Обычай самураев

      Когда привыкаешь к солнцу, тучи могут оказаться полной неожиданностью. И даже несправедливостью — разве ж они имели право лишать тебя тепла и света?..       Но у Какаши было свое Солнце, которое согревало его. В объятиях. В своей любви.       Одевшись, он снова присел на кровать. Прильнул к Минато, ласкаясь, зарылся носом в его шею. Рука сенсея обняла его, привычно поглаживая. В другой руке же он держал рамку. Какаши всё-таки повернул голову, прислонив к плечу мужчины, и тоже глянул на фотографию.       — А ты стал еще симпатичнее, — сообщил Минато. — Особенно так, когда не прячешь мордашку.       — А вы и не изменились. Как были идеальным, так и остались.       Мужчина засмеялся, прижимая его к себе, но Какаши уже не смущался. И не считал нужным молчать. Не после того, как только что совершенно раскованно скакал на любовнике верхом, слушая его стоны и пылкие высказывания… Как Минато выдыхал его имя…       В шарингане всё же оказалось куда больше плюсов (хотя, возможно, Учихи об этом просто предпочитали не распространяться). Как и этот самый «плюс», который они не так давно обнаружили. Позволяющий Какаши не только видеть и копировать техники врага, но и безошибочно запоминать и повторять другие приемы, в том числе — с очень непристойных кассет, которые они вместе с сенсеем смотрели…       Минато это точно нравилось, Какаши знал. И был счастлив радовать своего любимого. Быть его нежным мальчиком. Отдаваться ему без остатка…       — Рин, мне кажется, тоже похорошела, — сенсей отставил их общий снимок обратно на подоконник. Какаши же вздохнул, потому что про Обито им сказать было совершенно нечего. Кроме того, что он «погиб как герой». Он не изменился. Он так и остался застывшим изображением на бумаге. И размытой картинкой в памяти. И болью в сердце…       — Мм, как думаешь?       — Что?..       — Насчет Рин.       Это уже парнишке совсем не понравилось.       — А что я должен про нее думать?..       — Она в тебя влюблена.       — И?       — Мне кажется, тебе стоит к ней присмотреться…       От этих слов веяло холодом. Чем-то неприятным, сырым… темным, как в той пещере. Хотя, казалось бы, речь шла о совершенно обычных вещах.       — Зачем? К чему вы это говорите?       Минато повернулся к нему, и Какаши снова прошиб озноб. В улыбающемся лице сенсея он читал что-то другое. Что-то, не предвещающее ничего хорошего.       — Мы же с тобой говорили про «Обычай самураев». Сейчас ты на первом этапе, со мной. Но уже скоро перейдешь во второй, и у тебя будет…       — Нет, — резкое, неприятное — но вырвалось оно само собой. — Не будет ничего, никого, не хочу я никакой «второй этап»…       Стыд обжигал лицо: Какаши знал, что ведет себя как упрямый ребенок, но не мог совладать с бурей, которая закипала внутри. Что-то заставляло его колотиться. От необъяснимого страха.       — Ты не готов? — Минато смотрел очень внимательно. Смотрел как на взрослого. Которым Какаши честно пытался быть. Но смог в ответ только покачать головой:       — Нет…       — Тогда, конечно же, сейчас тебе это не нужно. Обычно к этому времени человек созревает… — мужчина задумался, отвернулся. Сдвинул светлые брови, хмурясь — таким Какаши видел его редко. Поэтому испугался. Разочаровал?.. Снова?..       — А вы были готовы?..       — Да. С того момента, как взял тебя под покровительство. Но это ничего, не переживай, — теплота в голосе пыталась смягчить общую напряженность, повисшую в воздухе. — Здесь нет единых правил, каждый созревает в свое время, как и фрукты…       Хотелось расслабиться, отвлечься. Отвернуться от этого неприятного разговора, забыть… но… слишком хорошо Какаши изучил своего любимого.       — Минато-сенсей, при чём тут фрукты? К чему этот разговор?       — Просто хотел узнать, что ты об этом думаешь. Пойдем лучше на рынок, купим чего-нибудь в рыбной лавке, помогу тебе приготовить обед, а то скоро дождь пойдет…       — А если серьезно? Какая связь между Рин и вторым этапом?       Перед глазами потемнело. Улыбка сошла с лица сенсея.       — Неважно, Какаши. Ты к этому не готов…       — К чему?       — После второго этапа будет и третий, ты помнишь?       — Помню. И вы теперь решили меня с Рин свести? Говорю же: я не готов, я не хочу этого, не хочу никаких учеников…       Его оборвал глубокий вздох. Минато внимательно посмотрел ему в глаза.       — Я знаю, Какаши. Но… я хочу познакомить тебя со своей невестой.              Так уже было. Так было уже несколько раз. Когда его мир трещал. Раскалывался. Рушился.       Когда он нашел отца мертвым.       Когда смотрел на умирающего под завалом Обито.       И теперь.       Разум отказывался понимать. Какаши отшатнулся. Минато тут же схватил его за руку — за секунду до того, как мальчик собрался подскочить.       — Постой, Какаши, я знаю, о чём ты сейчас думаешь, но это…       — Поэтому… — он смотрел на руку сенсея, держащую его запястье. Которое казалось таким тонким, хрупким. — Поэтому мы теперь встречаемся только у меня…       — Да. Но, пойми…       — Я всё понял, — он выдернул руку. Отвернулся. Хотел встать. Но в ногах не было сил. Зрение заволокло пеленой слёз.       Всё. Это конец. Счастье не могло длиться вечно. Да и он не заслужил вечного счастья.       Вот так. Так просто, в несколько слов весь его мир рухнул. Уж лучше бы тогда рухнула пещера… на него… Потому что сейчас он точно так же был раздавлен.       — Ты не понял ничего, — Минато требовательно развернул его к себе за плечи, но Какаши не мог поднять на него глаз. Так и смотрел куда-то в сторону, чувствуя, как по щеке скатывается первая слеза. Это уже неважно.       «Невеста». Третий этап «обычая». Всё закончилось…       — Какаши. Я тебя не брошу. Никогда.       Взгляд всё-таки сконцентрировался на его лице. Пытаясь понять: это такая жестокая шутка?..       — Маленький мой, — проворковал Минато, вытирая большими пальцами его слезы. — Между нами ничего не изменится, Какаши.       — Тогда я точно ничего не понимаю, — еле соображая, пробормотал мальчик.       — Послушай: в этом и состоит весь наш «обычай». Мы переходим от фазы к фазе. Моя фаза уже наступила. Но твоя — еще нет. Я знаю, что тебе больно это слышать. Но ты скоро сам всё поймешь. Вот увидишь.       Улыбка. Всегда дарящая счастье. А теперь сбивающая с толку.       — Это не те чувства, понимаешь? Не на всю жизнь. Я знаю, о чем говорю, поверь. Я ведь тоже проходил первый этап. И был очень привязан к Джирайе-сенсею, наверно, даже влюблен… Хотя он не был со мной так близок, как мы с тобой. Мне не хватало его внимания, он часто уходил путешествовать, или же был слишком занят своими книгами… Поэтому у меня была возможность отвыкнуть от него. Возможно, поэтому я и стал сенсеем раньше, чем многие другие. И у меня появился ты…       Слезы текли сами собой, не желая утихать. А взгляд вперился за плечо Минато, в окно. На серые нависшие тучи…       — Но сейчас уже это всё далеко позади. Мои чувства прошли, понимаешь? Потому что и жизнь идет дальше, и всё вокруг меняется… Но… знаю, тебе сейчас не до этой лирики, да? Какаши…       — Что?       — Я знаю, что это значит для тебя. С моим сенсеем у меня были другие отношения. И мне хотелось, чтобы между нами было больше… искренности, больше тепла. И я знал, что тебе тоже было это нужно. Поэтому… знаешь, я счастлив, что у нас с тобой всё сложилось так здорово. Мне очень нравятся наши отношения, и я их ценю. Но, поверь, у тебя тоже это пройдет. Мы всегда будем близки, но, вот увидишь, ты тоже сможешь относиться ко мне… ровно. Понимаешь? Мы сможем общаться спокойно, как я с Джирайей-сенсеем сейчас. На этом ничего не заканчивается…       — Что вы несете… — прошептал Какаши. Кажется, просто случайно озвучил свои горькие мысли. Закрыл глаза, всхлипнул, чувствуя соль на губах. — Просто скажите уже как есть…       — И я говорю. Мое время пришло. А твое — еще нет. Я знаю, что ты не готов двигаться дальше и отпустить меня. И я не буду от тебя этого требовать. Мой мальчик, — рука привычно погладила его волосы, но Какаши не чувствовал прикосновения. — Я буду рядом с тобой, пока ты не созреешь. И дело не только в «обычае». Я буду рядом и потом, если ты будешь во мне нуждаться. Даже когда ты станешь взрослым. Но я буду с тобой. Как друг. Какаши? Слышишь?       — У вас невеста. Вы женитесь, — сухо процедил мальчик. — Какая уже разница…       — Так ты не слушал… Какаши, сейчас я хочу только вас познакомить. И всё. Я не говорил, что всему конец. На наши отношения с тобой это не повлияет. Ты не готов выходить из первого этапа, и я не собираюсь тебя бросать. Между нами всё останется так, как есть. Ты понял?       Конец фразы — этот вопрос — звучал строго. На него парнишка среагировал, скорее по привычке. Кивнул, теперь и в самом деле пытаясь воспринять и осознать сказанное.       — Кушина знает про тебя. Я ей рассказывал. Так что, это не будет тайной или преступлением…       — Зачем?.. — Какаши, наконец, почувствовал под ногами почву. — Зачем меня с ней знакомить? Она же меня возненавидит…       — Да что ты? Нет. Это всё еще часть «Обычая самураев». Кушина тоже росла в этих традициях, она поймет. Не волнуйся. Или боишься, что сам возненавидишь ее?       Снова видит его насквозь… Но внутри от этого становилось еще невыносимее. Хотелось сбежать. От него. От единственного, кто всегда был его укрытием от всех бед.       — Даже если так и случится, и это пройдет. Я не требую от тебя лицемерия…       — Так зачем? Зачем знакомить, зачем вы всё это мне говорите… — Какаши выкрутился из его рук, взялся за свою голову, пытаясь успокоить хаотично мечущиеся в ней мысли.       — Потому что это маленький шаг, который мы можем сейчас сделать. Я хочу, чтобы ты посеял это зерно внутри, понимаешь? Я не хочу ломать тебя, мгновенные перемены приносят только боль. Ты и сам это знаешь. Я просто хочу быть откровенным с тобой. Так ведь у нас всегда и было. Знаю, что для тебя это может быть шоком. Но оно уляжется. Ты привыкнешь. И сможешь отпустить меня безболезненно. А до этих пор я буду твоим «самурайским» сенсеем.       Его руки снова по-хозяйски взяли лицо парнишки. И Какаши покорно опустился подбородком в его ладони. Абсолютно вымученный этим потрясением.       — Вот так. Оно всё уляжется. Всё будет хорошо, Какаши. Ты же мне веришь?       — Верю, — ответ — по привычке, даже не задумываясь.       — Хорошо. Я на твоей стороне. Всегда. Что бы ни случилось. И, всё же… присмотрись к Рин. Пообщайся с ней побольше. Я ни на чём не настаиваю. Это так, просто совет. Если девушка в тебя влюблена, это уже повод как минимум… подумать, что ли, — он улыбнулся, легко, будто как всегда. — Может, конечно, ты встретишь кого-то другого. И переключишься…       Внезапно повисло молчание. В котором дождь застучал по подоконнику.       — Ну, чего ты притих? — Минато погладил его по волосам, и парнишка податливо склонил голову. — Что ты чувствуешь?       — Мне очень больно, — тихо констатировал Какаши. Ощущая, как внутри всё равно что-то рвется. — Я не хочу манипулировать вами, но я вас люблю.       — Я знаю. И я тебя тоже люблю, Какаши, — так нежно, будто искренне — в это почти верилось. — Тебя невозможно не любить.       — Но возможно оставить.       — Я тебя не оставляю.       — Но женитесь на другой.       — Но не могу же я жениться на тебе, — сенсей заулыбался.       — Почему?! Из-за «обычая»?! Вы же говорите, что любите меня!.. Говорите про «откровенность», а сами врали мне! Были с другой!.. — он осекся. Осознавая, как мерзко, как низко звучат его плаксивые причитания. Обхватил себя руками — в буквальном смысле беря себя в руки, чуть дрожа. — Простите. Я не должен был этого говорить.       — Ничего. Но я не обманываю. Я на самом деле люблю тебя. Как «самурайского» ученика. Как моего нежного мальчика. Но не как женщину. Понимаешь?       — Нет.       — Значит, потом поймешь. В сравнении. Твои чувства ко мне тоже другие. Но хорошо, что они есть. Я рад, что ты можешь их испытывать. Мне хотелось, чтобы ты стал мягче…       — Зачем?.. Шиноби ведь не должны!.. это только мешает…       Обессиленное тело само клонилось к опоре. Вдобавок, руки мужчины притянули его к себе. И Какаши сдался. Снова привалился к его плечу, медленно моргая. И надеясь вот-вот проснуться…       — Шиноби тоже люди. И мы должны чувствовать. Иначе как нам защищать то, что нам дорого? Ради чего тогда жить, мм?       — Ради чего… ради чего мне жить?.. — тихо сорвалось с губ.       — Ты поймешь это сам. Никто не может придумать это за тебя. Но ты — выдающийся шиноби, Какаши. Ты можешь многого достичь…       — Да я не об этом…       Глаза слипались. От шока и в самом деле хотелось уснуть. Сделать вид, что его тут нет. Нет его. Исчез. Поэтому не должен сталкиваться с этим миром. С его жестокой правдой.       Самый дорогой человек нанес ему самую сильную рану. Просто пробив душу насквозь… Просто перечеркнув весь этот день, такой приятный с утра…       — Прости, — будто читал его мысли Минато. — Я не хотел делать тебе больно. Просто… наша свадьба уже скоро. И было бы нечестно по отношению к тебе об этом молчать…       — Вы и так молчали.       — Да. Потому что надеялся, что ты к тому времени созреешь. Понимаешь?.. Я думал, настанет такой момент, когда я буду знать, что это не причинит тебе боли. Но он не настал…       — И я не созрел…       — Да. И ты не созрел.       — А почему я не созрел?.. — он прижался к груди мужчины. Обнял его. Снова пытаясь отыскать чувство потерянной безопасности. Снова ощутить себя маленьким. Защищенным…       Минато крепко прижал его к себе.       — Не знаю. Просто ты такой.       — Какой?       — Такой, как есть. Тут не нужно никаких определений. Просто… так ты устроен внутри. Но это не значит, что с тобой что-то не так. Просто к тебе нужен особый подход, и всё…       Но это только еще сильнее укрепило в его мозгу страшный диагноз: «Со мной точно что-то не так».       — Вы знали, что это не навсегда?       — Да. Знал. И когда сам был на первом этапе — тоже.       — И вас это ранило?       — Думаю, да… немного. Мне хотелось быть чем-то более особенным, чем книжки сенсея… — Минато вздохнул — Какаши ощутил его вздох всем телом.       — Зачем тогда нужен этот «обычай»?.. От него одна боль…       — Но он многому учит. Каждого — чему-то своему. Многих вещей не выявить в одиночестве. Они выплывают на поверхность только в близости с кем-то. А мы уже должны пытаться понять, что с ними сделать… Но, как итог, мы все становимся лучше, достигая третьего этапа. Пропустив через себя взрослого человека, вложив свои знания и опыт в юного ученика… Так мы начинаем понимать, кто мы и чего хотим от жизни. В чём нуждаемся, чего не смогли получить…       Звучало это по-взрослому трезво. Здраво. И тем больше Какаши понимал, что ничего не понимает.       Но не стал озвучивать, что хотел от «обычая» совсем немногого. Всего лишь — чтоб его хоть кто-то любил.       — Дождь пока несильный… Дойдем до рынка?..       — Вас разве дома не ждут? — тон получился куда более ядовитым, чем мальчик рассчитывал.       — Какаши, — Минато отстранил его, внимательно посмотрел в лицо. — Я здесь, с тобой. Не думай о лишнем. Не надо нагнетать, дай себе время…       — Вы с ней давно вместе?       Мужчина вздохнул.       — Мы дружим с Академии. И… дальше оно просто развивалось. Но сначала я был с Джирайей-сенсеем, потом с тобой…       — Почему вы сразу не сказали? Если вы с самого начала знали, что женитесь на ней? Почему тогда, когда говорили мне про «обычай», не могли сказать, что у вас есть невеста? И чтобы я… не… — дальше слова не могли выйти наружу — вместо них просились рыдания.       Минато молчал. Словно ему было нечего сказать. Но всё же проронил:       — Потому что тогда всё было бы по-другому. Какаши, — он снова обхватил его лицо, пристально вглядываясь. И, несмотря на боль, сердце парнишки пропустило удар, а потом заколотилось — всё еще чувствуя в глубине прежний трепет.       Сенсей улыбался ему. Как солнце, проглядывающее из-за туч. Улыбался ему… Бог?..       Поддавшись, Какаши зажмурился. Почувствовал прикосновение губ — такое же нежное, как и всегда.       — Ничего не изменилось, маленький, — шептал Минато между поцелуями. — Ты — мой мальчик. Это — навсегда.       И — взгляд синих глаз, в самую душу.       — Разве я тебе когда-то врал?       — Нет.       — Значит, ты мне веришь?       — Конечно, — теперь в этом выдохе заключалась и вся его вера. Вера в Бога. Который точно никогда не хотел его обидеть. Наверно, всё дело было в самом Какаши. Который почему-то никак не мог «созреть» для таких простых вещей…              К вечеру дождь перестал. А вот с уходом Минато, после совместного обеда, настроение снова помрачнело. Вернулось осознание той страшной новости…       «Невеста». С которой Минато уже давно. С которой он по-настоящему вместе. С которой он был даже до Какаши…       Он не врал. Конечно, не врал… Он не хотел делать больно привязанному к нему мальчику — головой Какаши это тоже понимал. Поэтому сенсей молчал…       Однако боль никуда не уходила. Только что он жил в иллюзии идеальных отношений. А теперь — она разбилась… Теперь оставалось принять горькую действительность. Минато не будет с ним всегда. Он даже никогда не считал Какаши своим единственным…       Он смотрел на отражение серого неба в луже. Перевел взгляд на подошедшую Рин. Девушка кротко улыбалась ему, очень искренне, как и всегда.       Обменявшись парой стандартных фраз, они пошли молча. Какаши знал о ее чувствах. Не только потому, что так сказал Минато. Рин и сама несколько раз почти ему призналась… Но он ничего не мог с собой поделать. Не мог даже «дать ей шанс», как это принято говорить. У его сердца уже был дом. Вот только, оказывается, дом ему не принадлежал… никогда…       — Ты знаешь про «Обычай самураев»?.. — наконец, спросил Какаши: прямо, потому что по-другому не умел, просто не знал, как. Девушка смущенно отвела взгляд.       — Да, я слышала о нем, — и покосилась на него, явно ожидая продолжения.       — И как ты к этому относишься?       — Это традиция нашей страны, которую я уважаю, как и любую другую.       — Ага. Но как бы ты отнеслась… — и здесь не смог подобрать слов. Лучший путь — напролом… — Минато-сенсей женится.       — Да, я знаю.       От этого заявления Какаши изумленно уставился на подругу, и та поспешила объясниться:       — Он говорил мне, какое-то время назад. И сказал, что с тобой хочет поговорить сам, — девушка умолкла, разглядывая его, будто пытаясь считать его состояние. — Ты как, Какаши?..       Но он только горько вздохнул. Об этой свадьбе знали все. Кроме него. Потому что он слишком… «незрелый». И Минато тянул до последнего, чтобы не ранить его. Потому что знал, что Какаши психанет, не сможет принять этот факт с достоинством…       — О чём ты хотел у меня спросить?..       Действительно, вопрос уже был задан. А терять ему больше нечего.       — Тебе… было бы нормально, если бы ты знала, что твой… муж всё еще в «обычае»?.. То есть, третий этап считается заключительным, но если бы он всё еще был в отношениях с другим, хотя живет с тобой…       — Если того требует «обычай»… — сходу ответила девушка.       — «Обычай» много чего требует. Слишком много… Я спросил, что ты сама об этом думаешь.       Он пытался понять, как может видеть ситуацию жена Минато. Будущая жена… Но от самого этого слова становилось страшно. И невыносимо больно.       — Я бы… я бы любила его и принимала его выбор, — наконец, твердо заявила Рин. — Я бы верила ему. Раз он считает, что так нужно, значит, это правильно. Честно, я бы так и думала.       Какаши же не знал, что думать. В голове был хаос. Казалось, сами мысли болели… Не могли уложиться в голове, хотя Минато и упрашивал его успокоиться и отвлечься, говоря, что вскоре он почувствует себя лучше…       Минато много чего ему говорил. И почему-то Какаши слушался. Всё еще слушался своего Бога…       Не глядя, он взял девушку за руку. Почувствовал, как напряглась в его пальцах ее небольшая ладонь. Но больше ничего не почувствовал. Так он мог схватить товарища в бою, чтобы оттащить. Так он мог поймать неприятеля для атаки. Так он мог нести какую-то вещь…       Когда он брал за руку Минато, весь мир приходил в движение. Мир снаружи, который он видел, и мир внутри него.        — Прости, что не уберег Обито, — сказал он, сдержанно, почти сухо. — Он был тебя достоин. С ним бы ты была счастлива.       — Но я…       Они притормозили у реки.       — Рин, — Какаши отпустил ее руку, отошел и облокотился на перила моста. — Ты для меня друг. Близкий. Возможно, единственный…       И замолчал. Надеясь, что этим всё сказано. Он чувствовал слишком много, чтобы суметь облечь мысли в слова. А если бы попытался — то проговорил бы несколько часов, а может и проревел… Поэтому смотрел на свое размытое отражение в серой воде — будто окрашенной красками неба. На их отражения — Рин тоже встала с ним рядом.       — Он сказал, должно пройти время… — пробормотал мальчик, бездумно. Будто бы сам с собой. Но, кажется, Рин понимала.       — Ты пойдешь к нему на ужин? — спросила она. — Сенсей говорил, что хочет пригласить тебя…       — Да. Не хочу от этого убегать… А тебя он не звал?       — Думаю, это слишком личное. В смысле… сейчас это касается вас троих. Да и с Кушиной мы уже знакомы…       Вот так новость. Так всё и было: один большой секрет от Какаши. От «маленького» Какаши, который не умеет адекватно воспринимать жестокий мир, в котором живет. А ведь он только-только этому научился, приспособился выживать…       А потом к нему явился Бог. Принесший в его существование краски. А теперь… пытающийся убедить его, что вовсе не забирает их обратно…       — И… как она?.. — вопрос выдавился с трудом. Он смотрел на Рин, которая погрустнела. Опустила глаза, не зная, что ответить. Значит, не могла сказать ничего хорошего. Ничего, что могло бы его утешить…       Девушка вдруг подошла совсем близко, прислонила голову к его плечу. Вот и всё, что она могла сделать…       Значит, эта Кушина хороша. Значит, они подходят друг другу. Еще бы. Минато не смог бы полюбить никого другого… неподходящего…       На душе становилось всё паршивее. Он уже знал, что возвращаются бессонные ночи. А он только сумел пережить потерю Обито…              Пальцы стучали в дверь. А внутри скручивалось волнение. Но другое. Не трепетное, каким оно было раньше…       Раньше. Раньше он приходил сюда с сенсеем. Раньше…       Их первое свидание. Первый поцелуй. Их первый раз… А сколько еще «первых разов» видел этот дом?       Ему открыл Минато. В кимоно. Но не в том легком кимоно, которое он накидывал после душа на голое тело. Нет — в этом кимоно он встречал гостей.       Гость… теперь он только гость?..       — Заходи, Какаши.       Он привычно вошел, закрыв за собой дверь. И замер.       Рядом с Минато стояла девушка. Первое, что бросилось в глаза — ее длинные, необычно красные волосы. Она была совсем молодой, собственно, как и Минато, но назвать ее «женщиной» не поворачивался язык. Возможно, из-за ее сияющих глаз и такой же сияющей улыбки, которые придавали ее достаточно простому, но миловидному лицу какое-то странное свечение.       — Это — Кушина… — наконец, с ощутимой неловкостью нарушил молчание Минато, косясь на девушку. Которая вдруг заулыбалась еще шире и чуть присела — как обычно разговаривают с детьми — хотя Какаши был ненамного ее ниже, да и младше всего лет на десять, не больше.       — А это и есть малыш Какаши! Привет! Проходи скорее!       От такой встречи Какаши, мягко говоря, опешил. Щеки закололи, и парнишка даже забыл, что вообще собирался делать.       — Ну, он уже давно не ребенок, — кажется, услышав его озадаченные мысли, пробормотал Минато невесте, но та только хихикнула.       — Ой, да ладно, он меня понял! Правда же, да?       — Да… — только и отозвался Какаши, наклонившись, снимая обувь. Краем глаза заметил, что Кушина взяла Минато под руку, тараторя что-то успокоительное в свое оправдание. Но, перехватив взгляд парнишки, шагнула в сторону и заулыбалась, прикрыв глаза.       Не такой он себе представлял эту самую страшную «невесту», «будущую жену»…              Сделать какой-то однозначный вывод было трудно, поэтому Какаши просто умолк, как и обычно в незнакомом обществе. Прошел вместе с хозяевами к такой знакомой кухне… Пропустил мимо ушей болтовню о сегодняшней погоде, которой они, кажется, хотели как-то разрядить обстановку. Потому что невольно вспомнил, как на этой самой кухне сенсей впервые поцеловал его…       Плавая где-то в своих мыслях, Какаши и сам не заметил, как они уселись за стол: Минато в торце, а они с Кушиной — друг напротив друга.       Аппетита не было, совсем. Хотя пахло очень вкусно. Да и основное блюдо — запеченная сайра с овощами — явно предназначалось ему, слишком нарочито. Минато знал его предпочтения, они часто готовили с ним вместе… и сенсей развивал не только его боевые таланты, но и кулинарные… А еще Минато иногда кормил его своими палочками… От воспоминаний к горлу подкатил соленый ком, будто бы из слёз — правда, что им было делать в горле?..       Но обстоятельства вынуждали придерживаться хоть каких-то рамок приличия. Какаши взялся за маску — ему уже было абсолютно всё равно. Снял ее. Поднял глаза, обнаружив, что Кушина с неподдельным интересом рассматривает его, аж приоткрыв рот. Но она тут же заулыбалась и подняла руки:       — Прости-прости, ничегошеньки поделать с собой не могу, понимаешь? Загадочный парень в маске — и вдруг снимает маску! И такой симпотяжка!.. — она глянула на Минато со всё той же виноватой улыбкой.       И что-то внутри у Какаши будто бы встало на свои места.       Она была совсем другая. Живая, энергичная. Такая… солнечная. Шумная. Но, кажется, этим и дополняла сдержанного и спокойного Минато.       Она вовсе не была идеальной, какой ее уже рисовал в голове мальчик. Раздражающе-идеальной… Нет. Она была удивительно естественной.       И, что самое главное, — она не была похожа на Какаши.       Совсем. Ничем.       Значит… он действительно занимал особое место в сердце сенсея? Минато не пытался заменить его, променять на кого-то другого. Кушина не была «вместо Какаши». Минато нашел в ней нечто совсем иное. То, чего в Какаши как раз не было.       Этот вывод стал глотком свежего воздуха в душной комнате. От него будто бы раскрылись легкие, и Какаши снова смог дышать.       Покой. Какой-то смутный покой. От того, что его страхи не оправдались. И…       Раз они так непохожи… значит, всё действительно может продолжаться? Значит, одно другому не мешает? И Минато его не обманывал. Чувства Минато к нему — это одно, а чувства к девушке — это другое?       А сенсей вдруг поставил перед ним тарелку, наполненную едой — Какаши так задумался, что и вовсе забыл, что пришел в гости на ужин.       — Ешь, Какаши, — Минато улыбался ему. Так же, как и всегда. Ласково. Мягко. И Какаши улыбнулся ему в ответ. Тоже почти как обычно.       Осторожно глянул на Кушину, которая тоже поглядывала на них. Но даже при тщательном рассмотрении не мог разглядеть в ее взгляде ненависти. Там была только бесконечная любовь к своему жениху. Как и сказала Рин… Неужели все девушки такие?.. Наверно, нет… Но Какаши неожиданно для себя почувствовал, что тоже совсем не хочет ее ненавидеть.       — Ну, может, расскажешь что-нибудь про себя? — вдруг предложила она Какаши.       — Я… не знаю, что рассказать, — признался он. На ум не приходило ничего хорошего, чем можно было бы поделиться и не испортить аппетит.       — Ну… где ты родился, чем увлекаешься?       Какаши же совсем смутился, уткнувшись в тарелку, и на выручку пришел Минато.       — Он не особо любит болтать о таком… Если что-то придется к слову, он сам расскажет.       — Ой, да я уже поняла, говорю же! Такой серьезный молодой человек.       — Лучше… расскажите что-нибудь вы, — тихо попросил парнишка.       — Я?! — Кушина явно удивилась и глянула на возлюбленного. — А ты потом будешь говорить мне, какая я болтушка!       — Не буду. Какаши ведь сам спросил, да и я не против тебя послушать.       — А я расскажу! Если и правда интересно… А если нет — то поздно!..       Но Какаши не возражал, и в самом деле. Он ел и молча слушал о далекой Стране Водоворотов, где прошло детство Кушины, слушал примечания Минато к некоторым историям.       Действительно, девушка была совершенно не похожа на них обоих. Может из-за того, что иностранка, а может и просто по свойствам характера. Хотя, Рин тоже была достаточно тихой, как и он сам. Таким же громким и гиперактивным разве что был только Обито… и, может, Гай… Хотя, они всё равно были другими…       Мальчик задумчиво жевал, не горя желанием что-либо говорить в ответ. Да этого и не требовалось. Он слушал и забавные перебранки будущих супругов — совершенно беззлобные шуточки в адрес друг друга.       Какаши совсем не чувствовал того, что ожидал испытать, к чему пытался подготовиться морально. Нет. Они — ученик и сенсей — просто сидели за столом вместе с еще одним человеком. Как будто бы… с другом Минато. С подругой… С которой сенсей дольше знаком, просто потому, что старше. Но их общение не приносило той боли, которой Какаши боялся.       Вечер проходил даже хорошо. Минато не принуждал ученика поддерживать беседу, да и Кушина тоже не вторгалась в его личное пространство с расспросами. На миг Какаши даже ощутил очень знакомое, но будто неизвестное ранее дуновение…       Уют. «Семья»…       Порыв этого чувства так же быстро пролетел мимо. И Какаши уже понимал, как много чего ему предстоит обдумать, переварить потом…              Так и засидевшись допоздна, они наконец вспомнили о времени.       — Я провожу Какаши, — решил Минато, поднимаясь. — Только переоденусь.       — Хорошо-хорошо, — весело протянула Кушина.       А Какаши так и застыл. Теперь, когда Минато ушел, они остались с глазу на глаз… Однако девушка не растеряла своей лучезарности — значит, это не было наигрышем при женихе. Она убирала со стола, что-то напевая под нос. Но парнишка всё равно ощутил сильное, давящее напряжение. Возможно, оно шло у него изнутри… Потому что слова крутились на языке и не давали ему покоя.       Встав, Какаши тоже взял миску с остатками салата и, особо не задумываясь, отнес к кухонной тумбе, у которой остановилась Кушина.       — Скажите… — проговорил он, нервозно, сгорая под ее взглядом. — Вы…       — Что-что? — ответила она с пытливой улыбкой.       — Мне немного не по себе, — выпалил Какаши, поняв, что нужных слов всё равно подобрать не сможет. — Как вы к этому относитесь?.. Я просто хочу знать…       — Ты про тебя и Минато?.. — поражающе прямо спросила она. — Ой, да не волнуйся, я знаю, как это бывает! Ты прям весь загрузился, я ж увидела. Не бери в голову! Всё в порядке.       Легкость, с которой она говорила об этих вещах, вводила Какаши в растерянность. Может, девушка всё-таки не владеет полной картиной ситуации… Но путь для разговора уже был проложен.       — Ну просто мы же… я…       — Да я знаю всё, говорю же! Да и у тебя в глазах всё написано, вот это вот… — но вдруг она нахмурилась. — Извини, то есть, в глазу. Ну, может, и в обоих глазах… Просто тот глаз я не видела. Ну, в смысле, я знаю, что у тебя есть и второй глаз…       Какаши смотрел на нее в упор. И сам не понял, как так вышло и почему — но вдруг засмеялся. Было в ее непосредственной неловкости что-то настолько живое… чего так не хватало в его собственной жизни. И, наверно, в жизни Минато тоже.       Кушина смеялась с ним на пару, и парнишка стянул протектор, посмотрев на нее обоими глазами.       — О! — воскликнула девушка. — Да, значит, всё-таки «по глазами», по обоим, говорю ж! — и уже со спокойной улыбкой погладила его по плечу. — Так что, не переживай, Какаши. Ты всегда будешь гостем в нашем доме.       Ее рука была похожа на руку Рин.       — Спасибо, — емко отозвался мальчик, и в самом деле ощущая облегчение.       «Это разные вещи». Точно. Разные. Совершенно. Как Минато и говорил…       А девушка всё же посерьезнела.       — Я знаю, что для тебя значит Минато. Ну, он много о тебе говорил, и я не сержусь и ничего такого.       — Просто… он должен был пройти через этап нормально. А из-за меня… получается что-то странное…       — Да и ничего. А что, по-твоему, не «странно», ну? Всё равно он через эту фазу пройдет. И ты через нее пройдешь. Нам всем приходится проходить через разное… но все не могут проходить это одинаково, понимаешь? Ты ведь не Минато и не кто-то другой.       — Ну да, — несмотря на бурные формулировки, звучало это вразумительно.       — Мне тоже бывало тяжело… Да и Минато. Но всем — по-разному. Ты не переживай, говорю же. Потом и ты подружку заведешь, и сразу всё станет понятнее! — она заулыбалась и, прикрыв глаза, опустила руку на его голову. — И потом тоже будешь передавать «обычай» мальчику, своему ученику, а она тоже всё поймет, вот увидишь! Какой ты пушистый…       Какаши смущенно хохотнул, чувствуя странные поглаживания в волосах. Непривычно мягкие, хотя и Минато всегда прикасался к нему нежно. Женские руки действительно другие. Но… может, это не так уж и плохо?.. Она так легко рассуждает. Вдруг она права? И Минато тоже? И все проходят через нечто подобное, как он сам сейчас. И его влюбленность… это просто ошибка?.. Просто… «другое»…       Может, его Бог и тут не врал… И всё сложится так же, как и у всех. Он влюбится в девушку, тоже заведет семью… и ученика… Наверно, в обратном порядке — по «обычаю». И боль кончится…       — Да… — от убежденности собеседницы ему захотелось согласиться. — Только я не знаю, как… «завести подружку»… В смысле, как понять, с кем это можно…       Он не ожидал от себя такой откровенности, но почему-то Кушина располагала к себе. Наверно, потому, что она не лицемерила и говорила от души — а таких людей он знал очень мало.       Девушка задумалась:       — Типа… как понять, что встретил «ту самую», да?       — Ага. Типа.       — Ну, ты просто почувствуешь, что хочешь быть только с ней. Что это твой человек, с которым тебе больше ничего и никого не надо… Как-то так!       Но его кольнула болью мысль, что абсолютно то же самое он уже испытывает. К ее будущему мужу…       — Ну, и девчонка будет отвечать тебе тем же. То есть, и ты будешь для нее тем же самым, вот.       А вот этого не было. И Какаши об этом знал. Что для Минато он никогда не был «тем же самым». Кем, возможно, стала для него Кушина…       Наверно, в этом и был ответ. Сенсей никогда не нуждался в нём так, как нуждался Какаши. Никогда не был так же открыт и откровенен…       Они никогда не были на равных. Да и как мог Какаши быть равным Богу?..       В дверях кухни показался Минато — уже в привычной униформе.       — Идем?       — Да… — парнишка всё же повернулся к Кушине. — Спасибо за ужин, Кушина-сан. И за всё остальное…       — Ой, на здоровье! Заходи еще, поболтаем, приятно наконец познакомиться с тобой лично!       Кивнув, надеясь, что был достаточно вежлив, Какаши пошел вперед, к прихожей, на ходу натягивая протектор обратно на лоб. И услышал едва различимый звук — характерный чмок. Прощальный поцелуй.       И только тогда к нему по-настоящему подобралось осознание. Не бессмысленные «умные» разговоры. Жизнеутверждающие разговоры о будущем… о каком-то далеком будущем, которое будто бы случится и не с ним, а может и вовсе не случится…       А реальность. Его реальность. В которой он снова остается один. Теряя дом. Теряя смысл. Теряя Бога…       Быстро надев обувь и подтянув маску, Какаши выскользнул за дверь, ничего не сказав. Не нужно его провожать, зачем это?..       Он спустился по лестнице, пошел по освещенной фонарями вечерней улице. Ноги едва отрывались от земли — тело стало таким тяжелым, неповоротливым. Из-за тяжести в душе, которая сдавила его сердце…       Но — быстрые шаги позади. И Минато уже шел рядом с ним. Какаши обдало огнем от его близости, и он глянул на сенсея, который тоже смотрел на него сверху вниз.       — Ну, как ты?       Парнишка качнул головой. Сдерживался как мог. Потому что еще хоть слово…       Шли молча. Но, когда свернули на безлюдную улочку, Минато остановился. Притянул Какаши за руку, прижал к себе.       — Ты просто умница, — тепло прошептал он парнишке на ухо.       Прижимаясь к его груди, чувствуя тепло его рук… Какаши не хотел… но сам не понял, как заплакал.       Мужчина обнимал его, гладил по голове. Он — и причина боли, и спасение от нее же.       — Я просто… просто думал… — бормотал мальчик, всхлипывая, — …что мы с вами будем вместе… Я не знал… что будет так…       — Но мы с тобой вместе. По-другому, но вместе, — звучал спокойный голос Минато. Размеренный, будто знающий всё на свете. — А время всё расставит по своим местам, просто доверься ему.       — Но я… — он сморгнул слезы. — Я по-настоящему вас люблю. Не так, как вы говорите. Я не знаю, как буду… дальше…       Минато молчал. А Какаши израсходовал слишком много моральных сил за этот ужин, и на истерику их попросту не хватало. И к счастью.       Маска и бандана стали отвратительно мокрыми. И, сумев кое-как успокоиться, Какаши отпрянул.       — Не нужно меня провожать, сам дойду, — бросил он, не оборачиваясь. Не понимая, злится ли на Минато, или же просто стыдится своей несдержанности. Своей жалкости…       — И всё же я провожу, — сенсей уже нагнал его. — Я же сказал, что ничего не изменилось… И спасибо за этот ужин. Я знал, что ты меня не подведешь… ну…       Мужчина неловко замолк. Конечно, благодарит, что Какаши не закатил истерику прямо за столом… Уж лучше бы они вовсе из-за того несчастного стола не поднимались. Пока они сидели там, реальность словно оставалась за дверью. Были только чувства в моменте. Вкусная еда, веселые разговоры, теплые голоса и взгляды… Тогда Какаши будто был с ними. Или, точнее, будто бы он был с Минато, а Кушина просто к ним присоединилась. Такой вариант мог его устроить.       Но — не так… Не когда ему приходится уходить из дома любимого человека одному…       Минато опустил руку ему на плечо. Его прикосновения всё еще ввергали в трепет. К ним невозможно было привыкнуть…       — Она хорошая, — кое-как проговорил Какаши. Слезы стояли в глазах, но плакать больше не хотелось. — Она лучше меня. Больше вам подходит…       — Кушина — женщина, а женщины другие. Это несравнимые вещи. И ты никого не «хуже».       — Но всё же… — речь стала совсем тихой, но усталость словно не давала ему выставить некий заслон, чтобы оставить болезненные мысли глубоко в себе. — Значит, недостаточно хорош… раз вы выбираете ее…       — Какаши, — знакомые нотки строгости. Причины понятны: Какаши не хочет слушать, не хочет понимать. Но терпения сенсея достаточно, чтобы снова объяснить. — Я «выбрал» ее, потому что она женщина. Ты понимаешь? «Женой» может быть только женщина. Родить детей может только женщина. Создать семью…       — Двое мужчин не могут создать семью? Даже если любят друг друга? — Какаши повернул к нему голову. Видел на лице мужчины напряженность. — Или вы скажете, что «это третий этап «Обычая самураев», поэтому нужно жениться»? Но дело же не в «обычае», да?       — Не в «обычае». Просто так оно устроено…       — Вы бы нарушили «обычай»? Если бы хотели? — он пытливо всматривался в глаза Минато. — Да? Но вы не хотите. Об этом я и говорю.       — Ты поймешь, о чём я. Потом, когда придет время.       — А вы никогда меня не поймете.       — Да нет, я понимаю… Правда. Понимаю…       И что-то в его тоне подсказало Какаши, что так и есть. Правда, легче ему от этого не стало.       Темнота улицы неприятно давила. Хотя темноты он никогда не боялся. Но сейчас она будто бы… была холодной. Одинокой. Такой же, как и у него в доме. Где он вот-вот окажется один…       — Я зайду к тебе, — ровно сказал Минато.       — Не надо. Вы скоро женитесь.       — Знаю. Но я хочу побыть с тобой.       Рука привлекала к себе, и плечом парнишка прижался к теплому боку. От заветных слов и без того изможденное тело заливала слабость. Забыться, просто забыться в любимых объятиях…       Но перед глазами стояла картина: Минато и Кушина, держащая его под руку. Так искренне и доброжелательно улыбающаяся…       — Это неправильно. А потом вы к ней придете… и будете ее целовать…       — Какаши, наша связь с тобой не преступна и так же законна, — мужчина остановил его, как раз перед поворотом к дому. — Ты — мой «самурайский» ученик. И только я решаю, когда ты перестанешь им быть. А я уже сказал: я тебя никогда не оставлю, пока ты будешь нуждаться во мне. Ясно? — он взял Какаши за лицо, протер большими пальцами его глаза, нырнув правым под повязку. — Маленький мой, я тебя не сломаю. Просто переживи этот день, ладно? Потом всё станет легче. Я тебе обещаю.       В его взгляде в тусклом уличном освещении были чувства. Неподдельные. Грусть из-за того, что он видит боль Какаши. И что-то очень теплое, заботливое. То, в чём мальчик всегда тонул. И утонул сейчас. Безоговорочно поверив — снова, — что Минато вовсе не бросает его.       Просто так было нужно.       — Точно всё в порядке? — очень осторожно спросил Какаши, чуть дрожа.       — Точно. Тебе не стоит об этом переживать, — Минато с улыбкой склонился. Привычно поцеловал мальчика в переносицу. И Какаши ощутил на своих губах вымученную улыбку.       Какаши не смог отказать ему.       Не смог отказать и потом. Поэтому снова лежал на груди любимого мужчины в наступившей темноте. Жмурился от приятного поглаживания по обнаженной спине. Смакуя сладость в теле, после долгих прелюдий, которые обожал. И после нежного секса — на этот раз даже слишком нежного, бережного, почти как в первый раз.       Боль отпустила. Где-то на дне души всё еще болталось неприятное ощущение, как крупицы мяса, плавающие в остатках бульона в пиале…       — А если я никогда не перестану вас любить?.. — вопрос вышел ровным, как он и хотел.       — Значит, до этих пор я буду с тобой, — и серьезный тон не врал.       — А если вы уже не захотите?.. Я же состарюсь…       — Я ведь первым состарюсь, — засмеялся мужчина. Но Какаши почему-то об этом и не думал. Для него Минато был вне понятия времени. Разве время может быть властно над Богом?..       — Не волнуйся, ты разлюбишь меня раньше, — шутливо добавил Минато. И мальчик на этот раз не стал спорить. Потому что и сам знал, что никогда его не разлюбит.              Кажется, Бог действительно не врал. Всё будто бы осталось на своих местах. Они продолжали видеться, тоже не так часто, как и в последние месяцы, когда, оказывается, Минато съехался с Кушиной. Поэтому встречались они в основном у Какаши.       Взгляд сенсея не менялся, и это дарило парнишке надежду. И покой. Он всё еще любим. «По-другому», но любим, желанен, нужен.       В дом Минато же Какаши тоже приходил, но на совместные посиделки. Раздирающее душу чувство внутри сменилось менее острым, стабильно давящим, но с ним можно было жить. Да и Кушина не провоцировала его, иногда импульсивно, кажется, по привычке прикасалась к будущему супругу, но каждый раз отстранялась. Не хотела причинять влюбленному мальчишке лишнюю боль. Какаши был искренне благодарен ей за это. По этой же причине просто не сумел ее возненавидеть, да и не пытался. Он старался думать о ней как о подруге Минато. И это получалось.       В очередной раз на ужин была приглашена и Рин. Кушина всё время шутила, совершенно непритворно подмечая, как хорошо Какаши и Рин смотрятся вместе. Мальчик пропускал это мимо ушей, стараясь не придавать значения. Рин же смущенно хихикала и не отводила от него глаз. Он чувствовал ее взгляд, от которого испытывал неловкость. Подруга уже видела его без маски несколько раз, но, кажется, этого ей всё равно было недостаточно…       Ему очень не хватало Обито. Который точно сумел бы в этой ситуации перетянуть внимание на себя. Который шумел бы на пару с Кушиной…       В конце ужина Минато мягко намекнул Какаши проводить девушку до дома. Интересно, Джирайя так же подталкивал своего ученика к Кушине?.. Вряд ли. Тяга Минато к своей красноволосой возлюбленной была абсолютно естественной. А Какаши видел, как неприкрыто их с сокомандницей пытаются свести…       Ученики одевались, а взрослые стояли в коридоре и ждали. Минато приобнимал Кушину за талию. И выглядело это… естественно. Как никогда не выглядели их отношения с Какаши — мальчик это понимал.              Они шли. Рин держала его за руку. А Какаши смотрел себе под ноги.       Женщины — это другое. И по природе, и по «Обычаю самураев». Наверно, можно быть с женщиной. Завести семью. Наверно, это неплохо. Чтоб дома было тепло. Весело, уютно… Нормально.       Вот только Какаши всегда был к ним равнодушен. Возможно, потому что не видел собственной матери, которая умерла при родах… А может и нет.       Уважение, стремление защитить, иногда дружба — вот и всё, что он к ним чувствовал. То же, что и ко всем достойным людям. И к беззащитным детям. Но больше… ничего. Ничего особенного.       Поэтому он не мог понять Минато. Скорее, осознавал где-то в голове, что сенсею это нравится. Но не разделял его вкусы.       Он был не против, когда, дойдя до дома, Рин обняла его на прощание.       Может, так и должно быть? И это не должно вызывать эмоций. Ярких, тревожащих… тех, которые он испытывал с Минато. Может, поэтому и «женщины — это другое»?.. Он решил, что спросит об этом у сенсея.       Ночь была тяжелой. Много мыслей. И без облегчения.              А потом личные дела отошли на самый дальний план. Потому что затишье закончилось. И снова на них обрушилась война.       С какой-то стороны, это помогало отвлечься, погрузившись в работу. Вспомнив о своей сущности, о своем истинном предназначении.       В первую очередь он был шиноби. А уже во вторую — безответно влюбленным человеком…       Но кровожадная судьба не переставала напоминать, что на всё имеет свои собственные планы…              — Почему ты позвал меня?..       Он поднял голову, так и сидя в траве. Подниматься не хотелось.       — Прости. Мне больше не к кому пойти, — он смотрел в лицо девушки, которая, замешкавшись, присела перед ним. — Прости… Я будто пользуюсь тобой…       — Нет, всё в порядке, правда, — в ее глазах — забота, такая настоящая. — Но… почему ты не пойдешь к сенсею?       — В этом и проблема. Оно не проходит. Он говорил, что пройдет… Но ничего не проходит. Только причиняет боль… Я не могу с этим… — от бессилия начинали щипать глаза. — Я не знаю, что делать. Такие ужасные мысли… Я хочу, чтобы они расстались, понимаешь?..       — Но ведь сенсей любит ее. А если ты любишь его, то должен уважать его выбор и желать ему счастья.       — Я знаю! Я и пытаюсь! Но эти мысли…       — Какаши… — она заглянула ему в лицо, на ее глазах тоже выступили слезы сострадания. — Я знаю, что ты чувствуешь, очень хорошо знаю. И я… я бы хотела быть рядом с тобой. Может, так тебе было бы легче. Даже если ты любишь сенсея, даже если потом у тебя будет ученик… Это ничего. Ты же, знаешь, Какаши, что я…       Она хватает его руку обеими руками.       — … я тебя…       Его рука… в ее руках…       Его рука… в ее груди… пробивает насквозь.       Вспышки молнии. И брызги крови.       — Какаши, — шепчет она, и ее глаза стекленеют.              — Нет! Нет! НЕТ!       Он подскочил от своего крика. Ничего не видя во тьме. В той тьме, из которой никак не мог выбраться…       — Какаши! — женский голос. Женский силуэт. Женская рука…       — Нет, нет, прости меня, прости!.. Пожалуйста…       Какаши вжался в спинку дивана. Заморгал…       И в желтом свете настольной лампы разглядел Кушину в ночной рубашке.       Девушка сидела на диване рядом с ним, с тревогой всматриваясь в его лицо. Какаши била дрожь, он потерянно оглянулся, ища спасение.       — Минато спит, — тихо пояснила Кушина. И в ее мягких словах просто слышалось: «Пусть спит». Значит, сюда пришла она… чтобы не будить мужа.       — Простите… — прошептал Какаши, стирая слезы с щек, надеясь провалиться сквозь землю. — Мне лучше уйти домой… Теперь и вы не спите из-за меня…       — Нет-нет, ты останешься здесь, — она придвинулась ближе и погладила его по спутанным волосам.       У него дрогнули губы. Но оттолкнуть ее он не мог. Но хотел. Хотел. Потому что чувствовал, что вот-вот станет слишком поздно.       — Я… — он всхлипнул, — …не хотел мешать вашей жизни…       — Ты и есть часть нашей жизни. И здесь ты не только из-за Минато, — она умела говорить очень ровно, совсем не сбивчиво. — Я тоже не хочу, чтобы ты оставался один. До сих пор не могу забыть, как тогда…       Какаши качнул головой: он не хотел это и вспоминать…       Как в первую ночь, когда он вернулся домой, оставшись один на один со случившимся… Как он метался по квартире, пытаясь спрятаться от преследующего его призрака. Тянущего к нему кровавые руки из каждого темного угла. Как не мог укрыться от голосов в своей голове. Не мог их заткнуть, не мог перекричать. И как, не помня себя, в итоге очнулся под утро у двери дома сенсея.       Как смотрели на него Минато с Кушиной. Шокировано, но с таким состраданием… Наверно, весь испытанный ужас был отпечатан на его лице. И теперь, видимо, им было легче вовсе оставить его у себя.       — Простите… Я всё порчу… всегда… — голос дрожал. Надо было замолчать, но стыд заставлял искать оправдания. — Из-за меня все умирают… все страдают…       — Маленький, — вдруг протянула Кушина со странной нежностью. И, подвинувшись, притянула его к себе. Он застыл в ее объятиях. Прислонившись к непривычно узкому, хрупкому плечу. — Такой кроха, а столько пережил. Ты ни в чём не виноват.       — Но… я… убил ее… я не хотел… но… — речь сбивалась, срывалась. — Она… а она любила меня… если бы я… если бы… вдруг… всё могло…       Но слова кончились. А объятия были слишком мягкими. И он просто зарыдал, прижимаясь к ней. Всё еще думая о Рин. Почему-то думая, что так могло быть с ней. И… думая о матери, которой никогда не знал…       Чувства выходили так легко. Свободно, как бурная река через пробитую плотину. А чужие руки и чужие слова пытались его утешить, успокоить. Тем самым словно подбадривая. Позволяя отчаянным слезам и воплям вырываться наружу. Позволяя ему чувствовать…       Но, услышав тяжелые, неровные шаги, Какаши резко оглянулся. Почему-то испугался, увидев Минато — сонного, в одних трусах. Который молча оценил ситуацию и, подойдя, сел с ними рядом. У парнишки всё стянуло в груди: он боялся реакции, словно сделал что-то непозволительное.       Но Минато погладил его по волосам, потом стер с его лица слезы. И мальчик притих. И снова ощутил в груди трепет. Странный, совсем новый трепет.       — Где успокоительное? — спросила у мужа Кушина. — Оно кончилось? Я не нашла.       — Оно всё равно уже не помогает. Завтра попрошу в больнице что-нибудь посильнее.       — А сейчас что дать? Нельзя же так оставлять.       — Нельзя… До утра осталась пара часов. Ты иди, поспи, мы досидим. А потом я в больницу схожу…       — Ты уже весь никакой, иди спать, а я останусь. Утром проснешься и сходишь.       — Нет, что ты…       Какаши же просто никак не мог понять… Неужели он так важен?.. Он — по сути, убивший обоих своих товарищей… своей неосторожностью, глупостью. А теперь — мешающий семейной жизни дорогих ему людей…       — Простите, — едва слышно прошептал он, понурив голову.       — Какаши… — даже в усталом голосе мужчины звучала нежность. Он вдруг обнял их обоих разом — и жену, и мальчика. И Какаши зажмурился. Наконец-то поняв то, что уже давно вызывало у него смятение.       У него есть семья. Снова. Впервые после смерти отца. Есть любящие его люди. Почему его любила Кушина — он не знал, но чувствовал и ее неподдельную заботу.       И… так ему было комфортно. Оказывается, даже в их положении можно было чувствовать комфорт. Ведь они с Кушиной оба, и в буквальном смысле тоже, могли быть в руках Минато. Одновременно. По-разному. Но на равных…       — И всё же… — начал было Минато, но Кушина повысила голос, в котором мелькнула настойчивость:       — Иди спать, говорю тебе.       Тогда мужчина вздохнул. Поцеловал в висок Какаши, потом чмокнул в лоб жену и всё-таки послушался, ушел назад в спальню. Без его тепла парнишка ощутил себя уже не так уверенно. Голова гудела от бессонных ночей, да и от пробуждения посреди неспокойного сна он чувствовал себя неважно. И всё еще очень неловко.       Кушина же встала, взялась за его подушку. Перевернула, взбила ее. Затем подняла одеяло, которое он во сне скинул с дивана на пол.       — Ложись.       Он не имел права ослушаться. Не в его ситуации. Поэтому лег. А девушка вдруг укрыла его, подоткнула одеяло — и стало так уютно. Она села рядом, склонила голову, глядя на него из-за длинных волос с мягкой улыбкой.       — Я посижу с тобой, — и погладила его по голове. — Засыпай спокойно.       Какаши смотрел на нее. На ее доброе, кругловатое лицо. На ее улыбку. Чувствуя ее пальцы в своих волосах. Он раньше такого не ощущал. Это не было так, как с Минато. Это было просто по-родному нежно.       Улыбка. И ее глаза. Не такие, как у Минато. Широко распахнутые глаза, большие. При свете — синие, но темнее, чем у мужа, с примесью серого или фиолетового… Какаши медленно моргнул, на секунду подумав, будто Кушина действительно составляет со своим мужем единое целое. Она — как продолжение Минато. Поэтому он и чувствует себя так рядом с ней. Поэтому и она тоже смогла его полюбить…       Глаза слипались, но всё равно было страшно их закрывать. Там на него нападут кошмары. Треплющие его душу острыми клыками…       Бездумно, Какаши протянул к девушке руку. Застыл, вытаращившись. Видя, как по его пальцам — нет, по всему предплечью… Кровь. Кровь покрывает кожу. Стекает по руке, капает на диван…       Но Кушина взяла его за руку, погладила по запястью. Нет. Крови не было. Всё-таки не было, иначе бы девушка ее заметила… И в самом деле — рука снова оказалась чистой.       Какаши хотел сказать, как благодарен ей. Но смог только слабо улыбнуться.       На этот раз вырваться из кошмара удалось без крика. По счастью. Осторожно приподнявшись, Какаши обнаружил, что Кушина тоже дремала, сидя у него в ногах, привалившись к спинке дивана. Светало. И хорошо…       Пролежав еще пару часов без движения, он дождался, когда дом начал оживать. Из спальни вышел Минато. Тихо подошел, заглянув за спинку дивана. Одарил Какаши улыбкой, погладил по голове и направился в ванную. Затем, судя по звукам, на кухню. Негромко застучал посудой.       Потом, зашевелившись, проснулась и Кушина. Выглядела слегка удивленно. Но, кажется, вспомнила все «веселые обстоятельства» и сфокусировала взгляд на мальчике.       — А тебе хоть удалось поспать?       Какаши кивнул. Но молчал. Не мог проронить ни слова. Ему было стыдно, слишком сильно стыдно. За то, что он откровенно мешал людям, а они лишь терпели и говорили, что он ни в чём не виноват.       Так же молча он сидел и за кухонным столом. Есть не хотелось, аппетита не было. Но кое-как засунуть в себя вареное яйцо с хлебом удалось.       Минато поднялся, закинув тарелку в раковину.       — Сразу тогда сбегаю в больницу. Я быстро.       — Кто бы сомневался! — хохотнула Кушина. Мужчина же склонился к ней, коротко поцеловал. Потрепал по голове Какаши и ушел в коридор. Но Какаши и не возражал. Так было можно. Оно больше не болело. Или же болело не так сильно на фоне всего остального. Да и он знал, что это не заберет у него Минато. Любимый мужчина всё еще с ним…       Он помог Кушине прибраться на кухне. Девушка всё время что-то болтала — но далеко не от глупости, как ему могло казаться раньше. Она старалась отвлекать его, не давать погружаться в мысли. Хотя он и видел, как сама она плакала в ванной — тоже успела привязаться к погибшей подопечной Минато. Да и самому сенсею было тяжело. Он тоже винил себя. Какаши и это знал. Все они жили с чувством вины. Каждому казалось, что трагедию было можно предотвратить. Сделать хоть что-нибудь…       Но Какаши просто не мог это понять. Понимание не желало укладываться в голове, отторгалось умом.       Ему приходилось убивать. Но врагов. Плохих людей, собиравшихся нанести вред. Он их уничтожал. Истреблял. Но…       Видеть, как угасает жизнь в глазах близкого человека. И это отвратительное, вязкое ощущение на руке… сводящий с ума запах крови. От которой он не мог отмыться.       Когда только что человек был с тобой. Доверял. Любил. И в одну секунду осознаешь непоправимое. Всё. Больше так никогда не будет.       Хочется моргнуть. Хочется каким-то образом повернуть время назад. Это была лишь секунда. Такая неосторожная секунда. И…       Какаши вздрогнул от хлопка входной двери. Минато вернулся, и в самом деле совсем скоро. И вошел на кухню, где парнишка и замер.       Мужчина приблизился, и Какаши поднял на него голову.       Бог. Всё еще Бог. Сияющий даже в своей утомленности. Минато погладил его по лицу. Притянул к себе. И мальчик податливо прильнул к его груди. Закрыл глаза, чувствуя, как мир вращается, и земля уходит из-под ног, будто он вот-вот уснет.       — Мне дали сильное снотворное. Сказали, это крайняя мера, но обычно помогает, — проговорил Минато в его волосы.       — Угу.       — Выпьешь сейчас, хорошо? На тебе лица нет.       — Угу…       Теплый смех вызвал на губах Какаши вымученную улыбку. Минато поцеловал его в лоб и отошел к столу, поставил на него маленькую баночку. Парнишка облокотился на спинку стула, наблюдая, как мужчина моет руки и начинает тщательно отмерять жидкость пипеткой. К наблюдению присоединилась и подошедшая Кушина. Наконец, Минато протянул Какаши стакан с водой. Жидкость сильно пахла какой-то непонятной травой. Зажмурившись, парнишка выпил залпом. Не удивился бы, если бы тут же рухнул в обморок… На языке остался неприятный, терпкий привкус.       — Иди к нам в спальню, а то мы здесь шуметь можем. Выспись, — Минато приобнял его за плечо, направляясь к упомянутой комнате.       — Да я бы лучше к себе пошел…       — Пойдешь, когда тебе полегчает. Я тебя никуда не отпущу.       Доведя его до кровати, мужчина задвинул шторы на окне, и через ткань пробивался тусклый желтоватый свет. Освещение в комнате стало уютным. «Домашним». Какаши забрался на кровать — кровать, которую когда-то считал своей. Лег. Как уже ложился раньше — пускай теперь ее запахи стали другими… Он лег на подушку Минато — этот запах был запахом его дома. Глаза начали слипаться.       — Медики сказали, что снов быть не должно, — плавно проговорил сенсей, укрывая его одеялом. — Поэтому можешь не бояться ко…       …кошмаров?..              Голова гудела, тело тоже. Кое-как продрав глаза, Какаши обнаружил, что в комнате темно. Проспал до вечера…       Кошмаров не было. И в самом деле. Часы пролетели как несколько секунд. Он сел. Ноги — ватные… а мочевой пузырь переполнен. Плохо… Еле-еле поднялся, заставляя себя удерживать вертикальное положение, вышел.       Тихо работал телевизор. Из-за спинки дивана он видел две макушки — пшенично-желтую и огненно-красную. И обе обернулись на его шаги.       — Какаши! — Кушина среагировала первой, заулыбалась. Так что парнишка даже не понял ее веселья, озадаченно замерев. А девушка уже оббежала диван и вдруг обняла его, крепко стиснув… отчего, кажется, и без того сильное давление на некоторые органы увеличилось, и Какаши охнул.       Минато тоже подошел и накрыл их обоих руками.       — Так ты в порядке? — уже заглядывала ему в лицо Кушина. — Ничего не болит?.. Понимаешь, где находишься?..       — А… что…       — Ты проспал почти два дня, — наконец, объяснил Минато. Сам мужчина выглядел достаточно хорошо и свежо, как и его жена. Видимо, сумели выспаться в тишине… такой была первая мысль Какаши.       Вторая же мысль заставила его захотеть уснуть обратно. Он осознал, какие неудобства, должно быть, доставил паре… Как же они спали?.. Думать об этом не хотелось, спрашивать — тоже.       Третья мысль — что пора бы уже сходить в туалет… Но терпеть телом он умел куда лучше, чем терпеть душой. Это он уже понял… Тело у него было телом шиноби. Нутро — сначала тоже. Вернее… после смерти отца. Оно было таким же стальным. Но… до «Обычая самураев». Теперь же оно непозволительно размякло. Или покрылось ржавчиной…       — Мне… нужно отойти… — прошептал он, чудом не сказав «отлить» вместо «отойти» — при девушке это вышло бы совсем некрасиво.       — Ой, конечно-конечно, прости! — Кушина тут же отпрянула, неловко улыбаясь. — Мы просто так переживали! Врач сказал, что всё нормально, но я думала, вдруг у тебя кома или что-то типа того, понимаешь?..       — Понимаю. Спасибо за заботу, Кушина-сан.       Он и в самом деле был благодарен. Правда, чувствовал себя как переваренная лапша в рамене… Но, сходив наконец в туалет, приняв душ, уже ощутил себя по крайней мере наполовину человеком.       Казалось, впервые за последние недели. Пока война утихала, и он был вовлечен в разгар действий, спал по паре часов в день — быстро, крепко, глубоко — кошмары не могли догнать его. Как и всегда — настоящий ужас настигал его тогда, когда он был расслаблен. Теперь, когда поговаривали, что новых вспышек агрессии больше не будет, и на этот раз перемирие обернется настоящим миром. И война наконец завершится навсегда…       Но на войне хотя бы можно подписать мирное соглашение. А вот с подсознанием не договориться никак…       Только мощным снотворным. Которое выкинуло его из жизни на два дня… дав людям, которые о нем заботятся, немного отдохнуть.              Уже наступил поздний вечер. Поэтому, поужинав в компании супругов Намикадзе (глупо, но раньше он примерял эту фамилию и на себя), дождавшись, когда они отправятся спать, он сделал то, чего они просили не делать: тихонько выскользнул на улицу.       Он возвращался домой. Звезды проглядывали из-за редких темных облаков. Они освещали путь. Но не грели. Были холодными… Так же холодно и темно было в его квартире.       Темный холод дыхнул ему в лицо. Какаши закрыл за собой дверь, на ощупь снял обувь. Не включал свет. Темнота уже была его жизнью. Но теперь, когда его мозг не спал, он видел, что в углах никого не было. Даже смотрел шаринганом. Никого. Он один.       Один.       Завтра он вернется к Минато. Наверно. Нет, он вернется тогда, когда ему захочется. Если этого желания будет достаточно, чтобы пересилить стыд.       Он любил Минато. Очень любил. И любил Кушину. Потому что она никогда не была его соперницей. Это Минато выбрал проводить больше времени с ней. Жить с ней.       Но девушка приняла и его, хотя не должна была. «Самурайского» ученика мужа. Потому что любила Минато.       Как и говорила Рин. Рин бы тоже приняла его. Хотя знала, что у него был свой Бог. Знала, что их связь не разорвется. Знала, что потом, возможно, у Какаши появится свой ученик. Знала, что никогда не будет для него единственной… Таковы ли были женщины, уважающие «обычай»?.. Или таковы все любящие женщины?       Нет. Все любящие люди. Ведь он и сам позволял Минато быть с той, кого выбрало его сердце. Лишь бы иметь к нему доступ. Лишь бы не лишаться Бога…       На пороге темной комнаты он замер. Рамка на подоконнике отбрасывала тень. Еще более темную тень в темноте.       Рин. Обито.       Он убил их обоих.       Какаши развернулся. Вернулся на кухню. Выдвинул стул, сел. Кажется, новое лекарство блокировало и мысли. Эмоции. Если так, то он будет принимать его всегда.       Он не хотел больше чувствовать. Ничего. Ни боли, ни любви…              Так он и сидел. Слабо гоняя мысли. По кругу. Как на карусели на детской площадке. Кажется, мыслям тоже это нравилось. Просто кататься по кругу…       Облокотившись на стол, прикрыв глаза… Потом — опустившись на стол головой…       В окно заглянули солнечные лучи. Но Какаши просто моргал. Понял, что видит полосы ресниц только одним глазом. Медленно стянул с головы бандану, потом и маску. Зачем вообще надевал? По привычке?..       Странно было. Так тихо. Он долго жил у Минато. Привык к их голосам по утрам. Но теперь тишина навевала покой. Сонная тишина. Первые звуки за окном. Болтовня детишек. Шум, кажется, каких-то ящиков, которые выносили, ставили… Что-то постоянно постукивало за окном. Гремело. Глухо, звонко… Там была целая жизнь. Целая жизнь вокруг…       Стук в дверь. Но Какаши не отвечал. Не слышал, как его звали. Не различал голосов.       Всё равно. Сонливо. И всё равно. Сидеть бы так всегда. Когда в голове так чисто. И в душе так пусто. Нет боли. Нет ничего…       Снова стук. Настойчивее, нетерпеливее.       Обито?..       Нет, Обито умер. Он уже давно не мог стучать. Да и стучал редко. Так редко заходил…       Заходил в последние недели. Просил потренироваться с ним. И Какаши делал вид, что соглашается неохотно. Хотя, кажется, на самом деле был рад, что для кого-то значим. Что кто-то смотрит с восхищением. Ценит его общество. И даже говорит с ним будто откровенно.       Друг…       Нет. Обито никогда не стучал ему. Не сюда. Сюда он переехал после смерти Обито…       А Рин?.. Рин… Она не стучала так. Стучала тихо. Да и заходила еще реже. Стеснялась. Обычно он сам договаривался с ней о встрече. Как мужчина. Чтобы не заставлять ее «унижаться». Потому что и так чувствовал, что она отдает и готова отдавать куда больше, чем он может дать ей в ответ…       Да и Рин тоже умерла. Бросилась ему под руку. Дура… Хотя, сделала всё правильно. Да… конечно, правильно. Она хотела спасти всех от себя.       А если и Какаши хочет спасти всех от себя? Если он — причина боли для многих? Может, и ему стоит избавить мир от себя? И себя — от этого мира. Как сделал отец…       Отец… который выбрал для себя избавление. И выбрал оставить своего ребенка совсем одного. Одного. В этом страшном мире. В котором он больше не мог быть ребенком.       Не мог. Не должен был. А, кажется, снова стал… Снова стал ребенком, который хочет, чтобы о нем заботились. Минато говорит, он этого заслужил. Минато…       Нет. Кто тогда стучал?..       Гай. Точно. Гай жив. И хорошо. Гай странный. Нелепый. Но сильный… С ним всё будет нормально. Он слишком простой, чтобы с ним случилось что-то… такое.       Хотя, его может придавить камнем. Или в него могут силой засунуть Хвостатого… и он покончит с собой. Как отец…       Стук надоел. Солнце светило уже во всю. В животе что-то свело. Кажется, он проголодался. Но нытье тела было ему безразлично. Как и всё остальное…       Только так. Сидеть. И дремать на столе. Наконец-то получив это благословение. Наконец-то ничего не чувствуя…              Его разбудили шаги. И — на плечи опустились руки. Любимые ладони. Он не мог их не узнать.       Какаши не испугался. Кажется, ожидал… Или слышал. Или чувствовал…       — Как ты, маленький?.. — Минато склонился — его голос приблизился. И мальчик медленно поднял голову. Сел ровно. Почувствовал дыхание в волосах. И поцелуй в макушку.       — Не знаю. Мне так пусто….       — Побочный эффект, видимо… Мы за тебя волновались: ты вдруг ушел, и дверь не открывал…       — Знаю. Не нужно было. Я просто сидел тут…       — С ночи?       — Ага.       Вздох. И пальцы мягко сжали его плечи. Пробуждая занывшие мышцы. Пробуждая его самого. И Какаши замлел, прикрыв глаза, впитывая нежный массаж. На этот раз радуясь, что всё еще умеет чувствовать.       — А как вы… а…       — Да. Ты всё еще хранишь мой кунай.       Конечно. Минато переместился к кунаю, прямо в его спальню… потому что Какаши не открывал ему входную дверь.       Слабо улыбнувшись, мальчик склонил голову в сторону, прислонившись к руке сенсея.       — Я же говорил, что всегда буду носить его с собой.       — И правильно. Я хочу всегда знать, что с тобой всё в порядке. Мой мальчик…       Мягкий поцелуй в шею. Какаши вяло мурлыкнул, и Минато засмеялся. Поцеловал его в щеку.       — Пойдем?       — Мм? Куда?       — Погуляем. Только ты и я. Как раньше. Купим чего-нибудь вкусного. Сядем ото всех подальше, поедим. Поболтаем… Я хочу тебе кое-что рассказать. И хочу побыть с тобой.       Других приглашений и не нужно было. В душе снова цвело что-то. Сладкое, нежное и тревожное. И Какаши поднялся на чуть дрожащие ноги, принимая протянутую руку Бога.               Всё как раньше. Солнечный день. Всё тот же рынок. Он держит Минато за руку, прижимаясь к нему еще сильнее, чем обычно. Всё те же лавки. Только, кажется, людей стало меньше…       На этот раз они расположились не на любимой скамейке, а ушли в лес. Устроились там, у реки. Вдали от людей. Какаши снял маску, собираясь вгрызться в онигири, но тут же получил сладкий поцелуй в губы. Застыл от неожиданности. Успел отвыкнуть?.. Но развернулся к мужчине… к своему мужчине. Обвил его шею, целуя в ответ. И тогда уже со спокойной душой приступил к трапезе, сидя между его ног.       Минато массировал его плечи, и Какаши поражался, что всё еще способен вмещать в себя так много хороших чувств.       — Теперь времена будут другие, — сказал между делом Минато, и Какаши вопросительно оглянулся. — Настанет мир. У нас будет время нормально подготовить молодежь, юных шиноби… Следующим поколениям уже не нужно будет рисковать собой чуть ли не сразу после Академии. Твоим ученикам, например…       — Да. Им повезет больше…       — А еще, — Минато понизил голос. — Третий сказал, что собирается выдвигать мою кандидатуру на пост следующего Хокаге.       — Серьезно?.. — Какаши быстро проглотил, шокированно глядя на мужчину. Тот лучезарно заулыбался.       — Ага. Он отправляется на собрание с дайме, где откажется от полномочий Хокаге, ну и… — он сиял как мальчишка, так что и Какаши заулыбался, будто наконец пробудившись окончательно.       — Только… — вместе с возвращением трезвости рассудка, к нему пришла и способность адекватно смотреть на вещи. — Мне кажется, или это засекреченная информация?..       — Ну да, так и есть.       — И вы говорите мне…       — Разумеется.       Ясный взгляд Минато вносил такую же ясность и в мысли. Это говорило о бесконечном доверии. Сенсей знал, что преданность Какаши не поддается сомнению. Да и наверняка знал, что ученику попросту не с кем такой информацией делиться.       — Ну, это… здорово. Это же такая честь… Мне сейчас даже не представить. Но вы этого заслужили…       — Я к этому шел, — без лишней скромности сообщил Минато.       — Уверенными и быстрыми шагами, да-да, — усмехнулся Какаши. — Или техникой перемещения. Вы ведь будете самым молодым Хокаге… Нет, знаете, мне всё еще не представить…       — Мне тоже, — Минато обвил его руками, притянув к себе, опустился подбородком на его плечо. — И немного страшновато, но… я знаю, что справлюсь. И ведь ты мне будешь помогать?       — Конечно, — выдохнул Какаши, блаженно жмурясь в его руках. — Но только… если от меня будет какой-то толк… Я же сейчас…       — Ты отоспишься, отдохнешь. И восстановишься. Я буду рядом, буду поддерживать тебя. Но ты очень сильный, Какаши. А у сильных людей бывают такие моменты слабости. Это ничего. Ты очень многое вынес… но, знаешь, я так горжусь тобой.       Гордиться было нечем. Какаши вообще не нравился разговор о себе в таком контексте. Поэтому он повернул голову и мягко чмокнул Минато в щеку.       — А я горжусь вами. Мой сенсей станет Хокаге… и ваше лицо тоже высекут на горе. И… — он снова улыбался, начиная представлять себе это в красках. Его Бог станет еще величественнее, еще божественнее. — У вас будет так много дел…       — Да… Поэтому я хочу, чтобы ты был со мной. Мне будет нужен человек, которому я безоговорочно доверяю. И в силах которого не сомневаюсь.       — Конечно. Я всегда для вас… к вашим услугам, и в такой роли… и в любой другой, — признание выдалось как-то кривовато, но Минато засмеялся, прижимая его к себе крепче, зарываясь носом в его щеку.       — Я знаю, Какаши. Спасибо. Мы будем смотреть только вперед, да? — нежный, теплый поцелуй в щеку. И парнишка закрыл глаза, улыбаясь, ощущая, что теперь жизнь буквально переполняет его, льется через край. Жизнь. Упрямое желание жить, несмотря ни на что. — Будем строить новое будущее. Да, Какаши? Пообещаешь мне, что будешь смотреть вперед?       — Конечно. Обещаю.