Адамово яблоко

Дома я вспомнил, кем был Уэйлан Фордж. Друг Чарли. Мы встречались в закусочной. “...представляли собой ужасных чудищ, которые охотятся на людей и питаются их кровью”. “Я убийца и каннибал. В глотку ничего, кроме человечины, не лезет”. “Говорят, что его тело нашли прямо в лодке! Обескровленное! Сначала в Сиэтле были похожие убийства, а теперь, вот, погляди, и до нас добрались”. “Ты мне скажи: ну какое животное будет высасывать кровь из целого человека? Лорен сказала, что жертвы обескровлены, у нее папа работает вместе с твоим, она знает, что говорит. Это сектанты какие-нибудь или маньячина, точно тебе говорю. Какой-нибудь ненормальный урод”. Перламутровое небо уже сменило синий сумрак; деревья за окном бросали жуткие тени на потолок в моей комнате. Я смотрел в него часами, и со временем мне начало казаться, что он медленно опускается на мою несчастную голову, которая шла кругом от всех этих безумных мыслей. Эти мысли подвели меня к гипотетическому заключению. Прямых доказательств у меня не было. Походила ли семья Калленов на сектантов? Да, в известной степени. Уснуть сегодня мне не удалось. Я подозревал своих однокурсников в таком, что и подумать страшно. Да, уж теперь одна бессонная ночь была меньшей из моих проблем — я, кажется, больше не жилец. Всем известно, что если в маленьком городке начинают происходить убийства и какой-нибудь особо одаренный второстепенный персонаж сует нос не в свое дело, он сразу же становится потенциальной жертвой и умирает в первой половине фильма. Это классический сценарий. Я буду играть жертву, а семья Эдварда — сумасшедших убийц, которые обескровливают тела своих жертв. Я не знал, что мне делать с этими подозрениями точно так же, как и не знал, нормально ли ничего не делать вообще. Первое, что приходит на ум, — пойти в полицию. Но что бы я им рассказал? "Слушайте, в моей школе учатся люди, что пьют кровь и убивают людей! У меня нет никаких доказательств, но Джейк рассказал одну сказку..." После такого билет в психиатрическую клинику мне гарантирован: я не мог заявиться в полицейский участок и начать нести подобную чушь, убеждая всех вокруг себя в том, что это мир сошел с ума, а не я. Может, и правда? Может, я рассудком повредился? Может, мне стоило намекнуть об этом Чарли? Возможно, он смог бы добиться судебного ордера на обыск их дома или просто приехать к ним в качестве гостя и ненавязчиво разведать обстановку. А если он что-то найдет? А если я совершаю большую ошибку и из-за меня обвинение падет на невинных людей? В каком ужасном положении я оказался! Если попытаться ответить на вопрос о моих дальнейших действиях, то на ум сразу приходят лишь два логичных варианта: либо я не делаю ничего и полностью пресекаю любые контакты с кем-либо из Калленов, либо ищу доказательства того, что мои подозрения — правда. Ведь в случае, если я окажусь прав, то получится, что на свободе безнаказанно разгуливают психически нездоровые люди, способные на страшные зверства. Доказательства требуются веские, поскольку их цель убедить людей в том, что мирная с виду семья, которая привносит огромный вклад в инфраструктуру Форкса (я говорю о докторе Каллене и пожертвованиях, которые его жена делает в мэрию на общественные работы), держит у себя на заднем дворе сарай ужасов. Следует набраться терпения и выжидать, а помимо всего прочего, чтобы заполучить эти доказательства, мне необходимо продолжать общение с Эдвардом и выуживать у него информацию, что мне делать теперь было весьма и весьма неохота — это является очень опасным предприятием. Что его семья может совершить надо мной, узнав, что мне известно про их маленький секретик? Да они же и меня в гроб заколотят! Это единственное, в чем я был уверен на сто процентов. Голова у меня просто раскалывалась. Окна были закрыты всю ночь, поэтому в комнате чувствовалось что-то затхлое, болезненное, вокруг царил жуткий беспорядок — даже книги были разбросаны и расставлены на полках абы как, что мне совсем не свойственно, ведь я старался беречь их. Широко распахнув окно, я глубоко вдохнул. Машины отца на месте не оказалось. Поднялся морозный туман; деревья стояли смирно и купались в молочном мареве. Запах, проникший в мою комнату с улицы, напоминал кладбищенский: или из-за жухлых еловых веток, или из-за моего состояния, ведь настрой у меня был самый что ни на есть похоронный. Осматриваясь, я вспомнил, что через час за мной должен приехать Каллен, и хлопнул себя по лбу. Избитое дело: беда не приходит одна. Необходимо собраться с мыслями и действовать. Стоя в душе и опустив взгляд в ноги, я все еще думал о том, как мне все-таки следует поступить — какой шаг окажется безопаснее для меня и окружающих. Тщательно проанализировав все частности сложившейся ситуации, я остановился на варианте, который является наименее безопасным из всех: я принял решение докопаться до правды. Ведь это справедливо! Я не хотел, чтобы кто-нибудь еще пострадал, и ощущал на себе груз ответственности. Это ужасно! Если я ничего не буду делать, как самый настоящий трус, кто ответит за убийство друга моего отца? А если Каллены невиновны, как я смогу жить, все время подозревая их в… таком? Я был решителен. Из зеркала на меня смотрел щуплый подросток с синяками под глазами; в нем не было ничего примечательного — таких людей обычно дразнят обидным: “серая мышь”. Вот только взгляд его карих глаз был жестким и уверенным. Меня смутили его сутулые плечи — они портили ему воинственный вид, — поэтому я выпрямился и энергично сунул щетку в рот. Я же сказал Эдварду, что разберусь с его секретиками — и я разберусь. С каждым до единого. В машине Эдварда стояла некомфортно низкая температура и пахло стиральным порошком. Сегодня он был бодр и весел. — Доброе утро. Ты не выспался? — он мило улыбнулся и повернул ключ зажигания. Кожаный салон оказался самым последним по комфортности местом для моей задницы, несмотря на предусмотренный для нее подогрев. Кадры за лобовым стеклом быстро менялись и смазывались, не позволяя зрению уловить точную картину окружения. Его голос больше не казался мне приятным. Теперь эти флегматичные интонации пугали меня, а привычка тихо говорить — раздражала. Меня больше не смущала его красота, напротив, я как будто перестал ее замечать и наблюдал лишь за его мимикой, за жестами, выражением его лица. — Выспался, — кивнул я для убедительности. — Как огурчик. — Все в порядке? — забеспокоился Эдвард. Я окинул его подозрительным взглядом. — Почему ты спрашиваешь? — Я чувствую, что ты не в духе. Я решил закинуть удочку и посмотреть на его реакцию. — Друга моего отца убили, ты знаешь? Вчера я был у Ньютона в больнице, он мне сказал. Кстати, он попал в аварию. Эдвард посуровел и отвернулся. — Да. Карлайл обследовал труп. Я надеюсь, что убийцу поймают, и сочувствую вашей утрате. Ньютон вроде цел? — Убийцу? Все говорят, что это было животное. — Я пристально всматривался в его лицо, которое ничего не выражало. — Медведь, а может, пума. — Говоря “убийца”, я имел в виду животное, совершившее убийство. — Он усмехнулся. — Можно задать тебе вопрос? — Конечно. Но не факт, что я отвечу. — Как ты узнал, что я должен ехать с Ньютоном, когда предлагал подвезти? Я понимаю, что сейчас спрашивать об этом глупо, но я помню, что не говорил тебе ничего о нем. Эдвард напрягся. Он почувствовал что-то неладное, это было ясно, но не подал виду. — Либо ты действительно сам сказал, но не помнишь, либо я просто догадался, что, к слову, сделать несложно, ведь вы не разлей вода, — спокойно ответил он. — Откуда ты узнал, что я ударился головой на физкультуре? — Я не мог остановиться. — Только не ври, Майк тебе ни слова не сказал. — Между прочим, благодаря мне ты остался цел. Сказал бы спасибо и не доставал меня своими странными вопросами. — Эдвард был раздражен. — Как ты узнал, что в воскресенье мы ездили на пляж? Я тебе об этом не говорил. — Кристиан. — С чего ты взял, что я больше не собираюсь звать Анжелу на бал? Я говорил об этом только с Майком. Черта с два он стал бы обсуждать это с тобой. И телефон. Ты заранее оставил телефон, чтобы я подошел к тебе на парковке, а потом придумал какую-то хрень про бензин и уговорил меня ехать с тобой. Да, все это кажется притянутым за уши, но в совокупности… Эдвард резко ударил по тормозам. Я уперся незагипсованной рукой в приборную панель и испуганно на него посмотрел. Он яростно смотрел на меня в ответ. — Почему ты остановился? — Мой голос предательски дрогнул. — Потому что мы приехали, — зло бросил Эдвард. — Выметайся. Я оглянулся: мы, и правда, стояли у школы. В мусорных баках копошились бакланы; снег сверкал. Я с остервенением схватился за рюкзак, собирался вылететь из машины пулей и хлопнуть дверью — да посильнее, — но Эдвард тут же заблокировал замки. Обе его руки лежали на руле. Он уперся лбом в пространство между ними и зажмурился. — Подожди, — глухо пробормотал он. — Извини. Мне просто страшно. — Двери открой, — угрожающе процедил я. Он повернул голову, упираясь в руль уже виском, и посмотрел на меня. Вид у него был такой растерянный и жалобный, что внутри у меня что-то болезненно сжалось. Он молчал и смотрел. Снова ждал от меня помощи, как тогда, на ланче. — Выпусти меня сейчас же! — Не горячись, — тихо попросил он. В его голосе послышалось что-то, чего я никогда раньше от него слышал. Уязвленность. Взгляд Эдварда расфокусировался; кожа поблескивала в странном свете, лишенном теней, и секунду-другую его лицо казалось зачарованным, как будто было частицей всего этого: серого неба, зеленых многовековых деревьев-исполинов, мха и сырости. Мне стало натурально страшно — никто не знает, что можно ожидать от этого человека. Я начал дергать дверную ручку и пригрозил, что, честное слово, оторву ее, если он не выпустит меня сейчас же. — Будь добр, не беги на проезжую часть, — устало сказал Эдвард и быстро нажал на кнопку. Дверь открылась, и я чуть не вывалился наружу. Морозный воздух привел меня в чувства. Так началась наша с ним ссора. *** Эдвард держал спину ровно. Складки серо-голубой рубашки из полиэстера красиво подчеркивали угловатость его плеч. Идеален во всем — бери и рисуй хоть сейчас. Я сидел за две парты от него, на месте Майка (калека в больнице), и скучающе крутил ручку пальцами. В школе мы с ним не общались, после нее — тоже. Однажды он попытался подойти ко мне на парковке, но я наградил его предостерегающим взглядом, и Эдвард не стал зря сотрясать воздух. Неудивительно, что за все это время я не отыскал зацепки, которые помогли бы мне понять, виновны Каллены в убийствах или нет. Каждый день я просыпался утром с твердым намерением поставить точку на своих сомнениях и как-нибудь доказать себе, что он невиновен, но мой план трещал по швам. Две недели трещит. Противная вибрация прервала мои размышления об Эдварде. Небрежно придвинув телефон пальцем, я склонился над экраном. На дисплее отобразился аризонский номер. Отпросившись у мистера Баннера, я вышел из класса и направился в сторону мужского туалета, попутно принимая звонок. На другом конце провода зазвучал тихий и монотонный голос друга Фила, Мистера Уилсона — человека худощавого телосложения, с крючковатым носом и прозрачным, будто стекло, взглядом. Он часто приходил к нам в гости со своей женой, почти каждый вечер, и мы возвращали им визиты не реже. Уилсон хорошо известен в Финиксе как высокопоставленный чиновник, человек при деньгах. Должностью его и видом деятельности я никогда не интересовался — не было нужды. Мне известно только, что он работает в окружном суде штата Аризоны и имеет доступ к некоторого вида архивам. Пару дней назад я связался с ним, чтобы попросить об услуге. — Я изучил твои данные. Никто из этих Калленов не числился ни в одной из больниц штата Вашингтон, ни одного раза. Доктор по фамилии Каллен работал хирургом дважды в Форксе: первый зафиксированный случай трудоустройства был в конце восьмидесятых годов (может, родственник какой-нибудь), но случаев, связанных с вмешательством полиции, не обнаружено. Я подергал за ниточки, пытаясь выяснить что-либо о прошлом его детей. Как оказалось, об этой фамилии нет данных нигде: ни в приютах, ни в школах, ни в больницах. Одним словом, в этом штате их не существовало; в государственных учреждениях на учет они не вставали. Что касаемо налоговой инспекции, доходы этой семьи крайне трудно отследить: некоторые записи датируются вообще сороковыми годами, остальное так долго на виду мы не храним. Может, это данные их предков. Хочу сказать, что зеленых бумажек у них очень много, но опять же, точную цифру не определить. Это какой-то нонсенс. — Благодарю за помощь, сэр. Извините, если побеспокоил. — Ерунда, Крис, не я же искал всю эту информацию, — мистер Уилсон тихо и коротко рассмеялся. — Скажи мне, зачем тебе это? У тебя проблемы? Мне показалось, что я почувствовал на себе его испытующий взгляд. Меня всегда пугала проницательность мистера Уилсона, сейчас же я сомневался, что он мог хоть как-то меня смутить. По сравнению с кашей, которую я заварил, он был пасхальным кроликом. — Нет, все в порядке. Слишком долго объяснять, извините. — В таком случае удачи, — он хмыкнул в конце. — Если что, обращайся. Он собирался скинуть звонок, но я торопливо проговорил: — Сэр, если можно, я хотел бы попросить вас не говорить маме о моей просьбе. Она начнет волноваться. — А ей есть из-за чего волноваться? — сладко протянул мистер Уилсон. — Нет, сэр. Абсолютно. Но вы же ее знаете. Этот разговор усугубил мое положение. Не пролив света на ситуацию, он только омрачил мои и без того не самые радостные мысли. Часы показывали всего минуту до конца урока, поэтому я решил не утруждать себя возвращением в класс и остался сидеть на подоконнике. Через несколько мгновений затрещал звонок, и в коридор хлынул поток учеников. Я спрыгнул наземь, накинул капюшон и просочился между цветных рюкзаков и надушенных волос. В пятницу биология была последним уроком, а значит, меня ждет увлекательная поездка в больницу вместе с Джессикой. Завтра Майка должны были выписать, и я искренне рад, что он успевает на рождественский бал, — будь иначе, возмущений после не оберешься. На входе в класс стоял Эрик с моим рюкзаком. Его голова вертелась из стороны в сторону. — Какой-то ты депрессивный в последнее время, — заметил он, когда я подошел. — В смысле больше, чем обычно. — Неужели? Из-за погоды, наверное. Ты едешь с нами? Мимо прошли Розали и Эммет. Я наткнулся на их недружелюбные взгляды. По телу тут же пробежали мурашки. Вот кто-кто, а они уж точно вполне могли бы оказаться сектантами, которые убивают людей. — Я бы с радостью, но мы с Анжелой договорились пойти погулять. Я хочу позвать ее на бал и все такое. — Это очень здорово, но подожди, я думал, ты уже давно пригласил ее! Что за дела, Эрик? Вдруг она уже идет с кем-то, — мы двинулись с места и направились к парковке. — Да в курсе я! Просто не было подходящего момента. — Ох и тормоз! — я толкнул его в плечо кулаком. Пока Эрик болтал, мне вспомнилась отменная шутка Джейкоба про улиток в виде деликатеса и шарпея нашей соседки, но вспомнить ее содержание дословно не получалось. Пару дней назад, в знаменательный день, когда мне наконец сняли гипс, он приезжал покопаться в пикапе. Он точно мастер в этом деле, потому что ручник теперь работает идеально, и мне не приходится вкладывать всю мощь вселенной, чтобы опустить эту дрянь. Я был рад его визиту; целый день мы развлекались, и я был обычным человеком, который не думает об убийствах и у которого не болит голова, будто большая, зияющая рана. В момент, когда я решил, что суть шутки была в выражении, с которым Джейк ее рассказывал, на нас налетел Тайлер. — Парни! — он тяжело дышал и постоянно оглядывался. — Что случилось-то? — Я отцепил его руку от лямки своего рюкзака. — Вы не видели Лорен? Кто-то сдуру ляпнул ей, что Саманта Уэллс пригласила меня на бал. Это такая катастрофа будет! — Так ты что, согласился? — Я вскинул бровь. — Я разве похож на самоубийцу? Конечно нет. — Тайлер пошел с нами, держась за спиной Эрика. Способ скрыться был не из лучших: Эрик на две головы ниже и уже Тайлера. — В чем проблема-то тогда? — Я оглядел парковку, высматривая Лорен. — Она жутко ревнивая — решит, что это я как-то спровоцировал Саманту пригласить меня на бал или что-то вроде того. Я не знаю, такое просто уже было. Лорен тогда заблокировала меня во всех социальных сетях и не отвечала на сообщения. Чертову неделю. — Так ты найди ее первый и скажи, что все не так. — Эрик закатил глаза. — Не можешь же ты всю жизнь от нее прятаться. Ох уж эта любовь! Эрик и Тайлер взялись обсуждать вопрос о том, как сохранить Тайлеру жизнь, я же засунул наушники в уши, надел куртку, а затем незаметно отделился от них и неспеша направился к пикапу — ожидать Джессику. Жаль, на парковке не найти прибежища, где можно скрыться от посторонних глаз. Кажется, некоторые девушки все еще питали надежду пойти со мной на бал — благо ни одна больше не решалась подойти. Они сами не знают, на что нарываются. Надо бы мне дать одной свое согласие, чтобы проучить их всех разом, да только не до этого. А ведь было бы весело: она не вынесла бы и пяти минут — почему-то никому не нравится слушать о нюансах применения производной для отыскания наибольших и наименьшее величин. Враждебно оглядывая каждую, чей взгляд удавалось поймать, я обернулся и обратил внимание на Эдварда, который пристально смотрел на меня в ответ. Он выглядел больным. Рядом с ним стояла Розали и свирепо вглядывалась в его лицо, но он не обращал на нее никакого внимания. Затем она посмотрела на меня. Весь ее вид будто намекал на то, что она собирается немедленно пересечь парковку, чтобы свернуть мне шею, а так как содействовать этому у меня никакого желания не было, я отвернулся и подскочил на месте. Прямо передо мной материализовалась Джессика. — У меня все нормально? — спросила Джессика и повернулась ко мне спиной. — Кажется, Коннорс меня обрызгал. Идиот криворукий. — Все в порядке, — ответил я. — Спасибо, золотце. Я закатил глаза. — Вы переглядывались с Розали? Что ж, она, помимо всего прочего, весьма привлекательна. Будь ты проклята, Джессика Стэнли. Джессика осматривала салон моего пикапа, пока я старался объезжать выбоины на асфальте. Не нужно быть телепатом, чтобы видеть презрение, с которым она относится к моей машине, — все эмоции отражались на ее физиономии. Дорога до больницы прошла, к сожалению, далеко не в тишине. Джессике захотелось оценить мой музыкальный вкус. Включив магнитолу, она безостановочно листала список композиций, морща нос и отрицательно комментируя почти каждую. Недосып делает меня раздражительным, но я старался держать себя в руках. Все-таки Майк мой друг. Ее саму, кажется, моя компания не прельщала. Когда мы приехали, я вздохнул с облегчением. Майк казался вполне здоровым. Он активно жаловался на местную еду, искоса наблюдая за мной и Джессикой. Может, он ревновал ее ко мне, и поэтому выглядел таким недовольным, но я решил не вдаваться в подробности. Пока они мило беседовали, я отмалчивался. Примерно через полчаса за Джессикой приехали родители. Она поспешно попрощалась и вышла, тогда я занял ее место у кровати Майка. — Я вообще не понимаю этих врачей! Зачем я провел здесь столько времени? — возмущался Ньютон и вытряхивал из коробочки красное желе на столик. Оно все никак не хотело выпадать. — Из-за этих лекарств теперь еще и пить нельзя. — Чего? — Я дал Майку легкий подзатыльник. — Прошу простить, офицер! Ты знаешь, что мы завтра зал идем украшать к балу? — Джессика? — я скривился. — Ага. И то, что ты не идешь на бал, — не отмазка, понял? Я не выживу там в одиночку. — Ты можешь и не идти. Тебя выпишут с утра — еще день можно посидеть дома. — Нет, я больше не могу! — Ну, Эрик и Тай по-любому тоже приписаны. Разве этим не должен заниматься студенческий совет? — Так ведь Джесс и есть студенческий совет. Ты, кстати, чего такой тухлый? У тебя под глазами синяки эти, аж смотреть страшно. — Ну спасибо, друг, — с горькой иронией поблагодарил я. Поболтав с ним еще немного ни о чем, я поехал домой, поскольку хотел избежать встречи с семьей Майка. К тому же мне неимоверно хотелось есть и лечь на горизонтальную поверхность. Дом встретил меня тишиной и спокойствием. Какого-то дьявола окно в моей комнате снова было открыто, из-за чего здесь стоял жуткий холод. Когда я опускал створку, то заметил, что она перестала противно скрипеть, будто бы кто-то смазал петли. Можно было бы спросить у Чарли, не он ли починил окно, но я наверняка забуду про это минут через десять. После кружки крепкого кофе сонливость немного отступила, и я нашел в себе силы записать в ежедневник сказанное мистером Уилсоном. Я давно начал так делать. Именно последовательность является главным ключом к решению какой бы то ни было загадки. Даже в сборке пазлов у каждого имеется своя стратегия. Без наглядности я получу тарабарщину, которую придется перепроверять по тысяче раз. Уже целая половина моей толстенной записной книжки была исписана разным почерком — то ровным и мелким, то крупным и извилистым, — все эти записи были сделаны о Калленах, а еще по делу Уэйлана. Содействие мне оказал не только мистер Уилсон, но и Чарли, раскрыв некоторые подробности расследования. Официально виновником преступления полиция сделала животное, но ни я, ни Чарли в это идиотское заключение не верили, и отец продолжал искать, не собираясь оставлять это просто так, ведь Уэйлан был ему хорошим другом. Нацепив на последнюю страницу стикер с координатами, которые указывали на место обнаружения тела Уэйлана, я захлопнул ежедневник и накрыл ладонями лицо. У меня страшно разболелась голова. Пытаясь унять боль, я просидел так несколько минут, а затем откинулся на спинку стула, бросив косой взгляд на старый альбом с рисунками, который лежал на краю стола и любому вошедшему в мою комнату заявлял о себе необычным внешним видом. Еще одна необъяснимая вещь в этом треклятом городе: откуда у нас дома наброски итальянского художника? Как же мне это надоело! Вот бы вернуться хоть на день в то время, когда я не подозревал Калленов. Да хоть бы в тот момент, когда мы сидели на спортивном поле, и Эдвард смеялся. Пережить бы это снова. В попытке отвлечься от навязчивых мыслей я пробовал почитать, но постоянно терял строку и перечитывал каждый абзац по два раза. Пульсация в висках усиливалась с каждой минутой. Раздраженно бросив книгу на кровать, я взял наушники, ключи, еще раз открыл блокнот, чтобы взглянуть на адрес, и вышел на улицу. Рваные серые облака скрывали звезды, но луну было видно; она освещала тротуар вместо разбитого фонаря. Медленно шел снег. Несмотря на относительно раннее время, было темно, и город затих, — на улице не было ни души. Людей я встретил лишь возле местного бара и у заправки. Окна жилых домов светились, оттуда доносились голоса людей, звон столовой посуды и смех. Одинокая чайка кричала откуда-то сверху, сетуя, наверное, на отсутствие еды. Я перешел центр города, вышел на дорогу и нашел то самое злополучное место — лодочную станцию. Здесь было тихо, как в склепе. Даже птицы не пели. Территорию никто не оцепил, поэтому я беспрепятственно подошел к причалу. Две обшарпанные деревянные посудины раскачивались на воде, постукивая бортами. Помимо этих лодок, здесь была пришвартована и моторная, но выглядела она точно такой же потрепанной, как и ее соседки, если не хуже. Я переступил стальной трос — носовую швартовку для моторной лодки, — и включил фонарик на телефоне, чтобы осмотреть пол, выстланный досками. Сколько я бродил от одного конца причала к другому, не нашел ни единого следа преступления. Хоть бы капля крови была, так нет же! Все было чисто. Я покинул пристань и прошелся вдоль берега и под мостом, который находился на расстоянии примерно мили от причала, но также ничего не обнаружил. Решив напоследок осмотреть и лодки, я вернулся на станцию. Как раз в это время поднялся ветер. Деревья раскачивались, слышался перестук их голых ветвей, холодало. У причала и без того было неуютно находиться, ведь здесь было темно и безлюдно, но теперь, когда погода окончательно испортилась, округа казалась мне совсем жуткой. Я поежился, натянул перчатки и ступил в первую лодку, желая поскорее покончить с этим делом. Лодка покачнулась, но я ловко поймал равновесие. Это было гребное судно, поэтому внутри располагались два весла, на которые я едва не наступил, не заметив в темноте. В первой лодке было пусто, как и во второй. Исключение составляла лишь упаковка от "Такис", затерянная во второй лодке, но вряд ли "Такис" имели какое-то отношение к убийству. Зато в моторной лодке я нашел следы крови — всего ничего, лишь одно смазанное пятно на корпусе, впитавшееся в дерево. Я посветил на него фонариком и поковырял пальцем — точно кровь. Как странно все это! Место убийства установлено именно здесь, на лодочной станции. Возникает вопрос: как убийца смог обескровить тело взрослого мужчины тут и почти не оставить следов? Какая чистая работа! На теле Уэйлана Форджа были обнаружены укусы, но как может человек выкачать всю кровь, повторюсь, из тела взрослого мужчины через какой-то укус? Неужели здесь имело место быть некое оборудование — вроде систем для вливания инфузионных растворов или тут действительно орудовала какая-нибудь чупакабра… Я ничего не понимал. И почему именно укус? Чтобы запутать следствие, замаскировав убийство под нападение животного? Какой придурок это сотворил бы? На ум сразу пришли россказни Джейкоба о вампирах. Я был, конечно, настроен скептически, но другого объяснения у меня не было. Сначала я решил, что его история может быть правдива лишь отчасти: допустил, что существует некая секта, которая могла бы заниматься подобным. Участники таких организаций отдают кровавым ритуалам особое предпочтение. Но теперь, имея подробные сведения об убийстве Уэйлана Форджа и остальных убийствах в Сиэтле, я сомневался, что человек способен на подобное. Возможно, у меня потихоньку начала ехать крыша. Стараясь держать свои мысли в порядке, чтобы ничего не забыть, я сделал несколько фото на телефон и вылез из моторной лодки, направившись в сторону выхода. Мне нужно было все это записать, не упустить не единой детали. Я бы… Вот черт, стальной трос. Мне хватило мгновения, чтобы осознать, что сейчас произойдет: я упаду в пространство между причалом и моторной лодкой, ударюсь башкой и захлебнусь в ледяной воде. Моя левая нога, зацепившись за трос, больно вывернулась, и я полетел вбок. Тут же меня схватили за воротник куртки и вернули на место. — Какого черта?! — закричал я в ужасе. — Какого черта?! — Добрый вечер. — Эдвард смотрел на меня невменяемым взглядом. Игра света и тени делала его лицо острым, а синяки под глазами — еще глубже. Я оттолкнул его руку и нагнулся, опершись руками о колени в попытке перевести дыхание. В голове у меня пульсировало, а в ушах звенело. Я замер. Затем принял вертикальное положение. И, прихрамывая, отошел от него на шаг. — А ты что тут делаешь? — шепотом спросил я. Он двинулся ко мне навстречу, а я вытянул руку вперед. — Стой где стоишь. У меня есть перцовый баллончик, и я им воспользуюсь, слышишь! Он посмотрел куда-то за мою спину и снова начал приближаться. Я отступил еще на шаг. — Эдвард, я тебя предупреждаю… — Ты сейчас в воду упадешь! — воскликнул он. Я обернулся и снова потерял равновесие. И он снова схватил меня за куртку. — Отойди от меня, быстро! — крикнул я. — Да что с тобой такое? — слабо возмутился Эдвард. — Я спрашиваю тебя последний раз: ты что здесь делаешь? Как ты меня нашел? У Эдварда было такое выражение лица, будто он собрался влепить мне затрещину. Я отошел от него еще на пару шагов. Просто на всякий случай. Кто знает, чего от него можно ожидать. — Я беспокоюсь о тебе, — прошипел он. — Да ты прямо крошка Доррит! — Я предположил, что ты можешь быть здесь. — Ах ты предположил… Честное слово, тебя послушать, так ты ясновидящий или маг! Я развернулся и похромал прочь, надеясь, что Эдвард не нападет на меня со спины. Готов поспорить на свой пикап, он следит за мной! Этот маньяк следит за мной и не хочет признаваться! Сектант, точно сектант. И семья у него — сектанты, все они… — Постой! — попросил он, но я не остановился. Эдвард нагнал меня и больно схватил за плечо. Я вырвался и окинул его таким яростным взглядом, на какой только был способен, параллельно разминая плечо. Он отпрянул и в изумлении уставился на свою руку. — Ты следишь за мной! — сказал я. — Зачем ты это делаешь? — Ты можешь просто поговорить со мной о том, что происходит? Я искренне не понимаю, что плохого тебе сделал. Я думал, мы поладили. — Две недели моего молчания не заставили тебя понять, что наш уговор отменяется? — Почему? — просто спросил он. — Ты не самый подходящий для меня друг. С таким выражением лица, как у него, люди, наверное, выслушивают от врача про рак четвертой стадии. И я не понимал, что именно его так расстроило. — Как это исправить? Что тебе нужно? Я сделаю. Он сказал это так тихо, что я даже засомневался — а не послышалось ли? У меня в горле запершило. Как бы я хотел, чтобы следующие слова произнес за меня кто-нибудь другой, чтобы мне не пришлось переживать этот момент. Я бы просто проснулся где-нибудь утром, а произошедшее было позади. — Сделаешь? Тогда ты либо говоришь мне всю правду, либо больше никогда не заговариваешь со мной снова. И если ты не оставишь меня в покое, я клянусь, что скажу все Чарли. Уж он-то об этом позаботится. Эдвард приложил ладонь ко лбу и повернулся ко мне боком. Он долго собирался с ответом, кусал губы и хмурил брови. — Кристиан, я клянусь, что никогда не хотел тебе навредить. Если бы сто человек круглосуточно читали мои мысли с первого дня, как я тебя увидел, и до этого самого момента, все до единого подтвердили бы мои слова. А если бы я тебе прямо сейчас выложил все, что ты хочешь знать, рано или поздно от тебя бы избавились, ты понимаешь это? — Он посмотрел на меня отчаянно. — Как я могу так поступить? — Тогда нам больше не о чем говорить. Если бы ты был невиновен, ты знаешь, я бы никому и никогда ничего не сказал. — Я развернулся и пошел прочь. Эдвард крикнул мне в спину: — Зачем ты ставишь меня в такое положение? — Люди умирают, Эдвард, — бросил я. — Для меня есть вещи поважнее твоих неудобств и нашей дружбы.