Trinitas

      Очнувшийся от кошмара посреди глубокой ночи, кочевник больше не мог уснуть. Въевшийся в ковры и ткань запах их с Аскаром феромонов и тел успокаивал бы, не будь дорогой сердцу альфа тревожной темой для размышлений. Как долго Син еще сумеет сохранять свою волю достаточно стойкой, чтобы держаться подальше и не беспокоить Аскара? С каждой минующей ночью, полной ужасающих видений, воля его все истончалась, как и решимость придерживаться задуманного. Был близок день, когда Син больше не сможет играть в ложное благородство и поступит соответственно своей жадной и бесстыдной натуре. Но дать акиду времени столько, сколько сумеет держать себя в узде, он был просто обязан.       Ноги Сина гудели после долгого спуска и подъема, да и не у него одного — весь отряд вчера выглядел до крайности измотанным. Потребуется несколько дней отдыха перед тем, как они продолжат исследование и перейдут по следующему направлению. Кочевника страшила одна только мысль об этом. Кто знает, что кроется там, по ту сторону очередного портала? Какие неожиданности и горести может им принести?       Он не хотел в ночи и одиночестве терзаться множеством беспокойных и страшащих мыслей, но не мог успокоить тревожный разум. Иллюзия близости родного альфы будоражила кровь, вынуждая обшаривать взглядом палатку и не находить источник запаха, в котором Син сейчас так нуждался. Тело все норовило подскочить и отправиться на поиски, но Сину удавалось сдерживать порыв, оставаясь распластанным на спине по коврам. Чувствовать, как постепенно вскипает внутри энергия, приливающая к конечностям, но не находящая выхода в движении. Он мог лишь прикрыть глаза и сопротивляться ей. Обо сне речи не шло.       Поначалу от неподвижности его прохватывали жесткие судороги, но уходящее время их успокоило. Оно тянулось так медленно, будто и вовсе остановилось, и луна остановилась где-то там высоко, за пределами его видимости, продлевая наказание и не желая заканчивать ночь. Син старался обратиться в камень, отрешившись от своего тела и его потребностей, испытывая странное ощущение, будто даже сама кровь течет в его венах все медленнее. Он оставался неподвижен в неподвижном времени, не было больше ни часов, ни минут. Но была боль.       Она была знакома и даже привычна: многие часы, даже дни и ночи кочевники проводят в неподвижности, подстерегая особо осторожного зверя. Син же научился этому задолго до того, как отправился на первую охоту с соплеменниками, еще семилетним — в тот день в шатре с мертвецами, когда на долгие ночные часы застыл, сжавшись, притянув колени к груди и обхватив себя руками. Ни жестокие судороги, ни боль в теле не вынудили его пошевелиться. Впоследствии, благодаря этому умению, Син стал может не самым, но по крайней мере одним из лучших охотников племени.       А однажды в пустыне эта способность помогла ему выжить: отравленный скорпионовым ядом, в дневные часы он сохранял неподвижность, не шевеля и рукой в полусне, чтобы не терять даже крупицы драгоценной влаги, хранящейся в теле. То были самые длинные и самые жаркие дни в его жизни. Песок точно отражал солнечные лучи, преумножая их силу, делая почти бесполезным укрытие в корнях куста и медленно убивая. После полудня Син терял сознание от невыносимого зноя и приходил в себя только к вечеру. Тогда-то он и продолжал свой путь сначала ползком, потом на четвереньках и только к ночи принуждая непослушные от онемения ноги двигаться так, как им и полагается. Он без устали брел в неизменно правильном направлении, не имея права сбиться с курса, ведь ошибка стоила бы жизни. Так он шел вплоть до самого рассвета, находя или создавая себе новое укрытие до того, как взойдут Сар и Сол и опалят землю злыми и жгучими лучами.       Прежде от умения сохранять неподвижность зависели его жизнь или охотничья слава, но впервые он был вынужден прибегнуть к этому умению только для того, чтобы не поддаться нужде и не отправиться тревожить человека, быть рядом с которым он так сильно жаждал. Настолько, что лишь физическая боль могла хоть отчасти усмирить эту непреодолимую тягу.       Син отсчитал несколько часов своего бодрствования, когда на рассвете пространство за пределами платки начало постепенно светлеть и сквозь проем полога внутрь осторожно прокрался одинокий луч света. Наконец Син впервые пошевелился и тело отозвалось болью, схватывая судорогами прежде неподвижные мышцы. Пришлось переждать, а также хорошенько размяться, прежде чем он смог выйти с видом, будто и не пролежал всю ночь без сна.       Как кочевник и предполагал, этот день отряду был необходим, чтобы отдохнуть и облегчить боль в натруженных ногах. Он присоединился к Нуру и Рами, которые взялись готовить кашу — кажется, запах с метки слегка поутих, потому что беты оказались не сильно против его компании, чему Син был несказанно рад. Многие дни одиночества его изрядно утомили. Даже Зайту не появлялся, наверняка не способный приблизиться из-за метки альфы, оставленной в хайидж: для него, как для хашашина в диаде, было невозможно находится подле источника агрессивного запаха чужого альфы.       На завтрак отряд как обычно собрался вместе, но после все разбрелись кто куда: Наиль с учениками оккупировали шатер омег, где занимались расшифровкой переписанных вчера надписей, из-за чего Иса оказался по собственному желанию изгнан наружу и присоединился к кругу Сина и бет, в то время как альфы располагались поодаль и о чем-то тихо беседовали между собой. Син был рад уже просто тому, что в просторе Большого портального зала хватало места, и потому Аскару не было нужды сбегать и прятаться, но в то же время Син мог хотя бы держать его в поле зрения — от этого становилось спокойнее, даже если почти нестерпимо хотелось приблизиться и коснуться. Но, помня вчерашнюю реакцию акида, кочевник не посмел бы повторить нечто подобное — он и без того уже был достаточно виноват перед Аскаром. И не перед ним одним.       Но самым ужасным было, пожалуй, то, что их с Аскаром отношения беспокоили Сина больше, чем его огорчила смерть Зейба. Безусловно, его безвременный уход опечалил, как и то, что мужья Зейба остались вдовцами, а дети — сиротами. Но настоящую боль Син испытал лишь когда осознал, какую рану нанесла Аскару потеря товарища. И перед своим альфой за эту причиненную боль бета испытывал несоизмеримо больше вины, чем перед Зейбом и его семьей.       Неужели Син всегда был настолько отвратительным человеком?       Его заботило лишь то, сможет ли Аскар простить его, побороть ненависть и принять обратно. Он был готов дать время, но не уверен, что решился бы отступиться. Позволить Аскару отказаться от него и принять этот факт, больше ни к чему не принуждая альфу и не называя своим. Смог бы Син? Если делает Аскара несчастным, сумел бы отпустить?       Син не был уверен. Он согласился бы на любую жертву, но это…       День отдыха прошел спокойно и лениво, кочевник даже немного побыл в компании других людей, пока не утомил всех своим запахом и не вернулся в личный шатер. Все казались достаточно спокойными, но Син ощущал всеобщую тревогу — после всего произошедшего было бы странно, если б страх людей перед неизвестностью не усилился. Смерть Зейба потрясла и напомнила: Змеиная Пустошь опасна и коварна, а они — всего лишь люди, что так внезапно смертны.       Поэтому исследовать новое направление все направились в крайне настороженном и взвинченном состоянии. Они стояли перед очередным маревом и с напряженных лиц Син считывал понятное и ему самому беспокойство. Никому из них он, будучи командиром, не мог пообещать хорошего исхода. Но, по крайней мере, он способен был первым шагнуть к опасности и повести остальных за собой, как и всегда.       Малый портальный зал, в котором он оказался, до боли напоминал предшествующий: яркий солнечный свет заливался под стеклянную крышу и просачивался сквозь разделенные колоннами арки, ослепляя Сина на пару долгих мгновений. Щурясь, он оглядывался вокруг себя в поисках змей, крепко сжимая такубу и готовясь отражать атаки, однако не обнаружил рядом ни одного живого существа. В этом портальном зале, больше похожем на круглую просторную беседку, он был один. За ее пределами вблизи виднелась зелень, а вдали — бескрайняя пустыня с головокружительной высоты.       Ветер доносил дивные, но на вкус Сина чересчур яркие цветочные ароматы, и даже приторные, подгнившие фруктовые запахи. Пройдя с полдесятка широких шагов, кочевник коснулся ладонью резной каменной колонны и выглянул наружу: беседка располагалась где-то на вершине невообразимого по размерам зиккурата, и с высоты внизу виднелись четыре затянутые зеленью платформы, что увеличивались по площади от вершины к основанию, стоящему на песках.       Позади заслышались шаги — участники отряда один за другим проходили следом, заполняя беседку и щурясь от слепящего света. Син обернулся к ним, вглядываясь в лица, с которых поначалу считывалось напряжение, потом — после осознания, что опасности нет — облегчение, а уж следом, когда они хорошенько оглядывались вокруг — потрясение. Должно быть, и у него под платком происходили схожие трансформации, которые никто не мог увидеть.       Место казалось знакомым и незнакомым одновременно: оно отличалось от монолитных зиккуратов, на вершине которых располагались храмы Великой Триады в городах, а также превосходило их по размерам.       Пока остальные удивленно оглядывали и переговаривались, Син покинул укрытие и вышел под жар солнц, чтобы хорошенько осмотреться.       Что это за место, в которое отряд попал на этот раз?       — На что похоже это место? — вопросил подошедший Наиль, словно читающий его мысли.       — У меня нет ни единого предположения, — не находился Син с другим ответом. Омега задумчиво кивнул.       — Раз портальный зал на вершине, то нам снова придется спускаться? А потом опять подниматься? — с очевидной обреченностью простонал за спиной Лейс. Кочевник, даже не оборачиваясь, услышал улыбку в голосе Гайса, утешающего младшего ученика:       — Зато в этот раз ступеней явно меньше, чем в прошлый. Да и разве на открытом пространстве находится не приятнее, чем под землей? Меня вот радует, что мы можем видеть небо и солнца, чувствовать ветер…       — Горячий ветер, — уточнил, перебивая, Лейс, — и припекающий жар.       Он недовольно вздыхал, но, впрочем, возразить больше было нечего.       — Ты разве не привык к зною и горячим ветрам за прошедший год? — прозвучал неподалеку и голос Аскара, который вынудил Сина против воли обернуться и увидеть, как акид возложил ладонь на золотистые вихры юноши и слегка потрепал.       — Ну, может и привык, — отвечал Львенок, не сильно довольный покровительственным жестом со стороны дяди, — но передвигаться верхом по пескам и равнинам под этим палящим зноем не то же самое, что карабкаться по ступеням вверх.       Старший альфа только хмыкнул и еще немного поерошил ладонью макушку, пока юнцу это не надоело и он, не выдержав, вырвался, отодвигаясь за Гайса. Судя по вскинутым бровям и слабом подобии улыбки на губах Аскара, он счел забавной реакцию на его попытки поддразнить. Но столь добродушное выражение совсем недолго сохранялось на лице — оно растворилось, стоило альфе перехватить взгляд своего беты, неустанно преследующий. Вмиг им завладело напряжение, разноцветный взор утратил всяческие эмоции, а губы поджались, чтобы мгновение спустя растянуться в вымученной и бледной вежливой улыбке.       Син на секунду пожалел, что Исе все же удалось спасти его ногу — покалеченного Аскар бы точно не бросил, как бы тяжело ему при этом не приходилось.       Тряхнул головой, отбрасывая подобные думы: если бы бета был сильно ранен, то не сумел бы вывести альфу из хайиджа, и за дни пребывания в безумии тот бы истек кровью и умер, никого не подпуская к себе даже ради оказания помощи. Не важно, чего Сину это стоило — жизнь Аскара была во сто крат ценнее.       Поэтому кочевник ничем не показал своих страданий и лишь сощурил глаза, слегка склоняя голову вбок и одаривая акида своей самой лживой, напрочь лишенной искренности улыбкой: пусть даже их общение будет состоять из отстранения и взаимного обмана, бета был готов принять все, раз такова цена жизни дорогого сердцу альфы.       И дальше топтаться на верхушке зиккурата, где помимо беседки с порталом больше ничего и не было, не имело смысла, и отряд стал спускаться по ближайшей из четырех длинных лестниц — каждая располагалась в середине одной из граней платформы и соединяла собою ярусы. Первым, как заведено, шли Син, Наиль и Хайри, а вот дальше обыкновенный порядок менялся: если прежде середину прикрывали Нур, Рами и Джанах, приглядывающие за Исой, следовали за ними Наджи с Мунифом, оберегающие Лейса с Гайсом, а замыкали процессию сильные и привычные вместе сражаться Аскар и Зейб, то теперь, с гибелью последнего, все несколько изменилось. Может из-за влияния метки, но акид держался поближе к кочевнику и следовал сразу за ним, поменявшись местами с Джанахом, который внимательно следил за тылом отряда. Син ничего не имел против такой самовольной перестановки — ему тоже хотелось держать своего альфу поближе, особенно когда местность была не изучена, а опасность — не ясна.       Достигнув основания яруса и сойдя с лестницы на платформу кочевник оглянулся и обомлел: оказалось, что меньшая квадратная платформа, с которой они только что спустились, держалась на колоннах, что подпирали ее по всему периметру. Площадь же яруса занимал обширный сад. Зелень, которую Син углядел сверху, оказалась ветвями крон раскидистых деревьев, вязью обвивающего колонны плюща и мягким настилом травы, что расстилалась точно ковром.       Он двинулся вперед по аллее, что будто сама стелилась под ноги, ведя за собой не менее удивленных увиденному людей. Кочевник узнавал плодоносящие фруктовые деревья, часть из которых отцвела, когда закончился их сезон. У корней других загнивали, превращаясь в пищу для земли, опавшие переспелые фрукты — источник запаха, который доносился до Сина еще наверху. Над ними кружили насекомые, а в кронах деревьев, пышно укрытых листьями, судя по шевелению, гнездились уже знакомые по Шуруку крылатые змейки. Иногда Сину в лицо прилетала на вялом горячем ветре кружащая тут и там тончайшая паутинка, и он подумал, что позже придется основательно почистить платок.       Пройдя дальше кочевник узнал и батат в ближнем ряде кустов по характерным листьям — не так давно Син выкапывал плоды из соседнего к дому Наиля сада, ведь сейчас для их сбора было самое время. Дорожка вывела отряд к журчащему струями фонтану, вокруг которого рядами были высажены разнообразные цветы, большинство из которых Син может и видел, но названий не знал — он мало интересовался растениями, если те не представляли для него практической пользы. Однако отчетливо пахло розами — приторно-сладостный аромат просторного розария он унюхал еще в самом начале.       В глуби этого сада, напитанного солнечным светом, догадки Сина насчет этого места все крепли. Но прежде, чем делать окончательные выводы, следовало лучше его обследовать.       — Мы ведь ищем двери, так? — вдруг подал голос Рами. Он следовал позади, вместе с Нуром держа Ису по центру и тем оберегая. — Но я еще ни одной не заметил. Тут и стен, в общем-то, нет.       — Давайте спускаться, — решил Син. Ничего, кроме сада, на этом ярусе не было, что хорошо просматривалось и без необходимости заглядывать за каждое дерево и под каждый куст.       Вот только ярусом ниже они также не обнаружили ничего, кроме сада чуть большего размера, чем предыдущий — размеры платформ увеличивались, а вместе с ними и площадь занимаемого сада. Так же случилось и со следующим ярусом. Наконец, отряд добрался до последнего, на котором держались все предыдущие. Здесь, в обозримом пространстве, не виднелось ни единой стены или двери, но площадь была настолько обширна, что без осмотра нельзя было утверждать наверняка. До захода солнц и, соответственно, возвращения в Большой портальный зал, было еще предостаточно времени, так что никто не стал противиться продолжению этой, казалось, неторопливой прогулки, которая мало походила на исследование одного из загадочных мест Пустоши.       Именно это заставляло Сина чувствовать себя особенно напряженным, когда остальные, казалось, уже успели расслабиться. Если все слишком хорошо — в нем обязательно распалялось ощущение незаметно подступающей опасности. А еще он подметил, что чем ниже они спускались, тем больше паутины налипало на его лицо поверх платка — она была растянула между деревьями тончайшими, прозрачными и оттого почти невидимыми нитями. Но как Син не вглядывался, пауков на деревьях он не замечал, а подводить отряд особенно близко опасался.       Ухоженные аллеи, как и улицы Шурука, выглядели так, словно множество рук ежедневно заботились о них: подметали и чистили напольные плитки, ухаживали за садами, поливали растения. Колонны не имели ни сколов, ни трещин, а ветер не заносил внутрь песок из пустыни, оставляя пол под ногами почти сиять будто первозданной чистотой.       На этом ярусе так же, как и на предыдущих, тянулись от наружного края к внутренней площади рядами высаженные деревья, кустарники, поля культур и цветы до самого фонтана в центре — еще издали было видно, что этот оказался больше каждого из предыдущих, двуярусный, со статуями переплетающихся змей, поддерживающих верхнюю чашу. Водяная пыль вокруг серебрилась, даже сам вид этих брызг дарил ощущение прохлады, особенно желанной в этот послеполуденный час — за спуском и долгими хождениями по платформе, перемежаемым небольшими перерывами, время утекало быстро. Вероятно, ни одной стены, а значит и двери отряд уже не найдет, и потому Син не видел ничего плохого в том, чтобы немного передохнуть под дождем из брызг, прежде чем пуститься в обратный путь. Кочевник уверенно, но не без настороженности вел своих людей вперед, а потому мгновенно среагировал, когда услышал чуть позади растерянный голос Наиля:       — Ты чего? Куда ты пошел, Хайри?       Обернувшись, Син увидел, что учитель отстал он него на два шага, а сам упомянутый Хайри уже двинулся куда-то в сторону ближайшего дерева. Не раздумывая, Син поднял руку и махнул, подавая тем молчаливый сигнал охотникам прикрывать остальных, пока командир отходит разобраться в ситуации. Но он никак не ожидал, что бывший акид без просьбы двинется за ним следом — прикрывать самого Сина. На секунду это согрело израненное сердце, но времени трепетать и радоваться не было: сначала предстояло выяснить, почему Хайри без предупреждения покинул строй и более того — самовольно отошел от Наиля, которого обязался защищать.       Тем временем с небольшой форой старшего из бет уже лишь несколько шагов отделяли от почему-то привлекшего внимание дерева — он двигался стремительно, протягивая обе руки вперед, будто пытаясь что-то ухватить. Син, до того не замечающий ничего странного, рефлекторно смахнул с глаз очередную сеточку паутинки и вдруг обмер, увидев, к кому Хайри тянулся всем своим телом, цепляясь даже кончиками пальцев — прямо под склоненными ветвями стоял Зайту.       Он не появлялся уже столько дней, так почему пришел сейчас? И как Хайри может его знать, его видеть? А то, что он его видел, было совершенно очевидно — ладонь старшего беты тянулась прямо к сокрытому за синим платком лицу.       — З-зейб?.. — прозвучал за спиной потрясенный шепот. Сина точно ударило, и он дернулся, оборачиваясь на Аскара: но тот не обращал внимания на его ошеломленный взгляд — акид смотрел туда же, куда и Хайри, туда, где Син увидел Зайту.       Он что же, выходит, увидел там Зейба?       Кочевник еще не успел ухватить догадку за хвост, а тело уже стремительно развернулось и бросилось вперед, за один прыжок преодолевая больше половины разделяющего их с Хайри расстояния. В те несколько мгновений, что его глаза рефлекторно моргали, видимый образ давнего друга то будто рассыпался частицами песка, обращаясь пыльным облаком, то вновь становился узнаваемым, но местами рябил: вот облачение все то же, но фигура выше и шире в плечах, заберзат растворяется в груди, синий платок бледнеет до голубого, а вместо желто-зеленых глаз на Сина смотрят родные, теплые, карие — то немногое, что его память за долгие годы разлуки все еще сохранила в воспоминаниях об абе.       Тогда-то происходящее встало на свои места, и кочевник четко осознал — видимые образы были всего лишь иллюзией, причем у каждого — личной. Если Син видел своих умерших близких, недавно столкнувшийся с горем Аскар увидел потерянного боевого товарища, то Хайри без сомнения прямо сейчас смотрел на образы…       — Подождите еще совсем немного. Я уже иду к вам… — хрипло, надтреснуто молвил он содрогающимся голосом, от звучания которого сердце Сина ухнуло в пятки, где, казалось, и разбилось.       — Нет! — завопил он и не надеясь, что старший послушает. Син бы на его месте не прислушался. — Это не они, Хайри, не иди к ним!       Он успел добраться и даже ухватить бету за плечи, намереваясь дернуть назад и как можно скорее убраться подальше, но было поздно: Хайри уже коснулся образа, обнажая его истинную суть — только вблизи заметную облепившую ствол сеточку паутины, чьи тонкие струны тянулись куда-то вверх. В следующее мгновение что-то свалилось им на головы.       Земля ушла из-под ног, Син опрокинулся и прикрыл пребывающего не в себе Хайри, усиленно выворачивая шею, чтобы определить, какое же в этот раз существо на них напало. Прямо перед глазами он увидел широкую в обхвате длинную иглу, вонзившуюся в траву. Это что? Пребывая в недоумении, он попытался скинуть с себя придавившую тушу, когда что-то внезапно воткнулось в плечо, вынуждая вскрикнуть. Судя по стону Хайри из-под него, их пронзило насквозь, поражая обоих.       Не представляя, как выбраться, Син был рад, когда Аскар подоспел на помощь: сначала воткнувшаяся в тело игла оказалась перерублена где-то над Сином, вынуждая придавившее его существо издать странный звук, что-то среднее между шипением и треском, а затем и сама туша была откинула мощным пинком, бете уже хорошо знакомым. Наконец, когда придавливающий вес исчез, Син изо всех сил дернулся вверх, через боль стаскивая себя с иглы и поднимаясь на ноги. Кровь хлестала из раны и его повело, но страх заглушал даже боль: он видел лишь распластанного Хайри, которому из-за свалившегося кочевника досталось сильнее.       — Иса, Наиль! — проорал он, оглядываясь, чтобы сориентироваться наконец в происходящем. Но стоило увидеть, с кем сражался Аскар, как по телу его прокатилась волна мерзких мурашек: то был гигантских размеров паук — именно одна из его длинных и тонких лап, ныне отрубленная у самой тушки, оказалась той самой иглой, что ранила их с Хайри. Само тело паука, правда, было небольшим, в две трети меньше вараньего, но длинные и острые ноги, что раз шесть вмещали в себя длину тела, давали ему устрашающий рост и габариты.       Охотники и омеги оказались рядом почти мгновенно, видимо они рванули вперед уже на моменте атаки паука, но немного припозднились: все происходило с такой скоростью, что даже самые резвые едва поспевали за темпом после многих часов долгих блужданий. Нур с Рами бросились на помощь акиду, в то время как целитель потянулся было к кочевнику, но Син подтолкнул его к Хайри. Лицо Исы приобрело одновременно раздраженное, обеспокоенное и почти страдальческое выражение, однако он тоже быстро оценил ситуацию и понял — молодой и стоящий на своих ногах пациент менее нуждался в профессиональной помощи, чем почти пожилой и прибитый к траве. Однако крови терялось много и быстро, а потому Син глянул на Наиля. Бету уже вело, на ногах он держался не крепко, но нельзя было позволить себе сесть, как невозможно было уйти подальше от дерева и бросить Хайри с оказывающим ему помощь Исой. К счастью, альфы тоже успели сориентироваться и спешно приблизились, настороженно оглядывая дерево на предмет затаившихся чудищ.       Наиль потянул в сторону ворот халата, обнажая плечо Сина, и наложил ладони на рану, с хмурым и сосредоточенным лицом сращивая поврежденную плоть. Кочевник обращал на шевеление магии в теле и боль мало внимания, напряженно вглядываясь в развернувшуюся битву с пауком, который за прошедшие считанные минуты уже лишился еще нескольких конечностей. Аскар, судя по всему, и сам прекрасно справлялся, хотя противник был мало того, что рослым, так еще и прыгучим, а с поддержкой двух умелых охотников акид бы и вовсе не пропал. Паук же, судя по попыткам сбежать на соседнее дерево, уже пожалел о собственном внезапном нападении, встретив такой отпор. Альфа с бетами собрались было погнаться следом, но Син остановил их окриком:       — Возвращайтесь!       Аскар глянул на него через плечо, как Сину показалось, самую малость обезумевшим взглядом. Но быстро отвернулся, вздыхая и опуская хопеш, а потому кочевник не успел рассмотреть хорошенько. Когда все трое вернулись к отряду под сень опустевшего дерева, лицо акида отражало беспокойство, но в нем не замечалось то кратко промелькнувшее, подсмотренное Сином выражение. Может, просто показалось?       — Как ты? — встревоженно вопросил Аскар, соскальзывая взглядом с лица кочевника к ране, прикрытой рукой целителя. У Сина же даже от такого маленького проявления внимания и неподдельного волнения зачастило сердце, будто разгоняя застывшую кровь по венам и тем отогревая такое замерзшее без тепла и ласк тело. Может есть еще шанс все наладить? Жить без надежды Син просто не сможет.       — Ты подоспел очень вовремя, — нежно отозвался он, надеясь, что ему простят вложенные в голос эмоции, спишут на влияние момента. Син не мог касаться своего альфы, но хоть в какой-то форме хотел бы выразить свои ничуть не изменившиеся чувства. Может, и в Аскаре от них осталось еще что-нибудь?       — Если бы я подоспел раньше, то ты и вовсе не был бы ранен, — угрюмо качнул головой акид. — Но я увидел там его и просто… замер. Стоял и смотрел, пока едва не стало слишком поздно.       Непроизнесенное имя Зейба повисло между ними, вынуждая сердце пропустить удар, а тело вновь похолодеть. В горле скрутился ком, запирая внутри все слова утешения, которые он собирался произнести. Не находящие выхода, они острыми гранями ранили изнутри его уже вдосталь отравленное ненавистью к себе нутро.       — Что вообще произошло? — вмешался вдруг в разговор Муниф. — Вы вдруг куда-то пошли, начали кричать, а потом это чудище свалилось с дерева. Я вообще ничего не понял.       Наджи и Джанах покивали ему согласно, даже Лейс помотал головой:       — Мы тоже. Верно же? — оглянулся младший ученик на старшего, и Гайс также ответил согласием.       Син посмотрел на альф с удивлением:       — Вы ничего не видели?       — А вы что-то видели? — задал ответный вопрос Наиль, поглядывающий на Сина с напряжением во взгляде. Видимо, он тоже начал догадываться. Кочевник принялся объяснять:       — Я видел образ человека, здесь, под деревом. Но, насколько успел разобраться, Хайри, я и Аскар видели разных людей — это были близкие нам умершие. А паук спрыгнул с дерева, когда Хайри, привлеченный иллюзией, коснулся паутины на стволе — именно она была источником образа. Пауки ощущают вибрации через нити своей паутины и бросаются на добычу, когда та попадает в ловушку. Думаю, гигантские пауки не исключение, — он замолчал, задумавшись, а затем обернулся к целителю, занятому помощью старшему бете. — Иса, ты тоже ничего не видел?       — Совершенно ничего. Со стороны вы просто вели себя очень странно, — ответил тот, не раздумывая.       Тогда Син глянул на пару охотников.       — А вы?       Нур качнул головой, Рами пожал плечами:       — И мы ничего не видели, командир.       — Значит, жертвами иллюзий стали только я, Хайри и Аскар, — озвучил Син подведенный итог опроса, а в голове уже закручивались размышления. Только они трое, идущие во главе отряда, видели этот образ — насланную пауками магию. На омег, имеющих большой объем маны в голове и сильный разум, подобное воздействие не оказывало никакого эффекта, точно как и пение сиранисов. Но пусть даже так. Почему лишь на идущих впереди подействовала магия пауков, а не на весь отряд, помимо омег?        «Погоди. Пауков? — запнулся вдруг Син об эту мысль. — Напал только один паук, но их здесь определенно много — потому что паутина липла к лицу на протяжении всего спуска. Тогда, может, в ней все дело?»       — Мы шли впереди строя и прорывали паутину, — медленно, еще не уверенный в своей догадке, произнес Син вслух. — Она липла к лицу с того момента, как мы спустились в первый сад. И чем дальше и ниже мы заходили, тем больше ее наслаивалось на нас.       — Думаешь, она имеет какой-то галлюциногенный эффект? — задумчиво уточнил Наиль. — И когда ее в достаточном количестве попадает на тело, жертва начинает видеть образы в расставленных прямо под убежищами пауков ловушках?       — Мне кажется так все и было, — отозвался уже Аскар, обращая на себя внимание Сина и спрашивая у него: — Ладно мы, но разве тебя не должен был защитить платок?       Син невольно коснулся ткани рукой и вспомнил, что иллюзии Зайту и абы не смогли обмануть.       — Он и защитил: в моих глазах образы то появлялись, то рассыпались, то меняли форму — сначала это был один человек, потом совсем другой. Вероятно, из-за наложенной на платок магии паутина не оказала на меня полного влияния. Благодаря этому я сообразил, что видимое — лишь обман.       Акид медленно кивнул, принимая такой ответ.       Случившееся вогнало отряд в глубокие раздумья, но не лишило настороженности — хоть повторное нападение паука не было ожидаемым, бдительности никто не терял. Наиль тем временем закончил исцеление Сина и отступил, позволив ему вернуть на место ворот халата, в котором зияла окровавленная дыра — сквозь нее просматривалась новая светлая кожа.       — Сможешь идти сам? — вопросил вдруг Аскар, так и не отходящий от Сина далеко. В ответ на вопросительный взгляд он пояснил: — Ты потерял немало крови.       Бете очень сильно хотелось приврать, попросить о помощи и почувствовать еще больше внимания и заботы своего альфы. Но ведь он был не настолько бессовестным… Правда же?       — Не так уж сильно мне и досталось. Однако если тебе так будет спокойнее — побудь рядом еще немного, — отозвался Син ласково. Он хотел бы сказать, что ничего не жаждал еще так сильно, как ощущать Аскара рядом с собой, но не сумел вымолвить ни единого лишнего слова, увидев вспышку душевной боли, что промелькнула в разноцветном взгляде. Чтобы отвлечься, Син отвернулся, не дожидаясь вымученного ответа акида и опустился подле Хайри, лечение которого Иса тоже почти закончил. — Ну как ты?       — А как, по-твоему, может чувствовать себя старик, на которого сначала упали, а потом проткнули? — как всегда заворчал он, однако Син понимал — так старший бета лишь пытается скрыть свои истинные чувства. Что среди них? Злость за то, что Син бросился следом? Стыд, оттого что Син оказался ранен из-за него? Тоска, которую взбудоражили увиденные образы? Горе?.. Да, пожалуй, горя было несоизмеримо больше, чем любых других чувств — за все прошедшие годы оно ничуть не ослабло.       Зная об этом горе, что так бесповоротно изменило того Хайри, который первым однажды подошел к неприкаянному юнцу-бади, Син шепнул ему, не скрывая печали в своем голосе:       — Не сегодня, да?..       Старший бета вздохнул протяжно, отвечая тоскливо и с горечью.       — Да. Не сегодня.