***
— Ну-у, как твой первый день в школе? Кастиэль хлюпал китайской лапшой из доставки, наматывая ее на вилку. Акане нервно пощелкал палочками, но замечание делать не стал. — Я познакомился с Тией Эйнсворт. — Прекрасно! — Кастиэль отложил приборы и упал щекой на ладонь. — И как она тебе? — Она очень… очень… — Акане все не мог подобрать слов, но все же продолжил, замерев на полминуты: — Она как сиреневый цветок с альбома «Depeche mode». Добродушно ухмыльнувшись, Кастиэль задумался. — Понимаю. — У вас было такое? Когда видишь человека — и будто слышишь песню? — Думаю, да, — закивал отец, прикрыв глаза. — Если вспомню что-нибудь такое — включу завтра утром, когда будем собираться.Часть 4
22 июля 2022 г. в 00:23
Женщина, нежно убиравшая лепестки сакуры из его волос, говорила ему: «Будь осторожен».
Мужчина за рулем винтажного «Ягуара» кивал ему: «Веселись. Лицей нужен для веселья».
Северная старшая школа Киото. Слово «гайдзин», вырезанное на парте канцелярским ножом, опрокинутая коробка с рисом, шкафчик в коридоре, из которого постоянно пропадает сменка.
Узкая парижская улочка, вывеска «Лицей Виктора Дюрюи». Какой будет его история в этом месте? Акане был готов ко всему, даже к самому худшему, — и в то же время ни к чему не готов. Весь в черном — в кожаных туфлях, брюках со стрелками, водолазке и берете — он зашел за ворота новой школы и внезапно ощутил, что находится в тысячах километрах от дома, который за семнадцать лет так его и не принял за своего.
— С сегодняшнего дня с вами в классе будет учиться студент из Японии, — объявил скрипучим голосом пожилой преподаватель. — Входи, мой мальчик.
Медленно проходя в кабинет, Акане старался держать спину прямо и не смотреть на одноклассников, чтобы не растеряться. Он даже не подумал о том, что парень с его ростом, уставившийся куда-то над головами, может показаться надменным.
— Меня зовут Хираги Акане.
Несколько секунд он молчал, мысленно пытаясь перевести на французский фразу «пожалуйста, позаботьтесь обо мне». Не справившись с этим, он решил поклониться без слов. Затем он развернулся к доске, взял мел и написал на ромадзи свою фамилию и имя, несколько раз подчеркнув букву «аш» и добавив знаки ударения, более-менее отражающие реальное произношение.
— Можешь садиться.
Акане занял парту в конце класса и принялся внимательно слушать учителя. Как бы он ни старался, его отвлекал шепот, расползшийся по комнате:
«Он не похож на азиата».
«Какой симпатичный, очень симпатичный!»
«А по-моему, он какой-то странный».
Когда прозвенел звонок, шепот перерос в настоящие голоса. Не успел он встать с места, как его обступили одноклассники — в основном девочки.
— Ты правда из Японии? Скажи что-нибудь по-японски!
— А карате знаешь?
— Ребята, мне кажется, он просто чокнутый отаку, который поменял имя в паспорте!
Акане сжал кулаки под партой, не в силах себя защитить. Ему казалось, что жизненный опыт ничему его не научил; он чувствовал себя кузнецом, заточившим катану не с той стороны.
— Отвяжитесь от него.
Девушку, которая к ним подошла, Акане видел впервые, однако он сразу принял ее за ангела — ангела-хранителя. Из-за бледной кожи лицо ее казалось нездоровым и даже печальным, но оттого еще ярче выделялись ее светло-карие, почти золотистые, глаза: она глядела на окружающих, как сонная кошка. Она стояла, скрестив руки на груди — может, небольшой для Европы, но редкой для его родной страны, и белый плиссированный шелк стекал по ней.
— Он действительно вырос в Японии. Его мама японка.
— Так ты знаешь его, Тия? — поинтересовалась у нее одна из одноклассниц. Она была единственной, кто решился с ней заговорить: с ее появлением все сразу затихли и не решались вставить и слова.
— Сын маминой подруги, — ответила та, подняв бровь. — Или сын папиного друга. Называйте, как хотите.
Акане ясно услышал шепот у себя за спиной:
«Друг Тии! Завидую».
Наконец Тия повернулась прямиком к Акане. Ей достаточно было сделать только шаг, чтобы толпа вокруг стола расступилась перед ней.
— Надеюсь, ты плотно позавтракал сегодня, потому что в обеденный перерыв я буду показывать тебе школу.
Акане не сразу ответил ей: он слушал ее медленное, глубокое дыхание.
— Спасибо, мадмуазель Эйнсворт.
— Если будешь называть всех по фамилии, — ухмыльнулась она, — Никогда не заведешь себе друзей.
— Тут класс естествознания, там — компьютерный класс…
Длинные черные волосы Тии пахли розами, медом и ладаном. Акане молча следовал за «кодой» своей новой знакомой, не задавал вопросов: дочка Эйнсвортов казалась не очень довольной его компанией. Он решился проявить инициативу, только когда девушка показала ему кабинет музыки.
— У нас есть время? Мы можем зайти?
— Конечно, — сказала она ему, пожав плечами и сцепив ладони за спиной. — Все равно тут никого нет.
Их радушно встретило аккуратное акустическое фортепиано, блестящее от лака. Акане осторожно открыл крышку и попробовал пару нот.
— Настроено, — улыбнулся он.
— Хочется поиграть? — спросила Тия, уже готовая прикрыть дверь от посторонних глаз и ушей. Акане кивнул, и девушка жестом пригласила его сесть.
— Как давно это было…
Опустив стул, он пощелкал суставами на пальцах и нащупал первый аккорд. Один удар по клавишам — и тут же кисти взлетели над вторым. Четыре такта пронеслись за пятнадцать секунд. Акане, счастливый от того, что он еще помнил, как играть, выдохнул и опустил руки на колени.
— А дальше?
Хотя взгляд Тии оставался таким же безразличным, Акане заметил, что она начала дышать чуть чаще: он мог рассмотреть из-за приоткрытого рта ее белоснежные зубы. Мальчик вновь повернулся к пюпитру с невидимыми нотами и продолжил игру, одновременно запев в полголоса:
— Настанут времена, когда мои преступления покажутся непростительными, — пел он по-английски со смешанным акцентом. — Я сдался греху, потому что ты хотела оживить эту жизнь. И когда ты решишь, что я забрал достаточно из моря твоей любви, я возьму еще одну реку и сделаю мир прекраснее, я заставлю твое сердце улыбнуться.
— Странная любовь! — приступил он к припеву. — Странные взлеты и падения. Странная любовь, это моя любовь. Странная любовь! Подаришь ли ты мне ее? Возьмешь ли себе боль?
Тут Акане полуобернулся к Тие и посмотрел ей прямо в глаза:
— Я буду дарить ее тебе снова и снова. Ответишь ли ты мне тем же?
Ее веки были широко распахнуты, несмотря на солнце, и радужки ее светились, как желтые топазы.
Акане встал, отряхнул невидимые пылинки с бедер и робко объяснился:
— Сыграл первое, что вспомнил.
— О твоих талантах должен знать студсовет, — улыбнулась она, — Чтобы взять тебя на растерзание для всяких мероприятий.
— Хорошо, — выдохнул Акане. — А ты чем-нибудь увлекаешься?
Тия обняла себя одной рукой и отвернула взгляд на доску.
— Ну… Чем занимаешься в свободное время? — не сдавался он.
— Я работаю моделью у своего отца, — ответила Тия немного погодя.
Тия вела Акане все дальше и дальше.
— За этой дверью — последняя комната, которую я тебе покажу. Комната-часовня.
— Ча… что?
Единственные слова, которые он знал на «cha», были: «песня», «спальня» и «колбаса».
— Увидишь своими глазами и все поймешь.
Они вошли в класс-амфитеатр, увенчанный куполом в красных лилиях и солнцах в затмении. В высоких окнах виднелся сад. Тия поднялась на самую верхнюю ступеньку полукруга и распахнула руки. Солнечные зайчики игрались в черно-белых складках ее одежд.
— Если вам понравилась экскурсия, оставьте свой отзыв на сайте «Париж туристический». Также вы можете прислать гиду чаевые.
— Чем платить? Можно в йенах? — засмеялся Акане. Смеялся тихо, будто пробовал это впервые. Он давно не чувствовал такого душевного подъема. Тия хитро прищурилась:
— Окажи мне услугу. Приходи на нашу небольшую вечеринку в субботу. Там буду я, моя близкая подруга и еще один парень — так, просто чтобы мальчиков и девочек было поровну.
Акане согласно кивал, когда Тия говорила ему про место и время, но мысли его были далеко. Он думал о том, что нет, Тия все-таки не похожа на ангела, и что это место, «ча-сов-ня», ей не подходит. Ему представился вдруг холодный и темный дом в готическом стиле; дождливая ночь; они стоят друг напротив друга, он вынимает розу из своей петлицы, украшает ею волосы Тии — и мгновение это освещает лиловая вспышка молнии за окном.