VANTABLACK

      Грудь Торфинна каждый раз тяжело вздымалась, стоило лишь ему хрипло потянуть губами воздух, лоб его блестел от пота, а на щеках выступил яркий румянец. И всё же он широко улыбался, почти что скалился, а голубые глаза искрились восторгом и самой что ни на есть настоящей страстью. Возможно, даже жадностью; он алчно впитывал в себя малейшие крохи знаний, едва ли не вгрызался взглядом в лицо, требуя, настойчиво моля, чтобы ему показали больше.       Том прекрасно его понимал. И в который раз попросту убедился в своей правоте. Торфинн, ошалевший от вечных запретов и порядком утомившийся от присмотра окружающих, должно быть, впервые попробовал колдовать по-настоящему. Том предусмотрительно его не перенагружал, но и не носился, как с калекой. По правде, ждал, что что-то может пойти не так и мальцу в любой момент станет плохо и, чего лукавить, Тому было бы интересно посмотреть на припадок самолично. Нежелательно, ввиду очевидных трудностей, которые это спровоцирует, но интересно.       Проштудировав, что успел, Том, однако, выудил крайне мало информации. Болезнь Торфинна и впрямь оказалась слишком редкой для и так крошечной популяции волшебников, чтобы о ней сумели собрать достаточное количество данных. А между тем любопытство Тома разгоралось всё сильней и подстрекало на разного рода эксперименты. Вот правда, рискованность затеи могла поставить под удар более важные планы, и Том довольствовался чем мог: лишь цепко наблюдал за мальчиком, делал пометки в уме, выкраивая больше времени для подготовки. Не даром же он все эти годы воспитывал в себе исключительную терпеливость.       — Довольно! — сквозь мысли прорезался звонкий голос Эстеры. На протяжении всей тренировки она с демонстративно осуждающим видом неотрывно следила за Торфинном, точно дракониха-наседка. — Ты весь мокрый, — обратилась она к кузену, когда подошла поближе, и небрежно откинула с его лба прилипшие пряди светлых волос. — Ещё немного, и собьёшь дыхание.       — Мы только начали! — мгновенно ощерился он, а брови сползли к переносице. — Скажи ей, Том! — капризно велел мальчишка, одним своим тоном лишив всякого желания ему помогать.       — Боюсь, твоя сестра права, Торфинн, — Том сокрушённо покачал головой, изображая при этом крайнюю степень доброжелательности. Игриво покручивая рукоять белоснежной тисовой палочки меж длинных пальцев, Том вальяжно подошёл к собеседникам. — Нет смысла загонять себя до потери дыхания, как скаковую лошадь. Мы увеличим твой предел постепенно. Но, конечно, это лишь в том случае, если прекратишь пререкаться со старшими.       — Это правда? — насупленный вид мальчишки испарился и, напрочь позабыв о прочем, он со щенячьим восторгом воззрился на Тома снизу вверх. — Ты будешь меня тренировать? Вместе со всеми?       Эстера гневливо смотрела то на Тома, то на Торфинна, но оба, словно сговорившись, намеренно игнорировали этот взгляд. До чего было приятно порой ощущать её бессилие. Она из кожи вон лезла, как старалась всё братцу запретить и от всего оградить, но никогда не могла решиться дожать до конца. Ох и любили же некоторые полумеры… И Том, разумеется, сразу это заприметив, не рискнул согрешить и не воспользоваться сим славным открытием.       — Я же сказал, всё зависит от твоего поведения. Ты ведь не хочешь доставить проблем своей сестре? — Том деланно невинно вскинул брови, а сам, однозначно забавляясь происходящим, мягко постукивал кончиком палочки по раскрытой ладони.       Взгляд Торфинна на долю секунды ожесточился, словно бы его что-то неприятно задело, но тут же лицо приняло былой беззаботный вид.       — Я не подведу! — горячо заверил он, затем быстро пробежал глазами по тренирующимся и повернулся к Тому. — Можно мне остаться до конца? Я хочу посмотреть.       Ах, как славно. Мальчишка снова обращался к нему, минуя преграду в виде одобрения старшей родственницы. Оно и понятно — Эстера здесь не имела ровно никакой власти, и смышлёный Торфинн это сразу уяснил. Впрочем, и за пределами этого тайного подземелья авторитет Тома за прошедший сентябрь в глазах мальчика успел обойти сестринский. Ну кому захочется слушать сварливую наседку, когда открываются альтернативы привлекательнее?       — Конечно, — великодушно кивнул Том. — Только держись стен и никуда не лезь.       Спустя секунду Торфинна и след простыл.       — Кажется, ты говорил, что это будет один раз, Том!       Намеренно вздрогнув, словно лишь сейчас вспомнил о её присутствии, он медленно обернулся.       — Разве? — удивлённо протянул Том. — Не припомню, чтобы такое говорил, — пожал плечами он и, не позволив ей вставить слова, продолжил: — Но мы уже это обсудили, Эстера. Ты вроде как согласилась, что ему будет полезно развеяться, а сейчас опять хочешь спорить? Твои пустые страхи лишают его шанса быть счастливым, — как бы между прочим бросил Том, медленно сокращая расстояние.       Эстера, как и ожидалось, отступила на шаг назад. Так предсказуемо. Стоило лишь начать напирать, как она терялась, внимание рассеивалось, и уже не так рьяно отстаивала свою очевидно и заведомо неправильную точку зрения. Досадно, что Тому каждый раз приходилось опускать Эстеру на место, ведь всем было бы лучше молча слушаться и не подвергать сомнению его слова, решения, а также методы и действия. Но, с другой стороны, иногда до крайности нелепые трепыхания стоять на своём его забавляли. Возможно, он и сейчас был в приподнятом, игривом настроении, раз на неё не рассердился?       — Ты бы не говорил, что они пустые, если бы видел, что с ним происходит, — заметила Эстера кислым тоном. Спорить она определённо не хотела и не собиралась, но, видимо, из соображений гордости не преминула вякнуть какую-нибудь глупость напоследок. — И знай, что всё будет под твою полную ответственность! — заявила она чуть увереннее. — Если что-нибудь случится, я тут же отправлюсь к мадам Одли, а там уж мне без разницы, кто прознает о твоём нелегальном кружке!       — Это что, угроза? — сощурившись, обманчиво мягко спросил Том, делая шаг вперёд.       — Нет, — несмотря на, казалось бы, небрежно данный ответ, Эстера попятилась, а взгляд, пускай и на секунды, забегал в стороны. — Просто предупреждаю. Лучше уж меня отчислят, чем он умрёт.       — Если бы вместо того, чтобы постоянно надумывать плохое, ты хоть вполовину так усердно практиковалась в Защитных чарах, то смогла бы уже окружить куполом весь Хогвартс с окрестностями, — Том цокнул языком. — Ну? Чего ты ждёшь? — раздражённо поинтересовался он и предупреждающе вскинул палочку. — Ты и так почти всё время простояла как арбитр!       Хамка сделала гримасу и, театрально развернувшись на пятках, ушла искать напарника для тренировки. Тому оставалось лишь вновь подивиться отсутствию сдержанной хладнокровности у Эстеры. Она могла обмануть проходимца и дурака, изобразив, точно третьесортная актрисулька из семьи трубочистов, «настоящую леди», но Том знал её с детства, а Эстера уже тогда вела себя слишком нагло. Было бы несусветной глупостью полагать, что человек так легко перевоспитывается, а глупцом Том себя не считал. Просто… он делал пока лишь то, что мог. По-прежнему держался мягко и спокойно, пускай и очень часто оказывался на грани от срыва. А уж сил на сдержанность уходило немало… Мысленно похвалив себя за выдающееся самообладание, Том невольно улыбнулся.       Да, пожалуй, Эстере позволялось вольничать куда больше, чем остальным. Тому это даже нравилось. Необъяснимое очарование таилось в той милости, которую он оказывал своим фаворитам и любимцам, а такие, как известно, водились у всех уважающих себя властителей. Возможно, Эстера так забывалась, потому что не чувствовала конкуренции? Определённо. В какой-то момент придётся спустить её на землю и дать понять, что незаменимых людей нет. Все друзья мужского пола это понимали, из кожи вон лезли, как Яксли и Макнейр, а Лестрейндж вообще был вне соревнований, целиком и полностью посвятив себя ему, Лорду Волдеморту.       Год назад Том бы похвалил и Аспидиса, но сейчас этот павлин совсем отбился от рук. Яблоко от яблони, как говорится. И если непокорность и дерзость Эстеры время от времени могли Тома забавлять и даже возбуждать, то у Аспидиса таких преференций не было.       Толком ничего не произошло, кроме пары моментов, где отчётливо чувствовались пренебрежение и незаинтересованность Аспидиса к происходящему. Том спустил бы и это с рук, но не на последнем курсе. Необходимость напоминать об обязанностях старост этой несносной парочке выводила из себя. Но Том был терпимым. Разбалованные детки пока не вернулись в учебный ритм, и, хотя людская расхлябанность не могла не раздражать, он позволил им ещё немного подурачиться.       Однако в среду вечером, когда маленькая компания слизеринцев собралась на весьма скромном ужине у Слагхорна, Том стал свидетелем занимательной беседы. Профессор порозовел от преподнесённого Аспидисом вина с фамильной винодельни и увлечённо беседовал с Отаном и Ваако. Все девушки уже откланялись, Аспидис вызвался их проводить и, как понял Том, заодно улизнул с посиделки. Компания осталась весьма скромная.       — Да ладно! — озорно воскликнул Норбан, чем и привлёк внимание рядом сидящего Тома.       — Ты представь, — тянул гласные Юлиан, — грязнокровка коровьими глазами смотрит на Нотта, а тот, — в голосе послышалось отвращение, — встаёт на колено и начинает ей помогать! М-да, — подумал я, — и это-то волшебник! Не пойму я его рыцарские жесты. Тем более, он помогал ей, как магл, не додумавшись сделать несчастный взмах палочкой. Ну да Мерлин с этой магией! Важнее, что Крауч предложил Макнейру полсотни, если тот обесчестит девку!       Том скрипнул зубами, едва удержав за ними просящееся наружу ругательство. Зато Норбан, ни капли не удивлённый, а, напротив, словно чуть разочарованный, вопросительно изогнул бровь.       — И что же?       — А то, — ухмыльнулся Юлиан, — что Нотт тут же встрял! И поставил сотню на то, что Макнейр не сумеет. Так ещё и условия выдвинул: дескать, никакого насилия, приворотов и угроз быть не должно!       Норбан присвистнул так тихо, чтобы не услышал профессор, и плотоядно улыбнулся. Юлиан ёрзнул на обитом тёмно-зелёной тканью стуле и стряхнул невидимые пылинки с плеча.       — Даже срок установили! Три недели! Странно, что к тебе ещё не пристал Яксли и не предложил сделать ставку. Как думаешь, чем всё закончится?       — Очевидно, Аспидис схалтурит, — уверенно заявил Норбан. — Если девчонка не совсем безмозглая, Макнейру ни черта не светит. Чего и когда он добивался своими силами? — презрительно заметил он. — Так что всё и в этот раз сделают за него, так ещё и сверху уплатят. Хорошо быть полным кретином, не правда ли?       Юлиан хихикнул. Очевидно, их двоих происходящее забавляло до неприличия, чего нельзя было сказать о Томе. Сделав глубокий выдох, он устало прикрыл веки, дабы на долю секунду уйти в себя, помедитировать и успокоиться.       — Том, мой мальчик, вы себя хорошо чувствуете? — сквозь умиротворяющие мысленные аффирмации прорезался обеспокоенный и до утомительного участливый голос Слагхорна. — Вы так побледнели! Вам дурно?       Том открыл глаза и деланно удивлённо вскинул брови. На губы приклеилась отточенная доброжелательная и учтивая улыбка, а слова зазвучали нарочито весело.       — О, что вы, сэр, — якобы смущённо запротестовал Том. Слагхорн обожал это его выражение лица — невинно задиристое, без вышколенной и, как правило, присущей только ужасным подлизам вежливости. Гораций дураком не был и предсказуемых заискивающих льстецов не любил, и оттого подход к нему выработался более тонкий. — Я просто увлёкся послевкусием совиньон блана, профессор, — Том изящно прокрутил ножку фужера меж пальцами и отставил его в сторону.       Слагхорн, как и ожидалось, затуманенным взглядом проследил за этим очаровательным жестом. Неуместная родительская участливость, несколькими секундами ранее омрачавшая старческое лицо, сменилась легкомысленным любопытством. Том был доволен. И заранее знал, что теперь спросит профессор.       — И как вам? Пришлось по душе?       Том выдержал таинственную, интригующую паузу и лишь затем, стрельнув скромным взглядом, нагло заговорил:       — Если честно, тыквенный сок и сливочное пиво нам уже поперёк горла, — эти славные контрасты между невинным очарованием и типично юношеской дерзостью не оставляли кого-либо равнодушным. Что могло быть прекраснее и убедительнее несколько развязной, но такой притягательной молодости с её крайностями, прямолинейностью и бездонной жаждой до всего запретного? Разве мог их малодушный, падкий на всё красивое и блестящее профессор устоять от такого-то соблазна и не потешить себя иллюзиями, что он, как и они, его протеже, всё ещё на одной метле? Что он не остался за бортом юности и возможностей, и что он по-прежнему знает, о чём говорит новое поколение и чего оно желает? О, их многоуважаемый миленький профессор Слагхорн никогда не в силах был отказать себе в слабостях. И столь же охотно, сколь он пользовался связями и компанией своей обширной коллекции, его слабостями и его связями пользовались и они — маленькие славные Слизни, способные, благодаря изворотливости и актёрским навыкам, пролезть в самый узкий дверной проём или в самое наглухо заколоченное сердце. — Мы уже совершеннолетние, а продолжаем играть по правилам, написанным для детей. Это так утомляет, — Том досадливо дунул на прядь кудрявых волос, назойливо лезшей в глаз — и вовсе не от реального дискомфорта, а лишь потому, что сей жест был не менее мил, чем все прочие в его арсенале соблазнителя. — И если бы не ужины с вами, сэр, вы знаете, мы бы уже с ума сошли, — доверительно поведал Том тихим голосом, возвращая в него изначальную скромность. Напоследок приправил всё фирменной улыбкой и, для вида чуть-чуть поколебавшись, снова заглянул профессору в глаза, ожидая увидеть плоды своей кропотливой мастерской работы. О кислой мине Тома, привлёкшей его внимание, Слагхорн должен был давно позабыть.       — Бросьте, Том! — отмахнулся Слагхорн, но по его лицу и даже приосанившейся позе было видно, как он доволен сделанным комплиментом. Результатом был доволен и Том. — Будто я не знаю, что вы достаточно самостоятельны, чтобы кутить и без присмотра старших, — лукаво сощурившись, он побранил пальцем.       — Это не так, сэр, — встрял Юлиан, сверкнув белоснежным рядом зубов. — Разве что только Нотт способен. Но я склонен думать, что он так готовится к будущей профессии сомелье.       Круглое лицо Слагхорна округлялось сильнее, когда он удивлённо выпучивал глаза, а его рот словно изображал букву «о», и моржовые усы стекали вслед за уголками губ. Он ожидаемо задал уточняющий вопрос в полушутливом тоне и теперь обеспокоенно, но в то же время по-прежнему любопытно посмотрел на Отана. Эти глупые разговоры и увиливания порядком утомили Тома за вечер. Утешало то, что внимание профессора переключилось на этого недотёпу. Что ж, невольно и внимание самого Тома переключилось на Отана. А всё из-за недавно услышанной беседы Норбана и Юлиана. Зубы против воли скребанули друг о друга, и Том досадливо поморщился от новых забот, подкинутых окружающими его кретинами.       Раздражение из-за поведения Аспидиса копилось уже не первую неделю. И сейчас, когда выносить его выходки больше не представлялось возможным, злость в душе Тома вспыхнула быстрее обычного. А ведь он был так терпелив в последнее время… Что ж, там, где терпение не имеет свойства кончаться, начинается мазохизм. А мазохистом Том не был. И терпеть более не хотел. Вот только пари уже заключили, и из принципа сдавать заднюю никто не станет. Оно, по сути, и не требовалось. План для наказания Аспидиса, пусть и нуждался в дополнительной шлифовке и обдумывании, успел созреть в голове. И Том, с присущей ему самоотдачей, поддался этим услаждающим сердце мыслям и совсем не заметил, как унылый вечер подошёл к концу.       — Ба! — вдруг воскликнул сильно покрасневший и с трудом удерживающий равновесие профессор, чем привлёк к себе внимание уже собравшихся уходить юношей. — Совсем забыл, мальчики, — звонко икнул он и с развесёлой хмельной улыбкой хлопнул по своему массивному животу. — Рождественский вечер, я уже как-то обмолвился, но напоминаю, что буду всех ждать! Том, мой хороший, передайте мистеру Краучу и мисс Роули, я на вас очень сильно рассчитываю, и в этот раз мне понадобится помощь. Всё-таки ваш последний год… что-то особенное… будет много гостей… вина побольше, обязательно шампанское, — сбивчиво перечислял он, периодически переходя на невнятный пьяный бубнёж или икание. — А! Тематика, да… мы все выберем что-нибудь… Уже есть идеи? Вы подумайте, Том, и вас, — обратился он к остальным, — это тоже касается. Да-да, Юлиан, не смейте и в этот раз отлынивать! Зайдёте ко мне на следующей неделе, да, Том, мой мальчик?       — Разумеется, профессор, — почтительно улыбнулся Том и кивнул головой. — Я весь к вашим услугам. И не сомневаюсь, что мистер Крауч и мисс Роули тоже сделают всё возможное для организации прекрасного вечера, — язвительно заметил он, но, впрочем, Слагхорн был слишком пьян, чтобы распознать тонкие нотки бурлящего негодования в безобидных с виду словах.       — Храни вас Мерлин, Том! Да, это будет что-то! Обязательно с танцами, я всё устрою! Вы бы знали, Отан, какое я заказал музыкальное сопровождение! — игриво хихикнул Слагхорн, а затем так сильно икнул, что чуть было не свалился обратно в мягкое кресло. — Ох, Норбан, благодарю, благодарю! — профессор сердечно затряс руку, пришедшую ему на помощь, и рассмеялся. — Вы словно страж, я вам уже говорил? Далеко пойдёте с подобной-то реакцией и бдительностью! «Дракон спит, а одним глазом видит», слыхали, мой мальчик? Так это про вас! Уверяю! Том, уж вы-то знаете, что такие люди на вес золота, не правда ли? — прихрюкнул он и с чувством сжал своей пухлой ладошкой худощавое плечо Норбана, покорно сносившего пьяного изувера.       Впрочем, посмотрев сейчас на лицо одноклассника, Том не увидел ни мученической мины, ни хоть какого бы то ни было раздражения. Норбан по-прежнему был спокоен, слегка прищуренный взгляд говорил о том, что всё происходящее его забавляло, а фирменная лисья улыбка лишь подтверждала догадку.       — Норбан, мальчик мой, — продолжал балагурить профессор, — только скажите мне, если вас не ценят по достоинству! Уж я-то им покажу! — шутовская грозная мина на старческом красном лице смотрелась просто нелепо. — Ну это я, впрочем, зря. Том, с вашей избирательностью ничья иная соперничать не может, разве я не прав? Забираете себе всё самое лучшее, — Слагхорн озорно ему подмигнул и снова рассмеялся. Том же не прекращал вежливо улыбаться. — Ах, как славно, как славно видеть такую дружбу, молодые люди! Норбан, милый, продолжайте оберегать Тома, он в вас нуждается, — профессор с важным видом причмокнул губами, но и не подумал отпускать Норбана. — Не в обиду, Том, я знаю, вам всё по плечу! Но такие друзья — настоящее сокровище! Говорю вам, мистер Лестрейндж — ваш Патронус, если можно так выразиться, — он хохотнул. — Обязательно сделайте его своим шафером, Том, на свадьбе с мисс Ро… Ой! — Слагхорн всплеснул руками, высвободив, наконец, Норбана, отчего-то весело фыркнувшего на последней фразе. — Уже второй час! Что-то я заболтал вас, н-да. Ну вы поспешите, господа, поспешите. Постарайтесь никому не попасться. Том, я на вас рассчитываю! Отан, не опаздывайте больше на занятия! Жду вас в пятницу!       Казавшийся бесконечным бред поддатого профессора подошёл к долгожданному окончанию. Распрощавшись с неугомонным деканом, все слизеринцы покинули его покои. Настроение Тома, изначально прескверное из-за грядущих проблем и затем немного улучшившееся из-за назревших планов, вновь испортилось. Рождественский вечер. Лишние хлопоты… А Том и без того был изрядно занят. Он должен был проводить тренировки, готовиться к экзаменам, выполнять обязанности главного старосты, изучать некоторые… дополнительные материалы — забот точно хватало. Но, увы, окружали его не те люди, на чьи плечи можно было со спокойным сердцем переложить часть обязательств, а, напротив, те, кто то и дело насыпал новых бед поверх старых. Последний год в Хогвартсе представлялся Тому идеальным. Безупречным. Не должно было произойти ни малейшего прецедента — нельзя допустить, чтобы хоть что-то дошло до преподавательских ушей… В частности, до особо длинных ушей одного бородатого, мордред его подери, старого гремлина. Том даже подумывал отказаться от тренировок, чтобы исключить любые риски. Но уступать Дамблдору и лишать себя чего-либо ещё совершенно не прельщало. Хватало уже уступок, на которые его вынудили пойти, чтобы остаться в Хогвартсе. Да и Тому, чего таить, эти тренировки помогали держать себя в форме и даже приносили своеобразное удовольствие…       Белобрысый кретин прибавил дел и всё привело к чрезмерной загруженности. Тому потребовалось собрать всю силу воли, дабы на следующий же день не придушить Аспидиса собственными руками. Так рисковать лишь для того, чтобы поиздеваться над Ноттом! Нет, конечно, Отан заслуживал встряски — Том едва ли мог забыть, как жалко и немощно он дрожал над полудохлым кентаврьим отродьем. Но такие решения требовали согласования. А Отан совсем не дурак — Том себя не обманывал. Вряд ли во всей школе нашёлся бы более талантливый зельевар (не считая его самого и профессора Слагхорна, разумеется). Да, мозгов у Отана всяко больше, чем у Аспидиса, да и остальной компании в целом. Он сразу смекнул, что к чему, и лишил Макнейра единственного шанса на победу. Но станет ли эта невежественная обезьяна играть по правилам, когда увидит, что у неё ничего не выходит? Том был уверен, что нет. И наверняка знал, что и Аспидис не станет блюсти договорённости. Шанс, что это приведёт к катастрофе, вырисовывался просто чудовищно огромный.       Обычно Тому не было дела до чужих любовных похождений: сам он тоже ведь не без греха, пускай и держится достойнее и целомудреннее всего этого неотёсанного стада… Но на это стадо он нашёл управу — принял на себя бремя направляющего и оберегающего от алчущих крови волков пастыря. И добросовестно исполнял свою роль! Подправлял воспоминания, заключал Обеты, убеждался, что никто ничего никому не скажет. Но всё это оставалось выполнимо при условии тонкого и относительно продолжительного шантажа и принуждения. Топорное и громкое дело — а только на такое и был способен Макнейр — привлекло бы лишнее внимание тех самых волков во главе с Дамблдором. И если раньше за Макнейра Том был спокоен, ведь каким-никаким мозговым центром в их дуэте являлся Яксли, то теперь, находясь под пагубным влиянием безответственного Аспидиса, который в любом случае выйдет сухим из воды, Макнейр становился ходячей катастрофой, бомбой замедленного действия. Нет, спустись всё на самотёк Том никоим образом не мог. Потонет Макнейр — под подозрением окажутся и остальные, а все нити в конце концов приведут к Тому…       Присутствовал ещё один фактор, ещё одна не менее важная движущая сила, вдохновившая Тома и подарившая желание действовать исподтишка — месть. Что уж там, от предвкушения подгибались коленки. Да, можно ткнуть нашкодившего котёнка лицом в лужу, вот только это топорно и неинтересно. Эффективность тоже оставалась под вопросом. Ведь Аспидис во многом уступал условному котёнку — хотя бы потому что, спустя столько в лоб отпущенных предупреждений, остался глух и безнадёжен, закономерно убедив в своей необучаемости. Так что с нотациями Том решил повременить.       Первым пунктом плана стало постоянное наблюдение. Увы, слежка за Макнейром виделась занятием неблагодарным и даже жалким. Всё равно что наблюдать за приматом. Причём умственно отсталым. В гостиной факультета и в Большом зале Макнейр всегда находился в поле зрения Тома, который также был информирован о посещаемости занятий своего подопечного. Но хвостом ходить за ним по всей школе и её пределами по-прежнему представлялось проблемным, а ему было с чем сравнивать. Когда Том на младших курсах присматривал за Эстерой, то процесс казался приятнее и удобнее. Хотя бы потому, что она часто околачивалась в библиотеке, что Тому было сподручно. И, в отличие от Макнейра, Эстера не унижала своего несчастного преследователя сценой посещения борделя собственной персоной. Том прекрасно знал, чем промышляют его одноклассники. Эйвери практиковал такой досуг чуть ли не со второго курса, а затем за ним гуськом потянулись и остальные. Правда, обнаружить в их компании и Аспидиса стало несколько неожиданно.       Что же, Том его никоим образом не осуждал, да и не хотел лишать единственной возможности удовлетворять естественные потребности. Да, наивность и простодушие Аспидиса казались умилительными и даже забавными. В нюансы своей интимной жизни Том никого не посвящал, но, в отличие от Аспидиса, остальные прекрасно понимали, что происходит и без лишних намёков. А ведь порой так хотелось колко подшутить, поставить гордеца на место, когда он бесстыдно, как на недавнем ужине у Слагхорна, хвалился винодельнями и прочими успехами семьи.       Однако Том стойко и мужественно не поддавался на провокации. Он всё-таки являлся слишком зрелой и полноценной личностью, чтобы опускаться до уровня безмозглого малолетки и дразнить Аспидиса тем, что спит с его якобы будущей невестой. Рано или поздно этот миг настанет — Том прекрасно это знал — Аспидис придёт на поклон за благословением их с сестрицей брака. И как же славно будет отказать ему в этой маленькой услуге. Том предвкушал сей чудный момент всем своим сердцем.       Чужие эмоции и чувства, причиной которым был он сам, будоражили. Волнение, неуверенность, смятение, зависть, гнев, страх. О, особенно, страх. И страх Том ждал с наибольшим нетерпением. Аспидис обязательно испугается. Он никогда не посмеет открыто противостоять; нет, он, напротив, замкнётся в себе, подавит и проглотит собственную гордыню — то качество, которое Том презирал в нём сильнее прочих. Именно гордыня мешала Аспидису понять и свыкнуться с его местом. Он единственный, кто ещё этого не сделал. Норбан был полностью лоялен, остальные слишком боялись или слишком уважали Тома, чтобы претендовать на его место, а Аспидис олицетворял собой хамство, невежество и чрезвычайно раздутое самомнение. Конечно, он никогда не глупил и не противостоял открыто. Но Том знал, что, стоило ему отойти, как Аспидис тут же примерял на себя роль лидера. Не то, что бы он воспринимался как угроза — нет, просто его давно следовало проучить. Он мог баловаться в отсутствие Тома, надевать картонную корону и размахивать бутафорской шпагой, но он должен был, как только появлялся настоящий король, отбрасывать своё шутовство и всеми правдами выказывать свою преданность. И, стоило отметить, что раньше Аспидис кое-как, но с этой задачей справлялся. И, что ещё важнее, похвастаться тем же на данный момент он не мог.       Так что, какой бы глупой и жалкой ни казалась сама идея слежки за Макнейром, причины, по которым Том тратил своё бесценное время, были намного значимее и серьёзнее, чем виделось на первый взгляд. Иначе бы он не стал так разбазаривать собственные ресурсы в столь важный и загруженный год. Самодурство следовало пресекать на корню. Тем более, что ситуация могла выйти из-под контроля. И, чего уж там, всего через неделю наблюдений опасения начали подтверждаться.       Все давно ушли на обед, когда Уолден, загородив своей тушей проход в коридоре, лишил крохотную хаффлпаффку пути к отступлению. Том как-то раньше её и не замечал. Кажется, она училась курсом младше, а её фамилия была Райт. Для обязанностей старосты хватало и поверхностной информации о студентах чужих факультетов — ни Эстера, ни Аспидис не факт, что знали студентов хотя бы со своего, бездари. В самом деле, не станет же и он собирать досье на каждую грязнокровку в этой школе. Водиться с ними никакой пользы не приносило. Том и сейчас не намеревался и уж не сохранения её чести ради околачивался здесь, точно какой-то извращенец.       Коридор был достаточно узок и вёл во внутренний дворик Хогвартса. Студентов в эти часы здесь проходило мало, а потому риск выдать себя возрастал. Притаившись за рыцарскими доспехами в два раза больше стандартного человеческого размера, Том прислушался. Эхо сослужило бы отличную роль, не говори они так тихо. Благо, он довольно быстро сообразил примкнуть ухом к доспехам и, на удивление, этого вполне хватило — а не то пришлось бы прибегать к специальным чарам.       — Ну так что? — нетерпеливый хриплый бас Макнейра неприятно скребанул по мозгам.       — Прости? — в разрез ему, кротко и тонко, пискнула Райт, заправив прядь светлых волос за ухо. Том видел лишь часть её лица, но девчонка напоминала ему загнанного в угол кролика. В сущности, так оно и было. Разве что она не тряслась от страха или отвращения, хотя, зная о повадках Макнейра, до этого уже как рукой подать. Но пока что её личико выдавало только недоумение. — Я не совсем тебя поняла…       Макнейр то ли вдохнул, то ли проглотил слюну — словом, издал премерзкий звук, напоминающий хрюканье. Тому показалось, что тот даже решит харкнуть на пол, прямо под ноги девице, чтоб уж наверняка сразить ту наповал джентльменскими манерами, но, к счастью обоих присутствующих, этого не произошло.       — Я говорю, давай развлечёмся! — брякнул детина, по-бандитски расставив ноги шире плеч и сунув руки в карманы неглаженных брюк. — По-взрослому, — добавил он с, по всей видимости, крайне самодовольной рожей, потому что это самодовольство проступило и в голосе.       Но девчонка, то ли ввиду искреннего простодушия и наивности, то ли ввиду нежелания демонстрировать, что похабные намёки до её умишка таки дошли, лишь сильнее изогнула брови и плотнее перехватила учебники, прижав их к груди, будто какой-то щит. Картинка вырисовывалась жалкая. Причём Том не знал, кто выглядел более убого: неотёсанный мужлан с повадками орангутанга или же эта блеющая святая овечка, взлелеянная в безопасном загоне и никогда не видавшая никого опаснее и крупнее сторожевой псины. Словом, зоопарк.       — Я не…       — Чего ты мямлишь, дура, что ли? — глумливо прервал её Макнейр. — Ты кем себя возомнила, чтобы меня игнорировать?       — О чём…       — Не прикидывайся! — повысил голос он. — Я тебе писал записки. Почему ты не отвечала? Прождал тебя полчаса у совятни!       — Я не знала, что это был ты, — всё-таки сумела вклиниться Райт, но уверенности в ней не прибавилось. — Прости, если обидела, но я…       — Что ты? Не знала, что на письма надо отвечать? А на встречи — приходить? Или у вас, маглов, это не принято? — насмешливо хмыкнул Макнейр. — Хочешь, я научу тебя правилам поведения? Сможешь полноправно вступить в наш мир… — он сделал шаг вперёд, скалой нависнув над девчонкой, которую совсем перестало быть видно Тому. — Я тебя многому могу научить, малыш. Давай по-хорошему. Не хочу причинять тебе вреда. Сделаю всё аккуратно, чтобы ты на всю жизнь запомнила.       Тому показалось, что Райт боязливо сглотнула. Или её реакция и выражение лица дорисовывались его воображением? Всё-таки, несмотря на пошлость и убогость Макнейра, в этой сцене было что-то, откликающееся в душе Тома. Что-то, что заставляло его хотеть увидеть продолжение. Посмотреть, как выглядит страх и ужас со стороны; как он искажает смазливое лицо, залитое слезами. Или, напротив, как исчезают мнимая порядочность и чистота, и до этого невинный человек предаётся греху и разврату. Впрочем, Том сомневался, что подобный мужлан мог ублажить женщину.       В Макнейре не было деликатности. Он не знал нюансов и особых точек, которые стоило бы найти, чтобы потом, в нужный миг, целенаправленно на них надавить. Макнейр был топорным, грубым, невежественным подражателем, в то время как Том воистину являлся Творцом. Гением, знатоком человеческих душ, настоящим художником, импровизатором и стратегом. Он управлялся чутко и тонко. Естественно, когда хотел. Иногда этого вовсе не требовалось — и он мог позволить себе уподобиться такому же животному началу, под контролем которого двадцать четыре часа в сутки находился Макнейр. Но сам Том — он был в этом непоколебимо убеждён — даже в моменты одержимости, когда его зверь брал над ним верх, выглядел возвышеннее и прекраснее. Потому что в самом нём присутствовала красота и грациозность хищника: тигра, пантеры или змеи; в то время как Макнейр напоминал, скорее, взбесившегося хряка.       — Я… нет! Прости, я не могу. И не хочу, — пробормотала Райт, шатко от него попятившись.       — Брось! — раздражённо выплюнул Макнейр. — Смысл мяться? Тут никого нет, видишь? — он демонстративно махнул рукой и обернулся, и Том лишь чудом успел податься корпусом назад, но озабоченный балбес его не заметил. — Ты хочешь и дальше тратить моё время? Нравится внимание, да? Когда за тобой бегают?       — Нет, я…       — Так знай, что я не буду бегать за гря… за тобой! Ты не пришла на свидание, ты меня унизила, ты в курсе? — Макнейр приглушил голос. — Мне, по-твоему, это всё нравится? Кем ты себя возомнила? О, или ты просто из расчётливых? Знаешь, я ведь могу тебя щедро вознаградить. Сколько ты хочешь? Я дам авансом. Ну?       — Нет! — резко выпалила Райт и, развернувшись, бросилась прочь от горе-любовника, оставив его и Тома одних.       — Вот сука, — злобно процедил Макнейр сквозь зубы и таки звучно сплюнул на пол. — Пожалеешь ещё, дрянь! — добавил он чуть погодя и, небрежно чесанув затылок, со вздохом направился в сторону Тома.       Чтобы себя не выдать, улучив момент, Том медленно и тихо обошёл стенд с доспехами сзади. Пользоваться какими-либо Отвлекающими или Отталкивающими чарами не потребовалось — Макнейр был рассеян и погружен в свои явно примитивные мысли и не замечал ничего вокруг.       Выждав ещё немного, Том в задумчивости отправился в Большой зал. До окончания срока пари оставалось около недели, и, полагаясь на своё непревзойдённое чутьё, Том допустил, что Макнейр предпримет действия не раньше пятницы. Да, весьма некстати придётся, если этот оболтус выкинет что-нибудь до выходных. Следить за ним дальше не хотелось и не виделось нужным — всё необходимое уже выяснилось и подтвердилось. Но следовало перестраховаться наверняка; позаботиться о том, чтобы учебная неделя у Макнейра выдалась особенно тяжёлой.       И если до этого Том работал на свою репутацию прилежного ученика и старосты, то сейчас самое время было заставить эту репутацию работать на себя.       К сожалению или к счастью, Макнейр не был однокурсником Тома, а учился на пятом курсе. Славно бы выставить его дураком или хулиганом на уроке прямо перед носом преподавателя, чтобы ему назначили такую необходимую сейчас отработку. Но, увы, выбирать не приходилось. Поэтому Том решил действовать иначе.       И на следующее же утро, хорошенько подготовившись, Том зачаровал кубок за тем местом, где обычно сидел Макнейр. Для этого, правда, пришлось прийти на завтрак в числе первых. А накануне ночью, спрятавшись от однокурсников за бархатным изумрудным пологом своей кровати и грудой Защитных заклинаний, Том поколдовал над бутылкой Огневиски, которую предусмотрительно и тайно конфисковал из личных запасов Отана. Вины за содеянное не чувствовал — в конце концов, его задачей и долгом старосты было бы полное изъятие несанкционированной продукции в стенах школы, но, видит Салазар, Том олицетворял собой исключительную милость и великодушие. Мало того, он, по праву говоря, спасал вышеупомянутого Отана от проигрыша в пари, пускай самому Тому это и претило, но а совесть его была чиста.       В итоге, потратив добрых полчаса на то, чтобы повысить градус пойла до восьмидесяти или восьмидесяти пяти, а заодно подмешав туда пару капель корня асфоделуса, зелье из которого они как раз недавно и весьма кстати варили, оставалось сделать лишь последний шаг. И его Том совершил буквально только что — зачаровал кубок так, чтобы всё, что в нём окажется — а окажется в нём ядрёный Огневиски — приобретало вкус тыквенного сока. Это заняло чуть больше времени, чем предполагалось, но, к счастью, никто ничего не заметил.       Итак, хитрыми или нехитрыми манипуляциями, то, что рукой Макнейра будет наливаться в кубок, окажется вылитым в никуда, в то время как Том, который за всем внимательно проследит, из спрятанной во внутреннем кармане мантии фляги наполнит сосуд нужным напитком. Возможно, было бы легче смазать стенки кубка каким-нибудь пьянящим зельем, но у Тома такого под рукой не оказалось. Будет он ещё идти и тратиться ради этого идиота — один чёрт он ничего не заметит!       Напоследок, проверив всё снова, Том расположился на своём излюбленном месте посреди факультетского стола и с покровительственным видом принялся провожать глазами всякого, кто заходил в Большой зал. Для амплуа перед ним лежал учебник по Трансфигурации, в который он почти не смотрел, но иногда нарочито заинтересованно перелистывал страницы. Периодически коротко здоровался или даже просто кивал проходящим мимо знакомым с других факультетов, а также почтительно привставал, когда заходили преподаватели. Не то, чтобы это носило обязательный характер, но Том видел, как благодушно и с расположением ему улыбались в ответ, наверняка в мыслях отмечая, каким прилежным, старательным и до невозможности галантным юношей он являлся и что не зря ему даровали значок старосты школы. Если так продолжится и дальше, то — не приходилось сомневаться — и в конце года ему пойдут навстречу и выкажут по праву заслуженное им доверие.       Рядом грузно плюхнулся Аспидис, а следом за ним за стол сел и Норбан.       — Выглядишь паршиво, — Том не без удовольствия отпустил нелестный комментарий, бегло мазнув взглядом по слегка припухшей роже сонного Аспидиса.       По правде, ничего приятного в том, чтобы на него смотреть, не было. Тома раздражала чужая безответственность и скотская манера пить до утра, в то время как он сам был вынужден выплясывать свои роли прилежного ученика и старосты. Поэтому он не мог отказать себе хотя бы в этой маленькой слабости — периодическому напоминанию людям, кто они и есть и в каком виде предстают перед другими.       — Только ты не начинай, — хрипло буркнул Аспидис и с мученическим видом прикрыл глаза.       Норбан выглянул из-за его плеча и плутовато улыбнулся Тому.       — Зря ты так рано подскочил, — сказал он, медленно переводя взгляд на Аспидиса. — Иначе бы застал, как наш Юлли упражнялся в остроумии на эту же тему, пока не схлопотал парочку Жалящих в филейное место.       Вот уж кто по-настоящему забавлялся и получал колоссальное удовольствие от разного рода сцен, так это Норбан. Его хлебом не корми — дай только поглядеть на скандал, драку или ещё что похуже. Привыкший ко всяким причудам своих товарищей, Том порой не мог перестать дивиться этой черте Норбана — было в ней, да и в самом его славном друге, что-то садистическое. Недоступное для понимания всех остальных, невидимое их глазу, но столь явственно открывшееся Тому с первых же минут их знакомства в Хогвартс-экспресс.       — Ну, меня уж точно никто жалить не будет, — протянул Том, намеренно долго смотря на Аспидиса так, чтобы тот точно это почувствовал.       Норбан задорно хмыкнул, тоже покосившись на Аспидиса. Но тот, как и ожидалось, не ответил. Только еле заметно поморщился и устало подпёр кулаком лоб. А Норбан принялся с соколиным видом осматривать весь Большой зал, очевидно, разыскивая, как бы и чем бы занять себя далее.       Да, людские души, порочные или не очень, со всеми их тайнами и желаниями, порой недоступными даже самим хозяевам, были открытой книгой для невооружённого взгляда Тома. Возможно, парселтанг, непревзойдённый ум, харизма, обаяние и находчивость являлись отнюдь не единственными главными талантами Тома. Ведь как иначе объяснить то, что он почти безошибочно и тонко чувствовал, чего алчут окружающие его люди?       Например, Аспидис, по тому, как нагло и самоуверенно он вошёл тогда в их с Норбаном купе, одним своим появлением дал понять, что никому не привык уступать. Дорого одетый, явно взлелеянный родительской любовью, придирчиво, но, как он сам наверняка наивно полагал, незаметно оглядевший Тома с головы до пят и едва ли сумевший удержаться от брезгливой гримасы — вот, каким он предстал в первые же секунды их знакомства. А то, в каком горделивом сознании он держал вздёрнутым подбородок, какие неестественные и, очевидно, для себя самого же неудобные позы принимал и как высокопарно пытался выражаться, подражая взрослым и их манере обсуждать последние новости и политику, — всё это лишь подтвердило впечатление в течении следующих десяти минут.       Накануне до отъезда в школу Том пообещал себе не наживать проблем. И как же сложно ему оказалось сдержаться и не поколотить Аспидиса сразу же после его претенциозных слов — так, как всегда ставили на место задавак приютские мальчишки и он сам. Да, хорошая взбучка ещё никому не вредила. И хотя примерно с девятилетнего возраста Том предпочитал влиять на сожителей иными путями, потасовки порой не обходили стороной и его. Но едва ли набить смазливую, почти девчачью на тот момент рожу Аспидиса было бы приятнее, чем выставить его надутым болваном, заставить краснеть, а заодно продемонстрировать Эстере, забившейся тогда в угол от незнания куда себя деть, кого она потеряла. Эх, прекрасный выдался денёк.       А Норбан, в свою очередь, наблюдая за всем со стороны и явственно потешаясь над тем, как надутого павлина спускали с небес на землю, показал и себя. Ту сторону личности, жаждущую событий, склоков, ссор, представлений. Он не чувствовал дискомфорт, не ощущал стеснения, как это обычно бывает с людьми, ставшими свидетелями чужого соперничества, — Норбан этим откровенно наслаждался.       И затем, намереваясь привязать его к себе, Том удивительным образом оказывался каждый раз в его компании, когда выдавалось над кем-то подшутить, кого-то уязвить или, наоборот, стравить между собой. Всё это были детские забавы. Безобидные, бытовые, случавшиеся тут и там на каждом углу в любых школах, но никогда не доходившие до ушей учителей. Ведь Норбан не сносил скуку. И Том сделал так, чтобы новоиспечённому другу с ним не было скучно.       И по мере того, как они взрослели, и чем серьёзнее становились намерения Тома, а разыгравшиеся аппетиты его товарищей росли, Том счёл необходимым подарить им всем чувство причастности к чему-то тайному и запретному — и именно так, на тот момент без определённых планов, но с идеей, родились первые Вальпургиевы рыцари. Ах, славные, славные времена. Полные наивных детских мечтаний и событий.       Но всё это было не зря — Том безустанно, кропотливо и целенаправленно готовил фундамент для чего-то более великого. Он пока сам не знал, как это великое воздвигнет и что оно само такое — это великое, — но не прекращал верить в успех ни на секунду.       Планы его шли далеко вперёд, и именно поэтому Том не знал их досконально. Он лишь чувствовал, что его старания, ум и сама судьба приведут к нужному результату. В чём он мог ошибиться? Ему необходимы были влиятельные и именитые друзья и союзники — и он их получил. Они отправятся в Министерские кабинеты и начнут насиживать тёплые места, и рано или поздно Том воспользуется посеянным. Ему необходимы были сила и знания — и он находился в процессе их обретения. Кто ещё из его ровесников зашёл так далеко? Кому из них в распоряжение досталась салазаровская библиотека и подлинники его рукописей? Кто не побоялся ступить навстречу к источникам неисчерпаемой магии? И кто, в конце концов, шагнул так далеко по тропе, ведущей к бессмертию, как не он сам? Да, путь этот пока не завершён, но стоит только сделать последний шаг — и уже никто его не остановит. И неважно, как много времени пройдёт, но Том — нет, Лорд Волдеморт! — своего добьётся!       А для них, что для Норбана, что для Аспидиса, что для всех остальных, достаточно было видеть несокрушимую убеждённость в своей правоте и избранном пути — и Том, будучи их предводителем, всё это демонстрировал. И не требовалось даже притворяться — ведь вера его была сильнее веры самого истового христианина.       И, кроме того, отбрасывая порой свою жажду власти и жизни, Том знал, что миссия его по-прежнему остаётся великой и значимой. К горгульям всех ущербных животных, не способных колдовать и здраво думать головой. Нет. Эти мотивы, пускай и полезные, пускай и необходимые, и благородные, и спасительные, нужны были для сплочения чистокровных обалдуев, лелеющих мысли о собственном превосходстве. Том бросал им эти идеи, как голодным собакам обглоданную кость; давал детям потешиться малым, пока сам…       Он чувствовал, что что-то не сходится. Что кто-то упорно прячет на виду то, что хочет сохранить сокрытым от посторонних глаз. И он принюхивался, ведомый непревзойдённым чутьём, и ждал, пока наткнётся на след. Да, Том был охоч до загадок. Том искал то, что другие даже не считали пропавшим; о существовании чего даже не догадывались. И непоколебимая вера в то, что именно эта разгаданная тайна послужит ключом к воздвижению того великого, о чём он грезил ночами, маясь в убогом приюте и часами смотря в угол стены, покрытой плесенью, не позволяла ему ни на секунду разочароваться или подвергнуть сомнению свои идеи. Том не любил, но привык ждать. И сейчас он пребывал в ожидании.       Будоражащем, напряжённом, волнительном ожидании. Порой ему начинало казаться, что терпение его на исходе, и в такие моменты непреодолимое желание, первородный импульс подмывали его броситься вперёд, навстречу неизвестному, отдаться воле инстинктов и творить всё, что только придёт на ум… Но Том держался. Стойко и непоколебимо. Не давал себе волю, упрашивал потерпеть ещё; убеждал, молил, приказывал, но не поддавался. И знал, что чем дольше это будет длиться, чем сильнее и продолжительнее окажется он томим бесконечными грёзами и ожиданиями, тем сладостнее, ярче, насыщеннее станет тот миг, когда он, наконец, сбросит все удерживающие его оковы и поддастся диким и необузданным желаниям своей грешной плоти и разорванной души. И одно это — предвкушение маячившей пред взором свободы, обретя которую он её уже ни за что не отпустит, не загонит себя вновь в те рамки, сдавливающие его сейчас со всех сторон, — помогало ему и дальше сносить почти беспрерывное ощущение тесноты, глупых ограничений и чужой власти над его жизнью. Да. Стоит только вырваться — и никакой Дамблдор более не сможет его сдержать. Только сам Том будет творцом своей судьбы и её хозяином.       Большой зал тем временем продолжал стремительно наполняться студентами и производимыми ими шумом и гамом. За пару минут до того, как горячая еда по волшебству очутилась на столах, в высоких створчатых, распахнутых ныне дверях показалась Эстера, а неровным строем за ней шагали первокурсники. Картина эта, свидетелем которой Том становился каждый сентябрь, не переставала его веселить. И все от того, что шествующая впереди Эстера в роли мамы-гусыни выглядела очень потешно, а порой и вовсе нелепо, когда отчитывала какого-нибудь мальчишку, в свои тринадцать лет умудрившегося обогнать её и по габаритам, и по росту, а иногда и по уму. Стоило только довести их до стола, как она, с видом великомученицы, отпахавшей на консервном заводе две смены без передыху, отделалась от первокурсников и так же устало, как её братец раннее, перешагнула через скамью и плюхнулась рядом.       — Слава Мерлину, что это последний день в роли няньки! — недовольно прошипела она себе под нос, а потом резким движением, чуть было всё не расплескав, налила сок в бокал.        — Более того, это последний год, когда ты имела честь выступать в качестве экскурсовода у детей, — сказал Норбан. — Если, конечно, ты не собираешься затем податься в преподаватели.       — Упаси Салазар! — с чувством воскликнула Эстера, лопаткой накладывая в тарелку глазунью с дымящимся румяным беконом. — Я ещё не настолько тронулась, чтобы за гроши добровольно запирать себя с этой сворой маленьких чудовищ, — она зло посмотрела в сторону всё ещё не рассевшихся по местам первокурсников, и раскосые глаза, когда она сощурилась, придали её лицу хищническое выражение. Будто она готовилась вот-вот вскочить и метнуть в кого-нибудь из них этой самой лопаткой, которой, даже не глядя, продолжала тащить в свою тарелку всё, до чего могла дотянуться: и жареные помидоры, и жареные грибы, и красную фасоль в томатном соусе.       — И что, — насмешливо фыркнул Норбан, — даже милый малыш Торри не смягчит твоего мнения?       — Таких, как Торфинн, единицы, — невозмутимо ответила она, а в голосе мелькнула неуместная гордость. — Большинство же из них — невежественные маленькие тролли, которым самое место в горных пещерах, но никак не здесь! Особенно этот конопатый отличился, — Эстера коротко кивнула в сторону худого долговязого мальчишки, а затем, наконец, прекратила сверлить первогодок взглядом и, отложив лопаточку, взяла с тарелки тост и притянула к себе маленькую миску с плавленным сыром.       Том демонстративно, намеренно осуждающе цокнул языком, чем и привлёк её внимание. Эстера вопросительно изогнула брови, а затем деловито принялась размазывать сыр по тосту с характерным для хрустящего хлеба звуком.       — Ты бы так не реагировал, если бы знал, что они творят в твоё отсутствие, Том.       — И что же? — спросили он и Норбан одновременно.       Эстера, явно удовлетворённая общим интересом, чуть было не улыбнулась. Но в последний момент овладев собой и домазав этот неприлично толстый слой сыра на почти раскрошившийся от её стараний тост, отложила нож и посмотрела на Тома и Норбана с серьёзным, даже строгим лицом.       — Он чуть ли не на весь коридор завопил, что нырнул бы меж грудей мадам Одли, потому что, цитирую: «Глубина декольте этой сочной зрелой бабы глубже шахт, вырытых гоблинскими отродьями»; и что он «готов поспорить, что внизу у неё уже, чем в норках садовых гномов», — закончила Эстера с явной неприязнью.       Норбан раскатисто рассмеялся, и даже Аспидис, пускай и недовольно поморщившись от его утробного хохота, коротко усмехнулся.       — У нашего дорогого Эйвери случайно нет младшего кузена? — весело обратился Том к сидящим рядом парням и тоже принялся накладывать завтрак в тарелку.        — И впрямь — его школа, — закивал Норбан, всё ещё смеясь.        — Это не смешно, — проворчала Эстера и уголком намазанного сыром тоста проткнула яркий жидкий желток. — Эта выскочка Хорнби, — она метнула гневливый взгляд в сторону стола Рейвенкло, — мне все мозги выела из-за его приставаний к каким-то маглорождённым с её факультета. Ты бы с ним поговорил, Том, — добавила она, чуть подумав, и отчего-то посмотрела на него с подозрительностью. — Ты же не хочешь никаких проблем в этом году, не так ли? А он точно может их принести, я уверяю.       Лёгкая улыбка тут же исчезла с лица Тома. Эстера явно хотела добавить что-то ещё, но его предупредительно вскинутые брови заставили проявить не свойственное ей благоразумие и промолчать. Да, вот так неосторожно Эстера испытывала его игривое и приподнятое настроение. А всё потому, что снова напомнила ему о проблемах.       Проблемы, проблемы, проблемы, проблемы… Как же много их было вокруг. И обе из них, приходясь друг другу кровным родством, беспечно сидели по обе руки от Тома. Ну, справедливости ради, Эстера хотя бы начала стараться, а вот Аспидис… Зубы невольно скрипнули. Взгляд вновь скользнул по залу, уже почти полному. Пустующих мест за столом Слизерина осталось немного. Конкретно на их «участке» не хватало Розье, Нотта, Яксли и… Макнейра. Том, внимательно следя за дверями, отпил из резного красивого стакана молоко, и так же неторопливо промокнул губы салфеткой. А завтрак продолжался. Звяканье приборов о посуду нарастало. Голоса студентов становились громче, но сливались в сплошной непонятный гул. Эстера пререкалась теперь с Аспидисом, периодически сетуя на редкие, но меткие комментарии Норбана.       — Разве это твоё место? — спросил Том невероятно участливо и любезно, когда один парнишка по неосторожности решил придвинуться туда, где обычно сидел Макнейр.       Вопрос был задан достаточно громко, ведь сидел он отнюдь не напротив Тома, а чуть поодаль, так что добрая часть стола притихла, и все как один устремили растерянные взгляды на побледневшего бедолагу. Тут же его щёки покрыл лёгкий румянец, и он, сконфузившись, неловко извинился и отполз в бок, то ли намеренно, то ли случайно потеснив своих соседей с другой стороны стола.       — С каких пор ты за этим следишь? — недоверчиво полюбопытствовала Эстера; она уже почти расправилась со своим завтраком и принялась теперь намазывать тост вишнёвым джемом.        — Тебе бы тоже не мешало следить за порядком, — сухо отрезал он. Но заметив, что, наконец, в зал зашёл долгожданный — кто бы мог подумать — Макнейр, Том снова повеселел и решил смягчиться. — Но ты молодец.       — Чего? — тупо переспросила Эстера.       Том насмешливо изогнул губы.       — Ценю твои старания, говорю, — он отправил в рот кусок румяной рубленой сосиски. — Прискорбно, что не все учатся на своих ошибках, — неоднозначно добавил Том чуть погодя, не спуская глаз с уже усевшегося за стол Макнейра.       Аспидис проигнорировал отпущенное ему замечание и продолжил уныло ковыряться в давно остывшей овсянке. Эстера же чуть оживилась — наверняка будучи польщённой подаренными ей вниманием и похвалой. А Том, параллельно ведя повседневные беседы, незаметно для остальных сунул руку во внутренний карман мантии и, обхватив заранее приготовленную палочку, навёл её кончик на спрятанную там же флягу с Огневиски. И стоило только его ничего не подозревающей жертве поднести графин с соком к зачарованному кубку, как Том пустил в ход невербальное волшебство. Оставалось лишь вовремя подливать и следить за развитием событий.       — Ты просто конченный человек, — брюзжал расположившийся напротив Юлиан.       — Сам виноват, — спокойно отвечал Аспидис.       — Виноват в чём? — не унимался он. — В непревзойдённом чувстве юмора? В этом случае — да, каюсь, грешен!       Норбан издевательски хихикнул.       — Ну, дружок, пожалуй, это была единственная твоя смешная шутка за все семь лет.       — Заткнись.       — Что у вас случилось? — поинтересовалась Эстера.       И Норбан в красках принялся пересказывать утреннее представление, устроенное Юлианом из-за неприглядного вида её братца, где-то пропадавшего всю ночь и не опохмелившегося к утру. Рассказ прерывался недовольными, но уточняющими комментариями Юлиана, в свою очередь сопровождаемыми раздражёнными возражениями Аспидиса и редкими безэмоциональными репликами Отана. Балаган, разведённый ими за завтраком, действовал Тому на руку. И он, периодически реагируя и вступая в беседу, продолжал периферийным зрением следить за Макнейром и подливать ему пойло в бокал.       Зал вскоре начал постепенно пустеть. Аспидис ушёл в числе первых, что тоже было весьма кстати. Потому что, как только он ушёл, Макнейр, до этого выпивший целый стакан на пустой желудок, звучно рыгнул, чем привлёк к себе внимание.       — Свинья, — тут же выплюнул Юлиан и заодно со всеми девушками неподалёку демонстративно отставил приборы в сторону.       — Пардон, — Макнейр почтительно привстал и хотел было по-джентльменски поклониться дамам в знак извинения, но неуклюже шлёпнулся обратно на скамью. От своей же выходки он громко рассмеялся и по мере того, как смеялся, краснел всё сильнее, хотя и без того был достаточно румян.       — Успокойся уже, — шикнул на него Корбан и всучил другу наполненный Огневиски бокал, который Макнейр благодарно принял и в несколько больших глотков осушил полностью. И заботливый Корбан, храни его Салазар, подлил ему ещё.       — Что это с ним? — склонившись поближе, заговорщицки поинтересовался Норбан, на что Том таинственно улыбнулся.       Норбан хитро прищурился, как всегда весьма точно определив реакцию Тома, и тоже принялся наблюдать за Макнейром.       К концу завтрака, когда за столом оставалось человек десять, Макнейра совсем развезло, и он с трудом поднялся со скамьи. Ещё и запутался в полах своей мантии, когда её перешагивал. Вернее было сказать, когда с неё перекатывался. — Нас ждёт какое-то шоу? — спросил Норбан позже.       Они вдвоём последние встали из-за стола, и Том, проходя мимо места Макнейра, еле заметно взмахнул палочкой, чтобы снять с кубка чары.       — Не понимаю, о чём ты, — невозмутимо ответил он, даже не пытаясь стереть торжественную улыбку с лица.       Норбан усмехнулся.       А тем же вечером, когда занятия семикурсников закончились, и они спустились в подземелья после ужина — на котором Макнейра, кстати, не было, — Корбан поведал им занимательную историю.       — Я не знаю, где и когда он успел наклюкаться! — восклицал Корбан, не забывая активно жестикулировать в такт своим словам. — Но Мэррисот ещё повезло. Он только задавал дурацкие вопросы и шумел, пока ей не надоело, и она не выставила его в коридор. А вот на Травологии он совсем разошёлся. Помочился на мандрагоры, которых только-только пересадили перваши, и всё это на глазах у класса и преподавателя! Его отправили к директору, а он уснул посреди коридора и не очнулся даже когда Пивз бросил на него украденные у кого-то навозные бомбы. А на вонь и шум прибежал завхоз и обнаружил Уолдена на полу, дрыхнущего в луже собственной блевотины — видимо, даже во сне его достиг аромат драконьего дерьма. Потом явился Слагхорн и не дал завхозу утащить Уолда висеть вниз на кандалах, а отправил его в лазарет. Он до сих пор там. Заключение целительницы: пьян в стельку. Будут разбираться и определять наказание.       Рассказ возымел колоссальный успех, а Корбан получил свою минуту славы. В мрачной гостиной Слизерина было так оживлённо и шумно, что никто не заметил, как Том, дослушав глашатая, направился к выходу.       — Полагаю, это ещё не всё? — вдогонку ему тихо бросил Норбан, и Том снова ему улыбнулся.       Миновал рыцарские доспехи, взлетел вверх по спиралевидной каменной лестнице и в два счёта покинул подземелья. Пружинистой, но сдержанной походкой добрёл до покоев Слагхорна, тихо постучал, дождался приглашения и, нацепив обеспокоенное, даже встревоженное настроение, вошёл.       — А, это вы, Том! — с неким облегчением выдохнул старик и отстранился от книжного шкафа, у которого стоял. — Чем обязан?       — Да, сэр, — робко кашлянув и для вида помявшись в дверях, Том шагнул дальше в уютно обставленную гостиную. — Простите за беспокойство. Я хотел… поговорить. Меня кое-что сильно волнует, но, — Том намеренно запнулся и взглянул на Слагхорна, ища одобрения продолжать, и как только его получил, смущённо опустил глаза в пол, — впрочем, наверное, это неважно… Простите, сэр. Я зря вас отвлёк…       — О, что ты, Том, мой мальчик! — встрепенулся профессор. Он быстро обогнул дорого обитые и, насколько располагал информацией Том, подаренные кем-то из бывших студентов кресла и, усевшись в одно из них, жестом предложил присесть и незваному гостю. — Ты знаешь, что можешь мне доверять, верно? Зачем ещё нужны учителя, если не для наставлений и помощи своим подопечным?       Том, снова якобы колеблясь, со вздохом и обречённостью принял приглашение и неуверенно опустился на самый край мягкого кресла.       — Сэр, мне очень неловко об этом говорить. Вы знаете, как староста я обязан, но как друг… порой бывает сложно в подобном признаваться. Это ведь может быть расценено как… предательство, — с горечью в голосе выдавил он и запустил пятёрню в густые кудри, медленно оттянув их назад. Этот жест должен был произвести впечатление отчаявшегося и потерянного человека. И, судя по заёрзавшему на месте Слагхорну, это удалось. — Я просто хочу помочь… — добавил он очень тихо, но так, чтобы его можно было услышать.       — Том! Что вы говорите? Не понимаю, в чём дело, но вы не должны себя винить! Я знаю вас, мой дорогой, — горячо заверил профессор, и Том посчитал нужным в этот момент посмотреть на него со всей робостью, но смущённой благодарностью, что были ему присущи. — Ах, Том! Вы меня пугаете! Мальчик мой!       Том завёл руку, что раннее оттягивала волосы, за шею, и судорожно выдохнул. Пауза была выдержана идеальная. Она подлила беспокойство Слагхорну, а в образе прилежного старосты, остающегося при этом верным другом, поставила жирнющую точку. Больше никакой неверной трактовкой нельзя было опорочить его благородные мотивы.       — Сэр, простите… Я, право, ужасный друг. Но я не смею молчать дальше! Только вы можете ему как-то помочь. Только к вам я могу обратиться. Я знаю, что слишком многое прошу, и что по-хорошему надо связаться с его родителями, но, Мерлин, и думать об этом тошно! Они… заберут его из школы, понимаете? Всё станет только хуже. Я бы не хотел, чтобы кого-то по моей вине отстранили от учёбы, выгнали из школы. Я уже… — Том сглотнул, отведя взгляд в сторону.       — Ну что же вы, Том! Что вы говорите! — Слагхорн чуть было не подпрыгнул на месте, затем быстро, с несвойственной для его веса ловкостью, перекинулся через журнальный столик, что разделял два этих кресла, и с чувством сжал руку Тома, покоящуюся на колене. — Вы ведь спасли нас от закрытия! Не смейте, я говорю вам, не смейте в чём-либо себя винить за тот ужасный случай двухлетней давности! И, Мерлина ради, Том, о чём вы говорите?!       — О Макнейре, сэр, — покорно признался он. — О Уолдене Макнейре… Понимаете, он вовсе не плохой! Он не заслуживает всего того, что о нём говорят, и не заслуживает быть исключённым. Он ведь никому не причинял вреда, он и пикси не обидит… Просто… ему так сложно. И он выбрал не ту дорожку. Но я верю, что ему можно помочь. Сэр, я знаю, это слишком, просить вас о таком; и так стыдно, стыдно об этом говорить, но…       — Том! Вы меня убиваете! — он наконец-то отцепился и выпустил из хватки своих пухлых, тёплых, слегка влажных ладоней руку Тома. — Это как-то связано с сегодняшним происшествием?!       — Да, сэр… Отчасти.       — Отчасти?       Том снова поколебался.       — Уже не в первый раз, сэр… С начала учебного года. Я, право, не знаю, как он проносит это в школу. Я хочу ему помочь, но он не слушается. Я просил его не делать этого, но с каждым разом он пьёт чаще и чаще. А сейчас вот дошло до такого… Я лишь прошу дать ему время, сэр. Если бы вы его заняли чем-то по вечерам, если бы у него не оставалось на это времени. Вы знаете, я и сам бы мог, но подготовка к Ж.А.Б.А… — Том сокрушено покачал головой. — Я думаю, ему было бы полезно вспомнить, как ему нравилась учёба. Просто Уолдена нужно направить, сэр, и я знаю, что если кто и мог бы ему помочь, то только вы, профессор Слагхорн, сэр… Другие… мне кажется, они пошлют его чистить награды или попытаются выдворить из школы, или отстранят от занятий, но ведь его это окончательно погубит… Вы понимаете, сэр?       — Том! — в этом оклике было и сострадание, и восхищение, и удивление, и вся привязанность старика к его любимому ученику. — Мальчик мой! — Слагхорн взволнованно вскочил с кресла. — Не взваливайте всё на свои плечи! Из всех грехов, которые я бы мог вам приписать, только этот вам и присущ!       — Вы… вы поможете?       — Ну что за вздор! Конечно! — Слагхорн расплылся в добродушной и понимающей улыбке, а следом расплылись и моржовые усы. — Я очень опечален, что мистер Макнейер решил найти утешение в алкоголе… Но, в самом деле, это не первый юноша его возраста, который предаётся пагубным привычкам. И вы молодец, что обратились ко мне, Том. Пока ещё не слишком поздно, это недоразумение — а это именно оно и есть — возможно исправить! Да… — он задумчиво потёр подбородок. — Я поговорю, я договорюсь… Уверяю, Том, я найду, чем занять мистера Макнейра после занятий.       — Спасибо, сэр, спасибо! — на этот раз с кресла вскочил Том. — Я попробую больше уделять ему время. Мы все попробуем… Но, сэр, вы же не…       — Ах! — он махнул рукой. — Я никому не скажу, Том. Я всё понимаю.       — И Уолден не узнает, что я рассказал вам? — смиренно опустив голову, Том, как он надеялся, неуверенно посмотрел на Слагхорна.       Тот, на секунду замявшись, наверняка смекнул, что курс нравоучительных бесед о вреде алкоголя придётся сократить до одной — обязательной ввиду того, что виновника обнаружили в стельку пьяным.       — Разумеется, — улыбнулся Слагхорн. — Вам нелегко, Том. Боюсь, вы правы, и сейчас Уолден не сможет оценить ваши старания ради него самого и вашей дружбы. Будет лучше, если он не узнает. Да, я прослежу, Том, мой мальчик, положитесь на меня.       — Спасибо, сэр! Я знал, что только вы и сможете его спасти! Спасибо!       Итак, проболтавшись ещё несколько бесконечно долгих минут за обменом любезностями, а затем ещё с десяток потратив на обсуждение запланированного Рождественского ужина, старый профессор отпустил Тома восвояси.       И, конечно же, сдержал своё слово. И злой, как вурдалак, Макнейр был вынужден посещать дополнительные занятия. Он всячески отрицал, что хоть каплю алкоголя пил в тот день, но по очевидным причинам никто ему не верил. А сроки пари тем временем подходили к концу. Чаяниями Слагхорна его и в субботу отправили помогать лесничему Оггу и неуклюжему Хагриду в Запретном лесу. И ещё забавнее становилось оттого, что эти двое бывших однокурсников друг друга ненавидели: Макнейр, в отличие от полувеликана, всякую живность на дух не переносил и рассматривал сугубо в качестве дичи, с чем Хагрид был совершенно не согласен, что уже не раз приводило к их глупым стычкам. Ну а в качестве вишенки на пироге Том устроил внеплановую тренировку после ужина и распустил всех только в полночь, когда ни одна заблудшая овечка не должна была расхаживать по опасным коридорам школы.       Так что Том наверняка знал, что последний шанс Макнейра выпадает на воскресенье. И на то, чтобы подготовиться к этому знаменательному дню, у него было полно времени. Всё случится после завтрака: студенты Рейвенкло и Хаффлпаффа уйдут на поле для квиддича, чтобы следить за первыми тренировками сезона, а остальная часть школы по обычаю отправится или в Хогсмид, или вернётся в спальни, чтобы отоспаться на всю неделю вперёд.       Том пребывал в полной уверенности. Он ещё в факультетской гостиной, проходя мимо, навесил на свою цель Отслеживающие чары. И потому, когда Макнейр вскоре после Аспидиса якобы непринуждённо покинул Большой зал, Том по-прежнему оставался спокоен. Хотя, чего таить, всё происходящее его немного будоражило. Он находился в предвкушении отменной забавы и скорее хотел увидеть шоу. А маленькая хаффлпаффка, тем временем не ведая о чужих планах насчёт неё, доедала свой завтрак.       — Ты не мог бы мне помочь? — как бы между прочим поинтересовался Том у сидящего напротив Отана.        Тот удивлённо вскинул брови.        — С чем же? — настороженно осведомился он.       — Слагхорн попросил меня разобрать заброшенный склад с ингредиентами, вход в который до недавнего времени был запечатан. Я думаю, половина всего содержимого — вышедший из срока годности мусор, но там могут оказаться и настоящие сокровища. Твои навыки бы мне очень пригодились, Отан. Что скажешь?       — Конечно, Том, — не без облегчения выдохнул он. — Давай после обеда?       — Нет, — резко отрезал Том как раз в тот момент, когда Райт поднялась из-за стола, а затем, опомнившись, смягчающе улыбнулся Отану. — Лучше разобраться с этим с утра, не находишь? Это сэкономит нам время.       Отан неопределённо, но якобы согласно повёл плечами и продолжил свой неспешный завтрак. Спустя пять-семь минут нервы Тома начали сдавать, но подгонять товарища при всех значило бы привлечь ненужное сейчас внимание. В конце концов, осушив свой стакан с молоком, Том встал, и ещё не приступивший к чаю Отан оказался вынужден подняться следом.       — И где этот склад? — спросил он, когда они вышли из зала. — Я про него раньше не слышал. Не знал даже, что такой вообще здесь есть.       Конечно, его не было. Ведь Том всё выдумал. С какой это стати ученика будут отправлять рыться на складе со столь ценным содержимым? В случае Тома, которому Слагхорн безгранично доверял, это не представлялось невозможным, но даже так потребовалось бы личное участие преподавателя.       — Я там никогда не был, — Том обречённо вздохнул, словно происходящее ему казалось по меньшей мере утомительным. — Слагхорн мне объяснил дорогу, так что будем выяснять вместе.       Да, именно так. Потому что Том понятия не имел, в какой части замка окажется Райт и её преследователь. Когда они вышли в вестибюль, девчонки уже нигде не было, как и самого Макнейра. И Тому оставалось лишь двигаться по направлению, задаваемому Отслеживающими чарами.       Всё шло нормально. Они отправились по движущимся лестницам на второй этаж, оттуда от Южной башни прошли мимо библиотеки и чуть было не поднялись на Западную башню, потому что Том неправильно распознал, откуда шёл сигнал. Вернее, распознал он его правильно — это тупица Макнейр здесь раннее круги наворачивал и сбил его с пути. Поэтому Тому пришлось придумывать какую-то чепуху, из-за которой он отчитал заплутавших первогодок; а Отану он затем пожаловался, что статус старосты привил ему обычай заглядывать в каждый закоулок на своём маршруте, чтобы поддерживать порядок в стенах школы. И только после этого представления, отнявшего у Тома лишнее время, они продолжили свой путь к складским помещениям.       — Должно быть где-то здесь, — с исследовательским видом заключил Том, когда они остановились на развилке пустующего ныне коридора.       Портретов здесь висело крайне мало — как раз из-за неприглядного и непочётного места, где добрую часть пространства занимали пыльные чуланы, склады и вечно запертые, непонятно для чего предназначенные кабинеты.       Шлейф Отслеживающих чар кончался в тупике следующего поворота. Что ж, Макнейр явно не побрезговал поставить защиту — и Том полноправно присваивал это его достижение себе, ведь кто как не он сам вдолбил это первое и главное правило в головы своих недалёких друзей?! Но сейчас, конечно, было бы предпочтительнее не иметь лишних преград.       — Посмотри в конце коридора, — Том указал Отану на то самое место, где Отслеживающие чары глушила другая магия. — По идее, склад должен быть здесь, — он указал за свою спину, где, как он наверняка знал, находились лишь хранилища со старой мебелью. — Но будет лучше, если мы сократим время поисков.       Отан коротко кивнул и вскоре скрылся за поворотом. А Том, прислонившись спиной к холодной стене, принялся ждать. Да, Макнейр не настолько тупой, чтобы тащить девку в его часть коридора — лишь здесь и висели три пустующих ныне картины, одна из которых и вовсе являлась лесным пейзажем с ускакавшим куда-то единорогом.       — Том? — спустя минут десять раздался неуверенный голос Отана.       — Да? — он таки оторвался от стены — на случай, если Отан вздумает сюда вернуться, то не застанет его бездействующим.       — Кажется, нашёл, — эхо хорошо разносило даже негромко сказанные слова. — Но ты уверен, что чары сняли? Какие-то здесь ещё есть.       — А, славно! — Том нисколько не прибавил шагу. — Должно быть, Слагхорн оставил самую малость, чтобы отвадить непрошенных гостей. Можешь их снять, я уже иду, — заверил он.       — Ладно, — только и послышалось в ответ.       Том быстро дошёл до угла коридора, но не спешил показываться напарнику на глаза. Отслеживающие чары вновь стали ощутимее и ближе — и Том понял, что Отан разобрался с выставленной Макнейром защитой. Затем раздался скрип отворяемой двери. На бесконечно долгий миг воцарилась тишина, а потом последовал оглушительный грохот и неразборчивые голоса из кабинета.       Выглянув, Том убедился, что в коридоре Отана уже не было, и, прислушиваясь, двинулся прямиком туда.       — Что здесь происходит? — встревоженно воскликнул он, врываясь в кабинет тридцатью секундами позже. — Отан, ты в порядке?!       Взору предстала удивительная картина: оглушённый Макнейр валялся у стены, куда его, очевидно, ранее отбросил Отан. Сам рыцарь оказался перед перепуганной, ничего не понимающей Райт, растерянно прижимающей к себе сумку с вещами. Девчонка сидела на полу, спиной врезаясь в покосившийся стеллаж со всяким пыльным хламом. Мантия была сдёрнута с плеч, волосы растрёпаны, палочка валялась позади неё, но в остальном Райт выглядела прилично — Макнейр не успел даже платье ей задрать.       — Ты как? Цела? — Отан заботливо оправил сползшую её мантию и, обхватив руками девичьи плечи, ловким, но аккуратным рывком поставил на ноги.       Шокированная, бледная, до смерти напуганная, Райт лишь невнятно кивнула, во все свои огромные глаза продолжая таращиться то на отлетевшего в стену Макнейра, то на своего благородного спасителя. Дура не знала, что её спасителем был вовсе не этот безынициативный лопух, которому достались все лавры — впрочем, ненадолго, — а скромный серый кардинал, всё ещё стоящий в дверном проёме.       — Этот ублюдок, — процедил Отан, — Мерлин знает что собрался с ней делать. Ты, должно быть, не в курсе, — наивно предположил он, встретившись с удивлённым выражением лица, что всегда мастерски удавалось Тому. Рыцарь отпустил свою принцессу и подошёл к оглушённому Макнейру. — В уговоре это исключалось, — отвращение в его голосе сочилось через край, а презрительный взгляд, направленный на распластанную на полу тушу, придавал его образу дополнительный драматизм. — Но я не могу рассказать тебе всего сейчас, Том.       Шумно выдохнув, Том переступил порог и закрыл за собой дверь.        — Ты ведь знаешь, что дальше будет, не так ли? — любезно поинтересовался Том. — Я не могу допустить, чтобы об этом стало известно за пределами нашей компании. Таково правило.       Отан сжал кулаки, а желваки на его лице заходили.       — Как ты здесь оказалась? — участливо обратился Том к девчонке. — Ты просто пошла за ним? Или он заставил?       Райт нервно сглотнула и медленно перевела взгляд на Тома, как будто только сейчас заметила, что помимо её палача и рыцаря тут был кто-то ещё. Глаза её, и без того огромные, расширились ещё сильнее. И тут же, вместо шока и испуга, выразили… удивление? Да, очевидно, она не могла не знать, кто он такой, и Тома это само собой разумеющееся открытие позабавило. Хорошая вещь — быть известным. Не во всех обстоятельствах, но таки с завидной частотой это порой упрощало дело. Разве мог школьный староста причинить кому-то вред или нарушить правила? Разумеется, нет. Иначе девчонка быстро бы запаниковала и усложнила им задачу. Ещё бы, ведь после неудавшегося покушения на её честь, остаться наедине с двумя неизвестными парнями едва поспособствует её успокоению, особенно, когда один из них закрыл за собой дверь. А их умница, чуть расслабившись, опустила напряжённые плечи и плотнее завернулась в выходную мантию.       — Я не помню, как здесь оказалась, — тихо пролепетала Райт. — Я вышла из Большого зала и должна была встретиться в Хогсмиде с… — она запнулась и покраснела, — с друго… зьями. С друзьями. А потом как будто туман ударил в голову и я только и думала о том, чтобы подняться сюда, но не знаю, зачем. Я совсем не хотела, ведь меня ждали друзья, а когда опомнилась и уже развернулась, чтобы уйти, он появился со спины, — Райт кивком указала на распластанного Макнейра, — и толкнул меня в кабинет, — она еле заметно вздрогнула и замолчала.       Том медленно прикрыл веки и устало потёр переносицу. Несмотря на то, что план увенчался успехом, он всё ещё чувствовал раздражение от того, что мордредов Аспидис так нагло игнорировал предписания и всячески потворствовал образованию проблем на пустом месте. Ну вот что бы случилось, не вмешайся Том? Какой скандал бы поднялся, как много людей оказалось бы втянуто… Впрочем, раз выбор пал на безродную грязнокровку, то всё могло бы и обойтись благодаря связям Краучей и Лестрейнджей, но конкретные планы Тома всё равно бы сорвались.       — Эй, — обратился Том к Макнейру, когда изящным взмахом снял с него оглушение. — Ты использовал свою палочку?       Туша нечленораздельно замычала и потёрла ушибленную голову.       — Тебе задали вопрос, ублюдок, — злостно выплюнул Отан, схватив Макнейра за ворот пуловера.       Тот глухо простонал и зажмурился, чем спровоцировал новую волну гнева: его пару раз грубо встряхнули, а затем снова отшвырнули к стене. Райт испуганно пискнула и попятилась спиной к Тому.       — Не переживай, — благодушно заверил он и опустил руку на девичье плечо. — Разве он не заслужил наказание? — полушёпотом, подойдя ближе и склонившись к её уху, игриво спросил Том.       — Я думаю, что этим должно заниматься руководство… — неуверенно пробормотала она, съёжившись от его прикосновения, но не сделав при этом попытки вырваться. — Директор, в конце концов…       Том шипяще рассмеялся ей в самое ухо, от чего девчонка вздрогнула и таки отпрянула в сторону. Как мило. Не удивительно, что это кроткое очаровательное создание привлекло к себе так много внимания змеиного факультета. Такие, как Райт, на Слизерине не водились и от того казались диковиннее и желаннее.       — Уолден, — тон голоса как по щелчку пальцев лишился игривости и какой бы то ни было мягкости — он стал предупредительным, отстранённо холодным и угрожающим, — мне повторить мой вопрос?       Как и предполагалось, Макнейр сразу оживился и в спешке неуклюже поднялся на ноги. Лицо его было бело, а выпирающий кадык беспрестанно ходил вниз и вверх.       — Том, я только хотел… — Макнейр осёкся, встретившись с ним взглядом. — Нет, эта палочка… я купил её в Спиральном у какого-то торгаша. Том, клянусь на чём свет стоит, я всё предусмотрел!       — Неужели? — обманчиво мягко начал Том, медленным шагом устремившись вперёд. Отан сдвинулся в сторону, освобождая ему путь. — Прямо-таки всё? Готов поклясться своей жизнью? Мы могли бы проверить на деле, всё ли ты учёл, и если нет…       — Я ошибся, Том! Ошибся, — замотал головой детина, отступая к стене, в которую уже начал вжиматься. — Я вообще не хотел, это не моя идея, знаешь? Аспидис просто…       — Так ты ошибся? — перебил его Том. — Значит, ты мне солгал? Ты предусмотрел не всё? И твоя клятва мне тоже ничего не значит? Я правильно тебя понял, Уолден?       Том подошёл к нему на расстояние вытянутой руки. И от того, как эта обезьяна трусливо льнула к стене, становилось смешно и… приятно. Где-то внизу живота медленно и тягуче поднималась волна тепла, заставляющая закипать кровь в жилах. Пульс Тома участился, а во рту пересохло. Как же редко ему удавалось прибегать к… такому. И как же это было любо…       — Том, я правда… — от нервозности он глотал окончания слов и не договаривал. — Я не хотел, я знал, что нужно тебе рассказать и попросить помочь, но Аспидис сказал, что не надо.       Том понимающе улыбнулся.       — Так у нас теперь Аспидис за главного?       — Нет! Я просто…       Том взмахнул своей тисовой палочкой, и ворот пуловера, плотно облегающего мускулистое тело Макнейра, врезался в его широкую шею. Он успел сделать последний вздох, который, к слову, тут же выбился из лёгких с подачи Отана — тот пнул его ногой в живот. И Макнейр, закашлявшись, судорожно пытаясь просунуть руки под ворот и ослабить хватку, сполз обратно по стене вниз.       Вмешательство Отана, пускай и было потешно, всё же не требовалось, и Том одним движением глаз дал ему понять следить за девчонкой, которая весьма некстати закопошилась позади них и, кажется, собралась делать ноги.       Макнейр хрипло стонал, бил пятками туфель по уложенному паркетом полу и всячески пытался разорвать на себе уже начавший трещать по швам пуловер. Его грубое, не по годам взрослое лицо сильно покраснело и покрылось испариной, а на лбу вздулись широкие вены. Лопнувшие капилляры окрашивали когда-то чистый белок в розовый цвет, отчего он становился всё более похожим на свинью. Глаза его и вовсе словно намеревались выпрыгнуть из орбит, но тот неподдельный ужас, что в них отражался, впечатлял намного сильнее. Затопленная зрачком тёмная радужка придавала его лицу тупое, скотоподобное выражение — сдавала с потрохами тот самый что ни на есть животный страх перед неизбежным, безжалостным и таким близким фактом смерти.       Том смотрел в эти бездонные чёрные тоннели и видел собственное отражение. Он мог бы оборвать никчёмную жизнь здесь и сейчас — стоило лишь чуть усилить хватку. Подушечки его пальцев, мягко соприкасавшиеся с рукоятью палочки, едва ли не чувствовали под собой биение чужого сердца. И этот страх, издаваемый человеческим телом, сочившийся сквозь поры вместе с потом, врезался Тому в самые ноздри: он тянул его, этот неописуемый запах, как из бокала тянул Слагхорн аромат изысканного вина. И как бы Тому ни претила мысль, что любая жизнь ценна, как бы его ни тошнило от высоконравственных морализаторских речей Дамблдора, он знал: ни одно — пусть даже самое редкое — вино не переплюнет в своей стоимости отнятую у кого-то жизнь. И осознание этого тотального, единоличного контроля над столь дорогой, но хрупкой вещью, заставляло подгибаться колени. Уоррен, папаша с Реддлами — всё это случилось так быстро, так топорно, почти что в тумане. Том силился, но всё никак не мог вспомнить, какого это — убивать. И наконец-то оказался в шаге от того, чтобы освежить это чувство в памяти. Но уже сейчас, ещё не преодолев порог, он, на краткий миг заглядывая в ослеплённые ужасом глаза, вспомнил — это прекрасно. Это волнительно, это упоительно, это возбуждающе.       — Хватит! Оставь его!       Но всё ещё недопустимо.       Как мило, что девчонка решилась об этом напомнить. Том, в последний раз втянув носом воздух, тряхнул рукой и отменил проклятие. Растянутый и обезображенный ворот пуловера отпустил Макнейра, громко раскашлявшегося и захрипевшего.       Том, с секунду понаблюдав на чуть было не обделавшегося от страха идиота, развернулся на каблуках и с любопытством теперь обратил внимание на Райт. На удивление, она не жалась к двери и не пыталась сбежать. Вместо этого навела на Тома палочку и решительно смотрела ему прямо в глаза. Ничего в ней не осталось от той напуганной и кроткой овечки — только её внешность, до неприличия невинная, могла бы ввести в заблуждение. Но эти глаза… в них не читался страх. Настороженность — да, но не более. Занимательные метаморфозы.       — Расслабься, — Том очаровательно ей улыбнулся, но девка и бровью не повела — всё продолжала решительно смотреть в глаза. — Он мужчина и расплачиваться за свои проступки должен по-мужски. Или ты полагаешь, что в Азкабане с ним поступили бы гуманнее? — насмешливо поинтересовался он, склонив голову набок.       — За такое в Азкабан не отправляют, — тихо отрезала она, нахмурившись.       Забавная девчонка.       — О, поверь, наш Уолден уже успел намотать себе если не на пожизненное, то на пару десятков так точно…       — Том… — подал настороженный голос Отан, — не надо.       — Не глупи, Отан, — фыркнул он, незаметно обхватив рукоять тиса удобнее.       Райт не без причины напряглась, безотрывно при этом наблюдая за Томом. Да, сколько бы он тут ни распинался, её, очевидно, уже не задобрить. Палочку она отпустит лишь в случае, если на них всех сейчас упадёт метеорит, ну, или сюда явится Дамблдор собственной персоной. Поэтому, подгадав подходящий момент, Том мельком взглянул на Отана, и дальше всё произошло за считанные секунды.       — Экспеллиармус!       — Ступефай!       Палочка девчонки оказалась в руках у благоразумного Отана, который, впрочем, выглядел сильно недовольным из-за происходящего. Остолбеневшая Райт накренилась было назад, но и тут доблестный рыцарь не дал даме упасть — услужливо придержал за плечи, чем облегчил задачу и Тому.       — Молодец, Отан, — подойдя ближе, он навёл кончик белоснежной палочки на Райт. — Ты же знаешь, это вынужденная мера. Можешь быть горд собой: ты её спас. А к нашим вынужденным мерам она отнесётся с пониманием, ведь правда? — Том мило улыбнулся их окаменевшей подружке.       — Прости, — еле слышно выдохнул Отан и прикрыл веки.       — Обливиэйт!       Неподвижный, но ясный взгляд светло-голубых глаз затуманился. Маленькое хрупкое тельце, не сдерживаемое более проклятием обездвижения, обмякло в заботливых руках Отана.       — Доведи её до лестниц, — отдал распоряжение Том, когда парой минут позже убедился в хорошо проделанной работе. — Она ничего не вспомнит, а если не хочешь спровоцировать у бедняжки мигрени, то не пытайся с ней заговорить и как-либо объясниться. Ничего не было, ты понял?       — Да, — сухо отозвался он.       — А теперь поторопись, пока она не пришла в себя. Я здесь ещё не со всем разобрался.       Отан коротко кивнул и, плотнее обхватив Райт за плечи, вышел с ней в коридор, предварительно убедившись, что там никого нет. Макнейр всё это время еле слышно хрипел, но по-прежнему валялся на полу бесформенной кучей. И по мере того, как Том вновь к этой куче приближался, она словно бы сжималась и уменьшалась в размерах.       Том подтянул брюки в коленях и грациозно опустился на корточки прямо перед ним.       — Послушай, Уолден, — спокойно начал он, — ты знаешь, я всегда снисходительно и понимающе относился к вашим забавам. Но это вовсе не значит, что вы можете принимать это как должное и делать подобные глупости без моего ведома. Ты же отдаёшь себе отчёт, что одно моё слово — и до конца твоей жизни с тобой никто не заговорит из числа порядочных и приличных людей. Я ведь прав?       Макнейр закивал, как болванчик.       — Я рад, что ты со мной согласен. И ты ведь признаешь, что заслужил своё наказание? Осознаёшь свою ошибку?       — Да, Том, конечно. Прости меня!       — Я совсем не злой, Уолден, — продолжал Том как ни в чём ни бывало. — И я очень справедливый. Я ведь обещал уже однажды, что если ты — да и остальные тоже — будешь со мной, будешь меня слушаться, то получишь всё, чего только захочешь? Ты помнишь, как я тебе это говорил?       — Да, Том, я помню…        — А разве я когда-нибудь нарушал своё слово, Уолден?       — Нет, Том, ни разу…       Макнейр чуть ли не пискнул, когда Том рукой потянулся к его голове, неестественно глубоко вжавшейся в плечи. Он зажмурился, как если бы ожидал новой порции боли, но вместо этого Том легонько потрепал его по коротко стриженным волосам.       — Молодец, что помнишь, — улыбнулся он, и обескураженный Макнейр, по-щенячьи затравленно глядевший на Тома, судорожно выдохнул через нос. — Так знай, Уолден, что и это своё слово я сдержу. Хочешь эту девку? Ты её получишь. Запомни её как следует, слышишь? И придёт день, когда я сам преподнесу тебе её на блюдечке, если будешь достаточно терпелив и, что самое главное, предан. Ты же не думаешь, что кто-то ещё, помимо меня, поймёт тебя, Уолден? Или ты полагаешь, Аспидису есть до тебя дело? Что он не ради своей выгоды решил тебя подставить, чтобы подразнить нашего бедолагу Отана? Ты что, и вправду такой наивный?       Макнейр неуверенно сглотнул и виновато потупился.       — Я — голова, Уолден, — снисходительно продолжал Том. — А ты — мои руки. У рук не может быть две головы, иначе всё пойдёт крахом, понимаешь? Определись, кому ты доверяешь и кого ты должен слушаться.       — Тебя, Том, — он в кои-то веки выпрямился и расправил плечи, — ты знаешь, что я буду с тобой до конца. Я только тебе и доверяю.       — Я рад это слышать, Уолден, — Том поднялся и тотчас же подал руку Макнейру. — И я хочу тебе доверять в ответ. Поэтому не подводи меня больше, договорились?       Обхватив протянутую широкую ладонь Макнейра, Том поднялся и рывком помог встать на ноги и ему, и сжал её сильнее.       — Да, Том! — заверил приободрённый Макнейр, пожимая руку Тома в ответ. — Я больше тебя не разочарую.       Том удовлетворенно улыбнулся, после чего заботливо поправил сползший куда-то в сторону ворот пуловера и отряхнул плечи товарища от осевшей там пыли.       — Славно. А теперь ступай, приводи себя в порядок и будь паинькой в свой выходной, — он похлопал проходящего мимо Макнейра по спине, а когда тот был уже в дверях, как бы между прочим бросил: — Ах, да, — Том не без удовольствия проследил, как массивная фигура настороженно замерла в проёме, — будь добр, отдай мне использованную тобой палочку. Мы же не хотим, чтобы её, запятнанную Непростительным, кто-то обнаружил?       Спустя пару секунд незарегистрированная, нелегально купленная палочка лежала у Тома в руке. Неплохой улов. Своеобразный трофей, напоминание о новой победе и собственном непревзойдённом уме. Всё было сделано без сучка и задоринки — и Том получил закономерную награду. Правда, впереди ожидалась ещё одна…       Том навёл в кабинете порядок и вышел оттуда немногим позже Макнейра. А потому нисколько не удивился, когда на лестничном пролёте обнаружил его тихо переговаривающимся с явно разгневанным Аспидисом. Насупленный Макнейр однако молчал, по-прежнему опасаясь дать отпор кому-нибудь, кто был выше него по силе или по статусу.       — Осёл! Я же сказал тебе дожидаться! В конце концов, ты мог подлить ей Амортенцию! — шипел он Макнейру в лицо.       Уголок губ изогнулся в усмешке. Том сделал шаг вперёд, намеренно выдав своё присутствие. Аспидис моментально устремил взгляд на самую верхнюю ступень лестницы. С чувством собственного превосходства Том беззастенчиво смотрел прямо на него сверху вниз, ничем не скрывая ни своего разочарования, ни презрения, ни насмешки. И Аспидис, в свою очередь, не утаивая бушующих в нём ярости, раздражения и несогласия, смотрел на Тома в ответ.       — Что у вас здесь происходит? — протянул Том, не прерывая зрительного контакта, и шагнул вниз. — Какие-то проблемы? Может, я смогу вам как-нибудь помочь?       — Никаких проблем нет, — процедил Аспидис, отступая от Макнейра.       Том коротко взглянул на последнего, и он, правильно расценив намёк, быстро ретировался.       — Разве? — уточнил Том скептично, продолжая размеренно шагать по лестнице. — Мне показалось, ты чем-то расстроен, Аспидис. Ты же знаешь, мы друзья, и должны доверять друг другу. Ты всегда можешь на меня положиться, помнишь?       — Обязательно положусь, Том, — отозвался Аспидис, — когда появится надобность, — нагло добавил он.       — Я на это надеюсь, — Том мрачно улыбнулся. — Иначе зачем ещё нужны друзья, если не для взаимопомощи? — он как раз спустился вниз и поравнялся с товарищем, а затем издевательски улыбнулся. — О, кстати, тебя искал Отан.       Губы Аспидиса сжались в полоску.        — Он считает, что ты ему что-то должен, но я, право, без понятия, о чём идёт речь. Не просветишь меня?       — Наверняка какой-то пустяк, — сквозь зубы цедил Аспидис. — Или какая-то ошибка.       Том закивал головой.       — Наверняка ошибка, наверняка, — понимающе изрёк он. — Но вот чья она — эта ошибка? Твоя? Или его? Как ты считаешь?       Аспидис шумно выдохнул через нос.       — Чья бы она ни была, виновный будет наказан, — твёрдо заверил Аспидис, окинув Тома тяжёлым, вязким взглядом и, развернувшись, пошёл по лестнице вниз.       Никто не мог лишить триумф его сладостного, непередаваемого вкуса. Он растекался по телу, вливал в него энергию и силу. В такие моменты Том полноправно считал себя несокрушимым и всемогущим, пускай и осознавал, что всё происходящее — пока что только разминка. Ничего не могло проходить мимо него. Не должно было существовать той мелочи, которую от него хотели бы и способны были укрыть. Никому не позволялось действовать без его ведома и его одобрения. И всем им следовало это уяснять уже сейчас.       Вот правда, не все уясняли с первого раза. А кому-то недостаточно оказывалось и двух, и трёх, и даже четырёх. Ну что ж. Омрачить свою победу Том не позволил, но и насладиться ею как следует уже не смог. Одна проблема так и осталась неразрешённой, и лишь Мерлин знал, когда пробьёт отведённый час, чтобы, наконец, с ней разобраться.