Momentary Weakness 2.0

      Раннее утро у моря намного холоднее, чем предполагала Ханджи. Если ещё вчера вечером вода хоть и не обжигала, но вполне радушно принимала в тёплые воды желающих окунуться перед сном, то сегодня она по-настоящему жалит, даже просто испаряясь в солёный воздух и обдавая палаточный лагерь на берегу. Но тот маленький ритуал, что ты задумала с того самого момента, как лошадей оседлали для экспедиции за ворота стены Мария, все-таки исполнить нужно, иначе успеха не будет. Слишком далеко забрались.       Ты всегда верила в те знаки, которые посылает судьба. И совершенно искренне считала, что все успехи Легиона Разведки обусловлены чрезмерно удачным стечением обстоятельств. Возможно, в этом была доля правды, возможно, ты слишком прониклась суждениями матери, «подрабатывающей» гадалкой и знахаркой в свободное от работы на полях время, однако Армин Арлерт, единственный парень в кадетке, которому хватало наглости оспаривать твою жизненную философию, уверял, что удача здесь вовсе не при чем.       Маленький зануда. — Разве победа в Шиганшине — чистой воды везение? Мы бы никогда не узнали, что находится в подвале дома Йегеров, если бы Эрен не убил Бертольда, команда Ханджи не ранила Райнера, а множество рядовых во главе с командором не пожертвовали собой, чтобы выиграть время! — даже что-то доказывая, себя он благоразумно исключал из числа внесших свой вклад в победу, ибо помнил, что ты поддерживала мнение Флока, будучи уверенной, что с живым Эрвином Разведкорпус добился бы большего. — По-твоему, победа — заслуга по-особенному сошедшихся на небе звезд? Нет, вовсе нет! Это закономерный результат общего сплоченного труда, ты ведь сама была там и всё видела! — А то, что сыворотка в итоге досталась тебе, а не вышестоящему по званию? — парировала ты, не желая уступать навязчивому святоше ни в чем. — Ты думаешь, капрал Леви не стал бы защищать командира до последней капли крови, если бы твои Эрен и Микаса вовремя не разревелись? У Леви Аккермана было больше физической силы, жизненного опыта и даже здравого смысла — а кто всё-таки остался жив? После этого тебе стоит отдать звание «умеющего добывать всё за красивые глаза» им, не находишь?       Ты знала, куда бить, и совесть ничуть тебя не мучила. Армин же после подобных отповедей надолго замолкал, поспешно уперев резко заблестевшие глаза в пол, и до конца дня отмалчивался на любые вопросы двух своих живых щитов. Кажется, с тех пор, как они вытащили его из тела титана-пустышки, они стали трястись над блондином ещё сильнее, и это тебя раздражало.       Ошибка. Просто нелепая ошибка, вот что он такое.       По крайней мере, так ты думала до вчерашнего дня. Ошибкой оказалась ты сама.       До момента, как первое копыто первой лошади ступило с каменистого холма на белый песок, ты и не подозревала, что огромный кусок синего цвета, сливающийся с небом на горизонте, четко разделит твою жизнь на «до» и «после», а вдобавок ещё и лишит так тщательно лелеемой мотивации на службу. А без неё как бы еще ты продержалась среди смертников столько лет…       Где-то в глубине души, со своих первых дней в Разведкорпусе, ты твердо знала, что усилия ваших воинов обязательно окупятся сторицей и цели, которые ставил перед собой Эрвин Смит, в конце концов явят застенному миру нечто новое. Совершенно иное. Не похожее ни на что. Но эти мысли были нечётки и расплывчаты, как туман после дождя, и, если честно, того дня, когда в делах разведчиков наметится очевидный прогресс, ты в той же степени, что жаждала, боялась до дрожи в коленях. И раскрытие дневников Григория Йегера только подтвердило твои опасения. Как после такого жить? Во что верить, если все учения, когда-либо циркулировавшие внутри трёх Стен оказались полнейшей ложью?       Теперь единственным непоколебимым для тебя осталось только одно. Гадания и ворожения, как учила матушка. Они не давали ответов на вопросы, но позволяли создать иллюзию того, что ты их ищешь. И одно тебе необходимо было провести как можно скорее, чтобы окончательно не потерять контроля над собой. Ради него ты не спала всю ночь, а сколько вербены сожгла в своей палатке после отбоя? Хорошо, что в соседи тебе никого не досталось — объясняй потом, что да как. О твоей суеверности знала только Петра, но Петры рядом не было уже больше года, и делиться еще с кем-то своим умением ты не собиралась.       Оставляешь на берегу небрежно сваленные в горку вещи и, сжав зубы покрепче, вбегаешь в царство влаги.       Титан тебя сожри, ну и холодище!       Вспениваешь воду лихорадочными гребками, дергаешься, как гиперактивная медуза из книжек Арлерта, но привыкание всё равно приходит гораздо позже, чем ты рассчитывала. А выходить из моря даже по прошествии необходимых десяти минут не хочется ещё очень долго — при мысли о том, как утренний бриз мгновенно пронижет тебя до костей, внутри боязливо приподнимает голову злобный мелкий демонёнок, противно скрипящий: «Да зачем тебе такая глупость? Это было забавно, когда ты ещё не пошла в школу, но теперь-то ты выросла. Что оно тебе принесет? Уверенность? Тебе не нужна лишняя уверенность, пока ты живешь по правилам, установленным твоей матерью. Защита? Так ты сама кого хочешь обидишь». Прерываешь его болтовню, шлёпнув мокрыми ладонями по ушам, и, собрав в кулак свою волю, вырываешься из ледяных объятий.       Теперь самое сложное.       Стараясь не хлопать себя по плечам, мгновенно прочувствовавшим на себе низкую температуру этого утра, подходишь к брошенным одежкам, выуживаешь из них маленький полотняной мешочек и, не потрудившись набросить на влажное тело хотя бы рубашку, отходишь к чахлому деревцу, нашедшему себе приют под одной из поросших зеленью скал. На ходу пересчитываешь содержимое. — Обёртка от съеденного сразу после победы трюфеля, граненный рубин из алтаря в часовне Райссов, кусок лепнины с камина в замке Утгард, заколка, подаренная Петре в честь поступления в спецотряд...       В детстве твоим любимым занятием было собирать и прятать заговорённые «секретики». Все девчонки вашего квартала знали, как сделать «секрет»: нужно в укромном местечке выкопать ямку и аккуратно сложить там несколько вещичек, наиболее тебе дорогих. Затем убедиться, что вокруг тебя нет ни единой живой души, лечь прямо на землю, припасть губами к самой ямке и прошептать прямо в нее свое самое сокровенное желание. И наконец накрыть свои сокровища стеклышком и засыпать так, чтобы внешне ничто не выдавало, будто земля что-либо хранит.       Ногти ты обстригла перед самым походом, так что влажная земля поддается намного хуже, чем могла бы, но вскоре аккуратная ямка удобно располагается прямо между выступающими из-под земли корнями и ты медленно, с торжественностью, достойной самого Закклея (того самого, который короновал Хисторию Райсс), укладываешь в неё свои сокровища и прикрываешь их осколком витража из шиганшинского собора. Выпрямляешься, чтобы по обыкновению оглянуться… И сходу впериваешься в чужое лицо. — Что за?! Армин, чтоб тебя!! Взял, всё испортил! Из-за тебя ворожение пропало!       От стоящего всего в двух шагах от тебя юноши не исходит никакой реакции. — Ты что, оглох?! А ну чеши отсюда!       Возмущение от того, что магия «секрета» безвозвратно развеяна посторонним человеком, так велико, что мысль о том, сколько он уже мог за тобой наблюдать, приходит в голову с колоссальным опозданием. Ты понимаешь, как права, только сев на корточки и скукожившись, чтобы хоть как-то прикрыться. — Вали прочь, придурок!!       Но он стоит, широко разинув рот, а в голубых глазах, помимо священного ужаса, сравнимого только с религиозным экстазом почившего пастора Ника, ты впервые читаешь чувство, которое ты даже не подозревала в наличии у своего заклятого друга. Жадность. Впрочем, Арлерт довольно быстро овладевает собой и спешит отвернуться к воде. Но не уходит.       Ну и чёрт с тобой. Посмотрим, кто кого переупрямит. Втягиваешь голову в плечи и закрываешь глаза, всем своим существом выражая готовность не двигаться с места, пока нелепый мальчишка наконец не уберётся вон. Со стороны по-прежнему не доносится ни звука, а затем на твою голову набрасывают тяжелую, но тёплую ткань. Куртка разведотряда. — Начался прилив — твои вещи вымокли до нитки и чуть не уплыли в Марлию. Я еле успел выхватить их из воды, — совершенно обыденным тоном сообщает Армин где-то над правым ухом, и ты чуть приоткрываешь глаза, упираясь взглядом в чужие босые ступни. — Куда дел? — Разложил сушиться на камне. — А, ладно, — что ж, за такое его можно и простить… немного. Весело бы было, не найди ты своих шмоток после ворожения. Как бы ты потом до палатки чесала? — Спасибо за волнение, но теперь ты можешь оставлять меня со спокойной душой. Я вернусь в лагерь чуть позже. — Ты сказала, что у тебя пропало ворожение, — пропускает твои слова мимо ушей блондин. — А где нож, свечи и чаша для крови?       Злопамятный гадёныш. Надо же, а раньше ты и не замечала. Значит, не настолько он идеален, и этот факт чудным образом вызывает удовлетворение. Против воли у тебя вырывается смешок. — Думаешь, раз я росла в семье сельской гадалки, то одичала настолько, что мне для ритуалов нужны метровые ножи и мертвые куры с кошками? Разочаровываешь. Среди вас так даже о Саше никто не думал. — Я думаю, что давно хотел сказать тебе, как ты была права, — неожиданно серьёзно припечатывает мальчишка, и все настроение шутить пропадает, как на духу. Дождавшись, пока ты укутаешься плотнее и высунешь из-за воротника скептически выгнутую бровь, он продолжает: — Насчёт того, как я получил силу Колосса. Для меня… как ты и сказала, это действительно оказалось чистое везение, а не исход продуманного плана. Я искренне попрощался с жизнью и подумать не мог, что Эрен и Микаса подерутся с капралом ради меня. И всё же… Не могу сказать, что я о чём-то жалею. Не обессудь. — По тебе и так было понятно. Эрвина уже не вернуть, ты пришёл заново ткнуть меня этим в нос? — Вовсе нет! — с жаром возражает Армин, поспешно усаживаясь рядом. — Я веду к тому, что теперь, когда мы забрались сюда, не сработает вообще никакой план дальнейших действий, если до этого он у нас был. Информации о стране под названием Марлия, как и об остальных странах, о которых народ за стенами не имел понятия до прошлого года, катастрофически мало, и строить хоть какие-то предположения… просто глупо. Никто не знает, что сейчас делать, даже Ханджи. И я не уверен, что мог бы знать сам Эрвин. А Эрен вообще чувствует это болезненней всех остальных. — Так он поэтому не разделяет твоей радости по поводу открытия океана? — догадалась ты. — А я думаю, чего он в воде торчал, как столб, и даже на нагадившую на него чайку не отреагировал. — Эрен боится. Я боюсь. Все боятся того, чего не знают, — ровно констатирует Армин. — Но тебя, как мне показалось, общее волнение затронуло меньше всех, потому что… я бы сказал, ты привыкла к неопределённости. Именно за счёт того, что твоя матушка обучала, как нехитрым ритуалом её можно подчинить себе. Точнее, спрашивать у неё, а потом пускать приход ответа на самотёк, но именно благодаря этому факту не терять самообладания... Насколько возможно. — Допустим. Тебе что с того? Раньше ты не уделял тонкостям моей жизни никакого внимания. Что-то переменилось? — На самом деле я хотел попросить тебя об одной вещи. Если тебе противно думать, что ты оказываешь помощь тому, кого недолюбливаешь, давай назовём это сделкой. Позволь мне маленькую слабость не быть, как говорил Флок, «раздражающим всезнайкой» и хотя бы раз признаться кому-то, что я вне себя от собственной растерянности, а я… ну… наверно, постараюсь как можно меньше попадаться тебе на глаза, — его голос впервые сбивается, а глаза бегают так, что ты всерьёз начинаешь опасаться, как бы из них не вывалились зрачки. — И поскольку я нечаянно — поверь, совершенно нечаянно! — стал свидетелем того, что помогает тебе обрести силу… То не могла бы ты немного поделиться своей силой со мной? — огорошивает Арлерт, а ты от изумления разжимаешь пальцы, и злосчастная куртка чуть не соскальзывает на песок. — Просто расскажи мне, что ты делала, а я все сделаю сам! Могу даже специально уйти подальше, за скалы!       Упасть и не встать. И ради такой глупости он тебя подстерегал? Так, ты берешь свои слова обратно, он действительно непоправимый святоша. Хотя то, как он сменил пластинку касательно твоих убеждений, вселяет глубокое чувство торжества. Но… на удивление, без злорадства. Принимаешь многозначительный вид, а затем, даже не пытаясь скрыть ухмылку, важно и степенно киваешь. — Иногда зачарованный «секрет» создают парами. Но не группами, так что это неслыханная удача, что никто из твоей компании не увязался за нами. Так и быть, я сделаю исключение и позволю тебе устроить свой «секрет» в одной ямке с моим. Всё равно уже разрушил «гадание на одного», так что вреда ни больше ни меньше. Надеюсь, у тебя при себе есть что-то, с чем не хочется расставаться, а придется?       Армин с готовностью выслушивает правила, а затем, окончательно убедившись, что его идею не восприняли в штыки, позволяет улыбнуться и себе. — И никому не говорить. — Если кому-то скажешь, то я тебе язык отрежу. Нож специально разыщу, а потом перетру мясо, высушу и сделаю себе амулет.       Издав согласное мычание, Армин с улыбкой хлопает себя по карманам подвернутых брюк и выуживает из одного раковину. Ту самую, которую вчера днём подобрал прямо в воде. — Её нужно спрятать сюда, правильно? — мальчишка с готовностью подбирается к ямке у корней, но старательно поворачивается к твоей фигуре спиной, а внезапно покрасневшее лицо — на фоне жёлтой, как пух цыплёнка, головы выделяется превосходно — умудряется выглядеть одновременно оживленным, смущённым и несчастным. — Т-только… Мне же не обязательно раздеваться? — Нет, точно язык отрежу.