Первый раз, когда ты прикоснулся ко мне, я знала, что должна быть твоей.
Каменные плиты неприятно холодили босые ступни, и кандалы терли ноги, но вместо того, чтобы обращать внимание на это, Туткун пыталась запомнить коридоры и повороты Небесного дворца. Получалось плохо: они были такими многочисленными и выглядели такими одинаковыми, что ей казалось, будто их водили кругами мимо одних и тех же дверей. Они шли первыми: она и Тунай, Сырма и Аккыз, и Туткун молила Небесного Тенгри, чтобы все, что наказала говорить Коготь, оказалось верным и достаточным для спасения их хана. Допрос был тем, чего не предусмотрели ни Чолпан, ни Салтук, и теперь все зависело от пленниц. А они зависели от Аккыз. Туткун скосила глаза вправо. В отличие от сестры, которая восхищалась дочерью Эврена за смелость и силу, Туткун считала Аккыз излишне наглой и дерзкой. Не она одна в Горном ханстве потеряла в тот черный день часть своей души, не она одна желала мести. Но Аккыз не умела подчиняться. Уверила в эту ерунду с Двуглавым Волком, выделила себя и оттого задиралась даже перед Чолпан-хан – той, чьим умом и терпеливостью горные выживали пятнадцать лет. Туткун не любила таких, а потому Аккыз не любила ее. Но сейчас они и правда были связаны – во всех смыслах, – и, если их слова оправдают хана перед судом, Туткун станет первой, кто поблагодарит Коготь от всего сердца. Локтя неожиданно коснулись ледяные пальцы Тунай. – Неужели тебе совсем не страшно, сестра?.. Тунай отчаянно пыталась держать лицо, как их учили, но получалось из рук вон плохо – ее выдавал затравленный взгляд. Туткун едва заметно пожала плечами. Она любила Чолпан так же, как сестра, и так же переживала за их план, но… Страха отчего-то не было. Только биение крови в висках. Массивные двери оказались перед пленницами неожиданно, всего лишь после очередного безликого поворота. Проходя через них, исподтишка она видела, что народу в зале трона собралось предостаточно: наверняка и вся ханская семья, и советники, и воины, и застывшая каменным изваянием посредине Чолпан, а где-то дальше – ясаул Салтук, которого Туткун, смотревшая под ноги, признала только по силуэту и позе. – Встаньте на колени. Они повиновались – все, кроме Аккыз, и Туткун хотела было дернуть ее за одежду, однако не стала. Если глупую сейчас ударят, она не собиралась становиться следующей жертвой небесного гнева. – Ваш взгляд не поднимется, пока вам не прикажут. Туткун показалось, что после этих слов на зал опустилась тишина. Все молчали, стояли недвижимо, и оттого отчетливо были слышны дыхание девушек рядом и – шаги. Кто-то шел к ним… Не поднимая головы, она могла с уверенностью сказать только, что это не Салтук и не тегин, который остался сидеть на троне, но был это второй наследник, кто-то из приближенных или стражников, она не знала и, что он делал, не видела, пока тот, миновав Сырму, не встал перед Тунай. Только тогда самым краем зрения она уловила, как мужчина сначала жестом, а затем рукой вздернул лицо сестры. Туткун на миг прикрыла глаза. Что ж, так, бывало, делала и Чолпан-хан… Главное постараться не выказать ни страха, ни дерзости, остаться спокойной и покорной, а потом сказать, как научила Аккыз… откуда бы та ни узнала. Мужчина наконец отпустил Тунай, сделал шаг к Туткун, и ей почудилось, будто за ним скользила тень, стремительная и хищная. Эта мысль на один вздох отвлекла ее от происходящего, а потому, когда подбородка коснулись пальцы, против ожидания совсем не грубые, и повели ее лицо вверх, Туткун подняла голову, не следуя – опережая его движение. Это было похоже на вспышку молнии в непроглядной ночной черноте – так быстро и ярко, что взгляд способен ухватить лишь отдельные черты. Слишком светлые для тюрка волосы, всклокоченные, как львиная грива, и в то же время что-то орлиное в контуре лица. Шрам под правой бровью. Расширенные голубые глаза… В груди закололо, и Туткун вспомнила, что нужно дышать. Нужно сделать вдох… чтобы увидеть, как тегин медленно вдохнул с ней в унисон и вздрогнул, словно вместе с воздухом вернул себе реальность, в которой вокруг них было полно людей. Убрал руку от ее лица, лишая приятного тепла, и перешел к Аккыз… Какая-то часть нее знала, что следовало снова уткнуться в пол, но, вопреки этому здравому знанию, Туткун продолжала смотреть. И когда его взгляд снова, спустя десяток бесконечных мгновений, вернулся к ней, почувствовала, как к щекам прилил жар. Она привыкла, что на нее смотрели мужчины. Но так из них на нее не смотрел никто. И когда он все-таки разорвал эту тонкую нить, она точно знала – он тоже этого не хотел. Не хотел, но был вынужден, потому что второй тегин поднялся с трона, спустился к пленницам… Туткун показалось, будто с ним пришел холод. – Разбойница, что выстрелила в Алпагу-хана, из вашей общины. Это правда? Его глубокий голос звучал так надменно и грозно, что выдержка изменила даже взявшей первое слово Аккыз. – Не правда. – Вы знали эту разбойницу? Туткун постаралась унять ошалевшее сердцебиение. Выше и глуше, с легкой, но заметной, очевидно уже не проходившей хрипотой, ему этот голос очень подходил. – Не знали. Она была путницей, которая заблудилась. – Что вы дали этой девушке-лучнице? Он даже здесь, в тронном зале, в абсолютной тишине почти переходил на крик, и можно было легко представить, как тегин срывал горло в битве, перекрывая и звон железа, и вопли врагов. Это, наверно, должно было быть страшно, вдруг со внутренним смехом поняла Туткун. Нет, ведь точно, на то и был расчет, для того он и обходил всех девушек одну за другой, грубо заставляя посмотреть в лицо! Должен был запугать так, чтобы у пленниц и мысли не возникло солгать. И ее запугать тоже должен был… Она вспомнила его взгляд, словно что-то искавший в ее глазах, и сама себе покачала головой. В том взгляде не было ни угрозы, ни злобы, ни презрения – только удивление, сплавленное с чем-то, чему Туткун не могла подобрать названия… – Это будет сложнее, чем мы думали, – прошептала Тунай, когда они потянулись за Йибек во внутренний двор. – С полей будущего хана не соблазнишь. Туткун поджала губы. Сестра была права – остаться во дворце, хорошо если даже не в услужении тегинам или госпожам, могло оказаться не так просто. Пленниц была целая дюжина, всех здесь точно кормить не станут. К тому же за две прогулки по коридорам Туткун и вовсе увидела не так много слуг. Но прав был и Чалаир – поперек слова Улу Эдже никто ничего не сделает. Если жена Алпагу-хана решит, что ей или Тунай дорога на работу в полях, придется смириться с поражением. Разве что… С высоты крыльца Туткун бросила взгляд вправо. Тегины сидели рядом на подушках, разные, словно день и ночь. Она наконец вспомнила, как Салтук-бек говорил, что один из сыновей хана внешне совсем не походил на тюрка, да вот беда – не помнила имени. Пришлось спрашивать у Чалаира. – Кто из них наследник Кая? Слуга ответил тут же. – Который похож на человека. Туткун нахмурилась. Тоже нашел описание… Чалаир заметил ее заминку, закатил глаза, как будто все должно было быть понятно сразу, но все-таки добавил: – Красивый который. Сердце пропустило удар. А тегин, словно почувствовав, что говорили о нем, скользнул по ним задумчивым взором. Рядом тяжело вздохнула Тунай. – И почему тебе всегда везет, сестра? Туткун с трудом подавила улыбку. Она сказала Чолпан-хан, что ради горного народа была готова вытерпеть и плен, и внимание Небесного тегина, и не соврала, но… Но теплое прикосновение Кая-тегина к своему лицу ощущала до сих пор. Впрочем сказать, что сестре совсем не повезло, она тоже не могла – наследник Темур хотя и вызвал у Туткун неприятные чувства, был по крайней мере не дурен собой. Их снова заставили встать на колени, и снова Аккыз медлила, испытывая терпение небесных. Сейчас Туткун ее не винила: будь она на месте Когтя, тоже была бы в ужасе от «предательства» своего хана. Улу Эдже медленно обошла девушек, принеся с собой шлейф одуряюще-сладкого аромата каких-то неизвестных цветов. За ней по пятам следовал охочий до золота Чалаир. Начиналось распределение, и Туткун обратилась в слух, желая подгадать удачный момент, но прежде… Прежде, вопреки приказу, подняла голову, следуя совсем другому желанию – убедиться, что не ошиблась, что не померещилось… Кая-тегин, в отличие от нее, взгляд не прятал и отводить не стал. Вместо этого повел головой, будто спрашивал «что?», и Туткун не выдержала первой. Но, даже когда отвернулась, знала, что он продолжал смотреть, неотрывно и изучающе… Чалаир наконец дошел до них, заставил встать оглушенную горем Сырму, и померещилось на мгновение, что несостоявшаяся невеста сделает какую-нибудь глупость. Но она не стала, а может, просто не нашла в себе сил. – Прислуга на кухню. Служанка несла повязку для Сырмы ужасно медленно, растягивая звенящие нервы, которые все не рвались и не рвались, удерживаемые в целости небесной синевой… Туткун резко вдохнула, осознавая, что давно уже смотрела не в землю. Опустила глаза. И тут же поднялась на ноги, даже не дав вернуться на место Сырме, вызвав довольную улыбку Великой Эдже. – Серый пояс. Строгий голос разбил томительное предчувствие удачи на острые осколки, и Туткун не сдержала ни слишком явного удивления, ни такой же явной досады. Как так? Как так?! На кухню?! А как же наследник Кая?.. – Улу Эдже! Если вы будете брать невесткам прислугу, я бы хотела взять эту девушку. Туткун замерла. Может, еще получится, может?.. Ожидание приговора была немыслимо долгим. От нетерпения она вскинула голову. Невестка Небесного хана улыбалась мило, но как-то подозрительно, а Кая-тегин… Туткун неожиданно для себя самой захотелось подскочить к нему и встряхнуть за меховой воротник, лишь бы прекратил так смотреть, отвлекая от важных мыслей! – Хорошо, – наконец произнесла Улу Эдже, не подозревая, какую гору одним словом сняла с чужих плеч. – Если понравится, будет твоей служанкой. Следующей с земли подняли Тунай. Туткун, хотя мысленно и вознесла молитву Тенгри за сестру, понимала – двоих в личную прислугу возьмут едва ли. Тунай, похоже, тоже это поняла, переглянулась с Чалаиром, но слуга слабо помотал головой. Ни за какое золото он не был готов перечить Великой Эдже. – Серый пояс. Туткун все же выдохнула с облегчением. Кухня – это не так плохо. Главное, сестра останется во дворце, а там можно будет что-то придумать… В конце концов, прислуга с кухни накрывала на стол ханской семьи по меньшей мере три раза в день. Последней оставалась Аккыз. Туткун ничуть не удивилась, когда вместо того, чтобы сделать, что велели, она принялась спорить и сопротивляться. Вот глупая она все же, глупая. Носится со своей честью, как будто к ней прилипнет грязь, если лишний раз преклонить колени. Как будто она дочь самого Небесного хана, а не горного альпа. Когда Аккыз ударила Чалаира, терпение Улу Эдже лопнуло. – Черный пояс! Что ж, вот исход для той, кто посмела ранить своими действиями сразу двух ханов – сгинуть на шахте. Жаль. Все же, какой бы ни была, Аккыз была своей… Туткун вздохнула, внутренне готовясь к тому, что напоследок Коготь устроит бойню. Но та, даже если собиралась, не успела. Движение пришло сразу с двух сторон: Батуга, несчастный неразумный калека, прежде смирно стоявший поодаль, неожиданно для всех рванулся к Аккыз, и вслед за ним поднялся со своего места Кая. – Что делает этот недоразвитый?.. – Эта девочка, что убила Гёкмен Баши Кырача, – тегин подошел ближе, своим шагом напомнив Туткун медвежонка, которого когда-то притащила из леса сердобольная Сырма. – Она спасла жизнь Батуге. Рядом нервно заерзала Тунай. Вот это новость! Когда же Аккыз успела и небесного воина убить, и Небесного наследника спасти? Неужели за то краткое время, что их разлучили при входе во дворец?.. Мысли Туткун совсем запутались, пытаясь найти конец и начало всех странностей, что сопутствовали Когтю с первого мига пребывания здесь, а потому в то, что еще говорили Кая и Улу Эдже, она не вникала. Уловила только, что Аккыз все-таки приставили к Батуге личной служанкой. Жаль, конечно, что это не получилось у сестры… Однако до конца пожалеть об упущенной возможности Туткун не успела. Во дворике сделалось еще тише, чем было прежде, и все подняли головы. На ступенях стоял Алпагу-хан, живой и вполне здоровый, окруженный теперь тремя сыновьями. Туткун помимо воли залюбовалась широкой улыбкой Каи, а сердце уколола совесть: Алпагу был врагом, и смерть его, хотя и не сейчас, была целью Чолпан-хан, а значит, целью Туткун и Тунай… Но тегин был так рад своему отцу, так бесконечно, преданно, искренне рад!.. Не в силах выносить это, она отвела глаза. Небесный Тенгри, помоги…***
Я знал это с первого прикосновения к ней. Это было похоже на возвращение домой.
Глядя на вереницу пленниц, входивших в зал, Темур чувствовал нетерпение пополам с тем, что, казалось, давно заставил уняться в своей душе – обидой. Они с Каей не в первый раз проворачивали такие допросы. И всегда в роли злого пса был он, всегда… Темур не жаловался. Он привык. В конце концов, жизнь заставила его смириться и с куда худшим, чем роль страшилки для юных девиц и матерых воинов – что на первых, что на вторых Небесный тегин производил примерно одинаковое впечатление. Вторые просто лучше это скрывали. Впрочем, не всегда. Вот госпожа Чолпан сегодня не сумела. Темур дернул уголком рта. Когда-то эта женщина, тогда еще Чолпан-бике, частенько приезжала во дворец к сестре и племяннику. Как и все горные крепко державшая меч, она с радостью давала им с Батугой помериться силой, и порой у них даже получалось застать ее врасплох – конечно, когда она сама это им позволяла. Сегодня Темур не мог сказать, что испытывал по ней хоть сколько-нибудь такую же теплую грусть, как по госпоже Тылсым. Однако приставлять меч к ее шее на глазах брата было неприятно, несмотря на все громкие слова, сказанные прошлым утром. И все же Чолпан была воином и ханом, дочерью предателя, давним и опасным врагом, а потому совесть за сделанное тегина не мучила. Угрожать ей было делом совсем иным, нежели запугивать пленниц… Но не Кае же этим заниматься. Тот умело давил властью и доводами, которые доходили до разума обвиняемых гораздо позже, чем грубая и примитивная сила Темура. Хоть в чем-то он оказался ханству полезнее старшего брата. – Встаньте на колени. Он не удивился, когда из всех девушек единственной, кто не подчинилась приказу, стала та, перед которой у него был долг за жизнь Батуги. Она с легкостью пробила затылок небесного воина деревянным мечом насквозь… Хорошо, что тут послушалась хоть со второго раза. – Ваш взгляд не поднимется, пока вам не прикажут. Темур хмыкнул про себя. Теперь они будут ждать, что им скажут поднять головы, а вместо этого он пойдет поднимать их сам. Это всегда было неожиданно, а потому действовало безотказно устрашающе. Особенно когда, посмотрев наверх, там видели его. Первая девушка показалась отрешенной скорее от переживаний, чем от злости. Взглянув ему в лицо, она поспешила уткнуться обратно в пол, и Темур перехватил за подбородок жестче. В ее взоре мешались отчаяние и опаска. Вторая пленница старалась сжаться, чтобы стать как можно меньше, хотя и без того была очень худенькой. Он поначалу даже побоялся ее трогать – того и гляди, свалится в обморок – и просто взмахом ладони показал, чего требовал. Девушка покорно повиновалась. Их взгляды пересеклись не больше, чем на одно мгновение, которого ей хватило сполна – в почти черных глазах тут же отпечатался страх. Темур ради сохранения приличия перед окружающими задрал ее лицо еще немного выше и отпустил, чувствуя склизкий холодок в желудке. Вот уж радость, их тут еще десяток… Как бы кто и правда не лишился чувств, у них с Каей и такие случаи бывали. Он перешел к третьей девушке, коснулся ее лица. На удивление она не попыталась отстраниться, подняла голову, плавно следуя его движению, и… И его будто швырнули в кипяток. Ее взгляд, остановившийся, удивленный, завороженный, швырнул и утопил, лишив сил двигаться, и Темур медленно вдохнул, разделяя вдох с ней и вглядываясь в безотчетно знакомые и прекрасные черты… Шелест ткани позади вырвал из оцепенения. Он вздрогнул, с сожалением вдруг поняв, что пальцы больше не ощущали ее кожи. Сделал шаг в сторону девицы из камеры… Она, кажется, увернулась от его руки, но Темур в этом уверен не был: взгляд скользнул по ней и не остановился, вернулся назад… Тенгри, ему не показалось – она и правда до сих пор на него смотрела. Так, как никто и никогда до. Он не смог справиться с собой и на этот раз, не смог оторваться сам, хотя разумом понимал, что по меньшей мере привлекал ненужное внимание. Но смотрел, смотрел, смотрел… недостаточно короткий миг. Пока Кая не поднялся с трона, разбивая застывшую тишину. Темур качнулся вперед, к следующей девушке, потом к следующей… Он заставил себя подойти к каждой из оставшихся, но заставить себя коснуться их не смог. Поднимал склоненные головы жестом, практически не вглядываясь в лица, почувствовал облегчение, когда отошел от последней, и вместе с тем глухое раздражение оттого, что им еще предстоял допрос – тегину отчаянно хотелось выйти на воздух. Кая остановился перед спасительницей Батуги и с насмешливой улыбкой своего вечного превосходства оглядел пленниц. – Разбойница, что выстрелила в Алпагу-хана, из вашей общины. Это правда? – Не правда. Темур переглянулся с братом. Голос девушки был слишком напряженным. Конечно, может, он звучал так от страха, но в это верилось слабо: горная была не обычной девчонкой, она была воином, по силе духа, пожалуй, сравнимой с госпожой Чолпан. – Вы знали эту разбойницу? – Не знали. Кто заговорил на этот раз, Темур понял сразу и безошибочно. – Она была путницей, которая заблудилась. Ее голос не дрожал, не звенел скрытым ужасом и был почти что строг, и Темур машинально повысил свой в ответ, чувствуя, как вдобавок к его собственному спокойствию по швам трещали их обвинения в сторону Чолпан. Это чувствовал и Кая, сделавшийся резким и слишком громким. Может, кто-то другой посчитал бы, что тегин всего лишь разозлился, но Темур знал брата достаточно хорошо, чтобы понимать – тот начинал беситься. Не умел проигрывать. Но и до конца тоже никогда идти не умел. Стоило девушкам подтвердить все слова своего хана, и запал Каи иссяк, как заканчивается вода в кувшине, если не плеснуть еще. Все это Темур видел уже неоднократно, все это было уже неинтересно, в отличие от… Движение Каи обратно к трону он поймал мимоходом и тут же одернул себя, развернулся следом, возвращаясь на свое место. Во имя Тенгри, да что же такое?.. Глаза, стоило только посмотреть в сторону пленниц, находили одну-единственную. – Приведите их всех. Темур сжал кулак. Госпожа Чолпан была невиновна. Значит, будет торг, значит, девушек выкупят… Но хватит ли Горному хану золота на всех? Тегин поднялся с подушки. Лев внутри больше не метался. Он покорно ждал. – Госпожа Чолпан не выкупила ни одну девушку, – усмехнулся Кая, расслабленно располагаясь рядом. – Нам не хватило доказательств против нее, а у нее не хватило золота. Он проследил за Гюнсели и Мей Джин, занявшими место чуть впереди, и зачем-то уточнил: – Ни одну? – Нет. В полях и на кухне прибавится рабынь. Темур промолчал. Девушки, еще больше поникшие и испуганные, спускались во дворик, не поднимая голов, и смутно знакомое ощущение внимания коснулось его мимолетно. Темур взглянул на крыльцо, встретил ее улыбку… Чему ты радуешься, глупая? Девушка рядом была, несомненно, умнее – снова увидев его, тут же отвела глаза. И Темур ее понимал. Эту – нет. Но хотел понять. И оттого продолжал смотреть, пытаясь уловить что-то – что? – так настойчиво, что в конце концов привлек внимание жены и невестки. Как будто им обеим кроме как на него некуда посмотреть! Судьбы девушек решались одна за другой. Отправили на кухню ставшую еще более несчастной, чем в зале трона, девчонку с выгоревшими кончиками волос. Дошла очередь до нее… Темур знал – мать не любила брать в личные служанки из новых пленниц, и обычно это мнение всецело разделял: не привыкшие к порядкам Небесного дворца были склонны к неповиновению, а то и побегам и доставляли массу хлопот. Но сейчас, глядя на эту девушку, впервые жалел, что невесткам определяли только по одной личной служанке, а тегины и вовсе обходились без. Он был бы не против видеть ее каждый день… Он бы, пожалуй, даже хотел. И потому, когда мать произнесла: «Серый пояс», Темур, хотя и знал заранее, был разочарован вместе с ней – и оттого еще больше, что на прекрасном лице это разочарование читалось так легко. Неужели хотела стать личной служанкой? Но отчего бы… и чьей? – Улу Эдже, если вы будете брать невесткам прислугу, я бы хотела взять эту девушку. Темур слышал Гюнсели, но не видел. Считал медленные удары своего сердца, не догонявшие ее зачастившее дыхание, и опять ждал… Когда ей повязали небесный пояс, их взгляды встретились вновь. Последней оставалась спасшая Батугу. Тегин, переломив себя, сосредоточил внимание на ней, ожидая беды. Ладно если со стражей или Чалаиром возиться начнет, а если к матери кинется?! Темур подобрался и, когда звонкой пощечиной над двориком прозвучало «на шахту!», почти уверился, что не зря… Но такой реакции от Батуги совсем не ожидал. Брат, прежде ни разу не проявлявший и толики интереса к служанкам, подлетел к девушке и вцепился так, как не всякий здоровый мужчина бы смог. Наверно, Гюнсели была права: чем-то, что оставалось еще в безумном калеке – может, той душой, что увидела шаманка? – Батуга неосознанно потянулся к своей спасительнице. Инстинкт щенка, укрытого от смерти. И если так, оторвать его от нее сейчас было бы словно добить своей рукой. Темур на такое идти не собирался. – Эта девочка будет назначена прислугой для Батуги. Мать, конечно, была против. Даже люби она Батугу как родного, чего не водилось в помине, оставлять во дворце буйную не хотела. Но Темур умел быть убедительным, хотя и нечасто этим пользовался. Он только надеялся, что девчонка это запомнит и оценит и больше не будет дерзить. По задумчивой складке меж темных бровей тегину показалось, что и она думала о том же. Это отчего-то приятно грело душу. А когда на ступени, словно из тьмы на свет, вышел отец, он впервые за огромное количество дней почувствовал себя абсолютно счастливым… До тех пор, пока не явился дядя. Темур тяжело вздохнул. Что ж, хорошего в жизни должно быть понемногу…