Trinitas

      На протяжении ночи Син так и не смог прикрыть глаза, ведь дрему разгонял ворочающийся от боли Нур, который временами делал резкие движения, подавал голос и ударял хвостом по полу, словно хлесткой розгой. Кричать так же неистово уже не было сил, поэтому бета скулил, тяжело дышал и со свистом пропускал воздух сквозь сомкнутые зубы, подражая змеиному шипению — этот звук обманывал, отчего кочевник был напряжен до предела в ожидании атаки хищника.       Недвижимый Рами находился рядом и за ним Син тоже пристально посматривал: вид у беты был такой, словно он мог в любой момент перерезать себе горло, то ли утратив надежду, то ли не выдержав мучений мужа. Весь похудевший, бледный и осунувшийся, точно затерянный в пустыне мертвец, Рами заставлял каждый раз приглядываться к грудине и убеждаться — все же дышит, все же жив.       После тяжелой ночи, душевных мучений и непрерывных звуков боли, Син и сам был оглушен, иссушен и разбит. Он хотел бы сбежать, но не мог бросить. Солнца уже давно взошли над горизонтом и слепили глаза просачивающимися в окна лучами, вот только яркий свет никак не ободрял, а наоборот — лишь утомлял. Похоже, Нур тоже мучился от лучей, ведь с каждым мгновением только больше ворочался и скулил. Син задернул шторы в надежде, что ему станет легче, но бета все еще мучился — стало быть, причина в чем-то ином.       Очередной вскрик оказался особенно громким, отчего на кровати встрепенулся Наиль, тут же с трудом вскакивая и потирая сонные глаза. Нур завыл с новой силой, перевернулся на живот и уткнулся лбом в ковер, впиваясь в ворс пальцами. Он дрожал и с силой ударялся телом об пол, кричал и стонал нечеловеческим голосом. Казалось, боль стала невыносимой и могла попросту сломать Нура. Страхи Сина, судя по всему, разделяли растерянный Наиль и в мгновение пробудившийся от оцепенения Рами. Охотник приблизился к мужу, коснулся ковра поблизости его лица и резко отнял дрожащие пальцы, окрасившиеся алым. Тогда Син вскочил с места, со страхом взглянул на товарища и заметил, что у того изо рта по подбородку стекает поток крови и добавляет ковру новые, пугающие узоры. Сердце учащенно забилось в груди от подступающей паники.       Син поднял взгляд на Наиля, а тот без слов понял просьбу и поспешил к Исе, не теряя ни мгновения. С силой толкнув дверь, омега ринулся было в коридор, но неожиданно наткнулся на двух альф, преградивших путь в такой абсолютно неподходящий момент: Джанах, которому Син поручил стеречь покой охотников снаружи, удерживал на расстоянии внезапно нагрянувшего Мунифа. Растерявшись, Наиль замер, не зная, как их обойти, а Муниф тем временем успел торопливо с ним заговорить:       — Учитель Наиль! Лейс и Гайс просили… — фразу прервал новый оглушительный вопль и встревоженный звуком альфа перевел взор с лица омеги за его плечо, заглядывая внутрь комнаты, где словно монстр в теле человека в этот момент бесчинствовал Нур: он выгибался, вскидывая лицо с разодранными щеками, распахнутым ртом и окровавленными губами, скреб ногтями по ковру и извивал длинный кожаный хвост. В тот же миг Муниф отскочил, и Наиль успел проскользнуть в коридор, а Джанах с усилием оттолкнул альфу.       — Что за ч-чудовище?.. — послышался дрожащий голос перед тем, как захлопнулась дверь и наполненные ужасом и непониманием глаза исчезли в проеме.       Все в груди Сина похолодело. Он догадывался, как отреагируют посторонние на Нура, поэтому старался его обезопасить, но, как оказалось, недостаточно хорошо. Подняв взгляд на Рами, бета заметил, как тот опустошенно глядел в сторону двери с немым вопросом, как обмирал с каждым уходящим мгновением и все больше бледнел лицом. После его взгляд обратился к «чудовищу», а руки аккуратно и бережно утерли полотенцем кровь с лица. Лишь по движению губ Син мог догадаться, что Рами едва слышно утешает жестоко обиженного мужа, успокаивает ласковыми словами:       — Ты мое солнце, моя пустыня, мой мираж, — с трепетом шептал бета и крик Нура, словно по волшебству, звучал тише. — Самый прекрасный из земных бет.       В этот момент внутри Сина что-то треснуло, в горле скрутился ком, а глаза защипало, словно от горсти брошенного в них песка. Он поднялся с места и вышел в коридор, где на Мунифа уже напирал Джанах — альфа возвышался и подавлял, но все так же хранил молчание. Юный Муниф был и без того напуган, поэтому влияние Джанаха явно оказалось лишним. Син аккуратно коснулся плеча товарища и попросил отступить — только тогда молодой альфа смог снова свободно дышать.       — Муниф, это не чудовище, — с горечью произнес Син, глядя многозначительно.       — Это Нур… — прошептал ошарашенный альфа, голос которого явственно дрожал. Ищущий объяснений взгляд поднялся к глазам беты, но ничего ободряющего Син озвучить не мог, он лишь вздохнул и низко произнес:       — Не рассказывай пока никому об увиденном.       Муниф отвел взгляд, сжался и коротко покачал головой. Опережая незамедлительную реакцию, он сорвался с места и следом тут же ринулся было Джанах — но Син остановил его с усилием, понимая, на что способен разъяренный альфа. Рано или поздно все бы узнали, хотелось лишь выиграть больше времени чтобы понять, остался ли Нур прежним, и решить, что следует предпринять, если нет. Впрочем, как бы не разделились мнения в отряде, Син был уверен, что Муниф последует за Аскаром — а тот непременно прислушается к Сину. Немного подостывший Джанах, похоже, пришел к тем же размышлениям и разжал кулаки. Холодным взглядом он проследил за удаляющимся силуэтом и тяжело вздохнул, потирая лицо ладонями. Произнес в свое оправдание:       — Я не хотел подпускать его к Наилю, пока за дверью кричал Нур.       — Ты не виноват, этот настырный юнец все равно прорвался бы, — постарался утешить Син.       За спиной из-за двери слышался крик, тревожащий душу и рвущий сердце. Рядом завиднелись Наиль и Иса, с которыми кочевник вернулся к охотникам. В комнате целитель тут же попросил перевернуть Нура на бок, чтобы без проблем осмотреть рот, из которого все стекали алые капли. Иса опустил нижнюю челюсть и вместе со ртом приоткрылись разорванные щеки, теперь связанные между собой тонкой, эластичной кожей. На вид шрамы напоминали растянувшуюся до ушей улыбку и заставляли холод страха пробежать по телу.       Омеге не пришлось применять магию, чтобы понять причину кровотечения: в приоткрытом рту виделись неестественно длинные клыки, лунки под них, а также тонкий, удлиненный и раздвоенный язык. Изменения заставили наполниться рот кровью, но постепенно капли становились все реже, а раны быстро затягивались. Омега попробовал помочь исцелению и, не ощутив сопротивления, приложил все усилия для ускорения заживления. С острыми зубами и длинным языком Нур все больше походил на опасное чудовище — такие клыки легко пронзят кожу, разорвут, отравят. Они созданы не для мирной жизни, а для выживания в пустыне.       Отвлеченные исцелением, они не сразу заметили, отчего утомленный Нур так часто забил хвостом, а обернувшись, чтобы придержать, обнаружили сотни маленьких надрезов от талии до самого кончика — прямо на глазах присутствующих сквозь кожу прорезались чешуйки. Они постепенно покрывали змеиную половину блестящими фрагментами и вскоре весь хвост посверкивал и переливался на солнце тысячами драгоценных витражей, между которыми виднелись ручейки крови.       Завершив с исцелением рта, Иса несмело приблизился к хвосту и коснулся ладонями гладкой, казалось, прозрачной поверхности чешуек. Пока зарастали раны между ними, на лице Нура исчезали любые признаки боли: расслабились нахмуренные брови, прикрылись глаза и сомкнулись губы. Он перестал двигаться, что встревожило каждого, но кинувшийся проверить дыхание Рами обрадовал своей спокойной реакцией. Нур дышал тихо и размеренно, словно погрузившись в долгожданный мирный сон.       Иса постепенно исцелял ряд за рядом и отвел этому занятию немало часов, а окончательно завершить смог только ближе к полудню. Все это время Син был рядом и наблюдал, как покинула Нура лихорадка, как тело приобрело более здоровый вид. Коснувшись лба мужа, чтобы утереть пот, Рами испугался и поднял вопросительный взгляд на Ису. Тот поспешил объяснить все прежде, чем бета успеет разволноваться:       — Его тело холоднее обычного, но я не чувствую причин для волнений, — убедил Иса и, опустив взгляд к змеиному хвосту, добавил: — Возможно, теперь для него именно эта температура будет комфортной.       Глядя на подобие песчаного чудовища, Син понимал, что минул последний этап превращения. Истощенный организм восстанавливал силы во сне, который мог длиться неизвестное количество часов или дней. Син хотел, чтобы это затишье продлилось как можно дольше, ведь ко встрече с новым Нуром он был совершенно не готов. Кочевник не видел смысла и дальше держать рядом уставших омег, поэтому предложил им покинуть комнату и отдохнуть. Сам же Син не знал, как стоит поступить: оставить бет наедине или не мешать своим присутствием. Пока что лучшим решением казалось присоединиться к Джанаху на случай, если к двери охотников нагрянет встревоженный Мунифом отряд, поэтому кочевник поднялся на ноги и направился к двери.       — Командир, — окликнул его слабый голос Рами. Бета давно не обращался к окружающим, поэтому Син с удивлением обернулся и замер в ожидании. Пустые, стеклянные глаза глядели на него пронзительно, а голос словно шепотом кричал отзывающиеся болью слова: — Даже если он обратился чудищем, я не позволю Нуру убить меня — его тело не должно обременять душу незаслуженным грехом.       Слова давались ему тяжело, глаза Рами покраснели и намокли. Стыдливо отворачивая лицо, бета сгорбился, впился пальцами в волосы и простонал надломлено:       — Но жизнь без него я не вынесу. Синан, прошу…       — Убийство невинного — грех, — прервал его кочевник как можно тверже, хотя сам был так же окутан отчаянием и хотел кричать о безысходности.       — Ты сможешь его отмолить, а я не встречусь с Нуром снова, если уйду вслед за ним по собственной воле, — хрипло запротестовал Рами, дрожа всем телом и уже без стыда роняя слезы. Его молчаливые рыдания звучали все громче, а голова приближалась к полу, словно сами Боги давили свысока и вынуждали приклониться.       — Если ты самовольно подставишь шею под удар — совершишь тот же грех, но моими руками, — Син с трудом произнес неутешительные слова и отвел взгляд, не в силах и дальше смотреть на такого Рами. — Триада посылает нам испытания, и мы не в праве прекратить их раньше времени — только смиренно принимать, доверять и ждать облегчения.       Рами рыдал, словно раненный солдат: все тише, все слабее, будто пронзивший грудь меч не давал вдохнуть и закричать. Наполненную болью тишину прервал стук в дверь и Син встрепенулся, спешно прикрыл хвост Нура простыней и аккуратно выскользнул в дверной проем. Бета окинул взглядом коридор и с облегчением выдохнул, когда на глаза попались всего двое альф: Джанах и Аскар. Еще ни разу за дни превращения акид не приходил, не старался отвлечь, поэтому причина для такого поведения могла быть серьезной и не терпящей ожиданий. Син догадывался, что знакомым альфам Муниф поспешил рассказать все в первую очередь, а доверять слухам акид не привык. Именно поэтому сейчас он дожидался Сина в коридоре, не навязчиво, но все же требуя объяснений.       Кочевник прикрыл дверь, приблизился к Аскару и взял за руку, чтобы увести подальше — не хотелось, чтобы Джанах ненароком услышал что-то неприятное. Неподалеку находился внутренний дворик, где можно было спрятаться от лишних глаз, сесть на ковер в тени и поговорить. Солнца едва сдвинулись с вершины неба и направились к земле. В воздухе еще застыл полуденный жар, но задувающий сверху ветер уносил его следы и охлаждал укромное место. Акид послушно занял место в тени на вышитых подушках, но все еще не отпустил руку Сина, холодную и дрожащую от волнения.       — Как много ты знаешь? — спросил бета тихо.       — Знаю, что Нур обратился существом вроде изображенного в гробнице Змееносца, — Син заметно вздрогнул, словно от ушата холодной воды. Вспомнился зал зиккурата, статуя и воссозданный в камне сюжет: герой, убивающий монстра — то ли змею, то ли человека. Змееносцу, уничтожающему подобных Нуру, возвели гробницу, его восхваляли и обожествляли. Насколько же ужасным должен быть враг, чтобы так возвышать его убийцу? Ощутив дрожь Сина, Аскар высвободил руку, приобнял его за плечи и мягко произнес: — Кроме того я знаю, как любит приукрашать действительность Муниф, поэтому хочу услышать все от тебя.       — Муниф ни капли не соврал, — с трепетом признал Син. — Нур изменился до неузнаваемости…       Син поведал Аскару о том, как ноги Нура срослись в хвост, как на лице порвались щеки и что теперь его рот распахивается пугающе широко. Рассказал о длинных клыках и раздвоенном, почти змеином языке, который лишь увеличивает сходство со встреченными песчаными чудовищами. Описание далось Сину с трудом, болью отзываясь в каждом слове. В конце он тяжко вздохнул, вынуждая себя быть честным, хотя очень хотелось соврать и обнадежить.       — Сейчас Нур не причиняет вреда, но и не находится в сознании. Если все сложится худшим образом, придя в себя он станет как те песчаные чудовища в направление с гробницей.       В отчаянии Син уперся лбом в плечо Аскара и тот заключил его в крепкие объятия, позволяя спрятаться от ужасов реальности. В своем маленьком укрытии бета слабел, сбрасывал броню и самовольно отдавал оружие, становясь самым обычным не всесильным человеком. Глаза намокли от навалившихся чувств, от придавивших к земле проблем. Син прерывисто вдохнул, из последних сил сдерживая эмоции:       — Если это случится… Рами просит меня убить их обоих. Но разве могу я умертвить товарищей, с которыми провел треть жизни? Разве могу я убить Нура лишь за то, что, защищая Наиля, он был отравлен змеей и обращен чудовищем?       С каждым словом голос все больше слабел, все заметнее дрожал и под конец сорвался. Полились невыплаканные за все дни слезы, которые бета уже не мог остановить ни силой воли, ни молитвами. Рыдания его были тихими, молчаливыми, сдавленными, и только по дрожи тела и намокающей ткани халата на плече Аскар мог понять происходящее. Он тяжело вздохнул, поглаживая спину и шепотом успокаивая. Его крепкие объятия словно прижимали к друг другу осколки чего-то цельного, и оттого становилось так приятно, так спокойно. Постепенно в руках Аскара Син задышал спокойнее и медленнее, что говорило о затишье в разбушевавшихся эмоциях. В этот момент акид решился ответить на заданные вопросы:       — Я знаю Нура не так давно, но уверен, что его не осчастливит жизнь в теле чудовища, норовящего убить близких товарищей, — слова давались ему тяжело, ведь боль родного беты не была чужой. Аскар замолк, будто задумавшись, но после паузы решился произнести: — Находясь в хайидже я ужасался своим действиям, но не мог остановиться. Прекратить все могла только твоя такуба. Убей ты меня тогда, я умер бы с благодарностью и пониманием, что это — лучший выход.       Син бездумно покачал головой, словно оглушенный чувствами. Он заплакал бы снова, но в теле не осталось слез, и только душа, имеющая их достаточно, могла молчаливо рыдать.       — Я бы жить без тебя не смог, — прошептал Син отрешенно. Аскар отнял его от себя, безвольного и ослабшего, с болью посмотрел в покрасневшие глаза, огладил влажные щеки и поцеловал недвижимые губы. Не ощутив нежности, он попытался снова и лишь тогда Син отмер, целуя в ответ. Когда бета наконец немного ожил, серьезно и настойчиво произнес:       — Я понимаю, что и Рами без Нура не вынесет, но жизнь — это большой дар, от которого не может самовольно отказаться человек. Если Триадой так задумано, страдающий умрет сам, без единого прикосновения лезвия.       Син мгновение помедлил и после согласно кивнул. Он доверял Аскару, как такому же глубоко верующему, который мог развеять сомнения и направить по нужному пути. Его слова и вправду имели смысл, вот только принять его было так больно — Син видел, как усыхал без родных Хайри, как мучился и страдал, поэтому не хотел для Рами такой же судьбы. Вот только исцелить товарища он не мог, а убить не имел права. Он был по-прежнему бессилен перед чужим горем и только Нуру мог пообещать быструю, безболезненную смерть.       — Твоими устами словно говорит сама Триада, — вымучено улыбнулся Син.       — Мне приятно это слышать, — мягко произнес Аскар и уложил бету обратно на свое плечо, придерживая за талию и затылок.       Син тихо вздохнул, ощущая, как постепенно поднимаются по телу жаркие лучи солнц и отступает холодная тень. Послеполуденные светила были бережны и нежны, легко согревая кожу. Постепенно Сина наполняло спокойствие, словно совсем недавно он сгорел дотла и теперь его пепел может только лежать на песке и поддаваться потокам ветра. Уже нечему пылать, нечему светить, и даже собственная безвольность не кажется такой угнетающей.       После продолжительной тишины захотелось заговорить, чтобы немного развеять тоску и показать свое вполне сносное самочувствие. Син поворочался в объятиях Аскара, умостился поудобнее и спросил:       — Как отреагировал отряд на рассказ Мунифа? Я боялся увидеть их у спальни Нура и Рами, но пришел только ты.       — Отряд не принял его слова всерьез и остался верен тебе.       Син слабо улыбнулся, тронутый такими словами. Неужели он смог удержать статус командира и внушить доверие?       — Это радует, — с облегчением выдохнул кочевник и поднял взгляд к лицу Аскара. На родных щеках он заметил касание лучей солнц и встрепенулся, осознав, сколько времени провел во внутреннем дворике. Отстранился и поспешил подняться на ноги: — Мне пора возвращаться, Нур может прийти в сознание в любой момент.       — Я пойду с тобой, — заявил вдруг Аскар. Син хотел было возразить, как альфа добавил: — Составлю компанию Джанаху.       Син нахмурился от догадки: «Неужели собирается день и ночь сидеть под дверью спальни?» Однако быстро понял ход мыслей акида — обернись Нур чудовищем, Сину придется сражаться с ним как с настоящим врагом. И пускай рядом будут Джанах и Рами, унять переживания где-то вдалеке Аскару будет очень сложно. И все же бета не одобрял эту идею: наплевав на комфорт и потребности, сидеть под дверью, как сторожевой пес.       — Нур может спать и несколько часов, и несколько дней, — серьезно напомнил Син, но Аскар без размышлений поднялся и настоял на своем:       — Я буду рядом столько, сколько потребуется.       Бета склонил голову на бок и хитро заглянул в глаза, не таящие и доли сомнений. Идти против такого Аскара было бесполезно, да и сил на то не имелось, поэтому Син молча направился в сторону спальни бет, чувствуя, как Аскар тихо ступает следом. У двери было мирно и тихо, что успокоило переживания и дало понять — в его отсутствие не случилось ничего плохого. Син собирался было скрыться в комнате, но остановился, чтобы попрощаться с Аскаром, так внимательно его выслушавшим. Разговор и вправду привнес некоторую ясность, к которой ещё долго шел бы утомленный разум. За все время Аскар не показал слабости, будучи надежной опорой, и только отпуская в заточение с чудовищем не сдержал выражения тоски. Он переживал, боялся и искренне сочувствовал, теперь зная обо всем, что творится за этой дверью. Чтобы не продлевать прощаний Син бросил короткий, едва прищуренный взгляд, и поспешил скрыться за дверью.       В блеклой красноте закатных лучей кочевник наблюдал за печальной картиной: Рами, постаревший за эти несколько дней, лежал возле Нура, как такое же бессознательное тело. Его мысли были непроглядными, темными и пугающими, а тишина стала подходящей средой для их стремительного роста. Тьма растеклась пятнами по комнате, залегла чернотой в иссохшихся скулах и впадинах глаз, отчего Рами был точно лишенный кожи скелет. Таким он оставался и ночью, и днем, при лунном полумраке и в ярких солнечных лучах. Син заставлял его есть еду, которую приносили альфы, вынуждал кое-как следить за собой и делать обтирания, пытался заговорить и утешить, но ничего не возвращало бету к жизни. Его тело неумолимо теряло силы, движения становились вялыми, а голос — немощным. Оставаясь наедине с товарищами, Син словно находился среди мертвецов, в их неживой тишине, и только шевеления за дверью давали не сойти с ума. Понимание, что там его ждет Аскар, наполняло силой не падать духом в ожидании ужасного.       Несколько дней Син провел в комнате Нура и Рами. Заснуть с такой большой вероятностью нападения он не мог физически, поэтому лишь изредка прикрывал глаза и погружался в поверхностную полудрему, оставаясь настороже. От недостатка движений болели мышцы, сдавленный воздух комнаты душил, а непрерывное молчание сводило с ума. Под конец третьих суток Син с нетерпением дождался момента, который наконец-то спасет или столкнет в пропасть, ведь стоять на краю уже было невыносимо. Он давно обнажил такубу и ее металл изнывал в нетерпении долгожданного момента. Кочевник хотел избавить от мучений обоих: и изуродованного Нура, и почти мертвого Рами. Сину ли рассуждать о грешности такого поступка? Он погряз в смертях и строил из себя праведника в редкий момент, когда убийство могло осчастливить. Если только Рами это поможет…       — Я убью тебя, — сказал, будто разрезая сгустившуюся тишину, нарушая долгое молчание. Прозвучало низко и незнакомо, словно фразу произнес чужак, стоящий за спиной. Кажется, Син уловил в его голосе птичью манеру, отчего вымучено усмехнулся.       Рами поднял на бету отрешенный взгляд, с трудом осознал слова и протяжно выдохнул, заставляя губы изогнуться в улыбке:       — Спасибо.       Син постарался запомнить это выражение, лишь отдаленно напоминающее лицо Рами в моменты счастья — должно быть, обещание хоть немного облегчило его страдания и заставило порадоваться. Однако душа Сина лишь больше погрузилась во мрак. Он пообещал убить, пообещал предать Триаду и уже это было большим преступлением. Если его такубу снова окропит кровь невинного, то в летописи жизни черным пятном застынет очередной грех, и чем больше накопится таковых, тем дальше окажутся желанные сады и тем хуже будет следующее перерождение.       Однако и оставить Рами мучиться без Нура Син не мог. Он знал охотников давно, лично застал начало их отношений, видел растущую с каждым днем близость и надеялся на лучшее продолжение жизни товарищей. Когда-то, совсем юные и полные сил, они так отличались от мрачных образов настоящего. Син скучал по ним и хотел увидеть вновь, но, возможно, это было только в мыслях. Бета прикрыл сонные глаза, где в черноте век, словно живые, заиграли красками родные образы.