Trinitas

      После изгнания семья Сина отправилась в Хибу, где Басим радушно принял их в своем доме. Сколько Син помнил, дом этот всегда был слишком велик и пуст, ведь обитала там семья лишь из трех человек — одни покои занимали больные родители Басима, соседние принадлежали самому наставнику, гостевые же комнаты почти всегда были пусты. Сам Басим обитал обычно в рабочем кабинете или в библиотеке. Немногочисленные слуги были так вышколены, что не выделялись на фоне интерьера и скользили вдоль стен как полуденные тени, среди которых заметной фигурой был только старший из них, управляющий хозяйством. Наставник едва ли обращался напрямую к кому-то кроме него.       Но с переездом Камры, Лина и их многочисленной детворы все изменилось — пустующие и некогда тихие комнаты наполнились топотом слишком энергичных ребятишек, строго звенящим голосом их аммы, добродушным смехом бабы, который впервые смог улыбнуться после смерти мужа. Большая часть дома была отдана шумному семейству. Единственным местом, в которое было запрещено захаживать просто так, оставался кабинета Басима и примыкающие к нему комнаты.       Син, в свое время облазавший этот дом вдоль и поперек, знал, что очень вдалеке от главных ворот расположена калитка, от которой к дому тянулась аккуратная узкая тропинка. Вела она к отдельному входу, напрямую в рабочий кабинет Басима — отсюда глава «Организации наема» и управлял всеми делами компании. Ежедневно в одно и то же время в кабинет наведывались управляющие и советники, а домочадцам было запрещено шастать в этой части дома в назначенные часы.       После переезда баба часто заглядывал в этот кабинет, после чего отлучался из Хибы по работе — то провожал караваны по торговым путям, то охранял безопасность очередного заказчика.       За бабу, впервые за много лет проводящего свои дни так далеко от семьи, было тревожно. Амма, чьи волосы после смерти мужа от горя полностью окрасились в белый, старался не выказывать своего волнения, но если младших он мог обмануть показным спокойствием, то Самура и Син все понимали — Камра и Лин столько лет провели бок о бок, это вынужденное расставание наверняка непросто давалось им обоим. Перед отъездом бабы у аммы и Басима произошел разговор, который Самуре с Сином приключилось подслушать.       — Могу я отправиться вместо Лина? Из меня воин не хуже, а может даже и посильнее его, — обычно твердый голос аммы был куда мягче, чем все привыкли слышать. Однако отвечающий ему Басим звучал твердо:       — В Хибе омег не нанимают на войну солдатами.       — В битве бади-омега стоит куда больше, чем ярим, разве ты не можешь убедить…       — Убедить командование? Как бы я, по-твоему, мог это сделать? — в голосе Басима зазвучали опасные нотки, точно он сдерживался, чтобы не утратить ровный тон. — Лин отправляется воевать, потому что он бета, который, по традициям яримов, именно этим и должен заниматься. Раз теперь ты живешь в оазисе, то должен привыкать, как он когда-то привыкал к обычаям бади.       Тишина обрушилась долгой паузой, во время которой Самура с Сином будто и не дышали. Да, многие вещи изменились для их семьи после того, как они вынуждены были осесть в городе. Например, отныне на них распространялся указ о призыве на службу в армию одного мужчины из каждой семьи для защиты оазиса. Раз стали горожанами, то обязаны придерживаться законов. Все, что мог сделать Басим в этой ситуации, так это отправить Лина на очередной военный конфликт городов, оспаривающих принадлежность нового колодца, через «Организацию». По крайней мере так он был бы в курсе всех новостей и выручил бы для семьи друга достойную оплату.       Наконец, молчание нарушил какой-то непривычно тихий голос аммы — Син не слышал, чтобы он звучал так прежде:       — Мне тревожно за него. Мы уже потеряли Шамсу, если с Лином что-то случиться…       — Хочешь отправиться вместо него, думаешь, это возможно? Он что тогда с тобой ушел, что сейчас следом пойдет, и никто остановить его не сможет. Ни я, ни даже ты сам, — тон Басима был пропитан горечью. — А если вы оба уйдете, то кто воспитает ваших детей? На меня даже не рассчитывайте, я их не рожал — они ваша ответственность.       Самура не стал слушать дальше — какое бы продолжение не имел этот разговор, он точно не предназначался для ушей двоих из этих детей, — тронул брата за плечо и потянул за собой. Син повиновался.       Так баба отправился на очередную чужую войну, а вернулся лишь много месяцев спустя — без руки и припадая на одну ногу. После ни о какой работе для него не могло быть и речи.       Сину на тот момент было девятнадцать. Он самовольно вошел в кабинет к Басиму и вызвался принять на себя работу отца. Син и прежде выполнял поручения «Организации», но то были мелкие дела, ради которых не приходилось покидать город. Теперь же, когда он стал старшим дееспособным бетой в семье, ноша родителя, не способного ее выносить, легла на плечи Сина.       Началось все с простых сопровождений караванов, но как грянула новая война — его отправили на передовую. Едва достигший двадцатилетия юнец, спрятавший страх за своим непроницаемым платком — таким его узнал Хайри, старший товарищ-бета из армии Хибы. В то время он приглядывал за новобранцами и со всеми был одинаково дружелюбен, не делая различий между бади и яримами.       Когда оазисы разобрались в конфликте армия вернулась в родную Хибу, а Син переключился на разнообразную работу от «Организации». Примечательным стал заказ на редкую птицу, водящуюся в открытой пустыне, за которой кочевника послали в команде с двумя охотниками-бетами — так он и познакомился с Нуром и Рами.       Позже, стоило их маленькой группе из трех человек сработаться, им стали поручать и более опасные задания. Например, тот же богатый коллекционер редких зверей хотел во что бы то ни стало заполучить детеныша кавсарского скорпиона. Проблема заключалась в том, что они не продавались. Команду Сина отправили «поохотится на скорпионов», но фактически это означало «выкрасть или ограбить». Чем дольше работал на «Организацию», тем яснее Син осознавал всю обоснованность страха Басима — вот уже много лет, с самой молодости, наставник не покидал пределы дома, почему и вел все дела из кабинета через управляющих. Оказалось, что он вел опасные дела. У наставника действительно могли иметься недоброжелатели.       Иногда, пусть и очень редко, Басим лично поручал Сину задания, которые мог доверить не многим из работающих на него наймитов.       — Организация существует благодаря покровительству влиятельных людей, — объяснял наставник, когда впервые решил довериться. Он явно был не в духе — хмур и неприветлив. А еще выглядел крайне уставшим, словно что-то долгое время высасывало из него все силы. Син подумал, что, возможно, Басиму не просто давалось ведение семейного дела. — Именно поэтому, когда эти самые влиятельные люди обращаются с просьбой — отказать им нельзя.       — Я сделаю как ты скажешь, — отозвался Син, ощущая исходящее от наставника напряжение. — Что они тебе поручили?       Басим поднял на него мрачный взор, но не смог долго удерживать зрительный контакт и отвел взгляд. Ответ был сухим:       — Убить кое-кого.       Пока Син пребывал в потрясении, Басим пояснил:       — На днях к нам обратился заказчик с просьбой о сопровождении. Мы приняли эту работу, а на следующий же день некая влиятельная личность, с которой я вынужден поддерживать контакт, приказала убрать этого человека.       — Но разве тот заказчик не первым обратился с просьбой о защите? — возразил Син, в груди которого туго скручивалась спираль из самых разнообразных чувств, понять которые, а уж тем более осмыслить, он сейчас был не в силах.       Наставник замялся на мгновение, прежде чем дать ответ:       — Ты правильно говоришь, вот только просьбы одних приоритетнее, чем просьбы других. Обратился к тебе я лишь потому, что именно ты уже согласился вести нашу цель через пустыню. Но ты не просто мой работник, так что можешь отказаться — и я назначу другого.       Но что-то здесь не сходилось. Чувствовалась какая-то неправильность, необратимость ситуации. Сина преследовало ощущение, что выхода нет, и на самом деле отказ невозможен. Размышляя, он медленно заговорил:       — Разве ты не мог поступить так с самого начала и ничего мне не рассказывать? Просто отстранил бы от этой работы.       — Как всегда проницателен, — похвала прозвучала необычайно мягко, что совершенно не вязалось с общей мрачностью лица Басима. Да и в целом выглядел он изнуренным: медные глаза словно потемнели, а белокурые волосы казались почти седыми. — Видишь ли, мой влиятельный покровитель уже знает, кто был изначально назначен на эту работу. Попытайся я тебя уберечь, он станет допытываться до причин, а в итоге зацепиться за мою слабину. Как думаешь, разумно позволять дикому зверю почуять кровь?       Наставник уже упоминал что-то такое. Еще давно, когда учил Сина истории, он рассказывал о том, как сильные мира сего использовали различные организации, а потом избавлялись от них, точно от пришедших в негодность инструментов. Любая, даже малейшая слабость, может привести к оглушительному краху, если будет выведана потенциально опасным противником. А бывшие союзники таковыми становились вмиг. Что помешает этому «влиятельному покровителю» попользоваться услугами Басима сегодня, а завтра уничтожить, воспользовавшись слабостями?       — Как я должен это сделать? — Син сдался. Не было смысла трепыхаться, что та муха в меду, когда крылья уже слиплись и тянули на дно.       С тех пор пусть и редко, но иногда тем неизвестным влиятельным лицам удавалось перехватывать информацию о заказах на работу, что Басим получал и распределял между своими наймитами. По большей части его деятельность не была преступной, исключая те случаи, когда на «Организацию наема» накладывалась тень власть имущих. Воле этих людей Басим вынужден был подчиняться.       За все годы, что работал на него, Син ни разу не пожалел о том, что пусть лишь отчасти, но принял на себя нелегкую ношу наставника, разделил его путь. По-настоящему содрогнулся он лишь тогда, когда точно такое же задание, как и в прошлом, Басим поручил ему при последней их встрече. Сразу после того, как стало известно об участии в экспедиции сына одного очень влиятельного в Хибе судьи…       Обстоятельства, при которых Син тащил на спине человека, которого давно должен был убить, казались абсурдными. Доверчивость, с которой его обнимали за шею руки этого сущего ребенка, была и вовсе смехотворной. В сложившейся ситуации Сину и стараться бы не пришлось, чтобы выполнить задание Басима — всего-то и требовалось, что бросить беспомощных мальчишек в той башне, а жизни их оборвались бы по воле пустыни. Вот только Син принял поручение Басима не потому, что собирался его исполнить. Этот поход стал настоящим испытанием именно из-за желания сберечь Лейса, пусть и не ради него самого.       Наиль. Человек, с которым они были знакомы давно, но виделись редко. Мужчина, что вызывал в сердце необъяснимый трепет и желание оказаться рядом. Омега, которым желал любоваться, и от которого безудержно хотелось отвести взгляд. Не будь Лейс его учеником, Сина бы ничто не сдерживало.       Насколько кочевнику было известно, заказчиком, нацелившимся на Лейса, был деловой или политический противник его отца, Файсаля Бадави. Изначальной целью было не убийство, а шантаж — противник собирался угрожать судье жизнью его любимого младшего сына. В случае, если Файсаль согласиться с выставленными шантажистом условиями, завербованный человек в отряде не станет нападать. Если же переговоры пройдут по худшему сценарию, то убийством Лейса заказчик отомстил бы судье. Исхода было лишь два и решиться все должно было до прибытия в Манахиль.       До самых ворот дома семьи Бадави Син ощущал едва выносимое напряжение. Он не знал, был ли единственным наймитом, которого подослали убить. Вдруг подкупили кого-то из отряда охраны Лейса? Вдруг послали на ними погоню? Син тревожился в ожидании момента, когда вспыхнет светом кулон, отдавая команду оборвать юную жизнь — и не знал, поступит ли этот сигнал лишь ему.       К счастью, никакого сигнала не последовало. Но будет ли безопасно в Манахиле? А вдруг сюда уже были подосланы люди, готовые убить ребенка лишь по приказу некой влиятельной персоны? Как Син может этому помешать?       Будет ли явная опасность Пустоши лучшим выбором, чем скрытая угроза в Манахиле? Наверняка можно было быть уверенным лишь в том, что погони не последует. Поэтому, в одиночку принимая решение, влияющее на жизни множества людей, перед уходом из Манахиля он шепнул Лейсу, что нашедшему свою любовь не стоит ее отпускать. Именно Син был тем, кто подтолкнул влюбленного мальчишку к побегу, а потом намеренно выбрал медленный темп, чтобы Лейс смог их нагнать.       Что подумал бы о нем Аскар, узнай всю эту правду? Как бы смотрел на него Наиль?       Только они не узнают, Син не позволит этому случиться. И тогда самый жуткий его страх никогда не обратится реальностью.       Син не знал, почему кулон его вдруг засиял в Пустоши — однозначный сигнал, вот только миссия его закончилась в тот момент, когда Лейс был сначала доставлен в Манахиль, а затем из него сбежал. Конечно, по возможности отправляя почтовых птиц из деревень, в своих письмах к наставнику Син передал сведения о том, что сын кади благополучно вернулся в его отряд. Но неужели Сина все еще обязывают выполнить ту работу?       Не имеет значения. Син уже принял решение, от которого не отступит. Во что бы то ни стало он защитит того, кто дорог Наилю и Аскару. Даже если за предательство придется расплачиваться перед Басимом.       Погруженный в свои мысли, он неустанно двигался вперед, ощущая усталость, холод, но, что главное, — доверчиво прижавшегося юнца, которого нес на своей спине. Время от времени приходилось останавливаться, чтобы дать передохнуть Гайсу. Пусть выносливость его и подводила, молодой альфа все равно упрямо шагал следом, хоть путь по зыбкому песку давался ему не без труда.       — Иди вперед, я тебя догоню, — заявлял он, храбрясь.       — Пустыня обманчива, — спокойно отвечал ему Син, — тебе кажется, что раз вокруг один песок и местность открыта, ты не потеряешься, но это не так — ты заплутаешь именно потому, что вокруг только песок и нет ориентиров. Так что старайся от меня далеко не отходить.       Син вскинул лицо к небу. Они шли целую ночь, рассвет наступит через пару часов. Утром еще можно будет идти, но как опустится жара придется остановиться и переждать. Продолжать путь лучше вечером.       — Ты ориентируешься по небесным светилам? — Гайс проследил за направлением взгляда кочевника.       — Именно так.       Лейс низко сполз по спине и Сину пришлось чуть тряхнуть его, чтобы вернуть на прежнее положение. Мальчишка резко и со свистом втянул в себя воздух — должно быть, движение пробудило боль, — но застонать себе больше не позволил. Будь Син его ами, то гордился бы выдержкой юного альфы. Но что он чувствовал больше, так это вину — Лейс поранился, а у него даже не нашлось лекарства, способного хоть немного облегчить боль.       Разве прежний он был столь непредусмотрителен? Уж точно не после того, как за неимением лучшего варианта был вынужден прижигать свои раны собственным кинжалом. Син точно помнил, как раньше всюду таскал с собой останавливающие кровотечение, обеззараживающие и многие другие полезные травы. И вот сейчас, когда Лейс нуждался в помощи больше всего, у Сина не оказалось под рукой ни одного лекарственного средства.       Пустыня не прощает столь пренебрежительного отношения. Син и правда расслабился, пригрелся в тепле, безопасности и сытости. Слишком уж привык полагаться на товарищей и их силу, в особенности — на целительную магию Исы. Суровый воин песков растерял всю бдительность и стал непозволительно мягким.       Впрочем, хорошо уже то, что при нем были леденцы из сока драконова дерева — среди бескрайних песков, на территории, с которой из страха сбежали все звери, было невозможно добыть пропитание ни охотой, ни собирательством. В питье приходилось себя ограничивать, так что лишь эти леденцы поддерживали в Сине силы двигаться вперед, а с грузом на спине и по вязкому песку делать это было непросто. Мысли о стараниях целителя, предусмотрительно изготовившего эти леденцы, омыли беспокойное сердце точно прохладной и чистой водой. Стало даже немного спокойнее на душе.       Ближе к рассвету, когда небо начало неумолимо светлеть, Син заметил вдалеке силуэт вытянутой белой раковины — одинокая башня точно мираж маячила на горизонте. Кочевник едва не сбился с шага, осознавая, что расположена она совсем не в том направлении, которое он вычислил по положению светил на небосводе. Это определенно была не одна из тех башен возле айвана. Вот только внешне она точно напоминала те четыре, которые отряд увидел сразу по выходу из портального зала.       — Одна из унесенных башен? — предположил поравнявшийся с кочевником Гайс.       — Поэтому их там было не двенадцать? — Лейс заговорил прямо над ухом Сина, вскинув голову.       — Видимо, киты утащили на спинах, — подтвердил он, но направление менять не стал. Юный альфа это заметил и спросил:       — Мы не пойдем посмотреть кому посвящена эта башня?       — Нам не по пути, — коротко ответил Син. Не стоило делать крюк только из любопытства, когда запасы воды стремительно истощались, а звери должны были вскоре вернуться на прежние территории обитания.       К тому же, раз эту башню вынес в открытую пустыню кит, нельзя быть уверенным наверняка, что он не скрывается где-то здесь под толщей песка. Хоть Сину и было любопытно узнать, что так привлекает легендарных чудовищ к этим башням, как и понять, зачем они перемещают башни на своих спинах, рисковать все же не стоило.       С наступлением утра, когда светила начали пригревать беспощадно, они спустились к подножию самой высокой из окружавших дюн. Разрыв ямки в песке, они закопались в нем, чтобы хоть немного укрыться от солнечных лучей. Уже даже не говорили, потому что разговоры отнимали силы и влагу. Не двигались, чтобы дать телам отдохнуть. Только Лейс ворочался — наверняка песок забился ему под одежду и царапал кожу, — но выбирать не приходилось, среди барханного моря не найти для отдыха места лучше. Припекало все сильнее, но слои песка надежно прикрывали и дул легкий ветерок, приносящий облегчение. Вскоре тень от дюны накроет их и станет чуть полегче.       Син страшно вымотался, а потому жар и легкая тяжесть песчаного покрывала быстро разморили. Он заснул, скучая по Аскару, а когда проснулся, теплое тело его альфы, которое он сжимал в своих снах, превратилось в зыбкий песок, утекающий сквозь пальцы.       Он посмотрел на небо, которое сказало, как скоро оно потемнеет и Нанна рассыплет по полотну драгоценности-звезды. Еще до заката Син взвалил Лейса на спину, и они вновь пустились в путь.       Минула вторая ночь изнуряющего пути, утро осветило дюнное море и далеко впереди завиднелись две сиротливые башни, скрывающие своими телами здание портального зала. Син мысленно вознес Троице искренние чистосердечные благодарности: хвала Создателям, теперь они спасены! Стоит при первой же возможности сжечь на костре подношения — с дымом ветер доставит их прямиком на небеса, в обитель Богов.       Солнца продолжали свое стремительное восхождение, но Син и Гайс решили продолжить путь, пусть и под иссушающим жаром их лучей. Последний отрезок пути, отделяющий от возвращения в объятия Аскара, кочевник преодолел с такой прытью, какой и сам не ожидал от своего уставшего и натруженного тела. Впрочем, не он один взбодрился — Лейс елозил на его спине, а Гайс впервые не то что поспевал, почти опережал, так стремясь добраться до Исы, чтобы попросить помощи для возлюбленного. Все же двух молодых альф и в самом деле связывало искреннее и сильное чувство.       Минул полдень, когда они прошли башни, близился зенит. Сар и Сол точно вытягивали из тела все силы, но Син еще переставлял ноги, хоть изображение перед глазами и плыло от жара, точно над костровым маревом. Однако это не помешало ему заметить несущиеся навстречу фигуры: весь отряд высыпал встречать их.       Среди тумана усталости Син едва различал людей, что встречали их после скитаний по пустыне. Образы напоминали отражение на тревожной водной глади, и лишь когда один из них оказался достаточно близко, Син смог разглядеть родные черты. Вместе с выдохом тело покинула тревога, которая словно дикий зверь вгрызалась в сердце на протяжении всего пути. Образ Аскара оказался равносилен желанному глотку воды после изнуряющей жажды. Сину нужно было столько всего сказать — как невыносимо скучал, как боялся не уберечь детей, как необходима Лейсу помощь Исы, — но в горле нестерпимо пекло, а сил не хватало произнести и малейший звук. Хотелось отбросить всю храбрость, всю силу и просто упасть в родные объятья.       Поблизости появился и встревоженный Наиль, который быстро окинул его взглядом, но, посчитав вполне невредимым, первым делом бросился к ослабшему Гайсу. Сердце Сина коротко укололо смутно знакомое чувство. Снова подняв глаза на Аскара и не заметив на себе его ясный взор, кочевник смог дать определение этому удушающему ощущению — зависть. Неужели словно малое дите чувствовал обиду от того, что для близких людей не он оказался самым важным? Умом Син понимал, что в поведении Аскара и Наиля не было ничего странного — оба бросились к своим подопечным, к слабым и беззащитным мальчишкам, — но сердце почему-то не могло принять эту истину.       При виде ами Лейс заерзал, попытался опуститься на землю, совсем позабыв про ранение, и кочевник напрягся, из последних сил удерживая его на себе. Благо, Аскар заметил перевязку на ступнях и успел подхватить его прежде, чем руки Сина ослабли и отпустили вес молодого альфы. Лейс обхватил ами руками и ногами, напрочь отказываясь отпускать, и тихо лепетал что-то ему на ухо.       Очень вовремя подоспел Иса и охотники. Нур и Рами придержали Сина за плечи, а целитель умостился под боком, прижимая к себе за талию. Первым делом Иса снял с пояса бурдюк и передал Сину, чтобы тот мог утолить жажду, которая мучила его долгие дни. Прохлада и влага прокатились по горлу, наконец-то избавляя от ноющей боли, которая словно притупленным кинжалом то и дело резала гортань. Бета вернул бурдюк целителю, ощущая, как понемногу возвращалось сознание, пробуждались притупленные усталостью осязание и обоняние. Знакомый запах омеги окутал спокойствием и дал ощущение безопасности в этих тонких руках. От прилива нежности Син не смог сдержать вымученной улыбки, направленной на такого хрупкого, но оттого не менее стойкого товарища.       — Я не сомневался, что ты вернешься, — с трудом вымолвил Иса, стараясь быть для ослабшего друга прочной опорой. Его поддержка всегда много значила для Сина, давала силы даже в моменты абсолютной слабости и беспомощности. Син прошептал тихое «спасибо» и постарался выпрямиться, чтобы не заставлять других тащить его, словно немощного. Он прошел большое расстояние, так неужели не сможет сделать несколько шагов до портала?       Заметив его намерения, Иса нахмурился и бросил грозный взгляд на Аскара, который до сих пор успокаивающее поглаживал Лейса по спине. Пошарив взглядом по столпившимся посреди пустыни людям, Иса тихо цокнул, а затем выкрикнул:       — Наджи! — солдат встрепенулся и собрался было подбежать к целителю, но тот указал в сторону Аскара и скомандовал: — Отнеси Лейса в Большой портальный зал, я должен осмотреть его раны.       Наджи заметно приуныл, но все же кивнул и направился к Лейсу. Перехватив мальчишку из рук акида, солдат исчез из виду, а Аскар так и остался стоять на месте, с волнением глядя вслед Лейсу.       — Не хочешь помочь своему бете? — вырвал альфу из размышлений едкий тон Исы. — Ты его ждал ночами, глаз не смыкая, а теперь даже не подойдешь?       «Ждал ночами?» — эхом пронеслось в затуманенном разуме Сина. Сердце сладостно заныло в груди от мысли, что этими темными вечерами он был не один — по ту сторону горизонта ему навстречу смотрел Аскар и думал, мечтал, молился. Должно быть поэтому, даже находясь на грани возможностей, Син не потерял нужного направления, словно самим сердцем чувствовал верную дорогу.       Син прерывисто вдохнул, когда руки товарищей сменили горячие и такие нежные ладони Аскара. Одна крепко обхватила за талию, а другая закинула руку беты на плечо, вынуждая перенести на него весь вес тела. Чувствовать своего альфу так близко было необходимо для Сина, и он с тихой радостью принимал помощь, на протяжении всего пути до портала занятый лишь разглядыванием родного лица. Даже сейчас, почти беспричинно, щеки Аскара порозовели. Должно быть это слова Исы, раскрывшего перед Сином муки акида, заставили его так смутиться. Вид этого очаровательного румянца успокаивал и одновременно заставляли бету в страхе сжиматься — не умер ли он от жажды в пустыне и не представляется ли эта встреча ему в последнем, самом сладком сне? Нет, Син отчетливо чувствовал, как часто и громко бьется собственное, определенного живое, сердце.       Хотел бы он податься вперед, крепко обнять родного альфу и ощутить тепло тела, которое его нагретой яростными лучами солнц коже казалось почти благодатной прохладой. Однако сил едва хватало, чтобы переставлять ноги, а одна лишь близость портала нещадно высасывала остатки маны. Сейчас Син больше обычного боялся войти в марево — переход мог забрать те крохи, с помощью которых он до сих пор стоял на земле. Впрочем, в объятиях Аскара было не страшно стать совсем уж беззащитным и слабым.       Рука Сина крепко сжалась на плече акида — и без сил опала, стоило переступить через марево портала. Вдох застыл в легких, ноги подкосились и даже голова склонилась на бок по вине ослабшей шеи. Он, точно пронзенная стрелой антилопа, безвольной тушей валился на пол.       Даже в таком состоянии Син заметил испуг, промелькнувший на лице Аскара.       Акид поспешил подхватить его и аккуратно поднять на руки. Син умостил голову на плече альфы и, не сводя полуприкрытых глаз с родного лица, наблюдал на вихрем эмоций, сменяющих друг друга. Аскар печально нахмурился, в волнении поджал губы, с жалостью и сожалением поднялся взглядом по образу беты. Он тяжело вздохнул, произнося едва слышно:       — До чего же больно видеть тебя таким слабым.       Для затуманенного разума понять сказанное оказалось непростой задачей, но, когда смысл слов донесся до самого сердца, оно болезненно сжалось. Син на мгновение отвел взгляд, чувствуя вину за то, что один лишь его вид заставляет Аскара страдать. Он сделал вдох прохладного воздуха, набрался сил, и подался вперед, толкаясь лбом в щеку альфы и ластясь, точно послушный варан.       — Ради тебя я постараюсь казаться сильным, — прохрипел Син, но этими словами сделал лишь хуже. Казалось, от услышанного Аскар стал только несчастнее.       — Не говори глупости, — почти обижено произнес альфа и коснулся губами не скрытой платком переносицы. От внезапной нежности бета разомлел и умостил голову поближе к сгибу шеи, чтобы вдыхать такой успокаивающий запах Аскара.       Эхом и будто издалека слышались разговоры участников отряда и настойчивый голос Исы:       — Я помогу Лейсу, а ты не мешайся под ногами и лучше позаботься о Сине. Я сам приду в ваш шатер, когда освобожусь.       Акид коротко кивнул и направился к палатке бади, оглядываясь на раненого Лейса. Син прятал от Аскара взгляд собственных глаз, наполненный чувством вины и сомнениями. Он слишком многое скрывал от близкого человека и сейчас слова правды рвались наружу, но бета понимал — проговориться нельзя. Это принесет короткое облегчение ему и долгие муки Аскару.       За размышлениями Син не заметил, как оказался на коврах внутри шатра. Расставаться с ощущением рук, крепко и нежно сжавшихся на теле, вовсе не хотелось, ведь вместе с их прикосновениями пропало и ощущение безопасности, абсолютной беспечности, защищенности в объятиях самого сильного альфы. На протяжении дней пути Сина не покидала настороженность, ведь особо бесстрашные звери могли в любой момент вернуться на свои территории. Чувство постоянного напряжения изрядно вымотало, из-за чего даже в темноте закрытых век ему виделись подобравшиеся и готовые к нападению хищники.       Когда лица невесомо коснулось что-то прохладное Син вздрогнул, но следом расслабился — это Аскар аккуратно снимал с его головы платок, мягко придерживая под затылок. Нагретая солнцами ткань спадала с лица, позволяя воздуху зала ласкать кожу. Когда платок был отложен в сторону, альфа огладил разгоряченные щеки, нежно коснулся прохладными ладонями лба, заставляя в наслаждении прикрыть глаза.       — Хочешь воды? — запоздало предложил Аскар и Син без раздумий кивнул. Казалось, жажда поселилась в его горле: царапала, жалила, разъедала изнутри и лишь очередной глоток мог избавить от этих мучений.       Альфа позволил Сину опереться на себя спиной и поднес к губам бурдюк, за который тут же ухватился бета ослабшими руками. Влага холодной волной прокатилась по телу, словно лекарство от всех болезней, прогоняя давящую головную боль и напряжение в натруженных мышцах. Син расслабился, позволяя каплям воды стекать от уголка губ до самого ворота халата, а после с облегчением выдохнул, отодвинув от себя бурдюк. Мир перед глазами стал четче, удушающий жар отступил, а тело наполнилось силой, которую бета поспешил истратить на то, чего так отчаянно желал — он обернулся к Аскару и подался вперед, жадно припадая к родным губам.       Внезапный порыв нежности удивил альфу и тот едва успевал отвечать на настойчивые поцелуи, которые с упоением дарил бета. Син крепко хватался за акида, боясь, что тот исчезнет, стоит только расслабить руки, и с наслаждением ощущал на себе не менее сильные объятия. Похоже, в их головах звучали схожие мысли, а тела одинаково желали прикосновений.       Прилив силы, что так внезапно наполнил тело, понемногу исчезал, из-за чего поцелуи становились все мягче и нежнее. Син едва ощутимо касался губ, не желая прекращать, даже когда окончательно ослаб. Аскар смущался, очаровательно краснел и с трудом выравнивал дыхание, что заставляло кочевника довольно улыбаться. Короткое мгновение оба провели в молчаливом рассматривании родных черт. Син скользил взглядом по раскрасневшимся губам, нахмуренным бровям и разноцветным глазам, которые выражали все те волнение и тоску, что до сих пор бушевали в сердце акида.       — Почему ты смотришь так печально? — тяжело выдохнул Син. — Я ведь вернулся невредимым, пускай и немного вымотанным.       Аскар опустил тоскливый взгляд, погрузившись в раздумья, и обхватил талию беты, мягко прижимая к себе.       — Мне больно от одной только мысли, что тебе пришлось перенести.       Син тихо вздохнул. Действительно, было непросто, но рассказывать об этом и заставлять своего альфу грустить вовсе не хотелось. Набравшись сил, Син тихо хохотнул, обращая на себя внимание акида.       — Для бади несколько дней пути даже без глотка воды — вовсе не испытание, — руки огладили лоб, щеки, еще горячие от румянца кончики ушей, заставляя альфу отвлечься и поднять взгляд на Сина. — Гораздо тяжелее было остаться без твоей улыбки. Может, покажешь мне ее? Я ужасно соскучился.       Аскар на мгновение притих, а после тепло сощурился, показывая такую желанную улыбку. От ее вида на душе сразу стало легче, а сердце сладостно забилось в груди.       — До чего же у меня прекрасный альфа, — прошептал Син и улыбка Аскара стала более застенчивой. Радость встречи клокотала внутри ярким пламенем, отчего лишь больше хотелось обнять, поцеловать, занежить и заласкать. Однако слабость позволяла лишь расслабиться в руках родного человека и наблюдать.       Заметив, как кочевник всем телом опирается на него, Аскар аккуратно уложил Сина на ковры и умостился рядом. Бета прикрыл глаза, понимая, что находиться под защитой сильного воина, и постарался заснуть, чтобы поскорее восстановиться после пути.       Во снах Сина не покидала пустыня. Перед глазами мелькали песчаные пейзажи, в ночной тьме прятались незримые хищники, а духота воздуха, не остывшего после минувшего жаркого дня, иссушала тело. Затем наступало утро, раскалялась земля, жажда вгрызалась в горло голодным волком. Ноги вязли в дюнах, глаза едва оставались открытыми, а силы покидали тело, оставляя в голове лишь звенящую тишину. На плечах Сина было две невероятно ценные жизни, но он никак не мог найти правильный путь и вернуться к порталу.       Внезапно кошмар закончился и приятная прохлада коснулась лба, словно капли дождя. Бета блаженно выдохнул и медленно открыл глаза, но вместо серых низких туч увидел Аскара — тот аккуратно проводил мокрым полотенцем по его лицу, стирая выступившие капли пота и прогоняя причудившуюся во сне жару. За этим занятием акид выглядел забавно сосредоточенным и Син не сводил с него глаз, ожидая, когда их взгляды встретятся. Прохладное полотенце скользило по щекам, мягко ласкало кожу влагой и лишь спустя некоторое время Аскар заметил следящий за ним сонный взор. Опомнившись, он отдернул руку и заговорил виновато:       — Прости, я не хотел тебя будить.       — Мне было очень приятно. Сделай так еще, — в ответ нежно сощурился Син. Прохлада вновь коснулась лица и он слабо улыбнулся, ощущая, с какой трепетной лаской прикасается к нему Аскар. Такой контакт был необходим Сину, жадному до прикосновений, но сейчас не способному подарить их своему альфе.       За пеленой наслаждения кочевник заметил волнение во взгляде акида. Он смотрел на Сина, но мыслями находился вовсе не здесь, что не могло не расстраивать.       — Волнуешься за Лейса?       Аскар обратил на бету более осознанный взгляд, поджал губы и нахмурился, размышляя о своем. Рука Сина накрыла ладонь альфы и слабо сжала, вынуждая озвучить переживания.       — Я лишь мельком увидел его ноги и все они были в окровавленных бинтах. Что же я за защитник такой, раз допустил настолько ужасную ситуацию и настолько тяжелое ранение? — Аскар зажмурился и провел свободной рукой по лицу. — Вдруг Лейс больше не сможет ходить как раньше?       — Он всего лишь обжег ступни о раскаленный песок, а я позаботился, чтобы рана не загноилась. Худшее, что ждет Лейса — шрамы, но я верю в способности Исы и надеюсь, что даже их получится избежать.       Аскар заметно расслабился, пускай до конца отпустить переживания все же не получалось. Во взгляде его читалось доверие, но что-то не давало акиду покоя — должно быть мысли о боли, которую проживает названый племянник. Знал бы Аскар, что по вине обожаемого им беты Лейс оказался в Пустоши, ранился, страдал и мог умереть в пекле башни…       — Спасибо, что позаботился о нем, — коротко улыбнулся акид. Сердце Сина болезненно сжалось, ведь он, нанятый по душу Лейса убийца, вовсе не заслуживал благодарности. — И прости мою слабость. Сейчас ты должен отдыхать, а не утешать.       Син покачал головой:       — У меня всегда найдется кроха силы, чтобы поддержать дорогого сердцу альфу.       Аскар был тронут этими словами и уже склонился, чтобы подарить благодарный поцелуй, как вдруг у входа в шатер послышались шаги, а затем и предупреждающий голос:       — Син, я вхожу.       Глаза беты сощурились в улыбке при звучании голоса Исы, а Аскар обернулся ко входу, ожидая, когда появится целитель. Чтобы не выглядеть в глазах омеги немощным, Син запахнул халат, поправил спутавшиеся косы и приподнялся на локтях.       Полог шатра приподняли тонкие руки. Иса вместе с лучами солнц вошел под своды шатра и осветил темные уголки в душе Сина. Выглядел он как всегда хмуро и лишь давний друг мог рассмотреть в его взгляде почти родительский укор. Омега глядел на него как на ребенка, что вновь вляпался в неприятности и нуждался в исцеляющих объятиях аммы. Син не сразу заметил в руках Исы деревянную тарелку, наполненную ароматной едой. Голод, притупленный соком драконового дерева, сейчас дал о себе знать и острыми когтями расцарапывал живот изнутри.       Стоило Исе протянуть тарелку Сину — тот сразу же перехватил ее и, коротко поблагодарив, принялся поедать нут и сушеное мясо. Довольно посредственная еда сейчас казалась невероятно вкусной. Да что там — даже одно лишь ощущение твердой пищи, а не вязких леденцов, заставляло жмурится от наслаждения.       — Почему Син голодный? Я же просил позаботиться о нем, а ты не додумался и еды принести? — прозвучал строгий голос Исы, обращенный к акиду. Аскар явно был растерян и пристыжен справедливым выговором, поэтому бета поспешил вступиться за своего альфу:       — Я действительно не чувствовал голода, пока не услышал запах нута.       Иса недоверчиво хмыкнул, но отчитывать Аскара перестал. На мгновение повисла тишина, в которой бета слышал изменившееся дыхание акида — он словно набирался смелости, чтобы задать тревожащий вопрос, но каждый раз не решался. Причина волнения акида была понятна, поэтому Син решил первым нарушить тишину:       — Как там Лейс?       — Отдыхает после исцеления, с ним все будет хорошо, — уверено проговорил Иса, всем своим видом показывая, что волноваться не о чем. — Я немного поработал над ожогами, очистил кожу и нанес охлаждающие мази. Ранение не самое страшное, но Лейс слаб и у него нет сил на восстановление, поэтому при всем желании я не могу исцелить его за один раз. Придется вернуться в Шурук и на протяжении нескольких дней заниматься лечением.       Бросив взгляд в сторону Аскара, Син заметил, как тот облегченно выдохнул и улыбнулся целителю. Во взгляде, направленном на Ису, не было неприязни, лишь искренняя благодарность и уважение. Это зрелище было усладой для глаз Сина — видеть, как два важных человека сближаются и больше не ненавидят друг друга.       Окрыленный и наполненный силой после сна, Син позабыл про усталость и предложил:       — Мы могли бы разделиться: часть отправиться в Шурук, а часть продолжит исследования.       Ему, сильному бади, потребуется совсем немного времени, чтобы восстановиться. Возможно, завтра он уже сможет твердо стоять на ногах и преодолевать жар марева.       — Я вижу, тебе понравилось скитаться в открытой пустыне без целителя? — грозно нахмурился Иса, явно не одобряя задумку. Недобро сощурившись, он зарубил предложение на корню: — Исключено. Мы все возвращаемся в оазис, отдыхаем и восстанавливаемся. Наиль сам предложил такой план и напомнил, что спешить нам некуда.       При упоминании учителя Син притих, ощущая нависшую над собой тоску. Очень хотелось увидеть Наиля, но тот почему-то до сих пор не наведался чтобы, пускай и лишь по-дружески, поинтересоваться его самочувствием. Утешало лишь предположение, что Наиль никак не может оторваться от любимых учеников, а к знакомому бади придет немного позже…       Да и разве имеет Син право желать встречи? Любой омега волен поступать так, как считает нужным, он свободен и ничем не обязан бете. Даже тому бете, которого невольно очаровал.