Счастливый брак

Нельзя сломать человека, прожженного пугающим прошлым, что до сих пор даёт о себе знать, и настоящим, где опорой является его же израненная душа. Он защищается невидимой броней, однако, вступив в брачные узы без надежд и иллюзий, щит покрылся трещинами. Это действительно страшно, ведь хуже собственного бессилия нет ничего. По крайней мере, для Тай-Лунга что снаружи выглядит бесстрашным и непоколебимым воином, а внутри, за доспехами той самой брони, находится изрезанная окровавленная плоть, что содрогается от каждого вдоха, любого дуновения времени, пересекающегося со стороной его личных границ. Кровь переполняет защиту, просачивается на поле битвы и впитывается в землю, на которой стоит Тай-Лунг. Доносившийся до мужчины звонкий голос заставил вырваться из сна, затем приоткрыть глаза, чтобы в итоге увидеть перед собой озабоченное тревогой лицо юноши. Красивое, нежное зрелище, теперь мало чем отдающее. Тай-Лунг безразлично смотрит на его трепыхания с перекисью и бинтом, потом переводит взгляд на свои серебряные часы. Половина пятого. Он не помнил, после какой бутылки удалось отключиться прямо на диване в гостиной. Наверняка, сейчас во всем помещении разит алкоголем. Однако Тай- Лунг не ощущает присутствия лаванды. Мысли настолько перемешаны, что привычная функция мозга, реагирующая на алкоголь немыслимым бредом о бывшем, исчерпала свои возможности. Сказочное удовольствие, когда от одного порога мучений тебя переносит к другому. Конечно, сравнение отношений с Мизуки и Изуми для Тай-Лунга выглядит практически жалким. Их нельзя сравнить, потому что степень отвратительности Мизуки вряд ли чем-то можно перекрыть. Попав на порез, перекись зашипела. Мужчина закинул ногу на ногу, не мешая обработке. Пятна крови впитались в белоснежную рубашку, задев темные брюки. Раздражает. Сейчас его выводит даже то, как дышит Изуми. Не говоря уже о заплаканных покрасневших глазах. Стыдно? Не стоило доходить до крайности, разменивая хорошее отношение к себе на безобразные лобызания. Выждав, пока малец закончит с перевязкой, Тай-Лунг потянулся за сигаретой, одиноко лежащей на столике с пустыми бутылками. Изуми смирно продолжал сидеть рядом, едва осмеливаясь поднять на мужчину глаза. Вздор, что он обратил в их кратковременном перемирии, обернулся бездной, в которую малец сам же и сбросился. Теперь вся надежда на мужа, ведь он не должен позволить Изуми упасть. Он рыдал без конца и края, пока ожидал альфу, и все же сквозь истерику, гонимую злостью на свой поступок, пришел к мужчине сам. Сил, чтобы здраво поговорить с ним, Изуми не смог найти, потому что ужаснулся окровавленной ладонью спящего. Это спокойствие Тай-Луга, что сейчас выдыхает очередной кубарь дыма, делалось наглядно фальшивым из-за давящего молчания вместе с дурным напряжением. Изуми открывал рот, пытаясь что-то произнести, но тут же закрывал, осуждая себя даже в этом. У него нет достойного оправдания. Да и как возможно после случившегося выйти из грязи чистым? Тай-Лунг потянулся за очередной сигаретой, до этого туша прежнюю в пепельнице. Посмотрев на затравленное лицо, помимо раздражения, где-то на подкорках мозга он ощутил что-то странное, больше схожее с чувством собственной вины. Недолюбил, недоласкал, недо.... Мужчина поморщился, размяв шею. Он знает, что правило: «от хороших мужей не уходят» – это полная хуета. Мизуки тому пример. Сколько бы Тай-Лунг его не прощал, закономерность измен оставалась прежней. Плевать ему было на прежние признания в любви, как и на их общего ребенка. Мужчина затушил и эту сигарету. Осталась последняя. — Столько курить вредно. — тихо произнес Изуми и сразу же опустил голову, поймав темный озлобленный взгляд. — Гнилым быть вредно. А я просто курю. — выпалил мужчина в ответ. Юноша сжал в здоровой руке край майки и как можно громче сказал: — Прости меня. Я был не прав. Тай-Лунг выдал сиплый смешок. Забавно. Хорошо, хотя бы на извинения мозгов хватило. Он не Бог, чтобы не прощать такого, как Изуми, но и не всепрощающий благородный ангел. Сато не мог назвать себя хорошим человеком хотя бы потому, что до сих пор хотел проломить голову Асахи и отца. Он бы и Изуми согнул в два узла, если бы не обещание в самом начале брачной жизни. Порой копящееся раздражение настолько переполняет его, что внутри просыпается та самая испепеляющая ненависть, та грань, которую Тай-Лунг мог повстречать лишь на лице Даянэ. — Я скажу тебе все, что ты хочешь услышать. Могу сказать, что прощаю тебя. Сделать это проще всего. — мужчина прихватил его за воротник майки, жестким рывком приблизив к себе. — Перестань блять уже вести себя как безмозглая безвольная омежка. Очнись наконец. — сквозь зубы прорычал он, отпихнув всхлипнувшего юнца. — Я пытаюсь подходить тебе и делаю все что могу! Мне правда сложно с тобой. — дрожащим голосом говорил Изуми. — Если бы ты знал, как мне стыдно за то, что ты увидел...Но я не нахожу опору в жизни. — он искренне желал быть услышанным. — -Никак не могу найти. Что мне делать? — Искать. — Если не получается?! — Искать. Это дешевая отговорка. — без замедления отсек Тай-Лунг. — Не получается быть сильным – дешевая отговорка. Это унизительная жалость к себе. Унизительная и разрушающая. — гневно произнес мужчина, смотря прямо в лицо юноши. — Ты не на моем месте! Как справиться с мыслями, что постоянно вертятся у меня в голове?! Ты даже не знаешь, что чувствует человек, которому страшно! Колеблющийся градус гнева накрыл Сато с бешеной силой. После чего пронзительный взгляд голубых глаз с сжигающей яростью встретил заплаканного омегу. — Считаешь, я в этой жизни мало дерьма наглотался, а, малыш Изуми?! Если бы ты хоть раз разул свои глаза, то наверное бы смог увидеть, на кого можно положиться. Наш бедный маленький Изуми, который блять только и умеет быть истеричкой. Который ничем не нагружен и просиживает сука каждый день в доме. Не может открыть свой блядский рот и сказать мужу о том, чего хочет, словно больной паралитик. — прорычал мужчина, видя, как тот начал реветь. — Это все из-за тебя! — слова альфы больно кольнули. — Когда я вышел, ты был ужасно зол на меня! — Последние мозги растерял? Тогда я напомню! Ты должен был предупредить меня лично, заранее. — грубо погладив его за щеку, Тай-Лунг продолжил. — Ни через Мари, ни через телефон, потому что я, как ты знаешь, имею свойство работать. А почему? Да потому, что ты муж следующего главы семьи Сато. В каждом кусте сидит журналист, есть те, кому захочется задеть меня, воспользовавшись тобой, а это в первую очередь опасно. — разъярённо говорил Тай-Лунг. — Или ты хочешь, чтобы я приставил к тебе охрану? Которая будет ждать тебя у кабины туалета, пока ты срешь, да? Хочешь узнать, каково жить без личного, блять, пространства? — Прекрати изводить меня! — крикнул Изуми, вытирая слезы. — А ты думал, я тебя по головке поглажу? — Научись ко мне нормально относиться, а не выходи из себя каждый раз. — шикнул юнец, встав с дивана. — Поверь, — смешок — я достаточно терпеливо к тебе относился, и даже сейчас продолжаю это делать. Поэтому живо сядь на место, мы еще не закончили. — строго произнес мужчина. — Хочешь, чтобы я был послушным и закрывал глаза на твои... — Изуми с обидой посмотрел на него. — На твои собственные проебы?! Тай-Лунг противоречиво выгнул бровь. Оказывается, этого нытика можно вывести на что- то стоящее, хоть на какую-то искру гнева, пускай лишь подобным путем. — Не матерись. Тебе не к лицу. — холодно улыбнулся мужчина, по-прежнему ожидая, пока мальчишка сядет. Изуми какое-то время немигающим взглядом смотрел на мужчину, затем, выдохнув, поправил тёмные пряди, проведя по ним против шерсти. Медленно подойдя, он пригнулся к сидящему и положил ладонь ему на плечо. Мужчина с ноткой раздражения посмотрел на юнца исподлобья, немного нахмурившись. Его плечо снова огладила теплая рука. Катастрофа, не иначе. Сейчас Тай-Лунга не могут тронуть подобные движения. Особенно в разгаре нужного для них разговора. — Я сказал, сядь на место. Изуми осторожно садится на его бедра, держа в себе странную настойчивость. Прижимается щекой к тому же плечу. Чего он хочет этим добиться? Мужчина не настроен его жалеть. Совсем нет. Тем более, как таковой жалости Тай-Лунг не испытывает и близко. — Оглох? Слезь с меня. Тай-Лунг едва не скинул его сам, но в последний момент смягчился. Подобрал юнца и перенес на место, о котором говорил, будто бы это могло помочь ему избавиться от ненужной и слишком внезапной ласки. — Разве не этого ты хочешь? — почти прохныкал Изуми. — Тебя вечно что-то не устраивает. — Потому что соображать надо. — мрачно усмехнулся мужчина. — Когда это уместно, а когда нет. Изуми поджал губы, прижавшись к нему с еще большим усердием. — Ты вообще слышишь, что я тебе говорю? Вопрос в пустоту. Определенно, в голове мальчишки что-то сдвинулось по фазе. Даже интонация Тай-Лунга на него не подействовала. Возможно, он и сам видит какую-то долю своей вины в поведении Изуми. Однако мужчина не хочет в это верить. Он сбросил с себя чужую руку, когда юноша потянулся к нему за поцелуем. Как мило...и вместе с тем до жути раздражающе. — Изуми, лучше прекрати это немедленно. — прорычал альфа, отстраняясь. Сначала показалось, что его услышали. Но как бы не так. Юнец подлез к Тай-Лунгу быстро прижавшись губами к шее. Провел языком по скуле, поцеловав туда же. В нем виднелась надежда на взаимность. Мужчина схватил его за плечо, встряхнув несколько раз. Тай-Лунг вскипел окончательно. — Ведешь себя как шлюха. — яростно прошипел Сато, сжимая чужие плечи до боли. Изуми испуганно дернулся, выдав такое выражение лица, словно это его предали. Тай- Лунг знал, как больно могут ранить эти жестокие и вовсе не подходящие парню слова. Однако стоило обратить внимание не на кратковременные изменения под воздействием момента, а на изменение его настроения. Как ни крути, Изуми движило отчаяние, ведь его не хотят слышать и понимать. Он слез с мужчины, судорожно отвернулся, словно собирался уйти, а потом все же передумал. Молчаливая агрессия показалась на юном лице, указывая на враждебность к обидному высказыванию. Весь страх сошел на нет, потому что Изуми ощущал, как остатки его рвения с легкостью выкинули. Эта обжигающая жестокость была хуже страха. Тай-Лунг подмял, подстроив последние старания омеги под себя. Малец теперь понял: как ни гнись, ни угождай, все равно в конечном итоге его обзовут никчемным, найдя минусы даже там, где их нет. Изуми хотел, чтобы его за душу любили без заблуждений и сомнений. Одной борьбы за благополучие брака ведь недостаточно. Если бы Тай-Лунг с самого начала был заботлив, не строя из себя ужасного человека, все могло бы быть по-другому. Видимо, такой, как он, не способен на любовь, потому что никогда не пытался сделать для парня большего. По крайне мере, Изуми этого не видел. Эгоистичное желание любви давно начало прорастать в нем, крепчая с каждым днем, что в один момент стало не важно, кто будет рядом – Тай- Лунг или же Асахи. Несмотря на свою беспринципность, эта мысль доводила своей несбыточностью. Разве Изуми не достоин любви? Простого понимания, легкости, без трудностей и особых усилий. Почему нельзя просто начать все сначала? Но нет же. Перед ним человек, который не позволит себе и доли из перечисленного. Слишком горд и холоден, настолько зациклен на ненужных принципах, что не позволит войти даже в кабинет собственному мужу. Изуми до бесконечности стал противен самому себе. Точнее, его заставили в это поверить. — Как же ты достал меня! — громко крикнув, он сел на диван. — Я не могу быть сильным, и что с того? И не хочу больше пытаться понять тебя, мне все равно на твое прошлое, на то что любовь всей твоей жизни давно сдохла, мне плевать, понимаешь? — полукриком говорил Изуми. — Потому что как бы я не старался, мне не стать для тебя особенным! — Угомонись, ради бога. — потерев переносицу, ответил Тай-Лунг. — Не затыкай мне рот. — навострился юноша. — Лучше я буду последней истеричкой, чем покладистой омежкой. Тебе ведь без разницы на что злиться. — безнадежно улыбнулся он. — Поражаюсь твоему умению доводить меня до белого каления. — оскалился мужчина. Тай-Лунг не мог оценить весь масштаб переживаний Изуми. Кажется, после выпивки он чувствовал себя не лучшее, чем после драки с отцом. Чего-то не хватало. Гребанная эмпатия. Тяжело понять смысл всей истерии Изуми, когда строишь в голове лишь веретено логических цепочек. Тай-Лунг пытался быть лучше, но на него наговаривают, пытаясь оправдаться. Мальчишка сам провинился. Определенно. Значит, нет ничего плохого в том, что муж пытается добавить ему извилин. В этом есть хоть какой-то смысл. Не говоря уже о том, что кроме себя и плена жалости Изуми не видит ничего. Он абсолютно слеп. Тай-Лунга разрывает от противоречивых эмоций, поскольку нормальные были оставлены им за бортом много лет назад. Ему почти дико от того, что приходится сравнивать в голове различные варианты развития событий, которые будут принятыми им окончательно. Обычные люди ведь редко терзают себя подобным, особенно когда они на взводе, просто говорят все, что чувствуют. Тем временем Тай-Лунгу приходится создавать образ того, как бы повел себя на его месте человек, который мог бы понять желания несносного юнца, дать поблажку, успокоив из той же жалости. Когда твою душу однажды оклеветала, завербовала сметающая все на своем пути беспросветная ненависть, ты остаешься одинок, и понять тебя может только человек, переживший то же самое. Это другой вид одиночества. И все, что тебе остается – встречаться с подобными истериками. Несмотря на то, что Тай-Лунг переступал через себя, ему вновь приходится натыкаться на то, что изменить нельзя. Нытик будто старается перетянуть одеяло на себя, чтобы сказать: «Мне намного труднее!». Смехотворный бред. — Если бы Мизуки был жив, ты бы ни за что не выбрал меня. — всхлипнул Изуми. — Даже будь он жив, мы бы не были вместе. — проскрипел мужчина зубами. — По крайней мере, я осознаю, что ты единственный, кого я могу трахать. А мог бы изменять тебе хоть каждый день. Например, со своим же секретарем, что бегает за мной три года подряд. И все же, в отличие от тебя, я ни одного постороннего не впустил в дом. Ни к кому помимо тебя я ни разу не прикоснулся за весь период нашего гребанного брака. — Теперь всю жизнь будешь упрекать меня в этом?! — поджав к себе ноги, Изуми с той же обидой посмотрел на него. — Нет. С меня хватит, я займусь твоим образованием, чтобы ты не засорял голову всякой хуйней. — Тай-Лунг закурил последнюю сигарету и, до боли вцепившись в чужую лодыжку, наклонился, выдохнул горький дым в лицо мальца. — Факультет выберешь сам. — Что? — Либо делай, что я тебе говорю, либо вали обратно в свою долбанную Великобританию, ясно? — Но, отец... — парень смиренно отстранился, когда Даянэ вывернулся от нежеланной помощи. Ребро еще ныло, да и боль отзывалась в подорванном плече. Однако терпеть стены палаты Сато уже не находил возможным. Все чаще прогуливался по территории больницы. А сегодня его навещает сын, правда, не тот, которого хотел бы видеть Даянэ. Буря за окнами, наконец, успокоилась, поэтому приятный холодок сбавлял зной жары. Утром его идиллию завтрака прервал звонок от Асахи. Мало того, что тот не смог удержать свой член в штанах, так еще и с Тай-Лунгом подрался. Даянэ не думал, что его слова о риске воспримут настолько буквально. Будь Асахи умнее, действовал бы как можно незаметнее, тогда бы все пошло как по маслу. Но нет же, этим тупым малолеткам нужно все объяснять, потому что кроме бушующих гормонов они не видят ничего. С Тай-Лунгом подобных проблем не было, если не брать во внимание гнев. Мужчина сел на лавку, наблюдая за неподалёку стоящим фонтаном, в котором плескались мелкие птицы. Их щебет напоминал те самые деревянные полы прежнего дома. — Чего встал? Катись уже, и пока все не разузнаешь, можешь не возвращаться. — рявкнул он Шимуре, переступающему с одной ноги на другую. — Ладно, до свидания, отец. — поклонился омега, прежде чем уйти. Оставшись в одиночестве, мужчина достал из кармана маленькое керамическое зеркальце. Посмотрев в отражение, он скривился. У виска появилась пара седых прядей. Под черными, глубоко посаженными глазами были темные синеватые круги. Это не старило Даянэ. Для сорока девяти лет он был вполне хорош собой, так же крепок, ухожен, обаятелен в какой- то мере. Медсестры часто делали ему комплименты, оказывали знаки внимания. Его резкие темные брови, небольшой лоб, красивая форма губ и ровный нос на лице, что с возрастом стало только мужественнее, оставшись без юношеской мягкости, привлекало многих. Даянэ хохотнул. Многих, но только не Шанга. И встал я на песке морском, и увидел выходящего из океана зверя... С первых дней совместного проживания Цин впитывал в себя каждое недовольство, чтобы потом выместить его на Сато. Не проходило ни дня, чтобы омега был хотя бы в нормальном настроении. Впрочем, любое помутнение в режущем взгляде касалось только Даянэ. Двуличное лицемерие порой заходило настолько далеко, что при Танширо он мог ласково улыбаться, хваля мужа. Но как только Шанг захлопывал старинные дверцы покоев, начинал изводить Даянэ. А ребенок Когэна только усугублял ситуацию. Несмотря на то, что дед спокойно отнесся к новому жильцу, Шанг воспринимать нормально ребенка не планировал. Как-то раз Минато наступил на его новое шелковое кимоно, вовсе не понимая своей ошибки. Да и как мог оценивать свой поступок четырёхлетний ребенок? Сверкающее от белизны лицо Шанга исказилось в отвращении, и, выдернув подол ткани из-под ноги Минато, он с грохотом разбил фарфоровую вазу, не переставая орать что-то на родном языке. Вернувшись из университета, Даянэ нашел ребенка в окружении слуг, плачущего на татами. Он пытался успокоить Минато как умел, однако ребенок по-прежнему боялся его темного строгого взгляда. Танширо, конечно же, об этом не узнал, как и обо всем другом. Шанг велел слугам молчать, припугнув тем, что разобьет уже не вазу, а их головы. И все молчали, словно мелкие рыбешки, окружённые безжалостной касаткой. Даянэ и сам старался не подпускать к Танширо истерик мужа. Его бы лишь упрекнули в том, что он не может справиться омегой. — Не ходи к ребёнку, сколько раз тебе повторять? — прорычал Сато, прикрыв за собой двери. — Муж мой, ты должен меня защищать, а не чужого ребенка. Он наступил на мое кимоно. — загадочно вертя в руке металлические ножницы, произнес Шанг. Матерясь себе под нос, Даянэ присел на колени рядом с ним. Ароматный чай с полезными травами, что стоял возле них на низком столике, оставался нетронутым. Альфа прикоснулся к чашечке. Уже холодный. — Почему чай не пьешь? — Как ты можешь называть эту дрянь чаем? — наконец оторвался от своего занятия Шанг. — Ты и не ешь ничего. — пряди смолистых жестких волос неравномерно упали на лоб, едва Даянэ наклонил голову набок. — Если так не нравится, говори, чтоб готовили китайскую кухню. — едва он прикоснулся к чайному кувшину, ладонь с бархатистой кожей остановила его. — Сам знаю. Пойдем. — встав с места, Шанг потащил его за собой. Через несколько комнат они оказались в ванной. Даянэ подвели к зеркалу, висевшему над раковиной. Оставаясь за его плечом, омега лукаво улыбнулся, переводя ледяной взгляд на шею. Послышался режущий звук, и Даянэ почувствовал что-то холодное на своей шее. Его глаза расширились, когда он увидел, что Шанг состригает ему волосы. Темные пряди одна за другой нещадно летели на пол. Омега наигранно вздохнул в молчаливом ожидании. Стиснув зубы, Сато кинул на того уничтожающий взгляд. Хотел было повернуться, забрать чертовы ножницы, но лезвие в ту же секунду оказалось перед его лицом. Сжав пару раз металлические колечки, Шанг приблизился и произнес на ухо: — Не дергайся, Даянэ. Меня не устраивают твои волосы. — Убери сейчас же. — тихо прорычал мужчина, смотря на него через отражение. Шанг не послушал. Он стал не просто стричь чужие волосы. Это выглядело так, словно ему хочется вырвать пряди с корнем. Даянэ изо всех сил вцепился в бортик раковины, до этого вновь попытавшись отобрать его орудие. Несомненно, он легко мог сделать это, но тогда пришлось бы как минимум грубо пихнуть Шанга. А портить к себе отношение еще больше Даянэ не хотел. Ладно. Это всего лишь волосы, не зубы, так что отрастут. Это можно вытерпеть. Зрелище, однако, было не из самых приятных. Раздраженно проведя рукой по очень коротким волосам, на шее что-то защипало. Даянэ гневно обернулся на Шанга, показывая, что на ладони осталась кровь. Эта тварь порезала его. Специально. — Ты дергался, сам виноват. — подобрав кимоно, омега остановился в дверном проеме. — Смой кровь и приходи, я буду ждать тебя в спальне. Как только Шанг вышел, Даянэ укусил себя за руку, дабы не было слышно, как он орет. Откуда такое отношение. Из-за чего оно появилось? Он плохо понимал. Пускай в день свадьбы Шанг и увидел его с Когэном, закатив истерику, зато это спасло Даянэ от первой брачной ночи. Секса с мужем альфа избегал как огня, потому что не был уверен, что сможет хотя бы начать. Он постоянно скучал по Когэну, и его звонков совсем не хватало, хотя бы для того, чтобы попытаться уйти от реальности. Иногда казалось, что бывший скинул на него ребенка, а про больного мужа соврал, дабы без груза уйти от Даянэ. Эти мысли были абсурдными, однако они хлестко били Сато, разламывая внутренний стержень. — Шанг, прекращай уже. — пройдя в спальню, сказал альфа. — Нет. — отстраненно и холодно. — Почему, нравится устраивать истерики на пустом месте? — А на пустом ли? — прошипев, он быстро подошел к Даянэ и ткнул пальцем ему в висок. — Ты заслуживаешь только подобного. Сато нахмурился. Его терпение явно не в лучшем положении. Омегу выдали в нежеланный для того брак, но и Даянэ этого не хотел. Ради гребанного брака ему пришлось оставить Когэна. Быть покладистым и сильным одновременно, прогибаться, терпя чужие закидоны. — И почему же я тебе так не нравлюсь? — он убрал от себя руку Шанга. — Потому что ты, Даянэ Сато, псих. — заметив на себе вопросительный взгляд, Цин нетерпеливо добавил. — Вон туда посмотри. Даянэ обернулся, наткнувшись на мусорную урну, стоявшую сбоку от шкафа. Пожалуйста. Пусть это будет чем угодно, только не тем.... Сглотнув, он подошел ближе, сразу же заглядывая в предмет. Все было порвано в клочья. Единственное, что осталось Даянэ после расставания с Когэном. Снимок, разорванный настолько мелко, что склеить его было уже невозможно. Выражение лица альфы было лишь дурацкой попыткой прикрыть очевидное, сродни прикрытию дыры в стене картиной. Однако даже этого хватило Шангу, чтобы насладиться своей проделкой. — Я все знаю. — произнес омега, хлопнув его по спине. Нет. Нет. Нет. — Это в прошлом. — голос Даянэ дрогнул. — Ты ненормальный, ты опасен для общества. — шептал самой мерзкой интонацией. — Психопат, лишь жалкое подобие альфы. Я нормальный. Я не псих. Я не... — Закрой рот! — заорал Даянэ. — Просто убожество. — Шанг вцепился в его рубашку, заодно дав отрезвительную пощёчину. — Но я заставлю тебя сделать мне ребенка. И пускай он будет таким же, как и ты, я выполню свой долг. Потому что я здесь только для этого! 我会告诉你地狱 — он впился короткими ногтями в шею Сато настолько сильно, что тот почувствовал, как содралась кожа. — Ничтожество, я сделаю все, чтобы ты проживал каждый день в ужасе. Чтобы захлебывался в боли. Тебя никто не примет и не поймет! Никогда! Больной на всю голову псих.... — И с ним я тебе тоже не позволю быть, Даянэ! У тебя не останется ничего и никого! Только гребанный ребенок... Его можешь хоть до небес возносить, но он все равно будет таким же никому не нужным, как и ты! Чем сильнее бьешь человека, тем больше он ожесточается. Чтобы сломать его волю, сломать дух, нужно сломать его разум. Люди считают, что можно сражаться с честью. Даянэ тоже так думал. Что есть какой-то правильный способ для того, чтобы защититься. Но ад настиг его еще при жизни. Полная чушь, когда говорят, что можно всегда быть человечным. Наркоз для совести. Нужно пережить настоящий ужас, разрушить эту иллюзию, показать им, как страшно остаться наедине с воплощением боли. А потом показать, что тебя не сломать. Разрушить привычное понимание о человечности. Лишиться части себя, погрязнуть в этом, фатально. Чтобы потом никто не увидел, насколько тяжело достаётся смысл потерянной жизни. — Я хотел по-хорошему... Смотря на тебя, я понимаю — лишь ты...