Но он никак не мог представить, что этими самыми руками когда-нибудь врежет Тому.       Мерлин, да ведь он даже тряхнуть его так, как тряхнул сегодня Эстеру за локоть, не сможет! И сказать ему заткнуться язык не повернётся!       Воздуха стало категорически не хватать. Аспидис резко развернулся на каблуках и рванул в сторону сада, проталкиваясь через толпу. Он подлетел к перилам и перекинулся через них корпусом. Сделал глубокий вдох. А затем, закашлявшись, вывернул всё содержимое желудка на клумбу под балкончиком.       — Блять… — рыкнул он, рукой нащупав в кармане платок, которым затем вытер лицо. — Акцио, вода, — не глядя, он направил себе за плечо палочку, совсем не переживая о раздавшемся оттуда треске битой посуды. Вполне возможно, графин смахнул что-то со стола, пока летел к нему. Плевать.       Набрав в рот воды, Аспидис прополоскал его несколько раз. Сплюнул остатки мерзкой зловонной жижи в те же несчастные кусты. Графин оставил на перилах, а сам спустился в сад. Добрёл до лавочки и распластался на ней, как какой-то забулдыга. Свежий воздух действовал благоприятно. Вскоре стало получше, но это касалось только физического состояние. Мысли по-прежнему терзали, не давая ответа на то, почему он боялся Тома Реддла. Аспидис протяжно застонал от безысходности и потёр переносицу. А на повестке дня стоял всё тот же вопрос.       — Не знаю, блять, я не знаю!       «Знаешь», — возразил голос в голове.       А Аспидис неожиданно для себя согласился. Да, он знал. По сути, каждый слизеринец это знал. Тома боялись все. И, как сказала Эстера, за это не следовало себя осуждать. Наверное.       «…Ведь это естественно», — в подтверждение правильному ходу мыслей промурлыкал голос.       «Да, естественно», — повторил Аспидис. Но восторга не испытывал.       «В пищевой цепочке Том стоит выше тебя. А в природе принято бояться хищников. Даже если они сытыми подходят напиться к водопою», — сладостно закончил голос.       Да. Всё так и было. Все это чувствовали.       В террариум с ручными змейками заполз самый настоящий и опаснейший тайпан.       «С таким сравнением моё имя теперь кажется чьей-то злой шуткой, — мрачно подумал Аспидис, а голос поспешил успокоить: Ну, ты ведь его не выбирал… ничего не поделаешь…»       Аспидис вздохнул, сел и согнулся пополам. Упёр локти в колени, а пальцы запустил в волосы. Ногами нервно стал постукивать по уложенной камнем тропинке.       Да, кидаться на Том было бы самоубийством. Впрочем, сказать по правде, Аспидису вовсе этого не хотелось. У них были планы. Всё оставалось в силе. Он был верен и предан. А на веру и преданность личная жизнь никак не должна была влиять.       Аспидис оттянул волосы назад, затем встал и резко выпрямился. В шее приятно хрустнуло. И он неспешно направился обратно.       «Она сама сказала, что Том не должен узнать», — вспомнил он несколько радостней.       А значит, всё было в порядке.       «Будет в порядке».       — Куда ты пропал? — поинтересовался Норбан, едва только Аспидис вернулся в зал.       На какое-то время он задержался в уборной, чтобы избавиться от неприятного запаха.       — Выходил подышать, — бесстрастно ответил Аспидис и остановился рядом с другом.       — Я уж подумал, решил с кем-нибудь уединиться по примеру Малфоя, — криво усмехнулся Норбан.       Обведя зал глазами, Аспидис и вправду его не нашёл. Но любовные дела Абраксаса волновали теперь меньше всего. Предстояло разобраться пока со своими.       — Мне тоже всё равно, — угадав его мысли, поддакнул Норбан. — Но он слишком неосторожен.       — Или пьян, — предположил Аспидис.       — Или пьян, — согласился Норбан.       — Или ему совершенно справедливо стало плевать на установленный миропорядок! — раздался сзади весёлый бархатистый голос, и следом на плечи парней легли чужие ладони.       Оба обернулись, заранее зная, кого обнаружат. Трэверс стоял и широко скалился. На лбу у него выступила испарина. А позади осталась хихикающая барышня, которая, обмахиваясь веером, что-то рассказывала подруге, то и дело поглядывая в его сторону. Они только что закончили очередной танец.       — Невежливо подслушивать, — улыбнулся Норбан, укоризненно покачивая головой.       — Ах, виноват! — Трэверс шутливо вскинул руки.       — Вы ещё не устали от танцев? — поинтересовался Норбан       — Я живу, когда танцую! И буду танцевать, пока живу! Прекрасные дамы буквально заставляют меня парить в дюйме от паркета! Кстати, о них, — Трэверс чуть сощурил глаза. — Я в восторге от вашей кузины, Аспидис! Прелестнейшая девушка!       — Благодарю, — бесцветным голосом отозвался он. — Но она помолвлена.       — Ох, прошу меня простить, — улыбка Трэверса стала только шире. — Я, бесспорно, сочувствую любой помолвке, свадьбе и прочим человеческим глупостям. Но, боюсь, вы неправильно поняли мой комплимент. Я никогда не смотрел, не смотрю и не буду смотреть на девушек, оглядываясь при этом на их статус. И тем более никогда не стану претендовать на то, чтобы стать чьим-то спутником жизни, пусть даже у столь очаровательных особ, — кивнул он в сторону Эстеры; она что-то обсуждала со своими подругами в самом конце зала. — Я человек умный, оттого и свободный. Надеюсь остаться таким и на старости лет. А пока прошу меня простить. Хочется насладиться танцем с той прелестной голубкой, — и снова хлопнув парней по плечам, Трэверс мягкой, пружинистой, словно у дикого кота, походкой, направился к одной из француженок, что раннее сидела за одним столом с Эстерой.       — До чего же удивительно разными бывают люди! — вскинув брови, присвистнул Норбан, и развернулся к Аспидису. — Можем пойти пропустить в пикет. Твой отец вместе с моим уже должны быть там.       Аспидис кивнул, направившись за другом, а сам смотрел, как Трэверс, перебирая лапами, с пока ещё спрятанными когтями, уже игрался со своей «голубкой».       «Что же, вот и ещё один хищник на сцене», — безрадостно подумал Аспидис.       Когда перевалило за полночь, многие гости разъехались. Те, кому предложено было остаться на ночь, разбрелись по комнатам. Остались в большинстве своём мужчины, которые прямо сейчас дымили в игровых залах, попивая Огденский тридцатилетней выдержки. Это были уже взрослые волшебники: министерские служащие, коллеги или партнёры по бизнесу. Молодёжь оставалась в зале. А некоторые высыпали в сад, чтобы насладиться ночной свежестью и прохладой. И вся компания школьных приятелей оказалась в самой дальней садовой беседке в виде ротонды.       Аббот старательно подавляла зевоту. Флинт тоже была уставшая, но счастливая в своём неведении. Эстера спать не хотела. Она с большим энтузиазмом попивала вино, к своему счастью оставшись без наблюдения со стороны взрослых. Блэк держалась стойко и с присущей ей надменностью. А Булстроуд загадочно молчала, покусывая пухлые губы. Здесь же был и Альфард Блэк. А совсем недавно присоединились и сами Аспидис с Норбаном и Абраксасом, насквозь провонявшие табачным дымом. Нотт и Розье отбыли много раньше.       — Эйвери будет кусать локти, что не приехал! Этот Фаренсбах тот ещё гемблер. Если бы не дядя Авиор, держу пари, он бы поставил своё поместье и проиграл бы мне сначала его, а затем и свои панталоны! — Аспидис говорил громко, то и дело посмеиваясь. Наконец-то ему удалось расслабиться. Он запрыгнул на перила беседки, сел полубоком и опёрся на колонну.       Абраксас сел с другой её стороны.       — Уверен, свою дочурку он бы тоже поставил, если бы ему разрешили, — хмыкнул Норбан, вальяжно раскинувшись на скамейке подле них.       — Фу, о чём вы говорите! — поморщилась Кассандра и неодобрительно покачала головой, когда все парни рассмеялись. Альфард единственный позволил себе лишь сдержанный смешок.       — Уж прости, Кэсси, но я уверен, она сама была бы не против! Она чуть не сожрала Крауча, пока они танцевали. Мне пришлось его спасать, — хрипло рассмеялся Норбан, а затем закашлялся. — Последняя трубка была лишней… — сдавленно добавил он, потирая горло.       — Да вам бы всем не мешало протрезветь и проветриться, — хмыкнула Вальбурга Блэк и покосилась на Эстеру, подливающую себе уже в третий раз вино из бутылки, которую для неё умыкнула Тея.       — Зачем? — бесхитростно поинтересовалась Эстера, закидывая ногу на ногу. Её мантия где-то потерялась, но, кажется, прохладный ветер и влажность сада были ей комфорты. — Не так часто у нас бывают поводы…       — Скоро начнутся, — возразил Альфард. — Пойдут помолвка за помолвкой, свадьба за свадьбой; а потом начнутся рождения детей, крестины, именины…       — Хватит, Блэк, — прервала его Булстроуд. — Мне станет дурно, если продолжишь!       — А что, ты и впрямь такая противница браков, как о тебе говорят, Тилла? — На лице Норбана расползалась плотоядная улыбка.       — Кто говорит?! — встрепенулась Булстроуд, но тут же осела. — Меня просто пугает, что время так быстро летит! Мы совсем недавно были на первом курсе, а вот уже на последнем…       — Хочешь сказать, ты будешь по нам скучать? — ехидно осведомился Норбан.       — По тебе точно нет, Лестрейндж, — фыркнула Булстроуд, складывая руки на груди.       — А по кому тогда? — не отступал он, но Аспидис незаметно ткнул его в плечо, потому что Абраксас начинал сердиться. Норбан раздосадовано надулся. — Ну да ладно. Мы всё равно продолжим крутиться в одном месте, словно кильки в банках. Соскучиться не успеем.       — Ужасно, не правда ли? — мрачно протянула Эстера, но почти все засмеялись. — Зря это вы. Я ведь не шучу, — пожала плечами она.       — Намереваешься превзойти Булстроуд в её чванстве? — подал голос Аспидис, впервые за весь вечер обратившись к сестре.       — Может, только в честности, — Эстера непринуждённо улыбнулась. — Верно то, что мы пираньи, а не кильки.       — Намекаешь, что мы перегрызёмся? — Альфард заинтересованно вытянул лицо.       — Перегрызлись бы, не будь у нас общего дела, — поправила его Эстера, следом отпив из бокала.       — Не будь у нас Реддла! — воодушевлённо подхватил Норбан, и вынув палочку из рукава, заклинанием Умножения клонировал бокал Эстеры. — Поделишься? — любезно поинтересовался он, глянув на бутылку. Эстера недовольно поджала губы, но вино отдала, его разлили поровну. — За общее дело! За Реддла! — громко воскликнул Норбан, и все, кто пил или не пил, потянулись к нему фужерами, сотрясая воздух звоном стекла.       — За Реддла! — отозвались голоса, сливаясь в один.       Абраксас щёлкнул пальцами, и у подножия ротонды появился эльф.       — Принеси ещё вина, да чего-нибудь к нему, — приказал он.       — Да, хозяин, — пропищал домовик и исчез с тихим хлопком.       Через минуту на столе образовался поднос с тремя бутылками вина, сырная тарелка с орехами, мёдом, оливками и какими-то канапе из фруктов. Норбан принялся ухаживать за девушками, большинство из которых более не хотели пить.       — Полно вам, дамы, когда мы ещё вот так посидим! Только следующим летом, если, конечно, кто-то из вас не организует торжественный приём на Рождество, — он насильно всучил по бокалу Булстроуд и Блэк, которые всё же сдались под его натиском.       — Какой там приём, Лестрейндж! — Тея нахмурилась. — У нас Ж.А.Б.А. в этом году!       — А разве это так важно для тебя? — незатейливо осведомилась Булстроуд. — Ты ведь выйдешь замуж сразу после выпуска, а идеальные оценки тебе ни к чему. Ты ведь не будешь работать.       — Можно подумать, ты будешь, Тилла, — огрызнулась Тея, не удостоив ту и взглядом. — Не прикидывайся дурочкой. Ты прекрасно знаешь, какие результаты ждут от нас.       — Я же шучу, ты чего? — голос Булстроуд звучал примирительно, но лицо оставалось надменным. — Вы, кстати, уже решили, когда свадьба? — как бы невзначай бросила она, взглянув сперва на Тею, а затем и на Абраксаса.       — Как только решим, мы поставим тебя в известность, Булстроуд. Не сомневайся, — резковатым голосом осёк её Абраксас, порядком уже уставший от этих глупых игр.       По дрогнувшим губам Теи и лёгкому румянцу на лице можно было предположить, что ей пришлось по душе, как жених поставил на место стервозину. Однако своё довольство она решила не демонстрировать, спрятав расползающуюся улыбку за бокалом вина.       — Кстати, это правда, что сюда заглядывал Спенсер-Мун? — вдруг спросила Кассандра.       — Да, — Абраксас пожал плечами, — но он отбыл ещё до ужина. Много дел.       — И всё-таки министр выкрал время, чтобы посетить День рождения твоего отца в другой стране? Чем они там вообще занимаются?! В баклуши бьют? — негодовала Вальбурга.       — Это ещё ничего, — покачал головой Аспидис. — Вот Фоули бы сидел от зари до зари, наплевав на все министерские дела.       — Вы тоже такими будете, когда займёте руководящие посты? — не без насмешки уточнила Тея.       — Как знать, как знать, — полным загадки голосом пропел Норбан. — Всё-таки у нас будет, — он особенно выделил это слово, — настоящая деятельность. Ну, сами всё увидите.       — Право, Лестрейндж, — неодобрительно закачал головой Абраксас, тогда как на его лице расползалась едкая улыбочка, — хочешь сказать, у мистера Фаренсбаха, заместителя министра Германии, ненастоящая деятельность?       — Настоящая, если ты имеешь в виду проматывание всего состояния вместе с командировочными! — хохотнул Аспидис, а Абраксас с Норбаном его поддержали.       — Вот, а я о чём! А говорят, немцы жадные! Говорю же, он и свою дочь…       — Да хватит вам! — взъелась Кассандра.       — Нет, подожди, — прервала её Вальбурга, обращаясь к Абраксасу, — та дурочка в рюшках и перьях и есть дочь заместителя министра? Роземари?       — Ты знаешь её имя? — удивился Аспидис.       — Я сидела с ней за одним столом, — брезгливо поморщилась Вальбурга. — Невольно я почти всё теперь о ней знаю. Прошу прощения, Малфой, — обернулась она к нему, — но я приняла рассадку гостей за какое-то издевательство и особое неуважение. Думала, вы подсадили ко мне какую-то маглу. А это, оказывается, дочь высокопоставленного лица!       — Магла? — брови Абраксаса поползли вверх. — В моём-то доме?       — Ну, вела себя она и вправду странно, — вступился за Вальбургу Аспидис. — Тыкала в мою кобуру под мантией, тянулась к палочке. Будь она парнем, я бы давно выволок её разбираться на дуэль!       — Будь она парнем, Крауч, было бы очень странным, что вы танцуете вместе, а вдобавок ко всему, до твоей палочки ещё и пытаются дотянуться, — с серьёзной миной выдавил Норбан, а потом прыснул, не обращая внимания на пинки Аспидиса.       Парни загоготали. Впрочем, девушки тоже оценили шутку. И даже Кассандра Аббот стыдливо улыбалась, вероятно коря себя за ненадлежащее для леди поведение.       — И всё-таки, как ты её поняла? — когда смех стих, спросил у Вальбурги Аспидис.       — Я знаю четыре языка, Крауч, и мне не повезло, что на одном из них изъяснялась и она, — она снова поморщилась, будто от упоминания немки в саду испортился воздух. — Она рассказывала, смеясь как полоумная, что папенька в детстве думал, будто она сквиб, и отдал её в магловскую школу, пока у неё не произошёл первый… — Вальбурга замялась, как если бы произносила что-то неприличное, — всплеск.       — Салазар, — Тея скривила губы в отвращении, — заподозри меня моя семья в том, что я сквиб, я бы никогда никому такое не рассказала!       — Пха! — усмехнулась Вальбурга. — Моя семья бы от меня вообще отказалась. И они, бесспорно, были бы правы в своём решении! Нечего таким выродкам делать в приличных семьях!       Аспидису показалось, что Альфард с трудом не поддался желанию закатить глаза.       — Однако выродки всё ещё наполняют приличные общества. Мерлин, я всё же безмерно рад, что заканчиваю эту дрянную школу, где нас обрекают сидеть за одними партами с отродьем сквибов и грязнокровок, — брезгливо подметил Аспидис, вспоминая ненавистную ему рожу Феркла.       — Радует лишь то, что наше будущее в наших руках. А мы, господа, как никто другой, трезво смотрим на вещи. Мы не позволим и впредь этой заразе распространяться, отравляя всё вокруг, — чинно произнёс Абраксас, поднимаясь с места. — За нас, будущее Магического мира! — он торжественно вскинул руку с бокалом.       — За нас! За будущее!       Блэки вскоре ушли спать. Абраксас любезно сопроводил свою невесту к её отцу. А за Кассандрой пришла сестра. Норбан, Эстера и сам Аспидис остались в беседке. Эльфы подали ещё вина. Затем вернулся и Абраксас, и они просидели до самого рассвета. Вокруг уже защебетали птицы, когда их беседу прервал слабый треск. Все обернулись на согнувшегося в поклоне эльфа.       — Господину велели сообщить, что хозяин и благородные джентльмены окончили пикет.       — Убери здесь всё, — отдал распоряжение Абраксас, поднявшись с места.       Все последовали его примеру и небольшой делегацией отправились через сад обратно в дом. Норбан слегка шатался, и Аспидис придерживал его за плечо, помогал держать верный курс. Абраксас с Эстерой шли чуть впереди, периодически останавливаясь, чтобы отстающие смогли их нагнать.       — Надеюсь, ты и вправду не в обиде, что я позволял себе шутки про… Тею, — вдруг нарушил молчание Абраксас.       Аспидис всё это слышал.       — Я уверена, никакие шутки, даже в виде Булстроуд, никоим образом не омрачат ваш союз, — доброжелательно улыбнулась Эстера. Но, вероятно, заметив в его лице растерянность и тень злости, добавила: — Это не моё дело, Малфой. Я не стану вмешиваться. Не беспокойся об этом.       — Рад, что мы нашли общий язык, — улыбнулся Абраксас, окинув Эстеру оценивающим взглядом, затем развернулся и продолжил свой путь.       — И всё же будь осторожен, приятель, — икнув, посоветовал Норбан и совсем повис на плече Аспидиса. — Не все умеют так хорошо держать язык за зубами, как мы, твои лучшие, — с нажимом отметил он, — друзья.       Абраксас хмыкнул, направляясь дальше.       В зале уже ждал Растабан Лестрейндж. Он закатил глаза, когда увидел состояние своего сына.       — Не пей, если не умеешь, — учительским тоном проговорил он, но в глазах читалась насмешка.       — Вы несправедливы, отец! — Норбан обворожительно улыбнулся. — Уверен, я выпил столько, сколько ни один из всех гостей!       — Нашёл, чем хвастаться, — фыркнул Лестрейндж-старший. — А теперь отпусти мистера Крауча и иди сам. Если дойдёшь до комнат, не натворив дел, поверю тебе.       Норбан жалобно простонал. Но отец продолжал испытующе глядеть на него, так что ему не оставалось ничего, кроме как подчиниться. Норбан выпрямился. Его сразу же качнуло, и он ухватился рукой за плечо Аспидиса. Придя в себя, отпустил его и, изо всех сил стараясь не шататься из стороны в сторону, дошёл до отца.       — Благодарю за заботу о моём сыне, господа и леди, — почтенно кивнул мистер Лестрейндж. — Увидимся за завтраком, если, конечно, вы оживёте к тому времени, — не скрывая издёвки, выдал он и снова одарил сына неоднозначным взглядом. — Доброй ночи, — обратился он к молодым людям.       — Доброй ночи, мистер Лестрейндж, — ответили хором.       — Я в тебя верю, Норбан, — следом выкрикнул Аспидис, а друг, не оборачиваясь, показал ему «V» двумя пальцами.       — Иди давай, победитель, — усмехнулся мистер Лестрейндж и подтолкнул Норбана в спину. Сам он пошёл следом, чтобы в случае чего удержать сыночка на ногах.       Аспидиса и Эстеру Абраксас повёл по другому коридору, в конце которого тихо переговаривались мужчины. Матери, конечно же, здесь не было, но отец стоял в компании Элазара, Авиора и ещё двух неизвестных.       — О, а вот и самые стойкие, — Авиор первым заметил их появление.       Элазар неодобрительно нахмурился — наверняка оттого, что обнаружил дочь бодрствующей в столь поздний час, однако ничего не сказал. А отец Аспидиса им улыбнулся.       — А, — вдруг сказал он — вы ведь не знакомы. Почтенные господа прибыли много позже. Позвольте, уважаемые, представить вам моего сына, Аспидиса, и любимых племянников, Эстеру и Абраксаса. А это, дорогие, Герр Леон Цёге-фон-Мантейфель, — отец махнул в сторону одного из незнакомцев.       На вид мужчине Аспидис дал бы не больше сорока. Его ресницы, брови и волосы, заплетённые в короткую косу, были белого цвета, а глаза отливали красным. Его лицо напоминало скорее маску — настолько оно оставалось неподвижно, и казалось, что он совсем не моргал. Мантейфель чуть поклонился, когда его представили, но на лице не дрогнул ни один мускул.       — Господин Бесарион Басманов, — указал отец на второго гостя.       Он словно был полной противоположностью Мантейфеля: с тёмными глазами, пышными чёрными ресницами и такими же чёрными бровями. Копна смоляных волос кудрями спадала на плечи. Он был довольно низким по сравнению с остальными мужчинами (одного роста с Эстерой) и чуть моложе Мантейфеля. А его лицо меняло выражение чуть ли не ежесекундно. Он низко поклонился, когда его представили, и после растянул губы в неестественной улыбке.       — Рад нашему знакомству! — произнёс Басманов с сильным акцентом, а затем — как показалось Аспидису, которому тот активно пожимал руку, — на чистом немецком обратился к альбиносу: — Dieser junge Mann, ich bin mir sicher, wird seinem Onkel kaum nachgeben. Ich sage Ihnen, Freund, eine Generation ist besser als die anderen! Das weiß ich selbst. Denn wie talentiert mein Vater auch war, habe ich habe ihn übertroffen. Sie argumentieren nicht damit, sondern vertrauen meiner Erfahrung. Ich habe ein Gespür für Talente… Sie werden alles selbst sehen, Leon.— Мантейфель молча слушал, а после едва заметно кивнул. — Ваш отец, — обратился теперь Басманов к Аспидису, — поведал, что вы собираетесь заняться Международным сотрудничеством.       — Всё верно, сэр, — подтвердил Аспидис.       Улыбка Басманова стала ещё шире, хотя больше, казалось, было уже некуда.       — Буду безмерно счастлив нашему сотрудничеству! Я буквально недавно избрался на пост главы Департамента и совсем немного успел посотрудничать с господином Роули! Уверен, и нам с вами ещё придётся поработать вместе, — Басманов похлопал его по плечу, когда, наконец, отпустил его руку. Та болела от столь сильного и затяжного рукопожатия.       — Жду с нетерпением, господин Басманов, — выдавил улыбку Аспидис, потирая ноющую кисть.       — При всём уважении, господа, — бесцветным голосом произнёс Мантейфель, прервав неизбежный поток слов Басманова, который уже открыл было рот, — есть ещё пара вопросов, которые я бы хотел с вами обсудить. Прошу простить за такую поспешность, но, к сожалению, я отбываю уже через час. В Берлине ждут дела.       — О, разумеется, — криво улыбнулся Авиор. — Пройдёмте, джентльмены. Я совсем забыл, что обещал герру Цёге-фон-Мантейфелю уделить немного своего времени. Нестор, Элазар, вы не возражаете? Ваше присутствие весьма желательно.       — Нисколько, — кивнул Элазар.       — Аспидис, будь добр, сопроводи Эстеру в спальни, — обратился к нему отец.       — Покажи им путь, — вдогонку бросил Авиор.       Абраксас кивнул и, когда все распрощались, повёл их сперва обратно по коридору, а затем вверх по лестнице. Они оказались на третьем этаже.       — Спасибо, Абри, — сказал Аспидис. — Отсюда я уже помню дорогу. Тебе не обязательно провожать нас до дверей.       — Уверен? — Дождавшись утвердительного кивка, кузен добавил: — В таком случае, доброй ночи. Если что, я почти прямо над вами, этажом выше. Зовите домовиков, если потребуется.       — Спасибо, — улыбнулась Эстера и, когда Абраксас ушёл, свернула за угол. Аспидис молча следовал за ней, оставаясь чуть позади.       Они добрели до конца коридора, где было четыре двери. Эстера на секунду замялась, видимо, силясь вспомнить, какая именно ведёт в отведённую ей спальню. Но всё же в растерянности обернулась.       — Эта, — Аспидис вынул палочку и указал на ту, которая была слева от него. Дверь поддалась с тихим скрипом.       Эстера кивком поблагодарила и зашла внутрь. Она повернулась, чтобы закрыть дверь, и с удивлением обнаружила его, стоящего в проёме.       — Ты же сказал, это моя спальня, — с сомнением протянула она.       — И моя тоже, — спокойно ответил Аспидис, когда зашёл внутрь и закрыл за собой дверь.       Не противясь его компании, Эстера отступила в сторону, но её лицо оставалось таким же беспристрастным.       — В чём дело, Аспидис? — деланно недоумённо спросила она и, запустив руки в причёску, вытащила заколки. Волосы тут же рассыпались по её плечам. — Разве мы не договорились не общаться друг с другом без повода?       — Не знаю, о чём ты, — ответил он, ни капли не смутившись, и бросил на дверь пару Защитных заклинаний. Прошёл до кресла, расслабленно развалился в нём и неторопливо принялся расстёгивать рубашку.       — Правда? — прохладно уточнила Эстера, вынуждая Аспидиса чуть напрячься, но он себя не выдал. — Что заставило тебя переменить своё мнение? Проснувшееся бесстрашие? Жажда риска?       — А что насчёт тебя, Эстера? — вдруг осадил её Аспидис, вызвав у кузины неподдельное удивление. — Что заставило тебя ступить на эту тропу? Может, чувства риска не хватает именно тебе?       Она поджала губы и отвернулась, принявшись снимать с себя пояс и украшения.       — Ты ничего не знаешь, Аспи, — холодно ответила Эстера, но в ней чувствовалась какая-то обида и злость. Не на него.       — Так расскажи мне, — предложил Аспидис, скинув ботинки, а затем избавился и от носков. Он выпрямил длинные ноги и потянулся.       Эстера посмотрела на него через плечо, но почти сразу, стоило ей встретиться с ним глазами, отвернулась. Что-то тревожило её, не позволяя отвечать привычными колкостями или пренебрежением. Аспидис поймал себя на мысли, что всё это время она относилась к нему, как к глупому мальчишке и не рассматривала всерьёз. Это уязвляло его самолюбие. И ему отчаянно захотелось доказать ей — а заодно и себе — что он не такой. Больше нет.       — Ты заинтересовался этим только потому, что сам оказался втянут? — Ему показалось, что Эстера разозлилась сильнее. — В таком случае, я жалею, что допустила то недоразумение.       Аспидис стиснул зубы. На скулах заходили желваки. Он резко поднялся с кресла и прошлёпал к ней босыми ногами, за плечи развернув в свою сторону. Он не мог позволить, чтобы ночь с ним она считала недоразумением. Кажется, прочитав все эти мысли на его лице, Эстера криво усмехнулась.       — Тебе ведь и дела не было до того, что всё это время происходило перед твоим носом. Я правда не уверена, кто в итоге для тебя важнее: я или Том… — на этот раз она говорила спокойно, и в её словах не чувствовалось даже упрёка. Только лёгкая горечь.       — Я признаю, что был не самым лучшим братом…       В голосе не слышалось вины. Аспидис в принципе её не ощущал. Эстера ведь сама выбирала, кому открываться, а кому нет… Кто был виноват в том, что она выбрала Тома?! Конечно, Аспидису стоило быть внимательнее, ведь он за неё в ответе, однако он не всесилен, не всеведущ. И всё же что-то не сходилось, не давало ему покоя, семечком застряв посреди глотки.       — О, как великодушно с твоей стороны, — ответила Эстера, пытаясь высвободиться из его хватки, но он не позволил. — Это многое меняет.       — Что ты хочешь от меня услышать? — не без раздражения уточнил он и сел на кровать, всё ещё придерживая её за плечи. Притянул её следом, вынуждая встать прямо перед ним. — Извинения?       — Мне всё равно на твои извинения, Аспидис, — резко выплюнула Эстера. — Ничего уже не изменить. Я не жду от тебя ни раскаяния, ни даже осознания, что на самом деле происходит.       — И что же происходит, Эстера? — он приподнял брови и изогнул губы в усмешке. — Ты думаешь, что одна всё понимаешь, что одна зришь в корень, о чём не устаёшь напоминать не только мне, но и другим. И что же тебе делается от твоей осознанности? Становится лучше? Легче? — едко спросил он, с удивлением отметив, что получил от сказанного некоторое удовольствие.       Эстера побледнела и сжала руки в кулаки, что тоже не укрылось от его глаз. Аспидис впервые ощутил это: триумф от того, что попал в цель. Все эти годы Эстера умело держала его на расстоянии, не подпускала ближе дозволенного. Всё это время он не знал, как к ней подступиться; как сделать хоть что-то, что вызвало бы в ней любую другую реакцию, кроме раздражения или насмешки. Он пробовал задирать её в глубоком детстве, но она всегда била больнее, точнее; ловко выворачивала ситуацию и выставляла его дураком. Она не давала ему побыть старшим братом — примером для подражания и восхищения, каким был для него в своё время Абраксас. Когда в одиннадцать лет Аспидис узнал об их помолвке, то сильно обрадовался, решив, что впредь всё будет иначе. Что она будет прислушиваться к нему, относиться всерьёз. Но всё становилось только хуже. Эстера отдалялась, показательно демонстрируя, что ни во что не ставит его мнение и попытки её контролировать, которые Аспидис стал предпринимать в подростковом возрасте. Став постарше, он сменил тактику: пытался заботиться о ней уже не как брат, а как парень. Но даже так она не дала ему ни единого шанса. Не позволяла защищать её, предпочитая делать это самолично.       И так продолжалось до сих пор.       Как когда кто-то написал Эстере гадкое послание, а своим пренебрежением она обесценила не только чувства оскорблённого члена семьи, готового отстоять её честь, но и слова написавшего. Словно уравнивала и того гада, и самого Аспидиса вместе с его искренними чувствами.       Нельзя было передать словами, как Эстера порой бесила! Как хотелось накричать на неё, ударить, поставить на место, когда в очередной раз она позволяла якобы невинным издёвкам слетать со своего языка. Она никогда не принимала сторону Аспидиса в конфликтах. Не удосужилась осведомиться о его самочувствии после выбитых Ферклом зубов или последующей драки с ним же! И даже после их недавней потасовки в поезде она просто ушла. Раздражённая, но никак не обеспокоенная его здоровьем.       Аспидис ощущал себя пустым местом, с которым Эстера не считалась. Которым не интересовалась.       Он был никем.       И это выводило Аспидиса из себя. Заставляло хотеть сделать Эстере больно, чтобы она уже наконец-то посмотрела на него всерьез! Но он всегда сдерживался, зная, что потеряв контроль, лишь пуще убедит её в собственной личностной несостоятельности; опустит себя до уровня капризного ребёнка, не знающего, как ещё привлечь её внимание. Но разве он и так не был для Эстеры ребёнком? Что тогда тормозило его? Почему себе она никогда не отказывала в удовольствии уязвить его, но на малейшие его попытки хоть как-то проявить участие в её жизни отвечала желчью и бурным сопротивлением?! А теперь упрекала его за невнимательность и за свои же ошибки! В самом деле, виноват ли Аспидис, что не допустил для себя мысли о её неверности? Виноват, что не предугадал, что кто-то трахнет её раньше него самого? Разве доверие к ней и Тому Реддлу было чем-то предосудительным?!       — Что же ты молчишь, Эстера? — спросил он, тряхнув её за плечи. Она поморщилась и в изумлении уставилась на него. Её выражение лица ему понравилось. — Расскажи же, что ты чувствуешь. Поделись своими мыслями, а не убегай, как ты всегда это делаешь.       — Я никогда не убегала, — зло процедила она и, снова пытаясь отстраниться, упёрлась ладонями ему в грудь. Её кожа под его пальцами покраснела от силы сжатия, и Аспидис слегка ослабил хватку, но отойти ей не позволил. — Не было нужды! Потому что ты никогда и не приходил. Тебе достаточно было видимости, которую я и демонстрировала, чтобы ты и дальше комфортно держал голову в песке!       — Неужели? — Аспидис расплылся в улыбке: злость Эстеры, вызванная его словами, подпитывала его собственную. — А что же ты вдруг перестала создавать эту видимость? Я тебе зачем-то понадобился и ты решила, что будет неплохо просветить несведущего? Сделать меня осознанным? — насмешливо выделил он.       — Просто я допустила мысль, Аспидис, — её глаза потемнели от гнева, — что у тебя должен быть шанс перестать быть кретином! Но вместо того, чтобы воспользоваться им, ты предпочёл обвинить во всём меня!       — За шансом ты подразумеваешь секс с тобой? Регулярная подписка на него, как на газету, и должна была стать моим путём к тому, чтобы перестать быть кретином? — ядовито осведомился Аспидис, наблюдая, как Эстера вспыхнула от его слов и стала активнее пытаться вырваться. — А раз я не бросился сразу, сломя голову, делать то, что хочешь ты, то я сразу перешёл в разряд труса и идиота? Это ты пытаешься мне доказать, Эстера? — он спросил так холодно, что она тут же притихла. — И тебе совсем не приходит в голову, что мне может быть неприятно делить тебя с кем-то? А тем более, с лучшим другом? И что ваше гадкое предательство вроде бы ничего для меня не значит, но я всё равно чувствую себя виноватым?       У неё увлажнились глаза. Впервые она была близка к тому, чтобы расплакаться.       И только сейчас Аспидис понял, что при нём Эстера никогда не плакала. Даже на похоронах своей матери пряталась от него по комнатам, будто её слезы были чем-то постыдным, опускающим её на ступень ниже. В груди заныло от осознания, что за всю их жизнь, прожитую практически бок о бок, настоящий разговор у них происходил только сейчас… И то он наполнен взаимным желанием уязвить друг друга как можно сильнее. И Аспидис не был уверен, что не хотел своё желание воплощать в жизнь. Им одолевало чувство вины и… злость. То, что Том успел узнать Эстеру намного лучше его самого, бесило. Пальцы сильнее сжались на её плечах, снова делая ей больно. Аспидис осёкся, поджал губы, но продолжил смотреть ей в глаза. С небывалым спокойствием наблюдал, как у неё наворачивались слёзы. Эстера не моргала, изо всех сил стараясь не давать им волю, но всё же смахнула их ресницами, и крупные дорожки потекли по щекам.       — Отпусти меня! — Она тут же попыталась вырваться, сильнее зардевшись от стыда за свою, как она наверняка считала, слабость.       — Почему ты плачешь? — бесстрастно спросил Аспидис.       — Потому что это всё бессмысленно! — Её надломленный голос всё же всколыхнул в нём каплю беспокойства. — Я не оправдываю себя. Я всё понимаю! Но вся твоя злость, вся твоя обида коснутся только меня! Ты не посмеешь сделать хоть что-то. Даже намёком не дашь ему понять…       Упреки Эстеры вновь пробудили в нём былое равнодушие и мрачное удовлетворение от её страданий.       — А ты посмеешь? — скривившись, язвительно спросил Аспидис. — Хоть как-то посмела честно заявить о том, что тебе не нравится? Ты ведь всё так хорошо понимаешь. — Она отвернула было голову, но одной рукой он зафиксировал её подбородок и заставил смотреть в глаза. — Или ты только можешь требовать этого от меня? Что я приду и защищу тебя, в то время как долгие годы ты отвергала мою защиту?       — Какая защита! — взвилась Эстера, уже грубо толкнув его в грудь. — Мне не нужна твоя защита, Аспидис! Мне просто интересно, как долго ты сможешь терпеть?! Хватит переводить разговор на меня!       — Нет, Эстера, — злобно одёрнул её он и рывком усадил к себе на колени. — Тебе не это интересно, а то, кто в итоге окажется для меня важнее и приоритетнее. Ты ведь сама об этом уже говорила. Неужели тебе неприятна мысль, что кто-то будет стоять в моих глазах выше, чем ты? Тебя ведь только это беспокоит!              Она совсем растерялась.       — Что…       — Не будь Тома, тебе было бы плевать на меня и мой выбор, — заговорил Аспидис, не дав ей возможности вставить слово. — Ты просто хочешь убедиться, что всегда найдёшь во мне опору. Но всё равно будешь пренебрегать мной до тех пор, пока я тебе не понадоблюсь. Ведь именно это ты делала все эти годы.       — Это неправда!       — Нет, это правда, — Аспидис усмехнулся. — Ты ведь знаешь о моих чувствах к тебе. И намеренно ими пользуешься. Пользовалась. — Она застыла в испуге, стоило ему это сказать. — Это правда. Не отрицай, — попросил он и, устало вздохнув после небольшой паузы, продолжил: — Понимаешь, в отличие от тебя, Том не пренебрегал мною. С ним нас связывает общее будущее. Одна идея. А нас с тобой привязали друг к другу насильно, и ты эту связь ненавидишь. Но ожидаешь, что несмотря на твою отрешённость, я всё равно продолжу выбирать тебя.       — Нет, я…       — Я люблю тебя, Эстера, — снова оборвал он её. — Но это не значит, что я откажусь от других значимых для меня вещей в обмен на твою невзаимность. И тебе пора это принять.       Эстера замерла. Аспидис обнял её, коротко поцеловал плечи, а затем коснулся губами лба. Она уже не плакала, только пусто смотрела перед собой. После всего, что он ей сказал, проснулась потребность зализать раны, которые он мог ей оставить. Аспидис не был садистом. Не хотел намеренно делать ей больно или плохо. Это желание появлялось резкими вспышками, вызывало помутнение в сознании, и, бесспорно, приносило кратковременное удовольствие. Но Аспидису хотелось, чтобы с ним её связывали преимущественно приятные моменты и воспоминания. Ничего не поделать, если выходило не всегда так, как того хотел он, ведь Эстера не оставляла иного выбора.       Он невесомо коснулся её губ своими, но она резко отвернула голову, подставив ему для поцелуя влажную от слёз щёку.       — Я всё поняла, — глухо отозвалась Эстера. — И более не буду ничего от тебя требовать.       Аспидис знал, что она не ответит ему взаимностью. Но то, что она совсем проигнорировала его признание, обидой сдавило горло. Он прожевал густую слюну и как будто почувствовал хруст стекла меж зубов. Сглотнув её, поморщился. Несуществующие осколки раздирали глотку, вместе со слюной опускаясь ниже.       Он постарался отогнать дурные мысли. Хотел сосредоточиться на происходящем.       — Ты что, обиделась? — спросил Аспидис, не зная, как реагировать на её выходки.       Эстера никогда на него не обижалась. Она только уставала, когда он ей докучал. И сейчас посмотрела на него, как на идиота. Кровь прилила к его лицу, и он понял, что снова начинает злиться.       — Я сказала, что всё поняла, — отчеканила она ледяным голосом. — Я не обижена. Но всё это теперь не имеет смысла.       Аспидис понял, что она говорит об их близости.       — Похоже на тебя, — сморщившись, усмехнулся он. — Ведь смысл имеет только то, что выгодно или интересно тебе. — Его голос был спокойным, но в груди продолжала разрастаться злость.       Эстера снова увиливала. Играла только по своим правилам, не беря в расчет его желания. И если он снова поддастся ей, то ничего не изменится. Он просто останется тем мальчишкой, которым она сможет крутить столько, сколько ей вздумается.       Руки снова сомкнулись на её плечах. Аспидис упал на кровать, притянув Эстеру на себя, и тут же развернулся, оказавшись над ней. Прежде чем она успела сориентироваться в пространстве, перехватил девичьи запястья и завел их над её головой. Она всё ещё была слишком обескуражена, чтобы сопротивляться. Замедленная реакция Эстеры из-за алкоголя содействовала его планам. Аспидис примкнул губами к её шее, а второй рукой кое-как задрал платье и невесомо дотронулся до внутренней стороны бедра. Языком быстро прошёлся вдоль ярёмной вены. Ощутив под собой её пульсацию, Аспидис позволил себе на мгновение на ней задержаться. Но он не медлил. Эстера уже очнулась и вытянула одну руку из его хватки. Не дожидаясь, пока она оттолкнёт его, он надавил пальцами на промежность и попутно сделал круговое движение. Эстера вздрогнула, выгнулась в спине. Но тут же высвободила руку и слабо уткнулась ладонью ему в плечо. Словно она и не пыталась сопротивляться.       Или ему хотелось в это верить?       Аспидис поцеловал её скулу. Затем ещё раз. И ещё. И каждый поцелуй приходился чуть ниже предыдущего, пока их губы не встретились. Средним пальцем скользнул ниже и углубился внутрь, сквозь тонкий шёлк её белья. Ощутил подушечками пальцев жар и уже проступающую влажность. Надавил согнутым указательным пальцем на клитор, и Эстера тихо простонала. Не выдержав первым, облизал её губы, и тут же захватил их своими. Почувствовал терпкий привкус вина, и ему показалось, что он опьянел ещё сильнее, а мягкая податливость её рта позволила наслаждаться этим вкусом и дальше. Аспидис проник языком внутрь, и тут же встретился с её. Оба сплелись в едином ритме. Словно были приучены к этому так же, как к танцам друг с другом.       Указательным пальцем Аспидис потирал самую чувствительную точку на её теле. Эстера напрягала бёдра, то двигаясь навстречу, то пытаясь от него отстраниться. Но она не вырывалась. Напротив, ему казалось, что сестра пыталась перехватить инициативу: целовала его увереннее и напористее, а её рука уже не упиралась ему в плечо, а сминала ворот рубашки, пытаясь притянуть ближе.       Ошеломлённый ответным желанием, Аспидис чуть было не поддался рвению Эстеры. Но ему пришлось опомниться. Их разговор всё ещё душил, обитая где-то на подкорке сознания. И Аспидис не мог допустить, чтобы всё снова случилось лишь благодаря её желанию. Нехотя разорвал поцелуй, растягивая между ними тонкую нить слюны. Эстера недоумённо и с легкой укоризной посмотрела на него. Румянец на её щеках вызвал новую волну возбуждения, с которым Аспидис боролся с тех пор, как они оказались за закрытыми дверями.       Весь вечер до этого момента он непременно возвращался к мыслям о сестре. Переживал, злился, ревновал. Он хотел её. Требовал. Как что-то, что было его по праву. И смириться с тем, что от своего собственничества ему придётся отказаться, было трудно. Он совсем этого не хотел, но…       Скоро они вернутся в школу. И тогда Том…       Аспидис убрал её руку в сторону и отстранился.       Эстера приподнялась на локтях и вопросительно изогнула брови. Будто ожидала объяснений. Но он продолжал молчать, испытующе её разглядывая. Она раздражённо выдохнула и хотела было потянуться, чтобы возобновить прерванный поцелуй. Но он не позволил. Хоть член уже упирался в эту проклятую жёсткую ткань, которая слишком давила, Аспидис всё равно не сильно толкнул Эстеру обратно на кровать.       — Это ведь не имеет смысла… — лениво, даже пренебрежительно, протянул он. Но сам снова просунул руку ей между бёдер. Невесомо прошёлся двумя пальцами по обе стороны от половых губ, а затем чуть придавил. Эстера дёрнулась, прикусив губу, и посмотрела на него с неприкрытой злобой. — Тебе ведь не хочется?       Но она молчала, провоцируя Аспидиса продолжать. Он надавил пальцами выше клитора и стал неторопливо обводить его круговыми движениями. Эстера попыталась из-под него выползти, но второй рукой он вцепился в её талию и вдавил в кровать.       — Если я не согласен плясать под твою дудку, ты больше не хочешь меня? — повторил он настойчивее, а пальцами спустился ниже. Почувствовал остывший шёлк, насквозь пропитанный её выделениями. Затем прижал мокрую ткань к её коже, чтобы продемонстрировать Эстере собственное возбуждение. Она вздрогнула от соприкосновения с липким холодным материалом, но продолжала молчать.       Аспидис усмехнулся её упрямству.       Поддев ткань трусов, залез под них рукой. Влажное тепло у самого входа заставило член дёрнуться от сильно возросшего возбуждения. Но стиснув зубы, Аспидис молча провёл пальцем, немного раздвинув нежные складки. Они легко поддались, смазанные её выделениями. Он почти сразу подключил второй палец и стал медленно углубляться ими внутрь. Эстера выгнулась и еле заметно задрожала. Специально задев более чувствительную переднюю стенку, резко вошёл на максимум, и с её губ сорвался полустон полукрик. Она попыталась подняться, но Аспидис и на этот раз, только уже грубее, толкнул её обратно, совершил несколько плавных движений пальцами. Но как только увидел, что это начинает приносить ей удовольствие, резко остановился.       — Мне стоит прекращать, Эстера? — спросил он с таким холодом в голосе, что сам же и поёжился.       И всё равно происходящее не могло не приносить колоссального удовольствия. Это было приятнее, чем долгожданный секс с ней. Аспидис много раз представлял, как это должно было быть. Не хотел торопить сестру, честно дожидался свадьбы. Не пользовался услугами проституток. Но и не спал с другими. И даже находясь под алкогольным опьянением, он допустил тогда, что это плохая идея. Что будет лучше, если оба они сделают это на трезвую голову. Полностью добровольно.       Но она…       Именно она всё решила.       Ведь стоило ей сказать хоть слово, хоть намёком дать ему понять о своих сомнениях, как он бы сразу ушёл, не стал даже трогать. Поэтому она и только она была ответственна за произошедшее.       Она воспользовалась им.       Она трахнула его.       И он не хотел, чтобы это повторилось снова.       Эстера, лёжа под ним, явно испытывала муки выбора. Привыкшая им помыкать и командовать, она с трудом могла признать собственное поражение. И всё ещё воспринимала его, как мальчишку, которому не могла — и не должна была — проиграть. Элазар, хоть и выдавал её замуж, взрастил в ней чувство соперничества. И оно не отпускало Эстеру и сейчас. Аспидис был уверен, она стыдилась ему уступить. И он мог бы закрыть на это глаза, принять, как черту характера. Если бы воочию не видел, что Тому она уступала с куда меньшей строптивостью. Словно так и было задумано самой природой.       Ведь Том был лучше.       Сильнее.       Умнее.       В груди заклокотало от гнева и желания. Низ живота тянуло так сильно, что хотелось завалиться на бок и просто начать дрочить. Аспидис был уверен, двух грубых движений рукой хватило бы, чтобы тотчас кончить. Но он ждал. И хотя его терпение подходило к концу, пропуская сквозь трещины рвущееся возмущение, которое противным зудом расползалось по телу, он терпел.       — Нет, — всё-таки вымолвила Эстера, проглотив, наконец, свою раздражающую гордость.       Она снова подалась было вперёд, чтобы утопить своё унижение в долгожданных ласках, но он и сейчас оттолкнул её.       — Что «нет»? — Аспидис чуть приподнял брови, демонстрируя посекундно исчезающую выдержку.       — Не прекращай, — рвано выдохнув, пробормотала она.       По Эстере было видно, что она вот-вот взбесится. Но играть дальше у Аспидиса тоже не было ни сил, ни желания. Просто он всё ещё не собирался позволять ей забирать у него инициативу.       Сегодня трахать будут её, а не его.       Аспидис схватил Эстеру за рукава платья и с силой дёрнул вниз. Шифон разорвался, съехав до локтей, но платье всё ещё было на ней. Дрожа от нетерпения, он пролез пальцами в декольте. Нежность кожи отвлекала от поставленной задачи, и он с нарастающей пылкостью разорвал и верх наряда. Ткань жалобно затрещала под его натиском, оголив молочную грудь. Аспидис примкнул к соску, жадно всосав его ртом. В ушах шумело, но он был уверен, что слышал приятный стон. Обвёл затвердевающий от возбуждения бугорок круговыми движениями языка и слегка прикусил, заставляя её вскрикнуть. Ему пришлось оторваться — давление в штанах стало совсем невыносимым.       Движения были рваными, быстрыми. Аспидис сам не понял, как оказался без одежды. Избавив Эстеру от остатков платья, в которых она могла запутаться, за щиколотки притянул её к краю кровати, попутно стащил и бельё, и навалился сверху. Головка члена сразу упёрлась куда нужно. Будь он менее возбуждён, растянул бы прелюдию, но переживать о том, достаточно ли готова Эстера, не приходилось: его члену хватило смазки, которую он собрал, стоило только пару раз провести вдоль половых губ.       Придерживая ствол у основания, толкнулся бёдрами вперёд. Член, ненадолго задержавшись на препятствии, резко скользнул внутрь. Аспидис зарычал, почувствовав тиски плотного кольца из мышц, которые сжимали его изнутри. Эстера приглушённо вскрикнула и схватилась пальцами за его плечи. Её ногти впивались в кожу, а сама она жалась к нему голой грудью.       Аспидис снова совершил толчок. Возбуждение затуманило рассудок. Он упирался ногами в пол, стараясь удержаться, и самозабвенно входил в неё, раз за разом наслаждаясь её судорожными вздохами. Эстера вскрикнула от боли, когда он с силой смял её бедро, но тут же застонала, когда Аспидис ускорил темп.       Влажные шлепки плоти о плоть эхом доносились до сознания. Он плотнее стиснул зубы, чтобы не кончить раньше времени. Пришлось вынужденно остановиться, но переводить дыхание он не стал. Не хватало, чтобы она посчитала его за слабака теперь уже в постели…       Аспидис развернул её на живот. Эстера покорно встала на четвереньки и прогнулась в спине. Он вожделенно уставился на округлые ягодицы, но тут же поспешил забраться на кровать и пристроился сзади. Головкой члена снова прошёлся вдоль половых губ. И вошёл. Неспешно, чувственно, позволив себя испытать весь спектр эмоций от столь желанной близости. Всё было идеально. Наконец-то на своих местах. Его невеста — в его постели. И её мысли наверняка сосредоточены на нём. Иначе стала бы она сама насаживаться на член, прося его не останавливаться?       Аспидис глухо простонал, когда вошёл на всю длину. Мышцы тазового дна сокращались, плотнее обхватывая собой его член. Вцепился руками в её талию, подался назад, а затем одним движением насадил Эстеру на себя. И снова. И снова. Выпал из реальности, забыв обо всех гложущих его вещах. Ощущал только свои руки, которыми сминал все мягкие участки желанного тела. Ощущал только член, настолько чувствительный, что невольно на глаза наворачивались слёзы. Нет, определённо, никакая — даже самая изощрённая — мастурбация не сравнится с удовольствием, которое могло подарить женское лоно. Женская близость. Всё его тело наливалось теплом. Кончики пальцев от соприкосновений с бархатистой кожей пускали разряды молний. Мышцы дрожали от напряжения, от силы сжатия стиснутых зубов, через которые, однако, пробивались его сдавленные хрипы. Чувствуя, что колени подкашиваются, Аспидис навалился сверху. Он успел просунуть руку под Эстеру, прежде чем придавить её своим весом. Она слабо чертыхнулась, когда от смены позиции член вошёл глубже. И заскулила, стоило ему пальцами спуститься чуть ниже лобка. Аспидис уткнулся носом ей в плечо, вдыхая сладкий аромат вишни и мускуса. Воздух был влажным, дурманящим, отдающим кисловатым запахом человеческого пота. Но при этом он не был неприятным, резким или отталкивающим. Он был чем-то родным, естественным, ставшим единым целым. Аспидис чувствовал сестру, как себя. Предугадывал, как ему казалось, все её желания. То медленно, то по нарастающей лаская её клитор; то всего навсего обводя его движениями вокруг. Эстера всхлипнула, безуспешно сдерживая стоны. Смяла пальцами одеяло так, что её костяшки побелели. Она возбуждалась сильнее.       Внутри неё было не влажно. Мокро.       Её ягодицы и его лобок покрывали её выделения.       Аспидис просунул вторую руку под сестру. Помял грудь, параллельно вгоняя в Эстеру член с увеличивающейся скоростью. Она застонала громче, еле разборчиво прося не останавливаться. Тело начинало сводить от неудобной позы, но он продолжал одновременно ласкать её всюду, куда только мог дотянуться. Губами примкнул к её плечу, посасывая кожу. Рукой сжал бусину соска меж пальцев, мягко его покрутив. Член входил с чавкающим звуком, со звонким шлепком от удара паха по упругим ягодицам. Простынь под ними стала мокрой. Тела, покрытые испариной, липли друг к другу. Но хотелось вдавиться в хрупкое тело только сильнее. Стать ближе. Хотя ближе уже невозможно. И всё же, хоть и на пол минуты, Аспидис почувствовал, будто стал с ней одним целым. Эстера задрожала. Внутри неё стало теснее, мышцы усиленно сокращались. А у него невольно закатились глаза, когда членом он ощутил уплотнившиеся тиски. Одной рукой она вцепилась в его запястье, сильно вонзаясь в кожу ногтями. Но было не больно. Аспидис чувствовал, как она кончает. Как бьётся в лёгких судорогах её тело, а с языка срываются приглушённые из-за осипшего голоса стоны. Хорошо, что он заблаговременно заглушил их комнату, иначе половина особняка уже была бы на ногах. Эстера прогнулась в пояснице, разлепляя их слипшуюся между собой кожу. Замерла, а затем обмякла под ним и рвано задышала. Потеряв бдительность, Аспидис чуть не кончил прямо в неё. Резкое движение, с которым он подскочил, чтобы вытащить член, вызвало головокружение и спазм в икроножных мышцах. Он застонал слишком высоким голосом, не в силах больше контролировать ни одно движение тела. Сперма окропила её спину, но большей частью выплеснулась на простынь. Остатки же комьями стали сползать по головке вниз, прямо на дрожащую руку. Аспидис зажмурился, не вынося вакуума в ушах и поплывшей перед глазами комнаты. И в миг без сил упал рядом с Эстерой, не обращая внимания ни на что вокруг. Грудь вздымалась, а от каждого вздоха першило в горле. Хотелось пить, но он мог только безмолвно открывать и закрывать рот. И совершенно точно не мог подняться, чтобы налить в стакан воды. И даже будь у него в руках палочка, он не смог бы и колдовать. Всё в нём исчезло, испарилось. Внутри было пусто. Приятно пусто. Он нашёл в себе силы лишь медленно повернуть голову и поцеловать засыпающую сестрёнку в лоб. И сам тут же провалился в сон.

***

      Утро, а вернее, день, которое для доброй половины обитателей виллы началось с похмелья, для Аспидиса стало вторым рождением.       Он проснулся, бодро спрыгнул с кровати, и сладко потянулся. Позвонки хрустнули, пока он самозабвенно напевал что-то себе под нос, игнорируя антипохмельное зелье. Оно ещё с вечера заблаговременно было оставлено эльфами на прикроватной тумбочке, но для него оказалось не нужным.       Уже в душе, где Аспидис отмывался от следов бурной ночи, он понял, что его сегодняшнее счастье было обусловлено не сексом. Скорее тем, что он на него решился.       Повторно и осознанно.       Он бросил вызов не только себе.       И страх притупился за всплеском адреналина, подарившего чувство безнаказанности и уверенности. Конечно, об этом никто не должен был узнать. И общая тайна, и связанный с нею риск лишь сильнее будоражили Аспидиса.       С головы и до пальцев ног он был переполнен чем-то неизведанным, наполняющим мир всеми возможными красками. Он не мог поверить, что раньше не замечал, как приятно прохладная вода пробуждала сонное тело. Как успокаивающе согревали проникающие сквозь окна солнечные лучи, которым он подставил своё мокрое после душа тело вместо того, чтобы воспользоваться полотенцем.       И как, блять, невероятно прекрасно было быть собой.       Он — Аспидис Нестор Крауч.       И у него было всё.       Богато обставленные дома, семейный бизнес, домовые эльфы. Из лучших тканей специально для него шились прекрасные костюмы, а его хранилище было полно реликвий и драгоценностей. В его руках всё наследство древнейшего чистокровного рода. За его спиной — поддержка любящих родителей и накопленный ими капитал. Он мог позволить себе всё, о чём только мечтал. И из-за этого все его грёзы переставали быть таковыми.       Чего он хотел, к чему стремился?       Всё само плыло ему в руки. Не нужно было даже напрягаться. Потому Аспидис успел заскучать. Он законсервировался в собственном комфорте. Но вот его встряхнули и вернули к жизни.       Это было болезненно.       Страшно.       Опасно.       Но это было жизнью.       Той жизнью, которую он снова вкусил. Которой захотел снова наслаждаться. Не воспринимать как должное. Он хотел бороться. Хотел бросить вызов миру. Себе. Своему страху. И Аспидис был полон решимости. Был уверен, что ему хватит сил, хватит смелости.       Энергия била ключом, вынуждая чуть ли не подпрыгивать при ходьбе. То, что в нём застопорилось, застыло, сейчас требовало немедленного выплеска наружу. Будь здесь Феркл или другая погань, Аспидис наверняка бы устроил мордобой. У него чесались кулаки. Он пружинил на носочках, разминал кисти и шею, словно уже был готов ринуться в драку против невидимого соперника.       Воодушевление захватило с головой, перекрывало доступ к кислороду. Он чуть было не поддался секундному порыву громко закричать, чтобы хоть как-то избавиться от своего перевозбуждения. Не сексуального. Нет.       Ему хотелось действовать. Творить историю. Или свою судьбу. Что угодно. Всё казалось преодолимым, плёвым. Всё его влекло. И политика, и военное дело, и бизнес. Он хотел всего и сразу. И намеревался во всём преуспеть.       Он — Аспидис Нестор Крауч.       И ему море по колено.       Когда-то он позволил себе забыть, что был принцем из принцев.       Что именно Принцем он ехал в школу в год своего поступления.       Так что же мешало ему стать им снова?       Ничто.       «Не ничто. А кто-то», — пронеслось у него на задворках сознания.       Но Аспидис сделал вид, что ничего не услышал.       Приведя себя в порядок, спустился вниз. И на удивление, он прибыл к обеду одним из первых. Конечно, здесь уже были Малфои, родители самого Аспидиса, Элазар и Лестрейндж-старший. Все остальные гости, кто нашёл в себе силы подняться раньше, уже отбыли по домам.       Когда всех пригласили к столу, появилась и Эстера. С опозданием спустился Норбан, бледный и иссохший, но вполне себе бодрый. Очевидно, только благодаря зельям.       После трапезы, когда все перешли в гостиную, расположившись на диванах, Аспидис оказался в дальнем кресле рядом с Эстерой. Авиор Малфой тем временем приказал подготовить порталы и камины, чтобы гости благополучно вернулись домой.       — Ты поняла, кто есть кто? — Наткнувшись на недоумевающий взгляд, он продолжил: — Фаренсбах, каким бы простаком в пикете он ни был, считай, первое лицо Магической Германии. Говорят, сам министр под его Империо. А Фаренсбах строит из себя дурачка. Не знаю, зачем. Может, чтобы ему простили сотрудничество с Гриндевальдом в тридцатых годах.       — Это правда? — изумлённо спросила Эстера.       — Да. Он открещивался, мол, был под Империо; не понимал, что делал. Но я уверен, что всё он прекрасно понимал. В общем, если он и вправду сотрудничал с ним, есть большая вероятность, что он поддержит и нас. Конечно, рано об этом говорить, но всё же. А Басманов, как ты слышала, глава по Международным отношениям в России. Магловская партия у власти, говорят, совсем не даёт жить со своей внутренней и тайной охотой на ведьм. «При всём уважении, большего маглоненавистника я не встречал!» — прямая цитата отца. Мне повезло, что совсем скоро я начну с ним работать, — Аспидис самодовольно ухмыльнулся.       — А Мантейфель?       — Вот он — настоящая загадка. Он не работает на германское министерство и, более того, на дух не переносит Фаренсбаха. Не знаю, какие у них там отношения, но в одной комнате они никогда не бывают. Как я понял, он вполне дружен с Басмановым, а значит, его идеи ему близки. Всё это ещё предстоит выяснить. Хотя я уже сейчас уверен, что заручусь необходимой для нас поддержкой за границей, когда мы начнём своё наступление!       Эстера, вопреки ожиданиям Аспидиса, не продемонстрировала того же воодушевления. Она еле заметно поджала губы и нахмурилась, о чём-то размышляя. Но это его не смутило. Он предвкушал своё будущее с замиранием сердца. А грядущий учебный год воспринимался досадной тратой времени. Ведь он уже сейчас был готов вступить в большую игру.