Счастливый брак

Воин не говорит о своей доблести. Праведник о своей чистоте. А мудрец о своей мудрости. Главным критерием качества человека являются поступки как образ жизни. И совершая нечто выдающееся, благое и достойное, он никогда не позволит себе говорить об этом как о факте, подтверждающем его «особенность». Так следует быть исправным, а не исправляемым. Быть, а не казаться. Если ты становился членом семьи Сато, должен был в первую очередь подходить по статусу. В главной ветви семьи каждый имел подобающее образование. Необходимые манеры поведения, присущие высшему обществу. А так же соответствующие увлечения. И хотя время унесло многие предрассудки, это не освобождало человека от ответственности за ношение данной фамилии. Япония – страна, в которой практически каждая профессия передается по наследству. А в древнейшем городе, бывшей столице, прекрасном и великом Киото, что до сих пор был усыпан дворцами, где каждая улица напоминала о прошедшем укладе жизненного строя, эта традиция оставалась неизменной. Многие воспринимают это как должное, не зацикливаясь в раздумьях на счет выбора профессии. Однако для Изуми, которого поставили перед фактом, это оказалось затруднительным. Нет. Естественно, юноша задумывался о подобном, учась еще в школе, но тогда выбор был посредственен и невелик. А сейчас, когда перед ним открыты все двери высших учебных заведений Киото, глаза разбегались, не останавливаясь на чем-то одном. По указу Тай-Лунга в выборе университета Изуми помогал лично его секретарь. Предоставлял всю характеристику, нужные для поступления экзамены. И тогда парню становилось плохо от увиденного перечня. Для человека, что благодаря связям мужа смог преждевременно выпуститься из школы, предстоящие экзамены казались чем-то сверхсложным и непосильным. В отборе университета Тай-Лунг лично не участвовал. Он выбрал самый понятный для себя принцип, чтобы пережить этот изрядно вымотавший их обоих промежуток времени. Уединение и полное погружение в работу - главные путеводители его контроля. Тривиальный исход. Изуми намеренно старался не замечать знакомого игнорирования, потому что понятия не имел, куда двигаться в этих безмерных дебрях брака. Он был благодарен Тай-Лунгу за предоставленную возможность учиться в столь элитных учреждениях, тем более ему позволили выбрать то, что будет по душе. Однако вместе с этой благодарностью рука об руку шла гордость. Она выросла буквально за один разговор с мужчиной. Сегментарно включая в себя обиду, боль и страх, что хоть и померкли перед возрождением чувства собственного достоинства, имели место в сознании Изуми. Тай-Лунг изо дня в день, помимо работы, занимался допросом секретаря, дабы узнать, как подошел муж к предоставленному выбору. Что ему понравилось, от чего он сразу же отказался. Секретарь пытался намекать на свою неприязнь к этой работе, но открыто говорить об этом не смел. Возможно, именно поэтому Сато не уволил его, несмотря на долголетнюю симпатию со стороны Кохару. Тай-Лунг видел в каждом втором омеге, работающем в его фирме, непозволительные желания. Первым из которых было хоть раз появиться в постели мужчины. Так что же теперь, всех омег поувольнять? С отсутствием Даянэ на Тай-Лунга взвалилась вся работа главной компании Сато. Не то чтобы он ожидал меньшей нагрузки, но все же объём работы, проделываемый отцом, казалось, застал его врасплох. Документация, соглашения с экспортом в Европу, учётное ведение годового графика и все внутренние дела производства стабильно и со строгостью соблюдаются, даже когда председатель находится в больнице. Тай-Лунг был поражен, ведь ему казалось, что отец давно все пустил на самотек. Даже те самые его договора, что разрывал Даянэ, были откорректированы и хранились в отдельных папках. Вся конкурентная враждебность с ним выглядела несовместимой с тем, что в официальных документах сам Даянэ черным по белому прописал, что компания в случае его отсутствия переходит к сыну. Весь образ соперника рассыпался, ибо то, как прежде видел Тай-Лунг отношение отца к своим заслугам не сочеталось с тем, что он лицезрел на отведенной полке шкафа в чужом кабинете бережно сложенные копии успешных контрактов, грамоты за спортивные и учебные заслуги. Словно Даянэ, как нормальный родитель, мог ценить подобное. Там же были и подарки в виде ключей от Rolls-Roycе Boat Tail или часов Rolеx Paul, что не принял Тай-Лунг, еще будучи не в состоянии заработать на это сам. Он ненавидел сам факт того, что финансово приходилось зависеть от отца, а принимать от него безделушки - то же самое, что и опускать себя в грязь. — Этот подонок... — подойдя к огромному рабочему столу, Сато сразу же бросились в глаза фотографии в рамках. На одной из них Даянэ, светясь от счастья, держит на руках еще годовалого сына. На другой – Тай-Лунгу уже лет пять, но он снова сидит на руках отца. Далее выпускное фото из школы, затем из университета. Он так и не навестил Даянэ. Принял решение согласиться на уговор и все же медлил, пока занимался работой и поступлением Изуми. Отвратительная липкость настигла мужчину, смотрящего на эти снимки. Если бы этот ребенок знал, в чьих руках находится, никогда бы не искал в них любви и тепла. Это режет не хуже ненормальной одержимости подонка. Ведь в далеком детстве Тай-Лунг действительно любил его. Ждал с работы, сидя около входной двери дома, пока другой отец запирался в своей спальне. Плакал и просил не оставлять его, едва успевал догнать Даянэ перед началом рабочего дня. И тогда отец не уходил, пока он не успокаивался. — Ты не имеешь права делать из меня неблагодарного ребенка. — произнес Тай-Лунг, со злостью скинув все рамки на пол. Одна фамилия и одна кровь. Но прежде чем попасть на вершину, ты в первую очередь должен прекратить себя любить. Сколько бы Тай-Лунг не пытался избавиться от главенства Даянэ, все упиралось в болезненное прошлое, борьбу за жизнь в замкнутом круге, невозможность дать себе слабину даже с Изуми. Пусть сейчас они и отдалились, были и ошибки, однако они по-прежнему женаты. Именно поэтому сквозь все препятствия, хоть и в одиночку, но Тай-Лунг будет бороться за этот брак. Пока есть силы, он будет пытаться найти тот самый правильный путь. А если бы Тай-Лунг хоть немного дорожил и собой, давно бы избавился и от Даянэ, и от прошлого, за которое его всю жизнь держат на привязи. Чересчур сложно открыться, а показать ничтожным перед Изуми подобно смерти. Когда ты даже соображаешь плохо в примитивных жалобах партнера, когда не можешь, как обычный человек, поделиться тем, что болит, а от тебя требуют эмоциональной отдачи, а ты, в свою очередь, хоть как-то пытаешься спастись от падения. Тай-Лунг не может поверить в то, что мальчишка сможет очистить хоть каплю из океана крови, где тринадцатилетний мальчик видел, как душат его отца. Какую одуряющую боль он испытывал, не раз преданный истинным. Насколько жалок и беззащитен он был перед Даянэ, будучи на волоске от растления. В этом невозможно признаться, остается лишь нести этот груз, защищаться любыми способами, учась с этим жить. Порождая за собой нескрываемые последствия. Люди часто обвиняют жертв изнасилования в молчании. Но им никогда не понять, каково крутиться в беспрерывном потоке боли и ненависти, когда у тебя нет возможности поделиться этим даже с родителем, потому что именно он сделал тебя таким. Изуми напрягал стоящий над ним секретарь. Пора бы уже привыкнуть. Но что-то в этом Кохар было не так. Когда парень начинал задавать вопросы, тот фыркал, словно его присутствие – это лишь одолжение. И ведь не боится, что на него могут пожаловаться мужу. Все-таки Изуми не какая-то мелкая сошка. — Присядьте, зачем же стоять постоянно. — предложил он, просматривая лист с одним из понравившихся вариантов. — Обойдусь, спасибо. — надменно улыбнулся секретарь. Изуми отложил лист, глянув на него. Стандартный омега. Небольшой рост, стройный, со слегка круглым лицом. Губки подколоты, но это не портило молодого секретаря. Похоже, Тай-Лунг до сих пор нравится ему, вот и выпрыгивает из штанов. Может, они и спали когда-то вместе, тем не менее, теперь это неважно. На очередной раздражительный вздох Изуми смял лист. — Еще немного, и я закончу с выбором, так что хватит вздыхать. — шикнул Сато, заставив Кохар съёжиться. Больше всего зацепил старинный университет искусств. Смотря на разнообразные снимки творческих работ выпускников этого заведения, появлялось какое-то воодушевление. Изуми нравилось рисовать, и он подумал, что неплохо было бы развить себя в подобной стези. Вообще он всегда считал себя гуманитарием. Цифры мало привлекали его. Бывало, что мысли стремились к балету, но потом становилось ясно, что возвращаться туда без особых целей не следует. Когда перед тобой открыто столько возможностей, намного разумнее сделать свою жизнь комфортнее. Заботиться о себе в первую очередь, меньше обращая внимание на выпады альфы. — Вот этот . — Изуми растворился в улыбке и передал лист секретарю. Запах пережаренного кофе шлейфом тянулся за медсестрой. Она не приняла во внимание слова пациента, и, видимо, Асахи тоже забыл о своем задании подарить сестре более адекватный парфюм. Даянэ после ее ухода сразу же распахнул окно в палате и облокотился на подоконник. Бледную кожу мужчины опалили солнечные лучи. Сощурившись он набрал в легкие как можно больше свежего воздуха. Сын по-настоящему испытывал его терпение. Упрямец. Все ждет, пока его окончательно разломают. Когда даже истинность не может служить надежной страховкой для счастья, брак по расчёту – крах, и куда более ужасающий. Ладно. Все равно до победного дня осталось немного. Если вы идете сквозь ад – идите, не останавливаясь. Когэн вернулся в январе 1995. Измотанный и какой-то погасший. Все, чего он желал, это найти успокоения в бездонных черных глазах. Муж его страдал достаточно, поэтому поддержать его в последний год жизни было сравнимо с долгом перед сыном. Редкие хлопья снега падали на знакомый район, где Даянэ прожил в родном доме с Шангом практически год. Сердце было не на месте, однако в нем жила надежда на то, что любимый остался прежним. Пруд во дворе усадьбы Сато покрылся ледяной коркой. Ветер нагонял небывалую пургу, и сквозь деревянные в ставни слышался хриплый кашель. Танширо серьезно болел. Туберкулёз заставлял видеть Даянэ, как дед откашливался кровью. Он чувствовал себя потерянным, потому что человек, заменивший ему родителей, совсем не вовремя решил оставить его наедине с Шангом, что вытащил из него последние зачатки терпения. Легче было бы взять катану и отправиться на войну с Северной Кореей, чем просыпаться от крика посреди ночи и идти отдирать поехавшую тварь от Минато. Даянэ уже перестал ждать Когэна. Он не звонил и даже весточки не послал за полгода. Испарился, будто ему все равно. Казалось, его не волновал даже оставленный ребенок, из- за которого Сато приходилось терпеть шептания посторонних, грязные слухи и вечные скандалы с мужем. — Присядь-ка. — хрипло проговорил Танширо, похлопав по татами перед собой. — Я хотел поговорить с тобой, Даянэ. Альфа зажег новую свечу, отдающую ароматом сакуры. Он боялся этого разговора. Наверное потому, что он станет последним. Эпоха уйдёт вместе с его дедом, оставляя за собой вековечность ответственности, данную Даянэ. — Да, господин. — Твои глаза выдают тебя. Они говорят, ты выбрал непосильную ношу. — измученно посмотрел на внука альфа, он потянулся и крепко взял его за ладонь. — Кто-то должен ее нести. — хмыкнул Даянэ, накрыв его ладонь своей. — Да и разве я выбирал? — Прости меня. — Прекрати. Мне просто не повезло. Я ведь правильно понял, о чем идет речь? — Да. В молодости многие совершают ошибки. Но я рад, что ты выбрал семью. Запомни, только дураки считают, что счастье достается легко. — Так что же, не считаешь меня психом, как Шанг? — строго смотря на кривящегося от боли Танширо, произнес он. — Ты, в конечном итоге, выбрал семью. Поэтому я, хотя бы перед смертью, не хочу ругать тебя. Тем более, я виноват перед тобой. — он сильнее сжал руку Даянэ. — О чем ты? — Ты ведь знаешь, что я и твой прадед давно отошли от дел. Думали, что предки оставили нам достаточно, но мы ошибались. Наш род разорен, Даянэ. Переворот повысил налоги, и как прежде нам не будут платить. Все поменялось, и мне пришлось сделать это. — привстав, он дрожащей рукой схватил внука за плечо. — Цин оплатили наши долги, поэтому тебе придется всю жизнь работать на них. Потом и кровью, Даянэ. Но ты обязан сделать все, чтобы поднять фамилию Сато и уйти от их надзирательства. Ты и твои дети должны быть свободными, иначе это ляжет на них. В противном случае Цин отберут наш дом, нашу фамилию, и... Они не пощадят никого. Даянэ неверующим взглядом смотрел на Танширу, что начал захлебываться в крови. Это жалкое признание не делало его положение легче. Боже. Сколько лет потребуется на то, чтобы расплатиться? Десять, двадцать? А может, пока он сам не сдохнет? Пальца о палец не ударивший дед, а до этого и его прадед, могут спокойно уйти на тот свет, тогда как двадцатидвухлетнему Даянэ придется рвать спину на гребанную компанию, что вряд ли назовется его фамилией. — Я еще даже учиться не закончил... — тихо, словно в пустоту, произнес Даянэ, когда капли слюны и крови затекли на татами, где лежал Танширо. — Они дают тебе время. Пока ты не отучишься.. — и снова приступ оглушительного кашля. — ..не будут тебя трогать. — Ненавижу... — Знаю, прости... — он улыбнулся, выражая признание. — Станешь отцом, будет ради кого жить... Я тебе обещаю.... Такие же черные глаза в последний раз сверкнули, посмотрев на Даянэ. Ладонь разжалась, и стало настолько тихо, что он перестал слышать чужое дыхание. Даянэ в тот момент не почувствовал буквально ничего. Словно Танширо уснул. Он ощущал сдавленную злость, вот и все. Прикрыл его веки и, не оглядываясь, ушёл прочь, взяв с собой свечку. Шанг. Злостная сука. Он все знал с самого начала, поэтому всегда был уверен в том, что он на вершине. Не считал нужным проявлять хоть какое-то уважение к Даянэ, пил кровь и тащил его на дно. Когэн постучал несколько раз, и спустя полчаса перед ним в распахнутом кимоно, оголяющим бледную грудь, появился Шанг Сато. Альфа поклонился, стараясь избежать столкновения с острым, как лезвие, взглядом. На порог дома его не пустили. И хотя омега не пах альфой, непозволительный вид настораживал. — Могу я увидеть Даянэ? — произнес Когэн, спрятав руки в карманы пальто. — Он не ждет тебя. — прошипел Шанг, подходя ближе. Голые ступни оказались в заснеженном пороге, но на его лице не дрогнул ни один мускул. — Это важно. Мой сын, Минато, я должен... — Слушай, тебя не было почти год. — с издевкой он облизнул пухлые губы. — Проваливай. Когэн сжал кулаки. Агрессия показалась в его запахе, и, почувствовав это, омега закатил глаза, сказав что-то на китайском. Альфа попытался обойти его, но тот вцепился в пальто и, приблизившись к лицу, прошептал. — Я жду ребенка от Даянэ. Слышишь? Он трахал меня всю прошлую неделю. Тебе нечего здесь делать. — он положил руку на живот и, поправив кимоно, погладил себя там же. — Ты...это блеф... — Когэн не верил ему. Это просто невозможно. — Убирайся! — Шанг разозлился, не увидев желанной реакции. Запахнувшись, он хлестанул не ожидавшего Когэна по лицу. Шлепок был настолько громким, что Даянэ услышал его, проходя мимо дверей. Вылетев за порог, он наткнулся на согнувшегося Шанга, лежащего под ногами разъярённого Когэна. Даянэ не верил своим глазам. Он подавил в себе желание обнять альфу, сразу же поднял мужа на руки. Он вернулся. Встретившись с ним глазами, Даянэ пропустил поток просящейся выйти наружу боли. Стерпел. — Я не бил его, клянусь, он сам упал. — судорожно заговорил Когэн. Даянэ знал. Такой человек не способен на подобное. — Не ври! Я сейчас умру, Даянэ! — скривился Шанг, прижимаясь к альфе. — Жди здесь. Оставляя Когэна за дверью, Даянэ нес омегу в спальню. Обдумывая, все что собирается сказать. Ему разнесли сердце в дребезги, и сейчас там только боль, соперничающая с новой порцией вкинутого дерьма. Нет права на свободу, на любовь, на жизнь. Есть обязанности перед родом, долг перед чужими людьми и одиночество. — Сделай так, чтобы я его больше не видел. — прошептал Шанг, старательно прикрывая рукой глаза. Опустив его на постель, Даянэ кратко кивнул. Возвращаясь, на мгновение мысли оборвались. Должен, он всем чем-то обязан. Хочется просто сдохнуть. Взять Когэна за руку и убежать подальше от этого ада. Стоя перед дверью, он пытался отдышаться. А нужен ли он Когэну вообще? Хах. Нелепо. Никто и никогда не примет тебя. Не поймет. Господи, дай мне сил. — Даянэ! Я так скучал... — альфа хотел обнять его, но был остановлен одним жестом ладони, поднятой вверх. — Не стоит. — поздно, уже слишком поздно. — Ты же знаешь, где я был, пожалуйста, пойми меня, Даянэ. — тихо произнес Когэн, смотря на него во все глаза. — Нy-нy, конечно, я все понимаю. — Нет, не веди себя так, прошу тебя, мы еще можем... — Очнись наконец! — гневно перебил его Даянэ, показывая обручальное кольцо. — Все кончено. — Как ты можешь, я же люблю тебя. Ты готов променять это на ту тварь? — Когэн задрожал, вовсе не от холода. — Да. У меня есть обязанности. Тебе, к сожалению, этого не понять. Еще немного. Главное удержать броню. Его не было год. Значит, можно прожить и без этой чуши. Потому что в конечном итоге ты понимаешь, что у тебя есть только ты сам. Всем плевать на твои проблемы, чувства, а подобный тебе человек еще не родился. Даянэ абсолютно одинок. И поняв это, ему стало легче стоять на земле в броне больше собственного веса. Жаль эту броню никто не видит. — Я оставил на тебя Минато, прости, я ужасно поступил. Больше этого не повторится. Только прошу, не будь таким. — Он теперь мой ребенок. Я его усыновил. — отсек Даянэ. — Что? — Тебя не было год, и связаться с тобой нельзя было. О ребенке заботился только я. Поэтому теперь он Минато Сато, мой внебрачный сын. И мне плевать на то, что говорят люди, ясно? Ты не позаботился о нем, поэтому это пришлось сделать мне. Не обещаю, что буду любить его как собственного, но в обиду не дам. Можешь быть спокоен. — прямо высказал Даянэ, видя, как Когэн онемел. — Почему ты настолько жесток? Разве не видишь, что мне тоже нелегко, пойми меня! — пытаясь достучаться, закричал альфа. — Да, я соврал, оставил тебя, не писал и не звонил. Но разве ты не можешь ради себя хотя бы стать прежним, как бы там ни было. Попытайся не закрываться, прошу! Даянэ накрыло с бешеной силой. Тяжело, да? Всем тяжело. — Ты разбил мне сердце. — прорычал Сато. — Отныне, ты для меня никто. Ты мне не любовник и не друг. Я тебя не знаю и не хочу знать, чем ты занимаешься. Не появляйся в моем доме и не подходи ко мне. Для встречи с Минато, сообщай за день, чтобы меня не было рядом. Ты понял? Когэн не ответил. Дверь захлопнулась, и Даянэ ушёл. Легкие сдавило спазмом, вызывая боль при вдохе. Сато закрыл окно и, придерживаясь рукой за грудь, добрался до койки. Нужно выбираться из этой дыры, иначе побочка от препаратов сведет его в могилу. Даянэ не сразу понял, что вовсе не один в палате. Сзади шуршали два санитара, протирая пол. Один из них заметил напряженный взгляд и вместе со шваброй подошёл мужчине. — Вы не против, если мы переложим ваши вещи, чтобы протереть полки? — задрав нос от хмурости Даянэ, он продолжил. — И под кроватью тоже. — Никогда не встречали мужчину, до которого лучше не доебываться? — прорычав, он обернулся и на второго. — Это я. Через минуту перепуганные, облитые грязной водой санитары вылетели из палаты с пустыми ведрами и своими принадлежностями. Вот, так-то лучше.

***

Очередная партия документов была позади. Поэтому Тай-Лунг с усилием заставил себя сходить на ужин с младшим братом, который уже неделю напрашивается в гости. Ресторан из белого камня с наставленными сверху до низу табличками под китайский уклад. Подобная эстетика с классической живой музыкой нравилась ему. Может, Изуми тут тоже понравится. И почему только мысли возвращаются к мальчишке в самый ненужный момент, когда после их разговора едва прошла неделя. Возможно, организм просит живого тепла, а единственная возможность его получить храниться в недотроге, что, по всей видимости, на контакт идти не желает. Тай-Лунг знал, что перегнул палку, назвав мальчишку ночной бабочкой, но признаться себе в том, что опять хотел этой непрошеной нежности, он не смел. Помимо мелодий в ушах без умолку трещал голос брата, который не успевал одновременно есть и давать советы старшему. Разрезая мраморный стейк, мужчина вдруг заметил, что ногти на руках слегка отрасли. Да уж, совсем себя запустил. Не мешало бы еще прозрачным лаком их покрыть. Едва заметно поморщившись, он вновь продолжил слушать Шимуру. — Поэтому, Тай, как бы он на тебя не злился, немного нежности, — омега кокетливо улыбнулся, строя из себя ангела. — всяких ути-пути, и он сразу обо всем забудет. Ты же не изменяешь ему, а это главное. Я еще не видел таких шикарных, богатых мужчин, вроде тебя, которые бы не гуляли. — смотря как Тай-Лунг безэмоционально пережёвывает мясо, продолжил. — Высокий брюнет с голубыми глазами, крепкий, а твоя аура – это что-то... — Ну все, все. Прекращай. — прервал его альфа. — Я и сам об этом знаю. Вот только на одной внешности не уедешь. — Да брось ты. Еще ты не жадный, и детей любишь. — Шимура хихикнул. — Прям как отец. Ха-ха. — Заткнись. — Но в то же время и грубиян, как он, ха-ха! Изуми нарисовал три картины, умудрившись испачкать щеки и гипсовую повязку в краске. Кот, заметно подросший за несколько месяцев проживания в новом доме, продолжал ластиться к нему, как маленький. Разложенные на диванном столике небольшие картины были разными, содержа в себе смешанные настроения. Рука двигалась сама по себе, еще не зная, что из этого выйдет. Однако, получилось очень даже недурно. А Тай-Лунг наверняка пройдет мимо, продемонстрировав свое равнодушие. Изуми коробило от подобной изоляции. Но он верил, что стоит выйти на учебу, и все изменится. Главное – успешно пройти вступительный этап, потому что совесть не позволит просить у мужа деньги в случае провала. Послышался звон ключей. Изуми выключил телевизор, незаметно готовясь к неловкой встречи его картин и альфы. Духота. Тай-Лунг обул домашние тапочки и, оттянув галстук, подобрал пульт, чтобы включить сплит. И как только можно терпеть такую жару, когда в квартире несколько охлаждающих систем. Видимо малец, что сейчас копошится в тюбиках краски, не замечает гнетущей температуры. Капли пота, что скорее могли вызвать у Тай-Лунга отвращение, вызвали желание прикоснуться к чужой шее. Мальчишка изрядно запыхался, жаль не в том смысле... — Накройся, — кинув в него махровый плед, мужчина сел на диван. — продует еще. Изуми встрепенулся, почти обрадовавшись, когда повернулся и увидел, что Сато не прошел мимо. Замотавшись в плед, он опустил кота на пол и сел рядом, следя за рассматривающими картины глазами. Тай-Лунг скрестил на груди руки, специально оттягивая приговор. Прикусив губу, юноша терпеливо ждал. — Вот эта, с темными тонами. Интересная. — конечно не сюси-пюси, о которых говорил Шимура, но все же он смог выдавить из себя хоть что-то подобное комплименту. — Мне тоже она нравится. — согласился Изуми, вздохнув с облегчением. — Я выбрал университет. — Знаю. Секретарь доложил. — посмотрел на него мужчина. — Когда вытянут жребий, ты должен будешь согласно ему нарисовать картину. — А, приблизительно, что за тема может попасться? — с неким стыдом юноша посмотрел на него в ответ. Эта неделя похоже остудила пыл двоих. Странное спокойствие. Будто они могут разговаривать как ни в чем не бывало. Изуми вновь хотелось обо всем забыть, дабы оставить себе образ того, что похвалил его примитивную картину. Глаза поблескивали, топя в себе горделивость. — Например, любовь. — отведя взгляд к картине произнес Тай-Лунг. — Ого, и как я смогу такое нарисовать? — озадачился он. — Как видишь, так и рисуй. Изуми обнял себя руками, чувствую посредственную тягу к мужчине, что приятно пах, хоть и не феромоном, а знакомым гелем для бритья. Он помнил этот запах еще с первой их ночи. Тогда эта мысль ушла сразу же, как появилась. Теперь хотелось узнать настоящий запах Тай-Лунга. Какая мнительная надежда, она лишь губительный интерес. — А что для тебя значит любовь? — решил спросить Изуми. Немного задумавшись, Сато сжал пальцы на рубашке. Некорректный вопрос. Ему он плохо подходит. — Жертвенность. Если человек действительно любит тебя, он пожертвует даже частью самого себя. Выдержит любую боль, навредив себе, лишь бы остаться с человеком которого любит. И всегда будет помнить об этом, защищая то, что сохранил высокой ценой. Это и есть любовь. — проговорил Тай-Лунг. Вдруг параллельно в мыслях стрельнули знакомые слова, но он никак не мог понять, кому они принадлежат. — Ты слишком сложный. А мне кажется, любовь — это легкость. Мужчина выдал смешок. И все же, надо попытаться приблизиться к идеалу той жизни, которая кажется для них несбыточной. Хоть раз. Попытайся. Тай-Лунг поднял на Изуми осмысленный взгляд, передающий крохотную долю самого сокровенного... Страха нет. Я позволю себе пропустить его через себя и увижу как он исчезнет. Нy же, скажи это! — Я хочу остаться с тобой. — напрягшись всем существом, произнес Тай-Лунг. Он чувствовал, что наступает себе на глотку, переступая через гнев на то, что видел ранее. Эти слова дались тяжелее последнего боя на ринге. Изуми уставился на него, постепенно розовея в щеках. Это нечестно. С ним слишком жестоко играют, дразня надеждой, которую нельзя поймать, оставив у себя навечно. Но распознать ложь в непривычно светлом оттенке голубых глаз было невозможно. Тай-Лунг не ждал от него ответа, лишь, не сдержавшись, поцеловал в приоткрытые губы. Его губы. К которым никто кроме него не смеет прикасаться. Прикусив нижнюю, мужчина ворвался глубже. Словно пытаясь унять эту детскую ревность. Изуми пискнул от жара, но позволил себе приобнять альфу. Несмело водя языком по нежному небу, прикрыв глаза, он'обхватил Тай-Лунга покрепче, боясь отпустить миг, что помог ему почувствовать себя нужным. Я бы тоже хотел остаться с тобой. Только с таким Сато. Мужчина не хотел отрываться от пухлых губ. Даже по такому, где-то внутри себя, он скучал. Карамельная сладость ударила в нос. Аккуратное лицо Изуми утонуло в обхватившей его огромной ладони. Нос слегка терся об щеку Тай-Лунга, опаляя теплым дыханием, длинные ресницы щекотали. Отстранившись, послышался недовольный стон юнца. Очаг холодного гнева надежно спрятался под совокупностью метаний Тай-Лунга. Иной раз устаёшь от этой пустоты и думаешь о том, как хочется быть живым. Закрываешь глаза на то, что казалось бы нельзя упустить из виду, а как иначе? Воюя с бессмертными обликами своего изуродованного отражения, рано или поздно понимаешь, что нуждаешься хотя бы в мнимом тылу за спиной. — Не смотри на меня так, иначе съем. — стирая краску с лица мальчишки, прошептал альфа. — Тай-Лунг...мне страшно, но я хочу узнать твой запах. Ты ни разу не показывал мне свой феромон. — прижимаясь ближе к лицу, вымолвил Изуми. — Нельзя. Это спровоцирует течку. — оскалился мужчина, усаживая его на свои бедра. — А ты ведь не хочешь, чтобы я тебя разодрал? И я не хочу. Но, к сожалению, в такие периоды альфы даже с абсолютным контролем, попадают в ловушку инстинктов. Это опасно, и ты не готов. Если бы я хотел именно этого, давно бы подставил тебя. — Нет...но... — Что такое? — спросил Тай-Лунг, уткнувшись в макушку ластящегося мальчишки. — Боже, как ты пахнешь, сладко. — Кажется. Я уже... — Изуми слышал, как бьется сердце, губы подрагивали, но его начинало колотить от лица перед собой и теплых сильных рук. — Кажется у меня началась течка. Слишком мокро... — он стыдливо прижался лицом к чужому плечу. Стоп. Тай-Лунг деликатно просунул руку через шорты и белье мальчишки. Пальцы вмиг стали влажными. Изуми протяжно застонал, говоря о том, как ему страшно, однако мужчину это пугало не меньше. Убрав руки, он отсадил от себя омегу. Они ходят по краю неизвестности, в которой нет гарантий на гладкий исход. Переломный момент, когда нужно собраться и сделать все правильно. Чтобы потом ни о чем не жалеть, не винить себя. Тай-Лунг понимает насколько его действия повлияют на Изуми. Все катится безостановочной глыбой, неся новые пороки решений. Либо прошлое, либо будущее. Сато до этого момента болезненно тянулся к первому, а теперь времени на раздумья не осталось. Нужно выбрать что-то одно, иначе останешься ни с чем. Пора отпустить отца, Мизуки и, как просил его Изуми, избавить их от Даянэ. Навсегда. — Малыш, подожди немного, я скоро вернусь. — успокаивающе произнес Тай-Лунг, встав с дивана. Все будет хорошо. — Но...— с трудом привстал за ним Изуми. — Нужны подавители. И еще, ты же просил меня отказаться от Даянэ. — он прикрыл нос ладонью. — Я сделаю это. Потому что хочу, чтобы ты верил мне. — Спасибо. — глаза сверкнули. Он готов подождать его ради этого. Кровь в венах начинала кипеть. О тревоге Изуми наконец-то услышали. Перед тем как уйти Тай-Лунг, словно бы ощутив чужой настрой, вдруг обернулся к изнывающему юнцу с какой-то неясной тревогой на лице. — И еще...Изуми...— он посмотрел ему прямо в глаза, будто бы желая что-то сказать, но в последний момент передумал и молча отвернулся. — Не важно. Нет. Не время. Молодой еще слишком. Глупый. Не поймет.