Ты источник моей радости, центр моего мира и все мое сердце.
Эти «два или три» дня растянулись на вечность длиною в пять. Алпагу-хан не покидал своих покоев, и Кюн-ата говорил, что дела его не так хороши, как желали бы сам хан или Великая Эдже, но и не так плохи, как ожидал лекарь. Мей Джин, обозленная и лишенная постоянного присутствия Тайзу, теперь чуть ли не ежедневно выходила в город со служанкой и соглядатаем Каи по пятам. Батуга метался по комнате, как камышовый кот, сгорая от нетерпения: все его мысли занимали приближающиеся поиски печати в комнате брата. Гюнсели, обрадованная подарком и долгой беседой с мужем, все-таки вняла его уговорам (к которым Туткун заочно приложила немало сил) и одним вечером зашла к Кюн-ате. О чем они говорили, никто, даже Кая, так и не узнал, но теперь, как разнюхал проныра-Чалаир, девушка каждый день заваривала себя на ночь целый букет трав. В общем все были чем-то заняты… А Туткун была занята тем, что сходила с ума от ожидания. Первый день она провела в спальне, стараясь не высовывать нос: не хотелось лишний раз встречаться с Гюнсели и китаянкой, одинаково разозленными слухами, поползшими по дворцу после того ужина. Второй очень удачно оказался занят примеркой и подгонкой нового платья. Весь третий день Туткун кружила близ входа, будто бы гуляя, до самого вечера, когда первые звезды начали появляться на темном небе. Она ждала, что вместе с ними появится во дворце и Темур. Но тегин не приехал ни в тот день, ни на следующий, и сердце все сильнее сжимал страх… – А если что-то случилось? Если с ним что-то случилось, Тунай? – устав сидеть взаперти, она снова начала слоняться по коридорам, и на этот раз сестра решила составить ей компанию. – Не говори так, Туткун. С наследником Темуром все в порядке. – Откуда тебе знать? Тунай вздохнула, уже собираясь в который раз привести сотню причин, почему дорога могла задержать Темура на лишнюю пару суток… Но вместо этого неожиданно улыбнулась, глядя Туткун за спину. – О, я абсолютно в этом уверена.***
Когда перед ними потянулись вверх массивные городские стены, Темур вздохнул с облегчением. Дорога вымотала его необычайно, хотя ехали, не загоняя лошадей: ни ему, ни увязавшемуся с ним Салтуку не слишком хотелось торопиться навстречу ханскому гневу. Поэтому тегин предпочитал думать, что возвращался не по приказу матери, не из-за потребовавшего его присутствия отца; что сокол, принесший весть, был отпущен в небо другой рукой… – Чему вы улыбаетесь, мой тегин? Темур дернул головой, вытряхивая из нее приятные мысли, и поморщился. Он, в отличие от отца и брата, не привык к постоянному присутствию помощников, но Калсым, ехавший на полкорпуса лошади позади, оказался неожиданно полезным и при этом ненавязчивым, и Темур отдавал должное выбору ясаула во всем за одним-единственным исключением – Калсым был до страшного наблюдательным. Хотя своей наблюдательности он не скрывал и в доносах Салтуку или, того хуже, дяде Баламиру замечен не был, и лишь поэтому тегин оставил его возле себя. Пока. – Несмотря ни на что, рад, что возвращаюсь, – он не счел нужным врать. Воин кивнул и понизил голос так, чтобы не услышал чуть отставший от них ясаул: – Зачем с нами поехал Салтук-бек? Разве Великая Эдже не требовала только вашего приезда? – Требовала, – Темур усмехнулся. Это слово как нельзя лучше подходило тому, что написала мать. – Но и Салтук прав: наш хан наверняка захочет не только получить ответ за сделанное от меня и Каи, но и узнать о делах армии. А Салтук – наш военачальник, разве ты забыл? – Нет, мой тегин, конечно, нет, однако… – Однако? Калсым пожал плечами. – Однако, будь я на месте бека, я бы предпочел позволить вам и слушать хана, и говорить, ведь вы в той же мере ведете наших воинов, что и ясаул. Поэтому мне кажется странным его решение. Темур почти уже хмыкнул в ответ, но передумал. Пожалуй, в словах Калсыма было зерно истины – уж как-то слишком настойчиво Салтук уговаривал его в своей необходимости. «Дядя послал, что ли? – тегин подогнал коня пятками, уже видя высокие ворота. – От сопровождения Варгы отказаться удалось, так он решил, что от ясаула отказаться точно не сумею?..» Главный двор Небесного дворца был почти пуст: их приезда будто не ждали, и заметно меньше стало стражи. Темур спешился и расправил плечи. – С возвращением, Темур-тегин. Он поднял глаза. Кузубек, сбежав по ступенькам, приветствовал его коротким наклоном головы. – Здравствуй. Кая во дворце? – Да, тегин в своих покоях. Приказал передать вам, что хан ждет вас обоих. – Ты же видишь, мы только с дороги… – Вижу, тегин, – Кузубек с искренним сочувствием покачал головой. – Но приказ Алпагу-хана: проводить вас и Кая-тегина к нему сразу, как вы приедете. Вздохнув, Темур кивнул: – Ну, раз так приказал отец-хан… Провожать не надо, я дорогу не забыл, – он указал на Калсыма. – Лучше скажи слугам, пусть моему воину приготовят комнату. И ты тоже иди отдохни, Салтук. Сдается мне, разговор будет долгим, нечего ждать у дверей. – Как прикажете, мой тегин, – ясаул по-отечески, как раньше, похлопал его по плечу. – Пусть Тенгри усмирит гнев нашего хана. Вы с наследником Каей приняли верное решение. Алпагу-хан это поймет. Темур с усмешкой хлопнул Салтука по спине в ответ. Поймет? Быть может. Но даже понимание не уменьшит ярости Небесного кагана на пошедших против его осторожности сыновей… После недель, проведенных под открытым небом, сомкнувшиеся над головой своды дворца показались каменной могилой, холодной, давящей и пахнувшей гарью факелов. Решив, что едва ли отец захочет и сможет вести длинную беседу с ними в зале трона, Темур сразу повернул к ханской спальне. Коридоры, и раньше не многолюдные, были теперь удручающе пусты. Поворот, поворот, пово… Темур остановился, зацепившись краем взгляда за синеву – ну точно почти как тот халат в его сне! – обернулся… Нет, это, конечно, был не халат – платье дымчато-синее с золотистой нитью, вышившей на ткани замысловатый узор, с голубоватыми камнями, рассыпанными по подолу, как звезды по вечернему небосклону. Они же, скованные металлом, придавливали густые темные волосы и ловили на них остатки солнечного света… Сердце бухнуло в горле, напомнив, что все-таки стоило не забывать дышать, и Темур улыбнулся, когда Туткун обернулась к нему стремительно, отчего шлейф платья завернулся вихрем вокруг нее, как отражавшая небо вода. «Темур…» Он не услышал – прочитал по губам, пока подходил медленно, разглядывая ее всю, такую завораживающе прекрасную… – С возвращением, наследник Темур. Тегин кивнул, запоздало сообразив, что рядом был третий человек – Тунай. Девушка переводила взгляд с него на свою сестру, и в глазах ее было такое удивление, что Темуру стало смешно. Неужели они с Туткун выглядели так глупо, стоя друг перед другом, желая обнять и сдерживаясь лишь оттого, что их могли застать в любой момент, но наслаждаясь хотя бы тем, что видели?.. – Спасибо. Как ваши дела здесь? Никто не обижает? – Никто. У нас все порядке. – Хорошо… – он смотрел на Тунай, потому что боялся, что, если задержит взор на Туткун, просто сгребет любимую в охапку и до отца точно не дойдет. – На самом деле, хорошо, что вас сейчас встретил. Ваш брат, узнав, что я возвращаюсь, написал письмо. Темур вытащил из-за пояса маленькую записку, молча всунутую ему Туганом перед самым отъездом, протянул… и сжал ладонь, когда ее коснулись пальцы Туткун. – Спасибо, – тихо выдохнула она, опуская глаза, тщетно пытаясь скрыть тронувшую губы улыбку. – Не за что… – он разжал кулак, но еще мгновение Туткун не убирала руки. Лишь мгновение, сказавшее Темуру, что не он один так безумно желал этой встречи. – Меня ждет хан. Взгляд Туткун изменился, стал озабоченным, и меж бровей возникла складка, но она ничего не сказала. Кивнула в ту сторону, куда ему было нужно, и Темур последовал ее жесту, думая, что, по крайней мере, он сам знал, ради чего делал все это. В приемной зале на подушках, на которых обычно располагались перед Улу Эдже невестки, на этот раз восседал в гордом одиночестве Кая. Увидев его, встал, подошел и – неожиданно крепко обнял. Темур, замешкавшись, не успел ответит на объятие, как брат отстранился и ухмыльнулся, оглядев его с ног до головы. – Новый доспех, новая прическа… Стоило вырваться из дворца, сам на себя стал не похож. – Доспех старый, – буркнул Темур, чувствуя себя неловко. Кая в жизни не проявлял к нему подобного отношения, когда они были наедине. – Я в нем брал кыргызские крепости… Но ты этого, конечно, не помнишь. – Я бы помнил, если бы видел. Но мне нравится, прочный, – заметил брат, и улыбка его померкла. – Отец ждет нас. Готов? – Так вот зачем ты меня обнимал – проверял, сможешь ли спрятаться за мной в этом доспехе от отцовского гнева?.. Готов. Как будто есть выбор. – Есть. Мы его уже сделали, нам и отвечать… Смешно, не находишь? Темур взялся за резную ручку двери. – Что? – Мы сотворили что-то вместе… впервые за почти тридцать лет, – Кая неловко поправил идеально лежавший воротник. – Да, обхохотаться можно, – пробормотал тегин, хотя брат был в общем-то прав. Ведь они и правда обычно оказывались по разные стороны отцовского воспитания: когда хан ругал Темура, это означало, что где-то преуспел Кая; когда Алпагу гневался на старшего сына, его надеждой на решение проблемы становился младший… А тут, гляди-ка, будут оба стоять перед отцом, отвечать за принятое совместно решение. «Действительно смешно», – подумал Темур. И толкнул тяжелые двери. В главной спальне дворца окна были занавешены, горько пахло травами и потом. Алпагу-хан сидел на постели, глядя в разожженный огонь, и потирал левое плечо. Темур отметил, что рука отца по-прежнему безвольно висела вдоль тела, и на щеках горел нездоровый румянец. А еще, что в комнате не было матери. А это означало, что все было действительно плохо. Судя по тому, как напрягся рядом Кая, он тоже это понял. Выдохнул, пытаясь собраться, и произнес негромко: – Мы пришли, отец. Хан повернул к ним голову медленно, склонил чуть вперед, отчего стал похож на взъерошенного орла, недовольного вторжением. Оглядел их обоих цепким, но явно лихорадочным взором черных глаз. – Кая… – голос был хриплым, но почти твердым. – Темур… Мои сыновья… моя гордость, моя сила… сила и разум моего ханства… Отец уперся в кровать, поднимаясь на ноги, и, хоть он заметно шатался, ни один из тегинов не двинулся, чтобы помочь. – Разум… Ладно, Темур никогда им не пользовался, но ты, Кая! Ты – разум Неба! Так скажи мне, как ты допустил такое, а?! Как поддался на уговор сначала китаянки, а потом и своего брата?! Как совершил такую глупость?! Теперь он не говорил, теперь он кричал, но Темуру, к удивлению, стало от этого легче. Справедливый хан производил угрожающее впечатление, но, когда начинал кидаться пустыми обвинениями, это впечатление испарялось. И значит, мать все-таки рассказала ему об уговоре с Мей Джин… А значит, и о его чувствах к Туткун. Кая между тем молчал, и Темур покачал головой, в который раз думая, как сильно отличалось поведение брата с ним и с родителями. На него тот мог орать хоть целый день, мог спорить, мог угрожать. Но стоило отцу повысить голос, и Кая замирал, бессильный защитить самого себя, даже если в действительности виноват не был. – Отец-хан, Кая не принимал никаких решений один. На условия Мей Джин я согласился. Первое слово за войну тоже сказал я. – Согласился! Кто дал тебе право торговаться с Китаем, кто дал тебе право позволять Китаю решать, кого будет выбирать курултай, а кого нет? Отец подошел ближе, кривясь от явной боли. Темур стиснул зубы, процедил: – Что же мне было делать?.. – Ничего. Ты – Небесный тегин! Твой долг – хранить наше ханство от врагов, а не отдавать им его! Жизнь ни одной горной девки не стоит Небесного трона! Темур оскалился, чувствуя, как руки предостерегающе коснулись холодные пальцы Каи, как ярость затопила разум… И отчеканил по слогам, заранее зная, что расплата за сказанное будет неминуема: – Поэтому ты убил Тылсым-бике без суда, отец? Потому что жизнь той горной девки была дешевле твоего страха потерять трон?! Слова еще не успели дозвучать, а голову мотнуло вправо злой, болезненной, унизительной пощечиной. Темур выдохнул, закрыл глаза… – Отец, прошу тебя, успокойся, – Кая ненавязчиво оттер его плечом назад. – Ты еще не вполне здоров… Что до брата, то он, конечно, совершил глупость… Но принцесса Мей Джин в конечном счете сама нарушила уговор. Мы были готовы выполнить свою часть условий, состоялась даже моя помолвка с Туткун. Однако приехал советник Тайзу и потребовал, чтобы Темур не просто стал кандидатом, а чтобы курултай выбрал именно его, пригрозил войной. Что нам было делать, отец? Согласились бы, император получил бы власть. Отказались бы, начал бы войну… Кая запнулся, словно пытаясь подобрать какие-то слова взамен тех, которые собирался сказать, но, кажется, не подобрал. Сказал, как шло, хотя и заметно был не слишком доволен собственным признанием: – Да, Темур сказал первое слово, но в тот день и сегодня я согласен с ним: война неизбежна, если мы хотим не дать Китаю власти в нашем ханстве. Ничего иного нам не оставалось. Поэтому нас поддержали беки и даже дядя Баламир. – Баламир… – отец поморщился. – У моего брата только одно желание – получить трон. Он согласился ради этого. Надеется, что война закончится его победой. Кая пожал плечами. – Пусть надеется, пока нам это на руку. А потом мы решим. – Хм, вы? Не слишком ли много вы взялись решать за спиной хана, Кая? Тем более теперь, когда я пришел в себя! – Ты, может, и пришел в себя, отец… Но ведь ты больше не хан. То, что случилось следом, Темур предугадал заранее, а потому мог бы предотвратить… но не стал. И звонкая пощечина отпечаталась на ошеломленном лице Каи. – Я, может, больше и не хан, но я все еще ваш отец! – от переизбытка чувств и усилий Алпагу рухнул обратно на кровать, потер больное плечо. – И вот мое слово как отца: вы оба понесете наказание за самоуправство и глупость, а ты, Темур, еще и за свою дерзость! Как только я смогу сесть на коня, состоится свадьба Каи и горной девушки, окончится к тому времени война или нет! И чтобы я больше о ней ни слова не слышал, Темур, ты понял?! Ни слова!.. А теперь идите вон! В приемной после спальни показалось даже прохладно. Темур сделал вдох, пытаясь унять бушевавший гнев. Он стихать не хотел, метался опаляющим все внутри пламенем… – Не делаешь – плохо. Делаешь – опять плохо! – Кая с досадой пнул подушку, и та отлетела, сбив со столика пустую чашу. – Отцу все и всегда не так, чтобы ни сделали! И все это из-за тебя, Темур! – Все это из-за Мей Джин и ее отца, – он сжал и разжал кулак. – Или из-за Чолпан-хатун, которая сторговала Туткун тебе в жены за наши жизни. Я, если в чем и виноват, то только в том, что лю… – Темур! – Кая рванулся к нему, закрыл его рот ладонью, отчего Темур, пошатнувшись, едва не впечатался затылком в стену, рассерженно мотнул головой, и брат убрал руку, прошипев: – Говори, но не заговаривайся… Ты не хуже меня знаешь, что в этом дворце у стен есть уши, а здесь тем более. Отец сказал, что не хочет слышать от тебя ни слова о Туткун. Так хоть раз побудь послушным сыном и сделай, что он просит! – Я двенадцать лет был послушным сыном, Кая! – Темур толкнул его в грудь, заставляя отступить. – Я двенадцать лет терпел рядом женщину, которую ненавижу, ради долга перед этим ханством и троном. Я терпел недовольство Мей Джин, терпел, что отец и мать назвали тебя преемником… Но теперь есть Туткун, и я больше не хочу терпеть. Я не сделал и не сделаю ничего против Небесного ханства и против нашего народа. Я всегда буду силой и мечом Небесного кагана, будь то отец или ты. И за это я хочу только один раз, хоть один раз за всю жизнь выбрать свою судьбу! Я сотню раз просил об этом у матери и отца и сотню раз мне отказывали. Но теперь просить не буду. Сам решил и сам возьму. В глубине души Темур был даже удивлен тем, как умудрился произнести все это, ничуть не повысив голоса, и, похоже, Кая был удивлен тоже. Он смотрел на него без насмешки, с интересом, как будто впервые видел. А может, так оно и было, потому что и сам Темур чувствовал, что впервые был таким. – Посмотрим, кто и что возьмет, брат, – Кая вздохнул. Его разговор с отцом, казалось, утомил не меньше больного. – А пока нам надо успокоиться. Скоро ужин, иди хотя бы умойся с дороги. Проводив брата взглядом, Темур подумал, что это была самая разумная идея, услышанная за весь день. К счастью, Чалаир уже ждал его под дверью, и не пришлось искать по всему дворцу: тегин был просто не в настроении на подобное. Пока слуги наполняли купальню, Темур в холодном помещении рывками стянул с себя доспех. В голове звучали и звучали, не смолкая, злые слова отца, все вместе и каждое по отдельности, так громко, что он едва услышал, как Чалаир сказал, что все готово. Отпустил слугу кивком и захлопнул за собой дверь в разогретом зале. «Как только я смогу сесть на коня, состоится свадьба Каи и горной девушки!» – Лучше бы ты не смог, отец, – прошептал Темур, опустил ладонь к воде, но, не сдержавшись, ударил кулаком, и взметнувшиеся брызги дождем упали на его халат. – Лучше бы ты тогда вовсе не вставал с постели…***
– О, я абсолютно в этом уверена, – произнесла Тунай, глядя за ее спину, и Туткун поняла мгновенно. Обернулась… – Темур… Тегин стоял поодаль, глядя на нее с удивлением и восхищением, кажется, затаив дыхание, и за его широкой счастливой улыбкой Туткун не сразу поняла, что и Темур сильно изменился со дня их прощания. Но вот он подошел ближе, и стало видно, что сменил доспех – теперь вместо львиной головы под жестким воротом красовался цветок, и волосы были убраны назад полностью в аккуратную прическу. Туткун улыбнулась, поймав себя на мысли, что этот внешний вид, хоть и непривычный, украшал его, хотя, может, не стоило так говорить о том, чему причиной была война. Но ведь могла она просто любоваться им, живым и здоровым, пусть и уставшим, но главное – рядом?.. – С возвращением, наследник Темур, – приветствовала его Тунай, и Темур кивнул, обратив внимание на нее как будто немного поспешно, пока сестра разглядывала их обоих. – Спасибо. Как ваши дела здесь? Никто не обижает? Туткун показалось, что от этого простого вопроса ее словно окутали его объятия, а Тунай покачала головой. – Никто. У нас все порядке. – Хорошо… На самом деле, хорошо, что вас сейчас встретил. Ваш брат, узнав, что я возвращаюсь, написал письмо. Он вытащил из-за пояса записку, протянул, и Туткун подняла руку – не столько, чтобы забрать весть от брата, которая никуда не денется, сколько коснуться-таки его руки… Темур сжал кулак, ловя ее ладонь, притягивая к себе едва-едва заметно, заставляя отчего-то смущаться, и тут же отпустил, позволяя избежать неловкости перед пусть и родным, но все же посторонним в этом человеком. Как будто Туткун собиралась! – Меня ждет хан, – напомнил Темур причину своего приезда, стирая улыбку со своего лица, и сердце Туткун, только что трепетавшее от радости, сжалось в дурном предчувствии. Однако говорить что-то было бы непоправимо поздно и глупо, поэтому оставалось только кивнуть и молиться Небесному Тенгри, чтобы разговор не обернулся кошмаром… – Сестра-а… я должна перед тобой извиниться. – Что? – Туткун вздрогнула, осознав, что они уже вернулись в ее покои. – За что? – За то, что раньше говорила о наследнике Темуре. Беру все свои слова назад! Он та-ак на тебя смотрел!.. Тунай цокнула языком, пытаясь донести до нее свою мысль, и Туткун засмеялась оттого, какой удивленной выглядела сестра. – А ты говорила «животное». – Я прошу прощения, правда! – Тунай подняла руки в жесте смирения и поражения. – Никогда бы не поверила во все, что ты о нем говорила, если бы не увидела его таким… таким… – Каким? – она с улыбкой присела на лавку, поправила подол платья, несомненно понравившегося Темуру. – Влюбленным, – не сразу, но сестра подобрала самое верное слово. – Клянусь, даже представить не могла, что тегин может быть таким… Да и ты тоже. Туткун отвернулась, скрываясь от насмешливого взгляда. Да, и она тоже… – И-и, что написал брат? – Тунай, решив не издеваться над ней, выхватила из ее рук письмо, пробежала глазами. Охнула: – О, пусть Тенгри благословит наследника Темура! Как хорошо, что он слишком честен, чтобы читать чужие письма! Иначе мы оказались бы в большой беде. Туткун нахмурилась. – О чем ты? Что написал Туган? – Ну, он написал, что с ним все в порядке… и что Чолпан-хан отправила с тегином Салтука, чтобы быть в курсе происходящего во дворце. Туткун забрала у сестры послание, прочитала сама. Да, ничего иного брат не сообщал, кроме того, что среди горных все были живы и здоровы и что ясаул поехал во дворец как соглядатай Чолпан-хан. «И когда ты успел настолько поверить Темуру, что отдал ему в руки такое письмо, брат?» – она усмехнулась и, дотянувшись до свечи, подпалила записку. – Итак, Салтук тоже здесь… Чолпан-хан решила проверить, как мы ищем печать? – Тунай хмыкнула. – Туган ведь должен был ей передать, что мы сможем сделать это только по возвращении во дворец наследника. Туткун кивнула. Поскольку осведомленность Темура о плане по восстановлению справедливого имени Тылсым-бике хранилась от Чолпан-хан в тайне, как и многое другое, ей Туган должен был сказать, что печать в покоях тегина будет искать Тунай. Чалаир займет Мей Джин, Темур куда-нибудь да уйдет, и сестра тихо обыщет комнату… А если ее застанут, скажет, что пришла к Темуру. Пусть, мол, лучше китаянка подумает, что очередная горная решила соблазнить ее мужа, чем заподозрит иное. – Уверена, что передал. Поэтому Салтук и приехал: узнать новость из первых рук, может, отвлечь Темура, если понадобится. – А понадобится? Когда он вообще будет обыскивать покои? – Уж точно не сегодня, – вздохнула Туткун. – Сейчас они с Каей говорят с отцом, уверена, после этого Темуру будет совсем не до памяти Тылсым-бике. Тунай взяла с подноса яблоко, нож и разделила фрукт на две ровные половинки. Протянула одну сестре. – Тогда, наверно, завтра или послезавтра… Ведь потом тегин вернется в ставку. «Вернется…» Туткун надкусила яблоко. Думать об отъезде Темура совсем не хотелось. Она не привыкла прятаться от грядущего, но сейчас малодушно позволяла себе забыть хоть на краткое время о том, что будет после. Вот бы только получилось провести с Темуром времени хоть немного, пока он здесь… «Найти повод выехать из дворца, что ли?..» – Как думаешь, сегодня Алпагу-хан выйдет на ужин? – между тем задала еще один вопрос Тунай. Алпагу не появился на людях ни разу с того дня, как пришел в себя, и еду ему носил в покои Чалаир. Может, оттого что раненый не мог долго ходить, а может, просто не хотел никого видеть. – Скоро узнаем. Времени осталось всего ничего… Время пролетело быстро, и первое, что бросилось Туткун в глаза, когда она, войдя в обеденный зал, чуть задержалась у дверей, пропуская вперед Кырчичек, что хан к столу так и не вышел. Это, похоже, ужасно расстраивало Улу Эдже, которая сидела, прямая и молчаливая, и глядела на пустую подушку огорченно-задумчиво, витая в каких-то своих тяжелых мыслях. Второе – что место Темура пустовало тоже, и на том конце стола в одиночестве, как обычно, восседала Мей Джин, не выказывавшая никаких эмоций. Их зато показывала Гюнсели. Она, очевидно, опять недавно плакала, но сейчас сидела с поднятой головой, глядя на китаянку с ненавистью кролика, застывшего перед удавом. Кая рядом с ней выглядел еще более мрачным, чем можно было представить, и смотрел в стол. Услышав шаги, он поднял на Туткун глаза, поморщился и снова уставился вниз, вслепую протянув руку и взяв жену за ладонь. «Ой-ой…» Эта мысль отразилась и на лице Тунай, опустившейся на подушку возле Даныш-аты, и Туткун сделала глубокий вдох, прежде чем занять свое место и увидеть, как в зал неловкой походкой наконец доковылял Батуга. – Наш хан не почтит нас своим присутствием, Улу Эдже? – советник, конечно, знал ответ, но был обязан спросить. – Нет, Даныш-ата, он спит, – Великая Эдже оторвалась от разглядывания пустоты, обвела собравшихся взором, изменившимся с усталого на неприязненный, когда очередь дошла до Мей Джин. – Кая, где Темур? Тегин молча пожал плечами. Казалось, ему даже сидеть было тяжело, не то что говорить. – После разговора с ханом наследник Темур приказал приготовить воду, хотел умыться с дороги, – подал голос Чалаир. Улу Эдже дернула головой. – И? Где он? Слуга запнулся – видно, дальше купальни дорогу Темура он узнать не успел – и явно пожалел, что вообще открыл рот… – Оставь его, мама, – негромко бросил Кая, жестом отказываясь от мяса, которое ему пыталась положить на тарелку Гюнсели. – Оставь. Туткун закусила губу. Небесный Тенгри, насколько же плохо прошла беседа с отцом, если уж Кая вступался за нарушавшего правила и порядки дворца брата?! От неизвестности и переживаний кусок не лез в горло, и, вяло ковыряясь в еде до тех пор, пока Улу Эдже, сжалившись над всеми, лишенными аппетита, не позволила им удалиться, Туткун твердо решила, что не будет ждать до завтра: пусть уже поздно, но она обязательно попросит Чалаира позвать Темура в ту кладовую… – Что значит «нет»? – нависая над Чалаиром, Туткун была готова повыдергивать его волосы. – Он что, испарился или улетел, а?! – Что ты кричишь на меня, девушка? – слуга, прислонившись к двери спиной, закатил глаза. – Ну нет его нигде, нет! Конь на конюшне, за ворота Темур-тегин не выходил – Улу Эдже уже спрашивала. У хана нет, в спальне Мей Джин тоже. Никто после разговора с ханом наследника не видел! Туткун раздраженно выдохнула сквозь зубы. – Чалаир, надо его найти! – Тебе надо, ты и ищи, – Чалаир решительно отодвинул ее подальше от себя. – Бегай по дворцу, спрашивай – глядишь, и найдешь. Не тегина, так проблемы на свою голову! А мне моя голова дорога, так что прошу тебя, девушка, оставь меня в покое хотя бы до завтрашнего утра! Она не успела ничего ответить, как слуга выскользнул из комнаты, и Тунай захлопнула за ним дверь. Вгляделась в лицо сестры и решительно помотала головой: – Туткун, нет. Уже поздно, все сегодня злые и расстроенные. Попадешься, где не надо, и Йибек или Великая Эдже с тебя кожу сдерут! Даже не думай. Я тебя просто не пущу! – Пустишь или нет, я все равно пойду. Туткун решительно взялась за дверную ручку и зашипела, когда сестра впилась ногтями в ее запястье. – Тунай, не смей! – Это ты не смей! Туткун, не будь глупой! Тегина искали, не нашли. Ты, думаешь, найдешь? – Может, и найду, – и, предвосхищая новые возражения, она все-таки отцепила сестру от себя. – А если нет, то хотя бы сама успокоюсь. И не волнуйся. Ты права, уже поздно, все разошлись спать. Никто меня не поймает. Дворец действительно опустел к ночи, сегодня еще сильнее, чем обычно: что бы ни случилось между Алпагу и его сыновьями, это повлияло на всех, хотя никто точно ничего не знал. Туткун хотела обмолвиться хотя бы словом с Каей после ужина, но тегин прошел мимо нее, как мимо пустого места, и она не решилась настаивать, тогда уверенная, что поговорит с Темуром. Теперь эта уверенность пошатнулась. Если Темура не смогли найти во дворце и не видели на воротах, можно было предположить, что тегин ушел тайными коридорами. Туткун это казалось вполне разумным. Одна беда – в таком случае ей требовалась помощь Батуги, ведь сама она могла в лабиринте разве что потеряться… Или нет? Каков был шанс, что Темур мог скрыться там, где они провели ночь перед его отъездом? Воодушевленная догадкой, она повернула к кухне, проскользнула тихонько в кладовую, нашарила на верхней полке свечу и огниво. Оставленные тегином на стенах отметки слегка осыпались, и Туткун почувствовала подступающую панику, когда не смогла с первого раза сообразить направление на очередном повороте. Вот еще не хватало и правда тут заблудиться… К счастью, к нужному месту она все-таки добралась. К сожалению, Темура там не было. С досадой похлопав ладонью по стене, Туткун повернула обратно. Похоже, ничего не оставалось, кроме как вернуться к себе и дождаться утра. Просить Батугу проверить выход из лабиринта не хотелось: хромой наследник, если они встречались в последние дни, только и говорил про мать и печать (а еще почему-то про Аккыз), и давать ему шанс вывалить все это на уставшего и наверняка разозленного Темура она не желала. «И все-таки, неужели и правда сбежал?», – с сомнением покачала она головой, убирая свечу на место. Такое поведение не было свойственно Темуру. А раз уж он пошел умываться, значит, хотел успокоиться… Туткун замешкалась, осененная неожиданно простой мыслью. А затем решительно свернула в нужный коридор. Мужская ханская купальня ничем не отличалась от женской, по крайней мере ее холодная часть: такой же орнамент на мозаике вдоль стен, такие же лавки, на которых грудой были свалены знакомые доспехи и кафтан. Обрадованная тем, что все-таки угадала, Туткун прошла дальше и – остановилась, запоздало сообразив, что следующие двери вели в главное помещение… В котором, следуя его смыслу, люди обычно находились без одежды. – Эм-м… Темур? – она стукнула кулаком по дереву раз, слишком слабо, чтобы услышать даже самой, и снова, уже громче. – Темур? В ответ не донеслось ни звука. Тегин не слышал либо не хотел отвечать, и недолго она даже думала, чтобы уйти… Однако желание убедиться, что Темур был в порядке, пересилило. «Надо просто смотреть в пол, – толкнув дверь, Туткун почувствовала теплый, но уже совсем не такой жаркий, каким должен быть, воздух. – Просто смотреть вниз. Он меня увидит, скажет выйти, и я подожду его снаружи… И все». План был прост и не имел ни единого шанса провалиться. По крайней мере до тех пор, пока дверь гулко не захлопнулась за ее спиной, а вокруг осталось все так же тихо. Туткун подождала немного. Потом еще немного. А потом, посылая на голову наследника все проклятия, какие только могла вспомнить, все-таки подняла глаза. И ругаться на Темура сразу расхотелось, и стало ясно, почему тегин не вышел к ужину и после – он спал. Так и не сняв халат, лежал на широком бортике купальни, подложив ладонь под затылок, и грудь его вздымалась и опадала от глубокого ровного дыхания. Подобрав полы платья, Туткун подошла и тихо опустилась на мрамор рядом. Вгляделась в лицо, на котором не было ни следа тревог. Ночью, проведенной в лабиринте, она заснула раньше и проснулась позже, а потому так и не увидела Темура спящим. А жаль: сейчас он был безмятежным, расслабленным, но совсем не выглядел беззащитным – или она просто не могла представить себе беззащитного Темура. Зато хорошо представляла, как приятно, тепло и надежно было засыпать и просыпаться в его руках, пусть даже лежа на каменном полу. Улыбнувшись воспоминаниям, Туткун зацепилась взглядом за шрам под бровью. Он сходил медленно, но верно; пожалуй, спустя пару месяцев станет совсем незаметным. Аккуратно, боясь разбудить, коснулась края раны… И губы Темура тут же сложились в улыбку. – Ты не спал, – она не стала отнимать руки, провела кончиками пальцев вдоль всего шрама. – Я проснулся, когда хлопнула дверь, – тегин открыл глаза. – Почему ты смотрела в пол, когда зашла? – Потому что думала, что ты… – Я что? – …Раздет. Темур вздохнул. Вот же… Он, будучи в этот момент в одежде, как-то не оценил, как все выглядело с ее стороны. – Надо было сразу сказать. Прости. Туткун качнула головой. Она росла с братьями, училась у Чолпан, помогала Кюн-ате в лекарстве, в конце концов, и была абсолютно уверена, что тегин понимал: для нее дело было вовсе не в раздетом мужчине как таковом. Дело было в нем. – Почему просто не сказал, что уже не спишь? – Хотел узнать, что ты сделаешь. – Узнал? Темур улыбнулся и сказал совершенно другое: – Ты похожа на сон. – Почему? – Потому что раньше мне только во сне было так хорошо и спокойно, как сейчас рядом с тобой. Туткун смахнула с мрамора холодные капли. – Встань, пожалуйста. Он, хотя и удивился просьбе, не стал спрашивать, зачем. Молча поднялся с бортика, встал перед ней… И Туткун, поднявшись следом, сделала то, о чем мечтала каждую прошедшую ночь – обняла крепко, прижимаясь всем телом, стискивая в кулаках ткань его халата на спине… Темур закрыл глаза, обнимая ее в ответ. – Ты в порядке? – Я устала, – честно призналась Туткун, утыкаясь лбом в родное плечо. – Мне надоел этот дворец, эти ужины, твои братья, твоя жена, даже твои невестки – все так надоело… Может, ты был прав, и нам нужно было сбежать?.. – Я не был прав, – он коснулся губами ее виска, прижимая еще ближе. В этом объятии не было ничего от страсти, но оттого эта близость не становилась менее важной и нужной. – Зато теперь ты можешь представить, каково жить тут безвылазно на протяжении многих лет. – С ума сойти можно. – На это у меня бы не хватило терпения. Туткун засмеялась тихо, оценив намек, и Темур усмехнулся тоже. Отодвинулся немного, ладонью поднял ее лицо и стер со щеки воду: то ли осевшие капли пара, то ли намек на слезы. Спросил: – Уже поздно, верно? – Да. Ужин давно прошел, – она оглядела купальню и сочувственно хихикнула: – А ты не умылся и не поел. Неудачный вечер для тебя, мой тегин. – Ты пришла, значит, удачный. К тому же, вода не совсем еще холодная, так что умыться я смогу. Да и голодным не останусь, не волнуйся. – Ты расскажешь, о чем вы говорили с отцом? – Завтра, – он мягко подтолкнул ее к дверям. – Завтра я расскажу об этом, ты расскажешь мне об остальном, завтра мы поговорим с Батугой… А сейчас иди. Туткун обогнула лужу на полу, чтобы не замочить платье. – Прогоняешь? – Мне надо умыться, – серьезно объяснил тегин, с трудом скрывая ухмылку. – А умываются, как ты верно заметила, без одежды… Так что либо ты выйдешь, либо тебе придется стоять, опустив голову, а мне – надеяться, что ты не будешь подсматривать. – Неужели ты стесняешься меня? – Очень. Они оба продержались еще мгновение, прежде чем захохотать. Затем тегин подхватил с бортика полотенце, а Туткун потянула на себя дверь. – Спокойной ночи, Темур. – Спокойной ночи. Уже выйдя из купальни, Туткун снова улыбнулась. Не благодаря пожеланию, но благодаря тому, что сказавший его был рядом, эта ночь действительно будет для нее спокойной… «На конюшню ты ко мне пришла, в лабиринт, – Темур снял халат, зачерпнул остывшей воды и вылил на себя сверху, немного жалея даже, что это не ледяная вода из речки, мгновенно остужавшая любые мысли, – и сюда… Что сделаешь дальше, Туткун? Что сделаешь… и смогу ли не сделать я?..»