Адамово яблоко

Разговор с Элеазаром не дал результатов. Он был сдержан и краток, на все мои вопросы отвечал односложно — я не Карлайл, он мне не доверял. Он лишь сообщил, что Лоран на днях покинул Денали, куда отправился — не сказал даже своей возлюбленной, которая, как оказалось, и привела его в свой клан. Элеазар попросил уведомить его, если мне станет что-нибудь известно о Лоране, и на том наш краткий разговор кончился. — Найдем Викторию, надем Лорана — найдем Владимира и Стефана, — сказал я, рассматривая украденную со стола Деметрия ручку. — Как ты думаешь, что они замышляют? Деметрий пожал плечами и вскрыл очередной конверт канцелярским ножом. Он занимался этим последний час; весь его письменный стол был завален бумагами. — Что ты делаешь? — Работаю. В отличие от тебя. По-моему, ты должен был застать меня врасплох и напасть еще десять минут назад, — равнодушно ответил он. — И в чем заключается твоя работа? Ты что, вампирский бухгалтер? — Не дать чрезмерно заметным кланам разоблачить нас путем их обнаружения и массового уничтожения. — Письмо отправилось в мусорку. — Разве не все из нас знают о Вольтури и уважают их законы? Деметрий подпер подбородок рукой и растянул рот в той самой снисходительной улыбке, которая любого заставит чувствовать себя глупцом. — Не все, — последовал короткий ответ. — Ты собираешься учиться? Я припомнил, как вчера он выбил из меня все дерьмо, и решил, что повторять не хочу. Вместо попытки напасть на него, я достал потрепанный мобильник из кармана и ключи от машины. Деметрий схватил брелок с фотографией моста в Гаррисберге, как ребенок конфету. — Это Джеймса, — пояснил я. — Но его телефоном пользовалась Виктория, я понял это по характеру повреждений на экране. Видишь? Царапины от ногтя. — Мы склонились над телефоном. — Интересно, почему она не пришла ему на помощь? — Спасовала, — ответил я. Ничего странного в том, что она бросила Джеймса одного, не было. Если бы я был Викторией, я бы рассудил так: “Джеймс отправился на встречу с кем-то из Вольтури, и мне неизвестно, зачем была организована эта встреча. Лоран планирует что-то опасное, он человек амбициозный, и я его уважаю, но я осторожна, я скорее перестрахуюсь на случай, если что-то пойдет не так. Если с Джеймсом что-то случится и он не сможет постоять за себя, то что могу я? Мы просто умрем, все будет напрасно. Я труслива и расчетлива. Мне нужна возможность отомстить”. — Почему ты уверен, что Лоран в сговоре с румынами? — спросил Деметрий. — Очевидно! Сначала он пишет мне письмо и посылает на встречу с Джеймсом, а потом, когда Джеймс предает его и погибает, румыны ни с того ни с сего решают связаться со мной. Весь этот заговор плетется давно, мы понятия не имеем, сколько еще людей в нем замешано: вспомни, что сказал Тасиро: они общались с той шпионкой два года. Как минимум два года для вас организуется какая-то западня, а вы ни сном ни духом. Тасиро — побуждение к действию для меня и угроза для Аро, как то письмо, но изощреннее. — Я прервался на секунду, вспомнив: — Кстати, та газета, которую ты мне отдал. Цюрих. Это что? — След. Я не знаю, чей, но отсутствие улик и трупов в большом количестве чаще всего подразумевает нападение “животного”. — Как ты понял, что тот человек не виноват? — удивился я. — Я занимаюсь поисками этих “следов” многие годы. — Деметрий закатил глаза. — Мне казалось, Лоран не станет обращаться к ним снова, — задумчиво добавил он. — Снова? — Хватит бездельничать и задавать вопросы, — раздраженно бросил он. — Это противоречит моей политике. — Какой еще политике? Я откинулся на спинку дивана и указал ручкой на лоб Деметрия. — Она называется “я хочу знать все, что знаешь ты”. Все-таки ты взялся помогать мне. Деметрий хмыкнул. — Лоран тянется к власти. Его дар — находить расположение у влиятельных фигур. В первые годы своего бессмертия он нашел Владимира, но пробыл с ними недолго — узнал о Вольтури. Тогда он обратился к нам и просил место при дворе, но Аро отверг его из-за связи с румынами. Я не стал следить за ним, поскольку на совете было решено, будто Лоран будет стремиться заслужить доверие Аро и вернется через года с той же просьбой. Кай сказал, тогда мы его либо примем, либо убьем. — Видимо, Лоран решил пойти другим путем, — заключил я. — И как нам найти ту, чей дар скрываться? Угнаться за ней не выйдет. — Ну давай, заманивай, — съязвил Деметрий, возвращаясь к своим письмам. — Это не моя забота. — Ты можешь хотя бы приблизительно сказать, где она сейчас? У тебя есть телефон. — Как ты себе это представляешь? — возмутился он. — Ну, своими фокусами. Я же не знаю, как это у тебя там работает. — Это шестое чувство, голос в голове. Я не чертова собака. — Ты что, слышишь голоса? — Я покрутил пальцем у виска. — Так и знал, что ты того. Деметрий бросил телефон на стол, забрав вместо него ключи, и процедил: — Сделаю, что смогу. Я молча поднялся с места и вышел из комнаты, провожаемый любопытным взглядом. В лифте я еще раз прокрутил в голове план: занять Деметрия поисками (я уже просил найти Викторию у Челси, написав ей записку на той газете, и рассчитывал на нее. Деметрия я просто отвлекал), использовать Хайди как приманку для Виктории, выйти на румынов и разобраться, что к чему. Ввязывать Хайди было рискованно, почти безумно, но я решил пойти ва-банк: интуиция подсказывала, что мы на верном пути и осталось немного, и я ей верил. Владимир и Стефан прятались годами, начав действовать только сейчас — и открыто, словно их больше не беспокоит, что Вольтури примут меры. У них точно был туз в рукаве. Связаться с ними — и дело в шляпе. Главное затруднение, как обычно, вызывал Деметрий: нельзя, чтобы он добрался до румынов раньше. Мне нужно убедить Аро отправить со мной Хайди на поиски Виктории. Причина для этого есть, и весомая: Виктория не явит себя, если узнает, что ей придется встретиться с Деметрием лицом к лицу. Мы теряли время, но пока я не знал, где хотя бы примерно искать эту Викторию (она могла быть хоть на Мадагаскаре, хоть в Гренландии), поэтому временил с походом к Аро. Ожидая ответа от Челси, я переживал обо всем и сразу: что Деметрий, если все-таки отыщет Викторию, предаст меня раньше, чем я его, об Эдварде, о маме и Чарли… Мои воспоминания о доме тускнели, я возвращался к ним все реже, занятый попытками выбраться, но тоска никуда не уходила. Ее затмевали разве что страх за жизни дорогих мне людей и злость. Каждый новый день я начинал с вопроса: “как мне убить Аро?” Мысли об Эдварде немного помогали. Иногда я лежал с закрытыми глазами и представлял, что он рядом со мной. Меня утешало, что он с семьей, не один. Эдварду нельзя оставаться одному. Порой я думал, что Эдвард был бы в безопасности, если бы мы никогда не встретились — и так для него лучше. Через два дня Хайди ворвалась ко мне в комнату, как ураган. Я как раз пытался представить, что будет с бессмертным телом, если выкинуть его в открытый космос. Солнечная радиация, ноль атмосфер и бескрайняя пустошь не лучше моей серой каморки, застывшей во времени. Она была похожа на домашнюю кошку, угодившую в драку с дворовым псом: всклоченные волосы, мятая блузка, дорогая на вид, съехавшее колье и дурацкая сумка с цветочным принтом в руке. Я встретил ее смешком. — Тяжелый день? — поинтересовался я, отложив книгу. Хайди дунула на локон, что падал ей на глаза, и подошла к столу, с грохотом уронив на него зеленую книгу с французскими словами на обложке. — Меня здесь не было, ты меня не видел, — бросила она, прежде чем уйти. — Да кому ты нужна? Ответом меня не удостоили. В книге перед последней главой от руки были написаны числа, но не обычные, а переведенные в систему майя. Я сразу догадался, чьих рук дело — Челси, — и усмехнулся. Открыв соответствующие номера страниц, я взял по первому слову с каждой. В итоге получил целый адрес — и даже время, после чего немедля направился на поиски Аро. По дороге Деметрий мне не встретился, и сначала я решил, что мне повезло, но потом забеспокоился: вдруг он сам нашел Викторию и теперь где-то во Франции ломает ей все кости? Я тряхнул головой, пытаясь не поддаваться панике. Он не мог сделать это так скоро, к тому же Викторию не легко отыскать, разве что если она сама этого не хочет, в чем я сомневался. В мраморной башне со стульями Аро не было — я наткнулся на Маркуса. Он со скорбным выражением на лице разговаривал с высокой блондинкой. Однажды я уже видел ее — на собрании, но представлены мы не были. Заводить новые знакомства в мои планы не входило, поэтому я вежливо извинился и пошел прочь. На мою удачу мы с Джейн столкнулись в приемной. Она давала поручения на итальянском секретарше с пульсирующей сонной артерией. Джейн даже не взглянула на меня, когда я позвал ее по имени. — Где я могу найти Аро? Это срочно. — Господин отдыхает со своей супругой в саду. Не рекомендую его беспокоить, — ледяным тоном произнесла она. Возможно, мне стоило учесть рекомендации Джейн — вдруг я помешаю им и Аро будет недоволен, — но медлить нельзя. Я прогнал сомнения и вошел в сад. Холодные лучи весеннего солнца отражались в лужах, что налил недавно закончившийся дождь. Порыв слабого ветра стряхнул влагу с деревьев, и гладь лужиц пошла рябью; я перешагнул одну из них и настиг Аро с Сульпицией. Аро был без мантии. Костюм на нем сидел хорошо, любо смотреть — хоть в гроб укладывай. Сульпиция держала его под локоть. Внешне она была невзрачной и незначительной, как воробей или одуванчик у дороги. Посреди посеревшего сада, стоя на мокрой земле, пыль с которой дождь превратил в жидкую грязь, Аро и Сульпиция казались мне олицетворением фразы “строгий траур”. — Друг мой! — визгливо поприветствовал Аро. — Как я рад тебя видеть. Ты ко мне с новостями, надеюсь? Сульпиция окинула меня взглядом, но я не смог понять, что за взгляд это был: она могла с одинаковым выражением лица как пожелать доброго утра, так и произнести надгробную речь. — Я пойду, мой господин, — тихо пробормотала Сульпиция и отпустила локоть Аро. — Ступай, Сульпиция, ступай, — снисходительно позволил он и протянул руку вперед, приглашая меня пройтись. И я выложил ему всю правду от начала до конца: сказал, что попросил Челси отыскать для меня Викторию, рассказал, каким образом она связана с Джеймсом и Лораном, а Лоран в свою очередь — с Румынским кланом. Закончил тем, что мне нужно встретиться с Викторией, и помочь организовать эту встречу могла лишь Хайди, поскольку они раньше состояли в одном клане. Говоря о Хайди, я волновался, но если Аро и отметил мое волнение, то ничем себя не выдал. — У Хайди недостаточно опыта, и твою безопасность она не может гарантировать, — сказал Аро. — Ты слишком важен, друг мой. Мы не бросаем стражников на произвол судьбы. Если ее присутствие оправдано целью, то я позволю ей поехать, но Деметрий и Феликс отправятся с вами. — Мне не нужна безопасность, — резковато ответил я. — Мне нужна возможность допросить Викторию, которая обходит Вольтури по широкой дуге. Стоит Деметрию показаться на горизонте, и встреча сорвется, а этого допустить нельзя. Эта Виктория обладает ценной информацией, которая поможет покончить с Румынским кланом раз и навсегда. — Ты так заинтересован в этом? — буднично поинтересовался Аро. Его тонкие брови насмешливо взметнулись. — Я заинтересован в том, чтобы невинные люди не погибали. Деметрий нашел сведения о жестоких нападениях на подростков в Швейцарии, и что-то мне подсказывает, что появление новых лиц в Италии играет в этих нападениях не последнюю роль. Владимир и Стефан где-то рядом. Тасиро ясно изложил их намерения. Аро остановился, посуровел. Я почувствовал, что разговор качнулся в мою пользу, и решил добавить: — Вы поручили мне отыскать их. Как я могу сделать это, если вы не позволяете мне действовать? Он внимательно посмотрел на меня, выдержав короткую паузу, и сказал: — Если ты привезешь плохие новости, мне придется обсудить твои неудачи со старым другом Карлайлом. Надеюсь, тебе понятно, о чем я говорю? Вольтури не дают второго шанса. — Понятно, — ответил я и сглотнул. — Наступит ночь, отправляйтесь в путь. Я проводил его тревожным взглядом. И вроде бы все удалось, но облегчения я не ощутил, скорее тревогу и желание поскорее перейти к следующему шагу. Мой разговор с Аро едва ли можно назвать соизмеримым с оставшимся списком дел. Когда я рассказал Хайди о том, что натворил, у нее чуть не случился нервный срыв. Мы встретились в библиотеке часом позже. Она больно схватила меня за локоть, отвела в какой-то мрачный закуток и преградила путь к отступлению. Я растерянно смотрел на нее сверху вниз и напрягал слух, опасаясь, что наш разговор могут услышать. — Ты кретин! Болван! Недоумок! Когда мы приедем, он полезет мне в голову! О чем ты думал?! — Она ткнула мне в грудь указательным пальцем. — А ничего, что я выше тебя по положению? Какое неуважение, — отшутился я, в ответ Хайди зарядила мне подзатыльник. — Я бы тебе башку оторвала, честное слово, оторвала бы! — Хайди, все будет нормально! Я чувствую, что мы справимся. Мы найдем этих румынов, и все встанет на свои места. — Ах он чувствует! Он чувствует! — Держи себя в руках. Я в любом случае сделаю это. Я уже начал. Тебе бы радоваться: если у меня получится, Челси будет свободна, если нет, то я умру. Тогда какая разница, будешь ты жить или нет — вместе со мной ты потеряешь все возможности вытащить ее отсюда. — Ты себя слышишь? — воскликнула она. — Я не собиралась умирать в эти выходные! Надо было ждать! — Чего ждать? — возмутился я. — Момента, когда Аро решит побеседовать с тобой? Ждать, когда Виктория соскользнет с крючка? Когда Деметрий окончательно лишит меня возможности покидать замок? Нельзя ждать. Хватит уже! Что ты упрямишься, как ослица? — Что будет с Калленами, если твой план провалится, ты подумал? Ты ставишь на удачу! Я подумал. — Хайди. — Я взял ее лицо в ладони и заглянул в ее большие, испуганные глаза. — Ты нужна мне. Если я ошибаюсь, ты убьешь меня. Она прямо-таки обмерла — даже не стала вырываться. — Ты шутишь. — Нет. В случае провала я не вернусь сюда живым. Если я это сделаю, Аро убьет всех, кто мне дорог, и убедится, что я увидел достаточно. А если я буду мертв, ему будет плевать. Он может предъявить какие-то обвинения Калленам, если решит, что они замешаны, но я и об этом позаботился: я сказал им, чтобы они перестали пытаться вытащить меня, и Карлайл послушал. Аро не станет угрожать настолько большому клану без суда — это испортит репутацию Вольтури и повлечет за собой другие неприятные последствия. — Ты сошел с ума. А Эдвард? — прошептала она. — А что Эдвард?! — Я оттолкнул ее. — Я не могу вернуться домой. И никогда не вернусь, если не попытаюсь вырваться. Аро меня не отпустит, не отпустит и все. Рано или поздно Эдвард бросит свою семью и придет сюда, как Аро и предсказывал. Я не допущу этого. Хайди открыла рот, но я остановил ее, поскольку услышал шаги тремя этажами выше. Двое подошли к лифту, кто-то нажал на кнопку. Судя по тому, насколько тихой была поступь одного из них, я предположил, что им вполне мог оказаться Деметрий. Мы переглянулись и вышли в пустой коридор, направившись к ним навстречу. Хайди завела пустой разговор о библиотеке. — Добрый вечер, — поздоровался я. — Мы обсуждаем планы на выходные, а ты какими судьбами? Деметрий явно был не в настроении: хмурое лицо, круги под глазами и мятая рубашка. Корин рядом с ним, напротив, сияла, как луна: свежа, безукоризненно одета, серебристые волосы уложены в идеальную прическу. Она не обратила на меня никакого внимания, но пристально посмотрела на Хайди. — Планы на выходные? — бесцветным голосом повторил Деметрий. Ему еще не сообщили. Это хороший знак. — Не бери в голову, — ответил я. Я поманил Хайди за собой и удивился, когда она пошла. Впрочем, она была так растеряна, что отправь я ее в магазин за макаронами, она бы и туда сходила. — Крис! — гаркнул Деметрий, заставив меня обернуться. — Ты снова выполняешь какое-то поручение? — Вроде того. — Кто именно тебе его дал? Двери лифта начали медленно закрываться. Когда между ними осталось совсем незначительное расстояние, я бросил: — Мистер Не-твое-собачье-дело. *** Я уверен, ту картину мира, которая открывается с самолета, Хайди видела десятки раз, но от окна она не отворачивалась, будто летела впервые. Погода была хорошая, плавно покачивающийся салон сразу после взлета погрузился в полутьму. Люди откидывали спинки, размешивали кофе в картонных стаканчиках и говорили шепотом, держа на коленях портфели и дамские сумочки. Ночной рейс Пиза-Монпелье в начале сырой весны популярностью не пользовался, и у нас не возникло трудностей с билетами. Не знаю точно, как мы их приобрели: я неловко топтался у стойки регистрации, пока Хайди на беглом итальянском договаривалась с каким-то мужчиной в дорогом синем костюме — я подозреваю, что только благодаря ему у нас получилось совершить перелет из одной страны в другую, при том что я не имел никаких документов и в Штатах числюсь без вести пропавшим. Человеческие правила теперь и на меня не распространяются — мне это не нравилось. Помню, что переходя зону ожидания в отдельном порядке, я оглянулся на очередь из пассажиров и почувствовал себя изолированным от общества сильнее обычного — даже в замке я не ощущал этого так остро. Мужчины разговаривали по телефону с нервной горячностью, то и дело утыкаясь носом в наручные часы, дамы поправляли пальто и обзванивали родственников, каждая как по шаблону повторяла: “Ну все, садимся, дорогая. Через полтора часа в такой-то терминал. Погода отличная”, — то на французском, то на итальянском. Все эти люди казались мне актерами спектакля, не осознающими, что все это без толку и не по-настоящему, — и вот я наблюдал за постановкой. Если бы самолет разбился, я бы свистнул со своего места и поаплодировал сценаристу. В самолете мне стало еще хуже: я себя не то что человеком не считал, я себя живым не чувствовал. Запахи человеческой еды, музыка в чужих наушниках… Мне бы хотелось сыграть в этом их спектакле, но у меня даже реквизита нужного не было: часов, мобильного, бумажника, ежедневника, водительских прав и чековой книжки. Я никто из ниоткуда, двигаюсь никуда. У меня нет ни паспорта, ни гражданства, ни имени. — Добрый вечер, напитка не желаете? — Высокая брюнетка с голубым галстуком подкатила к нам с Хайди свою тележку. Она говорила по-итальянски. — Одеяла? — Газеты. У вас есть газеты? — попросил я, стараясь не смотреть ей в глаза. Вместо этого я рассматривал фаланги ее аккуратных пальцев. — О, вы американец. Я так и подумала, когда вас увидела. — Я услышал в ее голосе улыбку. Она склонилась, вытащила газету и любезно протянула мне, демонстрируя свою лучезапястную артерию. Я заметил след от снятого обручального кольца. Глупая — я был таким же пять месяцев назад. Расправив газету, я уставился на заголовки, цифры и фотографии. Мало ли там Третья мировая в разгаре, а я тут прохлаждаюсь. В мире ничего ужасного и ничего хорошего не происходило, и меня это удовлетворило. Значит, все по-старому: люди продолжают волноваться из-за экологии, курса валют и политики, в которой они ни черта не понимают. Пока Хайди пребывала в ступоре, я успел выпросить себе карандаш и решил штук пятнадцать кроссвордов в журнале из кармана на сидении передо мной. Когда самолет пошел на посадку, телефон Хайди ожил. За окном стояла ночь, даже намека на рассвет не было. Если итальянский я научился понимать интуитивно (в замке почти все говорили на нем), то во французском ничего не смыслил. Она проглатывала слоги и твердые звуки, делала гласные гнусавыми и явно о чем-то договаривалась. Ну, разумеется. — Я думал, мы не станем останавливаться в городе. Так было бы лучше, — сказал я, пристегивая ремень безопасности — ради безопасности стюардессы. Она буравила меня взглядом весь полет, и когда загорелось табло, намеревалась подойти и оказать мне содействие. Если бы она склонилась надо мной, открывая вид на шею… Какой вампир на полуфабрикатах выдержал бы такое? Я знаю только одного, и он сейчас не на борту этого самолета, к сожалению. — Мы не дикари, — огрызнулась Хайди. — Поэтому будем нюхать бензин, прятаться в затхлом номере два дня подряд и дышать человеческим парфюмом. Ночью цвета казались мне насыщеннее. Спускаясь по трапу, я умудрился рассмотреть в небе оттенок, которого никогда при жизни не видел. Он был похож на тот цвет переваренной спаржевой капусты, который я видел в кладовой с секционным столом и холодильниками, но темнее. Люди окружали Хайди благоговейным отношением, куда бы мы ни направлялись. Мне это было выгодно — я оставался в ее тени. Трое мужчин придержали для нее двери у входа, а когда она растерянно оглянулась в поисках такси, свои услуги предложили еще четверо. Мы въехали в город, небо едва заметно посветлело. Поначалу Монпелье не отличался от любого другого небольшого городка: ржавые рекламные щиты, узкие обшарпанные улочки… Но ближе к центру вдоль дороги начали появляться дома неоклассической архитектуры, украшенные вычурной лепниной, похожие на торты, — они создавали впечатление повсеместно царящей роскоши. Уличные фонари находились практически у каждого дома, было светло. Все арки и архитектурные решения подчеркивал падающий на них снизу теплый свет. Дороги были практически пустые, и примерно минут через пятнадцать мы выехали на просторную площадь, окруженную парком. Я оглянулся по сторонам и отметил целый ряд исторических памятников. Прямо посреди площади над головами редких прохожих возвышалась статуя Людовика Номер-Какого-то на коне — я не стал вчитываться. Проехав еще пару минут вперед, мы прибыли к отелю. Я закатил глаза, когда понял, что Хайди собирается снять номер в пятизвездочном отеле в центре города. И ей обязательно нужен был балкон с видом на площадь — это жизненно важная необходимость, мы же без балкона помрем. Она принялась шушукаться с красивой блондинкой в униформе, к каким подобные отели имеют определенную слабость, и оставила свою размашистую подпись. Блондинка, взглянув на предоставленные Хайди документы, вежливо что-то возразила, и Хайди выгнула бровь. Я сразу напрягся, готовясь к худшему. Одно-другое слово, и девушка улыбнулась, указав рукой вперед, предлагая нам свое сопровождение. Хайди пробурчала отказ. — Что происходит? — негромко спросил я, когда мы зашли в лифт. Хайди раздраженно вздохнула и всучила мне ключ-карту. — Наш номер оккупировали. Я ничего не понял и нахмурился, но стоило нам подняться на нужный этаж, как я ощутил волнительно знакомый запах. Мне пришлось сохранять человеческую скорость — камеры. Я распахнул двери. Это был не гостиничный номер, а самые настоящие апартаменты. Справа и слева — отдельные комнаты. Передо мной зал с длинными цветастым ковром на полу, сине-бежевые стены, такой же расцветки диваны плюс хрустальный столик и телевизор, все как полагается. Я повернул голову вбок: кухня с белым фасадом была объединена с гостиной; к кухонному гарнитуру примыкал остров с глянцевой столешницей, разграничивая собой пространство. Он сидел на одном из высоких металлических стульев, перед ним на столе ключи от машины. Мы встретились взглядами, и Эдвард тут же оказался на ногах, но ко мне не подошел — замер на месте. Я уловил движение сбоку: за мной вошла Хайди, грубо толкнув меня плечом, хлопнула дверью, бросила ключ на пол и принялась задвигать шторы. Мы так и смотрели друг на друга. Я даже обрадоваться не успел, предположил, что он здесь, чтобы помешать Хайди завершить мой план по ветке “Б”. Наверное, Элис видела мою смерть. Прошло несколько мгновений, прежде чем я заметил, что Эдвард был совершенно спокоен, если не считать его нервной улыбки. — Ну все. Теперь я точно умру. Мне конец, — сказала Хайди и бросила кожаную дорожную сумку на стол позади Эдварда. По характерному булькающему звуку я определил ее содержимое. Я стоял, как идиот. Мне не верилось, что все это происходит на самом деле. — Вот где у меня все это сидит. — Она ударила ребром ладони о свою шею. — Вот где. Если бы я могла, я бы уже давно поседела. Какого хрена ты сюда приперся? Давай я тебе популярно объясню, что будет с Деметрием, когда он поймет, что его обвели вокруг пальца... Ах да! Тебе же плевать! Конечно, какое тебе дело до Хайди. Эдвард не обращал на нее внимание, смотрел на меня. — Что ты задумал? — негромко спросил он. — Что тебе рассказала Элис? — Тебя спрашивает не Элис, а я. Что ты скрываешь? — Ты злишься, — предположил я. — У меня не выходит, — выдохнул Эдвард. — Я немного расстроен. Мне бы хотелось, чтобы ты был честен со мной, а ты все мудришь. — Я пытаюсь защитить тебя. Он промолчал. Эдвард был спокоен, и этому было только одно объяснение: все будет хорошо. Я попытался настроиться на радость по этому поводу, но страх не уходил. Да, Элис что-то видела, и, судя по реакции Эдварда на ее видение, оно было хорошим (или, по крайней мере, не самым плохим). Но видения Элис изменчивы. Одно неосторожное движение, любое поспешное решение — и последствия будут фатальными. И насчет Деметрия Хайди права. Когда Деметрий все поймет, он будет в ярости и захочет найти меня, но поскольку меня ему не отыскать, он будет искать Хайди. И Эдварда он тоже отыщет, разозлится еще сильнее — Эдварда он терпеть не может. Конечно, Аро не позволит ему отправиться за нами, но я волновался, как бы Деметрий не ослушался приказа или не вынудил Аро изменить свое решение какими-нибудь хитрыми манипуляциями. Если это случится, план сорван. К тому же лучше бы Эдварду держаться от Деметрия подальше. Я бы не дал Эдварда в обиду, но у Деметрия не все дома — он способен на что угодно. — Спроси лучше у меня, злюсь ли я. Ладно, не спрашивай. Я сама отвечу: я в ярости! — воскликнула Хайди. — У меня такое ощущение, будто я устроилась к вам, Калленам, бэби-ситтером на полставки. Совмещаю с должностью чертовой неврастенички при Вольтури. Думаю о последствиях за десятерых сразу! Я перевел на нее взгляд, Эдвард поступил так же. Хайди, довольная тем, что на нее обратили внимание, для зрелищности ударила кулаком по столу. — Я не Каллен, — невпопад сказал я. — Тогда я — больничный клоун, — фыркнула Хайди. — Кто? — растерянно спросил Эдвард. Я метнул взгляд обратно — и Эдвард снова смотрел на меня. Он сдерживал улыбку и стоял на месте, словно зная, что если кто-нибудь из нас совершит телодвижение, то Хайди окажется невольным свидетелем не очень пристойной сцены. Что я пытался рассмотреть на его лице? Тревогу? О чем я замечтался, глядя в его глаза? Мысли путались. Эдвард оставался спокоен — до Деметрия ему не было никакого дела. Может, он правильно делает, что не волнуется. Я уже сдвинул дело с мертвой точки, а он уже стоит передо мной. Мне бы радоваться и благодарить судьбу за возможность провести с ним час-другой, а не терзаться сомнениями. Нет смысла пороть горячку раньше времени. Я прикрыл глаза и отрезвился. Мне стало гораздо спокойнее. Даже застенный стук чужого сердца — будто кто-то вколачивал в доску гвозди — перестал меня нервировать. Сутки приобрели завершенность, у этого раннего утра будет начало, середина и конец. Мне не хватало этого ощущения: я лишился сна, и мне казалось, что моя жизнь — один ужасный, бесконечный день. — Вы здесь, чтобы связаться с Викторией? — спросил Эдвард, нарушая тишину. — И да и нет, — ответил я. Хайди недовольно покачала головой и сказала: — У него там какой-то фокус-покус в планах. Как обычно. Я хотел заметить, что она здорово приукрасила мои планы, назвав их “фокусом-покусом”, но промолчал — будет лучше, если Эдвард посчитает, что я держу ситуацию под контролем. — Хайди, я не знаю, как выразить свою благодарность. Ты сделала для нас очень многое, — неожиданно проговорил Эдвард. — Надеюсь, больше не придется, и вы все от меня отвалите. — Хайди осторожно пожала его протянутую руку (это заняло всего четверть секунды). — Побольше уважения, — возмутился я. — С тобой говорили вежливо. — Что ты там вякнул? — высоким голосом спросила Хайди. — То! Язык свой за зубами держи и веди себя порядочно. — Ты, по-моему, забываешься! Позволь-ка… Эдвард подхватил ключи со стола и, не дав Хайди договорить, подтолкнул меня к двери одной из комнат. — Хайди, ты ведь хотела сделать звонок, — мягко проговорил Эдвард. — Не заставляй ее ждать. — А ничего, что… — начал я. Эдвард строго на меня посмотрел, и я тут же сдулся, замерев у двери. — После вас, мистер Каллен. — Я отвесил ему поклон и пропустил вперед. Как только дверь за нами закрылась, Эдвард принялся мельтешить из стороны в сторону. Интерьер спальни не отличался от гостиной. Я изучал взглядом шахматную доску из стекла, что стояла на прикроватном столике, и переминался с ноги на ногу в ожидании его слов. — Я думал, ты будешь ждать. Ты же должен был отступить после смерти Джеймса и просто связаться с Элеазаром, — сказал он и остановился, посмотрев мне в глаза. Ну конечно, теперь не было смысла темнить. Видения Элис и мысли Хайди дали Эдварду слишком много лишней информации. Почему-то я почувствовал себя нашкодившим мальчишкой, которого заставляют объяснить свое дурное поведение. — Я много чего должен, — проговорил я, отводя взгляд. — Что изменилось? — Почти все. Эдвард, я тебя прошу, не лезь в это. — Не ищи союзников среди Румынского клана, — предупредил Эдвард, не обращая внимание на мои слова. — Что бы они ни обещали, они в любом случае поставят свои интересы выше твоих. Владимир не играет по-честному. — Мне не нужны союзники. И не важно, какие они выдвинут условия, я все равно поступлю по-своему. Не знаю, с чего ты решил, будто я “играю по-честному”. — Я боюсь за тебя, — признался Эдвард. — Элис говорит, что опасаться нечего, но у меня плохое предчувствие. — Тебе придется смириться со своим страхом, потому что назад мне уже не повернуть. — И чем это может обернуться для всех нас? На Аро держится порядок в нашем мире. Я напрягся всем телом. — Тебе нельзя обсуждать со мной мои предательские планы. — О, да брось! — Эдвард раздраженно цокнул языком. — Хватит с меня этого. Ты прекрасно знаешь, что он меня не убьет, даже если я заявлюсь к нему домой и устрою там погром. Я говорил о законе. Что будет с ним? — К дьяволу законы Аро. Хочешь, чтобы я остался при Вольтури? Эдвард принял такой решительный вид, будто он вот-вот — и топнет ногой в качестве протеста против моих слов. — Ну конечно нет! — воскликнул он. — Но нельзя ли сделать так, чтобы он отпустил тебя? Придумать что-нибудь… Аро ведь отпустил Элеазара. Я вспылил. — Ты наивный или в отчаянии? Аро ни за что меня не отпустит. И не только потому, что он гребанный психопат и для него мои попытки сбежать — не более чем занимательная игра, в которой он намерен победить любыми средствами. И не потому, что видит во мне хорошего бойца для своего вермахта. Я для Аро — средство достижения других, более глобальных целей. Каждый раз, когда он на меня смотрит, мне кажется, что он заявляет свои права на тебя. Чем дольше я исполняю его волю, тем глубже он запускает свои когти в мою жизнь. — Но кто, если не он? — Эдвард, он разрушил сотни жизней, и не остановится, пока будет хоть одна душа, способная противиться его воле. Его цель — не контролировать законы этого твоего “мира”, а прогнуть его под себя. Аро волнует только власть над всеми нами. Дай ему возможность, он государства начнет захватывать. Эдвард положил ладонь на мой затылок и притянул к себе, другой рукой поглаживая по спине. — Я не сомневаюсь в том, что ты поступаешь правильно. Тебе не нужно ни в чем меня убеждать. Я просто думаю наперед. Что случится, когда ты одолеешь его? Что случится с Вольтури? И не говори, что тебе это безразлично, — так быть не должно, — тихо проговорил он. — Ты придаешь существованию Аро слишком много значимости. — И остальные не оставят нашу семью в покое после такого. Разве не по этой причине ты отказался от плана Хайди? — План Хайди был самой настоящей туфтой. По многим причинам. — Я уткнулся лбом в его висок и процедил: — Никто тебя не тронет, черт возьми. Эдвард усмехнулся — я не видел этого, но услышал. — Почему? — Не переживай за них. Я дам им возможность построить все заново. Я придумаю, как. — Построить заново? Разве ты не хочешь покончить со всем, что создал Аро? — Может, и хочу, но это глупо. Мне нужно создать для них запасной план. Если отнять у них все и не дать им возможности отступить, они будут мстить и сражаться насмерть. Так наши потери будут больше, а нам этого не нужно. Не время думать об этом сейчас, пока я не добрался до румынов. Если меня что и беспокоит, так это Деметрий. Он уже знает, где я и где ты. Меня ему не отыскать, но за Хайди и тобой он наблюдает. Тебе стоит уехать, как наступит ночь. — Думаешь, он догадался, что ты пытаешься провернуть какое-то дело? — Он знает, что румыны пытаются связаться со мной для этого. Да чего таить, все об этом знают — мы обсуждали это на совете. Мне поручили найти их и заманить на плаху, потому что они не верят, что я смогу поступить иначе: все считают власть Аро абсолютной, а меня — трусливым. Деметрий убежден, что я не стану рисковать своей семьей и тобой ради этого, потому что он сам бы на такое не решился. Только вот Деметрий переоценивает мою осторожность — это дает мне фору. Он не знает, на что я готов пойти, если… — Я вовремя осекся. — Короче, тебе следует уехать. Эдвард окинул меня внимательным взглядом, но, видимо, решил не усложнять себе жизнь и допытываться не стал. Вместо этого он спросил: — Ты думаешь, я боюсь Деметрия? — Нет. Но он сказал, что убьет тебя, если вы встретитесь снова. Я не уверен, что он шутил, — он способен на любое безумство. — Мне без разницы, что он сказал. Если он захочет драки, я ему отвечу. — Не горячись. Деметрий боец, а ты нет. — Да что ты? — Эдвард услышал только то, что хотел. — Он хвалился своими навыками боя? — Он учил меня. Я видел, как он двигается, и видел его шрамы. Он знает об убийствах все, иначе давно бы погиб, ведь он всегда на переднем фланге. — Шрамы, значит. Он на совет голый приходит? — не унимался Эдвард. Эдвард вел себя глупо, но это на удивление пришлось мне по душе, под настроение. Я нагловато ухмыльнулся. — Нет. Я пришел к нему в комнату и застал его без рубашки — только и всего. — Вот как. — Я просто отвечаю на твои вопросы. — И многому он тебя научил? — прорычал Эдвард и попытался отстраниться. Я перехватил его руку и сбил с ног. Мы развалились на ковре: Эдвард уперся спиной в изножье кровати, я сел напротив. — Если хочешь, покажу, — прошептал я, вглядываясь в его лицо. Эдвард зло нахмурился и хотел было подняться. Я не пожалел силы, чтобы остановить его, но если я и сделал ему больно, то он не жаловался. — Ты специально говоришь мне это? — спросил он, как ни странно, утвердительным тоном. — Да. — Я кивнул. — Ты должен понимать, с кем мы имеем дело. Я бы никогда не смог обмануть Деметрия, если бы не оценивал его по достоинству. И прекрати ревновать. Я его презираю, Эдвард. Деметрий — убийца и лжец. — Я никуда не уеду, — заявил он и притянул меня к себе за ворот рубашки. Я усмехнулся в его губы. — Очевидно. И глупо. Вопреки своему раздражению, Эдвард поцеловал меня ласково. Он отпустил мой ворот и едва коснулся пальцами моей скулы, так осторожно, словно я все еще был человеком. И в этом был весь Эдвард. Я успел повстречать всяких личностей за последние пару месяцев, и ни на кого из них он не был похож. У всех из Вольтури была причина, по которой они стали такими, по которой они сломались, но Эдвард… Что бы с ним ни происходило, как бы он ни злился, Эдвард хранил внутри себя эту светлую силу, которая вела его вперед. Он не оступался, не позволял ярости руководить его действиями. Я сам чувствовал себя больше похожим на них, чем на Эдварда, но когда мы рядом, я забывал об этом. Он словно заряжает меня своим светом и отгоняет мрачные мысли, и от чувства одиночества, отчужденности не остается и следа. Я не буду никем, пока Эдвард хранит память о том, каким человеком я был. Я не превращусь в призрака, пока у меня есть семья. Эдвард теперь — все что от нее осталось. В моем существовании не будет никакого смысла, если я позволю Аро отнять у меня его. — Кристиан, у тебя очень острые зубы, — на выдохе проговорил Эдвард. Я отцепился от его губ и захлопнул пасть. — Виноват. Хайди недовольно проворчала что-то из соседней комнаты, поэтому мы решили поберечь ее нервы и заняться чем-нибудь другим до наступления ночи. Я перенес шахматную доску со столика на ковер и предложил Эдварду сыграть, на что он махнул рукой, мол, ему без разницы. Когда мы начали, он завис на третьем ходе, и я принялся рассказывать ему про замок, про Челси и про все случившееся за время моего пребывания там, иногда повторяясь. Эдвард, в свою очередь, рассказывал о своей семье, по большей части о Джаспере и Элис. Джаспер оставался в Форксе и тяжело переживал разлуку с остальными Калленами, но Элис рассудила, что Джасперу сейчас лучше находиться подальше от нее и Италии. Его заняли выяснением отношений с Квилетами и наблюдением за моими родителями, не раскрывая истинных причин, по которым он должен держаться от всего этого в стороне. Я понимал: Джаспер импульсивный человек, он вечно на нервах, и от него здесь больше вреда, чем пользы. О видениях Элис мы не говорили. Эдвард лишь вскользь упомянул, что она постоянно пересматривает все варианты будущего, и ни в одном из них она не видела мою смерть, чем мы удовлетворились. Я — больше, чем показывал Эдварду, ведь мои похороны — один из планов на ближайшие выходные. Об этом лучше умалчивать. — Было бы здорово, если бы у меня когда-нибудь появился свой дом с огромным ковром вроде этого. Знаешь, я всегда питал слабость к коврам — тепло и уютно. — Я подошел к широкому окну и одернул плотные синие шторы, впуская свет в комнату. Фонари погасли, лучи яркого утреннего солнца падали на многоскатные крыши и реющие на ветру флаги. Машин стало больше, людей тоже. — В каком-нибудь лесу, чтобы не было слышно всех этих голосов и машин. Или вообще на необитаемом острове — там светит солнце и можно не прятаться. А я люблю солнце. Эдвард молчал. Я обернулся. Он замер на месте, упираясь руками в пол, словно кто-то нажал на паузу и остановил его в процессе выполнения какого-то действия. Я в смущении потер большим пальцем переливающиеся бриллиантовым блеском крошечные грани на своем запястье. Его удивление меня рассмешило. Конечно, ему непривычно видеть меня таким! Только он собрался что-то сказать, как я расплылся в улыбке от уха до уха. Эдвард так и остался сидеть с открытым ртом, словно ему не хватало воздуха; он хлопал ресницами, не сводя с меня глаз, и казался потерянным. — Зрелище, наверное, то еще. — Потрясающе, — пробормотал он и потупил взгляд. — Что сказал? — переспросил я, сомневаясь, не послышалось ли. Эдвард промолчал и сделал ход, рассчитывая на свою пешечную структуру. Он совершил ошибку: после двух первых ходов мне были ясны его намерения, и я подготовил на этот случай слонов. Не успел он завершить свой ход, как я оказался перед ним и переставил фигуру не дрогнувшей рукой. Эдвард, казалось, перестал следить за игрой — он забавно нахмурился и смотрел на доску, как на своего врага. Растерянное выражение на его лице вызывало во мне нежные чувства. — Ничего не понимаю, — повинился он. — Я вижу. — Я склонил голову набок и закусил губу. Мне пришлось завести руки за спину и сцепить их в замок. Хайди была увлечена своим телефонным разговором и не обращала на нас внимание, но если я начну его трогать, то остановиться у меня вряд ли получится — волей-неволей мы ей точно помешаем. — Почему ты сделал этот ход? — Если ты еще раз спросишь меня об этом с таким лицом, я тебе все как на духу выложу, а это нечестно. Эдвард принял решение отступать. Я наблюдал, как он выстраивает оборонительные баррикады. Бесполезно. Я разрушил их ферзем. Контригра, разноцвет, размен. Мой всеми забытый конь совершает всего один точный ход. Он вскинул голову. Поражение его не расстроило, Эдвард покорно уронил белого короля на доску, смотря мне в глаза. Я посмотрел сначала на его ключицы за распахнутым воротом белой рубашки, а затем на серые фланелевые брюки, идущие складками на бедрах. — Как думаешь, она уйдет, если я ее попрошу? — шепотом спросил Эдвард, улыбаясь так, словно в его словах была скрыта какая-то шутка, понятная только ему. Я прикинул варианты. — Нет. Ей некуда идти — солнечно. Эдвард закатил глаза, и я согласно закивал. Он потянулся ко мне, я отпрянул и заметил: — У нее и так нервы расшатаны. — Мои нервы пожалеть не хочешь? Хайди, словно ждала момента, когда мы о ней заговорим, ворвалась в комнату. Мы с Эдвардом одновременно вскинули головы. Я бы точно покраснел, если бы мог. — Виктория согласна говорить только с Крисом, — сообщила Хайди. — Она не пойдет на переговоры, если с ним будет кто-то еще. — Почему? — Эдвард напрягся. — Что она задумала? — Ничего, — поспешил успокоить я. — Просто она не хочет, чтобы ее слова дошли до Аро. — А если она собирается отомстить за Джеймса? — парировал Эдвард. — Тогда я убью ее первый. Они оба уставились на меня так, словно у меня выросла еще одна голова. — Что я такого сказал? — удивился я. — Разве это не логично? — Тебе следует запретить ему общаться с Деметрием, — заметила Хайди и вышла за дверь. — Он оказывает дурное влияние. — Что ты там сказала? — воскликнул я и поднялся со своего места. — А ну вернись! Эдвард тяжело вздохнул.