Trinitas

      Пока они втроем пыхтели, стараясь отдышаться после быстрого бега, Син соображал, как бы помягче преподнести плохие новости. Ничего не придумав, он прошел к оставленным вещам, выпустил из лампы магические огоньки, чтобы разогнать мрак пещеры, обернулся к охотникам и просто выпалил:       — Яиц в гнезде не было.       Нур воззрился на него ошарашенно, выдыхая растерянно.       — Как это не было?       Второй охотник, на угловатом лице которого причудливо играли тени, скривился, но скорее выглядел веселым и раздраженным, чем удивленным. Подтвердив еще неясные подозрения Сина, он растянул губы в ухмылке и пояснил под колким взглядом кочевника:       — У хумай, которая улетела, был короткий хвост — явный омега. И у второй, которую мы отвлекли, тоже хвост был короткий, — Рами почти торжествующе оглядел спутников, особенно остро зыркнул на Нура, и подытожил: — Омежья диада.       Пока беты примирялись с этой информацией и неудачей первой вылазки, Рами продолжил, глядя уже в глаза Сину:       — Я предположил, что ты ничего не найдешь, когда увидел хумай вблизи. Но надо же было проверить — иногда они находят брошенные, разоренные гнезда и высиживают чужие яйца как свои.       Решив, что объяснения на том окончены, Рами прошел вглубь пещеры и плюхнулся на расстеленный как спальное место ковер. Откинулся на прохладную и неровную каменную стену, нашарил бурдюк на поясе и сделал пару жадных глотков.       Син вздохнул — делать нечего, придется искать другое гнездо. Никто и не думал, что будет легко. А вот Нур внезапно возмутился:       — А если бы яйцо было? Мы его, выходит, выкрали бы у пары, которая никогда собственных птенцов завести не сможет? А вдруг это был их единственный шанс на родительство?       Он возвышался над расслабленным Рами, спиной к Сину, так что лица не видать. А вот старший из охотников был отчетливо виден в свете любопытно снующих огоньков — Рами смерил Нура насмешливым взглядом.       — Чего ты вдруг, пожалеть вздумал? — Изогнул брови, ехидно скривил губы. — Не ты ли говорил, что лучше никакие родители, чем однополые и своим примером приучающие к распутству?       — А ты говорил — это не распутство, — мрачно отбил Нур.       — А ты меня, оказывается, слу-ушал, — протянул насмешник почти нараспев. — Я-то думал — все слова мимо ушей пропускаешь, повторять приходилось из раза в раз.       — Вот и не повторял бы одно и то же, а новые аргументы нашел, — буркнул Нур, отворачиваясь и топая в другой угол маленькой пещерки.       Насколько Син успел разглядеть, никаких ран охотники не получили, так что позаботиться пришлось только о себе: снять ободранные шальвары, смыть кровь и нанести мазь на сбитые колени да рваные царапины на голенях — зацепился пару раз за острые выступы скал, когда скатывался с крутого склона. Перебинтовал, чтобы мазь не заляпала чистые шальвары, натянул сменные. Оглядел себя, заметил две дыры на подоле верхнего халата — зацепил-таки. Пришлось снять и сесть штопать, расположившись прямо между двумя охотниками. Поглядел на них искоса: оба отвернулись зубами к стенке, спины напряженные. И так уже несколько дней: если раскрывают рты, то обязательно ссорятся на пустом месте. А Син? Он просто молчал и терпел, заслужил: один раз уже влез — и стало только хуже.       Покончив со штопкой, надел починенный халат обратно, загнал магические огоньки обратно в лампу и немного поворочался, устраиваясь на отдых. Пусть бесятся без его участия. И пыхтят по разным сторонам, ему это спать не мешает. Вот только спать лишь он и собирался.       — Так это правда не распутство? — тихонько спросил Нур из своего угла. Как-то так робко, что даже Рами пусть и вздохнул раздраженно, но ответил голосом спокойным, уже без ехидства:       — Правда. Животных таких много.       Вот только встретить их мало кому случалось, заметить среди сбивающихся в стаи особей. Син пару раз наблюдал антилоп на охоте, да каракалов, за стаей которых издали подглядывал с Самурой в детстве — на кочевников, передвигающихся целым шумным племенем, они не нападали, как и люди на них. Маленькие котята каракалов и сами любили понаблюдать за людьми на стоянках, пестрящих кучей неизведанных запахов. На каком-то глубинном духовном уровне между кочевниками и каракалами действовал негласный закон о взаимном ненападении. Но Басим бы сказал, что дело в инстинктах — звери не станут без причины нападать на опасного врага. В духовность наставнику всегда слабо верилось.       — А почему раньше не рассказал? — обиженно засопел Нур. Видимо, он не знал, что однополые диады, а иногда даже триады, встречаются и в животном мире. Своими глазами не видел прежде, а рассказать ему кое-кто не удосужился.       — Ты б прям так и поверил, — огрызнулся Рами, шумно заворочавшись с боку на бок, но в итоге все равно вернувшись в прежнее положение — спиной и к Сину, и к Нуру.       А ведь хороший бы вышел аргумент. Син о таком как-то и не подумал, все внимание было занято людскими отношениями. Под тяжестью такого факта, глядишь, и сломается убежденность Нура — ведь звери, в отличие от людей, с рождения чисты, и у шайтанов над ними власти нет.       Нур в ответ на грубость Рами пробормотал что-то тихо под нос, без особо чуткого слуха и не услышать. Но Син таким слухом обладал, а потому разобрал:       — Болтун тупоголовый… Когда я тебе не верил?..       Син не знал наверняка, но был уверен — уши Рами были не менее чуткими, чем его.       И прав, видать, Нур. Рами и впрямь тупоголовый, раз не понимает — чувства его отнюдь не безответны, просто у Нура они пока иные: мальчишеские, наивные, светлые. Но есть основа: доверие, привязанность, забота. Пророс он уже лозами под кожей небезразличного беты, вон как тот сопит в углу от обиды. Дело то за малым осталось. Помочь им все-таки по возможности, что ли?       Только случая никак не выдавалось. Еще ровно три дня, пока оставалось воды и провизии на поиски, они шли вперед и все глядели на верхушки скал в поисках силуэтов пролетающих хумай. Но не нашли — и два дня в быстром темпе возвращались обратно в деревню, чтобы передохнуть, расспросить местных, собраться и вновь выдвинутся на поиски. Еще через неделю, продвинувшись дальше прежнего, но не встретив хумай, опять вернулись в деревню и за немыслимую сумму купили одного ездового варана, чтобы нагрузить водой и съестным — местные, провожающие недружелюбными тяжелыми взглядами, очевидно решили на них разжиться. И Сину, и Рами к подобным взглядам было не привыкать, а вот Нур явно чувствовал себя до крайности неуютно. Лишь из-за него Рами злился на поведение местных, отчего пару раз даже ввязался в драку. Помощи в таких потасовках бывалому уличному беспризорнику не требовалось, а потому Син лишь стоял в стороне и напряженно наблюдал. И вроде бы ерунда, ну поколотил Рами нескольких селян, сами ведь пристали. Но предчувствие у Сина на их счет было нехорошим. Быстрей бы отыскать других хумай, забрать яйцо из гнезда и повернуть в Хибу.       На третью неделю поисков, наконец, свезло — откуда-то с вершины скалы спорхнула большекрылая птица, направляясь на восток, в сторону Хибы, где пропитания значительно больше, чем в засушливых сагадатских горах. По небу ее путь был до обидного короток.       А дальше был долгий подъем. Так глубоко в горы забираться Рами прежде не доводилось и хорошей дороги он не знал, приходилось ориентироваться прямо на местности. Находя наилучшие пути по нетоптаным горным тропам, поднимались неспешно, придерживаясь выбранного ритма. Делали регулярные привалы на пригодных для остановок скалах, подъемы так круто вверх не давались легко. Несколько раз из-за валунов, под которыми останавливались на отдых, выползали скорпионы — маленькие многоногие твари, маскирующиеся в цвет рыже-песчаных скал. Их Син беспощадно смахивал с обрыва кончиком лезвия такубы.       Только к самой ночи беты подобрались достаточно близко к гнезду хумай, чтобы видеть их из своего укрытия за скалой. Пещер поблизости не нашлось, зато повезло наткнуться меж щерящихся скал на небольшой участок почти ровной породы, лишь немного под углом. Расседлали варанов, сложили в одну кучу сумы и расстелили ковры. По очереди спали — вынужденно близко, спиной к спине, чтобы греться — и наблюдали за гнездом. В свою смену Рами заметил, что птиц в гнезде трое и у одной так точно длинный хвост — альфа либо бета. Недели поисков так измучили, что хотелось прямо сейчас подорваться к вершине и силой отбить одно-единственное яйцо. Что было совсем неразумно: без крыльев кубарем со скалы полетишь раньше — втроем хумай столкнут людей со скалы как тех скорпионов, которых смахивал Син. Пришлось долго ждать, когда же гнездо опустеет, оставив лишь одного защитника — и молится, чтобы запасы еды и воды не кончились раньше. Но в этот раз удача благоволила: на рассвете четвертого дня в засаде, наконец, гнездо покинула сначала одна хумай, через пару часов вторая — тоже с длинным хвостом, — оставив на охрану лишь третью птицу, которую и предстояло отвлекать Рами.       Беты начали маневр так же, как и в прошлый раз — со стрелы Нура. Следом Рами выскочил из-за укрытия в скалах, привлекая к себе внимание и нарочно уводя хумай от гнезда. Эти птицы жили особенно далеко от людей и непуганые, они и не подозревали о коварстве человека. Чем Син и воспользовался, стараясь как мог быстро и незаметно подобраться к гнезду. Ветер на такой высоте толкал его в спину, то бил в лицо, вынуждая жмурить веки, то вовсе пытался сбить с ног — будто был еще одним невидимым защитником гнезда. Едва не оступившись несколько раз, кочевник все же добрался до одинокого гигантского валуна на пологой вершине, подцепился руками за неровные выступы и подтянулся, подкидывая тело. Ветер будто пнул его зло, отчего Син неуклюже завалился внутрь широкого гнезда, молясь, чтобы случайно не раздавить яйца. Мольбы его были услышаны: в противоположной стороне гнезда, прижимаясь друг к другу и утопая среди пуха и перьев, мирно покоилось три бело-матовых, в рыжую крапинку крупных округлых яйца. Касаясь одного, ближайшего, Син даже дыхание задержал. Быстро спрятал в ларец на мягкую теплую подушку, защелкнул крышку и потуже затянул ремень на поясе. И за всеми этими действиями не заметил, как сверху и из-за спины на него налетела разъяренная птица.       Если бы голову Сина не покрывал платок, пришлось бы ему тяжко: схватила бы за волосы, распорола лицо когтями. К счастью, тело Сина отреагировало раньше, чем до головы донеслась мысль отклониться, и лапы хумай лишь скользнули по гладкой прочной ткани, не сумев зацепиться. Кочевник прытко соскочил с валуна и побежал в низ, оскальзываясь и неумолимо набирая скорость. Едва не путаясь в ногах, только чудом удерживая себя на ногах, Син и сам почти летел, не думая даже о погоне за спиной, сосредоточив всю силу в ногах и торопливо соображая, как бы так притормозить и не разбиться. Зашарил глазами по скалам и увидел, как несутся ему навстречу Нур с Рами, размахивая своими заключенными в ножны саблями. Син прокатился между ними почти кубарем, остановился, лишь влепившись в скалу.       Приложило его больно, до искр перед глазами и чуть не вывихнув плечо, но в целом удачно. Шумно пытаясь отдышаться, Син оглянулся на охотников, что слаженно и дружно, несмотря на ссоры, отвлекали от него птицу, изворачиваясь и уклоняясь, прикрывая друг друга. На секунду Син даже замер, зачарованный, глядя на осторожный и отчаянный бой, складный и выверенный в каждом маневре двух ловких и быстрых охотников. Они путали и пугали птицу, и, если бы не необходимость защищать гнездо, хумай давно бы отступила. А сейчас бежать следовало ворам, пока птица не узнала, что одно яйцо все-таки потеряла.       — Уходим! — крикнул Син, врываясь в битву с взъяренной хумай со своей не вынутой из ножен такубой. Перехватил взгляды охотников и мотнул головой к скалам — тому узкому лазу среди острошпильных валунов, через который они досюда и добрались.       Беты поняли его без слов, кивнули и стремглав бросились к ходу. Син удерживал растерявшуюся птицу еще пару мгновений, позволяя первыми втиснуться в проход, а затем кинулся следом. Спрятавшийся за скалой Нур прикрыл его, выпустив в хумай стрелу — в цель не попал, но дернуться и сменить курс в полете вынудил, как и планировал. Птица взлетела выше, наблюдая, как вторженцы спешно ретируются по тесной тропке, но напасть не могла — мешали острые шпили невысоких скал. Хумай не преследовала, ей было нужно лишь отогнать чужаков от гнезда, так что, уйдя достаточно далеко, беты смогли остановиться и отдышаться, чтобы не оскальзываться, возвращаясь к месту стоянки.       — Яйцо хоть добыли? — измученно вопросил Рами, не меньше остальных уставший и от поисков гнезда, и от борьбы с хумай. Сину было, чем его утешить:       — Добыли, — кивнул он, легонько похлопав по закрытому ларцу у себя на поясе.       Охотники почти синхронно выдохнули с облегчением, только Нур следом еще и забухтел себе что-то под нос — видимо, молился.       Множество дней беты провели верхом, возвращаясь вдоль высоких гор к ближайшей деревне. Обратный путь давался проще не только из-за хорошо изученного маршрута, но и благодаря чувствам удовлетворения, радости и облегчения после успешно выполненного трудного задания. Син особенно осторожно обращался с ларцом: переместил его с пояса на спину варана, на каждой остановке проверял не треснуло ли яйцо, а по ночам накрывал сундучок тканями и окружал еще горячим песком, опасаясь, что даже волшебный ларь не сможет противостоять холодам. Яйцо хумай, конечно, далось бетам нелегко, но кроме того на их плечи взвалилась обязанность сохранить птенца, на время пути заменить ему родную триаду и ни за что не умертвить, даже по неосторожности.       Неторопливо пересекая пески, беты покинули отдаленную безводную пустыню и к вечеру приблизились к деревне. Завидеть дома, пускай и не самых доброжелательных сагадатцев, было радостно, как и услышать человеческие голоса. Бедствующие местные никогда не были особо доброжелательны к чужакам, но после очередного возвращения в деревню стали относится к троице бет откровенно негативно. В небольшом поселении уже расползлись слухи об их охоте на хумай, что породило множество взглядов: как осуждающих, так и завистливых. Перед возвращением в деревню Син спрятал ларец в суме с опустевшими запасами провизии, боясь, что повышенное внимание и слишком трепетная бережливость к нему породит опасные догадки.       Оказавшись на улицах деревни охотники выглядели оживленными и повеселевшими. Все самое сложное осталось позади, а впереди их ожидало только безопасное возвращение в Хибу вдоль подземной реки. Единогласно беты решили поужинать в местной таверне, ведь после пути под жаркими солнцами сил заниматься готовкой самостоятельно совсем не было. Товарищи оставили варанов в стойлах, занесли вещи в снятые комнаты постоялого двора и после направились в забегаловку неподалеку.       Раньше Сагадат имел лучшее положение. Тогда горы служили третьей стеной оазиса и пропускным пунктом для торговцев, которые, будучи измученными длительными проверками, останавливались в первых деревнях до череды скал и после. Для них были возведены и рынок, и постоялый двор, и вместительная таверна, теперь выглядевшая пыльной и опустевшей. Судя по плетущимся оттуда местным, едой здесь торговали в меньшей мере, но беты все же решили попытать удачу.       Заведением управлял крупный альфа, от которого страшно разило крепким самодельным вином. На посетителей он бросил холодный взгляд, мгновенно узнавая в них чужаков, но всякая недоброжелательность растворилась при виде денег. Среди немногочисленных блюд не пришлось выбирать, поэтому беты вскоре расплатились и заняли место в зале. Кроме них в таверне находилась еще пара пьяниц и группа на вид сильных рабочих, которые, едва завидев чужаков, угрожающе покосились на бет.       Невольно Син напрягся и прижал к телу суму с ларцом — не решился оставить его без присмотра в постоялом дворе. Рабочие невдалеке стали переговариваться и после некоторые из них шустро покинули помещение. Син с товарищами переглянулись, но не придали происходящему особого значения и только через время осознали, что это предвещало. Снаружи таверны послышался шум и вскоре дверь была распахнута группой людей, вид которых заставил холод пробежать по телу кочевника: рослые, сильные, изуродованные шрамами и одетые в удобную для скитаний по пустыне одежду. Разбойники.       Син тут же отсел подальше от входа, туда, где свет магических огней не подчеркивал цвет его платка. Нур и Рами тоже быстро смекнули, кто появился перед ними, и потому притихли в отдаленном уголке. Трое молча наблюдали, как наполняется помещение шумными и грубыми обитателями пустыни, надеясь не попасться им на глаза и не нарваться на неприятности. Некоторые разбойники подошли к владельцу за алкоголем, а некоторые — к рабочим. Находясь поблизости, они сильно походили на местных жителей, что навело Сина на очевидную мысль — разбойники и есть бывшие сагадатцы. Их темный цвет кожи, подобные военной форме наряды и зульфикары на поясах говорили о незавидной судьбе бывших солдат.       Не все люди возвращались домой теми, кем уходили. Некоторых война уродовала до неузнаваемости, ломала волю и создавала новый характер, пригодный для настолько суровой жизни. Такими солдат не принимал ни родной оазис, ни отчий дом и единственным местом, куда можно было вернуться становилась пустыня. Возненавидевшие и яримов, и бади, они скитались в поисках мести по пескам и срывали злобу на первых, кто попадался им на пути. И если разбойники до сих пор не разнесли хлипкую таверну, значит местные сотрудничали с ними. Вскинутый в сторону кочевника указательный палец деревенского работяги это подтвердил.       Стоило главарю головорезов обернуться, как Син уже вскочил с места, готовый в любой момент обнажить такубу.       — Неспокойной тебе дороги, мой враг, — прогремел главарь и оскалился, переминая пальцами рукоять зульфикара. Его повадки, манера речи, черты лица — все указывало на когда-то высокое положение в обществе. — Если отдашь хумай — сам можешь понадеяться на быструю и безболезненную смерть.       Похоже, местные были особо наблюдательны: углядели и ларец, и гордый вид охотников, и радостное настроение кочевника. Донесли обо всем в мгновение ока, хотя сами недавно с притворными улыбками принимали из рук чужаков монеты на рынке. До чего же подло! Син поспешно обнажил такубу, ведомый пылкими эмоциями, и главарь принял это за вызов.       Взмах его зульфикара разрушил тишину таверны, ведь в тот же миг с десяток бывших солдат сорвались с мест. Обнаженные лезвия направились на кочевника, но не столько из-за его синего платка, сколько из-за подвешенного на поясе ларца. Син понимал это особо ясно и в последние мгновения перед столкновением старался найти возможность защитить яйцо хумай.       Охотники отреагировали быстрее и первыми атаковали разбойников, неожиданно ранив сразу нескольких. Этим они всполошили головорезов и у Сина появилось мгновение, чтобы отразить атаки и отстегнуть с пояса ларец. Уведя за собой половину в отдаленный угол, он выиграл для Нура и Рами время расправиться с частью разбойников. Пока они в просторном зале пронзали саблями тела, Син едва выносил натиск в полумраке, где лишь иссохшие половицы и расставленные кое-как столы помогали ему избежать смерти. И все же каким бы изворотливым ни был Син, до тела доставали зульфикары, рассекая кожу раздвоенными лезвиями. Знакомая боль погружала в худшие воспоминания и заставляла снова проживать ненавистные моменты военных сражений. Жжение свежих ран, обжигающие ручьи крови и подступающая слабость выбивали из Сина остатки уверенности.       Новой атаки он избежал, резко склонившись и взмахом такубы рубанув по коленям врагов. Силы в юном бете было не так много, поэтому приходилось побеждать гибкостью и хитростью. Пользуясь моментом промедления, Син заскочил на стол, окликнул Рами и бросил в его руки ларец. Сердце кочевника замерло в момент, когда яйцо хумай оказалось в воздухе, и продолжило биться только когда глаза завидели ларь в руках товарища.       Оставленные на охотников разбойники лежали на полу бездыханные и могли лишь бессознательно наблюдать стеклянными глазами за спешащими на их место товарищами. Разбойники ринулись к Рами словно вараны, которых поманили свежим мясом, а тот, на удивление Сина, был рад порубить бывших сограждан: с каким-то неясным наслаждением охотник орудовал саблей и ненависть его придавала ударам особую силу. Не дожидаясь, когда на него наваляться всей сворой, Рами передал ларец Нуру и скомандовал бежать из таверны. Охотник подцепил на пояс сундук и выскочил на улицу, а Рами тем временем преградил путь врагам, яростными атаками не позволяя уйти следом.       Сабля рассекала шеи, вспарывала животы, вонзалась в сердца, отчего Рами заливали потоки хлещущей из ран крови. С диким оскалом и животным блеском глаз он выглядел точно хищник, раздирающий добычу, и этот пугающий образ заставлял разбойников терять уверенность. На лице Сина невольно мелькнула улыбка, руки наполнились силой и такубу вновь окропили брызги крови. Уловив настроение Рами, он и сам воспылал незнакомой яростью, отчего грохот спадающих на пол тел воодушевлял словно армейские барабаны на поле боя. Давно, еще в составе клана, Сину приходилось сражаться с разбойниками, но за несколько прошедших лет только этот момент позволил вновь вспыхнуть в груди тому позабытому чувству, которое бета мог испытать лишь защищая родное племя. Вот только раньше на его стороне был далеко не один товарищ, а против стояли десятки врагов.       Случайная мысль заставила Сина задуматься — разбойники не сбивались в немногочисленные группы. Только большой толпой они могли противостоять кочевникам и удачно нападать на караваны. От осознания волосы на голове будто зашевелились, выступил холодный пот. Выходит, либо бета принял за разбойников местных, либо все сборище головорезов просто не могло поместиться в таверне и остальные поджидали снаружи. Там, где сейчас Нур с ларцом остался один.