Счастливый брак

xx/xx/1994 Мой отец может приехать в любой момент. Даянэ говорит, что мне не о чем волноваться, ведь он будет стараться, но когда я думаю о том, что они не поладят – задыхаюсь, потому что виной всему служат чувства, которые всегда заглушались. Во мне всё перемешалось. Ненависть, сожаление, злость, благодарность, и даже любовь с уязвимостью. Я больше не тот Цин, которым отец гордился бы. Я чувствую это. У меня больше нет сил нести всю ответственность за род в одиночку, расплачиваясь за это жизнью в отстраненности и бесконечной боли. Не помню, чтобы кто-то до брака заботился обо мне или хотя бы смотрел в глаза, разговаривая не в приказном тоне. Только с Даянэ я осознал, что моя счастливая жизнь в Цин была сплошной ложью. Может я потерял цель своего рода, однако обрел новую, принадлежащую лишь мне. Мой ребёнок останется со мной и Даянэ. Я никогда не отдам его отцу. Не позволю жить по чужой указке. Сколько бы страхов и сомнений не томилось внутри, настоящая семья выдержит любые невзгоды. Наше проклятие стало нашим смыслом, поэтому я не устану бороться до тех пор, пока опасность не оставит Сато в покое. P.S. Я давно адаптировался, но на бумаге мой японский по-прежнему плох. Надеюсь, когда наш с Даянэ сын подрастет, я смогу достаточно хорошо обучить его письму… — Что делаешь? До сих пор чернилами пишешь? — подкравшись сзади, мужчина прижался лбом к спине пишущего за столом Шанга. Видно было, что он с самого утра на взводе, будто приезд отца — событие года, а не типичный сбор слившегося воедино клана. — Дай посмотреть. — Позже, — убедившись в том, что текст высох, омега сложил лист пополам и спрятал его в первую из стопки книгу. В спальню пробирался запах готовящейся пищи, как и звук топота неугомонно бегающих с подносами слуг. — Хватит ко мне липнуть, — он слабо дёрнул плечом, когда почувствовал флёр жареного риса на рубашке обнимающего его мужа. — Опять помогал им? Ты что, раб? — А почему нет? — усмехнулся Даянэ, убирая руки и усаживаясь подальше, дабы не раздражать Шанга. — Мне не трудно. — Ты должен надеть кимоно, — повернувшись, озабоченно произнес омега. Голубые глаза сверкнули перед усталым лицом более чем утвердительно. — Нет, — непослушные чёрные пряди упали на лоб, и мужчина покачал головой, расстёгивая пуговицы на потёртой рубашке. — Люди придут в мой дом, и не им решать, как мне выглядеть, — твёрдая грудь оголилась, затем последовал выраженный пресс даже без намека на тонкий слой жира. Шанг зачарованно смотрел на то, как с движением грудной клетки сокращаются его литые мышцы, книзу просвечивающие у крепко затянутого ремня джинс выступающие вены. Боже, как он хорош. — Нам пора вылезать из раковины предрассудков, понимаешь? — Делай, как считаешь нужным, — еле шевеля губами сказал омега, забвенно потянув руку к нему. Даянэ хотел отнести одежду в прачечную, однако передумал, сразу же приласкав его. — Не знал, что ты умеешь быть таким, — позволяя грубым ладоням гладить себя вновь, Шанг загадочно улыбнулся, обхватив пальцами затылок желанного мужчины. — Я ничего о тебе не знал. — Пока мы совсем молодые, у нас полно времени, чтобы узнать друг друга ещё лучше, — он зарылся носом в его макушку, томно вздохнув. Насыщенный кофейный запах оседал где-то глубоко в сердце. — Я не хочу любить никого другого, кроме тебя, — Даянэ прикрыл глаза, ощущая как расходится по венам тепло. Шанга захлестнуло жаром в тот же миг. Вроде бы и вечно холодные руки вдруг согрелись, будучи на его необъятных плечах. — Ты ведь слышишь меня? — Да, — голос почти задрожал. Недолго думая, омега положил руку мужчины себе на живот, вдвойне чувствуя непрерывное биение сердец. Разум будто плавился под натиском эмоций. Он отстранился, смотря в чёрные глаза с каплей смущения, и честно признался. — Я так счастлив, — Даянэ показалось, что ещё чуть-чуть и бессердечный принц расплачется. От этого как никогда хотелось защитить Шанга. — Я тоже, — пышущий тестостерон альфы увеличивал длину голосовых связок, делая его обладателем безупречного баса. Неконтролируемая темнота глаз затягивала омегу, убеждая в том, что плата за индивидуальность — это не одиночество. Да. Иногда мужчина мог не на шутку напугать любого, обнажив дикий взгляд, однако к нему можно привыкнуть, ведь до угроз извне он несёт в себе лишь врождённое превосходство над другими. Этот навык нельзя украсть, наработать, приобрести, не получится его имитировать так, чтобы у человека напротив тряслись коленки, а горло сводило удушьем страха, Шанга восхищал в нём именно этот природный механизм, казавшийся несокрушимым. Поэтому он так отчаянно верил, что психиатр в отставке вроде отца не заинтересуется Даянэ. — Пообещай мне, что не станешь перечить отцу, иначе проблем не оберёмся, — строго попросил парень, наблюдая за тем, как мужчина властно просовывает руку под кимоно. — Ты имеешь в виду, мне нужно вести себя “нормально”?, — Даянэ задержал глаза на его бледном лице, пристально запечатлевая в себе возбужденное отражение. Пальцами сжал мягкое бедро, но затем всё же переместил ладонь на жалостливо плоский живот. — Боишься гнева отца? — протянул он в оскале, деликатно развязывая чужой пояс на талии. Шанг нахмурился, приблизившись к бесцеремонному нахалу совсем близко, и впился в сухие губы, изящно претерпев напряжение. Язык мужчины смело вторгся в его рот, вынудив бороться за пылающую инициативу. Горячее дыхание опалило кожу. Они играли губами как могли, жадно касались языками нежного нёба, не давая друг другу сделать значительного вдоха. Страстное блаженство овладевало ими, затмевая другие причины для существования здесь и сейчас. Кимоно обыкновенной тряпкой упало на пол, пока руки рьяно ощупывали выгнувшегося в спине омегу. Никто из них не был намерен успокаиваться без дополнительной дозы живого взгляда, но по итогу Даянэ одерживал победу, сковывая заалевшие губы Шанга своими. Мужчину разносило вдребезги от возбуждения, интереса и такой же отдачи сравнительно хрупкого парня, что старательно давил на его грудь, желая более изощренного продолжения. Как складно получается — они хотят одного. Почти одного и того же. Голова наливалась приятным свинцом, когда, прервав поцелуй и аккуратно навалившись на него сверху, Даянэ видел послушно раздвинутые стройные ноги. В подобные мгновения хотелось не просто ласкать стонущее тело, не только делать приятно. Мужчина почти не дышал, потому что, на самом деле, в потаённом уголке своего мрака, ему хотелось его разодрать. Подмять под себя и не отпускать, до крови вгрызаясь в затылок. Он искренне не понимал, что подталкивает его к животному собственничеству, что призывает цепляться за Шанга, доказывая себе каждый раз преданность омеги, как и то, кому он принадлежит. Это очень плохо? Но ведь Даянэ не сделал ничего плохого. Эти мысли заставляют влажный от смазки член болезненно упираться в бельё, однако они находятся под надёжным замком в голове. — Ты не ответил, — выдохнул мужчина, смотря на то, как дергается кадык Шанга. — Я лишь подчиняюсь отцу так же, как и ты подчинялся Таншире, — закинув голую ногу на его плечо, нетерпеливо произнес парень. Голубые радужки переливались в глазах штормовой волной, покушающейся на непотопляемый корабль. — Ничего не бойся, я рядом, — прерывисто говорил он, тем самым загораживая собой присутствие внешнего мира. А может, сам того не замечая, стремился что-то подавить. Мужчина дорожкой поцелуев покрывал его шею, стараясь оказать внимание каждой ямочке и жилке. Покусывал совсем мальчишечью плоскую грудь, не обретшую ещё какую-либо припухлость, ведь срок беременности ничтожно мал. Руки сжимали, затем гладили бедра, дразня красивое достоинство. — Ну же, — Шанг дотронулся до ширинки и обвел пальцами силуэт стоящего органа Даянэ. Нужно двигаться дальше, иначе с такими долгими прелюдиями на теле живого места не останется. Может, мужчина, заботясь о нем, растягивал удовольствие, поглаживая розовую головку небольшого члена, перед тем как освободить себя, однако омега видел, что он сдерживается. — Хватит нежится, я скоро кончу, — шипел парень сквозь затыкающие рот поцелуи. — Покажи мне тигра, — эта урывистая фраза в самые губы настолько поразила Даянэ, что, замерев, он убрал руку, положив ладонь на живот Шанга. Разве дети в трехлетнем возрасте могут помнить то, как их называли родители? Почему непрошеное воспоминание из давно ушедшего детства вдруг пробудилось во взрослом сознании? Он не помнил лиц родителей, не знал какими они были людьми, но это уменьшительно-ласкательное прозвище в ясном эхе соединило два голоса из настоящего и прошлого. — Даянэ? — Шанг вопросительно посмотрел на него. — Подожди, я, кажется, слышу… — мужчина тяжело поднялся на ноги, повернувшись к приоткрытому окну, выходящему на главный двор. Холодный ветер воем пошатнул хлипкую рисовую бумагу в форточке. Он подошел ближе к источнику звука, чище улавливая рычание мотора. Как же не вовремя. — Твой отец приехал. — Что?! — Шанг, не ожидавший коварной подставы, взбежал на ноги, попутно надевая на ещё взбудораженное тело кимоно. Каждая секунда была на счету, но из-за спешки ему казалось, что дела идут кувырком. Чтобы избавиться от непристойного для гостей запаха и не вызвать агрессию у представителей привилегированного пола, Сато пришлось нанести друг на друга внушительное количество нейтрализующего масла. Вдобавок, забыв об экономии, надушиться парфюмом, ведь душ им бы вряд ли помог. Даянэ даже успел схлопотать сигаретку, помогая мужу завязать пояс и обуться, словно он на девятом месяце, а не на первом. Слуги, не знающие что делать, уже ждали их на улице. Благо за готовку и уборку они принялись за день до этого, показав, не без помощи господина конечно, достойный результат. — Я пойду первым, а ты хотя бы переоденься и уложи волосы лаком, — раздвигая двери, в тревоге произнес Шанг. — Хорошо, — мужчина с досадой цокнул, и, не удержавшись, догнал его, поцеловав в лоб перед уходом. — Иди, — тот крепко зажмурился, отводя взгляд в сторону с неким раздумием, но всё же ушел, не обернувшись. Прибывшая “делегация” Цин во главе Шэнли была облачена в похожие между собой традиционные одежды, тем не менее, даже издалека Шанг мог различить выделяющегося на фоне остальных отца. Он специально облачился в то, что носила их династия будучи правящей. Тёмная верхняя одежда скрывала ярко-желтый халат мужчины, виднелись лишь полы, да концы рукавов. Короткая кофта, не прикрывающая корытообразный манжет с поблескивающими на дневном свету запонками, была украшена на груди, спине и плечах альфы вписанными в круг пятикоготными драконами, указывающими на ранг. Всё же отношение к костюмам в Китае более серьезное, а если совместить этот факт с консервативностью родителя, переубеждать его в чем-либо будет неуместно, если не глупо. У остальных членов семьи в тех же местах были квадратные нашивки с изображением птиц. Журавли, фазаны, павлины, все они будто следили за приближающимся Сато, что шагал с высоко поднятой головой. Благородная осанка и безупречные манеры — неотъемлемые составляющие воспитания Шанга. На родине омеги из Цин подражали ему, и это вызывало чувство значимости, однако среди собравшихся альф он видел лишь одного затесавшегося паренька в самом конце. Не густо. Подобная компания несла за собой буквально оценочный взгляд, словно на месте Шанга мог оказаться любой другой и справиться не хуже. Шэнли делает шаг навстречу, суровым взглядом присматриваясь к сыну. Узкий разрез его глаз не унимает ледяной синевы радужек, в которых Шанг читает незримую, но ощутимую фразу. Ты делаешь недостаточно для вымирающего рода, поэтому не смей распускать себя лишь потому, что ты омега. — Приветствую вас, отец, — он сдержанно улыбнулся и поклонился в знак уважения. В ответ гости тоже с ним поздоровались, передав слугам подарки, свидетельствующие о почтении. — Вы хорошо добрались в страну восходящего солнца? — Прекрати фамильярничать, — заведя руки за спину, наконец отреагировал Шэнли. — Где хозяин дома? — укор в его тоне убивал даже слабо парящее воодушевление в лице Шанга, что знатно нервничал, однако не подавал виду. Автомобиль за ними звучно уезжал, размазывая по каменной плитке мелкую грязь, олицетворяющую быстротечно портящееся настроение. — Он скоро подойдет. Пройдемте в дом? — сглаживал недовольство омега, почти добродушно смотря на родственников, что наверняка хотели отдохнуть и выпить. Отец молчал, будто специально выдерживал паузу. Если отмотать похожий случай лет на пятнадцать назад, то в его руке уже бы давно оказалась первая попавшаяся палка, которой он бы непременно проучил сына, несмотря на количество собравшихся людей. Шэнли не менялся. Как и прежде, полностью ограничивал Шанга в родительской любви, ставя в приоритет совсем другие вещи, тем самым взращивая кочующим во времени отрицанием, нередко жесткостью, зачатки собственных комплексов в единственном рёбенке. Он всего лишь хотел себе сына альфу, а вместо этого получил нежеланного Шанга, что забрал при родах жизнь молодого супруга. И его не трогали обстоятельства, поскольку в объективном случае винить было некого. — Что скажете? — снова попытался достучаться до него омега, и тогда Шэнли слабо кивнул, косо смотря на чужой двор с философскими элементами в виде разбросанных по лужайке камней. Слуги, повинуясь приказу, повели гостей вглубь территории Сато. — Вижу, ты поправился, — размеренно ступая вперед, тихо произнёс мужчина. Шанг, идущий около него, осекся, вжав голову в плечи. — Не перебарщивай, иначе к концу беременности будешь похож на не пойми кого, — он ловко втаптывал его в грязь, давил на больные места, хотя был прекрасно осведомлен о его опасной близости с анорексией, тянущейся с подросткового возраста. — Я думаю о ребёнке, — ранено оправдался парень, сжав в кулаке ткань шелкового кимоно. Почему-то сегодня было особенно холодно. Леденящий ветер порывами царапал кожу, сильно раздувал длинные одежды и портил причёски. Время от времени на небе устанавливалась яркая безоблачная картина, но солнце, отрываясь от линии горизонта, не удосуживалось греть людей своими лучами. Однако Шанг, проводя экскурсию, дабы потянуть время, понимал единение японцев с окружающей средой, ведь оно сформировало особый подход к обустройству жилища. Яркий тому пример – далеко выступающие навесы над окнами с круто загнутыми вверх карнизами, которые призваны защищать от сильных косых ливней, а как следствие дают постоянную затенённость комнат. Видимо, Сато не стали искать способы борьбы с мраком, они его просто опоэтизировали и тщательно обозначили в интерьере. Шэнли заострял внимание практически на всём, что попадалось на глаза, потому что давненько не посещал страну, в которой жили Сато, имевшие с Цин созависимые отношения. Впрочем, их японский дом – настолько самобытное сооружение, что трудно сказать, кто на кого повлиял: то ли обитатель этого жилища выразил через него свою жизненную философию, то ли, наоборот, дом сформировал своеобразные привычки тех, кто в нём живет. Через вычурность желаемого превосходства, альфа не воспримет достойно здесь и квадратного метра, где есть навес, причем навес над пустым пространством, и пускай многие известные архитекторы отмечают, что этот дом во многом превосходит новинки современной архитектуры. У входа Шанг жестом приказал слуге раздвинуть двери-перегородки, таким образом приглашая всех вовнутрь. Больше всего многих из Цин поразило полное отсутствие какой бы то ни было мебели. Они видели лишь обнаженное дерево опорных столбов и стропил, потолок из строганных досок, решетчатые переплеты, рисовая бумага которых мягко рассеивает пробивающийся снаружи свет. Под их разутыми ногами слегка пружинили татами – жесткие, пальца в три толщиной маты из простеганных соломенных циновок. Пол, составленный из этих золотистых прямоугольников, без низкого огромного стола был бы совершенно пуст. Пусты и стены. Нигде никаких украшений, за исключением ниши, где висел свиток с картиной разъяренного тигра, а также каллиграфически написанное стихотворение, под которым находилась ваза с любимыми цветами Шанга. Сейчас это не так важно, но, когда омега увидел их, ему стало легче. — Добро пожаловать, — неожиданно быстро подойдя к мужу, уверенно произнес Даянэ, заставив всех обратить на себя внимание. Шэнли в ту же секунду стал за ним наблюдать, сканируя синими глазами сначала высокую фигуру, одетую совершенно пренебрежительно, затем лицо. Он незаметно следил за его движениями, мимикой, эмоциями, речью, однако не нашел там и малейшего волнения, даже когда встретился с жутчайше чёрными глазами. — Вон там сидит отец, пойдем, — прошептал на ухо Шанг после взаимного знакомства альфы с роднёй. Как ни странно, Даянэ разоблачил изучающий взгляд моментально. Седой мужчина с опущенными веками и довольно глубокими морщинами в зрелом возрасте создавал впечатление дисциплинированной личности. Единственное – Сато никак не мог понять, что именно у него на уме. Приближаясь, он ощущал странное отторжение. Словно акула, чующая запах крови за несколько километров. Впрочем, для Даянэ по-настоящему понять кого-то всегда было сомнительной перспективой, ведь до этого он как-то справлялся, сумел даже ужиться с ранее ненавистным омегой и прикипеть к нему чувствами. Трудно объяснить лишь на словах, но Шанг будто вошел в его круг доверия, получив статус близкого и дорогого человека, чего нельзя было сказать о других. Вряд ли кто-то делит людей на группы в своей голове, ставит определенные разграничения, замечает несвойственные себе повадки, при этом вникая в общие черты окружения слишком поверхностно. Ну, а Даянэ делал это, причем очень талантливо. Он смело пожал Шэнли руку, не выпуская из поля зрения Шанга. Без труда запомнил имена присутствующих, стараясь делать вид заинтересованности в разговорах и “облик нормальности” не вызывал у них подозрения, пускай старик и вставлял иногда однозначно не к месту двусмысленные вопросы. — Не хотите покурить? — предложил тестю Даянэ после немой просьбы мужа. — Не курю и тебе не советую, — словно провокатор он закинул удочку, ожидая подтверждения одной мерзкой теории, но альфа промолчал, спокойно продолжив трапезу. — Потому что рано или поздно это убьет тебя. — Все мы когда-то умрём, — со слабым акцентом произнес Сато, накладывая Шангу, что очень плохо ел, самое полезное из пищи. — У тебя практически безупречный китайский, — распивая алкоголь, неохотно отметил Шэнли, однако характер мышления молодого человека показался ему достойным внимания. — Гуманитарий? — его громкий смешок, развязный тон и протянутые к лицу Даянэ палочки, с которых капал соевый соус, незамедлительно вызвали обратную реакцию. — Нет, — чёрные глаза вперились в бывшего психиатра, отчего в мрачной пучине он даже позабыл свой вопрос. — Я эрудит, — без излишней гордости ответил мужчина, тыльной стороной ладони отодвинув испачканные приборы. От столь высокой самооценки Цин едва не поперхнулся, тем не менее, был уже близок к тому, чтобы сделать о нём личный вывод. — Или человек эпохи возрождения. Называйте как хотите, — Даянэ размял шею и скрестил руки на груди под чужим замешательством. Шанг поспешил ущипнуть мужа за ногу, дабы привести в чувства, но бестолку. Посторонние люди перестали его беспокоить, равно тогда, когда Шэнли положил свою ладонь на худое плечо сына. В мужчине взыграло соперничество. Очевидно ведь, что подстрекает старик его специально. Чтобы что? Поймать? Повесить очередной ярлык? — Тебе некомфортно? — сменил тему Шэнли, поглаживая Шанга перед его глазами. — С чего бы? — абсолютная ложь, но ничего не может его выдать. — Всего лишь забочусь о супруге и ребёнке, — Даянэ подумал, что мог бы выдрать эту дряблую руку за считанные секунды, однако смотря на омегу держал себя под контролем. — Считаешь себя отцовской фигурой? — монотонно, словно они на приеме, спросил Цин. — Что? — Многие пары отыгрывают на себе родительские роли, — прыснул Шэнли, таки убрав руку. — Намекаете на то, что я болен? — в голосе Даянэ послышалось раздражение. Он взял напряженного Шанга за руку и уложил её на бедро. — В этом нет ничего такого. Ты совершенно здоров, но, — старик немного наклонился над столом, снизив хрипловатый тон, однако альфа не собирался секретничать с ним, — помни, в любой момент я могу это исправить, — угроза. Прямая угроза. А главное кому? Даянэ? Это просто смешно. — Тогда вам стоит кое-что уяснить, — накаляясь от ярости рычал Сато сквозь зубы. — Я ненавижу, когда подобную хуйню срут из своего старенького ротика, — глаза Шанга в ужасе расширились, однако Шэнли довольно усмехнулся, присев на татами обратно. Эта непредсказуемость настроения была для него предрешена. — Тебе не знакома эмпатия? — в который раз перепрыгнул с темы на тему Цин как ни в чем не бывало, продолжая разговор. Даянэ всё понимал, слыша как злые сирены начинают гудеть в голове, отдаваясь пульсацией в висках, и всё же его подбешивал собственный прокол, потому что он не был намерен терпеть критику в лице ущербного докторишки. — Я… — вздохнув, мужчина постарался увеличить дистанцию между своей, пока ещё вменяемой, яростью и источником раздражения. — Представляю себе эмпатию, ну, допустим, — синие радужки сверлили его, однако не мешали “правильно” рассуждать. — В качестве некого сакрального места. Например, кто-то попал в чёрную глубокую яму и с самого дна кричит: “Я застрял.” А ты спускаешься туда, говоря: “Эй, я рядом. Я знаю каково тебе здесь. Ты не один.” — Даянэ состроил театральную улыбку, устранив назойливый вопрос с помощью логического объяснения, но если оно не устроит Шэнли – пусть подавится. Шанг похлопал мужа по колену, отрицательно качнув головой. Не стоило раздувать из этого проблему. Отец уедет, и всё забудется. В конце концов даже они смогли простить друг друга ради светлого будущего, в котором родится их малыш. — Как насчет танцев? — омега обратился к наевшимся гостям, пока самые близкие ему мужчины объявляли междоусобную войну. — Было бы неплохо! — задорно крикнул опьяневший альфа с эмблемой журавля, и Шанг, несмотря на хватку Даянэ, выдернул руку, поднявшись из-за стола, дабы позвать сидящих за дверью слуг вместе со старинными музыкальными инструментами. Вскоре на слух легло лирическое пение о человеческой судьбе. По натянутым струнам искусно играли, добавляя атмосферу единения. Альфы по очереди танцевали с единственным неженатым омегой, что приехал с ними. Освободившийся стол потихоньку обновляли десертами. Вот только Даянэ с испорченным настроением встал у окна, мерно закурив сигарету, пока муж и Шэнли в другом конце помещения говорили о своём. Ему не нравился этот старик. Его раздражали посторонние люди, но больше заботило то, что быстро устающий муж сейчас стоит на ногах вместо того, чтобы отдыхать в постели. — Психованный выродок, — не слушая Шанга, полушепотом произносит глава Цин, разгневанно смотря на курящего Даянэ. Ещё никто так бесстрашно не вставал ему поперек горла. — Он сегодня не в духе, — выдавил из себя омега. — Прошу, давайте закончим на этом, — у него было плохое предчувствие, вроде кошки на душе скребут. — Нет, потанцуй с господином Бао, — строго приказывает отец. — Он привёз тебе новое кимоно, — Шанг застывает, переводя поникший взгляд на ужасно пьяного альфу, и чувствует как сыплется гордость, ведь он не смеет перечить отцу. — Быстрее, — Шэнли нервно толкает его в спину, и тогда мелко дрожащие руки омеги рефлекторно закрывают живот. Сердце. Сейчас он так громко слышит биение совсем ещё маленького сердца внутри себя. Как это возможно? Даянэ отворачивается от окна, туша бычок в пепельнице, и видит как его беременного мужа швыряют в одного из старых альф. Он слышит отвратительный смех Шэнли и других. Им всем смешно и весело забавляться с уязвлённым Шангом, не убирающим рук с живота, а у мужчины на миг даже голос пропадает, потому что до этого ничего в жизни ещё не вызывало в нём такой страшной ярости. — Не трогай его! — едва не надорвав себе связки заорал Сато, сорвавшись с места. Слуги испуганно дернулись и, отложив инструменты, не решились что-либо делать. Цин тоже замолчали, не в силах игнорировать чужой рёв, но как только Шанг попытался выпутаться, капкан, поставленный Шэнли для Даянэ, захлопнулся. — Не беспокойтесь, господа, — злорадствуя шипел старик, — танцуйте! — и его послушали, потянув руки к пояснице омеги, сжавшегося в тревоге, пропитывающей всю комнату. Расталкивающий толпу муж потерял всякое самообладание. Нервничая, он пустил в ход кулаки и, быстро пробившись в центр под чужие стоны, со всей дури врезал по челюсти альфе, что мерзко прижимал к себе Шанга. — Сато, ты переходишь все границы… — Шэнли сощурился, видя как пьяный Бао падает на спину с одного удара. — Он не будет ни с кем танцевать, ясно? — рявкнул Даянэ, закрывая собой Шанга, искаженного ужасом и отвращением. Всё пропало. Господи, он же просил его вести себя нормально. — Тогда мне придется преподать тебе урок. Который запомнится навсегда, потому что провернёт психику Даянэ в мясорубке. — Друзья, держите его, только покрепче, — обратился Цин к альфам, что едва отошли от мощных ударов. Омега среди них боязливо обнял себя руками. — Отец, пожалуйста, не нужно! — панически вскрикнул Шанг. — Я буду танцевать! Не трогайте его! — не покидая Даянэ, умолял он, пока их окружали. — Убирайтесь! — изнемогая в опаске за мужа и ребенка, кричал мужчина как загнанный в угол зверь. — Я сказал пошли вон! — Шэнли сунул руку во внутренний карман халата и, кивнув подчиненным, дал знак — нападать. Человек пять разом навалились на Даянэ, из-за чего он не смог защитить мужа, которого оттащили к отцу. Кто-то тянул его за волосы, кто-то подло бил в спину, голову, живот. Шанг кричал и рвался ему помочь, несмотря на протест отца, удерживающего покрасневшие запястья. Вскоре подтянулись и остальные альфы. Даянэ стойко держался, не падал с ног, яростно отбиваясь и терпя боль, но жестоко избивающая его толпа постоянно норовила заломать руки. Нечестно, десять на одного, так поступают лишь трусы. Немигающий взгляд метнулся к рыдающему Шангу, когда над бровью потекла струйка крови, не чувствуя кулаков, он врезал кому-то в кадык и, на миг освободившись, подался всем телом вперёд. На все части тела посыпались удары. Рёбра горели от боли. Даянэ заревел, уже ничего не видя из-за крови, попавшей в глаза. В тряске он уже без разбора бил уродов в ответ. К сожалению, это не фильм, в котором главный герой может победить целую армию нападающих. Это жизнь, где ты чувствуешь, как громко кости выходят из суставов. Как гудит и почти раскалывается от звона в ушах череп. Силы тоже кончаются, а давка усиливается. Задыхаясь от непрекращающихся ударов, он выдохнул сквозь зубы, делая решающий рывок вперёд и, почти вырываясь, замахивается на Шэнли, как тот вдруг достаёт из кармана нож и под оглушительный крик Шанга вонзается лезвием в бедро Даянэ по самую рукоятку. Шокированные слуги выбежали из помещения. — Достаточно, а теперь, — упиваясь тем, как он сдерживает в режущей боли голос, говорил Цин, — на колени, Сато. Шанг истерично забился в руках отца, чувствуя невыносимую беспомощность от вида бледнеющего мужа. Он хотел остановить это безумие, но в какой-то момент Шэнли перехватил одно запястье и едва не вывернул, вызвав в горле новый судорожный вопль. Даянэ, скривившись, согнулся, прижав руки к торчащему ножу, но всё равно не упал на колени. Его чёрные глаза пылали ненавистью, разъедающей высокомерную синеву напротив. Если бы он только знал, чем это обернется… — Встань на колени и извинись перед всеми, — более раздражённо повторил старик. — Сначала отпусти моего мужа, — в потугах прорычал мужчина, умудряясь скинуть с себя чужие руки. — Что ж, я тебя понял, — усмехнулся Шэнли, призывая ждущих альф ускорить процесс возмездия из-за личной неприязни, — помогите ему. — Нет! Хватит! Вы убьете его! — срывая голос не замолкал Шанг, нервируя отца, однако всем было плевать. Они силой давили на плечи молодого мужчины, но при несгибаемом сопротивлении взялись за старое, без чести спуская на него собак в жалких ударах. Трясясь, Даянэ отхаркивал кровь и опирался на здоровую ногу, ощущая как вторую сковывает ножевое ранение. Он мог стерпеть эту боль, эти нападки, ведь по-настоящему ужасной пыткой для него были слезы Шанга. Жестокость. Это качество, с которым не рождаются. Его приобретают в течении жизни, проходя через трудности и испытания. Тебе хочется лишь причинять боль своим врагам, а потом и вовсе — просто причинять боль, без всякой на то причины. Неужели жить — это значит: быть жестоким и беспощадным ко всему, что становится слабым и старым в нас? — Это невозможно, говнюк непробиваемый! — устало сказал китаец, пнув Сато в бок. Воздух пропитался запахом крови. Во рту ощущался привкус железа. Не верилось, что это происходит на самом деле. Боже, чем они это заслужили? Шэнли взбешенно направился к ним и, отпустив сына, поднял руку, дабы с размаху ударить Даянэ по лицу. Смирившись, мужчина попытался вдохнуть воздух полной грудью, но отвратительный запах, врезавшийся в ноздри, заставил закашляться. Шанг думал, что сможет через это пройти, ведь сам не раз бил его, однако, когда от лица мужа стали отлетать ошметки крови, голубые глаза наполнились самыми горькими слезами. Насколько его ещё хватит? Через боль и позорные пощечины Даянэ не отводил глаз от омеги, несмотря ни на что подбирая более выгодное положение для финального нападения. Малыш. Как он там? — Да когда ты уже сломаешься, блядский психопат! — прошипел Шэнли, в который раз поднимая руку. Никогда? Даянэ ошибся, когда увидел, что сильный удар пришелся на Шанга, в самом конце подставившегося под ладонь отца. Жестоко. Как же это было жестоко. Ведь он упал, не успев прикрыть беззащитный живот. В его отчаянном мычании содрогнулся разум мужчины. Ребенок ведь не пострадал? Кто-нибудь, скажите ему об этом. — Вот чёрт, — лишь проворчал Цин, как совсем незаметно руки Даянэ оказались на его шее и по-зверски сдавили мышцы и связки, перекрыв доступ к кислороду. Альфы незамедлительно кинулись спасать господина, которого трясли как куклу. — Сукин сын… — хрипел он, постепенно теряя сознание, но этого было мало. За такое и убить мало. Шанг перевернулся на спину, от ужаса не сразу понимая, что за боль ощущается в животе. В глазах странно мельтешило, но куда больше он волновался за Даянэ, которого словно в замедленной съемке ударили чем-то тяжелым по голове. Сердце практически разорвало от безумного страха, когда они разбили ему голову. Пусть этот кошмар закончится, пожалуйста, я больше ни о чём не попрошу. Омега делал всё, чтобы подняться на ноги, не замечая спазма в пояснице. Однако, едва приняв сидячее положение, потерял чувство реальности окончательно, потому что тело вдруг пронзило мерзкой липкой судорогой. О нет… — Помогите… — покрасневшие глаза уставились на мужа, но не нашли спасения. Даянэ уложили на пол, для уверенности сев сверху. Он, забитый до кровоподтеков, с ножом в бедре, ослаблено сопротивлялся под чужим весом, из последних сил желая защитить единственное близкое ему существо. Адреналин в крови больше не заглушал страшную боль во всём теле, но она стала ничем, когда исподлобья мужчина смог увидеть Шанга, что онемевшими руками отчаянно трогал себя за живот в надежде на то, что ребёнок в нём всё ещё жив. Пелена слез мешала видеть. Нет… Кто-нибудь помогите ему. Помогите моему ребенку! Между ног, прямо снизу вышло… Бледные пальцы омеги лихорадочно задрали край кимоно, показав темно-багровую дорожку крови, стекающую по внутренней стороне бедра. Агония охватила разум. Даянэ передернуло. По щекам безостановочно катились слезы. Он верил, что сойдет с ума от этой боли, потому что его сокровенная мечта умирала на глазах. Глупейшая ошибка унесла жизнь его первого и, скорее всего, последнего ребенка. Горечь переполняла растерзанное сердце. Тяжелая история. Болезненный финал. Мучительный исход. Вот, чего ему стоила лишь одна проклятая встреча с Шэнли Цин.