Любовь – это не то, что вы находите. Любовь – это то, что находит вас.
– Теперь мы действительно рабыни… Туткун покосилась на сестру. Тунай шла рядом, держа спину ровно и подняв голову – ничего общего с тем, как плелись впереди глотавшие слезы Аккыз и Сырма, – и в родных глазах не было ни сожаления, ни ненависти. Зато ненависть просто источала Аккыз. И, когда Коготь остановилась посреди коридора, Туткун сообразила сразу – схватила ее за локоть, удерживая на месте, покачала головой. Не глупи, Аккыз, не глупи! Ее хоть и было жаль немного, но рисковать своей шеей Туткун не собиралась. Однако пожертвовать частью себя все равно пришлось. – Вы теперь имущество Небесного дворца, – снова напомнила им Йибек-кадын и оттянула воротник своей одежды. – А в Небесном дворце на имущество ставят клеймо. Туткун тяжело сглотнула. Не то чтобы она забыла об этом, но по одним только рассказам знала, что прикосновение раскаленного металла к коже приносит невероятную боль. «И все же любую боль можно вытерпеть, – она нашла ладонью руку сестры. Сжала, стараясь вложить в простой жест всю поддержку, какую нашла в себе в этот миг. – Мы вытерпим, Тунай. Ради нашего народа вытерпим. И пусть это будет последний раз, когда горные закричат от унижения…» Ночные коридоры дворца были почти пусты, стражники стояли на постах тенями. Клеймо над ключицей горело и дергало, но слезы уже высохли. До утра пройдет и эта боль, и жжение на стертых кандалами лодыжках. – В сундуках для вас есть одежда, – Йибек подняла и кинула им несколько покрывал: – Расстелите и ложитесь спать. Сегодня можете лечь пораньше. А с утра я вам устрою. Обещание кадын звучало грозно, и Туткун не сомневалась, что завтра всем пленницам постараются укротить нрав. Но это будет утром. Пока же им и правда можно было поспать. – Давайте сделаем кровать. Держите. Она протянула одно покрывало сестре и принялась стелить постель, слушая несбыточные планы Аккыз и Сырмы. Побег, убийство Алпагу-хана… Все это звучало более чем глупо. Туткун не выдержала. – Ты не сможешь убить Небесного хана. Ты даже приблизиться к нему не сможешь. Но ладно, убила? Как сбежишь? – Я непременно найду способ. Клянусь. Я отомщу небесным. Туткун покачала головой. Тунай, против своей обычной симпатии к Когтю, недовольно поджимала губы. – Ладно, Аккыз, давай поспим, – Сырма залезла на постель. – Я очень устала. Туткун тоже чувствовала усталость в каждой клетке тела, но все же сначала хотела поговорить с сестрой. Оставив воинственных девиц укладываться, она жестом подозвала ее к окну. – Как ты? Тунай слабо улыбнулась. – Болит. Но меньше, чем мое сердце радуется за нашего хана. Госпожу Чолпан оправдали, а мы остались во дворце. Жаль только, что я не сумела стать личной служанкой… Туткун потрепала ее по плечу. Она уже думала об этом. – Ни меня, ни Аккыз не допустят до ханской семьи без обучения. Мы все начнем с одного – и ты, и я. Помогать на кухне, мыть полы, стирать одежду… Если ты хорошо себя покажешь, может, тебя выберут в прислугу наследника Батуги вместо Аккыз. – Думаешь, она действительно попытается убить Алпагу-хана и сбежать? – Тунай наморщила нос. – Неужели она настолько глупая? – Что сделано раз, можно сделать второй… Однако важно не то, что будет делать Аккыз, а то, что нужно сделать нам, – она коснулась кончиками пальцев едва прозрачного, забранного решеткой стекла. – Нам нужно быть ближе к тегинам. Тебе к Темуру, мне к Кае. Тунай вдохнула особенно горестно. Туткун всмотрелась в ее лицо. – Что такое, моя милая? – Клянусь, сестра, если бы я знала заранее, каков наследник Темур, я бы дважды подумала, соглашаться на все или нет. Чалаир верно сказал – тегин похож на животное. Мне даже подумать страшно, чтобы к нему подойти. Туткун с трудом припомнила черты второго наследника и пожала плечами. – Ты преувеличиваешь, – она не стала говорить, что Темур-тегин и ей не слишком понравился. Сестре необязательно было знать об этом, когда она так нервничала. – Не так уж он плох собой. Просто вспомни, что говорила нам Чолпан-хан: если мужчина тебе неприятен, найди в нем одну приятную черту и постарайся забыть о других. – Тебе легко говорить, Туткун. Кая-тегин очень красивый. Она ощутила, как к щекам прилило тепло, и поспешила отвернуться. Тунай вовсе незачем видеть, что ее старшая сестра, никогда всерьез не обращавшая внимания на мужчин, засмотрелась на одного. «Но ведь это не плохо, правда? – спросила сама у себя, снова выводя линии на стекле. – Я ведь и должна соблазнить наследника Каю. А он и правда…» – Да. Очень красивый. Она подумала, что тегина не портили ни заметный шрам, ни растрепавшаяся прическа. Хотя, наверно, ему бы пошли и аккуратные косички – Туткун любила их заплетать детям в горном стойбище. И была почти уверена, что волосы у тегина мягкие, особенно если расчесать… – Сестра? Сестра! – А? – она очнулась, когда Тунай ущипнула ее за бок. – Что? – Это я у тебя спрашиваю – что? О чем ты так задумалась? Туткун помотала головой, прогоняя из памяти засевший образ. – Да так… о завтрашнем дне. Давай, пойдем. Нам тоже надо поспать.***
– Если в тебя летит стрела, не думай, кого ты обидел. Думай, кому это на руку. Темур коснулся плеча навалившегося на перила отца, ощущая лихорадочный жар сквозь дорогую ткань халата. Озвучил очевидное: – Дяде будет на руку, отец. Потому мы и взяли его дочь в невестки, – он вспомнил поспешную, совсем не достойную тегина и дочери ябгу помолвку, еще более печальную, чем случившаяся двенадцать лет назад, и потянул родителя к себе. – Давай, пойдем. Тебе нужно поспать. – Нет. Если пастух уснет, все овцы разбегутся. Я не буду спать! – хана шатало, но голос оставался тверд. – И вы не будете! Возможно, это Баламир. Возможно, Китай. Возможно, варяги. У меня много врагов. Узнайте, кто эта разбойница. Найдите того, кто отдал приказ. Найдите. Темур украдкой вздохнул. То ли от жара, то ли от переживаний, но отец явно начинал бредить… и оседать в его руках. – Папа! Папа! Хорошо, что ни прикажешь, мы все сделаем. Только тебе надо сначала поправиться, – еще раз взглянул на мокрое от пота лицо и быстро попросил: – Мама, посмотри его рану. Стоило матери отодвинуть ворот халата, он понял, что, увы, не ошибся. Хан встал на ноги, но дело было плохо. – Сыновья мои, если я умру от этой раны, не оставляйте друг друга. Будьте друг другу опорой… Защитите своего брата Батугу… Подхватывая уже терявшего сознание отца, Темур постарался отогнать сказанные им слова подальше от своего сознания. Нет, их хан не умрет. Не умрет… Не сейчас. Иначе страна потонет в крови. Они донесли отца до покоев в две пары рук, уложили на кровать, пока звали лекаря. Темур хотел опять остаться подле, но на этот раз ему не позволила мать. – Что бы ни сказал ваш отец, вам нужно отдохнуть. Идите, поспите. Пришлось выйти прочь. За дверью они с Каей ненадолго остановились, и брат, потягивая спину, с неприкрытой издевкой произнес: – Хорошей ночи, Темур. Уверен, Мей Джин будет рада, что сегодня ты вернешься не к утру. Он скривился и, хотя запала на ссору не чувствовал, все-таки съязвил: – И тебе доброй ночи, Кая. Пойдешь сразу к жене или сначала на трон поглядишь? Щека Каи дернулась в нервной усмешке. Темур приподнял уголок губ в ответ. Они оба отлично знали, куда бить. Но, к сожалению, в отличие от Каи, который в конечном счете вернется в покои к любимой Гюнсели, Темур был обречен тащиться к Мей Джин. В комнату, где вечером тошнотворно пахло китайскими травами, которые принцесса то ли пила, то ли поджигала. Где на стене над кроватью рукой мастера были искусно выведены драконы. Где в деревянных ящиках соседствовали живые змеи и стеклянные бутылочки с ядами… Если и было что-то, что вызывало у Темура настоящую зависть к старшему брату, то это семейная жизнь. Отношения Каи и Гюнсели походили на игру, в которой двое придумывали свои правила и оба получали награду. Его же отношения с законной женой состояли сплошь из компромиссов с его стороны и терпения с обеих. Двери собственных покоев Темур толкнул с надеждой, что Мей Джин уже заснула. Тщетно. – Ты снова сидел у отца? На ходу отвязывая ножны, тегин прошел к кровати. – Ему стало плохо. Рана выглядит скверно. – Неужели ваши лекари ничего не могут сделать? Мей Джин поднялась, привычно протянула руки к его доспехам. Темур привычно ей это позволил, думая, что вот была еще пара слов между ними: привычка и смирение. Они, едва терпевшие друг друга, смирились со своим положением вынужденно, не имя права голоса в собственной судьбе. – Уж не хочешь ли ты вызвать из Китая лекаря для моего отца, Мей Джин? – Я всего лишь хочу сказать, что, если дела хана плохи, то мой отец… – Поддержит меня в борьбе за трон, – закончил он за нее. – Знаешь, если я стану ханом, в этом будет хоть одна радость – у нас с тобой будут разные спальни! Мей Джин подняла голову, раскосые глаза недобро сверкнули. Тегин отвернулся. Ну почему, почему одна женщина смотрела на него так, а другая… Он завел руки назад, сам развязывая пояс. Нет, не одна китаянка так смотрела – так смотрели все. Кто со страхом, кто с презрением, кто с жалостью – не вышло настоящего тюрка из второго ханского сына, слишком видна варяжская кровь! – а кто и со злостью. С насмешкой только смотреть не решались, потому что и вспыльчивостью, и силой сын пошел все-таки в отца. «Да ты ведь тоже видела меня, тоже! – Темур отшвырнул пояс, слыша, как за спиной Мей Джин вернулась в кровать. – Так почему продолжала смотреть? Почему продолжала смотреть иначе, чем все они?..»***
– Отныне ваша шея предназначена, чтобы кланяться, иначе ее свернут, – Йибек вела их по коридорам медленно, показывая то одно направление, то другое и произнося то ли наставления, то ли угрозы. – Ваши руки предназначены для работы, иначе их сломают. Отныне вы рабыни. Будете делать, что скажут. Туткун внимательно оглядывала места, которые они проходили. Ей не показалось в первый день, и узоры на стенах действительно были одинаковыми во всех коридорах, отчего ориентироваться было сложнее, чем в лесу. – Какое все одинаковое, – вторя ее мыслям, прошептала Тунай. – Стойте, – внезапно приказала Йибек. – Отойдите в сторону. Послушно сделав шаг к стене, Туткун украдкой взглянула вперед. К ним, слегка отвернув голову, неловко хромал Батуга. Опускаясь на колени вслед за сестрой и утягивая за собой Сырму, Туткун отвела глаза. Конечно, жалость – чувство, недостойное тегина, однако младшего ханского сына если так и называли, то редко и только из глубокого уважения к правителю. Истинным наследником безумный хромой не был и быть не мог. «Как ужасно, Тенгри, как ужасно – родиться сыном Гор и Неба со сгустком крови на ладони и при этом калекой. Прожить десять весен без имени, получить его от отца и потерять вместе с разумом по отцовской же воле… Клянусь, ты заплатишь за это, Алпагу-хан!» Перед Аккыз Батуга замедлился, и Туткун задумалась, что все-таки оставалось в его разуме? Он, несомненно, запомнил и отделял от остальных ту, которая его спасла. Почему остановился? Опять к ней пристанет?.. – Батуга! Знакомый резковатый голос вырвал из задумчивости. Кая-тегин… А с ним наследник Темур. – Батуга, пойдем. У отца жар, – Кая потянул младшего брата за собой. – Пойдем. Тунай тоже подняла голову на наследников – и почти сразу опустила, пригнувшись, кажется, еще ниже. Туткун видела это краем глаза, но даже не смогла попенять сестре на глупость: для этого надо было бы отвести взгляд от него… А она не могла. Смотрела, бездумно любуясь всеми оттенками золота в волосах, четкими, в чем-то суровыми чертами лица и утопая в том, как он смотрел на нее в ответ… Это, как и в зале трона, длилось каких-то несколько мгновений. И сгинуло, как сон, оставив после себя теплую слабость. – Вставайте. Туткун поднялась, обернулась. Коридор позади был пуст. – Если я не умру, делая, что приказала наш хан, это будет чудом, – Тунай нервно выкручивала себе пальцы, тоже оглядываясь назад. – Только представлю, что мне этого зверя соблазнять придется, так дрожь берет. – Сестра, прекрати, очень тебя прошу. Наследник Темур, конечно, не такой красивый, как наследник Кая, но чего ты так испугалась его, не пойму. Перестань стенать. Тунай поджала губы. Дальше они шли молча, снова и снова поворачивая на одинаковых углах, от которых уже начинало тошнить, до тех пор, пока вместе с пылью в воздухе не повисли запахи мяса и хлеба. – Ах, эти девушки мне и нужны! Туткун улыбнулась при виде деятельного Чалаира. Может, он действительно готовил отвар для хана своими руками, но девушка подозревала, что старший слуга просто старался держаться поближе к еде. Как и ожидалось, им тут же нашли работу. – Держи, держи это! Распредели! – Чалаир сунул ступку Аккыз, впихнул Туткун травы и толкнул к очагу Сырму. – Ты иди сюда, мешай! Давайте, давайте, пусть наш хан поправится! А ты, – он дернул за руку оставшуюся посреди кухни Тунай, – пошли со мной! Нужно принести еще. Ну же, живей, пошевеливайтесь! Он потащил ее за собой, и Туткун со смехом скорчила сестре рожицу. Похоже, сегодня она будет у Чалаира на побегушках… Измельчая одно лекарство за другим, Туткун думала обо всем и ни о чем. О том, чем сейчас занималась Чолпан-хан. О том, что кухня очень маленькая, а значит, для слуг готовили на другой. О том, что Аккыз, несмотря на свои заявления, была на удивление смирной. О том, что сестра, конечно, преувеличивала насчет второго наследника, но поговорить с ней все-таки было надо. О том, как на нее смотрел Кая-тегин… Туткун почувствовала, что опять не могла сдержать улыбку. Но долго витать в приятных мыслях не дали. Волос коснулись чужие руки, и, обернувшись, она увидела еще девушек. Тех, что пытались затеять драку утром. Теперь они были настроены еще серьезнее, и их было больше. Поэтому первым на пол полетел шкафчик с кувшинами специй. А потом и они втроем. – Меня зовут Илай, – пока их держали, зачинщица, противная и спесивая, плеснула ей в лицо щербетом и облила маслом Аккыз. – И вы будете мне кланяться! Я здесь самая главная, – она снова подошла к Туткун и, стянув с нее пояс, захлестнула удавкой на шее. – Другим не позволю выжить! Туткун задохнулась, вцепилась пальцами в ткань, пытаясь освободиться, и Илай пнула ее вперед. – Вот тебе! «Дрянь!» Вряд ли она смогла произнести это вслух, но, видно, ее мысли полностью разделяла Аккыз. Вцепляясь в одежду обидчицы перед собой, Туткун была готова поклясться памятью родителей, что никогда раньше не была так рада непокорности и буйству Когтя. Ей самой было далеко и до нее, и до Сырмы. Но все же и она была не настолько беззащитна, чтобы сдаваться на милость в какой-то женской кухонной драке. Да она росла с четырьмя старшими братьями! Отшвырнув от себя одну служанку, Туткун отшатнулась, получив ощутимый удар по лицу. Схватила поднос и с размаху опустила на голову поскользнувшейся девушки, не жалея сил. Закашлялась, глядя, как Илай решила потягаться с Аккыз с ножом. «Не только дрянь, но и дура», – проталкивая воздух в себя и чувствуя саднящую губу, она надеялась, что Аккыз прирежет заносчивую гадюку… Однако вместо возмездия виновным к ним пришла кадын. – Ведите их! Стражник схватил Туткун за локоть, толкнул вперед. Она попыталась выдернуть, но сделала лишь хуже – воин сжал ее руку до боли. Вот же… Их вывели в тот двор, где еще два дня назад они стояли на коленях перед Улу Эдже, и опять жена хана смотрела на них сверху вниз. Статной женщине было совсем необязательно, чтобы они для этого кланялись. – Рассказывай, Йибек. Туткун слушала правдивый, но несправедливо односторонний рассказ кадын и думала только об одном: как повезло, что Чалаир увел с собой Тунай! Сестра не участвовала в драке, хоть ее не накажут… – Замолчи! – Великая Эдже отвесила пощечину Аккыз и, разгневанная, тут же вынесла свой приговор: – Пятьдесят ударов палками! Каждой. Туткун охнула. Пятьдесят ударов… Да на них живого места не останется! Аккыз, похоже, решила так же. Посчитала, верно, что лучше умереть в бою, как подобает воину, ну или хотя бы попытаться. И, пожалуй, у нее даже был шанс выйти победителем из неравной схватки против четырех небесных, если бы не… – Прекратите! Если бы не Кая-тегин. Когда он обнажил оружие, Туткун ощутила странную смесь: ей было боязно за Аккыз, но вместе с тем хотелось увидеть этот бой. Хотелось увидеть его в бою. «У тебя есть я и братья, – говорил отец, отбирая у нее игрушечный меч. – Мы будем тебя защищать. К чему тебе оружие, моя милая?» Теперь не было отца, и из четверых братьев остался только один, а Туткун по-прежнему мало смыслила в поединках. Чолпан-хан учила ее не этому. Она учила ее узнавать людей, и, глядя на тегина, Туткун думала, что в бою он будет суров и оттого поспешен и, может, неловок. С первым она оказалась права. А со вторым чудовищно ошиблась. Их бой был похож на стремительный танец, в котором противники пытались угадать каждое движение друг друга и обмануть. У Аккыз это даже получилось, и, когда Кая поймал клинок на голую ладонь, когда сжал пальцы, не выпуская чужое оружие, причинявшее боль, Туткун задержала дыхание. Ну же, тегин, отпусти, ну!.. Он и отпустил, ударил Аккыз по лицу, сбивая с ног, и сам упал на колено… Туткун замерла на долгий миг, который меч Когтя летел в Небесного наследника. – Девушка, я же сказал, мы твои должники, – злой, он навис над Аккыз и приставил оружие к шее. – Но это уже слишком. Как тебя наказать? Аккыз благоразумно промолчала. Кая рывком поднял на ноги и себя, и ее. – Держите ее. Уведите. И в этот момент Туткун решилась. Будь вместо него кто-то другой – кто угодно – она бы, пожалуй, и рта не раскрыла, чтобы не сделать хуже, но… Но отчего-то верила в его справедливую руку. – Улу Эдже и так уже наказала нас палками. Еще и вы дадите наказание, тегин? Он обернулся. И Туткун увидела, как ярость битвы сменилась замешательством на загорелом лице. – Наказание палками?.. Мама? За что ты их наказала? Великая Эдже, несмотря на царивший вокруг хаос, оставалась совершенно бесстрастна. – Они устроили драку на кухне. Побили наших девушек. Кая опять смотрел на нее. Нет, не смотрел – рассматривал: испорченную одежду, растрепанные волосы, разбитую губу, и Туткун чувствовала сожаление, что он застал все это, пополам со злостью на проклятых Илай и Йибек, устроивших им западню. Но когда глаза тегина натолкнулись на воина, державшего ее за плечи, его взгляд изменился мгновенно, вспыхнул яростью, и уголки губ наследника дрогнули в нехорошей улыбке. В этот миг он был по-настоящему страшен. А Туткун неожиданно стало спокойней. Рядом с ним, напрягшимся, как готовый к прыжку зверь, оттого лишь, что беззащитную девушку стерегли будто опасную преступницу, стало спокойнее настолько, что нашлись силы вступиться за саму себя. – Великая Эдже, я могу сказать? Та, помедлив, кивнула. – Не мы начали драку, – она, глупая, отчего-то сказала это ему. И тут же исправилась, поднимая глаза на жену хана и чувствуя неотрывный нахмуренный взгляд. – Мы готовили еду. Девушки напали на нас первыми. Если вы хотите наказать нас, то наши шеи тоньше волоска. Но мы знаем, что вы справедливая. Туткун об этом слышала, но вовсе не была уверена, что Улу Эдже предпочтет показать свою справедливость вперед желания обуздать новеньких рабынь. Что будет, если не услышит их просьбу? Что она тогда сделает? Что тогда сделает он? Туткун покосилась на наследника. Он так же, как она, ждал. – Хорошо, – наконец решение было принято. Великая Эдже и правда оказалась справедливой. – Пусть все выяснят. А вам пока наказание на три дня! Без воды, без еды! Уведите. Стражник снова схватил ее, и Туткун захотелось вывернуться из его рук под чистым синим взглядом, так сильно захотелось их сбросить, что она почти собралась это сделать… Но не успела – Кая-тегин вдруг дернулся, будто… Будто сам хотел шагнуть к ней? – Сын? Когда он отвернулся, Туткун закусила еще болевшую губу. Ей не могло показаться. Ведь не могло?..***
Утро принесло головную боль и Чалаира, гремевшего снаружи. – Темур-тегин! Темур-тегин! «Чтоб ты провалился», – мысленно пожелал Темур, вылезая из-под одеяла. Распахнул дверь, едва не прибив слугу. – Что стряслось, Чалаир? – Мой тегин, Даныш-ата вас зовет. Он в зале трона. Темур потер висок. Видно, что-то случилось, раз советник звал так рано. – Сейчас приду. Разбуди Каю. – Уже, мой тегин. Захлопнув дверь, Темур потянул завязки халата. Тенгри, дай им всем терпения пережить этот день. Дай отцу сил справиться с раной… А там они и до врагов доберутся. Он влез в кафтан, потом в доспех – ходить без него по дворцу, пока здесь жили Баламир и его люди, Темур не собирался – и потуже затянул ремни ножен. Мей Джин делала вид, что спала. Он так же сделал вид, что поверил. С Каей они столкнулись у дверей зала. Темур оглядел брата, слегка помятого, но очевидно довольного жизнью, и промолчал. Кивнул в приветствие. – Знаешь, что случилось? – Нет, – Кая покачал головой. – Надеюсь только, что не дядя. Ябгу Баламир действительно оказался не причем, хотя и отирался возле трона, как стервятник. Оттого часть души Темура возликовала, когда он увидел, что трон не пуст. Вторая же часть сжалась от боли: отец, завалившийся набок и закрывший глаза, выглядел постаревшим и таким беспомощным… – Что такое, Даныш-ата? – пока Кая и дядя обменивались взаимно недобрыми взглядами, Темур подошел ближе к хану. – Что отец делает здесь? Зачем ты нас позвал? – Мой тегин, наш хан сам пришел сюда, сказал, государственные дела не ждут, но… – советник замялся, не решаясь о чем-то сказать. И отец сказал за него. – Батуга… Это не было осознанным зовом – только бредом, мгновенно понял Темур. Вздохнул одновременно с Даныш-атой. – Он брата зовет, да?.. – Да, мой тегин, зовет. Я посылал за наследником, но его нет в комнате. – Мы приведем Батугу. Кая!.. Может, хоть тогда отец согласится лечь. Они еще раз проверили комнату брата, покои хана – вдруг! – обеденный зал и пару мест, куда Батуга ходил чаще прочего. Везде было пусто. – Еще этого не хватало, – процедил Кая, – за безумцем по дворцу бегать. На это есть слуги. Темур покачал головой. И его осенило. – Верно… слуги… Кая, с чего начинают обучение новых рабов? – С кухни обычно, – брат пожал плечами. – С чего об этом заговорил, Темур? Тегин развернулся на месте. – Подумал: не увязался ли Батуга снова за той девушкой? Надо проверить. До кухни, на которой готовили ханской семье, пришлось идти в обратную сторону. Темур, хоть и знал дорогу – кто из них в детстве не бегал туда вечерами? – и сам чувствовал, что уже умаялся носиться по дворцу. Ну что Батуге не сиделось в комнате в такую рань? Точно в отца. Он оказался почти прав. За несколько коридоров до кухни после очередного поворота они нашли брата прямиком рядом с девушкой из темницы. – Батуга! Темур окликнул его, но никакой реакции, конечно, не получил. Потерявший разум если и слушался, то только когда его направляли. За годы тегин уже привык обнимать брата за плечи, ведя за собой. На счастье, тот не был ни тяжелее, ни крупнее. – Батуга, пойдем. У отца жар. Пойдем. Он аккуратно подтолкнул его в сторону Каи. И почти натолкнулся на ее взгляд. Темур замер, машинально пытаясь найти в открытом лице хоть что-то привычное: страх, ненависть или отвращение. Но не находил. Вместо этого видел дрожавшие в едва скрытой улыбке губы. Она была… рада? Темур отвернулся. И правда была?.. Ему казалось, что теперь он бредил. Почти как отец, еще сильнее завалившийся на трон и снова звавший в бреду то Батугу, то госпожу Тылсым. «Я даже не знаю, как ее зовут, – внезапно подумал Темур, слушая хана и ябгу. – Она мое имя знает, а ее нет». Это показалась ему неожиданно важным – узнать ее имя. Однако прежде надо было все-таки уложить отца. – Хорошо, папа, хорошо, – он кивнул, получив свою часть ханских указов. – Сделаю, как ты приказал. А теперь пойдем. Тебе надо отдохнуть. За спиной презрительно усмехнулся Баламир. Темур старался не обращать на него внимания: дядя, кровь от крови их деда, жил под этим небом с родным братом так же, как жили два тегина – с трудом. В конце концов они почти силой вернули отца в постель. Его знобило и лихорадило, и он снова бредил то про трон и врагов, то про Батугу, то про свой долг. Оставляя мать у изголовья больного, Темур вышел в коридор. Хоть и не хотелось ужасно, но придется ехать исполнять приказ и отдавать тысячи лошадей ябгу Баламира в подарок китайскому императору. «Чтоб он подавился», – от души пожелал Темур тестю, которого видел в жизни только раз на той проклятой свадьбе. Пнул походя выступавший порожек и чуть не влетел в стену, столкнувшись с Батугой. – Батуга? Брат отшатнулся от него, кажется, даже не заметив, и побрел вперед так быстро, что можно было бы сказать «побежал». – Батуга, что такое? Темур поспешил за ним, отмечая ненароком, что как во дворце появились новые служанки, так не ему одному покоя нет. «Остановись, Темур, не о том думаешь!» – Батуга? Что случилось, ты почему так разозлился? Он не был уверен, что брата гнала туда, куда он шел, именно злость: уловить эмоции на всегда равнодушном лице было невозможно. Просто предположил. Потому что обычно сам вел себя так в моменты затаенной ярости. – Батуга, я тебе говорю! Батуга! Он даже не мог его догнать, что поразило Темура больше всего. Батуга стремился во внутренний дворик – теперь тегин это понял – ну точно как буйно помешанный, и стало по-настоящему тревожно. Они бегом миновали друг за другом последний поворот, и правда явилась Темуру, окруженная небесными воинами в кольцо. Опять девчонка! – Прекратите! Она развернулась к нему, глядя исподлобья, как попавшее в капкан животное глядит на подходящего ближе человека в ожидании: спасет или добьет? Тегин не собирался ее разочаровывать. Удар. Удар. Взмах… Темур сделал шаг вперед, попал на ее блок, перехватил занесенную для удара руку, и клинок вспорол его ладонь. Сцепив зубы, он сжал пальцы вокруг лезвия, оттолкнул и тут же, не давая восстановить равновесие, ударил дерзкую по лицу, еще раз… Промахнулся со слишком широким замахом, и она подбила его ногу, но удар меча Темур встретил своим. И на большее ее уже не хватило. – Девушка, я же сказал, мы твои должники, – он откинул прочь доставшееся ей оружие. Воин, так легко отдавший его, непременно понесет наказание. – Но это уже слишком. Как тебя наказать? По ее подбородку стекала кровь, но взгляд был зол и горд и направлен вверх. На Батугу. Темур поморщился. – Вставай, – он поднялся, швырнул девчонку страже. Тегин не терпел насилия над женщинами, но эта женщиной не была. Она была воином. – Держите ее. Уведите. – Улу Эдже и так уже наказала нас палками. Голос за спиной был запыхавшимся и нервным, и оттого он не признал сразу. Даже саму ее сразу не признал, так странно она выглядела встрепанной и в грязной одежде служанки, непохожей на тот горный наряд. – Еще и вы дадите наказание, тегин? Он обернулся на буйную и снова к ней. – Наказание палками? – такое наказание он видел не раз. Но чтобы так – и ее?.. – Мама? За что ты их наказала? – Они устроили драку на кухне. Побили наших девушек. Темур встретил ее глаза, полные злости, и сожаления, и чего-то еще, чего он не мог понять, и наконец увидел руки стражника на ее плечах и разбитое лицо. Губы сами сложились в усмешку, за которой всегда следовал оскал. Это этот ее ударил? Этот недостойный?.. Ладонь сжалась в кулак. А она была почти что спокойна. – Великая Эдже, я могу сказать? Наверно, мать кивнула, но тегин продолжал смотреть на нее. И она продолжала смотреть на него – еще один удар его непослушного сердца. – Не мы начали драку. Мы готовили еду. Девушки напали на нас первыми. Если вы хотите наказать нас, то наши шеи тоньше волоска. Но мы знаем, что вы справедливая. По материнскому лицу Темур постарался угадать решение. Это всегда было сложно. Но девушка, зная или нет, смогла задеть Великую Эдже за живое – мать всегда по праву гордилась тем, что не наказывала невиновных. – Хорошо. Пусть все выяснят. А вам пока наказание на три дня! Без воды, без еды! Уведите. Снова стражник взял ее за плечи, снова ее взор обратился к нему, и в этот миг Темуру показалось, что тяжелое осознание рухнуло на него, как водопад. Он понял. Понял, что было в ее глазах то странное, чего он вначале не распознал, и понял, почему. Да потому что никогда прежде ни одна девушка не смотрела на него как на защитника. На ее губах еще была кровь. Темур сделал шаг… – Сын? …И замер. Отвернулся, молча следуя за матерью, стараясь стряхнуть с себя наваждение. Тенгри, помоги ему, помоги… Он и правда ведь хотел подойти к ней и… что? Вытереть кровь? «Да ты в своем ли уме, тегин? – поворот следовал за поворотом, Темур шагал по привычке. Мысли остались там, во дворе. – Ударив одну девушку по лицу, хотел подойти ко второй? Как будто бы она позволила!» Но ведь она так смотрела… Ну а если бы?..