Ты мое сердце, моя жизнь, моя одна и единственная мысль.
Город встретил их подавленным молчанием. Темур крепче сжал повод и покосился направо. Кая был напряжен, поджимал губы и смотрел вперед, на улицу, непривычно немноголюдную, где редкие прохожие расступались перед ними и опускались на колени, прижимая к груди сжатые кулаки. Тегину казалось, что люди старались не смотреть на них, отводя взгляды как-то слишком нарочно… – Уже не убил ли мой брат и вторую свою жену? – усмехнулся сзади Баламир, и Темур обернулся. – Закрой рот, дядя. Ябгу зло насупился, но промолчал: от необдуманных поступков и замечаний его который день удерживали окружавшие их хмурые беки, напряженные воины, мертвый Варгы и юная китайская принцесса. Темур потер бок. Когда они с Каей наконец добрались до лагеря, выяснилось, что тайна, которую Улу Эдже так отчаянно стремилась сохранить, перестала быть тайной. Дошедшие до ставки вести об участии Варгы-бека в клевете на Тылсым-бике привели к тому, что Чолпан-хатун открыто обвинила Баламира в смерти сестры и отца. Эти же вести и обнаруженный на дороге труп Варгы стали причиной того, что ябгу, знавший о чувствах своего военачальника к ханской жене, сложил два и два быстрее прочих и посоветовал Чолпан обратить внимание на Улу Эдже, а не на него. К сожалению, к возвращению тегинов в лагерь Горный хан покинула расположение воинов и отправилась в Небесный дворец, и остановить ее уже не было никакой возможности… К счастью, решивший, что избавился от всех проблем, Баламир не сумел совладать с собой, когда Кая обвинил его в предательском сговоре с итбараками, а воины по приказу Темура все-таки выволокли к ногам Юйлань еще не преданное земле тело Варгы… Сколько в лагере тогда стояло крика, словами было не передать. Теперь же они возвращались во дворец все: тегины, пленная принцесса, взятый под стражу ябгу, беки с охраной и Аккыз с Туганом, которых Чолпан прежде оставила в ставке подле чудом пережившего то ночное нападение Салтука. Темур ловил себя на мысли, что не испытывал ни радости оттого, что ясаул остался жив, ни сожаления. Когда их процессия, миновав городские улицы, влилась через ворота на дворцовую площадку, там было абсолютно пусто, и среди этой пустоты стоявший на ступенях Чалаир выглядел нелепо до смешного. Только смеяться никому не хотелось. – Ильдар-бек, отведите ябгу в темницу и уберите до поры тело предателя-Варгы, – Кая, отдавая приказы, старался не выдавать ни усталости, ни волнения, но Темуру казалось, что у брата подрагивали и руки, и голос. – Чалаир! Прикажи подготовить комнаты для уважаемых беков, а также дайте комнату принцессе Юйлань и выставьте стражу возле дверей. Она наша пленница, и скоро будет созван курултай. – Как прикажете, мой тегин, – безжизненно-покорно ответил старший слуга, даже не пытаясь сделать вид, что кланялся, и продолжал смотреть на них неотрывно. Темур не выдержал. – Что-то случилось, Чалаир? От него не укрылось, как поморщился от его прямолинейности Кая, недовольный тем, что Темур бросился задавать вопросы, пока их еще окружали беки, но тегину было все равно. Воздух вокруг слишком отчетливо пах страхом и смертью… – Случилось, мой тегин… Так много, что не знаю даже, с чего начать. – Начни с начала. Чалаир вздохнул, но, вопреки собственному заявлению, произнес без запинки, как будто давно готовился: – Сначала во дворец приехала Чолпан-хатун. При нашем хане она обвинила нашу Улу Эдже в том, что это Улу Эдже подстроила смерти Тылсым-бике и Тойгар-хана. Кто-то из беков хмыкнул, Кая зашипел сквозь зубы, и Темур запоздало подумал, что за всеми их вопросами и ответами они с братом не успели поговорить о поступке Великой Эдже и ее судьбе. А теперь имело ли это значение? Отец был скор на расправу и очень любил Тылсым… Кая наконец совладал с собой. – Где мама? – В своих покоях. У дверей выставлена стража – так приказал Даныш-ата. – А отец-хан? Чалаир помедлил достаточно, чтобы тегин успел пожалеть о своем вопросе. А ответ был кратким, как удар наотмашь: – Алпагу-хан слег. Темур прикрыл глаза, слушая пораженный шепот вокруг. Почему-то поверить в то, что отец мог не выдержать предательства еще одной жены и заболеть, было сложнее чем в то, что разъяренный хан мог лишить ее жизни на месте… – Сдается мне, это еще не все вести, Чалаир. Голос Каи вывел из замешательства и Темура, и беков, и слуга понуро кивнул. И произнес, нисколько не озаботившись подготовить хоть кого-то к следующим словам: – Принцесса Мей Джин пыталась отравить Туткун-хатун. – Что?! Темур с каким-то совершенно отстраненным удивлением отметил, что ошарашенный крик принадлежал не ему, а рванувшемуся вперед Тугану, а у самого под ногами просела земля. «Нет… Нет, Небесный Тенгри, умоляю тебя, не будь с нами так жесток…» – «Попыталась»? – Кая не глядя подхватил его под локоть, встряхнул. – Она жива? – Жива, жива! – Чалаир закивал так усердно, что едва не свернул себе шею, явно не зная, кого сейчас опасаться больше: уже нависшего над ним горного воина или вцепившегося в свой меч тегина. – Слава Тенгри, Кюн-ата успел дать противоядие! Однако если бы не наш Батуга-тегин… – Батуга? «Да чтоб вас всех…» Ноги все-таки подогнулись, и на этот раз Кая не удержал, и Темур бессильно опустился на ступени. Этого, кажется, никто не заметил: брат и беки, едва сдерживая себя, внимали остаткам спутанных объяснений Чалаира о том, как хану стало плохо от обвинений Чолпан-хатун, как к нему позвали Кюн-ату… и как лишь немногим позже в ханские покои своей неловкой походкой влетел Батуга, потребовавший лекаря к потерявшей сознание Туткун… – Шаманка говорит, у нашего хана совсем не осталось времени, – едва слышно закончил в напряженной тишине Чалаир. И Темур подумал, что не мог винить сердце отца за то, что оно не выдержало дня, к которому они с Каей опоздали всего немного… – Ты знал. Тегин с трудом поднял голову. Все уже разошлись, оставив их вдвоем, и брат стоял над ним, глядя устало и огорченно. Уточнять вопрос необходимости не было. – Знал. Он ожидал криков и проклятий. Но Кая лишь хохотнул коротко и замолчал, глядя перед собой. Темур отвернулся. Впереди, поверх дворцовой оборонной стены, хлопал на ветру флаг Небесного ханства. Гордо и стойко, словно само ханство прямо сейчас не рассыпалось осколками, с которых капала кровь Небесного кагана и его наследников… – Надо зайти к отцу, – спустя сколько-то времени молчания произнес Кая. Темур молча поднялся с земли. В ханских покоях было душно до умопомрачения, не спасали даже открытые окна, вдоль которых стояли шаманка и Чалаир. Кюн-ата мешал что-то тихонько в миске возле очага. А на кровати рядом с отцом сидел Батуга. Он обернулся на их шаги, и Темур отметил красные глаза и ввалившиеся щеки. – Вы вернулись… – его голос был очень тих. Но все же громче молчания, к которому все привыкли, и потому Кая остановился, услышав приветствие, как будто налетел на стену. – Вы только посмотрите, кто, оказывается, умеет говорить… Он усмехнулся нервно, обходя Батугу по широкой дуге, и теперь уже ему было все равно, кто находился рядом. Поэтому пришлось Темуру жестом указывать на дверь Чалаиру и шаманке – выгонять Кюн-ату было бессмысленно. Батуга тем временем тяжело поднялся с кровати, задирая подбородок. – Я молчал пятнадцать лет, потому что хотел жить, Кая, и не сделал никому ничего дурного, как и моя невинно убитая мать. А ты пятнадцать лет молчал, скрывая предательство своей матери! – Она такая же моя мать, как и мать Темура. Почему не обвиняешь его сейчас, а только меня? – Потому что Темур ничего не знал. – Я тоже ничего не знал! – Я тебе не верю, – Батуга поморщился. – А я не верю тебе, – Кая скривился в ответ. – Кто знает, что ты делал все пятнадцать лет, чем занимался, какие козни строил?.. Это ведь ты передал слова Чолпан-хатун пленным девушкам, чтобы они их подтвердили, не так ли?! Ты обманом заставил нас оставить во дворце Аккыз – уж не затем ли, чтобы эта буйная убила нашего отца?! Что еще ты творил за нашими спинами, горный выкормыш?! – Прежде чем судить меня, посмотри на себя, варяжский выродок! Я никогда… Дальше Темур уже не слушал, выходя из комнаты. Ему совершенно не хотелось разнимать их или занимать чью-либо сторону: оба брата сейчас раздражали одинаково, и тем больше, что они не нашли лучше места и времени ссориться, как стоя над отцом, который утопал в покрывале, бледный и беспомощный в своей бессознательности… Дверь за его спиной хлопнула, и рядом возник Кюн-ата. – Я рад, что ты вернулся живым и невредимым, наследник Темур. Как и то, что живым вернулся твой брат. В эти тягостные дни возвращение двух тегинов – милость, данная нам Небесным Тенгри. – Я уже не верю в милость Тенгри, Кюн-ата. Вообще ни в чью милость не верю, – негромко ответил Темур, глядя на стражу, застывшую у покоев Улу Эдже. – Чалаир сказал, Туткун пытались отравить… Как она сейчас? – В своей комнате под присмотром сестры. Ей еще не здоровится, принцесса, да покарает ее Тенгри, выбрала для своей мести очень сильный яд… Наше счастье, что Батуга-тегин успел меня привести. Темур сжал кулаки. – Поверь мне, Кюн-ата, моя кара этой женщине свершится быстрее наказания любого из богов… Но, выходит, если бы не это отравление, Батуга не раскрыл бы себя? – Выходит, что так, мой тегин. – Я обязан ему жизнью… – Время ли сейчас мериться долгами среди братьев, наследник? – лекарь заглянул в его глаза. – Я скажу тебе то, что ты, воин, и без меня понимаешь: Алпагу-хан уже не придет в себя. У всего человеческого есть предел. Время вашего отца закончилось, увы, и, хотя его тело еще здесь, его душа уже не принадлежит этому миру. И, как сказал Чалаир, вы привезли в цепях и Баламира-ябгу… Кюн-ата не договорил, но Темур понял, что тот имел в виду – что в скором времени в этом ханстве станет на двух мужчин Небесной крови меньше. – Слуга рассказал тебе еще одну новость? – Еще одну? – Темур непонимающе наклонил голову. – Какую? – Значит, не сказал, – Кюн-ата отряхнул ладони. – Что же, тогда и я не буду: не горному шаману приносить такие вести Небесному наследнику. Тегин ощутил подступающее волнение. О чем таком важном мог не сообщить ему сразу Чалаир? – Да о чем ты говоришь, Кюн-ата?! Что еще за весть? Но лекарь лишь покачал головой. – Узнаешь, тегин. Я сейчас тебе не скажу и, знай, – потом тебя осуждать не стану… Однако знай и то, что Туткун в обиду никто не даст, и я в том числе. Темур машинально кивнул, сбитый с толку услышанными словами, но возможности уточнить не получил: Кюн-ата снова скрылся за дверями, из-за которых еще доносились вялые переругивания Каи и Батуги. Кажется, они оба выдохлись и уже не собирались вцепляться друг другу в глотки, ограничиваясь только взаимными колкостями и подозрениями. Темур был уверен, что скоро и они сойдут на нет, а потому возвращаться не стал. Сейчас важнее было найти опять утаившего что-то Чалаира, а потом увидеть наконец Туткун… Слуга, впрочем, нашел его сам и не выглядел при этом виноватым ни капли. – Мой тегин, я ждал вас. Есть кое-что еще, что вам нужно узнать. – Неужели? Так говори, что еще стряслось в этом проклятом дворце? – Совсем недавно, после того как пришла весть о плене наследника Каи, принцесса Мей Джин объявила о своей беременности. Темур поперхнулся воздухом. – Чего? Какая еще беременность, Чалаир, ты из ума выжил? Или Мей Джин ее змеи покусали? Даже если ради спасения собственной жизни, как ей пришло в голову соврать о таком? – К сожалению, мой тегин, скорее всего принцесса не врала, – Чалаир улыбнулся, глядя на его поползшие вверх брови. – Однако отец ребенка не вы, а один купец-русич. Темур потер снова заколовший бок, думая, не сочтут ли его сумасшедшим, если он засмеется вслух? Он всего мог ожидать от китаянки, даже самой крайней подлости. Но такой глупости все-таки не предполагал. На что она рассчитывала – обезопасить себя от ханского гнева своим «материнством»? Так ведь недолго бы ее ложь продержалась, когда бы Темур вернулся… «А я ведь не должен был вернуться, – вспомнил тегин вторую китайскую принцессу. – Вот, значит, как было задумано… И вот что имел в виду Кюн-ата, когда сказал, что не будет осуждать меня, но будет защищать Туткун…» Однако кое-что все-таки не сходилось. – Как так вышло, что ты знаешь, кто отец ребенка, а Кюн-ата нет? – спросил и сам понял, что надо было иначе. Поправился: – Туткун знает? Чалаир закивал на редкость радостно. – Знает, мой тегин. Она-то и догадалась, и купца того мы вместе нашли… А кроме нас знает только хан, и больше никто. Даже Улу Эдже. Темур вздохнул. Видно, отец хотел решить все тихо, не привлекая внимания по крайней мере до его возвращения… Однако теперь это уже не имело никакого смысла. Теперь было ясно, за что Мей Джин пыталась отомстить Туткун. Кивком отпустив Чалаира, тегин, немного подумав, свернул в знакомый коридор. Пора было закончить то, что и так безмерно затянулось. У нужных дверей тоже стояла стража, и Темур мимолетно задался вопросом, остались ли еще в этом дворце комнаты, которые не охраняли бы от вторжения или побега? Кажется, нет. Принцесса при виде него не соизволила даже подняться с лавки, только посмотрела зло. Темур огляделся, отметил, что со шкафчика пропали ящики с ядами и змеями и что постель не была заправлена. Это почему-то его развеселило. – Прибрать за собой ниже твоей непомерной гордыни, китаянка? Мей Джин скривилась. – Говори, что хотел, и убирайся. Темур усмехнулся. Подошел ближе и рывком под локоть вздернул ее на ноги, не обращая внимание на недовольное шипение. – Ты совсем забылась, Мей Джин, совсем… Но это не китайский дворец. Хотя и там, я думаю, тебе едва ли позволяли много. Кто ты такая? Одна из десятков императорских дочек от десятков императорских наложниц, которой Небесный каган однажды оказал честь… Поэтому закрой рот и слушай. Мей Джин снова дернулась в его руках, и тегин разжал пальцы. Не потому, что жалел, но потому что даже так держать ее было неприятно. – Когда Чалаир сказал мне, что ты отравила Туткун, я решил, что убью тебя. Но потом он рассказал мне про купца с рынка… И я понял, что убивать тебя бессмысленно – это за меня сделает курултай, когда узнает о случившемся. Китаянка невольно сделала шаг назад. – Если ты обо всем расскажешь бекам, твоя честь будет втоптана в грязь… Темур поморщился, прерывая. – Ты слишком высокого мнения о себе, Мей Джин, если считаешь, что имеешь хоть какое-то отношение к моей чести. И на жалость мою давить, говоря о том, что беременна, не смей: уверен, от ребенка ты избавилась, как только поняла, что твой секрет открылся. Так что сиди и радуйся, что проведешь последние дни здесь, а не в темнице или пыточной… Хотя не уверен, умеешь ли ты радоваться хоть чему-то. На обратном пути Темур, и сам толком не понимая, зачем, снова прошел мимо приемной Улу Эдже, бросил косой взгляд в глубину… Остановился, дожидаясь, пока Кая поднимется с подушек и приблизится. Он выглядел еще более измотанным, чем когда они только вернулись. – Где ты был? – Зашел попрощаться с Мей Джин. – Прибил? Темур хмыкнул. Кая задал этот вопрос так спокойно, будто справлялся о погоде. – Нет. – Поражаюсь твоему великодушию. – Не в этом дело. Просто есть такие враги, о которых даже мараться противно, – он коротко пересказал вести и закончил: – Так что пусть ее судьбу решает курултай. – Курултаю предстоит решить много судеб, Темур. Кюн-ата сказал тебе?.. – Да. Кая дернул какую-то завязку на рукаве. Помолчал. Признался неожиданно: – Хочу увидеть Гюнсели. Нет сил сегодня думать обо всем этом, – и, помедлив еще чуть-чуть, добавил: – Не попадись Чолпан-хатун – Чалаир сказал, она к Туткун часто заходит. Последнее, что нам нужно сейчас, это злить ее… еще больше. Темур благодарно кивнул за предупреждение и спрашивать, заходил ли Кая к матери, не стал. Он был прав, сегодня на это уже не оставалось сил. Сегодня Темур хотел еще только одного – наконец-то вернуться к Туткун и ради этого даже был готов пересилить себя дважды, сказать Чолпан-хатун, что, мол, пришел извиниться за жену и пожелать здоровья невесте брата… Однако вместо стражи, Горного хана или ее верной помощницы наткнулся у дверей на Тугана. – Туткун спит? – Иди прочь, тегин, – процедил воин. – Или сам пострадаю, но сверну-таки твою шею. – Не осилишь, – беззлобно поубавил его пыл Темур. – Но если хочешь взять с меня долг за то, что Туткун пострадала – твое право. Я дал тебе слово, я от него не отказываюсь. Только сначала дай мне ее увидеть. Туган явственно скрипнул зубами, но все-таки открыл перед ним дверь и вошел следом. Туткун сидела на кровати, откинувшись на подушки, и о чем-то беседовала с сестрой. Скользнула взглядом по гостям, увидела его… Темур не смог бы описать то собственное чувство от ее радостной улыбки, и пришлось ускорить шаг, чтобы не дать ей встать: его даже с расстояния страшили бледность ее лица и темные круги под глазами. – Темур… Она обняла его за плечи, и Темур сгреб ее в охапку, невзирая на наверняка недовольный взгляд Тугана. Ему было все равно, пусть даже тот потребует с него долг и за это тоже. Но это потом, а сейчас мгновения, когда он мог наконец вдохнуть полной грудью ее запах, стоили любой расплаты. – Ты вернулся, вернулся, живой, Небесный Тенгри, ты вернулся живой… – Туткун бормотала бессвязную ерунду, цепляясь за Темура, утыкаясь лицом в шею, прижимаясь губами там, где чувствовалось сумасшедшее биение его сердца. – Я так боялась, Темур! Когда они привезли твои доспехи, там было столько крови… Я так боялась, что мы не успели, что я больше тебя не увижу… Темур, зажмурившись, поцеловал ее висок. – Не бойся, моя Туткун, не бойся. Я ведь пообещал тебе вернуться. Как ты могла подумать, что я не сдержу своего обещания? Истерично засмеявшись, она отстранилась и вытерла слезы с лица. – Будь все только в твоей воле, я бы не сомневалась ни мгновения. Но они все подстроили, Темур! Китайцы – это они сговорились с итбараками… – Я знаю. – Что? Откуда?! – Потом расскажу, это не так уж важно. Но я знаю про сговор Китая с итбараками, и про план Мей Джин, и… – Темур! – Туткун вскинула руку, выразительно указывая глазами на брата и сестру. Тегин перехватил ее ладонь в свою и усмехнулся. – Какая разница, узнают они сейчас или потом? Я все равно потребую у курултая суда над Мей Джин. – Суда? – Туткун поежилась. Она понимала, отчего хан не рассказал о содеянном китаянкой никому, и дело было не только в опасении за жизни тегинов. – Темур, если заявишь об этом вслух, беков будет не заткнуть, они заодно с Мей Джин и тебя смешают с землей… – Пусть мешают. Зато от нее мы наконец избавимся навсегда. Это стоит того, чтобы немного потерпеть сплетни. Кроме того, – Темур улыбнулся и, не удержавшись, коснулся большим пальцем уголка ее обветренных губ, – разве я не собираюсь в скором времени взять в жены девушку, которую назвали невестой моего брата? Пусть уж беки сейчас начинают обо мне болтать, глядишь, к свадьбе надоест. – Какой ты быстрый, тегин, аж зависть берет. Уже все и за всех решил. Опустив руку, Темур со вздохом обернулся. Туган стоял, уперев кулаки в пояс, и смотрел на него враждебно до крайности. – Моя сестра чуть не умерла из-за тебя… опять, а ты все про свадьбу твердишь?! – Туган, не преувеличивай, – Туткун устало потерла лоб. Только она закончила препираться на этот счет с Тунай, как приехал брат. – Темур здесь не при чем. – Неужели? Это его жена дважды покушалась на твою жизнь. Это она заварила кашу с итбараками, а ты оказалась вынуждена все расхлебывать. Только какой был смысл: просмотри, – Туган ткнул в тегина пальцем, – наследники и сами прекрасно управились! Вернулись живехонькие, а ты едва не умерла! И нам еще очень повезло, что и Алпагу-хан слег, иначе бы ты сейчас не в покоях выздоравливала, а в темнице! Туткун попыталась взглядом заткнуть брата, и Темур подобрался. – О чем он говорит, Туткун? – Да так… – Я говорю о том, что твой отец оказался отлично осведомлен о ваших отношениях! – Туган… Туткун поморщилась, глядя на остолбеневшего Темура. Однако брат ее не слышал или слышать не хотел. – Нам всем стоит помолиться за то, что Алпагу-хан не успел рассказать об этом никому, в первую очередь Чолпан-хан. Потому что, поверь мне, тегин, ее гневу предела не будет! – Туган, хватит! – чтобы привлечь его внимание, пришлось хлопнуть в ладоши. – Выйди, дай нам поговорить! – О чем тут говорить, сестра, о чем? Как только ты встанешь на ноги, я вперед Чолпан-хан заберу тебя и Тунай, и уедем в Горное ханство! Туган выглядел крайне серьезным, объявляя свое решение. Туткун закрыла лицо руками, борясь с желанием вцепиться в волосы. Как ей все это надоело, как надоело… Нервы, и так истрепанные за время жизни во дворце, после тяжелейшего пробуждения от отравления совсем не выдерживали, и первые сутки она просто плакала. Рыдала без остановки, что можно было считать настоящим спасением – это избавило ее от допроса и настойчивого внимания озверевшей от ярости Чолпан, метавшейся по дворцу, как почуявший кровь хищник… На колено поверх покрывала легла теплая ладонь, и Туткун подняла голову, вымученно улыбнулась. Темур стискивал зубы, слушая обвинения, но молчал, отдавая право говорить ей. Но, прежде чем продолжить, пришлось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. – Туган, я сказала – хватит. Почему ты обвиняешь Темура в том, что сделала Мей Джин? Почему тогда не пойдешь к наследнику Кае и не обвинишь его в том, что меня травила и его жена?.. Пожалуйста, оставь. Позволь нам с Темуром поговорить. Туган сжал кулаки, как будто вопреки ее просьбе собирался устроить драку прямо здесь, и даже сделал шаг вперед… Но вместо удара навис над тегином. – Встань. Мгновенно сообразив, что к чему, Темур покорно поднялся с постели, встретил суровый взгляд, в котором ясно читалось: «Даже не вздумай снова садиться сюда!» Коротко кивнул. И Туган, прихватив едва дышавшую все это время Тунай, вылетел из комнаты, наконец оставляя их наедине. Темур облегченно выдохнул. – Кажется, он и правда готов меня убить… – Прости его, брат волнуется за нас. Темур покачал головой, за неимением вариантов теперь опускаясь на пол возле кровати, и, когда Туткун придвинулась ближе к краю, взял ее за руку, прижался губами к тыльной стороне ладони. – Мне его прощать не за что: будь я на его месте, вел бы себя так же. И ведь во многом твой брат прав – если бы не я, на тебя бы не свалилось столько бед и страданий. Туткун коснулась пальцами его заросшей щеки. – Если бы не ты, я бы уже умерла или стала женой Каи. Даже не сказать, что хуже… Ты так и будешь сидеть на полу? Темур улыбнулся. – Отчего нет? Ты этого не помнишь, конечно, но, когда тебя отравила Гюнсели, я точно так же сидел возле тебя. – Здесь? – она действительно не помнила, но в каком-то их разговоре Кая обмолвился, что Темур тогда нес ее с конюшни на руках. – Нет, что ты, принести тебя сюда у меня ума не хватило, – он засмеялся. – В моей комнате. Туткун хмыкнула, живо представив, как Темур принес ее в ту комнату, как положил на ту кровать… «Просто чудо, что Мей Джин не отравила меня раньше». Тегину, судя по мгновенно поблекшей улыбке, пришло на ум то же самое. Однако вслух он задал иной вопрос: – Отец правда узнал о нас с тобой? – Правда. Когда я рассказала хану о Мей Джин и купце, он спросил меня, почему я предала их с Чолпан решение сделать меня женой Каи. – Вот как… Но откуда?.. – Не знаю. Но откуда бы ни узнал, это наверняка было не от нас, Темур. И, кажется, хан больше никому не сказал. – И уже не скажет… Туткун закусила губу. Ей не хотелось спрашивать прямо, однако слухи по дворцу витали нерадостные. Слуги только и делали, что болтали о том, как хана свели в могилу его варяжская жена и сын горной бике… – Все настолько плохо? Темур положил локти на покрывало, опустил на них голову, глядя в пол. Произнес ровно, сам не зная, что от этого чувствовать: – Кюн-ата сказал, душа отца этому миру уже не принадлежит. Остальное вопрос времени. Туткун прикрыла глаза. Было ли ей жаль Алпагу-хана? Пожалуй, да. Он был могущественным и мудрым правителем, был по-своему добр к ней… был отцом Темура, в конце концов, каким бы ни был. И в то же время Туткун испытывала облегчение – теперь душа Тылсым-бике могла быть спокойна. Могла ли?.. – Темур… – Ммм? – То, в чем Чолпан-хан обвинила Великую Эдже, – правда?.. Темур медленно поднял голову, и Туткун ощутила в горле холодный склизкий комок. Вместо слов было достаточно боли в голубых глазах. – Тенгри, какой ужас… После этого разговор больше не складывался: они задавали друг другу вопросы невпопад и отвечали односложно, пока не вернулся Туган. Брат, оглядев обоих, снизошел до сочувствия и просто молча указал Темуру на дверь. Тегин так же молча послушался, и, когда он ушел, Туткун накрылась одеялом с головой. Ей хотелось, чтобы этот день поскорей закончился.*
Бум. Бум. Бум. Бум… На десятом или двадцатом «бум» Темур открыл-таки глаза, подложил руку под затылок и уставился в потолок. На вырезанные из дерева завитки ложились первые косые лучи, и в них дрожала плясавшая в воздухе пыль. Бум. Бум. Бум – монотонно и глухо звук разносился по дворцу внутри и выплескивался наружу. Темур смотрел вверх, а представлял, как каждый удар стелился по дворцовой площадке, по городским улицам, вползал в дома и лавки, как воины на стенах и сторожевых башнях брались за оружие и вторили тем, кто сейчас был здесь… Бум. Бум. Бум. Слушайте. Знайте. Умер. Умер Небесный каган. Бум. Этот стук, единственный из всех, оказался другим – кулаком в его дверь. Темур сел. – Войди! В комнату проскользнул Кая. Дошел до его постели, забрался с ногами, такой же серый на лицо, как солнечный свет, и устремил взгляд в окно. Помолчали под мерные удары клинков о щиты. – Гюнсели беременна, – наконец произнес брат, опуская приветствие. – Правда? Я рад. – «Правда»… Говоришь так, как будто тебе Туткун вчера не сказала. – Сказала. Я уже забыл. Кая поскреб бороду. – Пока шел к тебе, встретил Даныш-ату. Он пошел поднимать беков… Знаешь, о чем думаю? Темур помотал головой. – Нет. – Чолпан-хатун ведь не даст похоронить отца рядом с Тылсым-бике? – Не даст. Да и у наших курганов свое место. – Наших? Темур сжал и разжал кулаки, не отвечая. Зачем? Кая и так прекрасно знал, что он имел в виду: могильники Небесных ханов, их жен и наследников были известны всем, и только лишь «предательство» госпожи Тылсым не позволило похоронить ее там, где было бы положено лежать жене кагана. «Зато Улу Эдже будет лежать рядом с ним», – некстати подумал Темур. – Ты видел мать? Кая кивнул. – Да, все-таки зашел вчера, не удержался… Она спокойна очень. Говорит, никто ничего доказать не сможет: Варгы мертв, Йибек соврет, а при необходимости и ее убить можно, а других, кто хоть что-то знает, кроме нас с тобой нет. Таким образом есть лишь слово Чолпан-хатун, которая повторяет за Баламиром, против слова нашей матери. И никто не осудит Великую Эдже только на основании обвинений ябгу, чья собственная вина уже очевидна. Темур откинулся обратно на подушку, сжал пальцами переносицу. От слов Каи во рту оставался кислый вкус предательства, и спрашивать, не скажет ли сам брат свое обвинительное слово, тегин не стал. Не скажет, конечно. – Но Чолпан-хатун все равно будет требовать суда, – заметил он. – Будет. Но, как и сказано, ничего от этого она не получит: доказательств нет, свидетелей тоже… Только если ты не вздумаешь заявить что-то против. – А что мне говорить, Кая? Я обо всем знаю лишь с твоих слов. Ты же скажешь, что я придумал, или соврешь еще что… Так что, если и хотел бы сказать, так только дураком выглядеть буду. – А ты хочешь? – Не знаю, – Темур отнял ладонь от лица, покосился на Каю. Тот по-прежнему глядел в окно. На душе было муторно. – Если скажу, что желаю собственной рукой отправить эту женщину на смерть, – совру. Если скажу, что волнуюсь за ее жизнь, – тоже… Поэтому что Улу Эдже, что китаянка – их судьбы я отдаю курултаю. Кая обернулся, впервые посмотрел на него прямо, внимательно, испытующе. – Ты действительно собираешься обвинить Мей Джин перед беками не только в сговоре с итбараками, но и в измене? – Да. Что не так? – Не то чтобы не так, но… После твоего обвинения будут допрошены торговцы, служанка, монах, стража… – Кая повел головой, кажется, сам удивляясь тому, сколько свидетелей могло оказаться у такого «тайного» преступления. – В общем, доказательств для курултая наверняка будет предостаточно. И что за подобное деяние положено, ты прекрасно знаешь. Темур дернул плечом. Он не понимал смысла этих пространных рассуждений. – Знаю. К чему ведешь? Мне эту змею ни капли не жаль. – Я не о жалости сейчас говорю, Темур. А о том, что Мей Джин перестанет быть твоей женой. Ты понимаешь, что это значит? – Что я наконец избавлюсь от нее. – Что ты перестанешь быть китайским зятем. Взгляд Каи не изменился, остался все таким же спокойным, но в уголках губ залегла усмешка. Темур же, когда до него дошло, засмеялся вслух. – О, вот ты о чем! Что со смертью Мей Джин я, избавившись от тени императора за моей спиной, мог бы стать кандидатом в ханы?.. Что ж, мог бы, пожалуй. Но мы ведь заключили уговор: тебе – трон, мне – Туткун. – Станешь ханом, сможешь взять в жены хоть ее, хоть кого еще. Усмешка Каи стала немного шире, и Темур прищурился. Что-то крылось за этим его весельем, что-то крылось… – Неужели ты расхотел становиться каганом, Кая? Брат пожал плечами, отвел глаза, нарочито пристально оглядывая комнату. Как ни смешно, после размещения всех беков и прочих гостей покинувшему привычные покои второму Небесному тегину пришлось довольствоваться тем, что осталось – комната была небольшой и едва приведенной в человеческий вид. Темуру до этого дела не было. Будь возможность, он предпочел бы ночевать в другом месте, пусть бы и на полу… Но заикаться о подобном желании перед Туганом даже в шутку он, конечно, не стал. Кая тем временем наконец собрался с мыслями. – Я всегда хотел стать ханом, Темур, ты знаешь. Привык думать, что после смерти отца моими соперниками будете вы с дядей… Но вот отец умер, Баламир – преступник, ты – отказываешься, а я… Не знаю. – Не знаешь? – Все не так, брат. Все не так… Когда я представлял себе этот день, я представлял торжественный траур по отцу, грызню с тобой и дядей, маму на моей стороне… и все без Горного ханства, конечно, и без Китая. А теперь – оглянись вокруг! – Кая зачем-то взмахнул рукой, и потревоженная с прикроватного столика пыль взметнулась вверх. – Мы воюем с Китаем, с итбараками, почти что с горными уже, наверно. Баламира ждет суд, память нашего отца – не его победы, а невинно убитые Тылсым-бике и Тойгар-хан, наша мать… Он запнулся, поморщился и закончил тихо: – Если ты откажешься перед курултаем, я стану ханом… А я даже не знаю, с чего начать. Со вздохом положив руку на его плечо, Темур сжал пальцы достаточно сильно, чтобы наверняка причинить этим небольшую боль. – Нет, Кая, знаешь. Пожалуй, только ты и знаешь… ну, по крайней мере точно не я. Ты всю жизнь готовился быть ханом, и сейчас, даже если бы ты не хотел, тебе все равно придется им стать. Кроме тебя просто некому. Поэтому ты будешь править этим ханством, Кая. А я буду его защищать. И с кем бы ни пришлось нам воевать дальше, я буду первым в этих войнах. Ради своего народа… и своего хана. На этот раз улыбка Каи была настоящей, искренней, хотя и не очень веселой. – Тогда вставай, Темур. Скоро соберутся беки… и нам придется править ханством и защищать. В зале после утренней трапезы все собравшиеся были в подавленном настроении, даже Чолпан-хатун. Опускаясь на подушку справа от опустевшего трона и впервые за двенадцать лет делая это в одиночестве, Темур украдкой следил за Туткун. Она стояла со стороны Каи, как и положено невесте тегина, и упрямо глядела перед собой, избегая взгляда Улу Эдже, занявшей свое место, несмотря на высказанные в ее сторону обвинения. Их, как и сказал Кая, было пока недостаточно, чтобы лишить жену покойного хана права находиться здесь. «И вряд ли будет», – с тоской подумал Темур, стараясь, как и Туткун, не встречаться глазами с этой женщиной. В памяти были свежи задумчивые слова Каи, оброненные, пока он одевался. – Мне кажется, это мама надоумила Мей Джин отравить Туткун. – Что? – он замер, выпустив из пальцев завязки пояса. – Почему ты так думаешь? – Я почти уверен. Когда мы говорили вчера, она сказала, что я обязательно должен расторгнуть помолвку, потому что, мол, это Туткун помогла найти печать и рассказать все отцу… Сколько времени они провели в зале, Темур так и не смог сосчитать. Беки спорили и кричали, и Чолпан-хатун громче прочих, Кая бросал отрывистые фразы, Улу Эдже пыталась заткнуть горных, и даже стоявший чуть в стороне от Темура Батуга умудрялся вставить что-то в общий гвалт, который Даныш-ата своей властью советника старался привести хоть в какой-то порядок. Сам тегин высказался только один раз, уложившись буквально в два предложения, за которыми последовал новый поток возмущений и криков…*
В зеленом дворике было тихо, несмотря на то что дворец по-прежнему гудел, как растревоженный улей. Туткун спустилась со ступеней, присела на лавку и тут же услышала шаги за спиной. Обернулась. – Мой хан. Чолпан опустилась рядом и начала, как всегда, без вступления. – Завтра Алпагу похоронят. А через два дня курултай соберется для выбора нового хана. Туткун кивнула, не став напоминать, что тоже присутствовала в зале трона и слышала все принятые решения. – Есть что-то, что тревожит вас в этом? Хан скривилась. – К сожалению, да. Я уже успела поговорить с некоторыми беками. Учитывая, какое заявление сделал сегодня наследник Темур, если измену его жены и ее сговор с итбараками докажут, принцессу разведут с тегином и приговорят в лучшем случае к изгнанию, а в худшем к смерти. «Туда ей и дорога», – со злорадством мысленно добавила Туткун. Вслух, конечно, сказала по-другому: – Принцесса Мей Джин, несомненно, помимо этого замешана и в сокрытии подлога против Тылсым-бике. Отчего же вас так волнует ее жизнь, мой хан? – Меня ее жизнь совершенно не волнует! – Чолпан фыркнула ее недогадливости. – Но как только у рыжего тегина появился шанс избавиться от китайцев за спиной, так среди беков внезапно нашлись те, кто уже прочит на Небесный трон его, а не Каю! Туткун замерла. Она так привыкла, что Темур не мог стать ханом, что, даже зная о грядущем избавлении от китаянки, никак не связывала одно с другим. Но ведь Чолпан была права – без Мей Джин ничто уже не мешало Темуру стать кандидатом на трон… Остальное, что говорила хан, Туткун слушала вполуха и вынырнула из размышлений только под конец, когда тон Чолпан стал сквозить ненавистью. Речь, очевидно, шла теперь об Улу Эдже. – …Я заставлю ее заплатить за смерть Тылсым и нашего отца. Заставлю! – У вас есть план, мой хан? Доказательств вины Улу Эдже, по всей видимости, у нас немного. Разве хватит для того, чтобы курултай хотя бы даже задумался о суде? «Немного» было сильным преувеличением, понимала Туткун. В сущности, у них не было против Великой Эдже ничего кроме догадки Баламира-ябгу и убийства Варгы-бека руками Каи, которое легко было списать на казнь сговорившегося с итбараками предателя. Правда, у нее еще было признание Темура, которому признался Кая, которому призналась их мать… Туткун помотала головой. Она была абсолютно уверена, что Кая против матери не пойдет. Но что будет делать Темур, если встанет выбор? И что будет делать она сама?.. – Не волнуйся, Туткун, – Чолпан истолковала ее реакцию по-своему. – Даже если беки и Кая-тегин не согласятся на суд, я знаю способ их заставить… Я буду не я, если позволю этому сойти ей с рук! Не только ради памяти Тылсым, но и ради Батуги! Сердце кольнуло от дурного предчувствия, и Туткун вздохнула украдкой. Что собиралась сделать хан, если ей откажут в возмездии над Улу Эдже? Она даже не могла представить. Чолпан между тем поднялась. – Ступай к себе, отдыхай. Ко дню курултая ты должна окончательно прийти в себя. Потому что, как только все суды закончатся, ты станешь женой Небесного хана! Туткун молча склонила голову, принимая категоричный, но – знала бы об этом говорившая! – бесполезный приказ и послушно проследовала за ханом до ближайшего поворота, на котором Чолпан свернула в сторону комнат наиболее уважаемых беков, а Туткун прошла к своей. Там, на счастье, не было ни сестры, ни брата. Она забрала припрятанный среди вещей и почти позабытый уже сверток и, выходя из покоев, столкнулась с Чалаиром. – Наследник Темур на голубятне, – опередил ее вопрос слуга. Голубятня располагалась в башне отдельно от того места, где держали ловчих птиц, и Туткун прежде здесь никогда не была. Стоило выйти на площадку, как холодный ветер дернул ее за волосы, кинул под ноги обрывки какой-то травы, закружил вокруг маленькими вихрями… – Иди сюда, – сидевший под стеной на куче сена Темур похлопал рядом с собой. – Здесь не так ветрено. Туткун опустилась рядом, скользнула под его поднятую руку, прижимаясь к теплому боку, и почувствовала поцелуй в макушку. – Три дня… Три дня, и Кая станет ханом, а ты перестанешь быть его невестой… Небесный Тенгри, это так мало, но мне кажется, будто говорю о трех сотнях лет! – Да, кажется, с того дня, как я вошла в этот дворец, и вовсе прошла целая вечность… Темур уместил подбородок на склоненную к его плечу голову, и Туткун вздохнула, собираясь с духом. Она не знала, как тегин отнесется к разговору, который она собиралась завести. Не знала даже, задумывался ли он сам о том, что немногим ранее сказала Чолпан. – Так ты сказал, Кая станет ханом… По тому, как Темур мгновенно напрягся, хотя она еще даже не договорила, стало понятно – задумывался, и ответ его был коротко и резок: – Это давно было известно, Туткун. Или же ты вдруг решила иначе?.. Туткун отодвинулась, чтобы посмотреть ему в глаза. Темур хмурился, и она нахмурилась тоже. – Я ничего не собираюсь решать вперед тебя, мой тегин. Я всего лишь говорю, что конец Мей Джин определен, и это, по словам Чолпан-хан, уже подвигло некоторых беков задуматься о твоей кандидатуре на трон. – И?.. – И это твое право – право на Небесный трон твое по рождению. Я ничего не решаю. Но, если решишь ты, я могу поговорить с Чолпан-хан… Откинув голову на каменную стену, Темур некоторое время смотрел на нее, изучая каждую черточку похудевшего с их ночи на караван-сарае лица: чуть прищуренные глаза, поджатые губы, морщинки на лбу, едва заметную ссадину над левой бровью… Он аккуратно коснулся бледного рассечения. – Откуда это? – Кажется, ударилась при падении, когда стало плохо от отравления. Не помню. Темур кивнул, мысленно напомнив себе зайти наконец к Батуге – поговорить и поблагодарить за то, что брат, рискуя собственной жизнью, спас жизнь Туткун. Если бы не Батуга, сейчас Темур сидел бы не здесь, а возле ее могилы… Он тряхнул головой, прогоняя страшные мысли. Сказал спокойно: – Я знаю свое право, моя Туткун. И знаю свой долг. Я не хочу править этим ханством – я хочу служить ему. Туткун улыбнулась. – Хорошо или плохо то, что я заранее знала твой ответ?.. Что ж, тогда пусть все будет так, как ты хочешь. – Я хочу, чтобы ты стала моей женой. – И это будет, мой тегин, скоро. А пока у меня есть для тебя кое-что. Темур вопросительно приподнял брови, глядя, как она вытаскивала из-за пояса сверток, лента вокруг которого была придавлена ханской печатью. – Что это? – Письмо, – Туткун сама повертела его в руках, разглядывая оттиск орла. – После того, как пришла весть о твоем плене и Кая уехал, меня позвал Алпагу-хан. Мы поговорили немного, и в конце он передал мне это послание. Попросил сохранить и передать после его смерти моему будущему мужу… «Я рад, что за плечом моего сына стоит такая девушка. Ты будешь его опорой, его мудростью и его спокойствием». Туткун усмехнулась воспоминанию. Подумать только, она была так слепа, что совсем не поняла истинного смысла этих слов! Ведь разве стал бы Алпагу говорить подобное о сдержанном Кае? Да к тому же он ни разу не назвал имени… – Тогда я думала, твой отец имел в виду Каю, конечно. Но теперь понимаю – он уже знал о нас, Темур. А значит, и письмо это просил отдать тебе. И вот… Она запнулась, неожиданно поняв, что так и не сказала главных в этот день слов – слов сочувствия и поддержки сыну, потерявшему отца… Поэтому, исправляясь, сама вложила письмо в его руки, сжала. – Прими – вместе с моей болью от твоей потери, мой Темур. Я не знаю, что хотел передать тебе твой отец, но уверена в одном – он любил тебя, пусть и не всегда мог это показать. – Отчего ты так уверена в этом? – тегин опустил взгляд на сверток, который, казалось, обжигал огнем. – Хотя бы оттого, что я жива и не наказана за свое предательство, хотя Алпагу-хан мог казнить меня в тот же день. Темур посмотрел на нее внимательно, однако говорить ничего не стал. Сломал печать и развернул письмо. Вдохнул резко, увидев, что лежало внутри. – Это… Туткун охнула, глядя на еще один кусок кожи, знакомый до боли – она сама писала на нем послание, сама заворачивала в него свои отрезанные волосы, сама передавала Тугану, чтобы он отвез Темуру… И вот они были здесь: ее письмо и ее подарок. …Хан снова обернулся к ней и, вдруг наклонившись вперед, аккуратно поправил ее волосы, зацепившиеся за вышивку на воротнике. Улыбнулся… – Так вот как он догадался… Но… откуда?! Туткун непонимающе помотала головой, а Темур медленно, словно во сне, потянулся рукой к доспеху, слыша в ушах голос зашедшего к нему вчера вечером Чалаира… – Вот, ваш доспех, мой тегин, оружие, кафтан, – перечислял слуга, сваливая его добро в новой комнате. – Все эти проклятые итбараки прислали к ногам нашего хана. Он приказал все в его покоях оставить, видно, так ему легче переживать было… В доспехе пальцы ожидаемо нащупали вспоротую подкладку, а за ней – пустоту, и Темур засмеялся. А когда смех прошел, поднес к глазам отцовское письмо. Когда-то я молил Небесного Тенгри, чтобы мои сыновья были похожи на меня. Теперь я благодарю Небесного Тенгри за то, что он не внял моей молитве. Наши предки говорят, что наша жизнь тяжела настолько, насколько тяжел груз на нашем сердце. Я пятнадцать лет носил у сердца письмо, ставшее причиной смерти моей возлюбленной. Сейчас думаю: хранил бы я прежде у сердца ее волосы и ее любовь так же, как ты, тогда не осталось бы там места для моей ярости. Сейчас думаю: осталось ли в твоем сердце место для прощения?.. Как хан, я многого не знаю и не могу сказать, что одобряю. Но, как отец, я благословляю вашу любовь. Пусть Небесный Тенгри сделает то, что не сумел сделать я – дарует вам долгие и счастливые годы вместе. И пусть, когда однажды этот день настанет, ты станешь лучшим отцом своим детям, чем я был вам. Туткун молча следила за тем, как тегин читал. Он делал это медленно, и было видно, что перечитывал. Хмурился, поджимал губы… Наконец опустил письмо на колени и устремил взгляд в небо. Она подождала еще немного, прежде чем заговорить. – Что бы ни написал хан, надеюсь, это тебя не расстроило? Темур смял в кулаке кусок кожи, на котором, словно насмешкой над всеми ними, были написаны такие важные, такие долгожданные слова… Его опять тянуло смеяться – на этот раз нервно до дрожи, которая билась, запертая где-то внутри его самоконтроля. Бушевавший в душе ураган, однако, унимался непривычно быстро. Наверно, он просто-напросто устал злиться на кого бы то ни было… – Нет… пожалуй, нет. Но все же мне горько знать, что мой отец умер в сожалениях от содеянного, с мыслями об ошибках, которые совершил… И еще хуже знать, что он заслужил это. Жестокий урок мне и братьям. Туткун покачала головой. Она могла бы сказать, что никто из сыновей не пошел по стопам своего отца – уж по крайней мере не в том, что касалось отношения к любимым женщинам. Однако голос внутри подсказывал, что сейчас Темур этому утешению вряд ли внемлет. Он, сосредоточенный и все еще нахмуренный, убрал отцовское послание за пояс, аккуратно завернул ее волосы в ее письмо и… – Ты носил их там? – спросила Туткун, глядя на его движения. Темур встрепенулся, будто очнувшись, проследил за ее взглядом и улыбнулся немного смущенно. – Да. Скрывая свою улыбку, Туткун прижалась щекой к его плечу, и тегин снова обнял ее, укрывая от ветра…