***
Он пытается проделать этот трюк ещё несколько раз, в своём автодоме и отеле, даже, отчаявшись (и измаявшись от скуки) однажды пробует сделать это дома, но ничего не происходит. Сколько Макс не концентрируется, сколько не пытается вызвать знакомые ощущения, ничего даже близко похожего не происходит. Он пытается понять, что не так, почему теперь он не может почувствовать Льюиса, и думает, что, может быть, дело в машине? Может быть, по какой-то причине, он не мог почувствовать Льюиса, вне автомобиля? Но даже когда он спускается в свой гараж, чувствуя себя донельзя глупо, и запирается в одной из своих машин, ничего не происходит. Он всё ещё не может почувствовать Льюиса. Макс знает, что это глупо и, вероятно, ему бы стоило обратиться с такими замашками к психиатру (если бы он не знал, что его после этого сразу упрячут в психушку), но он не привык отступаться, особенно когда он чего-то страстно желал. Макс знает, что любой нормальный человек уже бы плюнул на это всё и постарался забыть, как страшный сон. Макс никогда не говорил, что считает себя нормальным. Он пробует снова и снова, в гараже, сидя в болиде между тренировками, даже пытается успеть почувствовать Льюиса за те несколько секунд, пока на его машине меняют шины в квалификации, но всё, что он ощущает — пустота. Макс злится от бессилия, всё ещё не собираясь сдаваться, когда он вдруг ловит это чувство, на доли секунд, но он ощущает это прикосновение, в Баку, сконцентрировавшись изо всех сил, чтобы пройти раздражающе мешающийся Alpine, он ощущает лёгкое прикосновение тёплых ладоней к своим плечам, настраивающее и ободряющее его. И тогда он задумывается, может быть, адреналин — ключ к разгадке его тайны? Хорошо, Макс абсолютно, совершенно точно, безоговорочно сумасшедший, и ему, и правда, стоило проверить свою голову у психиатра и позволить ему выписать себе парочку таблеток, чтобы его голову больше не посещали такие идеи. Он абсолютно уверен в этом и решает напомнить себе позже, пока инструктор даёт ему последние наставления и подводит к открытой двери самолёта. Да, напомнить позже, на земле, например? Ехидно думает Макс, выдыхает, чтобы заставить себя решиться, и шагает в пропасть. Ради чего он делает всё это, правда? Макс должен был подумать об этом раньше, до того, как решился, блять, прыгнуть с парашютом только для того, чтобы на секунду почувствовать то, что он вполне мог просто вообразить в первые разы. Но он прыгает с инструктором — никто не пустит новичка прыгать в одиночку, и Макс за это благодарен, как никогда, — и по крайней может не переживать, что сделает какую-нибудь глупость, например, забудет раскрыть парашют. Его инструктор позволяет им немного насладиться свободным полётом, прежде чем дёрнуть кольцо парашюта, и Макс закрывает глаза, быстро заставляя себя сосредоточиться на холодном ветре, бьющем ему в лицо, и ощущении полёта, прежде чем, наконец, находит то, что искал: тонкое прикосновение чужих сухих пальцев к его раскрытой ладони, как будто кто-то хочет сцепить их руки, но не делает этого. Ощущение приходит и уходит за несколько секунд, но на этот раз Макс не чувствует злости и раздражения. Он знает, что разгадал секрет.***
После этого открытия, в некотором роде, становится проще. Всегда легче найти, когда знаешь, где искать. Но вместе с тем знание, что он может ощутить Льюиса, не приближаясь к смерти, только в момент выброса адреналина заставляет его искать всё новые и новые способы испытывать себя на прочность. Журналисты в паддоке постоянно спрашивают его о его регулярно меняющихся экстремальных увлечениях, от хайдайвинга и прыжков с тарзанкой до сёрфинга и мотокросса, но он только отмахивается от них, упрямо отвечая исключительно на те немногие вопросы, которые всё ещё касались гонок, а не его личной жизни. Но скоро это становится просто невыносимо, СМИ никак не хотят оставить его в покое, и Кристиан, не выдержав, говорит ему наконец разобраться с этим. Макс ненавидит выносить свою частную жизнь на обсуждение, но ситуация, действительно, становится бесконтрольной, когда люди начинают обвинять его в безрассудстве и глупости, предполагая, что его увлечения каким-то образом влияют на его работоспособность. Он на очередном послегоночном интервью рядом с Дэном, и, Макс считает, нет более удачного времени, чтобы ответить на несколько неизбежных вопросов. Репортёр, ожидаемо, спрашивает его обо всех его новых хобби, а Дэниел, поигрывая бровями, добавляет, что теперь ждёт Макса в Австралии во время зимнего перерыва, и у него больше нет оправданий, чтобы не ехать с ним. Макс пихает Дэна в плечо, но не отнекивается, и сухо отвечает репортёру, что он просто ищет хобби себе по душе, и то, что все они попадают в категорию «опасных», не означает, что он безрассуден или наплевательски относится к жизни. Он слышал, что в свободное время Пьер ходит на футбол, а Шарль отдыхает на яхте, и если у СМИ нет вопросов к ним, Макс не понимает, почему такие вопросы вдруг задаются ему. Интервьюер кажется смущённым на несколько секунд его резкостью, Дэн рядом беззастенчиво хохочет над этим маленьким шоу, похлопывает Макса по плечу и, легко спрыгнув со стула, уходит из их импровизированной открытой студии, напоследок махнув в камеру рукой. Макс едва даёт бедному репортёру шанс попрощаться, когда следует примеру Дэниела. Он не собирается оправдываться, не сейчас и никогда. Это его жизнь, и только ему решать, что с ней делать до тех пор, пока он не опасен для других, а он не опасен. Максу, откровенно говоря, наплевать, что происходит вокруг, он сосредоточен на том, чтобы его очередное «безрассудное» увлечение не закончилось травмами, не совместимыми с его карьерой. Максу всё равно, что он становится адреналиновым наркоманом, и единственное, что его действительно беспокоит — это то, что с каждым разом происходящее становится всё привычнее и он получает всё меньше и меньше и времени, чтобы почувствовать Льюиса по-настоящему. Они напиваются с Дэном через несколько недель в среду, напиваются, как оба давно не делали, как глупые дети, не то отмечая что-то, не то, наоборот, пытаясь забыть. Макс не помнит (возможно, это и к лучшему). Он бредёт к своему номеру по коридору отеля, шатаясь, как тонкое дерево на ветру, то и дело врезаясь в стены и глупо смеясь от этого. Макс вваливается в свою комнату, захлопнув за собой дверь, и сбрасывает на ходу одежду, бредя в ванную, чтобы умыться перед сном и набрать себе стакан воды. Он брызгает себе в лицо холодной водой, пытаясь немного протрезветь, когда ему на глаза попадается бритва, стоящая у раковины. Это безопасное лезвие, Макс знает, что таким очень сложно порезаться (он выбирал такую специально, чтобы не щеголять на весь мир порезами на лице), но в его пьяном мозгу вдруг вспыхивает идея. Придёт ли Льюис к нему, позволит ли почувствовать себя, если Макс совершит нечто настолько абсурдное и глупое… Он хватает бритву, не раздумывая больше ни секунды, садится на край ванны и несколько раз проводит бритвой по левому предплечью, примеряясь так и эдак, чтобы лезвие оставило хоть какой-нибудь след, но всё, чего он добивается после нескольких долгих неаккуратных попыток — парочка небольших, совершенно неопасных, хоть и неприятно щиплющих кровоточащих порезов, которые Макс промывает водой и, оценив результат, недовольный ложится спать.***
Он никогда больше не будет пить с Дэниелом. Особенно перед гоночным уикендом. Особенно перед утренней тренировкой. Никогда. Макс с трудом отскребает своё больное тело от кровати, долго стоит под прохладным душем, приводя себя в порядок, обнаружив с удивлением на руке несколько неприятных порезов, происхождение которых он с трудом может вспомнить. Макс кое-как приводит себя в порядок, пряча все следы бурной ночи под кепкой и солнцезащитными очками, надеясь, что кто-нибудь из команды сжалится над ним и найдёт ему не отвратительный кофе. Он ненавидит кофе, но, может быть, он действительно хоть немного поможет от его жуткого похмелья. Макс приезжает в паддок, на удивление, вовремя, и уходит в свой автодом, пока не понадобится команде, попросив у помощника стакан кофе. Он захлопывает за собой дверь и жмурится, пытаясь избавиться от головной боли. — Нам нужно поговорить, — он почти вскрикивает от испуга, ударившись спиной о дверь, когда рядом с ним кто-то вдруг начинает говорить. Макс открывает глаза и только сейчас замечает спокойно сидящего за столиком Льюиса, держащего в руках термос, остро пахнущий кофе.