Настоящая любовь никогда не проходит гладко.
– Тутку-ун! – ее потеребили за плечо. – Сестра, вставай, завтрак скоро. – Уже? – Туткун зевнула и, перевернувшись на другой бок, обняла одеяло. – Ну еще немного, Тунай… – Вставай, кому говорю? Чалаир заходил. – Зачем? – Просил передать, что Темур-тегин будет тебя ждать после завтрака там, где обычно. Сонно улыбнувшись, Туткун потянулась. Будет ждать… Это звучало приятно. – Так понимаю, вчера ты все-таки нашла наследника, – в голосе Тунай прозвучала неодобрительная насмешка, и пришлось наконец открывать глаза и садиться на постели. – Нашла. Ты чем-то недовольна? – Только тем, что моя благоразумная сестра бегает по ночам к мужчине. – Фу, Тунай, как грубо. И по отношению ко мне, и по отношению к Темуру. – Грубо или нет, но не ты ли вчера схожим заставила замолчать принцессу Мей Джин? Если вас с тегином поймают, с тебя снимут голову, – сестра кинула ей платье. – Так что одевайся и прекрати так улыбаться. Вздохнув, Туткун послушно взяла одежду. – Может, однажды и ты влюбишься, Тунай. И тогда ты меня поймешь. Фыркнув, Тунай молча протянула ей пояс. За завтраком на этот раз стало на двух человек больше: вышел-таки к столу Темур и занял место в самом конце Салтук. Туткун кивнула ясаулу в приветствие, проходя к Гюнсели под взглядом голубых глаз, таким мимолетным, что можно было бы принять за ошибку. – Доброе пожаловать, Салтук-бек, – Улу Эдже, когда все собрались, обратилась к ясаулу. – Вчера нам так и не удалось поговорить. Расскажи, как дела наших воинов в борьбе против китайского императора? Как себя ведет Баламир-ябгу? Салтук усмехнулся, однако не очень весело. – Баламир готов растерзать каждого китайца так же, как был готов пятнадцать лет назад, и в этом он не постарел ни на день. Благодаря опыту нашего ябгу мы почти не несем потерь, и противостояние с воинами императора идет вдоль границы. Пока ни мы, ни они не можем совершит прорыв. Однако есть и дурные вести, Великая Эдже. Случилось то, чего всегда боялся Алпагу-хан: увидев, как сцепились тюрки и китайцы, другие враги подняли головы. – Кто осмелился? – Итбараки, мама, – Темур говорил в перерывах того, как жевал. – Уже дважды наши воины вступали с ними в схватку, несколько раз разведчики замечали бои итбараков с китайцами. – Значит, они решили воспользоваться случаем? – Улу Эдже покачала головой столь недовольно, словно до этого лично говорила итбаракам так не поступать. – Снова они желают отобрать наши земли. – Они когда-то принадлежали им, тем не менее, – веско заметил Даныш-ата. – Дед нынешнего правителя итбараков завоевал для своего народа много земель. Наш Алпагу-хан забрал большую их часть. Салтук поморщился, вертя на столе свою чашу. – Не оправдывай их подлости, советник Даныш. Вместо того, чтобы встать и прийти за тем, что хотят, открыто, они дождались войны и кусают теперь и нас, и китайцев, как крысы. Ждут, кто победит, чтобы урвать от израненного победителя свой кусок. Однако эти крысы опасны. Помяните мое слово – они еще доставят нам немало хлопот. Туткун покосилась на тегинов: они кивнули до непривычного одновременно и согласно. Кая, в отличие от вечера, сегодня был уже спокоен, расслаблен и чуть насмешлив. Темур явно успокоился тоже, сидел рядом с Мей Джин, но, казалось, между ними стояла незримая китайская стена, так отдельно друг от друга они существовали на маленьком пяточке обеденного зала. Наследник уделял больше внимания завтраку и иногда переглядывался с братом, принцесса задумчиво делила свою еду ложкой на отдельные кучки, не обращая ни на кого внимания. Доклад Салтук-бека ее, кажется, совершенно не заинтересовал. «Конечно, – мысленно хмыкнула Туткун, следя за медленными движениями руки Мей Джин, – она чуть ли не каждый день ездит в город, в лавку какого-то богатого китайца, у которого поселился советник Тайзу. Наверняка знает все это не хуже, а то и лучше нас». Великая Эдже тем временем обратила свой взор на младшего сына. – Когда вы возвращаетесь в ставку, Темур? – Завтра или послезавтра, мама. Нам с Салтуком здесь дольше делать нечего. – Остался бы. Если Небесный Тенгри будет к нам добр, ваш отец скоро поправится… Туткун, позволившая себе посмотреть на Темура, не могла ошибиться – плечи и спина тегина напряглись. – Если отец поправится и захочет меня видеть, я приеду по первому его приказу, – он отчетливо пытался не цедить слова сквозь зубы. Душу разрывали любовь к отцу и любовь к девушке, которым, похоже, отныне не было места под одной крышей. – А пока от меня больше толку будет на войне, чем во дворце. Больше за завтраком тема войны не поднималась. После Кая, прихватив Салтука и Даныш-ату, занял зал трона для каких-то обсуждений, Великая Эдже снова отправилась в ханскую спальню, а ее невестки – по своим комнатам… По крайней мере две из них. Туткун увидела Мей Джин, проходя мимо выхода. Китаянка стояла на площадке и, очевидно ожидая, пока приведут лошадь, выговаривала что-то своей служанке. Мей Джин ее не заметила, а потому подходить к ней Туткун не стала. Вот еще. Ее ждала гораздо более приятная встреча. Кладовая, свеча, камень в стене на уровне глаз, темный проход и желтоватые отметки – все это стало уже привычно настолько, что больше не вызывало опасений. Туткун смело сделала последний поворот и неожиданно налетела прямо на Темура. – Ой, – она пошатнулась, отводя свечу в сторону, чтобы не подпалить наследнику меховую накидку, а он подхватил ее, удерживая. – Извини, не рассчитал, когда услышал шаги, – тегин улыбнулся, позволил ей поставить свечу на пол и снова взял за плечи, разглядывая. – Вчера не сказал, но должен сказать сегодня: ты в этом наряде прекрасна. Туткун опустила голову, отчего-то желая скрыть улыбку, но Темур не позволил, поднял ее лицо легким прикосновением. Ухмыльнулся совсем по-мальчишески. – Почему смущаешься, Туткун? Или, скажешь, не хотела, чтобы мне понравилось? – Хотела. И я не смущаюсь. – Неужели? – ухмылка Темура стала шире. Он шагнул вперед немного, рука его переместилась с ее плеча на спину, и в мгновение Туткун оказалась прижата к его груди. – Совсем? Улыбнувшись, она провела ладонью по плечу тегина вверх, и пальцы застыли у края его воротника. – А ты бы хотел, чтобы я смущалась? Темур улыбнулся, наклоняясь ближе к ее лицу, и, когда между их губами практически не осталось пространства, выдохнул: – Я много чего хочу, моя Туткун. Очень много. Но твое смущение – не одно из этого. Сделав слегка задумчивый вид, Туткун словно не нарочно отодвинула его воротник, коснулась шеи, неспешно ведя линию от затылка до практически открытых ключиц. Темур сжал зубы. – А тебе нравится играть со мной, хатун? Нравится? – Разве что немного, – удерживая маску серьезности, отозвалась Туткун… И почти тут же ее утратила, когда пальцы Темура, прежде касавшиеся щеки, скользнули вниз, повторяя ее движение зеркально, сдвигая ворот платья, опаляя жаром кожу… И остановились, натолкнувшись на клеймо Небесного дворца. – Оторвать бы руки тому, кто это сделал, – прошептал Темур, прикрывая глаза. О, он прекрасно знал, какую боль причиняет раскаленное железо. Не всякий мужчина стерпит молча, а уж девушка… – Что толку? Да и это не худшее, что могло случиться со мной в этом дворце, – вечерами, переодеваясь, она видела клеймо на себе и сестре и не раз думала об этом. – Пусть меня коснулась ваша печать, если к этому шраму будешь прикасаться ты, а не кто-то другой. Темур покачал головой. Он давно понял, что Туткун предпочитала ни о чем не жалеть, но настолько ли?.. Впрочем, и он вчера не жалел о том, что получил пощечину от отца. Следующее тегин сделал, не успев толком подумать, подстегнутый смесью чувств и эмоций, желания и необходимости – он, наклонившись, коснулся клейма на светлой коже поцелуем… Туткун охнула тихо-тихо, и Темур замер, отчетливо ощущая непростительность своего поступка, шум крови в висках… пальцы Туткун, вцепившиеся в его волосы на затылке, не позволявшие отстраниться, и ее саму, вжавшуюся в него сильнее… С трудом подавив желание рвануть воротник платья еще ниже, он поцеловал клеймо снова, и рядом, и чуть выше, поднимаясь поцелуями по ее шее, слыша, как начинало срываться дыхание Туткун, и сам срывая его наконец прикосновением к ее губам. Стиснув в кулаке ткань его рукава, Туткун старалась прижаться к Темуру как можно ближе, как можно плотнее, чтобы чувствовать всем телом, где-то в глубине отчаянно жалея, что так мешала одежда, и радуясь, что хотя бы здесь, где их не могли застигнуть врасплох, целовать она могла его открыто, жадно, действительно ни капли не смущаясь и не скрывая того, как сильно скучала и ждала. – Отец сказал… Темур поцеловал ее щеку. – …что, когда встанет… Висок. – … и сможет сесть на коня… Снова губы. – …объявит о вашей с Каей свадьбе. Туткун мотнула головой, как-то умудрившись практически не оторваться от поцелуя. – Не будет. Этого не будет, Темур. – А если будет? Отец знает о моих чувствах к тебе, знает, что я согласился ради твоей жизни на условия Мей Джин. С хана станется провести свадьбу, пока я в отъезде. Что тогда, Туткун? Что тогда? Хоть и не уезжай совсем… – Я не стану женой Каи, – Туткун закрыла глаза, сдерживая слезы, подступившие от одной только мысли о свадьбе со старшим тегином и отчаяния в голосе Темура. – Что бы ни решил ваш отец, не стану. В крайнем случае убегу. Но никогда не стану женой Каи… или кого-либо другого. Ты мне веришь? Выдохнув, Темур разжал объятия, ставшие, пожалуй, слишком крепкими – а может, ему вовсе не от них не хватало воздуха. – Верю. Верю. Просто ты вчера сказала, что устала… Я тоже устал, Туткун. Как бы то ни было, но скрываться – не в моей натуре, лгать… – он покачал головой. – Хоть и понимаю, что необходимо, но все равно тошно. Туткун нежно коснулась ладонью его слегка заросшей щеки. – Поэтому ты хочешь скорее уехать? Чтобы не приходилось никому лгать? – Поэтому, хотя это и звучит, как побег. А еще потому, что странное предчувствие, будто что-то скоро случится. Не здесь – там. Темура в ставке и правда в последнее время мучило нехорошее ожидание чего-то неясного. Такое бывало у него перед решающей битвой, перед штурмом. Но отчего это ощущение пришло сейчас, когда они едва-едва обменивались с китайцами погибшими и кусками приграничной земли? Туткун поежилась. – Пусть Небесный Тенгри сохранит твою жизнь, Темур. Мне больше ничего не нужно. – А как же оправдание Тылсым-бике? – вспомнил тегин об еще одном вопросе. – Я буду рада, если мы сможем доказать, что госпожа не предавала Небо. Но это не вернет к жизни ее, Тойгар-хана, моего брата и всех других, погибших за годы лишений. Это не вернет упущенных лет наследнику Батуге. Пусть справедливость будет восстановлена, но пусть ради этого больше не пострадает никто невиновный. Темур вздохнул. – Знать бы, кто виновен… Я говорил с Салтуком, он считает, лучше уехать завтра утром. Так что искать печать придется сегодня. – Я видела, как Мей Джин снова уезжала в город. – Хоть в этом повезло. Но она вернется к ужину, а может, и раньше, – он задумался. – Да и мне еще надо многое обсудить с Каей. Я вряд ли успею обыскать комнату один, да еще аккуратно… Мне может помочь Тунай? Туткун отвернулась. Тегин был прав, ему была нужна помощь, однако… – Туткун? – Темур, прошу, не стоит впутывать в это сестру. Темур нахмурился ее ставшему строгим голосу. – Разве она не знает о письме и печати? – Знает, я не это имела в виду, – уловив его непонимание, она сменила тон. – Я прошу только не впутывать ее в поиски. Служанка Мей Джин осталась во дворце. Если Тунай зайдет в ваши покои, она донесет Мей Джин. Китаянка и без того сейчас злится на всех. Не стоит давать ей повод сорвать эту злость на том, чья жизнь во дворце не значит ничего и ни для кого, кроме меня. Мысленно дав себе по голове, Темур снова привлек Туткун к груди, чувствуя, как она была напряжена. Конечно… Мей Джин чуть не отравила Туткун за пару их взглядов. Что она сделает с Тунай, если ей донесут о тегине и девушке в одной комнате? Страшно представить. – Ты права, – он поцеловал ее в макушку. – Хорошо, поступим иначе. Чалаир ведь на нашей стороне? Расскажи ему, что будет достаточно. Мы обыщем комнату вдвоем. – Сумеете аккуратно? – Туткун потерлась щекой о его кафтан. – Если не сумеем, я знаю, что сказать Мей Джин. Они поговорили еще совсем немного: о Тугане, о Кае и Гюнсели, о Батуге. О том, как прошел разговор с отцом вчера, Темур рассказал коротко и сухо. Туткун чувствовала, что он о чем-то умолчал, но настаивать не стала, и тегин был ей за это благодарен. Расстраивать ее словами о пощечине так не хотелось! А потом пришлось расходиться, и Туткун даже позавидовала наследнику, которому сейчас было чем заняться. У нее самой не имелось никаких планов, кроме как отправить в комнату китаянки Чалаира. Но, на счастье, по возвращении в собственную спальню там обнаружилась сестра в компании портнихи, принесшей наконец второе платье. Этим можно было занять время хотя бы до обеда…*
На этот раз они сидели на шерстяных подстилках в квадратном каменном зале в свете пары чадивших факелов: Темур – откинув затылок на стену, Туткун – подтянув колени к груди, Батуга – вытянув вперед больную ногу. – Ну же, брат, говори: ты смог обыскать спальню? – Смог, – голос его был безрадостным. – Перевернули все с Чалаиром, он остался прибирать. – И? – Батуга разве что не подпрыгивал на месте от нетерпения. – Печать нашли? Темур вздохнул и вытащил из-за пояса отрывок выделанной кожи. – Нашли. Не то чтобы Мей Джин ее сильно прятала… Как ты и попросил, я сделал отпечаток, а саму печать оставил на месте. Держи, можешь теперь сравнить. Сидевшая между тегинами Туткун приняла сверток из рук одного и передала другому. Уложив оттиск настоящей печати на колени, Батуга вытащил из-за пазухи клочок с письмом, полученным в тот роковой день Тылсым-бике, приложил… Туткун наклонилась, подвинулся ближе и Темур, коснувшись оттого плечом ее плеча. – Очень похожи, – внимательно вглядевшись в изображения, наконец сказал Батуга. – Но на фальшивом письме линии рогов слишком длинные, и расстояние между ними вверху слишком большое. Похоже, тот, кто сделал подделку, делал ее не с печати Тойгар-хана, а с какого-то документа, и рисовал изображение для фальшивки, глядя на настоящую печать снизу, вот так. Он приподнял оттиск на ладони на уровень глаз, и Туткун кивнула. Да, так действительно обманчиво казалось, что верхняя часть изображения длиннее и шире. – Теперь нам нужно доказать отцу, что письма были поддельными. Одно то, что Мей Джин хранит в своей комнате печать из кургана Тойга-хана, будет значить, что китайцы виновны. Не принцесса, конечно, но наверняка советник Тайзу – он в те времена приезжал во дворец вести переговоры. – И каким образом ты собираешься рассказать обо всем хану? – хмыкнул Темур. – Сам пойдешь? – А и пойду, – Батуга убрал оба свертка к себе и лукаво ему подмигнул. – На этот счет у меня есть план. Отец все еще не вполне здоров, ночами часто бредит. Кюн-ата говорит, в этом бреду он зовет маму… Что, если в этом же бреду к нему вместо нее приду я? Туткун ухватила мысль гораздо быстрее опешившего Темура. – Хочешь напоить хана и разыграть спектакль? – Отчего нет? Отец и так пьет снотворное и отвары от боли. Кюн-ата добавит кое-что, чтобы размыть его разум, и я смогу появиться перед отцом, словно призрак. Темур, представивший это действо, с сомнением покачал головой. – Но поверит ли он такому «призраку»? – Вот и увидим. Пока это самый безопасный способ заставить отца приказать обыскать комнату Мей Джин и самому найти печать. Если же не поверит, я готов и во плоти предстать перед ханом ради доброй памяти своей матери. – А когда поверит и найдет, монах окажется в очень сложном положении, – Темур усмехнулся. Он терпеть не мог советника императора; едва ли не больше, чем принцессу. – Несомненно, – Батуга ответил на его усмешку такой же. – И это положительно для нас скажется на ситуации в войне, ведь нет сомнений, что Тайзу ничего и никогда не делал без приказа своего правителя. Одно дело – какие-то требования о троне. Но совсем другое – подлог и клевета на жену Небесного хана и на хана Горного. Отец изменит свое мнение о войне, и китайскому дракону придется чем-то пожертвовать, хотя бы чтобы остаться в живых. – Пусть Небесный Тенгри услышит тебя, брат, – Темур поднялся с покрывала. – Туткун, пойдем, я провожу тебя – мне еще надо до ужина поговорить с Каей. Туткун на прощание сжала ладонь Батуги в немой поддержке и поднялась. Калека-тегин глядел на брата снизу вверх. – Вы уезжаете утром, Темур? – Да, после завтрака. Тогда неспешным шагом к вечеру будем на караван-сарае, переночуем там. А оттуда уже прямиком в лагерь. Батуга кивнул. Когда знакомый ход вывел их в запертую изнутри кладовую, а стена заняла свое место, Туткун со вздохом прислонилась к ней спиной. – Уже завтра… так скоро… – Я знаю, – Темур взял ее за ладонь. – Но прошу, не грусти так сильно. Если я буду знать, что ты плачешь, мое сердце будет совсем не на месте. На нем и без того тяжелый груз страха за тебя, Туткун. – Страха? – она склонила голову к плечу, рассматривая тегина, стараясь запечатлеть в памяти каждую его черту. – Ты едешь на войну, а боишься за меня? Отчего? Здесь все спокойно. – А Мей Джин? – Что Мей Джин? – приподняв брови, Туткун почти успешно сделала вид, что не поняла вопроса, но сама не выдержала и фыркнула. – Принцесса пока воюет исключительно громкими словами. Темур ее веселья, впрочем, не оценил. Слишком памятны были все подлости китаянки. – Надеюсь, так останется и впредь. Мей Джин уже пыталась тебя отравить, пыталась сломать руку – и все это только из-за подозрений. Я не берусь предположить, что может сделать эта змея, если узнает правду. Я мало чего боюсь, Туткун, но ее ненависть, обращенная на тебя, меня страшит. Я слишком далеко, чтобы успеть в этот раз. Шагнув ближе, Туткун обвила его шею руками, заставляя наклониться, и прижалась лбом к его лбу, смешивая два дыхания в одно. – Я делаю все, чтобы Мей Джин считала моей целью свадьбу с Каей и возведение его на трон. О другом она не догадается. А ты не бойся, мой Темур. Не бойся хотя бы потому, что ее ненависть – залог нашей победы. Чем больше Мей Джин будет меня ненавидеть, тем быстрее она совершит следующую ошибку. И тогда конец придет и ей, и ее отцу. – И все же будь осторожнее, Туткун. Если с тобой что-то случится, я не смогу это пережить. – А если что-то случится с тобой, не могу пережить я. Но ты же, однако, не простишь мне, если я попрошу тебя быть осторожнее. Темур отвел глаза. Гордость меча Небесного ханства запрещала ему позволять кому бы то ни было просить о подобном. Но сердце любящего и любимого мужчины топило эту гордость в жажде знать, что за него волновались и молились. – Я воин, – это прозвучало до того неуверенно, что он ожидал, что Туткун рассмеется от такой нелепой лжи. Она не засмеялась, вместо этого поцеловала нежно, и он губами почувствовал ее улыбку. – Хорошо, воин, вернись ко мне живым, а что сделаешь для этого – я не спрошу. Договорились? – Договорились. Еще они договорились, что завтра, перед самым отъездом, Темур будет ее ждать здесь, и на том на сегодня простились. Тегин собирался к Кае, Туткун же подумала зайти к Великой Эдже. Кюн-ата собирался в ближайшее время вернуться ненадолго в Горное ханство, и Тунай уже все уши прожужжала, уговаривая выпросить разрешение поехать с лекарем в родное стойбище хоть на день. Туткун и сама задумывалась о подобном. Все-таки сидеть во дворце, только раз выйдя в город, было невыносимо. За согласие Улу Эдже вряд ли стоило беспокоиться – с матерью тегинов Туткун сумела наладить неплохие отношения. Как оказалось, для этого достаточно было не спорить с ней, не устраивать прилюдных ссор, заботливо справляться о здоровье хана и делать вид, что поддерживаешь своего жениха. Остальное, пока Алпагу едва вставал с постели, Великую Эдже в невестках не интересовало. Даже о желании увидеть внуков она, кажется, позабыла и, как говорил Кая, в последнее время с этой темой Гюнсели не надоедала. Неспешно прогуливаясь по коридорам, Туткун с искренней радостью вспоминала о старшем наследнике и его жене. Гюнсели все еще была расстроена решением хана, но Кая смог-таки убедить ее, что то было решение ради трона и вопреки его собственному сердцу. И, конечно, сыграла роль доброжелательность Кюн-аты, с которой он заботился о девушке с ее непростой проблемой. Поэтому с недавних пор ледяная стена, выстроенная Гюнсели между нею и Туткун, начала таять. Она больше не отворачивалась от нее за столом, не избегала, и они даже посидели недавно во дворике вместе, хотя и молча. – Ищешь дорогу к комнате наследника Каи? Не слишком ли рано? Резкий голос вывел Туткун из задумчивости, заставив обратить внимание на пространство вокруг и человека практически перед собой. – А ты не слишком ли поздно возвращаешься во дворец? Ужин скоро. Или тебе хватает чаепития с советником? Маска с раскосыми глазами дрогнула лишь на мгновение, но китаянка тут же вернула самообладание. Улыбнулась тошнотворно-высокомерно. – Говори, Туткун, говори. Каждым своим словом ты роешь себе яму. И, когда я стану императрицей этого дворца, а твои планы рухнут, я похороню тебя в этой яме заживо. – В таком случае тебе придется ждать этого вечность, Мей Джин. Потому что в этом дворце никогда не было и не будет императриц. Неужели ты этого не выучила за столько лет? Мей Джин склонила голову к плечу, помолчала. А затем произнесла неожиданное: – Знаешь, я разозлилась на тебя за то, что с твоей помощью отсюда выгнали Тайзу. Но, поговорив, мы теперь поняли, что на самом деле ты оказала нам большую услугу… Так что спасибо тебе, ты нам очень помогла. И, еще раз улыбнувшись, принцесса прошла мимо, оставив за собой это последнее слово. Не то чтобы Туткун собиралась ей такое позволять, но… «Она либо нагло врет и пытается вывести меня из себя, либо я действительно что-то упустила, – она нахмурилась. – Второе плохо, первое просто странно. Впрочем, Мей Джин при ближайшем рассмотрении – не большого ума девушка. Один бред про императрицу чего стоит. Ладно, у нее нет уважения к нашим традициям, но неужели нет и не малейшего понятия?» Понятие… Туткун коснулась виска, пытаясь поймать ускользающую мысль. А она ведь была на самой поверхности – то, что так давно ее беспокоило! То, что Мей Джин, для прожившего в Небесном ханстве дюжину лет человека, оставалась ужасающе несведуща в некоторых вещах. «Ох… А вот это уже действительно плохо…» Догадка, страшная в своей простоте, пришла так же неожиданно, как все озарения, и так же не могла ждать до утра. Поэтому, поймав Чалаира на подходе к обеденному залу, Туткун шепнула: «Скажи Темуру, мне нужно с ним поговорить после ужина. Это важно». Поэтому и весь ужин сидела, прилагая массу усилий, чтобы не ерзать от нетерпения, не отвечать на взгляды, которые на нее нет-нет, да и бросал Темур, чтобы даже вставить слово в беседу с Каей… Она едва дотерпела до конца. – Ради Тенгри, женщина, что случилось? – на этот раз она оказалась на месте раньше тегина, мерила шагами каменный мешок, выворачивая пальцы от нетерпения. – Что за срочность? – Темур, я кое-что поняла! Батуге я расскажу потом, но ты должен узнать, пока не уехал, а завтра времени может не быть. Темур вздохнул и, схватив ее за локоть, остановил метания. – Что ты поняла? О чем? – О фальшивых письмах и китайцах, – Туткун помолчала, собирая мысли в строй. – Когда мы с Батугой только начали подозревать, что Мей Джин приказала выкопать печать из кургана, меня что-то зацепило в этом, но тогда я не поняла, что. А сегодня перед ужином я столкнулась с ней в коридоре, мы перебросились парой фраз… И тут меня осенило! Темур, Мей Джин ведь практически не уделяет внимание тюркским традициям! – Это всем давно известно, – он улыбнулся. Воодушевленная Туткун выглядела будто бы светящейся изнутри. – И на какую прекрасную мысль это тебя натолкнуло? – На мысль о том, что хоронить хана с его печатью – традиция тюрков, в первую очередь горных. У китайцев же печать умершего императора всегда передается новому, от династии к династии. Если Мей Джин не знает простейших вещей о нашем народе, то каков шанс, что она знала подобное о печати? – Хм… если так подумать – небольшой… Однако наверняка знал советник Тайзу. Туткун помотала головой. – Тайзу приехал за день до курултая. К тому времени письмо уже нашли и вернули хану, переполох забылся. Если бы Мей Джин не понимала, как опасна для нее пропажа письма, она бы просто не рассказала ничего Тайзу. А если она рассказала, значит, поняла все раньше. К тому же есть еще кое-что. Сегодня Батуга предположил, что тот, кто сделал фальшивую печать, рисовал ее с настоящей на каком-то документе. Темур, Тойгар-хан никогда не торговал с Китаем, не заключал с императором никаких договоров, не обменивался никакими документами. С беками – иногда, но в основном с вашим отцом. Темур наморщил нос. Он, конечно, не был Батугой по части догадок, но тут уже было очевидно, к чему вела Туткун. – Хочешь сказать, что, если с какого документа и могли срисовать печать Горного ханства, это могли сделать только тут, во дворце? Туткун кивнула. – Запомнить и так точно перерисовать печать, увидев ее лишь мельком, например, при подписании какого-то документа, невозможно. Однако вот о чем я вспомнила, пока размышляла: в шатре Тойгар-хана на видном месте когда-то висело позволение отца Алпагу на торговлю нашему народу на ваших землях, с печатями еще тех Небесного и Горного ханов. Во дворце где-то мог подобным образом храниться схожий документ? Так, чтобы на виду, но и так, чтобы нельзя было взять в руки? Темур потер подбородок. На первый взгляд в голову ничего не шло, с горными у них давно дел не было – с самой смерти госпожи Тылсым… – Тылсым-бике, – не иначе как имя натолкнуло тегина на воспоминание. – Когда мы были маленькими, отец однажды привел нас в казну. Ему было нужно что-то, а мы с Каей напросились посмотреть… Так вот раньше в комнате перед самой казной на стене висел договор между нашим ханом и вашим, заключенный по случаю свадьбы отца с Тылсым. Что-то про налоги и торговлю, я не помню: отец потом сорвал его со стены. Если во дворце и можно было срисовать печать хана Тойгара, то, пожалуй, только оттуда. Однако… – Однако зайти в казну советник Тайзу никак бы не смог, – закончила за него Туткун и высказала, наконец, ту главную мысль, к которой вела все это время: – Это мог сделать только кто-то из дворца. Так же, как и отправить Тылсым-бике записку с помощью голубя с вашей голубятни. Это сделал кто-то из своих, Темур… Среди нас есть предатель. Дернув уголком рта, тегин прошел вперед, потом назад, глядя себе под ноги. Все складывалось в одну картину как нельзя более последовательно… И в нее прекрасно укладывалось кое-что еще. – Да, ты права, похоже, что есть. И я даже подозреваю, кто это. – Кто? – Салтук-бек, – Темур выдохнул со злостью и досадой. Ну как же так, как же так, ведь он верил ясаулу, как себе! – Он всегда был во дворце, был и подле отца в битвах. Это он помогал китайцам тогда… и сейчас! Ведь, когда отца ранили и мы искали Когтя, это Салтук приволок ту девушку. И очень сильно нервничал, когда мы с Каей его спрашивали… Это он. Он! Это… – Это точно не Салтук. Туткун сказала быстрее, чем сообразила, что, пожалуй, зря высказалась настолько прямо… И, когда Темур развернулся к ней, мгновенно поняла, что сообразила не только она. – Нет?.. – он коротко хмыкнул. – Я тебе привожу доказательства, а ты говоришь «нет», да еще так резко и точно? Почему, Туткун? Туткун сглотнула. Отступать стало поздно, смотреть в глаза – стыдно, и она опустила голову. Прошептала: – Потому что знаю наверняка, что Салтук-бек не служит китайцам. Он… – Служит Чолпан-хатун, не так ли? Не поднимая головы, она слышала, как Темур тяжело сглотнул. Подошел ближе и спросил, выплевывая каждое слово: – Я ведь прав, Туткун-хатун? Но ему, в сущности, не требовалось уже никакого ответа – достаточным было то, как она стояла, глядя в пол, как дышала нервно… Тегин стиснул зубы, чувствуя рвущийся из груди неуместный больной смех. И теперь действительно все складывалось. – Ясаул моего отца служит твоему хану… Вот откуда Чолпан-хатун все узнавала: и о передвижениях наших караванов, и о свадебной процессии Батуги, и обо всем остальном. Вот почему он взял вас в плен, приволок нам не ту девушку… О ней, кстати, скажи, хатун. Кем она была? – Из нашего стойбища, – с трудом вытолкнула из себя Туткун, едва чувствуя свое сердцебиение. – Она была воровкой, и Чолпан-хан казнила ее… – И отдала Салтуку, чтобы он отдал нам. Чтобы не отдавать нам настоящего Когтя, ранившего моего отца… Я, может, не разум ханства, но дай теперь угадаю: Коготь – это Аккыз, верно? Туткун закрыла глаза. «Тенгри, если у тебя осталась хоть капля милосердия ко мне, забери мою жизнь прямо сейчас…» Темур отвернулся, сжал кулак и ударил по стене, что было сил. – Я спасал ее, вступался за нее – ту, что чуть не убила нашего отца! Ту, что не стоила даже капли той моей крови, которую я позволил ей пролить!.. Ты солгала мне, Туткун. – Я не солгала – скрыла… – Не играй словами, хатун, не играй! – он ударил по стене еще раз, да так, что острые камни расцарапали кожу. – Что еще ты скрыла от меня, а? Скажи уже все, чтобы я хоть один раз разозлился. Что еще осталось, чего я не знаю?! Туткун вскинула голову. – Ничего. Больше ничего, я клянусь тебе! Чолпан-хан не отдавала приказа стрелять в Алпагу – Аккыз сделала это самовольно! – Сама или нет, но твой хан скрыла это от нас, выгородила ее, а заодно и тебя с сестрой во дворец привела! И Салтук ей в этом помог. Чем она его купила? Чем таким, что наш ясаул предал нас?! – Темур… – Молчи, – он оторвался от стены и шагнул мимо, задержавшись рядом на один миг. – Молчала раньше, помолчи и сейчас. Иначе и я скажу что-то еще… Когда его шаги затихли в туннеле, колени подогнулись, и Туткун осела на пол. Закрыла лицо дрожавшими руками. И разрыдалась. Ему хотелось разбить руки в кровь, хотелось придушить Аккыз, Салтука, а лучше – сразу всех, включая Чолпан-хатун, можно с особой жестокостью. И Туткун, его Туткун! Не солгала, верно. Однако снова скрыла важное, очень важное! И ведь нарочно скрыла, не по случайности, защищала Когтя от справедливого небесного гнева. «С тебя я точно спрошу в лагере, Аккыз. Спрошу так, что будешь рада, если сможешь ходить!» Темур все-таки шарахнул кулаком по двери, потом распахнул рывком, не закрывая за собой. К чему, ведь все равно сейчас уходить… В спальне было чисто прибрано, и на лавке с чашкой своего неизменного чая сидела Мей Джин. Аккурат рядом с тем местом, где припрятала печать. «Ты хранишь секрет смерти матери Батуги. Туткун хранила секрет, едва не стоивший жизни моего отца… Тенгри, чем я так перед тобой провинился?!» – Ты разве уезжаешь сейчас? – Мей Джин повернула голову, следя за тем, как Темур подхватил свой доспех, заботливо возвращенный утром в комнату слугами. – Нет. Но Чалаир разве тебе не сказал – я буду ночевать в другой комнате. – Нет. – Значит, говорю я. – Нет, ты не будешь ночевать в другой комнате. Он остановился на полпути, бухнул доспех на пол и развернулся к ней. – Ты – дочь императора, его шпионка. Я – военачальник. Мне как-то не хочется, чтобы ты меня опоила и разговорила, Мей Джин. Китаянка поднялась с лавки. – Не предлагай мне того, чего я пока не собиралась делать. Что же касается другой комнаты… Я прежде всего твоя жена, а ты – мой муж, и поэтому ты должен спать здесь. Темур фыркнул. – Сомнительная причина. Особенно теперь. – Быть может, причина не только в этом? – Мей Джин сделала шаг к нему и улыбнулась. – Быть может, мне просто неприятно, что ты уходишь? Неужели ты не можешь допустить такой мысли, Темур? Мысли, что я соскучилась по тебе. – Зато я не соскучился, – пробормотал он и добавил громче: – С чего бы тебе скучать по мне, Мей Джин? – Может, оттого что я люблю тебя? Темур запрокинул голову назад…***
– О-ох, – коротко, но точно высказался Чалаир, заглянувший к ним утром. – Вижу, ты плохо спала, хатун? Туткун с отвращением мазнула по нему взглядом. Голова раскалывалась от бессонной ночи, проведенной в слезах и сожалениях. – Раз уж пришел, сделай хоть что-то полезное – скажи Темуру, что я хочу поговорить с ним сразу после завтрака. – Не могу. – Чалаир, я совсем не в духе сегодня, – словно в подтверждение своих слов, она дернула расческой, едва не выдрав себе клок волос. – Поэтому, если хочешь сохранить свою любимую голову, сделай, что прошу. – Я бы и рад… но не могу: Темур-тегина уже нет во дворце. Он уехал еще до рассвета. Горько усмехнувшись, Туткун отшвырнула гребень прочь, слыша сочувственный вздох Тунай. – Вот как… Уехал, значит… – Уехал. И еще… – Чалаир запнулся, набираясь смелости для того, что решил сказать. – Я подумал, будет лучше, если узнаешь заранее… – О чем? – Вчера, когда мы с наследником обыскивали комнату принцессы, он сказал мне: не успею прибрать – передать Мей Джин, что это тегин приказал собрать и перенести его вещи. Мол, не желает ночевать в одной спальне с той, которая все передает китайскому императору, – а Темур-тегин и так собирался ночевать в других покоях. Я не успел все убрать, поэтому принцессе, когда она вернулась, все так и сказал. Однако… – Однако? – Темур-тегин остался спать в комнате. В другую не пошел. Туткун поджала губы. А затем, резко поднявшись, решительно направилась к двери.