Trinitas

      Хиба гремела музыкой, криками и смехом, воплями и гомоном, встречая своих бравых воинов, вернувшихся с победой. Торжественное шествие по улицам возглавлял величественный Джабаль Зайни, ухмыляющийся в гомонящую толпу с высоты ездового варана. Четвертый полк тянулся за ним следом, солдаты горделиво разворачивали плечи и скупо кивали восторженным горожанам с важным видом. Аскар Каддафи вел за собой молчаливый, суровый и неулыбчивый пятый полк, более чем вполовину уменьшившийся за месяцы, прошедшие с того дня, как акид вывел солдат из города через те же ворота.       Возвращение в Хибу заняло гораздо меньше времени чем долгий и тернистый путь к Сагадату, а потому Син с ужасом ожидал момента расставания с акидом. Он так и не смог приблизиться к Аскару за прошедшие недели и лишь наблюдал за ним с расстояния. Казалось, он должен был успеть морально подготовиться, но нет — тысячи тысяч взглядов было недостаточно, чтобы утолить жажду хотя бы видеть его, раз не имел возможности находится рядом.       Когда шествие дойдет до центра Хибы и плененного короля Сагадата передадут в руки властителя, аристократия пригласит акидов на пир, а для простых солдат и горожан бочки с лучшим вином выкатят прямо на улицы — так и начнется грандиозная гулянка, что продлится не один день. И больше Аскара он не увидит.       Поэтому Син вел своего варана и держал голову прямо, не отрывая взора от образа, который хотелось запечатлеть за зрачками: покрытый серым тюрбаном затылок, скрытую за свисающим краем могучую шею, широкий разворот плеч и крепкую спину, сжимающиеся на боках варана сильные ноги. Кочевник тосковал от того, что не видел лица, не мог заглянуть в глаза и был вынужден утешаться лишь тем, что уверенная посадка говорит о полном здравии акида.       С момента их последнего разговора Аскар не перекинулся с Сином ни словом и даже по делу больше не обратился ни разу. Узнать новости о его самочувствии от Наиля также не вышло — необходимость в его помощи отпала, когда акид очнулся. Просить Ису вызнать подробности непосредственно у Айны бета не стал, чтобы не навлекать лишние подозрения на них обоих. К счастью, никто не отчитал Наиля за то, что привел бади к бессознательному акиду. Зато стражники, которые стояли у дверей и были ответственны за всех входящих и выходящих, определенно получили выговор. Вспоминая о том, как Аскар был недоволен его посещениями, Син в этом даже не сомневался.       Окончательный захват Сагадата случился уже спустя пару дней после того, как Аскар пришел в себя. Тогда они втроем с акидом третьего полка и со вставшим на ноги акидом четвертого полка вышли на берег озера — к сердцу любого пустынного города, — и передали поверженному правителю волю короля Хибы, который предоставил выбор: либо сагадатский король сдастся и выйдет по собственной воле, либо вся объединенная сила трех полков хибовской армии обрушится на его замок и разрушит до основания. В этом случае очень пригодились бы катапульты, которые сагадатцы использовали в недавней битве. Главным последствием такого выбора стало бы полное уничтожение королевского рода Сагадата, который похоронили бы прямо там же, под обломками замка. На самом деле выбор был лишь видимостью, в действительности его не было вовсе.       В озере мирно плескалась голубая лазурь, а над ней парил дворец — золотые купола сверкали под лучами солнц, пылали желтым стены и фасады из белого мрамора, деликатные угловые башенки стремились ввысь, острыми навершиями шпилей словно пытаясь вспороть жаркое небо. От острова, недвижно зависшего в небе, к пляжу тянулись узкие дугообразные мостики, по одному из которых ступал сагадатский король. Он казался обычным человеком и более того — весьма скромно одетым стариком, которого не пощадили ни годы, ни бедственное положение родного оазиса. И все же было в его облике что-то, не позволяющее усомниться в его статусе, когда король привычно величаво шагал навстречу вражеской армии в одиночестве и без короны, побежденный, но не сломленный. На балконе замка собрались люди, и зоркими глазами Син узнавал в их лицах схожие черты — королевская семья. На голове одного из них, зрелого мужчины, золотом сверкала не украшенная никакими драгоценностями корона. Син удивился этому, ведь в книжках с картинками, которые читал ему в детстве наставник, короли описывались и изображались совсем другими: наряженными в летящие одежды из дорогих тканей, головы их венчали короны, щедро украшенные драгоценными камнями. Но члены королевской семьи, которых своими глазами видел Син прямо сейчас, выглядели беднее, чем обычные зажиточные горожане Хибы. И только замок сиял в своем непоколебимом величии, как бы говоря: «Я пережил первого короля, переживу и последнего».       Акиды встретили побежденного правителя глубокими поклонами — вероятно, достаточная вежливость по отношению к тому, кого собирались пленить. Ему не связывали рук и не толкали, уводя. Впрочем, королю не было смысла бежать, а потому не было и необходимости в проявлении лишней жестокости. Правда, едва ли ее сочли бы лишней простые солдаты, чьи товарищи погибли в войне, развязанной этим королем, которому их акиды выказывают незаслуженное почтение. Но ряды солдат хранили тишину — никто не смел повести себя недостойно и тем запятнать имя своего полководца.       Спустя дни армия выдвинулась в обратный путь, но только четвертый и пятый полки, потому что третий, понесший минимальные потери, остался в Сагадате для контроля над захваченными территориями. Перед отбытием Син попрощался с Джанахом, который пообещал убедить мужа перебраться в Хибу. Оцепление вокруг домов горожан, которых на время военных действий и после захвата города попросили не покидать укрытия, уже сняли, а значит Джанаху оставалось лишь затеряться среди простых граждан и найти свою семью. Син уже прикинул, что и он, и Нур с Рами вполне сработаются с этим оказавшимся немногословным альфой — после того долгого и практически единственного их разговора Джанах по большей части отвечал коротко и односложно, длинные предложения из него было едва ли возможно вытянуть. Такая молчаливость даже импонировала. Оставалось только надеяться, что Исе она тоже придется по душе и ему будет не слишком трудно терпеть присутствие альфы во время совместных путешествий.       И вот короля в отдельной повозке, укрытой от солнц тентом, подвозили к центру Хибы. Вокруг гремели возгласы радости тысяч человеческих глоток и нестройные звуки торжественной мелодии, которые слились в единый монотонный шум, когда слов и смыслов уже не разобрать. Сина, еще не успевшего оправиться от всего произошедшего за последние месяцы, напрягал этот звук, напоминающий о совсем других, наполненных болью и страданиями криках.       Как бы ему хотелось вместо них услышать голос Аскара, звучание его редкого смеха. Стоило только прикрыть глаза, сосредоточиться, и Син мог вытащить это воспоминание из памяти, разложить перед собой точно карту, разглядеть каждую мелочь как наяву. Но кочевник не мог закрыть глаза и раньше времени выпустить из поля зрения того, кого не хотел переставать видеть.       Однако вот акиды спешились, а следом за ними, как по команде, и солдаты. Джабаль Зайни, будто в каком-то ободряющем жесте, закинул Аскару руку на плечо и повел за собой, на мгновение поворачивая того профилем в сторону Сина. Жадным взором кочевник вцепился в него, желая запомнить: волевую челюсть, упрямо поджатые губы, прямой нос, глаза — как же жаль! — цвет которых отсюда не разглядеть.       Но вот толпа скрыла акидов от его взора. Он шарил глазами по головам и лицам, не находил. Грудь сдавило, а горло точно стиснула невидимая рука, Син почти задохнулся от осознания: с этого момента и на все последующие годы ему остается только взывать к запечатленному образу и надеяться, что время не сотрет из памяти черты, которые никогда не хотелось бы забывать, голос, который сердце так жаждет услышать опять, запах, который недозволительно было знать.       В последний раз Син видел Аскара в день парада.       Пока однажды по воле Богов не повстречал вновь под стенами Хибы.       Син заметил и узнал его задолго до того, как бывший акид, сопровождаемый светловолосым юношей, приблизился поприветствовать главу экспедиции. Как он мог не узнать? Храня в сердце его образ на протяжении более чем двух лет, Син опознал бы своего альфу даже в толпе подобных ему мужчин в серых тюрбанах. Наиль, судя по дернувшимся в удивлении бровям, тоже признал акида, с которым проводил дни в доме на краю полей. Но кочевник отметил это лишь краем глаза, потому как даже задействовав всю свою волю не сумел бы оторвать взгляда от черт лица, которое так долго и так истово жаждал увидеть вновь.       Как-то излишне поспешно отдалившись от группки Наиля, бывший акид бросал взгляды по сторонам, разглядывая собравшихся в экспедицию людей. Обратил внимание на троих солдат в традиционных для военных Хибы серых тюрбанах, затем сместил взор и вдруг заметно замер на мгновение, натолкнувшись взглядом на него, Сина. Сердце вдруг ухнуло куда-то в живот, словно совершенно ничем не было закреплено в грудной клетке, когда он разглядел разноцветные глаза, приходившие к нему лишь в самых чудных снах: один из них был карим, словно темная кровь на песке, а другой серым, как стальное смертоносное лезвие.       Спохватившись, Син вспомнил о приличиях и первым поприветствовал бывшего акида, застывшего вдалеке: положил правую ладонь на грудь поверх сердца, а левую показал пустой и раскрытой, не таящей оружия — традиционное приветствие кочевников. Аскар ответил лишь скудным отрывистым кивком и круто развернулся, возвращаясь обратно к своему подопечному. По напряженной спине Син с легкостью мог понять, насколько неприятна была Аскару эта встреча.       Кочевник лишь тихонько вздохнул, наблюдая за ним с расстояния. Отныне перед Сином стояло несколько задач. Первая: вести себя так, чтобы акид ни в коем случае не признал в нем предполагаемого предателя Скитальца. Вторая: пробудить в нем чувства иные, нежели давняя неприязнь к бади. Третья, но, несомненно, самая важная: во что бы то ни стало сберечь сына кади, раз тот оказался важен двум дорогим Сину людям.       Кажется, до настоящего момента он неплохо справлялся со всеми тремя задачами.       Син прикрыл глаза. Память отпустила его, возвращая в настоящее. Когда же он, выждав мгновение, открыл глаза вновь, то встретился взором с вопросительным взглядом Аскара, глядящего прямо на него. Акид отнял ладонь от плеча Лейса, что совершенно беззастенчиво прижимал к себе Гайса будто защищая от чего-то, и двинулся прямо к Сину. Тот, еще не до конца отошедший от пережитых воспоминаний, спешно опустил взгляд, боясь вновь услышать ранящие слова.       — Ты в порядке? — спросил Аскар с искренним беспокойством в голосе, которое на секунду поразило Сина — он ведь не чаял вновь его когда-нибудь услышать!       Казалось, он потерял связь с реальностью, запутался, где прошлое, где настоящее. Но вот же он, Аскар, прямо перед ним! Теперь уже полностью его альфа. Горло сдавило, заныла старая рана на боку — не более, чем происки фантазии, ведь она перестала болеть очень давно. Но, видимо, окончательно исцелилась только сейчас.       — Ты ведь рядом, поэтому я в полном порядке, — Син бесстрашно поднял взгляд и ласково сощурился, протягивая руку и перехватывая ладонь Аскара. Большая, горячая и мозолистая. Очень хорошо знакомая. Абсолютно реальная.       По губам Аскара скользнула слегка смущенная улыбка, а в разуме Сина всколыхнулись и вспыхнули все новые воспоминания, которые они создали за этот год с начала экспедиции, убеждая в реальности всего происходящего.       Их расставание осталось далеко позади, а впереди лишь счастливое будущее, уготованное самими Богами. Син не жалел ни о едином шаге по тяжелому пути, который преодолел ради этого дня. Долгая тоска стоила того, чтобы сейчас вновь держать его за руку.               Взрослые альфы покидали статую Сара неспешно, пребывая в особо задумчивом состоянии, в то время как молодые не находили себе места и торопились. Аскар отпустил Лейса и тот смог рвануть вперед вместе с Гайсом, пряча за юношеской активностью желание поскорее скрыться от лучей божества. Вскоре над головой нависли многочисленные мосты ущелья, которые соединяли два края скалы, словно нити — лоскуты ткани. Идущий неподалеку от учеников Наиль запрокинул голову, глядя на переплетение путей. Десятки высеченных в камне зданий напоминали поселение паломников возле статуи Нанны, которое не таило в себе источника, поэтому проверять их с этой целью было бесполезно. Однако омега все же заинтересовался в них, но, как выяснилось, по другой причине.       Наиль остановился, дожидаясь, когда отряд нагонит его, и, оказавшись рядом с Сином, предложил:       — У нас еще осталось время до заката. Может прогуляемся по мостам?       Кочевник поднял глаза к паутине из каменных переправ, которые выглядели, несмотря на свой век, довольно устойчивыми и прочными. Наверняка Наилю будет интересно пройтись по их изогнутым путям, взглянуть на статую Сара издалека, восхититься величием древней магии. Син уже представлял, как тот будет любопытно осматривать каждый уголок и с опаской глядеть вниз с большой высоты. Тихо усмехнувшись, бета согласился и предложил другим участникам отряда присоединиться, а особо утомленных влиянием божества альф отпустил в Большой портальный зал. Аскар таковым вовсе не был, пускай и глядел на Сара дольше всех, дорожа каждым мгновением поклонения великому воину. До сих пор погруженный в размышления, но не лишившийся легкой полуулыбки, он остался рядом и последовал по мосту на второй ярус поселения.       Син то и дело оглядывался, старался не сводить глаз со своего акида, чтобы не потерять из виду как тогда, на параде. Будто чувствуя его страх, Аскар сперва коснулся тыльной стороны ладони, а затем скользнул к внутренней, сжимая руку беты в успокаивающем захвате. Син тихо и протяженно выдохнул, восхищенный этой близостью, словно безнадежно влюбленный накиб. Сейчас простое касание ощущалось ново, обжигало теплом, заставляло сердце колотиться в груди, а разум радостно твердить: «Происходящее — реальность». До чего же недостижимым было простое рукопожатие раньше и до чего же обычной стала ласкающая ладонь теперь.       Поднявшись на высоту в три человеческих роста, оставшиеся участники отряда разошлись, вольные гулять где им захочется. Шустрые альфы в сопровождении Зейба отправились рассматривать фасады, Иса в непрошеном сопровождении Наджи стал заглядывать внутрь зданий в поисках змей, а Наиль по следующему мосту направился к соседней скале и ряду домов на ярус выше. Омега бережно провел ладонью по шероховатым каменным ограждениям, хранящим в себе тысячи касаний паломников. Казалось, само это место напиталось молитвами и благословленным мягким светом солнц. Ступая по мостам, стертым ногами людей, временем и песчаными бурями, Син постепенно возвращался в реальность. Блуждания по этим каменным нитям странным образом успокаивали.       Добравшись до самого высокого моста, Наиль остановился и обернулся к виднеющейся золотой статуе, чей яркий блик тут же осветил его лицо. Омега оперся на ограждение, глядя на сияющую вдалеке святыню, и Син последовал его примеру. Внизу виднелись силуэты товарищей, арки мостов и огромная высота, пугающая до дрожи в ногах. Не успел Син почувствовать и тень тревоги, как за спиной ощутилось тепло, а поперек груди сжалась рука альфы, придерживая. Должно быть, так Аскар выражал свое природное желание защищать, пускай врагом и была лишь пустота под ногами. Такая нежная забота трогала сердце, заставляя замерзшего от воспоминаний Сина плавится.       В начале похода бета не мог и надеяться, что ощутит родные объятия так скоро — всего-то через год. Ненависть к бади сперва казалась незыблемой — особенно для человека, саморучно ее создавшего, — но со временем Син понял обратное и лишь больше очаровывался акидом.       Аскар не хранил злобу подолгу и, заимев малейшую причину от нее отказался, стал мягче. Постепенно Аскар теплел по отношению к кочевнику и малейшие признаки симпатии сводили с ума. Возможно, акид считал, что хорошо скрывает эмоции и мысли, но на самом деле Син читал их с легкостью: и настороженность, и заинтересованность, и желание. По одному лишь взгляду становилось ясно, что Аскар к нему неравнодушен, и Син радовался каждому маленькому доказательству — сиянию излучающих нежность глаз, дрожи неловких рук, смущению самых мимолетных прикосновений, неизменному жаркому румянцу, что проступал даже сквозь бронзовый загар опаленного солнцем лица. Син деликатно поощрял чувства некогда недоступного акида, и, сам того не желая, играючи мучил, вкусив свое над ним новообретенное могущество. Делал он это не столько для своего удовольствия, сколько для основательного обольщения Аскара — как оказалось, именно такой недоступный хитрец и соблазнитель нравился ему больше всего.       Нелегко было сдерживать те эмоции, которые вызывали мимолетные взгляды, касания и улыбки. Во время их первых объятий Син, казалось, был готов взорваться от переполняющих душу чувств, а сейчас просто растворялся в этом счастье и без опаски мягко щурится, глядя на размытый золотистый силуэт. Боги были неоспоримо правы в своем благословении.       Завидев, как уставшие от воздействия святыни альфы удаляются в сторону портала, Иса испытал настороженность и только из желания избежать их компании прибился к оставшимся участникам отряда, вот только следом, неожиданно, увязался Наджи, до того собиравшийся отдохнуть в портальном зале. Иса тихо ворчал, оборачивался, всячески показывал свое недовольство, но альфа все шел следом, даже когда целитель отдалился от основной группы. Раньше Ису это напугало бы до холодного пота, но сейчас, спустя год пути, уже достаточно хорошо знал этого надоедливого альфу: он таил в себе столько же угрозы, сколько и молчаливый ездовой варан — ни капли. Такой лишь ходит следом, шуршит лапами по песку, вздыхает, смотрит своими крохотными глазками и думает о чем-то своем, вараньем.       В очередной раз обернувшись, целитель глянул на Наджи строго и вздернул подбородок, обращаясь к альфе на его молчаливом языке. Тот похлопал по ножнам хопеша на своем поясе и глянул в сторону высеченных в скале домов. Омега открыл было рот, чтобы в который раз отругать Наджи за его глупое рвение защищать, как тут же припомнил насколько это бесполезное занятие — только горло зря сдерет и время потратит. Оставалось только смириться, и Иса лишь возмущенно выдохнул и резко отвернулся: если ему не избавиться от этого зловонного феромона альфы и звука тяжелых шагов, так пусть хоть глаза лишатся мучений.       Иса заглядывал в прохладные здания, где на полу отдыхали редкие, вовсе не агрессивные змеи, высматривал среди них необычных, ярко окрашенных, с выделяющимися железами в основании головы, чтобы сцедить яд. Подобные находки пользовались спросом у ученых из разных оазисов, да и самому Исе были небезразличны.       Отправляя вглубь помещения крохотный огонек, целитель искал очередную цель, а найдя — подкидывал в воздух небольшим круговоротом песка и ловил за голову. От страха змея неожиданно сильно оплела предплечье и Исе пришлось отодвинуть другой рукой хвост, чтобы хватка на шее не ослабла от давления. Помещение омега покинул с добычей, глядя на пеструю змею словно коршун: яркая, разукрашенная цветастыми полосами и пятнами, она обещала подарить особо концентрированный яд. Вот только собрать его с двумя оплетенными руками было крайне затруднительно.       Иса поднял глаза к Наджи, растерянно глядящему на змеиные путы с кинжалом наготове.       — Не смей! — отступил целитель, прижимая к себе змею. Альфа заметно вздрогнул, тут же вскинув руки и отшатнувшись, но глаза его были все так же напуганы. — Убери кинжал и помоги мне сцедить яд. Емкость в суме.       Воин послушно сделал шаг навстречу и открыл замок на суме. Иса подсказал, где найти широкую пробирку с отметками, и вскоре Наджи подставил стеклянный край под клыки змеи. Когда железы были сжаты со стороны шеи и неба, по стеклянным стенкам потекла прозрачная жидкость, которая поблескивала на солнце в тон диковинному окрасу. Иса не смог сдержать довольной улыбки — подобные змеи очень редко встречались на изведанных землях, а здесь с легкостью попадались под руку. Половины собранного за время похода хватит на безбедную жизнь и даже на принадлежности для изучения другой половины — куда более редкой и ценной.       Из размышлений Ису вырвало трепыхание змеи в руках: та отчего-то стала агрессивной, набралась силы и стала извиваться. Наджи поспешил убрать пробирку и, как только клыки змеи освободились, та сделала резкий рывок. Ладонь скользнула по гладкой чешуе, когда змея на мгновение вырвалась из рук и подалась вперед, яростно впиваясь клыками в первое на своем пути — кисть альфы. Тот успел только издать приглушенный шипящий звук, пораженно глядя на внезапно напавшую змею. Наджи кинулся было к ней свободной рукой, чтобы освободиться, но в следующий момент замер в бездействии и растерянности. Ранее омега приказал: «Не смей!» — и он не смел.       Иса вспыхнул злостью, вновь схватил змею за голову, разжал пасть и отбросил в сторону, возмущаясь в мыслях: «Неужели этот альфа думает, что лишняя капля яда ему ценнее человеческой жизни?» Омега прижал ладонь к свежей ране с неясным страхом, что яд успел попасть в организм и скоро уничтожит альфу изнутри. Казалось бы, чего ему бояться? Наджи сам виноват: сам навязался, сам согласился, сам опустил пробирку и получил по заслугам. Вот только сердце почему-то сжималось после каждого удара, заставляя разум биться в панике.       С помощью магии Иса заставлял отравленную кровь покидать тело, стекать ручейками вниз по ладони, капать с пальцев на песок. Это должно помочь вывести яд из тела, если еще не слишком поздно. Омега поднял взгляд к лицу Наджи, чтобы понять его состояние и вовремя прекратить лечение, но вместо ожидаемой бледности заметил легкий румянец. Воин безуспешно старался подавить улыбку, глядя на соединенные внизу руки.       Ну что за дурень!       — Тебя укусила ядовитая неизученная змея, от нападения которой у меня нет противоядия. Чему ты радуешься? — прошипел омега и с силой сжал кровоточащую рану. Иса желал прогнать с его лица это странное выражение и увидеть осознанность, чтобы не в одиночку мучиться от приступов тревоги. Однако в ответ Наджи лишь мягко улыбнулся, уже даже не пытаясь скрыть радость.       В порыве возмущения Иса отдернул руку и перехватил пробирку, но перед тем, как положить ее в суму и отправиться день и ночь трудится над противоядием, глянул на количество жидкости в склянке. В этот момент Ису посетила мысль, и он вгляделся в отметки на пробирке — именно столько яда помещалось в клыках и железах, а чтобы выработать следующую порцию потребуется несколько минут. Возможно, змея стала вырываться только потому, что безуспешные попытки дать больше доставляли боль? Иса обернулся к Наджи, зачарованно глядящему на окровавленную кисть. Знал ли альфа о том, что клыки ее опустели и не несут опасности? Иса в этом был до странного уверен, ведь лишенные одного из чувств люди становятся внимательнее. Даже направленный на себя взгляд Наджи каким-то чудом почувствовал мгновенно и посмотрел в ответ успокаивающе. Иса нахмурился — не нужны ему эти утешения, — но тревога от этого жеста мгновенно исчезла.