Счастливый брак

«У вас будут плохие времена, но они всегда будут открывать глаза на вещи, на которые вы не обращали внимания.» Болело всё. Кровоточили разорванные на части бабочки любви, обломки их крылышек поднимались к сердцу, впивались в него и заставляли хвататься за грудь от боли. Мольбы, перешедшие в крик, словно непрекращающаяся запись звучали в голове. Как только Изуми собирался подняться с кровати — испытывал неприятные ощущения. Чувство жжения, дискомфорта, какая-то болезненная заполненность не отпускала даже после нескольких часов сна. Ноги пробирал холод, он поджимал их к себе, пытаясь не обращать внимания на боль, сопровождающуюся обильными выделениями неестественного цвета. Иногда принимал сидячее положение, тут же опускаясь обратно не в силах принять хотя бы душ. Изуми не помнил, как смог добраться до спальни в размытых судорожных шагах со сгорбленной спиной и препираниях к стене, но наверняка знал, что запер дверь. Он не хотел никого видеть, тем более разговаривать. По коже пробегал мороз от саднящихся фиолетовых синяков на бёдрах, плечах, запястьях и даже на шее. Рыдания нападали на него при каждом вдохе, оставляя без сил. Мышцы его интимных органов сковывал спазм. Изуми сжал край подушки, мучительно простонав. Так как не было возбуждения – не вырабатывалась смазка, возникало дополнительное ощущение сухости и дискомфорта, а послевкусие, на которое он наткнулся после гона — это жестокая правда в виде совершенно разбитого мира. Слёзы уже раздражали глаза, ткань подушки утопала в них. Это замкнутый круг. От такой душевной и физической боли парня перестало задевать присутствие Шен, хотя казалось, что детский гнёт невозможно чём-то перебить. Единственным убежищем был сон, в который Изуми старался провалиться на подольше. Тай-Лунг, очнувшийся в одиночестве, больше не испытывал ничего, кроме головной боли. Пустота чёрнейшей тенью осадила его. Ведь он прекрасно помнил всё в мельчайших деталях. Тёмные тона спальни слились с ним в одно целое. Пульс, несмотря на потерянный вид, был бешеным. Мужчина отчего-то почти растерянно осмотрелся, уже давно поняв, что Изуми ушёл. И хорошо, что ударил. Нужно было сделать это раньше, тогда ничего бы… Как же это мерзко, тигрёнок, оправдывать свою гнилую натуру. Тай-Лунг, пошатываясь, поднялся на ноги, стараясь как можно быстрее привести себя в порядок. Шен, Изуми… Одного бросил, другого чуть не придушил. Вылетев из душа с ещё влажными волосами, он кинулся к часам, валяющимся на прикроватной тумбочке, и с ужасом увидел стрелку, дошедшую до трёх часов. Откинув их, мужчина подошёл к окну, развёл тяжёлые шторы, убедившись в том, что сейчас ночь. Там за стеклом виднелся непринужденный фон из чужих квартир, покрытых ночным небом, из окон редко мелькали огоньки. Какая прелесть. Однако Тай-Лунгу плевать на пейзажи с большой колокольни. Переодевшись, он быстрым шагом направился искать своих подопечных. Ближайшим помещением была детская. Случайно не рассчитав силу, он дёрнул дверную ручку до треска, врываясь в спальню с ощущением того, что не увидит там сына. Но всё-таки мальчик крепко спал, зарывшись по макушку в одеяло, только маленькие ступни виднелись из-под края ткани. Видимо, Мари позаботилась о нём. Судорожно выдохнув, Тай-Лунг равномерно укрыл его, теперь думая о самой сложной проблеме, от которой зависит его брак. Чёрт побери, он не хотел причинять ему боль. Это самый ужасный сценарий, за которым ему приходилось наблюдать ещё с детства. Ни для Шен, ни для Изуми мужчина такого не желал. Все признания мира он готов подарить юноше. Искренне. Без сдержанных ужимок в словах, без смысла держать всё под контролем, ведь его уже давно нет. Лишь бы простил, по-настоящему. Он же всегда говорил, что любит Тай-Лунга… И в силе этой любви, кажется, мужчина не нуждался столь сильно ещё никогда. Подойдя к спальне Изуми, он ненадолго остановился. Не хотелось его будить или видеть в слезах, страшно стало представить, что можно найти в прежне чистом влюблённом взгляде. Но тянуть хуже всего, словно убегаешь от того, что натворил, роя одну могилу на двоих. Из прежней такой Тай-Лунг смог вылезти, однако глубина этой ямы казалась непостижимой. Этот искусственный брак спасал его временами, избавлял от пут прошлого, бывало исцелял. И вот-вот уже, казалось бы, счастье совсем близко, ведь жизнь решила сжалиться над ним, подарив ещё и ребёнка, счастье, которое не измеришь деньгами, не променяешь ни на что, почему же оно так резко сорвалось? — Изу, ты спишь? — постучав, спросил мужчина и, конечно же, никто не ответил. Дверь, на удивление, была не заперта. Смятое одеяло в полуосвещённом помещении говорило Тай-Лунгу о том, что Изуми нет в кровати, да и в спальне как след простыл. Ванна тоже была пуста. Где он? Самые неутешительные мысли подкрались к мужчине со спины и ударили, когда он обнаружил приоткрытый шкаф с перевёрнутыми вверх дном вещами. В груди зародилось то, что он так страшно ненавидел — чувство бессилия. Перейдя на бег, Тай-Лунг начал просматривать все комнаты на втором этаже. Изуми не способен уйти, не сказав и слова. Наверное, где-нибудь тихо сидит, плачет и не хочет разговаривать. Мужчина прошерстил и второй этаж. Паника и тревога нарастали. Он ощущал невидимое давление, безуспешная беготня по всему дому в ужасно громкой тишине испытывала его нервы на прочность. Где же он… А если навредил себе?! Тай-Лунга охватила лихорадочная паника, схватившись за голову и оттянув волосы до боли назад, он попытался успокоиться. Стоя посреди зала, набрал номер мужа, чтобы затем услышать проклятые гудки. Внутри него буянили разрушительные волны, пронизывая своими жестокими ударами опустившееся сердце. Пройдя в коридор, мужчина быстро обул первую попавшуюся пару, затем без надежды распахнул двери. В глаза врезалась кромешная темнота, пришлось включить фонари, расставленные по краям дорожки, ведущей к воротам. Нельзя было бросить Шен и отправиться на поиски, а если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам. Мечась из стороны в сторону, Тай-Лунг собрался звонить Мари, однако его нервный взгляд уцепился за открытую дверцу мерседеса Изуми. Он выронил из рук телефон, наконец-то почувствовав гулкое биение дрожащего сердца. Подбежав к машине, мужчина полностью открыл дверцу. Задул холодный ветер, лезвием проходясь по его лицу. Тай-Лунг хотел что-то сказать, но изувеченный вид Изуми, его ненавистный заплаканный взгляд покрасневших глаз заставил пережить глубокое отчаяние, о котором они оба не забудут никогда. — Изу… — голос Тай-Лунга невыносимо задрожал. Он как ребёнок хотел разрыдаться, чтобы хоть кто-то услышал, насколько ему больно видеть Изуми таким. Юноша долго и не моргая смотрел на него в ответ, показывая предел, до которого дошёл благодаря любви. Затем, отвернувшись, опустил голову на поджатые коленки. Помимо белья, на нём была только длинная майка, которую он натянул через боль во всём теле. Впрочем, Изуми на полном серьёзе хотел уехать, куда глаза глядят, тем не менее — не смог, по той же причине, что и одеться нормально. Ветер распространил оставшийся запах гона по салону, надавив на крайне чувствительного после отвратительного принуждения юношу, практически вытрясывая из глаз последнюю слезинку. Тай-Лунг опустился перед ним на колени. — Изуми, прости меня. На него даже не посмотрели. Ничего. Он так виноват перед ним, поэтому готов не подниматься с колен сколько угодно. Темно-фиолетовые следы пальцев на тонкой шее Тай-Лунг увидел, едва парень опустил одеяло. Эти уродующие узоры собственного деяния вытрясли из него всю душу, замарав навсегда. Рука сама потянулась к Изуми, но тот безжалостно его отверг, отмахнувшись. — Разве ты ещё не понял? — озлобленно произнёс юноша, посмотрев на мужчину своим потухшим взглядом. — Не прикасайся ко мне, — он бы соврал, если бы сказал, что влажные глаза напротив никак не тронули его сердце, однако вряд ли теперь его должна волновать подобная обманка. — Прости меня, прости… — Тай-Лунг повторял это несколько раз, его поглощало ужасное предчувствие. — Если бы случайно не появился в моей жизни… — Тогда я бы не познал столько боли! — сорвался на крик Изуми, устремив на него тот же болезненный взгляд. — Если бы тебя не было, я продолжал бы мучиться в одиночестве, — скрыть дрожь в голосе не получалось. — И не знал бы ничего другого, — юноша всхлипнул, закрыв уши руками. — Только ты показал мне, что в этом мире есть другая жизнь… — Тай-Лунг сцепил руки в замок, сгорая от того, что понял многое лишь сейчас. — Показал, что у меня есть душа. Пожалуйста… — он уже не знал, за что хвататься. — У тебя её нет, — юноша до последнего не хотел поддаваться бушующим эмоциям. — Достаточно. Я больше не вынесу этого, — вытерев слёзы, он прикусил губу. — Изуми, — сердце мужчины забилось в приступе боли. — Неужели теперь я для тебя никто? — на холодных глазах застыли слёзы. — Больше не любишь меня? Стало жутко тяжело. Словно на грудь встали ногами, не давая дышать. — Не знаю. Тай-Лунг сделал отрывистый вдох. По щекам скатились слёзы. Он почувствовал внезапную, острую, давящую, жгучую боль за грудиной. Воздуха совсем не хватало. Изуми тоже терпел эту боль, только намного дольше. Решающие слова приходилось вытаскивать из сердца раскалёнными клешнями. На него, между слез, продолжали смотреть с надёждой, но великодушия было совсем недостаточно. — Моих ошибок не сосчитать, — беспомощность разрывала его. — Я недостаточно старался, боже, — он прикрыл рот рукой, когда рваный душевный толчок показал ещё больше его болезненных слёз. — Только не оставляй меня… — Тебе хорошо и с Шен, — подчеркнул Изуми, нехотя чувствуя, как внутри всё трещит по швам. — Какая у меня роль в твоей жизни? Разрядиться? — рыдая при каждом слове, он не мог остановить свою обиду. — Шлюху нашёл?! — Нет, — Тай-Лунг в ужасе отрицательно покачал головой. Беспощадный страх дышал ему в спину. — У меня нет слов и никогда не было слов, чтобы сказать, насколько ты мне нужен… И я никогда не делился с тобой своими потерями, делая вид, что мне и так нормально, — он прихватил его за ладонь, всё так же стоя на коленях. Солёные капли стекали к подбородку. — Сначала папа, затем моя истинная пара, ведь я ничего не сделал, чтобы спасти их… Я презираю себя каждый день, но ты помогаешь мне с этим справляться, — Изуми содрогнулся, слушая мужчину, который никогда не говорил о прошлом сам. Слёзы душили не хуже, чем ночью. — Прости меня, — Тай-Лунг теребил его безжизненную ладонь, целуя и прижимая к лицу. — Если тебя не будет, я не смогу больше жить, а буду пребывать в жалком существовании. Правда… Изу… Я очень слабый, очень… — касаясь губами мокрой ладони, он задыхался от количества так и несказанных за брак слов. — Скажи хоть что-нибудь, умоляю. — Мне тоже нужна любовь и поддержка, — юноша до крови прокусил внутреннюю сторону щеки, дабы не сойти с пути. — С тобой мне этого никогда не хватало, — он выдернул руку, закрыв ей саднящую шею. — На счёт развода… Тай-Лунг поднял на него до смерти побледневшее лицо. Неужели настолько поздно? Нет. Нет. Нет… — Я исправлюсь, — мужчина кинул все усилия на то, чтобы не потерять Изуми. Казалось, что за жалкие минуты вся его жизнь рушится безвозвратно. — Буду любить так, как ты и не мог себе представить, я на всё готов… — Вернёшь Шен туда, откуда привёл и оборвёшь все связи с отцом? — в ответ выпалил парень, зная наперёд о безвыходности своего вопроса. — Как я могу вернуть его?! — отчаяние послышалась в голосе Тай-Лунга. — Он же… — «Он же мой ребёнок, ты что, Изуми!» — спародировал его юноша, заостряясь и начиная злиться. Губы не слушались, дрожали. — Но мне от этого не легче! — Нет! Я буду уделять тебе внимание, сколько угодно! Обещаю… — мужчина вытер слёзы, искренне отдавая себе отчёт. — Поверь мне. В последний раз… То были не просто слова, кинутые на ветер. Тай-Лунг заручился своей болью, сбросил доспехи, лишь бы тот свет на покидал воина. Пустая жизнь на краю безумия, как у Даянэ, после появления Шен — ему не нужна. Он видит своего мужа, хватается за него, как за последнего на свете человека, не дающего сойти с ума в адском пекле, созданном ещё до рождения Тай-Лунга. — Изуми, мне ничего не нужно, кроме твоего прощения… Молчаливая пауза убивает. Мужчина не может позволить себе упасть в ту горестную мглу, где чёрное равнодушие вгрызается в глотку. Он с голой душой просит именно о помощи. Изуми вздыхает, отворачивается и снова смотрит на него, испепеляя взглядом. На что он надеется? Разве какие-то слова смоют всю боль, унижения и, главное, починят остановившееся сердце? — Дай мне уйти, — вроде бы без сомнений, а внутри все скрутило железной проволокой. — Человек, который говорил, что хочет произносить лишь моё имя, — Тай-Лунг заставлял себя произносить то, что действительно тронуло душу, а сейчас было мучительным от намечающегося разрыва. — Человек, которой всегда повторял, что любит меня и никто другой ему не нужен — не способен оставить меня и уйти, будто ничего и не было! — мужчина повысил голос, потому что Изуми не хотел этого слышать. Отворачивался, пытался вылезти из машины, накрывался пледом с головой. — Не строй из себя кого-то другого. Верни мне человека, которого я… Хватит… — А знаешь что, Тай-Лунг?! — не выдержав нахлынувшего давления, закричал Изуми. — Это ты строишь из себя не пойми кого! Но теперь я знаю, что в душе ты до смерти забитый и брошенный всеми ребёнок! — господи, мужчина замер с таким болезненным выражением лица, что Изуми на миг засомневался, однако, собравшись, продолжил. — Ты ждёшь от меня всепрощающей любви? И спасения? Тогда знай, я не собираюсь тебя спасать! Вот так. Наверное, после этих слов внутренний ребёнок Тай-Лунга всё-таки умер в одиночестве без долгожданного тепла и поддержки. Без гребаной надежды на любовь, что продлится хоть немножко дольше, чем у Мизуки. Ах… В сердце просачивается осознание своей бесполезности. Ты не умеешь ни любить, ни принимать любовь. Поэтому страдают все вокруг. Он замерзает. Продолжая стоять на коленях, видит, как Изуми, выбираясь через другую сторону салона, уходит к дому. Чтобы одеться и уйти. Бросить безнадёжный брак, забыв Тай-Лунга навсегда, а если и вспоминать, то только с упрёком. С враждебной ненавистью к каждому дню, прожитому вместе. И чем дальше не торопясь уходит юноша, тем быстрее ломается опора мужчины, что как броня прежде отстранила удары извне. Боль расставания не пропорциональна прошлому. Годы без любимого человека вынудили его огрубеть, тот опыт не смягчал повторный удар, Тай-Лунг не собирался сравнивать, но сквозь слёзы понимал — это труднее пережить. Иллюзии и бредни как защитный механизм психики начали обращать время вспять. Изуми — обычный шестнадцатилетний подросток неловко стоит около матери, смотря на всех немного напугано. На фоне играет тематическая музыка, не мешая людям вести светские беседы. Тай-Лунг собирается покинуть это невзрачное мероприятие, поскольку раздражён, ведь отец заново начал дергать его из-за всяких пустяков, хотя они не требуют внимания, которого от него хотят. В голове одни разгорячённые доводы — так больше не может продолжаться. Идя к выходу, Тай-Лунг сбивает прохожих, но в какой-то момент, даже через огромный муравейник толпы, останавливается как вкопанный. Взгляд замирает на спине какого-то юноши, затем поднимается к затылку. Мужчина не видит лица, однако хрупкий силуэт удерживает его на месте. Почему он так похож на… Багровое освещение падает тенью на лицо омеги. Он отворачивается и щурится, опуская глаза в пол, смущаясь неудобного наряда, который натянула на него мать. Тай-Лунг нервно продолжает всматриваться в него. Видимо, показалось, будто мальчик похож на папу. Должно быть. Каким бы ни был родитель, мужчина всегда держал его светлый образ как образец омеги. Во всём виноват треклятый Даянэ, будь он ладным мужем — всё было бы по-другому, тогда и скорректировать ненависть к ребёнку, какой бы она ни была — возможно. Но цепочка ненависти вросла и в Тай-Лунга, ничего тут не поделаешь, лишь бы огонёк, запрятанный в глубине сознания, не погас… Впрочем, монолог на семь лет давно пора прекратить, позволив себе урвать хоть что-то хорошее в бездне между настоящим и прошлым. Юноша тревожно отходит за спину матери, в то время как она разговаривает с противными мужланами, что старше её самой. Тай-Лунг прекрасно видит мерзкий аукцион. И вроде бы ему плевать, но этот мальчишка такой милый. Невинный. Мысль о схожести с родителем зацепила мужчину. Все те грязные шлюхи, что проходу не дают, достали его. Не слезают с шеи, умудряясь нарушать личные границы даже в постели. Какой там брак? В тех омегах, меняющихся буквально через неделю, Тай-Лунг видел лишь пустое место. От Даянэ некуда деться, он выжимает все силы, едва они начинают говорить о той же работе. Терпеть одно и тоже из года в год… Наверное, достаточно? И пусть этот мир рухнет, если внутреннее чутьё на этого паренька подвело мужчину. Он немногого просил. Тихой и спокойной жизни с надежным человеком, что не сделает больно, потому что не узнает, о чём молчит Тай-Лунг. Изуми уходил, а мужчине хотелось, чтобы время остановилось. Стоя на онемевших коленях, на этом мёрзлом тротуаре, он уже страшно скучал по нему. Когда Тай-Лунг отчаянно произнёс его имя, юноша успел сделать тринадцать шагов, но никогда бы не признался, что судорожно считал каждый из них. Жадный глоток воздуха. Рывок с места в исключительном выводе. И не важно, как сильно он будет пытаться почувствовать это снова. Он больше никогда не поднимется с колен, если потеряет Изуми. Забавно, до горьких слез забавно. Всё-таки человеческий цинизм не знает границ. Уже поздно, но Тай-Лунг отрицает стену, выросшую между ними. Изуми кричит на него уже больше из принципа. Бессмыслица продолжается с переменным успехом, словно остановись один из них — жирная точка разведет каждого в диаметрально противоположные стороны, оставив без права на совместное будущее. — Я был ребёнком, таким же как и Шен! А ты взрослым мужчиной, но только снаружи! — отпихнув его, прошипел Изуми. — Перестань меня, блять, трогать! — оказавшись в объятиях, он поджал ноги, затем начал брыкаться. Гримаса злости, обиды и боли от своих же слов перемешались. — Кричи, бей меня сколько влезет! — он пытался умолять, объяснять, приглушая объятиями рыдания юноши. Казалось, что и на другом конце света слышно, как бьется его сердце. — Ненавидь меня… Но я все равно отвоюю твоё прощение, если не сейчас, то позже. Неважно, через год или десять лет, я добьюсь прощения. Изуми сжал в кулаках его майку, посмотрев прямо в глаза. Как назло все мгновения, проведённые в объятиях Тай-Лунга, пронеслись в голове. Уверенность парня заколебалась. Да. Он невероятно зол, практически ненавидит эти голубые глаза, но как долго продлится эта геройская ложь? Изуми положа руку на сердце убеждён в своём выборе — не прощать, однако слеза мужчины падает на его щеку, вдавливая тревожный импульс: «Хватит ли твоей ненависти надолго? Хватит ли её на то, чтобы отдаться другому?» За их спинами упала звёзда. Хах. Может, стоило переключиться, загадать желание и по приказу волшебной палочки всё образуется? Они некоторое время смотрели друг на друга так, будто видели впервые. Если бы Изуми мог понять — что произошло, что с ним и в нём случилось! Тем не менее, до разума долетает осознание своей участи. Неминуемое поражение. Иногда самая большая жертва, которую должен понести человек — это отпустить того, кто больше всего ему дорог. Мужчина закрывает глаза, ноги слабеют… Правду не скроешь ничем, если тебя столкнули в пропасть. Как бы ты не барахтался… Его плечи подрагивают от рыданий. Он исчерпался окончательно, когда увидел погасший блик в глазах Изуми. — Тай-Лунг, я ухожу. На этом всё… Я не хочу делать больно ни тебе, ни себе…