Я верю, что только раз в жизни вы найдете кого-то, кто может полностью перевернуть ваш мир.
– Что ж, можно сказать, нам повезло. – В чем наше везение, Туткун? – Сырма, уткнувшись лбом в колени, опять и опять стенала по Яману. – Мы рабыни в Небесном дворце. В чем же тут везение? Туткун поморщилась, подобрала подол одежды, чтобы не свисала на пол, по которому бегали мыши, и озвучила очевидное: – Да, мы рабыни, Сырма. Но мы живые рабыни. Нас не избили палками, и даже тегин не прирезал Аккыз, хотя мог бы. Мы всего лишь проведем несколько дней здесь. Это не настолько плохо. – Тут ты, конечно, права, – Аккыз покачала головой и притянула подругу к себе. – И, кажется, я снова должна сказать тебе спасибо, Туткун. Ты в тот раз спасла меня от Йибек и в этот раз нашла, что сказать самой Улу Эдже. Она пожала плечами. – Ты можешь меня не любить, Аккыз, право твое. Я тоже тебя не слишком люблю. Но мы – горные. И я вступлюсь за любого из нашего народа. – И все же, – Сырма вытерла слезы, размазав по щекам грязь, – это было смело – выступить против Великой Эдже и Небесного наследника. Туткун отвернулась, пряча лицо, чувствуя, что не могла справиться с эмоциями. Да, она встала против жены хана и ее верной кадын, но тегин… Нет, он не был против нее, и она против него не была. Напротив, в те мгновения, когда она уже поверила, что им придется вынести по пятьдесят ударов, Кая-тегин стал тем, кто дал ей сил. Он не был против нее – он был там… с ней? Она потерла разбитую губу, пытаясь отрезвить себя уколом мимолетной боли. Разум говорил, что она наглая дура. Но сердце было с разумом не согласно. – Все, не плачь, не плачь. Ты воссоединишься с Яманом, – Аккыз продолжала трепать по плечу всхлипывавшую Сырму. – Мы спасемся отсюда. Туткун страшным усилием воли сосредоточилась на ее словах. – Как же? Из Небесного дворца не выйти. Когда Аккыз надолго замолчала, она подумала, что наконец смогла заставить ее уняться. Но вместо признания поражения Коготь вдруг ухмыльнулась. – Тогда зачем сделали туннель? Чтобы гулять? – Есть туннель?! Сырма вскинулась. Туткун ошарашенно пыталась найти в лице Аккыз хоть признак того, что она их разыгрывала. Однако та была серьезной и вместе с тем веселой и, подхватившись с места, потащила Сырму в дальний конец подвала. – Есть, – она попинала камни в стене. Несколько явно лежали не так, как должно. – Но проход закрыт. Надо будет копать. Проход, значит… Туткун силой развернула Когтя к себе. – А откуда ты знаешь про туннель, Аккыз? Откуда ты все это знаешь? В отличие от нее и даже Тунай, играть лицом воин совсем не умела. Прямая и честная, как ее стрела, Аккыз стушевалась слишком очевидно. – Знаю, и все. Не спрашивайте. Туткун усмехнулась. Происходящее нравилось ей все меньше и меньше. – Ты многое скрываешь от нас. Ты убила главу армии Небесного ханства, чтобы спасти неполноценного наследника, но нам не рассказала. Кто-то сообщил тебе, что говорить, чтобы спасти Чолпан-хан, но ты не объяснила, кто это был. Ты знаешь про туннель, но не говоришь, откуда. Она растягивала слова, медлила с каждой следующей фразой, вглядываясь в глаза напротив. Аккыз то хмурилась и отводила взгляд на Сырму, то вскидывала подбородок, пытаясь посмотреть на нее сверху вниз, то кривила губы в улыбке. Но слушала молча, не перебивая. И, как только закончилось, ответила со своей обычной спесью: – А ты все нам рассказываешь, Туткун? Туткун проигнорировала усмешку Сырмы: подружка Аккыз всегда была ее тенью, верной, более дружелюбной и куда более глупой, нежели дочь Эврен-альпа. А вот к чему вела Коготь, ей очень хотелось узнать. – Когда я рассказала, что выстрелила в Аплагу-хана, вы с Чолпан-хан сели на коней и уехали. А утром на Горное ханство напали небесные, – теперь Аккыз искала хоть что-то в ее лице. – Потом мы попали в плен. Наш хан не отдала ни монеты из того, что мы добыли разбоем – сказала, у нее нет. Когда смотрели служанок, ты стояла послушная; чтобы тебя выбрали, чего только ни сделала. Будто совсем не та девушка, которую мы знали. Что ты проворачиваешь? Туткун качнула головой. Аккыз, конечно, дурочкой не была. Но до планов Чолпан-хан ей не додуматься вовек. А если бы и додумалась, все равно бы не поняла. Для Когтя месть – это смерть Алпагу и ничего больше. – Я ничего не проворачиваю. Когда Чолпан-хан не спасла нас, я тоже удивилась. Но решила, что ей в Небесном дворце будет полезно иметь шпиона. А из личной прислуги хорошая шпионка выйдет. – Я тебе не верю, – Аккыз врала: она не знала, верить или нет, сомневалась. – Будешь шпионить ради хана, которая бросила нас? Туткун улыбнулась. Она отлично знала, что ответить. – Благодаря этому хану на столбе мертвая висит воровка, а не ты. Хотя бы немного умей ценить заботу других. Аккыз помолчала. Верно, вспоминала, и что хан ее спасла, пусть и чужой смертью, и что Туткун уже дважды выдернула ее из рук небесных. Сама же Туткун размышляла о другом – кто-то помогал Когтю во дворце, точно помогал. Не Чалаир, которого собиралась подкупить Чолпан. Конечно, не Йибек. Не Салтук – тот бы никогда не пошел против любимой женщины, которой присягнул. Но тогда кто? Кто был настолько близко к тронному залу, чтобы знать, о чем допрашивали Чолпан-хан и что она отвечала? Кто мог знать тайные ходы дворца?.. Что-то вертелось в голове, вертелось… Незримый помощник Аккыз услышал все в зале трона, пришел по туннелю сюда и рассказал ей. Они спасли Чолпан-хан, и Аккыз была уверена, что они будут свободны. Но хан не выкупила их, они стали рабынями, и теперь Коготь собиралась… «Рабынями… точно…» Мысли зацепились за распределение служанок, на котором Аккыз должны были отправить на шахту. Но не отправили. Почему? «Потому что она, оказывается, спасла Батугу… – Туткун задумалась посильнее. – Аккыз нам сказала, что воин увел ее в темницу и хотел допросить… Про нападение на Батугу словом не обмолвилась. Да и как она вообще вышла из темницы, если убила военачальника? Ее должны были казнить на месте! Если только…» Если только за Аккыз в темнице кто-то не вступился. Кто-то, кто видел, что произошло на самом деле. Кто приказал страже не трогать пленницу. Кто был очень близок к трону и мог знать секреты дворца. Кто в конце концов закрыл Аккыз от гнева Великой Эдже, рассказав о спасении Батуги. Кто… Кая-тегин? Она замотала головой, устрашившись собственных мыслей. Нет, Кая-тегин не мог так поступить! Он ведь желал обвинить Чолпан-хан, а сегодня чуть не убил Аккыз. К тому же разве мог он быть настолько глуп, чтобы дать в руки горной воительницы такое страшное оружие – тайные ходы дворца?! Нет. Он был так рад видеть отца живым! Он проявлял благородство, и милосердие, и честность – все то, что было далеко от того, чтобы, используя туннели, сговариваться за спиной своего народа и хана ради дочери предателя Тойгара… Туткун закрыла лицо руками, слушая, как Аккыз и Сырма уже вовсю копали проход. Ее сердце, снова против разума, чьи доводы звучали так убедительно, было уверено в том, что это не Кая помогал Аккыз. Сердце, против рассудка, который велел делать так, как приказывала хан, просило не торопиться… «Тенгри, помоги мне примирить мое сердце с моим разумом, – попросила Туткун, принимаясь за помощь девушкам. – Я не могу предать Чолпан-хан… Но разве его погубить могу?»***
– Давай пообедаем. – Темур, ты что, всегда хочешь есть? Тегин дернул плечом. – Я не об этом. Мы уезжаем, и кто знает, когда вернемся. Давай хоть пообедаем по-человечески. Кая хмыкнул, но по изменившему направлению движения Темур понял – брат все же разделил его идею. И правда, отец отправил их искать то ли ветер, то ли слухи, которые он разносил, то ли просто тень его страхов: следы Когтя и тех, кто ее нанял. Темур не был уверен, что девушку действительно наняли. Она могла бы и одиночкой, мстительницей, пришедшей за жизнью хана от своего имени, не связанной ни с ябгу Баламиром, ни с Китаем, ни с варягами, ни с десятками других врагов. Но приказ был приказом, и единственное, что всегда по-настоящему радовало тегина в указаниях подобного рода, так это возможность уехать из дворца. На Чалаира они наткнулись прямиком в обеденном зале. – Чалаир, где мама? – Улу Эдже с госпожами невестками во дворике, Кая-тегин, – слуга выглядел каким-то бледным и нервным. – Я могу передать ей, что вы искали, или позвать Гюнсели-хатун… – Не надо, я сам сейчас схожу, – Кая махнул рукой. – А ты пока накрой на стол. Мы с братом уедем после обеда. Темур опустился на подушку, глядя как суетился, подгоняя служанок, Чалаир. Одна склонилась рядом, выставляя на стол блюда, и вдруг замерла. Он даже не успел сообразить, как девушка дотронулась до его левой руки. – Мой тегин, у вас кровь. Он машинально вывернул ладонь. Порез, оставленный новой прислугой Батуги, еще кровоточил, но боль уже не чувствовалась. – Что с того? Займись делом. – Но, мой тегин, так нельзя, – она снова коснулась его, на этот раз настойчивее, и вынула из-за пояса чистый платок. – Нельзя оставлять открытую рану, вы ведь знаете. Темур поморщился. Конечно, он знал. Но куда эта лезет, если не просили?.. И все же вырываться второй раз не стал. Ладно, с него не убудет посидеть немного смирно, потерпеть ее ледяные прикосновения… Сдержав дрожь от неприятного ощущения, он из любопытства оглядел служанку. Это она, кажется, была четвертой из новеньких, что мать оставила во дворце. Худенькая, с черными, почти как у Мей Джин волосами, она уделяла его царапине такое пристальное внимание, и ее пальцы были настолько холодными, что ему стало даже жаль девушку. – Вот и все. Он убрал руку. Рабыня замешкалась еще на мгновение, и Темур задумался: найдет она в себе хоть что-то, чтобы поднять голову?.. Не нашла. Ни смелости, ни тем более интереса. Для нее тегин был охотником, забравшим свободу, а не защитником, за чьей спиной можно было спрятаться от беды… Кувшин с водой стукнул о стол. Темур вдохнул и сжал переносицу до того, что под веками поплыли разноцветные круги. Выдохнул. Снова вдохнул и – выдохнул резко, признавая свое поражение самому себе. Не мог. Не получалось. Избавиться от ее образа, от ее взгляда, которым показывала и гордость, и надежду, не получалось никак. Этот образ засел и уходить не желал, и Темур ловил себя на том, что в его голове она по-прежнему носила свой горный наряд, а не одежду служанки… – Мама пожелала нам удачи. Вернувшись, Кая занял место напротив. Темур кивнул. Тенгри свидетель, он еще никогда не был так рад старшему брату. Выбирая между тем, чтобы загнать лошадей, и тем, чтобы переночевать в лесу, они все-таки выбрали лес. Кая – скрепя сердце, Темур – с радостью, воины – беспрекословно. – Мы могли вернуться во дворец, – процедил Кая, расстилая попону на сухой траве. – Могли, но что толку? – Темур пожал плечами. – Мы сегодня так ничего и не узнали ни о Когте, ни о ее сообщниках. – Если они были. Темур, ты правда думаешь, что девушка действовала по чьему-то приказу? Он прислонился спиной к дереву, поворошил палкой начинавшие заниматься ветки и подумал, что это большая редкость, чтобы Кая спрашивал его мнение. Возможно, тот не стал бы этого делать, но верный Кузубек отвел остальных стражников устраиваться подальше, и у этого костра они остались вдвоем. – Не знаю. Вряд ли это дело рук Китая – зачем им смерть отца? – Чтобы ты сел на трон. Тегин усмехнулся, пряча невеселую улыбку в наползавшем сумраке. – Кто будет ханом после хана, решает курултай, Кая. Ты это знаешь. Приведи китайский император хоть всю армию под стены Небесного дворца, на беков это не повлияет. Так же, как и армия нашего деда, варяжского князя. Любой, кто придет на землю тюрков с оружием, уйдет мертвым. Кая засмеялся. – Мертвые не ходят, Темур. Но в целом я согласен. Кто же тогда? Дядя? – он помолчал, ослабляя нагрудник. Потом взялся рассуждать: – Баламир, согласно традициям, первый наследник, как бы отец ни желал обратного. И, если курултай соберется, у дяди, как ни неприятно это признавать, шансов быть выбранным немало… Но только если он не был тем, кто направил руку Когтя. А если это сделали не варяги, не китайцы и не горные, то я не знаю, кто еще решился бы на такое, кроме Баламира-ябгу. Никому больше в этом выгоды нет. – Слова, слова, слова… Кая, даже я понимаю, что войско, которое дядя привел из Западного Небесного ханства, и подозрения не станут достаточными для обвинений перед курултаем. Брат растянулся на покрывале и закрыл глаза. – Так ищи, Темур. Ищи доказательства. Иначе в нашего хана полетят новые стрелы. Темур нахмурился. Но промолчал. Подкинув веток, он пересел под деревом так, чтобы костер остался за спиной. Лес шумел ровным гулом ветра в кронах и шебуршанием диких животных, обходивший стороной огонь и отряд вооруженных мужчин. Он, в отличие от Каи, любил ночевать вне каменных стен, привыкнув за годы, проведенные в походных шатрах во славу ханства, собственной чести и того расстояния, которое благодаря этому лежало между ним и Мей Джин. В те времена тегин был счастлив больше, чем когда-либо до и тем более после… А потом их с Салтуком победоносный поход закончился, и пришлось вернуться. Но степь навсегда осталась для него отдушиной, в которую он сбегал, когда мыслям в голове становилось слишком тесно. Вот и сейчас часть его была рада, что сумел уговорить Каю заночевать под небом, вдали от больного отца и дяди с колючим взглядом, от издерганной матери и измотавшей все нервы жены. Темур оттянул вниз кожаный доспех, откинул назад голову. У них с Мей Джин никогда не получалось выносить друг друга дольше одного приема пищи, но с тех пор, как хана ранили, он и вовсе с трудом терпел китаянку. Сил больше не было слушать ее бесконечные рассуждения о троне и отце-императоре. Казалось, будто Мей Джин держала его за совсем глупого, раз за разом заводя песню о правах наследника, как будто сам Темур о них не знал. Но потом он вспоминал, что именно китайский тесть был в глазах окружающих наиболее весомой причиной, почему в нем никто не видел будущего хана, и начинал подозревать, что глупым из них двоих был вовсе не он… Из всех вещей, которые любила Мей Джин, Темур больше всего ненавидел интриги. Вся эта возня и разговоры за закрытыми дверями всегда виделись ему отвратительными. Кто-то говорил, что тегин так считал от недостатка ума и хитрости, а сам он думал, что это не у него не хватало ума – это у интриганов не хватало смелости. Впрочем, странно ожидать иного от женщин, конечно. Ставивших честность превыше изворотливости среди них всегда было мало, а женщин-воинов, готовых потягаться с ним в открытую, Темур раньше вообще никогда не встречал. Буйная служанка Батуги, пожалуй, могла бы попытаться. Вторая, хоть, похоже, и была воином, едва ли. А вот она… Она точно нет. Да и не была ему нужна воительница. Он был достаточно силен, чтобы защитить и себя, и ее, а она пусть бы только смотрела на него с той же радостью, пусть бы только позволила себя защищать… Темур рывком сел прямо, чувствуя, как сердце едва не пробивало доспех изнутри. Звезды, видные в разрывах листвы, заметно сместились на небосводе. «Молодец, тегин, молодец, – он потер глаза, похлопал себя по щекам, – заснуть умудрился, молодец… Вот бы кто знал заранее, какой тегин дурак, так за одну ночь в ханстве стало бы двумя меньше». Но рядом не было никого, кроме спавшего у костра Каи и верных воинов чуть поодаль. Темур закрыл лицо ладонями. Тенгри, он сошел с ума… Точно сошел. Но если так, это сумасшествие было приятным. И пусть с трудом, однако он все же признался сам себе – та часть души, что желала вернуться во дворец, стремилась туда не просто так. Темур хотел увидеть ее. Очень хотел снова встретиться взглядами, увидеть ее улыбку и знать – надеяться хотя бы! – что улыбка эта оттого, что он стоял перед ней. А еще хотел убедиться, что она в порядке… и узнать наконец имя. Он так и не успел спросить у Чалаира. – Темур? Смена?.. Тегин обернулся. Кая, приподнявшись на локте, щурился, стараясь рассмотреть его за ярким пламенем. Темур еще раз взглянул на небо, потом на то, как менялись дозорные у второго костра. – Да, вставай. Уступив брату место, он растянулся на спине. Жар приятно грел бок, неотвратимо вгоняя в сон. Темур закрыл глаза. Он знал, кто ему приснится.***
Руки болели, и Туткун чувствовала себя, словно отработала на шахте от зари до заката, хотя они всего-то и вынули пару камней из стены. Достаточно, чтобы убедиться, что Аккыз не врала насчет прохода. Но недостаточно, чтобы туда пролезть. «К лучшему, – она отряхнула и без того грязную одежду от каменной пыли. – Не хватало только, чтобы Аккыз правда пошла и убила Алпагу-хана. И как теперь рассказать обо всем Чолпан и Тунай?!» Туткун вполне могла представить, что сделает их хан, когда узнает обо всех поступках Когтя. Но вот узнает ли?.. Она посмотрела на Аккыз и Сырму. Девушки заснули вместе на подстилке, как всегда в обнимку, даже не подозревая, какой выбор сейчас делала та, кто сидела рядом с ними. Туткун потерла виски. Если она расскажет Чолпан-хан о спасении Батуги и о туннеле, скрыть при этом наличие помощника Аккыз во дворце не получится. И, зная наследницу Тойгара, она была уверена: Чолпан придет к тем же выводам о Кая-тегине. Вот только, в отличие от Туткун, хан не будет уверена в его непричастности. Нет, напротив, она попытается извлечь из этого пользу, перетянуть Каю на свою сторону… Что в итоге выйдет, Туткун представляла очень живо: либо преданный своему отцу тегин выдаст их, и тогда они все умрут, либо, поняв свою ошибку, Чолпан убьет наследника раньше. Не говоря уже о том, что с хана станется приказать избавиться и от своевольной Аккыз… Туткун не могла так поступить. Ни с кем из них. Это был замкнутый круг. «Значит, молчать?» Выходило, что так. «Ах, если бы во всем был замешан не он, – позволила она себе помечтать немного. – Если бы все, что сделал Кая, сделал второй!» Тогда бы она рассказала Чолпан, и пусть хан считала бы наследника Темура помощником Аккыз. Тогда, окажись все ошибкой, Туткун смогла бы примирить свою совесть со смертью Небесного тегина, сына убийцы госпожи Тылсым. Но… Но несправедливо оболгать его она не могла. Не получалось. Даже ради их народа и мести думать о таком было противно. Зато о самом голубоглазом тегине было приятно вспоминать. Туткун прислонилась к ящику и закрыла глаза. Ей до сих было интересно, вступился бы сегодня Кая за них, если бы Улу Эдже не проявила снисхождения? Она спросит у него, обязательно спросит… когда-нибудь. Туткун была уверена, что он ответит честно – так же, как рассказал всем о поступке Аккыз и как чуть ее не убил. Было нечто завораживающее, притягательное, хотя и несомненно опасное в его благородстве. Глупое… или уверенное? Да, вот, пожалуй, верный ответ на вопрос: тегин не был безрассуден, но был достаточно смел и силен, чтобы оставаться честным и даже перечить собственной матери. Туткун улыбнулась. Она никогда не любила опеку, да и не привыкла к ней: отца и старших братьев не стало слишком рано, жизнь научила справляться с трудностями самостоятельно, стоя с гордо поднятой головой. Но он… За его широкой спиной не страшно было бы склонить голову. А еще лучше уткнулся бы лбом в эту спину, сцепить руки на его груди и… Она перехватила свои мысли, чувствуя, как сердце начало частить удары. «Остановись, Туткун, остановись! – от нервов она принялась заплетать и расплетать кончики волос. – Ты с ним еще словом не перемолвилась, только парой взглядов обменялась, а уже о таком думаешь! Совсем с ума сошла?» А может, и сошла? Иначе с чего не могла выбрать между ханом, вырастившей ее, и тегином, которого знала несколько дней? С чего не чувствовала себя охотницей на Небесного наследника – но и жертвой его себя не ощущала? С чего вспоминала о нем слишком тепло и часто?.. Утро оказалось к ним неожиданно добрым. Гюнсели-хатун, выбравшая ее в свои служанки, отчего-то решила проявить к наказанным милосердие и выпустить из заточения – правда, кроме Аккыз. Туткун могла бы подумать, что невестка Алпагу-хана сделала это по доброте душевной, но сомневалась. Что тогда, что сейчас во взгляде хатун было нечто еще, скрытое маской доброжелательности. Однако что бы это ни было, оно вышло им на руку. – Приведите себя в порядок, – Йибек-кадын, недовольная их освобождением, не могла демонстрировать это слишком явно, пока впереди шла ее госпожа. – И принимайтесь за работу. В комнате вместе с чистой одеждой ждала Тунай. – Туткун! – она обняла ее, едва не сломав от радости ребра. – Сестра, о Тенгри, ты в порядке, я так рада! – В порядке, в порядке, – Туткун отстранилась. Ей хотелось поскорее снять с себя эту грязь. – Все обошлось. Ты уже все знаешь? Тунай подала ей одежду. – Знаю. Все слуги знают. Ну какая противная эта Илай! Да еще дочь кадын, оказывается! Как так? Откуда у Йибек дочь? – Откуда мне знать? Может, их вместе в рабство взяли? Или тут от кого родила. – От кого же? Туткун раздраженно дернула плечами. – Да хоть от Чалаира, какое нам дело? – Ты права, никакого. Но какая у меня, оказывается, смелая сестра! – Тунай схватила ее за руки и закружила по комнате. – Выступить против этой Йибек, и наследника Темура, и даже самой Великой Эдже! Клянусь, я не перестаю тобой восхищаться! Я бы умерла на месте, если бы… – Стой-стой-стой! – Туткун вскинула ладонь, закрывая сестре рот, отмечая, как задрожали пальцы, внезапно ставшие непослушными, будто чужими. – Повтори, что ты сказала?.. – Я сказала, что ты очень смелая… – Нет, про Йибек, и Улу Эдже, и… Она осеклась, не в силах продолжить. Но Тунай закончила за нее. – И наследника Темура? Говорю же, ты очень отважная. Я бы и слова сказать против него не смогла. Ноги подкосились, и Туткун опустилась на матрас, как была – в незапахнутом до конца халате. Да нет, это глупость, такого быть не могло… Тунай, наверно, просто перепутала… ведь ее там не было… – С чего ты решила, что там был наследник Темур? – горло пересохло, слова вышли сиплыми. Нежеланными. – Так все уже знают, что он чуть не прирезал Аккыз, – Тунай присела рядом. – Она даже ранила его, я видела порез на ладони. – Видела?.. Туткун сквозь пелену перед глазами всматривалась в родное лицо, пытаясь поймать сестру на злой шутке. Но та, честная душа, говорила, что думала: – Да. Чалаир поставил меня накрывать на стол тегинам, я увидела у Темура кровь, и… И в этот момент Туткун засмеялась. – Сестра, что такое? – Тунай потрепала ее по плечу. – Что тебя так рассмешило? Но она не могла ответить. Она смеялась. Не в силах остановиться, истерически хохотала над своей глупостью. Ну конечно! Конечно… С чего бы первый тегин пошел обходить пленных перед допросом? Нет, ему пристало бы оставаться на троне. Разве Салтук не рассказывал когда-то, что ходил в походы с наследником Темуром, лучшим воином Небесной армии? И разве в огне рождается камень, а не железо? Ей стоило бы догадаться раньше… Но ведь ей был назначен наследник Кая. А он… он так на нее смотрел!.. Смех вышел. Туткун всхлипнула. Тенгри, какая же она дура… – Туткун, ради всего, прошу, скажи, что с тобой? Она не могла сказать, не могла… Память выцепила последнее, что говорила сестра, сложила в тихий вопрос без ожидания ответа: – Значит, кровь?.. Тунай помедлила, внимательно вгляделась в ее лицо, наверно, не выражавшее сейчас вообще ничего. Кивнула. – Да. Знаешь, я, может, даже скажу Аккыз за это спасибо: благодаря ей я смогла хотя бы начать исполнять приказ нашего хана, перевязала руку наследнику Темуру… Хотя клянусь, дорого бы дала, чтобы этого не делать. Туткун снова засмеялась. Она перевязала. Как мило. Как невероятно мило, побрал бы ее Эрлик-хан!.. – Сестра?.. Она подняла голову. Тунай же смотрела вниз, на ее кулаки, стиснувшие полы одежды до побелевших костяшек. Вздохнув, Туткун отпустила ткань. Постаралась успокоиться. Постаралась снова стать рассудительной и послушной воле своего хана, которая недаром определила первого наследника ей, а второго Тунай. Вовсе не из-за возраста: тегины были почти ровесниками, одна только весна разницы, а у них с сестрой всего три. Нет, это было решено не из-за возраста, а из-за важности: Кая-тегин был ближе к трону, а Чолпан учила Туткун дольше, да и мужчинам она всегда нравилась больше. Вот в чем было дело. Вот почему она должна была соблазнить наследника Каю…– Кто из них наследник Кая? – Красивый который.
Она была готова убить Чалаира голыми руками. Хотя в чем была вина слуги, если она выбрала его в миг, когда он коснулся ее лица, когда впервые посмотрел в глаза?.. Стоило вспомнить тот взгляд, как сердце прошило острой иглой боли. Нет, нет… ну как же так, как?! Как так могло получиться?.. Туткун не знала ответ на этот вопрос. И за целый день не смогла найти, хотя думала постоянно, едва слушая наставления Йибек и злые подколы Илай. Думала, думала, думала… пыталась вспомнить лицо наследника Каи… А мысли, проклятые, все возвращались к голубым глазам. К доспеху со львиной головой. К шраму. К руке, стиснувшей разрезавший кожу клинок. К Темуру. Снова. И снова. И снова. Без конца… – Туткун! Туткун-хатун! – А? Она едва не выронила тарелку, которую держала в руках. Кажется, надо было убрать на место, к остальной посуде… или нет? Что там сказала сделать повар? Она не помнила. – Не засыпай, девушка! Чалаир ткнул ее ребром ладони в бок. Было, наверно, больно. Но Туткун не почувствовала. – Чего тебе, Чалаир? – Ай, Небесный Тенгри, вы поглядите на нее! – слуга всплеснул руками. – Чего мне? Я тут за тобой пришел, счастливый случай тебе принес, а ты такое спрашиваешь! – Какой еще случай? – Наши тегины вернулись во дворец. Вернулись? Она и не знала, что уезжали. Даже не спросила у Тунай. – Что мне с того? – Как это что? Я вчера ходил в город, в лавку, что ты посоветовала… – Чалаир улыбнулся многозначительно. – Так вот, тегины вернулись. Надо бы принести им напитки. Я решил, почему бы это не сделать тебе?.. – он подмигнул и тут же, не дав ответить, хлопнул в ладоши, привлекая внимание других рабынь: – А ну-ка, давайте, приготовьте! А мы с Туткун-хатун отнесем нашим наследникам. Отказываться стало поздно. В этот раз коридоры дворца вовсе не казались унылыми, и, шагая за Чалаиром, Туткун очень хотела, чтобы они не заканчивались. – Кумыс – наследнику Темуру, китайский чай – наследнику Кае, – старший слуга не оглядывался на нее, и можно было не делать услужливого выражения лица. – Темур-тегин никогда не пьет китайский чай, а Кая-тегин терпеть не может кумыс. Не вздумай перепутать. – Не волнуйся, Чалаир. Не перепутаю. «Теперь-то уж нет». Зал тонул в полутенях и оранжевом свете факелов. Трон на возвышении походил на орла, с высоты глядевшего на добычу, а тегины перед ним – на обелиски-защитники. Кая. И Темур. – Мои наследники, мы принесли ваши напитки. Она впервые не смела поднять глаз, однако легче от этого не становилось. Пусть она не видела, но она все еще слышала… – Неси. Коротко. Тяжело. На вдохе. Туткун крепче сжала края подноса… Тенгри, смилуйся, пожалей… всунула Чалаиру, взялась за чайник… Кая – старший, и ему – чай… налила желтоватого напитка… она не приглядывалась к нему прежде, а сейчас и вовсе было тошно… передала аккуратно, получила в ответ кивок… Кумыс – наследнику Темуру. Керамическая чаша холодила кончики пальцев. А его руки, ненароком коснувшиеся ее, были обжигающе-горячими. Настолько, что Туткун не сдержалась, подняла глаза, чтобы увидеть, как Темур выпил кумыс за раз, не отрываясь ни от напитка, ни от нее… Как ставила чаши обратно, она совершенно не помнила. Как выходила за Чалаиром из зала – тоже. Все вокруг плыло в густом тумане, в котором она не могла даже двигаться. Так и стояла, глядя вслед слуге, уже свернувшему в соседний коридор, стояла… Пока не уловила за спиной движение. Обернулась. И услышала, как мелко задребезжала посуда на подносе, вторя дрожи ее рук. Тегин – Темур-тегин! – был рядом, так близко, что она слышала его тяжелое дыхание и видела что-то по-настоящему животное в голубых глазах. Туткун догадывалась, что это было, но даже самой себе боялась признаться и в этой догадке, и в том, что почти уже чувствовала, как он зажимал ее между стеной и собой и целовал, не сдерживаясь, как она запускала пальцы во всклокоченные пряди, срывая с его губ хриплый стон, как… – Туткун-хатун! Чалаир, верно, заметивший ее отсутствие, явился невовремя, словно сам Эрлик-хан, и она развернулась так резко, что едва не врезалась в подошедшего слугу. – Девушка, куда ты пропала? Чего стоишь? Пойдем, пойдем! Туткун кивнула, не решаясь ответить, боясь, что голос выдаст ее – не тегину, но Чалаиру. Сделала один шаг вперед, второй, третий… До поворота их оказалось тридцать восемь. И каждый до последнего был пыткой под его взглядом.***
Они вернулись ни с чем. И это не было бы так плохо, если бы не Салтук. Темур уважал ясаула, раньше во многом на него равнялся, а потому мысль, что бек может оказаться предателем, его не посещала никогда. Никогда прежде. Но сейчас тот действительно вел себя очень странно, и сегодня был один из тех редких вечеров, когда они с Каей думали одинаково. А нервозность Салтука только больше укрепляла их подозрения. – Он испугался. – Да… Он что-то скрывает, – Кая смотрел беку вслед. – Кузубек! Следи за ясаулом. Когда воин ушел, они остались одни, в тишине и молчании, до странного спокойном и мирном. Темур даже поймал себя на мысли, что не против побыть с братом еще немного… Пока не пришел Чалаир. А за ним – она. Темур почувствовал, как отлегло от сердца, стоило увидеть, что она цела и невредима, не в цепях, не в подвале, хотя и до странного поникшая. Следуя за Чалаиром, упрямо смотрела в пол, так непривычно, что хотелось подойти и коснуться ее лица – «ну же, посмотри на меня!», чтобы убедиться, что и она так же рада была ему, как он ей. – Мои наследники, мы принесли ваши напитки. Темур сделал вдох, сдерживая себя от того, чтобы закрыть глаза. Он привык, что желание – не женщины, а самого действа – всегда было острым, но коротким и вполне терпимым. Он не привык к горячей ноющей волне, затапливавшей всего его от сердца вниз. – Неси. Он смотрел, как она аккуратно брала чайник, как наливала, как шла к Кае, держа его чашу в двух ладонях… и сходил с ума. Поэтому, когда подошла к нему, сделал то, что не должен был – коснулся ее рук. И пропал – снова – как только она подняла взгляд, от которого тегин не мог оторваться… Поэтому, когда она вышла, Темур не выдержал. Сердце рванулось за ней, и он, ведомый, последовал бессильно и слепо. Она стояла одна и, конечно, его услышала. Обернулась. И Темур вдруг понял, что между ними был всего лишь один поднос в ее руках, который так легко было вырвать, отшвырнуть прочь, и пусть бьется на осколки китайский чайник, а ее саму вдавить своим телом в стену и поцеловать до сладкого стона… Он знал – она не стала бы сопротивляться, Тенгри свидетель, не стала бы, иначе с чего так тяжело дышала, с чего ее затуманенный взгляд касался его губ, изводя, испытывая на прочность, от которой ничего уже не осталось… – Туткун-хатун! Тегин сумел не вздрогнуть. Она – нет. А Чалаир, возникший из ниоткуда, бросил на него задумчивый взгляд и заторопил ее. – Девушка, куда ты пропала? Чего стоишь? Пойдем, пойдем! Она только кивнула молча, и Темур мимолетно подумал, что и сам бы сейчас говорить не решился: голос выдал бы все, что не случилось… Но, по крайней мере, он мог смотреть ей вслед до самого поворота. Значит, Туткун?..