Trinitas

      За время, проведенное в одиночестве, Син перестал чувствовать себя человеком — лишь изнывающей от жара плотью, сгустком развратных желаний и беспорядочных мыслей. Он не ощущал границ тела, те слились с разгоряченным воздухом и сам Син словно растворился, перестал существовать. Мир перед глазами превратился в размытое подрагивающее марево, словно кочевник смотрел на него из самого центра костра. Тело то и дело бросало в жар — должно быть, шайтаны подбрасывали в это пламя сухих веток, отчего горело оно лишь ярче, лишь мучительней.       Спастись из этого огня помогал только запах Аскара, который прохладой растекался в легких, множеством искорок рассыпался в сердце. Он помогал забыться в мечтах, но, к ужасу Сина, с каждым мгновением становился слабее. Бета знал, что запах его альфы исчезнет раньше, чем закончится гон, и это понимание погружало в отчаяние.       Син боялся каждого наступающего мгновения, ведь оно доказывало, что может быть хуже. Не помогали ни настойки, ни вода, которой обливал себя в глупой надежде потушить охватившее его пламя. Он был бессилен и мог лишь лежать ничком на ковре, инстинктивно подмахивать бедрами, тереться о мягкую поверхность и содрогаться от вспышек удовольствия, которые становились все реже, все короче.       Ни в один свой гон Син не был в настолько жалком положении, не чувствовал себя настолько ничтожным животным. И пускай тогда он так же мечтал об Аскаре, мысли те не были такими яркими. Сейчас очередная греза так и манила к себе: нежно касалась теплыми руками, теперь казавшимися приятно прохладными, соблазняла телом, скрытым одним лишь слоем ткани верхнего халата. Син мог бы наброситься на свою мечту, закусать, зацеловать — она не откажет, ведь полностью покоряется его желаниям. Оттого Син и не помыслил сдержаться: повалил едва завидев, придавил немалым весом, чтобы не ускользнула сквозь пальцы, впился в губы и услышал сдавленный вскрик. Ткань халата сама собой скользнула с тела, словно то хотело показаться взгляду Сина, жаждало внимания и ласк. Ладонь метнулась к твердой груди, впилась ногтями и проскользила вниз, оставляя красные полосы. Кочевник не боялся быть жестоким, его мечте не больно — за этот день она стерпела гораздо больше.       Син целовал своего альфу жадно, проникал языком глубоко, не давал сделать и вдох, отчего тот жалостливо пытался оттолкнуть его враз ослабшими руками. Сердце беты почему-то защемило, словно то была не призрачная мечта, а настоящий Аскар, и он решил сжалиться — отстранился, но тут же припал к горячей шее, впился в нее зубами и ощутил желанный аромат. Он был таким ярким, насыщенным, что бета невольно ослаб и тихо простонал. Дикий укус превратился в череду поцелуев, с каждым из которых к Сину возвращалось ощущение себя: гулкое биение сердца, частое дыхание, влага на коже. И он был бы рад этому внезапному облегчению, если бы неожиданно не услышал чужой, вполне реальный стук сердца.       С ужасом Син чувствовал тепло родного тела, сбившееся дыхание, прикосновения, такие непонятно нежные и успокаивающие. Кочевник неверяще отстранился, чтобы посмотреть в разноцветные глаза, сейчас напугано распахнутые, и убедиться, что не сошел с ума.       Перед ним был Аскар: настоящий, теплый, ощутимый. От понимания реальности происходящего бету накрыло желание, но не то удушающее и дикое, что мучило и терзало его долгие часы, а мягкое и нежное, которому хотелось поддаться. И вот это было по-настоящему опасно.       Син зажмурился, с трудом сдерживаясь, и тяжело выдохнул:       — Я же просил…       — А я ослушался, — Аскар пытался звучать уверенно, но кочевник еще помнил его испуганный взгляд. Конечно он перепугался, когда Син набросился и повалил, приняв за плод своего воображения. Кто угодно перепугался бы.       Кочевник обессилено опустился на него сверху, крепко объял руками, спрятал лицо от глаз и вымучено простонал:       — Силы Небесные, я же не смогу сдержаться, — Син так долго мечтал, что теперь до дрожи хотел воплотить все те фантазии в реальности. С родным Аскаром он мог попасть в Джаннат и отказаться от этого удовольствия было просто невозможно. Противясь своим желаниям, Син молил: — Уйди сейчас, прошу.       — Как же уйти, если ты так за меня цепляешься? Я останусь и проведу с тобой гон.       Бета был готов поверить, что все это ему лишь послышалось или же воспаленный разум переиначил слова альфы, выдавая желаемое за действительное, но руки Аскара тут же стали воплощать сумасшедшую задумку: они огладили спину, скользнули к чувствительной шее, заставили поднять голову и посмотреть на акида, такого соблазнительного и желанного. Губы его были просяще приоткрыты, и глядя на них Син понимал, что если коснется — не сможет остановиться. После которого уже по счету предупреждения наивный зверек все лез в пасть хищника. Значит, не так уж важна ему была жизнь…       Или это Син просто слишком хочет на все наплевать и согласиться, потому что едва ли способен сейчас находиться подле столь желанного альфы и при этом трезво мыслить.       Нет, если так пойдет и дальше, то он не сдержится. Эта близость между ними сейчас была чрезвычайно опасной…       Син шумно выдохнул, будто с сожалением выталкивая из легких умопомрачительный запах, и быстро поднялся, высвобождая Аскара из плена тяжести своего тела. Двинулся к окну, где обычно жаркий уличный воздух теперь казался почти прохладным — настолько силен был его собственный внутренний жар. Настойки Исы, обычно эффективные при гоне, в этот раз оказались бесполезны. Почему же сейчас гон протекал так интенсивно?       Никогда прежде жар и желание не сжигали его вот так. Прежде Син всегда все хорошо контролировал: изоляции, настоек и некоторых вольностей с самим собой было достаточно, а три дня гона проходили как вынужденный, но вполне приятный отдых.       Сейчас же Сину хотелось кого-то поймать, даже насильно, навалиться, чтобы лишить возможности двигаться, впиться зубами в загривок и долго, изнурительно вдалбливаться членом в податливую плоть. Вернее, не «кого-то», а в одного конкретного альфу. И Сина эти животные желания до ужаса пугали.       Он понял, как сильно дрожит, только когда обхватил себя руками за плечи, которые тряслись точно в лихорадке. Действительно, он чувствовал себя больным. Больным и сумасшедшим, едва удерживающим контроль, готовым вот-вот утратить совершенно все человеческое и обратиться диким, оголодавшим зверем.       Голод был едва ли выносимым, в особенности сейчас, когда добыча маячила прямо перед носом, так и норовя самоубийственно забраться в пасть. Острый оскал ее совсем не пугал.       — Если ты сейчас останешься — я больше не смогу остановиться, — сипло заговорил Син, надеясь все же убедить своего бесстрашного альфу. Темные фантазии и дикие желания пугали, обычно сдержанный, бета больше не ощущал себя собой. Син сомневался, что это нормально. Вдруг с ним что-то не так? Его тело годами подвергалось воздействию ядов, это могло изменить в нем больше, чем предполагалось. Даже его первый гон случился намного позже, чем это обычно происходит — из-за постоянных отравлений организму было важнее выжить, а не устроить половое созревание.       — Мне и не надо, чтобы ты останавливался, — возразил Аскар, поднимаясь с ковра и делая шаг навстречу. Настороженно подобравшись, кочевник попятился — совсем как тогда, в палатке, когда Аскар застал его непокрытым и увидел изуродованное шрамами лицо.       Видимо, акида посетило то же воспоминание, потому как в глазах мелькнуло эхо старой боли — Син, внимательно вглядывающийся в лицо, на котором пытался сфокусировать все свое внимание, не мог этого не заметить. Не желая ранить дорогого сердцу альфу, бета замер, позволяя приблизиться и обнять себя. Это тепло, этот запах и это тело были столь желанными, что еще чуть-чуть — и Син поддался бы на любые уговоры. Но пока он позволил себе лишь малость — прислонился к Аскару, сделав своей опорой. Собственные ноги едва держали, пальцы поджимались от тяжести в низу живота, стекающейся к единственному органу, просто-таки жаждущему внимания. И близость Аскара только усугубляла желание. Его тело, его запах, его тепло…       — Уверен, что готов? — охрипло и жарко выдохнул Син куда-то в шею своему альфе, вынудив того коротко вздрогнуть. — Ты пахнешь так хорошо, что я едва себя контролирую… Вот только я еще достаточно в своем уме, чтобы почувствовать твой страх.       — Вовсе я тебя не боюсь, — Аскар возразил, только Син совсем не слышал уверенности в его голосе. Отстранился, чтобы заглянуть в лицо. Увидел в нем все, что рассчитывал увидеть, все, что уже видел в этом лице и прежде. Качнул головой, обхватил руками, вцепился пальцами в ткань его почти соскользнувшего с тела халата. Вновь прижался носом к шее, тихо, слегка надломлено выдыхая:       — Нет, еще как боишься. И всегда боялся — твои лицо, дыхание и голос говорили мне об этом. Только не знаю, чего именно: опасности, которую я в себе таил, или власти, которая появлялась у меня над тобой день ото дня. Мне думалось, что однажды этот непонятный страх уйдет, достаточно только подождать. Но ты продолжаешь чего-то бояться. Чего, скажи?       Молчание длилось всего несколько мгновений, но Сину в его нынешнем состоянии казалось, что прошла целая вечность. Он прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться и удержать контроль, который все норовил выскользнуть, просочиться сквозь пальцы, утекая, точно зыбкий песок. Пламя в нем взметнулось, лизнуло ребра. Жар вновь нарастал, прохлада легкого ветерка уже не успокаивала — любое прикосновение только дразнило и разъяряло что-то внутри. Разжать свои руки и отпустить Аскара, даже если бы тот попросил, Син был уже не в силах. Оставалось только надеяться, что в случае чего акиду и самому хватит мужества оттолкнуть. Вот только Сину в это совершенно не верилось. И это очень пугало.       — Сейчас я боюсь тебя потерять. Больше всего на свете боюсь, — ответил Аскар, наконец. Голос его, на удивление, не звучал ни робко, ни уязвимо. Скорее походило на констатацию факта, не окрашенную никакими эмоциями.       Тяжело дышащий Син, привалившийся к своей надежной и жесткой опоре, проронил смешок, так и не открывая глаз. По ощущениям в голове что-то плавилось тем стремительнее, чем дольше и жестче он пытался подавить себя. Сколько времени занял разговор и бесплодные попытки выставить альфу за дверь? Если скорее не дать хотя бы короткую разрядку этому одержимому похотью телу, то Син не знал, во что это может вылиться. Надо выгнать Аскара. Сейчас или никогда.       — Забыл? Ты мой альфа. Поэтому по моей воле ты никогда меня не потеряешь, — отстраниться в этот раз Сину стоило просто нечеловеческих усилий. Как и сфокусировать взгляд, медленно оценивая детали выражения родного лица: поджатые губы, печальный и задумчивый взгляд, черточки-морщинки на лбу. Акид явно был недоволен сопротивлением, с которым столкнулся, а еще очень расстроен… Ложным гоном, который смог вызвать омега, но никогда не сумел бы альфа? Или тем, что чувства Сина к Наилю были достаточно сильны, чтобы этот ложный гон случился?       — Если ты пришел из ревности, то лучше уйди, — Син старался говорить спокойно, сохранять ровный тон, но Аскар перед ним ощутимо дрогнул. Побарывая охвативший тело жар и сухость во рту, бета силился договорить. Голос совсем осип, дыхание сбилось, но он пронзил акида взглядом, желая передать всю серьезность ситуации, и проговорил с расстановкой: — Потому что ты ошибаешься, зря ревнуешь. Думаешь о ком я мечтал, заперевшись в этой комнате? Думаешь с кем я творил все мыслимые и немыслимые непотребства в своей фантазии? Если бы ты только знал, как я надругался над тобой в своем воображении… Ты бы не пришел сюда так безрассудно.       Было тому виной что-то во взгляде Сина или же действие оказали его слова, но вместо того, чтобы испугаться, Аскар раскраснелся: сквозь бронзу кожи проступал румянец, растекаясь от щек к ушам и вниз по шее почти до самых плеч. А может это просто его фантазия не осталась равнодушной? В любом случае у Сина кончились силы, стоило только пронаблюдать за этим расцветающим румянцем.       Губы альфы раскрылись и выдали какой-то удивленный звук. Тут Син не выдержал — остатки его самоконтроля начисто смело — и припал к так уязвимо приоткрывшимся губам. Он не церемонился, тут же проникая между ними языком и получая влагу, которой ему так не доставало. Син жадничал, словно после долгих раскопок добрался до источника и наконец испил.       Ладони вычерчивали фигуру альфы, повторяя все изгибы. Ноги, которые уже едва держали, толкнули тело вперед, вынуждая обоих двигаться до тех пор, пока Аскар с оханьем не врезался в стену, случайно прикусывая Сина за язык. Во рту привкус крови, но кочевнику все равно — боль только подхлестывала его. Пальцы зарылись в короткие волосы на затылке и грубо дернули, заставляя акида отклонить голову назад. От этих резких движений собственные костяшки Сина, зажатые между затылком и стеной, расцарапались о шершавую поверхность, но он едва ли что-то заметил, саднящими от поцелуев губами прижимаясь к судорожно дергающемуся кадыку. Аскар загнанно дышал, несколько раз шумно сглатывая.       Эта выраженная выпуклость на шее альфы словно старалась сбежать от губ Сина, и он почти зарычал, прихватывая ее зубами. Не больно, едва-едва, лишь удерживая, но с явным предупреждением. Аскар весь обмер, задрожал. Такой послушный, желанный. Довольный тем, что никакая, даже малейшая часть в этом теле, не пытается избежать его прикосновений, Син расслабился и выпустил уязвимое горло из зубов. Влажный язык прошелся по еще заметным вмятинкам на коже.       Солоноватый вкус пота здесь, на шее, показался приятным и знакомым — отдавал чем-то похожим на семя, которое Син не раз пробовал с Аскара там, внизу, когда удовлетворял своим ртом. Раньше он этого не ощущал, но сейчас, заинтересованный открытием, продолжил обследовать, желая найти местечко повкуснее.       Вылизал все между шеей и плечом так, что кожа стала липкой, а язык — сухим. Син и не знал, что здесь так вкусно — почти концентрат столь дурманящего аромата. Отстранился на мгновение, чтобы полюбоваться раскрасневшейся от трения, слегка воспалившейся кожей. К сожалению, Аскаром от нее уже почти не пахло, словно Син собрал языком весь запах. Зато, пропитавшись его слюной, она носила его потяжелевший аромат и от этого внутри ощущалось странное довольство.       — Син, у меня уже шея совсем затекла, — над головой зазвучали слова и бета почти удивился. Может, ощущение того, что пометил свое слегка ослабило интенсивность гона, но Син словно пришел наконец в себя. И понял, что с силой вжимает Аскара в стену, все так же крепко вцепившись в волосы, отчего шея была неудобно изогнута.       Он тут же разжал пальцы, позволяя альфе со вздохом выпрямиться, но отпустить или отстраниться не смог.       — Прости, — покаялся, коротко целуя. — На меня что-то нашло, не знаю, не могу контролировать.       И снова поцеловал, сминая губы, проникая в рот, утоляя засуху на своем языке. В любом случае то, что находило на него, не собиралось отступать насовсем — бедра Сина самопроизвольно задвигались в попытке притереться к чему-нибудь, хоть бы даже к ноге Аскара.       — Я как животное — и сейчас ничего не могу с этим поделать, — сознался Син. Ненавистная истина. — Поэтому, пожалуйста, иди в нашу комнату и жди моего возвращения.       — Но я слишком устал просто ждать твоего возвращения. Хочу хоть сейчас помочь — ты же явно не справляешься один.       Сегодня Аскар, видимо, только и знал, что пререкаться — от этого подавить его и сделать послушным хотелось лишь сильнее. Син постарался выбросить из головы столь неподобающие мысли и попросил уже тише:       — Я очень боюсь навредить тебе, пожалуйста…       «Пожалуйста, послушайся меня». «Пожалуйста, позволь мне оставаться человеком в твоих глазах».       Но все эти «пожалуйста» не имели власти над Аскаром, который все стоял на своем.       — Никуда не уйду. Я буду здесь, с тобой. И я тебя не боюсь, поэтому делай, что хочется.       — Упрямый. Разве ты не хотел, чтобы наш первый раз случился не в гон? — у Сина оставалась еще последняя, самая слабая надежда переубедить глупого, бесстрашного зверька. Даже если не сумеет и все случится сегодня, Син хотя бы хочет быть уверенным в том, что сделал все от него зависящее, чтобы это остановить.       — Сейчас все иначе. Теперь мы диада. А диады обязательно проводят гон вместе, — все еще раскрасневшийся от недавних ласк, но хмурый и упертый — Аскар был непреклонен.       Сину оставалось лишь сдаться, ткнувшись лбом куда-то ему в плечо.       — Тогда идем на ковры, меня ноги уже не держат.       Все же Син не хотел терять контроль, особенно когда Аскар решился пойти до конца — пусть даже сделал это в такой трудный момент. Поэтому разрядку было необходимо получить прежде, чем они зайдут действительно далеко. Укладывая своего альфу спиной на ковры, Син стянул с него мешающийся верхний халат и привалился, улегся сверху, чтобы ощущать всю жесткость мускулов. Он потерся о него всем телом, как до этого терся о ногу в попытке хоть немного ослабить напряжение, даже если потушить пожар не удастся.       Прижался грудью к груди, бедрами — к бедрам. Принялся тереться стоящим членом о член Аскара. Словно жаждал не просто касаться — вплавиться. Двигался ритмично, уже ничуть не сдерживая стонов, и альфа под ним вторил, подаваясь навстречу.       Син кончил быстро, вздрагивая всем телом, вцепляясь в Аскара так, словно он мог сбежать раньше времени. Не давая альфе, еще не получившему удовольствие, времени опомниться, бета сменил позицию и развел его ноги в стороны, опускаясь на ковры между бедер. Смахнул пальцами семя, которое выплеснул на его живот, и завел ладонь под член в поисках дырочки, которую придется хорошенько растянуть, чтобы им обоим не было очень уж больно в первый раз. Син надавил пальцем, проникая внутрь только одним, отчего Аскар почти заскулил, неосознанно пытаясь уйти от прикосновения.       У Сина в груди все грохотало, а в ушах шумело от желания. Теснота и жар, в которых оказался его палец, настолько пьянили, что комната перед глазами беты кружилась несколько секунд до того, как он пришел в себя. Син уже почти на грани. А может, он давно ее перешел, и теперь цепляется за крохи контроля лишь благодаря силе воли, которую неустанно вырабатывал годами. Син не знал. Как не знал и того, долго ли сможет себя сдерживать.       — Слишком тугой, еще и сжимаешься. А если не расслабишься, то будет очень больно. Сможешь перетерпеть? — спросил отрывисто и сухо, почти грубо. Син уже настолько на пределе, что едва ли способен быть нежным. Все же не стоило Аскару приходить, от этого только мучительнее.       — Делай, что захочется, — повторил альфа, но это не ответ на вопрос. Син пытливо вглядывался, удерживая внимание, стараясь самостоятельно найти ответ. В глазах Аскара решимость, но… ему определенно страшно. Наконец понял, во что ввязался? Син ведь не шутил. Если они начнут — не остановится, как бы не просил дорогой сердцу альфа. Сделает все, что подсовывали грязные фантазии, надругается как над грезой, не пощадит.       Точно ли его альфа готов? Точно ли готов сам Син?       Нет. Никто из них. Сину уж точно не хочется порвать настолько тесного Аскара, который, возможно, так и не сможет расслабиться. Если бы больше контролировал себя, если бы не сгорал изнутри, Син обо всем позаботился бы — так заласкал и занежил, что Аскар забылся бы в удовольствии и перенес любые неприятные ощущения. Вот только на такую заботу Син сейчас вовсе не способен, его уже всего трясет. Гон определенно неподходящее время для их первого раза.       Вот только и выгнать этого упрямца тоже не получится.       Син вынул палец, ладонью как смог собрал с живота альфы все оставшееся на нем семя и скомандовал охрипло:       — На живот.       Испуганный, но решительный, Аскар тут же подчинился. Где раньше было его послушание?       На долгие мгновения Син замер, любуясь беззащитной шеей, широкой спиной с ложбинкой позвоночника, боязливо выставленной задницей. Аскар елозил, приподнимая ее, чтобы бете было удобнее овладеть им. Син почти смеялся, наклоняясь, чтобы поцеловать под волосами, прикусить, зализать. Ему ведь так зудело повалить, изо всех сил впиться зубами в загривок, подчинить и сделать бесповоротно своим… Но к чему такая жестокость? Аскар предложит себя без боя.       Поэтому Син не может принять такую жертвенность.       Он развел нервно дрожащие ноги альфы, но лишь для того, чтобы кое-как смазать внутреннюю сторону его бедер. Вся подготовка, на которую он еще способен.       Когда член Сина проскользнул между чуть влажных от смазки бедер альфы, то не сдержал рвущийся с губ стон, а дыхание Аскара окончательно сбилось. Он попытался обернуться, наверняка удивленный таким поворотом событий — Син краем глаза заметил его потрясенное выражение лица, — но бета не позволил рыпнуться, уже в самом деле впиваясь зубами в шею под волосами, за плечи вдавливая в ковер и подминая под себя. Отдаленно услышал какой-то сдавленный рык и не сразу понял, что сам его издает — действительно совсем озверел. Аскару оставалось только давиться стонами и слабо вскидывать бедра навстречу.       У его альфы сильные ноги наездника, а потому сжимают они крепко, почти до болезненной тесноты. От трения там становится особенно жарко и прикрыв глаза Син может вообразить, что его фантазии воплотились в реальности. Он все наращивает темп, буквально вбиваясь в альфу, но только между бедер. Отпускает себя, позволяет все, теперь не боясь навредить.       Аскар так замечательно стонет под ним, жестко придавленный весом тела, и все внизу так развратно хлюпает, когда бедра Сина со шлепками сталкиваются с оттопыренными ягодицами, что бета вскоре получает новую разрядку, прошивающую поясницу, точно молния.       Обманутый ощущениями, он наконец получает настоящее удовлетворение — Син совершенно теряется в пространстве, границы стираются и его словно разрывает, растворяя в золотистом свете предзакатных лучей, вливающихся в комнату ярким потоком.       Когда ощущение собственного тела понемногу вернулось вместе с контролем, Син разжал зубы — на шее Аскара кровавый след. Отпустил себя и все же поставил метку. Бете жаль, а потому он вылизал ранку, счищая всю выступившую кровь. На еще дрожащих конечностях поднялся, освобождая подмятого альфу, и повалился рядом на ковер. Обернул голову, наблюдая за шевелением Аскара — тот избавлен от приказа лежать на животе и может перевернуться на спину, раскидывая в сторону руки и ноги.       Его губы покраснели, искусанные. Все тело покрыто потом, и благодаря золотистому свету, льющемуся из окна, он почти сияет.       — Клянусь, это самое красивое, что я когда-либо видел, — не задумываясь произнес Син вслух.       Аскар, еще немного растерянный, спросил:       — Что?       Син прямо заглянул в разноцветные глаза, перехватил непонимающий взгляд и растянул губы в измученной улыбке.       — Ты.       Кочевник с удовольствием наблюдал за тем, как лицо дорогого альфы засияло румяным теплом, как краска разлилась до самых корней волос, просвечивая сквозь бронзовую кожу. Откровенно любуясь, Син не мог отвести глаз, и Аскар совсем смутился, отворачиваясь, вот только красное ушко было по-прежнему доступно неотрывному взору.       — Нравится тебе вынуждать меня краснеть, — пробурчал акид, на что кочевник только шире растянул губы в плутовской улыбке — он знал, что Аскар таял от ласковых слов, как тает воск в лампаде.       — Очень. С румянцем ты настолько привлекательный, что я могу смотреть лишь на тебя и ничего вокруг не замечать. А тебе это неприятно? — Син почувствовал возвращающиеся силы и жар, а потому переместился к дальней стене, где оставил кувшин с питьем. Прижавшись губами к краю, кочевник жадно проглатывал воду, выслушивая смущенный ответ Аскара:       — Да приятно конечно… Просто неловко.       Хотелось порадовать Аскара, доказать, что ему и в самом деле не стоит бояться и ревновать — Син просто не способен охладеть к нему или оставить по своей воле.       Напившись, бета набрал в рот порцию воды и подполз к распластавшемуся на ковре Аскару. Навис, прижал ладони к щекам, обернул с себе его лицо — и прижался к губам, выталкивая питье прямо в податливо раскрывшийся рот. Син не прикрывал глаз, а потому, отстранившись, сразу заметил ошарашенный взгляд Аскара — такому поцелую он был очень удивлен.       — В следующий раз вино мы будем распивать только так, — ощущая в груди до предела щемящую нежность, Син ласкал ладонью гладко выбритую щеку. Вообще-то, ему даже нравилась чуть отросшая щетина, которая оцарапывала при поцелуях, но альфа не желал доставлять ему даже малейший дискомфорт, и потому лицо его всегда было приятным на ощупь.       Сначала разноцветные глаза следили за Сином завороженно, затем Аскар прикрыл их и потерся о ласкающую руку щекой, чуть повернул голову и коснулся пальцев губами — бета вздрогнул. Все также не открывая глаз акид невесомо целовал разодранные костяшки пальцев — и сердце Сина зачастило, неугасаемое внутреннее пламя взметнулось в нем, чутко откликаясь даже на такие невинные нежности. Дрожащей рукой Син погладил ластящегося альфу по лицу, провел большим пальцем по жестковатой темной брови.       — Ты — мое солнце, — выдохнул кочевник негромко, вынуждая акида потрясенно распахнуть глаза. — Единственное солнце, за которым я хочу следовать вечно, как Сол следует за Саром. Потому что ты и есть — мой земной Сар, а я — твой земной Сол. Какие бы сомнения и тревоги не одолевали, помни эту важную истину.       Твердые, обычно поджатые губы пылко раскрылись, но ничего не сумели произнести — из них вырвался лишь сбивчивый выдох. Син ясно видел, что, ошалевший от счастья, Аскар едва ли мог подобрать слова. Но они и не были нужны — Сину было достаточно лишь этих податливых губ, безоговорочно принимающих его сначала нежные, а затем и жадные ласки.       Син помнил о том, что в прошлый раз удовольствие получил только он, и хотел исправить эту несправедливость, пока еще достаточно себя контролировал. Не разрывая поцелуя и медленно вдыхая через нос, он нависал, оглаживая плечи и крепкую грудь бывалого воина, проводя рукой по враз поджавшемуся чувствительному животу. Обхватил рукой еще возбужденную плоть Аскара, вынудив протяжно застонать прямо в губы. Син вобрал в себя этот звук, словно тот мог утолить его жажду, проглотил, присваивая себе.       Упираясь локтем одной руки в ковер возле головы Аскара и второй лаская его член, бета целовал так долго, как мог, пока, вцепляясь пальцами в спину почти до боли, так и не научившийся дышать носом альфа и вовсе не начал задыхаться. Чрезвычайно милая черта, о которой Син иногда немного сожалел — ведь ради того, чтобы Аскар мог отдышаться, приходилось отпускать его губы. А этого делать совсем не хотелось.       Слишком жадный, чтобы долго терпеть, бета вновь запечатал влажными губами рот своего альфы, ощущая, как тот весь задрожал, словно спину его окатило волной мурашек. Он выстонал что-то неразборчивое Сину в губы, содрогнулся и окропил их животы своим семенем.       Щедрая порция попала и на ладонь Сина, у которого уже от возбуждения совсем кружилась голова. В несколько движений он размазал семя по еще запятнанным с прошлого раза ляжкам, отчего альфа, чувствительный до предела, издал тихий, какой-то поскуливающий звук.       Сдвинув ноги Аскара вместе, Син поднял их и скомандовал еще расслабленному после минувшего удовольствия акиду:       — Сожми ноги и держи себя под коленями.       Хоть уже и пришедший в себя, но все еще послушный, Аскар плотно сжал влажные от смазки ляжки и Син протолкнул в образовавшееся узкое пространство свою уже болезненно пульсирующую от желания плоть. На мгновение прикрыл глаза, чтобы совладать с облегчением, мурашками прокатившемся под кожей всего от нескольких движений в этой благостной тесноте. Ему хватило бы и нескольких рывков, чтобы кончить, но Сину хотелось хоть чуть-чуть оттянуть разрядку, чтобы дать Аскару прочувствовать себя в этой позе как следует. В будущем это им точно пригодится.       Вновь открывая глаза, Син задвигался размеренно и ритмично, внимательно вглядываясь в лицо альфы под ним. А посмотреть там было на что: Аскар без сопротивления удерживал на весу свои ноги запрокинутыми и сведенными вместе, с такого ракурса завороженно наблюдая за тем, как головка члена то появляется, то исчезает между сомкнутыми крепкими ляжками. Лицо, уши, шея и даже плечи были совершенно пунцовыми. Брови его при этом мученически изогнулись, влажные губы приоткрылись, то и дело облизываемые розовым языком.       Знал бы Аскар, насколько развратно выглядит в этой провокационной позе и с таким выражением лица. Син так много всего хотел бы сделать с ним, таким послушным и безропотным. И с этими мокрыми губами, этим юрким дразнящимся языком… Поясницу точно прошило искрами, по спине пробежали мурашки и Син с глухим рокотом дернулся вперед, наваливаясь за акида и пятная его живот своим семенем.       Отдышаться получилось не сразу, как и проморгаться, чтобы вернуть ясность зрению, утерянному на несколько долгих мгновений. Он лежал, уткнувшись Аскару в грудь, а тот гладил по голове освободившимися руками. Син вскинул свое лицо и потянулся за поцелуем, смещаясь выше и смазывая семя между их телами. Проникая в жаркий рот, игрался с языком, о котором только что так пошло фантазировал, зализывал истерзанные губы, ласкался.       Поцелуй получился долгим, Аскар совсем сбил дыхание. Син чувствовал, что жар будто отступил, и на мгновение прикрыл глаза, прижимаясь к теплому телу под ним. Он сам не заметил, как уснул.       Разбудили Сина влажные прикосновения к коже, которые невозможно было не распознать — кто-то проходился по телу мокрой тряпицей. Несмотря на неприятную липкость, влага дарила облегчение, и бета тихонько выдохнул, прежде чем приоткрыть глаза, бросая незаметный взгляд из-под ресниц.       За окном было совсем темно, а по пыльной комнате, невысоко от пола, вяло кружили магические огоньки, выпущенные из ламп. С улицы задувал охлажденный ночной воздух, что должно было говорить о позднем часе. А, может быть, это просто жар тела Сина обманывал его, и время было вовсе не позднее.       Конечно же тем, кто заботился о Сине, был Аскар: бережно протирал грудь и живот от слипшегося семени. Когда тряпица добралась до паха, альфа нерешительно остановился. Замялся на мгновение, но затем потянулся второй, свободной ладонью, и поднял еще мягкий член, чтобы протереть вокруг. Прохладные прикосновения лишь нежили, однако в нынешнем состоянии даже самые целомудренные касания возбудили бы Сина. Очень скоро и Аскар это заметил.       — Ты уже не спишь, да? — насмешливо бросил он сверху, и кочевник распахнул глаза, уже не скрывая помутневшего от желания, совершенно не сонного взгляда.       — Заметь, не я в этом виноват, — отозвался Син, едва ли не мурлыча, как большой кот. Облизнул сухо губы — во рту царила пустыня, горло ощущалось потрескавшейся почвой хамады.       Аскар сразу заметил его жажду, помог сесть, прикасаясь чуть теплыми ладонями к оголенному плечу и спине, подал в руки кувшин. Син с жадностью припал к нему. Напившись, он с довольством выдохнул и перевел дыхание, но на альфу бросил слегка колючий взгляд.       — А я надеялся, что ты напоишь меня другим способом, — высказал он свою претензию. Аскар на это лишь фыркнул:       — Бесстыдник, — и отобрал кувшин, оставляя у дальней стены, где Син не сшиб бы его по неосторожности. Глубокую чашу с водой и тряпицей, которой протирал тело Сина, он так же отнес подальше, а вернулся со склянкой — жаропонижающей настойкой Исы.       Син уже знал, что в этот раз эффекта от нее почти никакого, но все же выпил ради спокойствия альфы.       Когда с сосредоточенной заботой было покончено, Аскар прекратил кружить по комнате и опустился на ковер подле молчаливо следящего Сина. Альфа выглядел смущенным — виной тому был прошедший день или его нынешняя абсолютная нагота? Син в любом случае находил это очаровательным, и был бы не против, если б Аскар никогда не прекратил так мило смущаться. Чтобы увидеть, как вновь распускается на его лице краска румянца, бета плавно сократил расстояние между ними и заговорил:       — Помнишь, я упоминал свои фантазии? — он тронул горячими пальцами ногу акида, вынуждая того вздрогнуть, и плавно повел касание выше, попутно слегка оцарапывая ногтями ему одному ведомые узоры. — Ты разбудил, и теперь жар снова мучает меня, а переживать его в сознании та-а-ак тяжело. Можешь мне помочь?       Аскар шумно задышал. Еще Сину мерещилось, что он почти слышит взволнованный и сильный стук зачастившего сердца. Взгляд привлекал кадык, дергавшийся каждый раз, стоило альфе судорожно сглотнуть.       — Что мне сделать? — кротко отозвался Аскар, бросая на бету поплывший взгляд. Син предвкушающе усмехнулся.       — Согни ноги в коленях, прижми к ковру и сведи перед собой. Да, вот так. А теперь потянись руками вперед и ложись на живот.       С недоумением на лице Аскар все же послушно выполнял инструкции, не замечая подвоха.       — Нет, тянись дальше. Еще дальше, — альфа сложился пополам, но никак не принимал нужную Сину позу, и тогда кочевник переместился ему за спину, надавливанием ладоней принуждая вытянутся.       От неожиданности и возмущения Аскар сдавленно вскрикнул, но не успел ничего изменить: протянутые вперед руки не были опорой, и грудь альфы проехалась по ковру, поясница прогнулась, а зад выпятился кверху. В теле Сина что-то гулко зарокотало, отзываясь реакцией на представший вид сзади. Кровь забурлила вином, опьяняя, и бета опустил ладони на две половинки ягодиц, оглаживая дрожащими руками.       Аскар, наконец, понял, в какой развратной позе оказался стараниями одного коварного беты — уши акида полыхали вместе с шеей, постепенно распространяя краску и на плечи. Он пробурчал нечто нечленораздельное в истершийся ворс ковра и от стыда даже головы не обернул. Но и сменить позу также не пытался, что кочевник решил принять за дозволение последующих действий.       Едва удержавшись от того, чтобы не проронить смешок, Син нагнулся над ним, скользя ладонями вниз по впадине, намеренно задевая сжавшуюся дырочку, в которую уже проникал пальцем — Аскар явственно задрожал, вызывая у беты улыбку. Обязательно нужно повторить, но как-нибудь в другой раз.       Руки коснулись покрасневшей кожи ляжек, которые Син уже недавно использовал для своего удовлетворения. Увы, но именно этим местом Аскару придется поработать еще как минимум день, пока гон его беты не стихнет.       Чтобы хоть как-то увлажнить, Син прошелся по ляжкам высунутым мокрым языком, утыкаясь носом в чувствительную кожу. Он раскрыл рот, выталкивая слюну, а затем размазывая по чуть воспаленной поверхности. В ответ на его манипуляции Аскар неспокойно заелозил, как-то обрывисто, тихо и сдавленно выдыхая в ковер.       Син закончил с подготовкой и стер с подбородка лишнюю слюну, размазывая ее следом по возбужденному члену и зашипел от ощущений. Обхватив ладонью, направил головку между крепко сомкнутых ляжек и медленно толкнулся вперед, не сдерживая уже громкий стон, сорвавшийся с губ и вспорхнувший в тишину комнаты.       Удерживая себя на весу на сведенных коленях, Аскар сильно сжимал свои ноги, и его мышцы начали дрожать от напряжения. Сину было почти больно от тесноты, но у него достаточно горячего места между ног альфы, прямо под мошонкой, куда член прижимался идеально. Все больше теряя себя с каждым толчком, бета двигался, едва удерживаясь на грани и сохраняя неспешный темп. Прислоняясь к Аскару теснее, он целовал недавнюю метку под волосами, покусывал плечи, губами прослеживал росчерки шрамов на спине, зализывал языком так, словно намеревался и вовсе стереть с упругой кожи. Альфа под ним непрестанно дрожал, роняя сдавленные стоны каждый раз, когда Син удачно притирался к его члену и мошонке.       Пока еще достаточно контролировал себя, Син хотел доставить как можно больше удовольствия своему альфе, а потому завел одну руку Аскару под живот и обхватил его член у самой головки. Звуки, которые после этого начал издавать акид, были куда более несдержанными, чем обычно. Осознавал он это или нет, но начал толкаться в ласкающую руку, а при обратном движении насаживался бедрами на перевозбужденного Сина, у которого от звуков и действий уже искры рассыпались перед глазами. Совершенно теряясь в происходящем, утопая в ощущениях, бета сипло порыкивал, оставляя на плечах и спине Аскара кусачие поцелуи, чтобы следом обильно зализать местами кровоточащие ранки.       Бедра Сина со шлепками сталкивались с ягодицами его альфы, наполняя тишину развратными хлюпающими из-за обилия пота звуками. Казалось, в комнате было просто нестерпимо душно. Син задыхался, втягивал воздух сквозь стиснутые зубы, глотал обжигающими порциями, расцарапывающими горло изнутри. Наконец облегчение снесло его волной, подкашивая и отнимая силы. Судорога прокатилась по телу, и бета невольно сильно сжал кулак, которым ласкал своего альфу. Аскар под ним заскулил, сильно содрогнувшись всем телом и следом остаточно мелко задрожав. Вдвоем они застыли в таком положении на долгие мгновения, пока время вязко тянулось — Син ощущал, как медленно стекают капли пота по лицу, срываясь и разбиваясь о кожу Аскара под ним. Наконец, тело альфы расслабилось и ноги разъехались — в последний момент Син успел упереться локтями, чтобы не повалиться сверху, придавливая измученного Аскара.       Син упал рядом, еще мутным взглядом наблюдая за акидом, пытавшимся отдышаться. Все тело его сверкало влагой, точно он только-только вышел из бассейна купальни, даже короткие волосы намокли и слиплись. Если бы у Сина было сейчас хоть немного сил, он бы точно сказал, что находит такого Аскара невыразимо прекрасным. Но несмотря на то, что за окном властвовала ночь, в горле Сина царил знойный полдень. Поэтому он только смотрел неотрывно, стараясь перевести дыхание, до тех пор, пока Аскар не обернул к нему лицо и не перехватил взгляд. И, кажется, прочитал в глазах Сина все то, что так хотелось передать — губы альфы сложились в уставшую, но счастливейшую из улыбок.