Драконьи драбблы

Когда Малика слышит о становлении Инквизиции впервые, она не обращает внимания. Это слух, шепоток в таверне, который привычное к вылавливанию информации ухо ловит само по себе, но гномка не концентрируется. Она вообще мало на чём концентрируется после смерти Карааса. Первые месяцы дались ей тяжело. Воспользовавшись неразберихой во время нападения демонов на её спасителей, Малика сбежала. Сквозь боль и снег она кое-как добралась до Внутренних Земель, там же и оставалась некоторое время. Местная лекарка согласилась подлечить переломы в обмен на помощь с добычей трав, и Кадаш сполна вернула долг. Тело её постепенно лечилось, приходя в какое-то подобие формы, но не душа. В душе Малики царил кавардак. Первые дни, стоило лишь поддаться горю, она проводила в слезах. Всё внутри отказывалось принимать смерть Карааса, всё казалось, что вот-вот, сейчас, он вернётся и всё будет как прежде. После излечения переломов Малика принялась рубить дрова, ходить на охоту и помогать таким же, как она. Не от широкой души – в её пустых глазах чахли остатки сожаления. Так она чуть не довела до слёз склочного старикашку, который попытался получить больше чем остальные. Нет, Малика лишь пыталась занять себя, чтобы не думать о Караасе. Воспользовавшись фактом своей смерти для Хартии, Кадаш порвала все связи со старой жизнью. Она не стала возвращаться – не было смысла. Казалось бы, стоит вернуться к тому, как всё было до появления Карааса, но она просто не могла. Мысли Малики всё возвращались и возвращались к нему, к тому, как они праздновали удачные контракты. Она шла помогать людям и вспоминала, как однажды Караас рассёк себе ногу её топором, когда попытался наколоть дров к костру. Он был в её мыслях постоянно. Как вина, что грызла гномку. Если бы она настояла, и сама пошла внутрь, тогда Караас был бы жив. Плевать на неё саму, тал-васгот заслуживал жизни больше, чем Малика. Так она отправилась в Орлей, избавляясь от прошлого и возможных столкновений со старыми знакомыми. Там же её нашли вести о создании Инквизиции. Появление Вестника Андрасте Малика пропустила, прибыв много позже, но с удивлением слушала россказни, о том, что людскую святую представляет теперь рогатый нелюдь. Она ещё посмеялась, думая о том, что хуже подставной фигуры выбрать правая и левая руки почившей Верховной Жрицы не могли, но смех этот был сквозь боль. Раны не заживали, а надежду, жгущую изнутри при этих новостях, Малика затоптала. На Конклаве было прилично тал-васготов, это мог быть кто угодно. Это не мог быть именно Адаар. Но надежда, что сорная трава, пробивалась сквозь вину и горе. Она росла внутри ядовитым цветком, толкая Малику на необдуманные поступки. Так она нашла Друзей Рыжей Дженни, которых искать-то особо не пришлось. Слушок там, зацепка здесь, и вот – она сидит перед смешливой эльфийкой из «плоскоухих», как называли городских долийцы. Сэра, так звали Рыжую Дженни на самом деле, оказалась приятной девахой. Бойкой и говорливой, хотя и своего рода профессионалом – выйти на неё саму удалось только после череды проверок. Так Малика узнала, что Адаар Караас жив. И что Лорд Инквизитор он и есть, никто другой. Сэра, узнав, кто её искал, делилась информацией охотно, рассказала, что за «честь Малики Инкви набил Быку его наглую морду, я не осуждаю, но крику было от посольши, просто жопа!». Так Малика поняла, что он тоже думал, что она мертва. Скучал, значит. Надо будет предложить ему побрататься, подумала Малика тогда, ощущая, как надежда распустилась ядовитой яркой лилией под рёбрами и цветёт. Красиво, так-то, цветёт.