Адамово яблоко

В моей голове был настоящий кавардак. Мысли дрейфовали внутри, допустим, поля, и каждая сформированная идея, если я концентрировался на ней, разворачивалась и превращалась в отдельную систему, состоящую из всего, чем я располагал благодаря памяти или эмпирическому опыту. Чтобы было понятнее, в качестве сравнения можно использовать комнату, в которой я находился: пыль, танцующая беспорядочный вальс в воздухе, была схожа с мыслями, а кубы воздуха — с резервуаром для них. Признаться, не замечал, что комната настолько пыльная. А еще мне никогда не приходилось задумываться о прошлом жителе этой каморки: в ворсе пестрого ковра затерялся длинный волос, обожженный — крашеный, едва заметный след от помады на тумбе сбоку. Сливалась в страстном поцелуе с этой прикроватной тумбой? Вряд ли — спала. Блондинка с длинными волосами, смелого характера, судя по оттенку помады, человек, находилась здесь не по своей воле, очевидно. Стало быть, имелась у нее в наличии парочка куда более серьезных проблем, чем не смытый макияж. Странно вот что: мне понадобилась всего пара секунд, чтобы прийти к этому совершенно бесполезному умозаключению. Я не стал думать о безрадостной судьбе той девушки, отдавшись новым ощущениям. Завывающий сквозняк из-под половиц слышался мне невероятно четко. Маленькие капли, стекающие по канализационным трубам и разбитые о камни, крысиное копошение, — звуки эти были такими ясными, что я без труда визуализировал те туннели, знал, как они пахнут. Я даже вспомнил то, чего не рассмотрел в темноте, когда для меня был организован псевдо-побег, и на основании этих воспоминаний предположил схему канализационных туннелей под замком. Я посмотрел на свою ладонь. Она показалась мне чужой — захотелось сбросить ее с себя, как паука. Кожа на ней была такой гладкой, все мои эпидермальные морщинки как будто утюгом отгладили. Поразительно! Длинные пальцы сжались в кулак, и я ощутил в этой ладони огромную силу, которая заставила трепетать внутри что-то по-детски любопытное, призывающее применить ее. На мне не было рубашки с квадратными пуговицами, вместо нее серая футболка. Я недовольно покачал головой и посмотрел исподлобья на трех удивительно тихих молодых людей. Когда я молил, чтобы они заткнулись, они орали, а теперь, значит, молчат. Как специально. — Ну и кто из вас, кретинов, полез ко мне и переодел? В следующую секунду меня это больше не интересовало. Я удивился звуку своего голоса и повторил сказанную фразу у себя в голове. Там она звучала иначе. Я был несколько растерян. Во что я превратился? Ближе всех стояла Хайди. Сегодня она была одета в слаксы цвета латуни и аккуратную белую блузу, — все это дело слепило довольно приятную летнюю персону, не хватало только соломенной шляпы и полосатой сумки с глупой книгой для глупого чтения на пляже. Она смотрела на меня в оба глаза, и это жутко раздражало. Я уже говорил, я ненавижу, когда меня так пристально разглядывают. Она махнула тонкой рукой в сторону уборной, звякнув браслетами. — Никто. Этим занимались уборщики. Позади нее на кресле сидел Деметрий, вытянув длинные ноги и скрестив ступни в блискучих черных ботинках. Этакий memento mori на фоне пляжной и пастельной Хайди. Он был спокоен, как и всегда, дружелюбен на вид. Феликс удалился почти сразу. Не трудно было догадаться, куда он пошел. Интересно, все ли в порядке… — Где Эдвард? — резко спросил я, почти капризно. Но мозг уже принялся просчитывать варианты самостоятельно. Аро не убьет его, куда уж там — такой-то потенциал! Я переверну здесь все вверх дном, если он вынудил Эдварда остаться в замке и запер, как цирковую диковинку. — Ты все о своих сладкоежках на цикламате, — похоронный Деметрий, весь в черном, ухмыльнулся. — В порядке, не здесь. Ты хорошо себя чувствуешь? — Удовлетворительно. Я почувствую себя хорошо, если вы все передохните, — прорычал я и тут же закрыл рот рукой. — Со временем твои эмоции придут в норму. Первое время придется потерпеть, — удивленно проговорила Хайди. Я попытался развернуться, чтобы свесить ноги с кровати, и услышал, как сзади что-то грохнулось. Похоже, переусердствовал. Хайди вмиг оказалась рядом, но я бы не сказал, что теперь это кажется мне быстрым. Она присела на край кровати. — Расслабь все тело. Когда ты был человеком, тебе приходилось прилагать усилия, чтобы передвигаться, но теперь в этом нет необходимости. Просто покорись лени и действуй медленно, будто у тебя очень много времени впереди и ты хочешь его растянуть, — она поболтала расслабленной рукой и вяло поднялась с кровати. — Вот так. Затем ты сам поймешь, что нужно сделать, чтобы это выглядело адекватно. Я нахмурился и попытался поступить так, как она сказала. Действительно, получалось! Только вот если мне все время придется так возиться, я с ума сойду от скуки. Теперь ясно, почему Эдвард не выносит медленной езды. Вокруг все изменилось. Углы становились будто бы острее, предметы в несколько раз четче, и если я начинал присматриваться, то попадал чуть ли не в другой мир. Это было удивительно! Мне даже показалось, что я стал немного выше, но быстро сообразил, в чем тут дело: сколиоза-то больше нет. — Нас ждет долгий день? — спросил я у Хайди. — Ночь. Солнце садится через два часа, — немного запоздало ответила та. Хайди протянула мне конверт. Белоснежная мелованная бумага с водяным знаком, изображающим букву "В"; красная сургучная печать с точно таким же гербом. В конверте лежало, несомненно, письмо. Кристиан, мы будем рады видеть тебя в качестве гостя на скромном приеме, организованном по случаю принятия нового члена в клан Вольтури. Празднование состоится в ночь с субботы на воскресенье, в полночь. Жду встречи с нетерпением! Эдвард пребывает в добром здравии. Был рад повидаться с Карлайлом. С наилучшими пожеланиями, Аро. Шабаш? Я небрежно отбросил бумажки на кровать и поморщился. — Сколько я спал? Деметрий встал со своего кресла. Он сказал: — Спал? Ты был мертв около суток. Нашелся умник, тоже мне. — Зачем ты здесь? Я понимаю присутствие Хайди, ведь она мой инструктор по вампиризму или что-то такое, но… ты? — Не смей так разговаривать! — воскликнула Хайди, но Деметрий поднял руку, призывая ее к молчанию. — Не хочу показаться грубым, но кто знает, что у тебя в голове. Новорожденные — непредсказуемые существа. — Аро думает, что я могу навредить Хайди, чтобы попытаться сбежать? Он меня за придурка держит? — Такова воля господина, а уж о чем он думает, меня не касается. На мой взгляд, ты вполне безобиден. — Господина, — я скривился. — И ты бы меня остановил? Последний вопрос был очередным крючком, на которые Деметрий так легко насаживается: со слов Хайди, новорожденный вампир гораздо сильнее, чем проживший уже долгие годы. Мне было интересно, что о себе в таком ключе думает Деметрий. Другим словом, насколько он силен хотя бы в теории. Мы покинули комнату и двигались к лифтам. Я все поражался своей ровной походке: было непривычно ступать и не бояться сломать шею в любой из моментов времени. И стоило мне подумать о том, что раньше здесь было темно, как Деметрий ответил: — Никогда не сомневайся в этом, чтобы не сглупить в ответственный момент. — Он мило улыбнулся, будто бы сказанное вовсе не было угрозой. — Аро теперь и твой господин тоже. Научись проявлять уважение, чтобы не нажить себе неприятностей. И не обращайся к нему по имени. Господин этого не любит, а добиться его расположения в твоих интересах. Я закатил глаза. Что ж, в отличие от Хайди, он точно был предан Вольтури — до мозга костей. — Куда мы идем? — спросил я, не ожидая никакой опасности. Я был уверен в собственных возможностях, и мне это нравилось: я такого давно не чувствовал, если вообще чувствовал когда-нибудь. Хайди хотела мне ответить, но не стала, заметив, что я наткнулся на свое отражение в зеркале у лифта и был в полном замешательстве. Больше всего меня взволновала не изменившаяся форма лица — ушли отеки, мешки под глазами, исправился прикус, — и даже не состояние кожи и волос — я будто курс витаминов пропил и посидел на правильном питании целый год... Нет, меня взволновали алые глаза и бледная кожа, — от меня не должно веять смертью, чем-то прогорклым и опасно привлекательным. К такому придется долго привыкать. Следующая мысль меня напугала сильнее, чем вчерашний вечер, чем Аро или весь этот замок со всеми его подземельями и тайнами. Что скажет Эдвард, когда увидит меня таким? Я представил его лицо, выражение растерянности, отвращения на нем… У меня, кроме него, больше ничего не было: ни семьи, ни дома, ни друзей. И если он, увидев меня таким, поймет, что ошибся, я никогда не смогу оправиться от этого удара. Мне захотелось разрыдаться и разбить зеркало к чертовой матери. Я все еще был прикован к месту, когда сзади подошел Деметрий. Он пах кофе и грозой. Терпеть не могу дождь. — А мне нравится. — В его голосе едва уловимо слышались нотки мрачного ликования. — Улыбнись. Мое лицо не дрогнуло. Я смерил его уничижительным взглядом. В дверях лифта показался Феликс и оторвал нас всех от изучения человека в зеркале. Он разинул свой огромный красный рот, и это показалось мне каким-то чересчур неприятным. Раздражение вызвало странное першение в горле. — О! Ну че? — пробасил он, обращаясь к Деметрию. — Может, ты сам справишься? Ты ж профи. — Маленькие алые глазки хитро заблестели. — Как нефиг делать. — Ты скрытничаешь, Феликс? — Деметрий сверкнул белыми зубами и отошел от меня. — В чем же дело? Феликс стыдливо потоптался на месте, позакусывал свою огромную нижнюю губу, а затем все-таки сознался: — Ну, просто, такое дело, короче, Корин сказала, что покажет мне какой-то свой дурман или че-то такое, я не разбираюсь в растениях. Я подумал, вдруг, ну, ты-то понимаешь… Если ты против, что я с ней перетираю, ну, после того, как вы… — Отлично, Феликс, никто не против. Твоя тяга к ботанике похвальна. — Чего? Какой ботанике? — Он воодушевился и собрался налететь на беднягу Деметрия с благодарными объятиями, но тот вдруг потемнел весь, сделался злобным и страшным. Он зашипел: — Не смей ко мне прикасаться! — Это длилось всего несколько секунд, после Деметрий успешно вернул себе безмятежное выражение лица. — Совсем забыл! Ну все, я побежал, а то она, ну, ты знаешь. Мы зашли в лифт, и я задал свой вопрос, обратившись к Хайди: — Что это было? — Деметрий высоко ценит личное пространство. Хайди начала расспрашивать его о некой Корин, а я глубоко задумался о том коротком прикосновении накануне. Холодные пальцы на моем локте и неприятная колющая боль в области предплечья. Сейчас эти воспоминания казались мне обернутыми в какой-то липкий туман, морок. Это точно была инъекция, вот только чего и для чего — неясно. Я мог бы предположить, что этот сумасшедший хотел гуманно избавить меня от понимания происходящего, но поверить в подобное — не-а. Хотя… Я продистиллировал идею: что ж, его простой, но ловкий план по вербовке оказался провальным. Аро, конечно, приказал ему не только вести меня на ристалище, но и после ненавязчиво сплести доверительные отношения, ведь сам-то Аро в моей голове копаться не может. А я, такой добрый и раздающий всем убийцам по второму шансу, обязательно со временем найду в нем утешение, спасение от одиночества в заточении. Захочу рассмотреть его лучшие стороны, раскрыть этот потенциал непонятой всеми душки… Я думал об этом потому, что человек, создающий впечатление хладнокровного убийцы, не стал бы ни с того ни с сего проявлять дружелюбие — это по моему скромному мнению. — Сейчас собери всю свою волю в кулак. — Хайди придвинулась ближе ко мне. Грубо оторванный от размышлений, я оглянулся. Мы вышли во внутренний дворик замка, который был окружен массивными зданиями, что отделяли этот двор от внешнего мира. Его устилали пожухлые газоны, между которых змеились каменные тропы, со всех сторон обставленные древними скамейками. Вдоль дорожек стояли две статуи, вырезанные из камня. Одна из них была безымянной донной, в скорби склонившей голову к цветку в тонких руках, ее мученический лик скрывался за вуалью. Вторая статуя не казалась мне такой же интересной, а может, я просто не стал ее разглядывать, ведь когда мы миновали высокие деревянные двери с резными ставнями, моя голова взорвалась, словно динамитная шашка. Гомон множества голосов и терпкая смесь из всевозможных запахов атаковали мой разум. Я ощущал женские и мужские запахи, запахи влажного асфальта, выхлопных газов и синтетической одежды, пластмассы, крови. Все померкло, когда я распознал последний запах. В глаза, нос и глотку будто бы засыпали перца, а мышцы начало жечь. Я сдавил пальцами твердые виски. Удары чужих сердец дезориентировали, были такими гулкими, такими… чарующими. Тихий и глухой стук для меня сделался оглушительным набатом, доводил чуть ли не до обморочного состояния. Саливация набирала обороты, но сглатывать было тяжело, как будто я рабиеса подхватил где-нибудь. Сумасшествие! Я весь сжался и ждал, когда этот ужас кончится. Понятия не имею, сколько я так простоял, но спустя какое-то время мое состояние улучшилось. Мир перед глазами больше не дрожал, не фокусироваться на фантазиях о жестоких расправах становилось проще. Деметрий и Хайди обнаружились совсем рядом со мной, наверное, готовые в любой момент уложить мою безумную тушу на лопатки. — Ты отлично справляешься, — похвалила Хайди. — Даже слишком. Деметрий задумчиво кивнул. — Пустяки. Я ловлю кайф в этой сокровищнице сенсорных пыток. — Я открыл глаза и невольно прищурился: ее лицо сверкало. Я хотел прикрыть глаза рукой, но и та приняла точно такой же вид. Бледные пальцы медленно зашевелились, отбросив уйму солнечных зайчиков на статую скорбящей женщины. В один момент я стоял между Хайди и Деметрием, а в другой находился в тени замка, тяжело дыша. — Солнце совсем скоро сядет. Нужно отчитаться Аро и получить разрешение на прогулку. Ты ведь хочешь прогуляться? — как-то не по-доброму спросила Хайди и развернулась, направившись к выходу. Пояснений мне не требовалось. Я знал, в чем суть этой прогулки. — Откажусь. — Видишь ли, вопрос был риторическим. Ты хочешь прогуляться, ты пойдешь прогуляться, — бросила она и оставила меня наедине с Деметрием, затерявшись среди каменных стен. Деметрий сбросил с себя погребальные одежды (пиджак и галстук), будто бы небрежно оставил их на скамейке рядом с собой, засучил рукава и поднял расслабленное лицо навстречу солнечным лучам. Густые серые облака, скинув с себя тяжелый дождь часом ранее, разошлись в стороны, открывая вид на закат. Деметрий прикрыл глаза и вскинул подбородок, словно пытался удержать на нем невидимый предмет. Его смоляные волосы растрепал холодный ветер с севера, и он словно помолодел. В этот момент, не видя его мрачных темных глаз или едкой полуулыбки, Деметрия можно было бы принять за моего ровесника. — Твой взгляд мне льстит, — посмеялся он, не открывая глаз. — Что ты там спрятался, как летучая мышь? Нужно учиться, привыкать. — Если тебе льстит отвращение, то, думаю, настала пора записаться к психотерапевту. — Обращение сделало тебя очень злым. Я бы не узнал. — Ты меня и не знал. — О, тебе приятно так думать, да? — мягко спросил он. — Подвинь свои ноги, — возмутился я и демонстративно перешагнул его конечности. Еле удержался, чтобы не стукнуть носком по подошве этих туфель (туфель для изысканного выпендрежа). — Я тебе не нравлюсь, — утвердительным тоном сказал он. — Уверяю, в моем ежедневнике нет чего-то вроде: "с особенной жестокостью убить тридцать младенцев в понедельник". — Больше всего я не люблю, когда мне пускают пыль в глаза. — Я даже не пытался. — Лжец. Это сразу видно. Деметрий фыркнул и вяло улыбнулся. Если бы я не знал, что он не может спать, я бы решил, что он борется с дремотой. — Как скажешь. Боишься охоты? — Просто чума. Подержишь за руку или предпочитаешь другие способы утешения? Свалить дозой, например, не получив добровольного согласия. — Деликатно. — Он приоткрыл глаза и окинул меня лукавым взглядом. Я замялся. — Что, если я не хочу… использовать людей? — Детский лепет. — Глаза тут же закрылись, будто он потерял интерес. — Все через это прошли — и ты пройдешь. Стоит просто проглотить эту горькую пилюлю, понять, что кто-то должен был умереть, а кто-то жить. — Как все просто. Особенно если для кого-то эта пилюля вовсе не горькая. — Я отвернулся от него; Деметрий тяжело вздохнул. — Мы для богов — что для мальчишек мухи, — последовал ответ. — Как ты присоединился к Вольтури? — поинтересовался я, нарушая возникшую тишину. Мне не хотелось думать об Эдварде — я предпочитал занять себя чем угодно, лишь бы не терзаться опасениями. Деметрий шутливо поднял вверх указательный палец, словно собирался цитировать библию, и все обязаны слушать, не отвлекаясь. — Рожден я был в Греции, там меня нашел Амон. — Он прервался на секунду, нахмурил брови, после продолжил: — Забавно, что я даже не знаю, сколько ему лет: обращен он был еще в те времена, когда у власти стояли румыны, а не Вольтури. Ну да неважно. Предложил мне вечную жизнь и наобещал с три короба, но в итоге дрессировал, как домашнего пса. Я сбежал и скитался по миру без дела. Аро предложил мне место рядом с собой и роль в великом деле — контролировать равновесие в нашем мире. Это было благородно. И в отличие от Амона, Аро сдержал каждое свое обещание. — Ему бы тоже не помешало навестить психотерапевта, этому Амону, — прокомментировал я. — Амон безутешен в поисках сына, и я даже готов сочувствовать тому агнцу, что занял мое место. — А сколько тебе лет? — Отсутствие такта — это твоя изюминка? Двадцать два, — хитро сверкнув глазами, ответил он. — О, да брось. Ну серьезно? — Эта информация тебе ни к чему. Он хотел было сказать что-то еще, но не успел. Зародыш его разглагольствований убила вошедшая в сад Хайди. Я шел за ними, не сопротивляясь, не крича. Я плыл по течению. Они могут отвести меня куда угодно, запереть где угодно и мять, как тряпичную куклу, — я полностью находился во власти Вольтури. Пусть ведут, мне все равно: ни один из них не заставит меня причинить кому-нибудь вред. Если потребуется, я просто упаду на землю и притворюсь бревном — и хрен кто меня сдвинет с места. Ко входу в замок стеклось целое сборище кровопийц. И Феликс, и Деметрий, и Хайди — все они собирались гулять со мной, что ли? Я присвистнул. — Вы же не думаете, что я захочу сбежать, нет? Это глупо. Или они боялись, что я устрою кровавое месиво посреди Вольтерры? Может, дело в Калленах? Клянусь, если Эдвард будет искать возможности выкрасть меня, я надаю кому-нибудь по шее. — А чего нет-то? — пробасил Феликс. — Теперь ты мог бы. Ума у этого парня столько же, сколько дано его в удел устрице, я убедился в этом наверняка. — Я и раньше мог бы, остолоп. — Не называй меня остолопом, — он угрожал. — Даже Хайди пугает меня больше, чем ты. Это еще учитывая тот факт, что я ассоциирую ее с чихуахуа. — Я могу разорвать тебя на куски, крася при этом ногти, так что предупреждаю в последний раз, — начала Хайди, но Деметрий прервал ее: — Кончайте свою халдейскую возню. Он оглядел всех присутствующих веселым взглядом, на лишнюю секунду задержав его на мне, и отправился наружу. Остальные стояли в проходе, включая меня. Темнело быстро, но площадь все равно была оживленной. Голова снова наполнилась звенящим безумием, но в этот раз, что удивительно, было легче выносить всю эту вязкую кашу из запахов и звуков. Температура на улице ниже: люди пахли иначе, все вокруг стало менее насыщенным. Я рассматривал прохожих, каждого, кто попадался мне на глаза. Звенели ключи в карманах, браслеты и цепочки, стучали длинные женские ногти по экранам телефонов. Каждое движение можно было изучить детально, словно в замедленной съемке: я видел, как напрягаются живые, горячие мышцы, перед тем как кто-нибудь поднимет руку или повернет голову, видел вибрации голосовых связок под кожей, слышал, как люди сглатывали. Я тоже сглотнул. И уставился в землю. — Я попрошу тебя остаться, — заявил Деметрий тоном, пресекающим всякие возражения. — Мы привлекаем слишком много внимания. Феликс от возмущения аж воздухом подавился: — Аро сказал! — Я возьму на себя ответственность за это. — Да он же убьет меня! А если вы с Хайди с ним, — остолоп кивнул в мою сторону, — не справитесь? — И что он сделает? Сбежит? — Деметрий сказал это насмешливо. — Ты лишний в этом деле и будешь только мешать. — Неужели! — обиженно воскликнул Феликс. — Тогда это тебя потом запрут в камере и будут морить голодом, понял? Я так и скажу, что это была твоя идея. — Скажи, — позволил тот. — Повторюсь, ответственность на мне. Феликс гневно поглядел на него, сжал руки в кулачищи и звучно потопал в темноту замка. Мы с Хайди недоуменно переглянулись, а затем молча направились вперед, наверняка подумав об одном: что он задумал? Пока мы шли по мощеным улицам, я все думал о том письме-приглашении на прием. Насколько я понял, Аро нужен не я, а мой дар, но пока что я не заметил у себя каких-нибудь сверхспособностей: люди под моим взглядом не превращаются в камень, чужих мыслей я не слышу и будущее не приходит ко мне в видениях. По моим ощущениям, я как был неудачником, так им и остался. Но тем не менее в письме Аро указал, что они принимают некоего нового члена в свой конгломерат зла, — речь наверняка шла обо мне. Значило ли это, что он понял обо мне что-то, чего я сам не понимаю до сих пор? Эта мысль причиняла мне дискомфорт. Ближе к окраине людей встречалось все меньше, но и те ошметки жизни обязательно оглядывались, с нескрываемым интересом рассматривая странную компанию. Хотя “с интересом” — это я обобщил. Кто-то еще с благоговением, кто-то настороженно или даже испуганно. Вот одна девушка перепрыгнула лужу в домашних тапках с пакетом продуктов в руках, уставилась на меня чуть ли не шокировано, а потом, приметив Хайди, сразу же восхитилась. Я бы не советовал ей в такой час из дома выходить, пусть магазин и находился в двух шагах — я видел отсюда белую вывеску минимаркета — мало ли кого она встретит. Меня вот, например. Она пахла сливочными леденцами и тем, что я описывать не хочу, потому что тошно от самого себя становится. Хайди дернула меня за рукав. Я обернулся и понял, что застыл на месте, уткнувшись шалыми глазами в эту бедную синьорину, что сжалась от ужаса, будто запуганный котенок. Мне стало не по себе. В моей памяти вспыхнуло лицо Эдварда — та гримаса отвращения, искривленные губы… Что бы он сказал, если бы увидел меня сейчас? Понял бы, пожалел или, может, велел бы держаться подальше? Думать об этом было страшно. По-настоящему. Погруженный в себя, я даже не заметил, как мы оказались в лесу. Эта холмистая местность очень отличалась от жутких чащоб Форкса: деревья здесь были маленькими, а цветовая гамма теплой и светлой. Дома все холодное, сырое и мрачное. Где-то совсем рядом журчала вода и шипела небольшая змея, шурша своим гладким телом по желтой траве. В воздухе ощущались сырость тумана и запах хвои. Деметрий обернулся через плечо и бросил короткое “не отставай”. За несколько минут мы пересекли около сотни миль. Вскоре Деметрий попытался отправить Хайди так же, как отослал Феликса, заверив, что от нее нет никакого проку и он тут главный и бла-бла-бла. Я скучающе присел на камень и наблюдал за их спором. Пока они бурно обсуждали план действий, я изловил классного паука и пожалел, что у меня нет с собой банки, в которую его можно было бы заточить. Мне хотелось взять его в замок и поставить на полку. В Аризоне ползают точно такие же. Эдварду бы он понравился, такой паучара. Эдвард у меня биолог. — …Я. — Деметрий пожал плечами. — С чего ты вообще решил, что будешь здесь командовать? — Наверное, потому что я выше тебя по положению и поручение дали мне? Хайди, ты идиотка или прикидываешься? — Ты не справишься один. — Я начинаю повторяться. Они оба как-то одновременно устремили взгляды на паука в моих руках, и их лица застыли в одинаковом выражении — недоумения. Хайди нахмурилась, начала думать. Она, наверное, пыталась понять логику Деметрия, но ей это давалось с трудом. А вот мне изначально все было ясно — гнев. Моя неприязнь к Хайди была поверхностной, почти забытой и не такой глубокой, как к нему. И он знал об этом, хоть и пытался противодействовать. По его логике, потерять свою человечность перед Хайди было бы для меня болезненно, ведь она все еще хранила память обо мне, как о человеке. Она знала, кто я такой и каких взглядов придерживаюсь. Во всяком случае, она знала об этом больше, чем кто-либо из Вольтури. А вот Деметрий был для меня никем и звали его никак. Вопрос из этого вытекает соответствующий: это он так печется о моем становлении образцовым гематофагом или столь ответственно подходит к службе у Аро? Хотя какая разница: и то и другое гадко. И когда Хайди скрылась, не проявив сочувствия к моему горю, а мы миновали многие мили вглубь леса за считанные секунды, он остановился и заверил меня: — Никто не увидит того, что произойдет в этом лесу. А что произойдет в этом лесу? — хотелось спросить. Никто не увидит, как ты провалишь поручение своего любимого Аро? Я поднял бровь, и Деметрий указал кивком в сторону, призывая прислушаться. Костер шипел; легкий ветер трепал ткань тента палатки. Женщина рассмеялась, газировка зашипела, когда крышку открутили. Это какой-то заповедник, здесь туристы — вот куда он меня привел. Я слышал глотки, представлял, как двигается человеческое горло. Мне стало больно. Это вам не диспептический общепит, это какой-то ресторан с дорогущими блюдами, которые предлагают совершенно бесплатно, протягивают подносы с изысканной едой, от которой исходит горячий пар и дурманящий аромат. А вы еще и не ели ничего неделями, голодали где-нибудь в пустыне, пытаясь выжать капли воды из противных кактусов. Вот такие чувства у меня были; они жгли глотку, за которую хотелось схватиться и рвать ногтями до тех пор, пока пальцы не доберутся до трахеи, не вырвут оттуда эту назойливую колючку. Это длилось целую вечность, мой рот наполнялся жидкостью. Я жалостливо уставился на Деметрия, молил без слов, чтобы он прекратил все это и мы ушли, но он был беспощаден: Деметрий ничего не делал и наслаждался отчаянием на моем лице. Я смотрел на него до тех пор, пока черный цвет его глаз не превратился в золото. Я специально позволил неприятным мыслям овладеть мной: вспомнил ту ночь, когда Эдвард остался у меня, только вместо нашего поцелуя я представил, как он отталкивает меня. Отталкивает и наносит удар. Я сморгнул спастическую картину и взял себя в руки. Паук бился в клетке из моих пальцев. Я присел на корточки. — Извини, старина, совсем про тебя забыл. — Я оглянулся. — Как ты теперь домой доберешься? Я ведь тебя отнес черт знает куда! Его цепкие лапы зашевелились, когда я расправил ладонь. Он сполз на мшистый булыжник и обалдело замер на месте. Я видел каждый волосок на его пушистой заднице, и на ум мне пришел Эммет. Вслед за Эмметом я представил Форкс, Чарли, дом, всех Калленов — даже Розали. Мне стало совсем легко игнорировать людей неподалеку — я почувствовал, как тепло разливается внутри грудной клетки. Деметрий вульгарно сплюнул. Он развернулся и метнулся в сторону лагеря. — Вернись, черт тебя возьми! — взвизгнул я. Ветви деревьев превратились в смазанные силуэты, я сфокусировал взгляд на воротнике черной рубашки, за который в следующий миг схватилась моя бледная рука. Я рванул его на себя, и ткань скрипнула, блестящая пуговица отлетела и отскочила от камня. Деметрий был разъярен. Он быстро поймал равновесие, глубоко вдыхая; грудь его вздымалась, оторванная пуговица открыла бледные ключицы, а волнистые волосы растрепались и упали на глаза. Он бросился на меня, и я честно пытался увернуться, но чужая рука неожиданно оказалась сбоку — одного точного удара хватило, чтобы я оказался на земле, приложенный затылком к этому же камню. Пуговица сверкнула где-то сбоку. — Что ж, ты вынудил меня. Тогда я заставлю увидеть, — процедил он и снова направился вперед. — Ты должен научиться быть тем, кто ты есть, а не строить из себя мученика. Теперь ты один из нас, и в Вольтури не место... Я не мог ему позволить растерзать тех людей. Я упрямо вскинул руку и обхватил острую лодыжку, что так удачно оказалась рядом. Он такого финта явно не ожидал и секунды замешательства вполне хватило. Оперевшись на свободную конечность, я приподнялся и стукнул придурка коленом по ногам, одновременно потянув за эту лодыжку. Деметрий растерялся и свалить его на землю оказалось просто. В его волосах застрял лист, а к щеке прилипла травинка. Он агрессивно оскалился и собрался как следует вмазать мне по роже, но я схватил его за горло и прижал к земле с такой силой, на которую только был способен. А дури у меня оказалось много — под пальцами что-то затрещало. — Ты сейчас оторвешь мне, — Деметрий хрипел так сильно, что слова разбирались с трудом, — голову. Он бился в моих руках, как безумный зверь. Его ноги попеременно били меня в бока, боль была сильной, но я мог ее терпеть. Он зажал своими коленями мои бедра и уперся руками в подбородок, пытаясь оттолкнуть. Я положил на его шею вторую руку, и снова послышался треск. Этот звук напугал его. Деметрий убрал руки с моего лица и примирительно поднял их вверх. Я почувствовал, как дрожат его колени справа и слева от меня. Спустя минуту он выглядел более менее смиренно, поэтому я слегка ослабил хватку. Еле укротил, черт его возьми. — Ты сумасшедший, — процедил я. — Если я отпущу тебя, то ты пулей полетишь к несчастным. — Я сумасшедший? — просипел он. В его глазах появилось что-то уязвленное, но взгляд он не отводил. — Сегодня день тупых вопросов, я понял. Чего ты ждал? Что я пойду и убью их всех? — Ты почти сделал это, — он опасно сощурился и смотрел сквозь черные волны, приподняв голову, — я видел. Я вынудил его опустить эту вопиющую голову обратно. — Ты не знаешь, что видел. Твое нутро наружу вываливается, поэтому хватит себя так вести, если хочешь и дальше играть в добряка. — О чем ты говоришь вообще? — он замер. — О, — я злобно рассмеялся, — ходил тут, строил из себя я даже не знаю кого. Вколол мне свою хрень и пытался убедить в том, что сделал это из сочувствия. Аж тошно смотреть. Наступило молчание. Деметрий отвернулся. Затем он цокнул языком и глухо проговорил: — Долго еще? — Что? Он с ненавистью посмотрел на мою руку, что держала его горло. — Ты уберешь от меня свои поганые грабли или тебе это нравится? Я одернул ладонь, будто от огня, и быстро поднялся, решив, что Деметрий больше не станет глупить. Он положил свою руку на шею, погладил ее, а потом уставился на собственную ладонь так, будто видел ее впервые. Я даже вздрогнул, когда он яростно заорал на весь лес, во все горло: — Я ненавижу, мать твою, когда ко мне прикасаются! А затем, будто самый настоящий безумец, вздохнул и прикрыл глаза. Когда он их открыл, на его губах играла та самая непринужденная улыбка. Деметрий принялся отряхиваться и вытащил лист из своих волос. — Аро будет разочарован. — Ох и больной же ты человек, — в изумлении проговорил я. Деметрий обернулся ко мне. — Прошу прощения за это недоразумение. Я теперь немного растерян. Не уверен, что знаю, как Аро отнесется к жалкому отребью вроде тебя. Думаю, в скором времени он поймет, что ты ничего не стоишь, и я с нетерпением буду ждать этого момента. Хочу увидеть, как в твоих глазах вспыхнет осознание собственной никчемности. Такой же никчемности, какой обладает твой смазливый дружок и его сумасшедшая семейка. Он знал, что упоминание Эдварда выведет меня из себя, и его меткие слова поразили цель. Деметрий был доволен моей реакцией. — Знаешь, что действительно выглядело никчемно? Ты подо мной минутой ранее. Он продолжал улыбаться. — Не хочу брать на свою совесть некоторые слова, которые ты заслуживаешь услышать, поэтому давай закончим на этом моменте. — Странно. У тебя она есть? — Любезно. А теперь помолчи. — Ну да, любишь оставлять за собой последнее слово? Деметрий окинул меня испепеляющим взглядом и бросился прочь к месту, на котором мы с Хайди разделились. Силы постепенно покидали меня.