***
— Ну, как вы себя чувствуете? — вкрадчиво поинтересовался Дамблдор, что стоял справа от койки Эриона. — Всё в порядке, профессор, — Фил заговорил первым. — Мы… Мне жаль. — Мы готовы к любым наказаниям, сэр, — уверенно заявил Эрион, стойко встречая испытующий взгляд голубых глаз. Избегать ответственности было бы равносильно признанию в собственной неполноценности. И если перед кем-то другим Эрион мог схалтурить или сделать себе поблажку, то в отношении к Дамблдору подобного он не позволял. Разочаровать профессора, как ему казалось, он боялся куда больше смерти. И поэтому всегда заставлял себя смотреть в его до каждой морщинки знакомое лицо. — Простите, профессор. На пару секунд повисло молчание. Дамблдор заинтересованно смотрел то на одного, то на другого. В горле пересохло, пока Эрион с волнением ожидал свой приговор. Декан Гриффиндора никогда не отличался любовью к суровым наказаниям, да и к любым наказаниям в принципе. Если кому-то и приходилось отправляться на порку, как когда-то Филу, то исключительно «благодаря» ходатайству других преподавателей. За все семь лет бесконечных проделок и круговорота отработок Эрион ни на секунду не переставал дивиться самообладанию профессора. Дамблдор никогда не бранился, не грозил ни родителями, ни отчислением, и, более того, даже ни разу не одарил его хоть сколько-нибудь злым или презрительным взглядом! В то время как большинство преподавательского состава Эриона на дух не переносили! А ведь именно Дамблдора, а не этих старых болванов, первые два года своего обучения он нагло провоцировал! Обычно стыд Эриону не был присущ, но за своё поведение на младших курсах он его всё же чувствовал. Непоколебимость и мягкость нрава Дамблдора поначалу воспринялись им как вызов. Эриону хотелось вывести его из себя, заставить потерять самообладание, чтобы он, наконец, закричал или сказал что-нибудь оскорбительное, что навсегда бы отправило его в разряд ворчливых снобов! Но односторонняя и необъявленная война не продлилась долго — Эрион сдался, проникнувшись симпатией к декану, который принял его без упрёков за недостойное поведение в прошлом. Может, стало бы легче, если бы ему припомнили все прегрешения и проделки, но Дамблдор молчал, не выказывая своего осуждения, и Эрион не решался отпустить свой стыд, ровно как и облегчить душу. — Я думаю, ваше наказание мы можем обсудить и позже. — Или Эриону показалось или лица профессора коснулась тень веселья, так же быстро, впрочем, пропавшая. — Но разве ваши извинения не должны быть, в первую очередь, адресованы друг другу? — снисходительно спросил он и приподнял брови. Н-да, пожалуй, из всех знакомых ему людей, только Дамблдор мог застигать Эриона врасплох. Фил промычал что-то нечленораздельное себе под нос. Но Эрион справился ещё хуже — вообще не смог проронить ни звука. Ему и впрямь казалось, что крики, ругань и розги перенести гораздо легче, чем не оправдать ожиданий Дамблдора. Причём, задачу усложнял тот факт, что профессор никогда не заявлял вслух о своих ожиданиях, не попрекал и не указывал, что делать. Он словно чего-то молча и терпеливо ждал, а если не дожидался… А что, собственно, происходило, если Дамблдор не дожидался? Разочаровывался и уходил прочь? Эрион не знал. Да и, если честно, не хотел знать. Его моральный ориентир светился чистотой, и чернить его даже своим видом было кощунством! Требовалось соответствовать, чтобы не ударить в грязь лицом. Но всю сущность Эриона словно выворачивало от того, на какие размышления порой наталкивал Дамблдор, и всё потому, что копаться в себе Эрион ненавидел! — Я полагаю, случилось нечто серьёзное, что смогло спровоцировать столько агрессии? Тем более, вы не разлей вода с самого первого дня, не так ли? — Видимо, невооружённым взглядом обнаружив растерянность Эриона, профессор улыбнулся. — В это, конечно, трудно поверить, но я и сам был когда-то молодым. — Тогда вы должны нас понимать, сэр? — сглотнул Фил. — О, ну это уж не мне судить, — непринуждённо заявил Дамблдор. — Мы, старики, часто что-то уверенно утверждаем, но порой не имеем за плечами ничего, кроме субъективного опыта. Однако я хорошо помню, что значит действовать сгоряча, — уголки его губ слегка приподнялись, когда Эрион выразил сомнение. — И такое бывало, да. Ни в коем случае не считаю, что это всегда плохо. Молодёжи, особенно такой активной, как вы, нужно куда-то девать энергию. — Но вы против драк? — Фил продолжал любопытствовать. — Боюсь, если я скажу что-нибудь, и это будет воспринято неправильно, мадам Одли никогда меня не простит, — он хитро сощурил глаза и, пройдя между коек, встал у их изножья. Теперь можно было не крутить головами, а смотреть прямо на него. — Я лишь скромно считаю, что недомолвки хуже открытых конфликтов. Эрион чувствовал себя непроходимым тупицей, потому что Дамблдор, как ему казалось, нёс какую-то чепуху. Но ведь это было невозможно! Поёрзав с пару секунд на кровати, он всё-таки осмелился скептично протянуть неубедительное: — Серьёзно? — О, да, — профессор кивнул себе в подтверждение. — Даже самые крепкие узы могут стянуться в запутанный клубок и оказаться непосильным грузом, если вовремя не решать проблемы. Иной раз, как бы прискорбно это ни было, легче оказывается всё обрубить. — Но стоило лишь неловкой паузе затянуться дольше положенного, как Дамблдор бесшумно хлопнул в ладоши, — Что ж, кто я такой, чтобы омрачать радостные минуты примирений своим присутствием! Вверяю вас в заботливые руки мадам Одли и желаю скорейшего выздоровления. Зайдите ко мне в кабинет, когда будете готовы, мистер Феркл, мистер Фоули. Дамблдор тут же удалился, не дав им вставить и слова, только прихватил с высокой тумбы какой-то леденец. В лазарете больше никого не осталось. День постепенно клонился к закату, и ярко-оранжевые лучи залили тёплым светом всё помещение. Время словно замерло. Эриону чудилось, что он слышит размеренное тиканье башенных часов, шелест травы за окном и отдалённые голоса студентов, возвращающихся на ужин в Большой зал. Пауза тянулась долго. Дольше, чем жевалась Бесконечная тянучка из Сладкого королевства, от которой довольно быстро затекала челюсть и которую приходилось выплёвывать, так и не удостоверившись в её бесконечности. Сейчас, правда, ничего не затекло. Только необъяснимо чесалось внутри грудной клетки. И это что-то хотелось вытащить и швырнуть куда подальше. Неразрешённая ситуация была глупой, и оттого вдвойне сложнее становилось принять как факт, что они в ссоре. Будь Эрион зачинщиком, ему не составило бы труда извиниться. Вот только вина лежала на другом. — Слушай, — спустя полчаса Фил таки соизволил заговорить, — я не собирался тебя как-либо задевать, ты понимаешь? И без того полный скептицизма Эрион только сильнее напрягся. Ему не хотелось спорить и что-либо доказывать. Он в принципе считал разговор подобного плана неприемлемым! От Фила требовалось всего-навсего извиниться, чтобы тема была закрыта, и они никогда более этого не вспоминали! Но Фил явно не разделял такую точку зрения! — Неужели? — Эрион не старался звучать раздражённо или холодно — это выходило само. — И поэтому ты решил оскорбить мою девушку? Фил издал смешок, а затем резко сел на кровати, свесив ноги вниз. Эриону пришлось повернуть голову, чтобы не выглядеть надутой девкой, демонстративно отводящей глаза. — Ты ведь сам понимаешь. Она спит с Реддлом. — Свечку держал? — Эрион не мог удержаться и не съязвить. Всё это выводило его из себя, как жужжание крыльев и визг богомерзких пикси, кружащих над головой. Но ему уже не доставало сил, чтобы от них отмахиваться. — Это видно по тому, как он себя с ней ведёт. Какая ещё девка вертится рядом с ним двадцать четыре часа в сутки? Ты мог заметить, что он не нуждался в подругах все предыдущие годы. Об этом трещали даже наши девчонки из его фанклуба. Появись у него кто, и несчастная официально стала бы врагом половины младшекурсниц! — Но она не стала ничьим врагом! Ты сам опроверг свою теорию. — Это не теория, Эрион. Просто ты принимаешь ко вниманию лишь то, что тебе хочется. О них шепчется вся школа, их видели вместе, когда они шли в сторону леса. И не раз. Ты думаешь, они травологией занимаются? Цветочки изучают? — Они тренируются! — злостно выплюнул Эрион, скомкав простынь в кулаке. Фил, ссутулившись, устало потёр переносицу. — Ты сам-то в это веришь? — Я это знаю! На пару минут повисло молчание. Ещё более угнетающее, чем предыдущее. Фил выглядел и вёл себя так, будто объяснял что-то своему тупоголовму и неуёмному сынку. И это злило только сильнее! Эрион не отказался бы снова заехать ему по роже… — Дело твоё, я больше вмешиваться не буду. Ты мне как брат и прекрасно знаешь это сам. Если её поимела половина школы, но она бы тебе честно об этом рассказала, я бы не стал лезть. Я бы даже, наверное, понял твоё желание быть с ней после такого, но ведь она тебе ни в чём не призналась, не так ли? Ты не смирился с правдой, которую она тебе преподнесла. Тебя этой правды лишили, как и права выбирать, оставаться в таких отношениях или нет. Скажи, если я не прав, Эрион! Клянусь Годриком, я сию же минуту пойду и на коленях попрошу у неё прощения. Просто скажи, что ты всё знал и на всё согласился! Фил испытующим взглядом гипнотизировал душу. Вроде бы он даже не моргал. В его серьёзности не приходилось сомневаться, и вовсе не благодаря вытянутому заострённому лицу и ясным глазам, а потому, что он никогда не врал. В отличие от Эриона. Очень не кстати пришёлся неожиданный укол совести, вынудивший почти что сразу захлопнуть уже было открывшийся рот. Хотелось громко и твёрдо заявить, что Фил был не прав и что он ошибся. Хотелось вынудить его исполнить обещание, отправить ползать на коленях сначала перед Эстерой, а потом уже перед собой. Но Эрион, хоть и не являлся столь же кристально чистым, как Фил, не был и отпетым лжецом. Он увиливал, приукрашивал, умалчивал в мелочах, но не врал по-крупному. Не утверждал то, чего не знал. Во всяком случае, с дорогими ему людьми. И не хотел этого менять! Злость, к которой Эрион уже привык за последние пару часов, разгорелась с новой силой. Но, как ни странно, не к Филиппу. Мысль, что он был во всём прав, постепенно затапливала собой раннее противящееся сознание. Молчание казалось унизительным. Стыд, что так редко навещал Эриона, заставил его расстегнуть верхние пуговицы больничной пижамы, потому что сделалось невыносимо жарко. Почему он был вынужден прикусить язык и, как побитая собака, пятиться от близкого, чтобы не познать новую порцию унижений? Почему его девушка — а его ли она вообще? — не отличалась безукоризненной репутацией, незапятнанной честью, которую он мог бы отстаивать до последнего вздоха? Почему она вынуждала сомневаться в себе и своей верности? Разве он, Эрион, этого заслуживал? Разве он её обижал, кроме одного единственного раза, за который уже успел поплатиться и раскаяться? Разве не утешал её, когда ни чёртов Реддл, ни даже её мордредов братец Крауч не собирались оказывать поддержку?! И ладно оказывать! Они сами являлись причиной всех бед и переживаний Эстеры! Но почему-то Крауч вдруг сделался хорошим, и она его защищала от нападок, а Реддлу с должным видом разрешала себя обнимать на глазах у Эриона и его друзей! Позволила бы себе какая-нибудь любящая девушка так унижать своего парня?! Он сомневался… — Я не знал! — проскрипел Эрион, чудом подавив желание отвести взгляд. Ему было неуютно, некомфортно, противно. Филипп не смотрел осуждающе, не насмехался, да и не стал бы! Но менее паршиво от этого не становилось. — Я и сейчас не знаю… Ну, я не уверен. И не буду следить и как-либо это проверять. С меня хватит. Филипп с полминуты помолчал. — Вы расстанетесь? — Я не знаю, встречались ли мы на самом деле, — Эрион горько усмехнулся и лёг на подушку. — Глупо будет идти и извещать её. Пока она сама не решит и не поймёт, что поступает неправильно, в разговоре смысла нет. Хватит с меня унижений. — Я не хотел, чтобы всё так получилось, — тихо буркнул Фил, вполне, как казалось, искренне. — Мне жаль. — Мне тоже жаль. Эрион прикрыл глаза, надеясь уснуть и промотать тем самым день до конца. Ночью можно будет выбраться на прогулку, проветрить мозги и прийти в себя. От всех сказанных слов во рту сделалось так кисло, что снова захотелось вырвать. Его будто вверх тормашками окунули в помои, и они проникли внутрь через рот, нос и уши. Всё вокруг было неприятным и скверным. Тёплый оранжевый свет больше не казался мягким — от него глаза болели даже под закрытыми веками, а тиканье башенных часов розгами приходилось по мозгам. Эрион никогда не испытывал так много злости и омерзения к одному человеку! И им был не Реддл! Может, когда он увидит Эстеру, отвращение взаправду навсегда одолеет, и проблема будет решена? Хотелось бы, чтоб так оно и было… Вот только совсем не верилось. Не Фил посеял семена подозрений и не он их взрастил. Будь Эрион взаправду наивной обманутой овечкой, то праведный гнев затуманил бы собой рассудок и вынудил бы тотчас же потребовать от Эстеры объяснений. Но вместо того, чтобы спасать отношения, Эрион неподвижно лежал и никуда не собирался. Сейчас ему казалось глупой прошлая вера в то, что его нисколько не волнует, что происходит в слизеринских подземельях. Как и в то, что ему плевать на давно потерянную невинность Эстеры. Нет, Эрион не был приверженцем традиций, но если она его любила в самом деле, то разве смогла бы так быстро улечься под кого-нибудь другого? А он был уверен, что любила! На ум множество раз лезли нехорошие мысли. И их укрепляли смазанные воспоминания Эстеры, из которых его тотчас же прицельно выбрасывали. Но раз так, то она должна была сказать! Назвать человека! Эрион бы разобрался, окажись мерзавцем хоть министр магии или магловский король! В этом случае её честь была бы восстановлена, а доверие между ними снова налажено. Это исправило бы всё! Но Эстера молчала. И со временем он уверился, что она просто совершила ошибку, поторопила события или, может, попыталась таким образом отомстить ему. Возможно, ошибкой она это не считала, но стала бы она тогда сбегать к Эриону, вместо того, чтобы остаться с тем, кому решила довериться в свой первый раз? Или её всего-навсего бросили, а она, как и говорил Фил, просто утешалась в объятиях наивного идиота? Эрион едва ли не скривился от этих мыслей. Думать о подобном не хотелось. Но он не мог отделаться от чувства, что сам себя оставил в дураках: не следовало продолжать весь этот цирк после их первого раза. А лучше было вообще до него не доводить! Нет, Эрион не брюзга. Он бы понял, раздели она постель со своим возлюбленным, но он знал, что это невозможно! Её чувства к нему неподдельны! Он их видел и в последнюю ночь в Выручай-комнате. Все могут спать с кем попало без разбора, но нельзя влюбляться по щелчку пальцев! А значит, это случилось не по любви. Максимум — по симпатии. Достойно уважения, ничего не скажешь! Кровать вдруг ощутимо прогнулась, а воздух напитался сладким цветочным ароматом. Узнать Геллу труда не составило, пускай Эрион даже глаз не раскрыл. Глубоко внутри он надеялся, что его сочтут спящим, но, конечно же, не повезло. Девчонка нагло облокотилась на его живот, чтобы подразнить. — Я знаю, что ты не спишь, Фоули! — С тобой поспишь, Гэмп! — фыркнул он, посмотрев на неё из-под полуопущенных ресниц. Гелла сощурила глаза и удовлетворённо улыбнулась своим мыслям. Затем одним ловким движением водрузила на грудь Эриона увесистый бумажный свёрток. — Это мясной пирог, — коротко пояснила она. — Подумала, вас здесь опять будут пичкать только жидким, — на кровать Фила Гелла садиться не стала, а просто слевитировала ему второй свёрток. — Ты как всегда мила, Гэмп, благодарю! — преисполненный восторга голос Филиппа тотчас же перекрыло шуршание бумаги. — Чего не ешь?! — строго вопросила Гелла и придвинулась ближе. Цветочный аромат показался слишком приторным. Эрион не раз отмечал, что ему больше по душе ягодные и фруктовые нотки, но сейчас эта мысленная пометка ударила под дых, и аппетит пропал совсем. — Меня вывернет прямо на тебя, Гэмп, если не перестанешь давить мне на живот! Гелла тихо рассмеялась, но руку таки убрала. И придвинулась ещё ближе. Затем с невозмутимым видом небрежно подцепила пальцами кудряшку Эриона и откинула со лба. — Выглядишь ты и впрямь паршиво, Фоули. — Поэтому тебе так нравится на меня смотреть? — не без раздражения буркнул он и подтянулся на локтях, чтобы сесть. Свёрток с пирогом шлёпнулся ему на колени и Эрион нетерпеливо, возможно, слишком резко, убрал его на прикроватную тумбу. — Конечно, — Гелла ни капли не смутилась. — Разнообразие всегда приятно радует глаз, — она вдруг снова придвинулась, а затем наклонилась ближе. Это могло бы показаться вызывающим, но она… поправила подушку, подложив ту под спину Эриона, и снисходительно улыбнулась. — Прекрати, Гэмп. Я не умирающий больной, — вопреки недовольному тону голоса, он всё же откинулся на удобно подставленную подушку, и это весьма кстати увеличило между ними расстояние. — С твоим характером, Фоули, ты часто рискуешь им оказаться, — выпалила она неестественно резко, словно отчитывала собственного ребёнка. Её тонкие брови сошлись к переносице, а губы сжались в полосу. Да уж, если Фил порой вёл себя, как заботливый отец, то Гелла напоминала язвительную мамочку. Это раздражало. Но они знали друг друга слишком давно, чтобы она могла позволить себе надолго примерять ту роль, которую Эрион ненавидел сильнее всего, и потому её лицо так же резко расслабилось, а взгляд смягчился. — Ну так? Из-за чего весь переполох? Что вы не поделили? Шебуршания и жевания, раздававшиеся с соседней койки, прекратились. Эриону не нужно было смотреть в сторону Фила, чтобы понять, что тот замер. Напряжение обоих очевидно не могло ускользнуть от чересчур внимательной Геллы. Вот за что Эрион не любил девчонок — так это за их привычку лезть туда, куда не просят и пытаться всех примирить! Может, поэтому ему нравилось встречаться с кем-то вне факультета. Эстера банально оказывалась не в курсе половины происшествий, ссор и конфликтов. Ей не было дела до того, поругались ли Лаэрт, Клейт или Фил с ним или друг с другом. И даже не могла этого заметить, ведь проблемы решались раньше, чем о них успевала узнать Эстера. Возможно, в этом тоже присутствовал плюс их редких встреч: они не отвлекались на бытовые ситуации, мелкие конфликты, пустые разговоры. Всё было ярко, важно, по существу! И не приходилось объяснять очевидного, не возникало нужды расчерчивать границы, за которые девушкам не позволялось переступать; за которыми находился их мир, мир мужчин. Все парни понимали, что драки между друзьями — это естественно. Что никто не нуждался в спасениях и нудных длинных разговорах с признаниями в чувствах! Всё решалось само собой, но девчонки упорно отказывались в это верить! Каждая должна была подойти и лично убедиться, что всё нормально, а ещё прочитать лекцию о дружбе и взаимопонимании! Они же, изображая в лицо нежную привязанность к подругам, за спиной могли полоскать им косточки. И эти люди учили его дружбе! Смешно! — Неважно, — Эрион не стал церемониться. — Мы всё уже решили. Гелла задумчиво пожевала губу. — М-мм, и что же вы решили? Дай угадаю! Кто гаже: Реддл или Крауч? Об этом вы спорили? Кого выбрали? Озорство и игривость Геллы застали врасплох. И тем неожиданнее и болезненнее эти две фамилии срезонировали по ушам. Сердце пропустило оглушительный удар, стоило Эриону подумать, что ей всё рассказали. Взгляд молниеносно метнулся к по-прежнему неподвижному Фил, застывшему с надкусанным пирогом в руках. Но тут же Эрион осознал свою ошибку: Гелла просто ткнула наугад и попала. А его реакция выдала то, что она приблизилась к ответу. И впрямь, её глаза округлились, а губы тронула плутоватая улыбка. — Годрик, мальчики! Вам же давно не тринадцать! А вы до сих пор играете с ними в войнушки?! — Гелла изящно закинула ногу на ногу и покровительственным взглядом обвела обоих. — Хотя я согласна, что приятного в них мало… — добавила она чуть тише. — Мало приятного? — фыркнул Фил и снова зашуршал. — Они ублюдки, Гэмп. Держись от них подальше. Эрион немного расслабился. Пускай разговор и затронул чувствительную тему, но это было лучше, чем позволить ей напрямую вызнавать о причине их с Филом конфликта. Об их вражде со слизеринскими принцами знала вся школа. Совсем неважно, что себе вообразила Гелла: случаем больше или меньше — плевать. Ни для кого не новость взаимная неприязнь между факультетами. — Я не нуждаюсь в очевидных напоминаниях, Феркл, — Гелла недовольно поморщила носик. — Мне хватает ума, чтобы не вестись на их приторные лица. — Неужели? — с набитым ртом фыркнул Фил, наверняка при этом выплюнув часть пирога. — Хочешь сказать, ни разу не заглядывалась ни на кого из них? — Помилуй, — отмахнулась она. — Змеи мне неинтересны. Они все неадекватные, — Гелла вдруг нахмурилась, словно вспомнила что-то неприятное. Фил вопросительно вытянул шею, ожидая пояснений, и девушка раздражённо повела плечами. — Разве ты не знаешь? — дождавшись отрицательного кивка, она вздохнула. — Это было после твоего Дня рождения в Выручай-комнате. Реддл… вернее, его сумасшедшая подружка, эта пришибленная Роули, взбесилась ни с того ни с сего! Я понимаю, она староста, выполняла свои обязанности, но она правда ненормальная! — щёки Геллы порозовели, а голос стал выше. — Она меня трансфигурировала! А Фоули окатила водой! Кто так поступает?! И Реддл… наш школьный староста, — презрительно выделила она, — вместо того, чтобы вправить этой дуре мозги, просто всё решил замять! И если бы… — Гелла возмущённо выдохнула через нос, — и если бы не вся ситуация с незаконной вечеринкой, я бы обязательно обратилась к директору! И Реддла, и Роули хорошо было бы лишить значков! Но, конечно, на справедливость в нашей коррумпированной школе надеяться глупо. Сомневаюсь, что эту идиотку кто-то назначил бы на пост, не будь у её отца кучи денег! Эрион пару раз находился в шаге от того, чтобы грубо её не заткнуть. Но ровно на сколько упоминание Эстеры и Реддла кипятили его, на столько же ему оказалось приятно слушать, как кто-то отзывался о них не самым лестным образом… — Ну, это всё не так страшно, — кисло промямлил Фил, забираясь под одеяло. Ему наверняка не составило труда сложить дважды два и понять, что действиям Эстеры нашлось оправдание, но просвещать Геллу он явно не собирался. — Хотя приятного мало, да. Гелла одарила его столь красноречивым взглядом, что Фил тут же стушевался и вжал голову в плечи. Потеряв к нему интерес, она вновь вонзилась своими глазами в Эриона. — Так вот, — деловито продолжила Гелла, — на Слизерине хватает сомнительных личностей. И если из-за каждого спорить и драться, можно, в сущности, поселиться сразу тут, — она, как бы демонстрируя лазарет, развела руками. Эрион криво усмехнулся. — Примем твои слова к сведению. Гелла, однако, шутку не оценила и с нечитаемым лицом пару секунд молча на него смотрела. — Вы и в самом деле не намерены это прекращать? Неужели и последний год не станет исключением? — холодно поинтересовалась она. Если бы Эрион утомлённо не прикрыл глаза, то наверняка бы их закатил. Как же он ненавидел перед кем-либо оправдываться или объясняться! — Это зависит не только от нас, — послышалось сбоку. — Ну, конечно! — её голос сочился сарказмом. — Ведь так сложно не вестись на провокации! — Какая тебе разница, Гэмп? — Эрион устало выдохнул. — Тебя ведь не заставляют участвовать в конфликтах. Девчонок никто не впутывает, если ты не заметила!.. Ай! — Эрион зажмурился от неожиданно прилетевшего щелбана и рефлекторно приложил руку ко лбу. — За что?! — Ты болван, Фоули! — гаркнула Гелла. — И, видимо, совсем не знаешь, что происходит, раз такое говоришь! — О чём это она? — Эрион обернулся к Филу, всё ещё потирая место ушиба, но тот растерянно пожал плечами. — Без понятия… — Ох! — Гелла сильно нахмурилась, всем своим существом высказывая неодобрение их невежеству. — Оба болваны! — она какое-то время помолчала, будто бы набираясь решимости, а затем тихо и быстро заговорила: — Уже который день ходят слухи… Очевидно, их распустила Аббот, кто же ещё! Если бы давали медаль за самый длинный язык, то она бы получала по одной ежегодно! В общем, Макнейр и Яксли… они что-то сделали с Ритой. Это пятикурсница, — пояснила она, встретив замешательство Эриона, — худенькая такая, мы поздравляли её в том году в Трёх Мётлах, помнишь? Тогда ещё явилась Рокс… — Что они с ней сделали? — пришлось перебить её, чтобы избежать ненужных подробностей. — Как знать, — Гелла заколебалась. — Рита молчит. А открыто… ну, никто не спрашивает, потому что, по словам клуши Аббот, Рита себя дискредитировала, а Макнейр и Яксли просто этим воспользовались. Оба. Сразу… — щёки девушки вновь покрылись румянцем. — И никто ничего не говорит, но слухи-то не утихают! А на Риту косо смотрят, как будто она… Как будто она… Уф! — Гелла стала нервно мять свои руки. — А я уверена, что всё не так просто! Вы видели Яксли? У него же рожа звериная! Кому он в здравом уме мог бы понравиться?! А Рита, она… не такая. Вы понимаете? — Гелла с надеждой обратилась к ним. Видно, весь этот разговор давался ей нелегко. — Ну, чего вы молчите! — Кхм… — Фил ёрзнул на кровати. — От привлекательности лица мало что зависит в таких делах, знаешь ли… Гелла стремительно побагровела, зрачки её стали настолько узкими, что превратились в две крохотные точки, а ноздри свирепо раздулись, и Фил стушевался. Даже Эриону сделалось некомфортно и боязно что-либо говорить. Мерлин, зачем эта Мегера вообще пришла?! — Совсем рехнулся, Феркл! — цедила она по слогам. — В таких делах, а такие дела, дырявая твоя голова, происходят вот уже который год, всё шито белыми нитками! Уже сколько раз эти змеи подобное проворачивали? Вспомни Эйвери! — его фамилию Гелла произнесла как самое настоящее ругательство, потому что покраснела и засмущалась пуще прежнего. — Если всё так, как ты говоришь, то почему никто из «пострадавших» ничего не предпринял? Ни к кому не обратился? — скептично поинтересовался Фил. — Тебе не приходило в голову, что, несмотря на внешние приличия, у человека внутри может твориться чёрти что? Я никого не осуждаю, — добавил он поспешно, определённо заметив демонстративный упрёк Геллы, — но не все девушки невинные единороги. У Эриона засосало под ложечкой. Фил звучал непоколебимо и уверенно, наверняка многократно преисполнившись в своей вере из-за Эстеры. И самое ужасное, что его нельзя было за это осуждать! Эрион ведь разделял точку зрения друга… Сколько раз он по ночам заставал целующихся парочек по углам гостиной или коридоров школы. Случалось, и в душевых, и в заброшенных аудиториях, и в раздевалках у поля для квиддича, когда никто по расписанию якобы не должен был там тренироваться. За шесть лет это стало привычным. Студенты занимались сексом, о чём знали и они, и родители, и профессора. Но едва ли кто-то мог оказывать сопротивление естественным потребностям. Но, возможно, для таких девушек, как Гелла, это представлялось диким и неправильным, вызывающим отторжение и неприятие. Ей легче было поверить в насилие со стороны слизеринцев, чем признать, что её младшая приятельница могла добровольно пойти на подобные непотребства. В какой-то степени это даже показалось Эриону забавным и милым. Невинным. И оттого на контрасте непривычным. — Я не великовозрастная грымза, Феркл! — вскинулась Гелла. — И мне понятно, когда это происходит в отношениях, когда люди после этого продолжают общаться, но Рита из комнаты лишний раз не высовывается! Это, по-твоему, нормально?! — А что ты ожидала? — раздражение уже почувствовалось в голосе Фила. — Или что ожидала она, когда ложилась под двух ушлёпков? Что они её в жёны возьмут? Или ей будут аплодировать в Большом зале за дерзость? Девчонка решила повеселиться, но не подумала о последствиях. Сейчас такое сплошь и рядом. Не вижу смысла это мусолить. Эрион и вообразить не мог, что кто-либо был способен краснеть настолько сильно. Щёки и шея Геллы пошли яркими багровыми пятнами, а глаза выражали такую ярость, что она перестала походить на саму себя. Быстрее, чем он успел среагировать, она схватила свёрток с нетронутым мясным пирогом, и с силой швырнула его в Феркла. Тот глухо шлёпнулся, столкнувшись с лицом несчастного. — Что ты вообще несёшь! — запричитала она громким резким голосом. — Из-за таких, как ты, — нет! — с молчаливого согласия таких, как ты, всё и происходит! Удобно просто закрывать глаза и осуждать тех, кто невиновен?! Это ведь не ваши идиотские драки на пустом месте! Вы глотки друг другу готовы перегрызть, если кто-то оскорбит вас или вашу семью, но когда обижают и издеваются над беззащитными, вы делаете вид, что всё произошло добровольно! Что кто-то в здравом уме сам решил быть униженным и растоптанным! — Я не… — попытался было вставить Фил, но Гелла, вскочив с кровати, его перебила. — Как раз это ты и имеешь в виду, Феркл! Мне противно тебя слушать! Ты даже не разобрался в ситуации, не понаблюдал за человеком, который пострадал, но уже во всём обвинил с умным лицом! Как ты смеешь! Болван! Гелла глянула на Фила так презрительно и холодно, что Эриону стало не по себе. Желание как-либо встревать и защищать друга от нападок резко пропало — не хватало только взбесить её ещё сильнее! Гелла, словно прочитав его мысли, посмотрела теперь на Эриона. Он уже ждал гневной тирады в свой адрес и морально готовился, но её взгляд неожиданно смягчился, а лоб разгладился от морщин. — Поправляйся, — сказала она тихо, напоследок сжав его руку, и пошла прочь. — А как же… — чуть было не бросил Фил, но Эрион жестом заткнул его, и не опускал пальца, пока не послышался звук закрывающейся двери. — Ну и ну! — облегчённо выдохнул Фил. — Она пришла, чтобы поорать на пострадавших? Так ещё и добить решила… — Не обращай внимания. — Легко говорить, не на тебя же кричали! — проскрипел Фил, стряхивая крошки от пирога с одеяла. — И спасибо за «поддержку», дружище. Выручил! Не смутившись обвинениям, Эрион усмехнулся.***
Аспидис лениво брёл по коридору с ужина. Рядом шествовал Розье, а позади плелись Нотт, Яксли и Макнейр. Настроение было довольно паршивым. За две недели он успел возненавидеть эту школу всеми фибрами своей души. Его утомляли занятия. Бесили все занудные преподаватели. И вне учебного времени он искал развлечений. Потому что Эстера принялась за старое: вертелась в компании Теи и Кассандры, а девки жутко действовали ему на нервы. Тея, например, только и делала, что истерила, не зная, какие цветы ей выбрать для букета, будто кого-то волновал веник, с которым она выйдет к алтарю! Или она надеялась, что красивые украшения сделают красивее и её? Аспидис чуть было не закатил глаза от этих мыслей. Какие же девки дуры! Вот уже который год Тея ходила и страдала, пока Абраксас трахал других. Булстроуд, конечно, та ещё сука, но хотя бы не такая брюзга, как Тея Флинт. Будь Аспидис на месте Абраксаса, то тоже сделал бы выбор в пользу Булстроуд! Кассандра же только и делала, что болтала без умолку. А говорить что-либо в её присутствии было крайне рискованно, так как уже через пару минут её стараниями об этом узнает весь факультет, а затем и Хогвартс! Для Аспидиса оставалось загадкой, как их терпела Эстера. Были ли у них вообще темы для разговоров, кроме школьных сплетен и обсуждений нарядов? И почему в этом участвовала она? Когда это начало волновать её? Если так подумать, то с той же Булстроуд у Эстеры сходств было намного больше — хотя бы одно то, что обе наплевали на установленные порядки и перепихнулись до свадьбы. Причём не единожды! Зубы невольно скрипнули. Почему-то его мозг по-ублюдски намекнул, что в этой ситуации он походил на верно ожидающую избранника Тею, а вот Эстера примерила — или даже вжилась — в роль Абраксаса. Сука. Может, и Аспидису следовало затащить кого-нибудь в постель? Всё-таки он решил наслаждаться жизнью и делать то, что захочется. Зачем было отказывать себе в удовольствии? Но Тею он трахать определённо не станет. Она поднимет визг на всю школу, точно банши, и не позволит к себе прикоснуться никому, кроме Абраксаса. Эстере было чему поучиться у подруги, на самом-то деле! Аспидис вздохнул и почесал затылок. Что же… Кассандра так же пролетала. Он не был уверен в том, что её принципы столь же непоколебимы, как у Теи, но в любом случае спать с подружками Эстеры казалось как-то слишком… Хотя вот она не побрезговала переспать с его лучшим другом! Сука! Нет, назло действовать он точно не станет. Всё-таки ему хотелось получить удовольствие, а от Теи и Кэсси возникнут одни проблемы! Кто там дальше? Булстроуд мимо. Сучий характер этой барышни высосет из него все соки к концу года — он знал, что она охотится за завидным женихом. Вальбурга уже выпустилась, но, даже находись она здесь, Аспидис бы к ней не притронулся: случай был ещё запущеннее, чем у Теи! Он не сомневался, что от сухости Вальбурговой вагины он иссохнет так, что останутся только кожа да кости! Может, Фрина Селвин подойдёт? Определённо красивая мордашка и привлекательная пышная грудь. Правда, Эйвери хорошенько от неё досталось в том году, когда он попробовал к ней подкатить. Но Аспидис-то не Эйвери. Он лучше. Хотя Селвин была той ещё язвой, и желания с ней связываться не возникало… Если подумать, он ни с одной девкой со своего факультета не хотел связываться! И не будь Эстера его сестрой, вряд ли позарился бы и на неё: она точно не казалась дружелюбной, милой или лёгкой в общении. А Аспидис не понимал, как может возникнуть сексуальное желание только из-за одной лишь внешности. Член не вставал на красоток Селвин и Аббот. И даже на эту белокурую милашку, что неуклюже шла им навстречу, его спящий дракон бы не встал! Аспидис услышал, как Розье недовольно засопел. Девчонка с Хаффлпаффа тащила перед собой огромную коробку и явно не собиралась отходить в сторону, чтобы дать им дорогу. Тупица. Она уже проходила мимо, когда Юлиан сделал еле уловимое движение ногой. Коробка взлетела вверх, девка упала, и всё содержимое с грохотом попадало следом. — Ну и ну! Что за растяпа! — брезгливо протянул Юлиан и развернулся на каблуках. Он одарил девку самым презрительным взглядом из всех имеющихся в своём арсенале и поморщился. — Смотрела бы куда прёшь, овца! Корбан Яксли заржал. Девка что-то тихо проскулила и подогнула ноги под живот, чтобы подняться. Вокруг неё рассыпались альбомные листы, куча карандашей и какие-то замызганные тюбики. Один из листов медленно спланировал по воздуху вниз. К ногам Юлиана. — Это ещё что за каракули? — он наступил на карандашный набросок носком идеально вычищенного ботинка и откинул его к девке. Тот помялся. А она даже не взглянула на Юлиана! Стала молча подбирать свои вещи обратно в коробку. Всё это не вызывало у Аспидиса ничего, кроме праздного любопытства. На всякий случай он украдкой обернулся. Убедившись, что вокруг не было преподавателей, а свидетелями являлись лишь трусливые младшекурсники с разных факультетов, он вновь вернул внимание к разворачивающейся сцене. Неожиданным её участником стал Нотт. Он так же безмолвно прошёл мимо Аспидиса, присел на корточки и начал помогать собирать вещи. Девка замерла. Как кролик испуганными огромными глазами уставилась на Нотта. — Фу, Отан! — выплюнул Юлиан, не менее поражённый увиденным. — Ты трогаешь хлам грязнокровки! Головой ударился? От его слов девка пришла в себя и стала ещё суетливее собирать разлетевшиеся листы в коробку. Это было так нелепо! У неё всё валилось из рук. Бедняжка. — Не мешай ему, — хмыкнул Аспидис. — Он любит эксперименты. Даже такие грязные. Яксли и Макнейр заржали. Сам Аспидис растянул губы в улыбке. Отан его бесил! Какого лешего он посреди ночи решил поговорить с Эстерой?! А сейчас опустился на колени перед грязнокровкой и играл в рыцаря! Слабохарактерный мудень Аспидису никогда особо не нравился, но прямо сейчас он нарывался. Единственным препятствием было негласное правило слизеринцев — не играть против своих. Тем более на публику. Они уж точно не такие тупоголовые, как Фоули и Феркл, чтобы драться посреди бела дня. Уж лучше Аспидис ненароком запустит в него пару Круциатусов на тренировке. Отан проигнорировал все их издёвки и молча протянул блондиночке последний тюбик. Она неуверенно кивнула головой в знак благодарности и суетливо поднялась на ноги вместе с коробкой. — Ну что это такое! — не унимался Юлиан. — Ах, разве так можно? — он сильно повысил голос и теперь на них смотрели все, кто был в коридоре. — Это наглядный пример, господа, что мы не равны! Ни в умственных способностях, ни в магических, ни даже в манерах! Хотя, казалось бы, что тут сложного? Тебе помогли — скажи спасибо! Но нет! Маглорожденные не понимают элементарных правил приличия. Или не хотят понимать! Аспидис еле сдержал смешок. Для всей пестроты картины не хватало только Эйвери! Он бы разудало и громко вступился за малышку, а потом увёл бы её утешать в ближайшую подсобку! Подходящее место для грязнокровки. Хотя Аспидис без зазрений совести совсем недавно трахнул в грязной подсобке свою чистокровную сестру. Улыбка неожиданно стала шире. Главное, чтобы член не встал, а то подумают ещё лишнее! — Чего молчишь? Оглохла? — влез Яксли. — Не хочешь поблагодарить нашего галантного друга за помощь? — Заткнись, Корбан, — холодно процедил Отан. — Иди, — обратился он к девке и кивнул в сторону, чтобы она убралась как можно скорее. — Спасибо, — тихо пролепетала она ангельским голоском и поспешила последовать его совету. — Вот так и дрессируй их! — удовлетворённо хмыкнул Юлиан, когда смотрел вслед грязнокровке. А затем мрачно обернулся на Отана. — И что это было? — Хотел бы спросить то же самое. Давно ты стал шпынять девок? На парней больше смелости не хватает? — Какого… — начал было Юлиан, но Аспидис вспомнил о своих полномочиях главного в отсутствии Тома и прервал их одним движением руки. — Не здесь! Нотт и Розье в последний раз злобно зыркнули друг на друга и демонстративно отвернулись. Настроение Аспидиса заметно приподнялось. Желание деятельности вновь захватило его. Конечно, было бы неплохо дать по роже гриффиндорцам, но те наверняка до сих пор разлагались в лазарете. Он жалел, что под рукой не было Эстеры. Её вообще почти невозможно было выцепить, потому что когда она не шаталась с девками, то просиживала за книгами в библиотеке. А когда не сидела там, то пропадала непонятно где. И, по странному стечению обстоятельств, в это же время поблизости не маячил Том. Сука. Нет, Аспидис, конечно, решил для себя, что никаких разборок проводить не будет. Ему важнее собственные амбиции, чем женщины. И он не станет жертвовать планами в пользу Эстеры, ведь она всё равно этого не оценит! Но его не мог не выводить тот факт, что в данный момент она вполне могла трахаться с Томом! И если летом он утешал себя, что это случилось у них всего лишь пару раз, то сейчас в это верилось с трудом. Произошедшее в чулане являлось тому доказательством. Аспидису польстило, что она почти мгновенно растеклась под ним и попросила добавки, но что, если это не его заслуга? И его сестру мог зажать в углу и трахнуть абсолютно кто угодно? Даже мерзкий Фоули или, того хуже, сквибское отродье Ферклов! Желудок взбунтовался от подобных мыслей, и Аспидис еле сдержался, чтобы точно так же, как Фоули недавно, не блевануть себе на ноги. Нет, ну что за мудак! Зря думает, что ему это сойдёт с рук! Нет. Определённо, нет! Даже если его сестра окажется конченной шалавой, Аспидис был уверен, что у неё хватит мозгов и гордости, чтобы не давать предателям крови и нечистым скотам! А влечение к Тому он вполне мог понять: Том не оставлял равнодушным никого. Какая девка бы устояла? В этом не было ничего удивительного. Просто Аспидису не повезло, что одной из них стала его сестра… Стоило лишь посмотреть на Эстеру, как над её головой словно высвечивался ослепительно яркий ряд букв в крайне неприятном предложении «Я трахаюсь с Реддлом», и поэтому Аспидис старался лишний раз на неё не смотреть. Раньше, когда он не понимал происходящего, находиться рядом было легко. Он даже не особо-то её хотел! Лишь фантазировал, пока самоудовлетворялся. И неважно, что самоудовлетворялся он каждый день! Это были расплывчатые образы, с реальностью не имеющие ничего общего. Но всё изменилось. Теперь он хотел её даже тогда, когда не стоял член! И ему приходилось насильно отгонять от себя мысли, что его влечение многократно усилилось из-за желания насолить Тому и поиграть таким образом с огнём. Меньше всего Аспидису хотелось оказаться зацикленным на одной женщине неудачником, и он принял решение разнообразить свою половую жизнь. — Чем займёмся? — якобы безучастно спросил он у товарищей, прекрасно зная, чем они обычно занимались. — Есть одна идейка… — самодовольно хмыкнул Яксли и локтём толкнул Макнейра под ребро. Тот похотливо заулыбался. — О, Салазар, — Юлиан скривил такую рожу, будто унюхал дерьмо, — неугомонные животные. — Я тоже пас, — фыркнул Отан. — Почему же? — На Аспидис вдруг нахлынуло желание докопаться. — Нашёл ту самую? — язвительно намекнул он. Отан посмотрел на него с замешательством. — О чём ты? Мне это неинтересно, Аспидис. Ты прекрасно знаешь. — Не знаю, — ухмыльнулся он. — Раз стоит, то неинтересно быть не может. Хочешь я верну ту белокурую малышку? Специально для тебя, дружище! — Аспидис крепко сжал плечо Отана. — Видишь, на что я готов ради тебя? Не боюсь замарать руки! — Меня сейчас вырвет, Крауч, — брюзжал Юлиан. — Брось, — не согласился Яксли. — Она всё равно красотка каких поискать! Отан нервно отдёрнул плечо и зашагал чуть быстрее. Его мрачный и раздражительный видок почему-то доставил Аспидису неожиданное удовольствие. — Надо признать, среди грязнокровок много сочных девок! — Макнейр в предвкушении потёр ладони друг о друга. — И большинство слабы на передок! Ставлю пять галлеонов, что и эта сучка раздвинет ножки, если найти к ней подход! — Но уж точно она раздвинет их не для тебя, Уолден, — едва ли не презрительно выплюнул Отан. Макнейр надулся. — Это вызов? — Нет, — отрезал Отан — Просто факт. Аспидис, пронзённый окрыляющей стрелой вдохновения, заулыбался. — Отчего бы ему не попытаться, Отан? — мурлыкающе начал он. — Уолден, дружище, пять галлеонов — это оскорбление для спора на такую-то кису! Хоть кровь и грязна и черна, но её мордашка — живое доказательство существования бога! Если затащишь её в постель, озолочу тебя пятьюдесятью галлеонами! — Ты рехнулся! — Макнейр чуть ли не подпрыгнул на месте, а его голос сделался непривычно высоким — настолько, что даже резануло по ушам. — Шутить изволишь? — Я всегда серьёзен, друг, — Аспидис на ходу приблизился к Макнейру и панибратски закинул руку на плечо. — Что скажешь, Уолден? Шанс на миллион: при успехе пробьёшь малышку насквозь, так ещё и заработаешь! — А если не получится? — Макнейр был похож на принюхивающуюся крысу, которая искала подвох в огромном куске сыра, что ей предоставили на блюдце. Очевидно, он был слишком туп, и не мог догадаться, что если в плане и присутствовала мышеловка, то расставляли её не для него. Зато Юлиан, кажется, всё понял. Он был на удивление молчалив и больше не сношал мозги своими высокоморальными заморочками. Похоже, и ему не понравилось поведение Отан, что, впрочем, не удивительно! — Ничего не будет, — поспешил заверить его Аспидис и сделал максимально радушное выражение лица. — Я же не изверг какой-то, чтобы наказывать за провалы. Просто желаю тебе добра! Надо наслаждаться жизнью и брать от неё всё, пока есть возможность! — Ну, тогда… — Ставлю сто на неудачу, — неожиданно для всех перебил Макнейра Отан. Аспидис раздражённо усмехнулся и медленно перевёл на него взгляд. Если секунду назад по телу разливалась приятные волны воодушевления, то сейчас всё стремительно покрывалось толстенной коркой льда. — В таком случае, надо уточнить правила, — Яксли впервые подал благоразумную идею, но на этот раз она была весьма некстати. Осёл! — На войне все средства хороши! Не так ли, Уолден? — Аспидис плотнее ухватил Макнейра за плечо, пока сам, не моргая, смотрел прямо Отану в глаза. Они одновременно остановились в центре зала Часовой башни. Макнейр решительно кивнул, Яксли хмыкнул, Юлиан всё ещё молчал. Было что-то терпкое в повисшем напряжении, которое излучал Отан своей мрачностью. Аспидису казалось, что он заметил презрение в его глазах! И это было чертовски приятно! Честно говоря, хотелось вызвать ещё гнев и ярость. Вид Отана, всегда меланхолично равнодушного, бесил и вгонял в уныние. Так и тянуло его растормошить, вдарить как следует по носу, отпинать ногами, чтобы он продемонстрировал нечто бóльшее, помимо повседневной скуки! И от всех этих потаенных позывов Аспидис поймал непонятное чувство дежавю, словно уже испытывал это — желание пробудить в ком-то эмоции. И не сказать, что Аспидис нуждался в веских причинах для драки — нет, он не трогал Отана из-за другого. Кулачные бои хороши время от времени, но ещё лучше — чувствовать моральное превосходство. Аспидис мог уступить Тому, но совершенно не мог позволить Отану встать выше себя. Дело было не в ревности, хотя, конечно, её нельзя было не замечать и игнорировать. Аспидис ощущал её своим нутром: она опаляла изнутри жаром, в то время как его самого знобило от холода. Раньше, когда он был слепым и наивным и не мог допустить и мысли, что Эстера выкинет какую-нибудь глупость, ему бы ни за что не пришло в голову подозревать или злиться из-за того, что она с кем-то беседовала ночью. То было полностью её заслугой и её виной. И можно сколь угодно шутить над тем, что Отан ни к кому никогда не проявлял романтического интереса, однако похабная записка его сестре кем-то да была отправлена! И Том среди них в тот вечер точно не находился! — Это скучно, — спокойно возразил Отан, всё так же пристально глядя Аспидису в глаза. — В чём азарт от спора, если можно кого угодно насильно затащить в постель? С языка сорвалось недовольное цоканье, и Аспидис угрожающе сощурился. — Я бы попросил, — намеренно медленно протянул он, — не обесценивать чужие старания. Требуется много сил и терпения, чтобы всё тщательно продумать и исполнить! Вот оно! Кратковременная вспыхнувшая злость! Презрение! Аспидис явственно разглядел её в лице Отана, который, впрочем, сразу же вернул себе равнодушный взгляд. Якобы равнодушный. Не приходилось сомневаться: эта девка не была для него кем-то важным. Скорее, для Нотта стало делом принципа не позволить вот так просто распоряжаться чужой жизнью. Нашёлся рыцарь! Тьфу! — Не помню, чтобы кто-то сильно заморачивался, — едва ли не процедил Отан. — Зачем, если Том потом кому надо подчистит мозги? — Тебя что-то не устраивает? — деланно участливо поинтересовался Аспидис. — Может, есть какие-то претензии к Тому? Выдать тебе Книгу жалоб и предложений? Или, может, сам подашь пример? Я и тебя могу вознаградить за старания, Отан. Ты, братишка, главное, раскрепостись, расслабься. А то ходишь напряжённый, хотя год только начался… Все внимательно прислушивались к разговору и никто не решался лезть. Макнейр и Яксли — потому, что понимали своё место. Их не спрашивали, а значит, им следовало быть умницами и молчать. Юлиан же безмолвствовал по неизвестным Аспидису причинам. Не сказать, чтобы их природа его волновала, но, конечно, было бы весьма кстати, встань Юлиан на нужную сторону. Отан казался непроницаемым. Он не спешил с ответом, прекрасно осознавая, что любое его слово может принести уйму проблем. Все были в курсе, как порой обходились с безродными грязнокровками слизеринцы, но никто никогда это не обсуждал. Вернее, не осуждал. Тем более, что Том и впрямь покрывал неспособных к Легилименции и Обливиэйту, за что горе-любовники оказывались у него в неоплатном долгу. Это было так привычно, что, по правде говоря, Аспидис никогда не задумывался о происходящем. Он, в отличие от многих своих приятелей, в услугах «Стирателя памяти» не нуждался, ведь наивно хранил себя до брака. Может, и Отан делал то же самое? Злость вновь беспощадной волной прожгла лёгкие, стоило подумать, что избранница Отана, кем бы она ни была, тоже сохранила невинность. Аспидису нестерпимо захотелось влезть в чужие мысли и вызнать, кто она! Он бы испортил её! Самолично! Чувствовал ли Том мрачное удовлетворение, когда разрушал то, что было важно другому? Аспидису казалось, что сам он обязательно бы почувствовал! Будь она даже самой мерзкой, жирной и вонючей маглой, он бы вставил в неё свой член, лишь бы Отан хотя бы на мгновение понял его! Осознал всё унижение, гнев и бессилие, через которые пришлось пройти! И следом, словно подожжённая Адским пламенем стрела, Аспидиса пронзила такая ярость, что он чуть было не дал ей волю! Едва удержавшись от нестерпимого порыва наслать залп проклятий, он судорожно выдохнул через нос. Эта мразь, этот Отан, лишь играл в благородие! Распинался тут, заступаясь за какую-то грязнокровку, верил в любовь и хранил себя для той самой, но не нашёл ничего предосудительного в том, чтобы ночью, без свидетелей, говорить с Эстерой! И его вопиющее лицемерие ни капли не мешало ему выражать презрение к ним, порочным и недостойным! А может, по мнению Отана, и Эстера была недостойна того, чтобы сохранять с ней рамки приличий? И, может, не только по мнению Отана, если записку всё-таки написал кто-то другой?! Не он один считал Эстеру недостойной? Может, все вокруг видели в его сестре, в его невесте не того человека, не родовитую леди, какой совсем недавно её считал Аспидис? И он обманывался на её счёт, в то время как другие во всю пользовались его слепотой и её безотказностью! Искренне надеясь не выдать того, что творилось на душе, Аспидис до скрипа стиснул зубы. — Не нуждаюсь в вознаграждениях, Аспидис, — спокойно ответил Отан и спрятал руки в карманы брюк. — Мне хватает увлечений, чтобы не думать днями напролёт, кто в кого что суёт. Но в виде исключения я поставлю свои условия. У тебя неделя, — он обратился к Макнейру. — Без Амортенций, обманов, угроз и последующих Обливиэйтов. Соблазняй, влюбляй, предлагай свои услуги — что угодно, но собственными усилиями. Иначе неинтересно. Макнейр нервно сглотнул. — Недели маловато, — прогнусавил Корбан Яксли, и Аспидис решил зацепиться за подкинутую возможность. — Не каждую шлюху уломаешь за неделю, — кивнул он в подтверждение; голос его был небрежным, в то время как он сгорал от злости. — А малышку, судя по всему, ещё никто не прокатывал на метле. Четыре недели. — Две, — заупрямился Отан. — Три. — Две с половиной! — Три! — с нажимом отрезал Аспидис. С полминуты они, не моргая, сверлили друг друга глазами, но затем Отан раздражённо махнул рукой в знак согласия. — Итак, — резюмировал Яксли, — у Уолдена три недели, чтобы охмурить милочку с Хаффлпаффа и затащить в постель. Ваши ставки приняты, господа, — услужливо объявил он Аспидису и Отану. — Может, кто-то хочет поставить ещё? Юлиан шевельнулся, затем вытянулся во весь рост, деловито поправил галстук и нарочито медленно смахнул невидимые пылинки с плеч. — Не горю желанием пособничать скотоложству, — бесстрастно заявил он, вновь приосанившись, хотя и так был натянут, как тетива. — Однако, — Юлиан сделал выразительную паузу, — я не страдаю верой в обладание животными нравственностью и моралью. Напомни, как вернёмся, Корбан, я загляну в свою чековую книжку, — повелительно распорядился он. Яксли услужливо поклонился, и когда игра в гляделки между всеми участниками была завершена, их процессия высыпала во двор. Отан молчал, погрузившись в свои мысли. Макнейр с Яксли плелись чуть позади, а Юлиан, точно лебедь, с важным видом плыл рядом и болтал о какой-то чепухе. Аспидис совсем его не слушал, но то и дело поглядывал на Отана. Шея зудела от соприкосновения с накрахмаленным воротом выходной рубашки, а пальцы не находили себе покоя и безостановочно покручивали рукоять палочки. Аспидис никак не мог угомониться. Ему хотелось деятельности. Хотелось выкинуть что-нибудь дикое, чтобы, наконец, ощутить облегчение! Внутри кипел коктейль из агрессии, злости и возбуждения, и он мог вскоре привести к смертоносному взрыву! Дорога до Хогсмида, казалось, заняла целую вечность. Солнце почти зашло, но о том, чтобы вернуться в замок и думать не хотелось. Аспидис чувствовал себя запертым в четырёх стенах. И не спасали даже огромные размеры Хогвартса — настолько ему всё опостылело! Будь у него выбор, знай он, что отец и мать поддержат, то, не задумываясь, распрощался бы с учёбой! Лучше сразу в Министерство, чем медленно сходить с ума от незнания куда себя деть. Тренировки с Томом служили одной из немногих отрад, где существовала возможность выпустить пар. Но какой толк пять часов швыряться заклинаниями и выматывать себя, если потом одно слово Эстеры, одно её действие или мысль о ней вновь будили в нём раздражение! И эту агрессию снова нужно было куда-то выплёскивать. Честное слово, лучше бы он её вообще не видел! За этими мрачными думами, петляя по извилистой мощёной тропинке, они, наконец, добрели до Хогсмида. Небо всё ещё пылало оранжевым, но уже чувствовалась подступающая вечерняя прохлада. Впрочем, Аспидису, разгуливавшему в одной лишь рубашке, всё равно было нестерпимо жарко. — Нам туда, — Яксли указал себе за плечо, и Макнейр заметно оживился. — Нет уж, — Юлиан ожидаемо скривился. — Лучше выпью чего-нибудь. Ты со мной, Отан? Тот молча кивнул, и оба свернули к центральной улице деревушки. — Встретимся у Королевства! — вдогонку бросил Яксли. — Но мы можем задержаться, — весело хрюкнул Макнейр, а Аспидису захотелось залепить ему оплеуху. Эти двое были не самыми любимыми компаньонами, но, пожалуй, на данный момент являлись лучшим вариантом. Аспидису не хотелось видеть ни кислой рожи Отана, ни слушать бубнёж Юлиана, ни даже смеяться с остроумных колкостей Норбана. Макнейр и Яксли были хороши тем, что знали своё место и не лезли с советами, нравоучениями, короче — с непрошенным мнением. Они просто, тихо переговариваясь между собой, вели его вглубь Спиральной улицы. Дома здесь стояли кучнее и располагались на уровень ниже всего остального Хогсмида. Чтобы попасть в центр потаённой ночной жизни, нужно было и впрямь какое-то время, петляя между домов, спускаться всё ниже. Спиральная сильно напоминала Лютный, разве что казалась ещё менее цивильной. Аспидис, разумеется, бывал здесь и раньше. Но по другим причинам. В основном, составлял компанию Тому и Норбану, однако если первый решал тут какие-то дела, посещал лавки и сомнительных личностей, сам Аспидис ходил хвостом из праздного любопытства и незнания чем заняться ещё. Особо интересным то времяпрепровождение язык назвать не поворачивался. Том часами мог обсуждать какие-то Тёмные артефакты с хозяевами лавки. Те, стоит отметить, заметным дружелюбием или словоохотливостью не отличались, однако вид презентабельных молодых людей явно имел свой вес. Как и таланты Тома выуживать нужную информацию, конечно же. Но Аспидис толком никогда и не прислушивался. Он молча бродил по магазинам, периодически тыкая в жутко выглядевшие безделушки. Правда, после первого же неприятного инцидента, когда длинный шершавый язык, до которого сильно захотелось дотронуться, чуть было до хруста не сжал его пальцы, Аспидис начал вести себя куда сдержаннее. Зато Норбан, словно ручной цербер, стоял по правую руку от Тома и внимал всему сказанному с обеих сторон. И, будто верный ухажёр, готовый угодить своей даме, молниеносно доставал чек, стоило только Тому указать на желанный предмет. В основном это были ингредиенты для зелий, варки которых Аспидис всегда избегал и понятия не имел, кому и зачем они нужны. Догадывался, что из них могли варить целебные снадобья для тренировок, но чаще Норбан покупал их напрямую в аптеках. Но как-то раз, кажется, в позапрошлом году, они были вынуждены на протяжении месяца ходить с Томом в одну и ту же лавку по выходным. Речь шла о каких-то чернилах для татуировок, но ничего из того, что советовал продавец, запросы Тома не удовлетворяло. Аспидис так и не понял, на кой чёрт потребовались чернила и чем не устраивало всё обилие предлагаемых, но он, в сущности, и не интересовался. Ему и сейчас было плевать, какие делишки здесь проворачивал Том. В отличие от Норбана, у которого, казалось, более никаких дел не было, Аспидису это представлялось унылым и неважным. В первую очередь, его привлекали другие вещи. Например, тренировки. Аспидис любил движение. Даже порой завидовал игрокам в квиддич, пускай и не являлся фанатом игры. Уворачиваться от заклятий, анализировать ситуацию, бегать, прыгать, нападать — это было весело. Это будоражило. Не факт победы или поражения, а ощущение собственного тела, когда магия струилась во венам, а от напряжения болели мышцы! Аспидису доставляло удовольствие вести активный образ жизни. По этой причине он каждое лето не вылезал из воды. И не будь он таким любителем отоспаться на выходных, будь он готов вставать хотя бы на час раньше в дни занятий, то непременно бы бегал каждое утро! Но, увы, желание понежиться в постели перевешивало, и потому он искал способы сбросить напряжение в течение дня. Создавалось впечатление, что делать это прежде было намного легче. Аспидис и вовсе не замечал своей тяги к какой-либо деятельности. Но сейчас она казалась нестерпимой, и игнорировать её не представлялось возможным. Тело чего-то хотело! Да и мозги нуждались в том, чтобы порой освобождаться от гнёта назойливых мыслей… За этим-то он и шёл. Пыльно-розовый трактир причудливо косился почти что в самом конце улицы. С двух сторон его зажимали низенькие ярко-бордовые постройки, на фоне которых кокетливый трёхэтажный домик выделялся ещё сильнее и казался приветливей. Под ажурной бежевой вывеской раскачивались игрушечные качели с такой же игрушечной зачарованной женской фигуркой. Она игриво взмахивала крохотными стройными ножками, подзывала, посылала воздушные поцелуйчики и всячески приветствовала прохожих. — Это здесь? — скептично протянул Аспидис, когда они подошли поближе. Яксли заговорщицки переглянулся с Макнейром и, ничего не сказав, быстро прошмыгнул в ближайшее бордовое здание. Аспидис неуверенно прошёл следом. Окна были пыльными, покрытыми слоем грязи и гари, и разглядеть за ними ничего, кроме тусклого света от засаленных свечей, не представлялось возможным. Вывеска над крыльцом выцвела, и, лишь прищурившись, Аспидис угадал криво написанное «Курительные смеси, табак и трубки». Низкая широкая дверь со скрипом отворилась, впустив внутрь всех троих. Половицы жалобно простонали, и Аспидис, шагнув вперёд, приготовился к худшему. Но это был ничем не примечательный магазинчик, разве что с невероятно низким потолком: казалось, стоит лишь встать на носочки, как тут же упрёшься в него макушкой! Вдоль стен теснились стеллажи с различными кальянами, бонгами, сигариллами, трубками, вроде японских кисэру и индейских калуметов, и всякой прочей курительной дребеденью. В шкафах поменьше хранились пёстрые глиняные и жестяные ёмкости — изредка стеклянные, — содержимое которых наверняка тоже как-то относилось к табаку, и всякие бумажные свёртки, тканевые мешочки и пучки засушенных растений. Худощавый мужичок за прилавком тихо приветствовал посетителей, толком-то на них и не взглянув. — Нам муасель на эльфийском меду, — чуть ли не с порога заявил Яксли, а Макнейр при этом нервно обернулся. Но не обнаружив никого постороннего в крохотном магазинчике, он расслабленно опустил плечи. — Прошу, господа, — хозяин лавки почтенно указал рукой на бархатную тяжёлую занавеску, за которой, как до этого думал Аспидис, находились служебные помещения. Макнейр и Яксли быстро за ней скрылись, и Аспидис, попутно оглядываясь, вошёл следом. В нос ударил причудливый аромат, который менялся с каждым вздохом. То это были сандаловые нотки шафрана, то горько-дымный травянистый пачули, то удушливо сладкий дурманящий жасмин. Здесь смешалось всё и сразу: фруктовые, древесные, восточные, свежие и затхлые, резкие и ненавязчивые ноты. От обилия запахов пошла кругом голова, а в глазах помутнело. Но стоило пройти дальше, как Аспидис понял, что это не зрение ухудшилось — а здесь густой дым. За которым решительно невозможно было ничего разобрать! Света не хватало, но кое-где угадывались маленькие столики с сидящими за ними туманными фигурами. Ни слова из того, что они обсуждали, Аспидис не понимал, будто все гости заведения являлись иностранцами. Но и в этой приглушённой и искажённой речи не угадывался ни один знакомый язык! В головы закрались мысли, что дым от сигарет был зачарован и, мало того, что скрывал всех ото всех, так ещё и действовал, как Заглушающие. Аспидис почувствовал себя чуть спокойнее. Он не сильно переживал о репутации, но, если честно, встретить кого-либо тоже не хотелось. Чуть было не упустив товарищей из виду, что оказалось весьма просто при такой-то видимости, Аспидис торопливо их нагнал. И не зря, потому что найти дорогу самостоятельно в этом слезоточивом хаосе он бы не смог. Яксли дошёл до дальнего угла залы и кончиком палочки ткнул в единственную клубнику на огромном натюрморте. Картина почти что сразу растворилась, и за ней образовался проход с короткой спиралевидной лестницей вверх. На втором этаже всё разительно отличалось. Потолки были высокие, а убранства, хоть и не роскошные, но дорогие, придавали маленькой прихожей довольно презентабельный вид. Если бы не интимный полумрак и множество красных свечей, то сюда не стыдно было бы привести и мать. Мордред! Что за мысли! Аспидис раздражённо мотнул головой, чтобы о таком не думать, и принялся рассеянно блуждать глазами вокруг. Здесь стояли лишь обитые бархатом диванчики на резных красивых ножках, мягкие пуфы, и раскиданные всюду подушки да пара высоких зеркал на стенах, визуально увеличивающих пространство. Ждали они недолго: почти сразу к ним, очаровательно улыбаясь от уха до уха, выплыла солидных размеров ведьма с ярко-красными волосами, собранными в высокую причёску. Необъятную грудь подчёркивало неприлично низкое декольте, а с плеч кокетливо спадала полупрозрачная шаль. — Рада вас снова видеть, господа! — дама почтенно и удивительно легко для своей конституции присела в реверансе и так же воздушно из него вспорхнула. — Мадам, — учтиво кивнули Макнейр и Яксли. — Есть ли сегодня что-нибудь особенное? — осклабился Яксли. — Для нашего друга, — он кивков указал на Аспидиса. — Он здесь в первый раз. — Oh, bien sûr! — решительно воскликнула она. — Прошу, за мной! Мадам, уверенно покачивая массивными бёдрами, проплыла к самому большому зеркалу, занимавшему всю стену. Вот только стоило ей к нему приблизиться, как оно, подобно картине, растворилось в воздухе и пропустило их в зал вдвое шире предыдущего. Полы здесь были устланы персидскими коврами, всюду стояли софы, кресла, такие же пуфы и подушки; на высоких витых подставках сверкали изящные канделябры с теми же красными свечами, а на низких журнальных столиках — корзинки, полные экзотических фруктов. — Mes chéris! — звонко позвала хозяйка и хлопнула в ладоши, после чего обернулась к гостям. — Прошу, господа, располагайтесь. Они сейчас подойдут. Стоило всем троим присесть на мягкие диванчики, как к ним по воздуху подлетели подносы с шампанским. Аспидис разом опустошил один из фужеров и, как надеялся, незаметно для остальных вытер вспотевшие ладони об обивку. Он переживал, что их заставят ждать, а маяться и смотреть на рожи товарищей совсем не хотелось. Но меньше чем через минуту в гостиную стали по очереди входить разные ведьмы. Возраст ни одной из них определить Аспидис не смог бы при всём желании, но никто не выглядел младше двадцати и старше тридцати. Мадам кружила вокруг своих девиц, о чём-то переговариваясь с Яксли, который явно был тут частым гостем. К горлу неожиданно подкатила тошнота; Аспидис посетовал на залпом выпитое шампанское. На миг ему всё здесь показалось таким грязным и мерзким, что тут же захотелось уйти. Но, чтобы не стоять столбом, поджидая удобного случая для побега, он принялся рассеяно разглядывать предложенный товар. Девушки приветливо улыбались, стоило лишь зацепиться за какую-нибудь из них взглядом, но надолго он не задерживался: переметнулся с самой первой вошедшей к следующей, миновал полную шатенку, худенькую блондинку, блондинку посветлее, высокую рыженькую, снова шатенку, не удосужился даже разглядеть метаморфомага с переливающимися глазами, так же бегло мазнул по тёмной макушке и… снова к ней вернулся. Девица тут же улыбнулась и выступила вперёд. — О, вы выбрали Ванессу? — молниеносно отреагировала мадам, отрезая пути к отступлению. Впрочем, Аспидис уже не собирался отступать, лишь самую каплю растерялся, но сразу же кивнул. Названная Ванесса, вообще не стесняясь своей наглости, неспешно направилась к нему, попутно позволяя оценить сделанный им выбор. По сути, выбор сделан был ею, а не им, но она как будто великодушно позволила убедиться в том, что её кандидатура — лучшая из возможных. А учитывая то, что Аспидис, стоило ему лишь раз на неё посмотреть, более ни кого не одарил своим вниманием, это было правдой. Он, конечно, собирался напоследок глянуть на остальных, ведь так и не дошёл до конца «витрины», вот только пока Ванесса к нему шла, своей грациозностью напоминая хищную кошку, все прочие присутствующие вылетели из головы. А стоило ей коснуться его руки и потянуть в коридор, как он и думать забыл о том, чтобы обернуться. У Аспидиса перехватило дыхание, пока его, такого покорного, вели на заклание. Оказавшись в одной из множества спален, Ванесса прикрыла дверь и томно на него посмотрела. — Как мне называть господина? — певуче протянула она. Аспидис стоял в центре комнаты, а девица, так же неспешно, как и в зале, двигалась прямо на него. Он взаправду начинал чувствовать себя запертым в клетке с хищницей, и оттого неуверенно сглотнул. — А… Аспидис, — сбивчиво пробормотал он. Ванесса умилённо улыбнулась и вскинула тёмные брови. — Это ваше настоящее имя, господин? — А что? — с вызовом спросил он, на всякий случай готовясь защищаться. Тем временем она остановилась прямо перед ним и тонкими наманикюренными пальчиками осторожно коснулась его груди. — Оно очень интересное, — мечтательно прошептала Ванесса. — Если кто и называет имя, то обычно представляются Джонами… Или Томами. А вы назвали настоящее, да ещё и столь редкое… У Аспидиса вновь спёрло дыхание. Он ощущал, как жар разливается по всему телу, хотя Ванесса только и делала, что выводила указательным пальцем причудливые невидимые узоры на его груди. Невольно он отшатнулся. — Простите. Это не моё дело, я не должна была этого говорить. — Н-нет! — слишком резко выпалил Аспидис и снова шагнул вперёд. Ванесса удивлённо посмотрела на него снизу вверх, и он только сейчас разглядел, что глаза у неё были болотисто-зелёные, нос — курносый, усыпанный веснушками, а непропорционально пухлая верхняя губа придавала какую-то изюминку её внешности. Невольно взгляд скользнул ниже, зацепился за завивающиеся к концу волосы, доходящие ей до ключиц, а потом застыл на пышной груди, которую стискивал и приподнимал туго затянутый корсет. В горле пересохло. Он хотел было попросить ему налить, как тут же споткнулся о её глаза. Они озорно блеснули, а у Аспидиса полыхнуло лицо. Он лишь сейчас осознал, что неизвестно сколько времени молча стоял и пялился на грудь проститутки, как какой-то девственник! Руки рефлекторно сжались в кулаки, а Ванесса всё продолжала на него бесстыже смотреть, хлопая ресницами. — Я… — голос охрип, не позволив Аспидису закончить начатое, а Ванесса повеселела ещё пуще. Он бы мог счесть, что над ним издеваются, но какое-либо злорадство в ней начисто отсутствовало! — Ах, мои манеры! Прошу прощения, — девица якобы виновато улыбнулась и поманила пальцами покоящийся на столике поднос. Шампанское само разлилось по фужерам, пока летело к ним, и Аспидис, выхватив один, снова, как дикарь, осушил его до дна. — Вы ведь впервые в таком месте, я права? На лбу выступила испарина, а ворот рубашки стал напоминать медленно затягивающуюся удавку. Хотелось сказать грубость! Что-нибудь в стиле Яксли, например: «Тебя это не касается, шлюха. Делай свою работу!». Или выдать что-нибудь дерзкое, как поступил бы Эйвери, который наверняка мог смутить и самую прожжённую блядь! Но Аспидис лишь жалко вымолвил: — Да. Ванесса искренне улыбнулась. Во всяком случае, выглядело искренне, ведь Аспидис не знал, насколько это качество присуще женщинам её профессии. Но всё равно ему полегчало. Опустевший фужер Ванесса забрала из его по-прежнему деревянных пальцев, отставила в сторону и потянула Аспидиса на кровать. Он молча сел на самый край, а девица встала между его ног. — Позволите? — тихо прошептала она. Аспидис незамедлительно кивнул, хотя сам не понимал, на что давал позволение. Но задуматься ему не дали: Ванесса тут же принялась неспешно расстёгивать пуговицы на его рубашке, и он наконец-то вздохнул свободнее. Но её грудь находилась теперь прямо на уровне глаз Аспидиса, и игнорировать сей факт уже не представлялось возможным. Удивительно, что такой размер принадлежал не пышнотелой барышне, а довольно-таки худенькой и тонкой. Но и несуразно грудь не выглядела. Просто в ней, в Ваннесе, всё казалось необычным и оттого вдвойне привлекательным. В паху стало жарко. И чем ниже опускались девичьи руки, ловко расправляющиеся с пуговицами, чем чаще она касалась подушечками пальцев его оголённого торса, тем заметнее становился бугор в штанах. Но Ванесса не торопилась. Она, скользнув ладонями по плечам Аспидиса, медленно стянула рубашку вниз, не забыв предварительно расстегнуть запонки. Затем её горячие руки снова легли на плечи, и она принялась нежно ими водить то по груди, то по напряжённым бицепсам, то снова по шее. — Вы давно в Хогсмиде? — вопрос был задан так же тихо и мягко, но в нём определённо присутствовал личный интерес, и Аспидис совсем не возражал его удовлетворить. — Я здесь учусь. — О, — понимающе кивнула она, — студент Хогвартса? — Седьмой курс. — Я думала, вы уже министерский работник, мистер… — Крауч, — подсказал Аспидис и только сейчас понял, что в первый раз ему, наверное, стоило именно так и представиться, а не называть своё имя. Кретин. — Но нет. Работником я стану летом. — Названная фамилия особого впечатления на Ванессу не произвела. Ну, или она просто не подала виду. — А ты отсюда? — зачем-то поинтересовался Аспидис. От ненавязчивого, но явно умелого массажа, напряжение в теле постепенно исчезало. — Нет, — Ванесса улыбнулась. — Я училась в Шармбаттоне, но сразу после школы приехала сюда. Тут и осталась. — Почему? — Из-за Гриндевальда, — ровно пояснила она, будто обсуждала погоду. — Он как раз во всю набирал сторонников… Аспидис застыл и озадаченно нахмурился. — Подожди… Это сколько тебе лет, получается? Не смутившись бестактному вопросу, Ванесса хитро улыбнулась. — А на сколько я выгляжу? — Я… ну… — очевидно, его замешательство очень её повеселило. — Двадцать два? Ванесса заливисто рассмеялась, а её хватка на его плечах усилилась. — Oh, vous êtes si mignon! — Так сколько?! — Тридцать пять, — объявила она, а затем снова рассмеялась, наткнувшись на его шокированное лицо. — Вас это смущает? — Нет! Видимо, его ответ прозвучал слишком пылко, потому что Ванесса снова хихикнула, но тут же толкнула Аспидиса глубже на кровать. Он упал на спину, шампанское тут же вдарило в голову, и перед глазами помутнело. Постель прогнулась, когда Ванесса забралась следом и склонилась над его лицом. От неё приятно пахло какими-то ягодами, а мягкие локоны щекотали скулы. Она не стала спрашивать, можно ли его целовать, и совершенно расслабленно, будто делала это всегда, скользнула горячим языком по его губам. Ни на секунду не возникло чувства неправильности происходящего. Напротив, Аспидису захотелось больше, но стоило ему потянуться к ней навстречу, как она вновь пригвоздила его к кровати лёгким толчком. На член легла её ладонь, отчего по телу прошла приятная волна дрожи. Ванесса сползла ниже, быстрым движением расстегнула ремень, пуговицу на брюках и приспустила их заодно с бельём. Аспидис ожидал вновь почувствовать её руку, но вместо этого по головке члена прошлось что-то влажное и горячее. Он приподнялся на локтях и с удивлением обнаружил Ванессу, которая ртом насаживалась на член, не прекращая при этом дерзко поглядывать на Аспидиса! Он глухо простонал, когда мягкие губы плотным кольцом сомкнулись вокруг ствола, а её шаловливый язык бесстыдно заскользил по головке, намеренно каждый раз задевая уздечку. Хотелось снова лечь, но открывшийся ему вид отчего-то доставлял дополнительное удовольствие. Рука сама потянулась к тёмной макушке и осторожно схватила за загривок. Ванесса начинала не спеша, постепенно набирая глубину и темп. Но желание Аспидиса убежало далеко вперёд. Он неосознанно начал подмахивать тазом, а изо рта то и дело вырывались сбивчивые стоны. Член пульсировал и всю область паха раздирало от обострённых приятных ощущений. Ванесса вытворяла чудеса! Пошло причмокивала, жадно всасывая в себя член, а её ловкие пальчики массировали мошонку! От её действий шла кругом голова и мозги превращались в кашу! Перед глазами снова поплыло, и сам не зная, что делает, Аспидис с силой сжал запутавшийся в тёмных локонах кулак и грубо насадил её на член. Головка уткнулась в обжигающе горячую глотку. Ванесса замычала, скорее, удивлённо, чем возмущённо. Но даже начни она брыкаться, он бы уже не сумел совладать с собой! Чтобы в последний момент Ванесса не подняла головы, Аспидис намеренно прижал её лицом к лобку. Он совершал ритмичные толчки, гипнотизируя взглядом лишь её макушку, и больше не думал ни о чём! Шея затекла, а локоть, что служил ему опорой, задрожал от напряжения. Поза была не слишком подходящей для ведущей роли, но, Салазар, он совсем не хотел что-либо менять или прерываться! Новизна ощущений и разыгравшаяся фантазия, которую подпитывала бесстыдница Ванесса своими мягкими губами и игривым язычком, не оставляли выбора! Её пряди рассыпались по плечам, а какие-то прилипли к бледной коже, запачканной в слюнях. От их обилия раздавались чавкающие и хлюпающие звуки, сливающиеся с её жалобными — и его хриплыми — стонами. В полумраке невозможно было разглядеть лицо Ванессы, да Аспидис и не хотел! Этот акт прелюбодеяния чудился особенно прекрасным из-за его неправильности! Наслаждение витало в воздухе — Аспидис им буквально дышал! Нет, от него он уже задыхался! И чем сильнее наматывал чёрные пряди на кулак, чем глубже врезался членом в глотку, — тем отчётливей представлял другое лицо и тем сильнее возбуждался! Возможно, терял личность в необузданной животной страсти и рвущейся агрессии, но как же это пленяло! В голове опустело, и вся тяжесть сконцентрировалась в одной лишь мошонке. Он толкался яростнее, почти что исступлённо, позабыв, что с ним живой человек, но властью, которой его наделили, пускай и на час, он воспользуется всецело! Выплеснет всё! Облегчит душу! Пускай и не туда, куда следовало, не в ту, которая заслужила, но сделает это! Рвано, грубо, резко, сильно! Глубже! Гаже! Глубже! Протяжный утробный стон вырвался прежде чем Аспидис успел это осознать и, содрогнувшись, кончил Ванессе прямо в глотку! Спина изогнулась, а всё тело пару сладких секунд потряхивало от силы оргазма. Он не шевелился, боясь прервать миг удовольствия, и не позволял отстраниться и ей. Его не смущали ни звуки, издаваемые Ванессой из-за попыток совладать с выплеснувшейся спермой, ни упёртые в его бёдра женские ладони. Его не волновало ничего! Разум был чист, а тревожная душа словно покинула бренное тело. Но стоило этим блаженным секундам пройти, как он мешком обессиленно рухнул на кровать и отпустил бедняжку. Ванесса закашлялась. — Прости, — сбивчиво прохрипел Аспидис. — Тебе было больно? Она посмотрела на него, не скрывая удивления, а затем тихо хихикнула. — Нет, но я не ожидала, что ты такой бойкий! Щёки Аспидиса снова вспыхнули. Он лишь сейчас подумал, что, наверное, всё прошло слишком быстро, и тут же захотел это исправить. — Я ещё не закончил, — заявил он, и впервые за вечер в его голос вернулась свойственная ему уверенность. Она хитро сузила глаза и, напоминая ему дикую кошку, на четвереньках подползла ближе. — Я к вашим услугам, мистер Крауч. — Аспидис, — поправил он, притянув Ванессу для поцелуя. — Зови меня Аспидис.