После падения

      Мне понравился новый пазлик маминого прошлого. Жаль, что он был без романтических подробностей, но и о них я смогу спросить намного позже. Например, лет в четырнадцать, когда уровень «Ребёнок» с меня спадет. А пока романтические подробности для меня заблокированы, так как я не достигла нужного уровня (возраста, в смысле).       О, а ещё по окончании рассказа молодая мама смотрела на Винченцо, как на олигофрена, вторгшегося в братство эрудитов. — По-моему, ты рассказывал Ми-чан много лишнего. — Это по-твоему. А по-моему Мива имеет право знать начало ваших с братцем отношений в чистом виде или хотя бы в общих чертах, а не в приукрашенном, — отмахнулся Винченцо.       Как же мне нравится, что он прямой, как угол дома. — Но не когда ей всего шесть! — парировала мама. — Викензо просил ничего плохого не говорить о ваших родителях! — Меня не просил. — А сам не додумался?! — Ока-сан, смотри! Давай возьмём это платье! — отвлеклась я, углядев на дальнем манекене очень красивую тряпочку. — Какое? — спросил Винченцо, опуская меня на пол.       Я подбежала к нужной пластиковой женщине с блестящей лысиной и просияла. — Почти такое, какое ока-сан хотела!       Мама в шоке уставилась на мой выбор. — Почти такое?..       Ну да, почти. Подумаешь, очень короткое, белое, с переливающимися узорами и полностью открытой спиной. Зато вырез неглубокий.       Винченцо одобрительно хмыкнул. — У тебя отличный вкус, племянница.       Молодая мама отвела взгляд от платья и сказала: — Извини, Ми-чан, но… — Да ладно тебе, Миса, — вмешался Винченцо, — Хотя бы примерь его. Вдруг тебе понравится, как оно будет сидеть на тебе.       Она бросила на него взгляд матери семейства, которой предложили за пару медяков прийти следующей ночью на сеновал. Однако… всё равно попросила продавщицу подать ей выбранное мною платье в примерочную, посмотрев в мои полные надежды глаза. Когда она ушла, я начала рыскать глазами по отделу и убежала в соседний. Подходящая обувь обнаружилась быстро: ботильоны на высоком каблуке, полностью в темных блестящих камушках. — Это надо моей ока-сан! — сказала я продавщице, схватила туфли и убежала.       Естественно, она рванула за мной в панике и успокоилась, когда увидела Винченцо, помахавшего ей банковской картой. Передав маме туфли, я с предвкушением стала ждать её. — Мне очень нравится, но… — спустя семь минут послышалось из примерочной и молодая мама вышла.       Мы с Винченцо одинаково офигели. Тонкое, кажущееся просто прозрачным платье, сидело на маме, как вторая кожа. Оно отлично подчеркивало идеальную изящную фигуру, облегало небольшую, но аккуратную грудь, изгиб талии, демонстрировало длинные, ещё не успевшие загореть, ноги в остроносых ботильонах, красивую молочно-белую спину… Словом, мама была просто конфеткой. — Я чуть только что в тебя не влюбился. Остановило только то, что ты жена моего брата и мать моей племянницы, — признался Винченцо, не сводя с молодой мамы взгляда.       На этот один из лучших комплиментов, которые я слышала в своей жизни, мама фыркнула. — Папе понравится! — радостно воскликнула я. — Как и всей остальной мужской части мафии, — «поддакнул» Винченцо.       И мама мигом отказалась идти в этом платье на приём. — Нет, оно не подходит. — Ну ока-сан! — заканючила я, — Ради папы! Платье надо выбирать для папы, а не для себя! Он же очень грустный! Постоянно что-то случается, и он грустит! Ну ока-сан! Подними папе настроение!       Я ещё минут пятнадцать её доставала на грани слёз. И в конце концов молодая мама сдалась.              Бабулита и Жанна нашли нас, когда мы уже собрались возвращаться. — Ну что? Нашла что-нибудь стоящее? — спросила у мамы девушка.       Кстати, она была уже в другом платье, а не в том, в котором приехала. — Нашла, — коротко ответила молодая мама. — Оно будет по вкусу Викензо? — спросила бабулита. — Не сомневайся, мама, — ответил ей Винченцо. — А что, — подала я голос, — Жанна выбирала себе платье для моего папы?       Молчок. Снова я всех (кроме Винченцо, которому незнакомо слово «неловкость») поставила в неудобное положение. — Правда, что ли? — кислым тоном спросила я, глядя в лиловые очи Жанны. — Зря ты надеешься на то, что ещё можно что-то исправить и получить свою мечту. Пора жить, а не мечтать. Ты же уже такая взрослая, Жанна.                               ***       В лимузине, когда я почти задремала на руках Винченцо, бабулита спросила у моей мамы: — Миса, какие у Мивы способности?       Все думали, что я выдохлась и заснула, но это было ошибкой. Устало моё шестилетнее тело, а не шестнадцатилетнее сознание, поэтому я просто лежала с закрытыми глазами без движения, чувствуя как Винченцо играет моими волосами от нечего делать. — Викензо ещё не понял, — коротко ответила мама. — То есть? — уточнила бабулита. — То есть, способности только дали о себе знать и Мива ничего «странного» рассказать не может, воспринимая их проявления как должное. Думает, что так у всех, — объяснил Винченцо. — Но что-то же было? — не успокаивалась бабулита. — Какие-то предпосылки к вашему сегодняшнему мнению? — Что-то… было, — с запинкой ответил её сын. — Миве в Вонголе не понравился один человек. И она объясняет это тем, что у него в голове очень плохие мысли в адрес братца Викензо.       Оу, ловко всё перекрутил. Я бы даже сказала «тонко». Значит, не таким уж прямолинейным во всех ситуациях Винченцо может быть. Знает, когда не стоит подымать шум. — Что за человек? — спросила молчавшая до этого Жанна. — Вам пока знать не стоит, — ответил Винченцо. — Что за тайны, милый?! — возмутилась бабулита. — Мама, это относится к работе, вам знать не нужно, — более настойчиво повторил Винченцо.       Бабулита не стала дальше настаивать. — Так значит, Мива способна проникнуть в голову человека? — попробовала подвести итоги Жанна. — Викензо сомневается, что она умеет именно это, — ответила молодая мама. — Почему? — спросила бабулита. — Ответ на твой вопрос, мама, известен только ему одному, — пожал плечами Винченцо. — Вот как… Милый, передай ему, чтобы он поговорил о способностях Мивы с отцом, — сказала ему бабулита, — Может, вместе они придут к чему-то точному. — О’кей, — беспечно отозвался Винченцо. — Надеетесь, что Мива останется в Италии? — вдруг спросила моя мама.       Ей ответили не сразу. Спустя долгую, для тех, кто едет в лимузине в полной тишине, минуту бабулита невозмутимо заявила: — Конечно. Это разумное и лучшее решение. Я родила Ренато сыновей со способностями — и они стали достойными людьми в мафии. Викензо даже оказался в королевской семье в столь юном возрасте. И раз уж ты смогла родить моему старшему сыну ребёнка не простого, а с его генами — это дитя обязано вложить себя в наше величие. Величие семьи Калабрия. Викензо умный мальчик и наверняка давно пришел к такому же мнению. Просто тебе ещё не сказал. — Нет, — отрубила молодая мама. — Я Миву рожала не для того, чтобы Викензо однажды заявил мне, что она должна внести вклад в ваше «величие». И он об этом прекрасно знает. — Да кто ты такая, чтобы так пренебрежительно говорить о моём старшем сыне?! — воскликнула старая карга. — Никакого пренебрежения не было. И я — его супруга, если вы забыли.       В этот момент мне пришло в голову, что семья папы не приняла маму из-за слишком разных менталитетов. Итальянцы чересчур темпераментны даже на людях, в то время как японцы — сохраняют лицо даже дома. А в конфликтах тем более покрываются коркой льда. Моя мамочка — истинная японка. На людях она холодна, дома при мне тоже старается быть сдержанной, и только папа ей этого не позволяет. Молодая мама — ледяная фигурка, которую под силу растопить только двум людям: папе и мне. Только с нами она может повышать голос или позволить себе что-нибудь, что никто бы не одобрил. Любящие огонь чувств, громкие скандалы и безалаберность итальянцы не воспринимают мою маму как члена семьи, потому что их не устраивает её характер. Они гавкают как собаки, а мама — шипит и сбегает. Вот и вся тайна неприязни, если отбросить Жанну. — Супруга! — почти плюнула бабулита. — Да что ты за супруга такая, если не уступаешь своему мужу! — Уже уступала. Мне этого хватило с головой. Теперь его очередь. — Ты только послушай эти мерзкие слова, Жанна! — визгливо фыркнула дорогая мама моего папы. — Слышу, синьора Лауретта, и они заставляют меня думать, что кое-кто совсем не ценит Викензо, — холодной песней ответила «приемная дочь». — Вот именно! Миса совсем не понимает, что значит — любить мужчину! Наш сын обрёк себя на муки!       Мама ничего не ответила. Но я была уверена, что это самые неприятные слова, которые она услышала с момента встречи с папиными родителями. Я точно знала это, потому что мне самой стало очень гадко после их услышания. — Мама… — укоризненно цокнул языком Винченцо. — Что, милый? Я целиком и полностью права! Лучше бы Викензо женился на Жанне! В ней я никогда не сомневалась! — Лучше для кого? — не выдержала я и открыла глаза. — Ми-чан? — удивленно посмотрела на меня мама.       Я перебралась к ней на руки, уткнулась в её живот и продолжила возмущаться, снова прикрыв глаза. — Эй, Винченцо. — Да? — Ты ужасен. Тебя папа с нами отправил именно для того, чтобы ты помешал любой ссоре. А что в итоге? Ты молчал. Невидимкой притворился. И только в конце, когда мою ока-сан уже оскорбили и унизили, ты… сказал «мама»? Только и всего? На твоём месте я бы не могла и дальше спокойно смотреть моему папе в глаза. Ты не справился с простейшей просьбой. Почему? Потому что думаешь также, как Жанна или бабулита? Тебе просто не хватило смелости заявить об этом папе, когда он сказал, что может доверить ока-сан только тебе? Почему ты ничего не сделал, Винченцо? Думаешь, папа не будет сильно разочарован в тебе, потому что это обыденный маленький скандал? Так ты думаешь, да? Думаешь только о моём папе? А не о том, как чувствует себя его жена, когда твоя «mamma» обижает её. Как вы можете звать друг друга семьёй, когда отвергаете жену брата и сына? А ты, бабулита? Ты не чувствуешь, что поступила плохо? Знаешь, если с тобой кто-то согласен — это ещё не значит, что ты права. Ты ужасна. Самая ужасная бабушка на свете. Если ты не считаешь мою ока-сан частью своей семьи и не любишь её — то и я тебе никто. Потому что это — моя мама.       Все были в шоке. Ребёнок сказал такие недетские слова. Но я не могла больше молчать. Я очень люблю молодую маму. Очень. И не могу удержать свои мысли в голове только чтобы остаться ребёнком в чужих глазах, когда её так нагло оскорбляют, а она молчит.                               ***       До самой Вонголы никто не открыл рот. Даже Винченцо, с которого, казалось бы, всё стекает, как с гуся вода.       Когда лимузин остановился, молодая мама буквально вылетела из его салона и понеслась внутрь. Со мной на руках, естественно. До нашего этажа дойти не успела, потому что на втором нам встретился папа.       Со Скуало и Занзасом. — Миса, вы уже вернулись? — улыбнулся папа. — Да, — ответила мама и посмотрела на него злым взглядом. — Как же меня достала твоя чокнутая семейка! Сил нет!       Она впихнула меня ему в руки и забежала в открывшийся лифт, вместе с моим зайцем. Шокированный папа хотел броситься за ней, но я остановила его. — Не надо. Ока-сан хочет побыть одна. — Что произошло? — посмотрел он на меня. — Бабулита и Жанна сильно обидели ока-сан. А я обидела их. И Винченцо обидела. Они все сами виноваты. — Чт… — Синьор Викензо! — вдруг вылетел из-за поворота мужчина в темных очках. — Девятый просит вас срочно спуститься в подвал!       Папа матюкнулся, пихнул меня Занзасу, который чисто на рефлексах подхватил мою тушку, и устремился за подчинённым, бросив на ходу: — Присмотри за ней, наследник!       Я в шоке смотрела папе вслед. Нет, не то, чтобы я боялась Занзаса. Просто волнение фаната дало о себе знать, как при Тсуне в день нашего с ним знакомства. — Вот же кусок мусора, — послышалось от босса Варии.       И волнение фаната увяло в муках. — Сам ты кусок мусора, — ответила я.       Видели бы вы сейчас лицо приемного сынишки Девятого… За такое и в пламени ярости сгореть не жалко. Особенно за смех подростка-Скуало, которому тоже очень понравилась рожа Занзаса. — Ты совсем охренела, мелкая? — почти вежливо поинтересовался вариец.       Будто спросил, в каких муках я желаю умереть.       Вот теперь я за себя маленькую испугалась. Так некстати вспомнилось, как он в аниме одну из Червелло угандошил.       О-ёй, кажется, мои кишки начали двигаться, как червяки, скручиваясь в узел… — «Охренела»? Что это? — всё-таки смогла я сделать вид, что не почувствовала тяжёлую ауру и угрозу. — Это значит — дерзить сильнейшим, — «объяснил» Занзас. — А ты сильнейший? — глянула я в его глаза с детским любопытством.       Занзас ухмыльнулся, явно польщенный уважительными нотками в моем голосе. Точно что «ещё подросток», как Тсуна в аниме. Нет взвешенности чужим словам. Он воспринимает их как должное, а не игнорирует как тот, кого мы видели в аниме. Занзас ещё купается в чужой лести. Принимает её. — ВРОООООЙ! Он тот — кто вскоре станет боссом самой сильной семьи в мире! — ответил Скуало.       Тоже не без гордости. Его глаза выражали какой-то восторг и кипящую кровь. Видимо… не так уж и давно они с Занзасом объединились. Скуало ещё пребывает в некой эйфории. — Станет боссом? — повернула я голову в сторону мечника. — Это и делает его сильнейшим?       Скуало опешивше на меня уставился. — Нет, — на удивление спокойно возразил Занзас, — сильнейшим себя сделал я, поэтому достоин своего места. — А у каждого есть своё место? — вдруг спросила я и обратила на него ещё более любопытный взгляд.       Давай, скажи мне кое-что, о чем я не забуду напомнить тебе на Конфликте Колец. — Да, у каждого. Ты либо рождаешься одарённым, либо ничтожеством, — без какой-либо ухмылки, серьезно сказал Занзас. — Если ты одарена — твоё место само придёт к тебе, потому что уже одним своим рождением ты его заслужила. Но если ты никто — твоё место помойка. И там тебе сдохнуть.       Вот оно как… Занзас считает, что всё, что с ним произошло — судьба. Личная заслуга из-за рождения с пламенем ярости в жилах. Наверное… бедное детство ещё не отпустило его. И самое интересное — я о своей новой жизни думаю также. Я её заслужила, потому что смогла преодолеть свой дерьмовый детдом. Свою помойку.       Но вот ещё что: Занзас ответил на мой вопрос не так, как я ожидала, однако ничего страшного. Мне всё равно есть, о чём ему напомнить и из такого ответа. — А что такое «быть одарённым»? — Иметь силу, которой у обычного сброда нет, — ответил Занзас и куда-то двинулся.       Я выглянула из-за его плеча и спросила у Скуало: — А ты? — ВРОООООЙ! Я одарённый, конечно же! — не без гордости хмыкнул мечник.       Я немного помолчала, думая, что бы ещё такого спросить. И решилась на кое-что. — Сила — это то, что делает больно? — Пф-ф, да, — наконец ухмыльнулся Занзас и продемонстрировал пламя ярости. — Ва-а-а, как здорово! — искренне пришла я в восторг.       Какое оно живое! Не нарисованное! Горячее… Лёгкая волна горячего воздуха опаляет щёки… Какой восторг! Так хочется потрогать, но я не настолько дура…       Занзас самодовольно фыркнул и вошёл… в свою комнату. В огроменную комнатищу. Посадил меня в кресло, развалился на кровати и отправил Скуало за сладостями для меня, виски (в пятнадцать лет!) и «ещё чего-нибудь для себя». Для самого Скуало, то есть. — Значит, старик у тебя в гостях бывал неделю назад? — спросил Занзас, бросив на меня взгляд. — Какой старик? — уточнила я, не отвлекаясь от рассматривания его апартаментов. — Девятый. — Да, и у Емитсу. Папа сказал, что дед хотел познакомиться с их жёнами и детьми, — ответила я, чувствуя тошноту и прилив паники.       Что если он сейчас начнёт про Тсуну спра…       Не начал. Фыркнул и прикрыл глаза. Выглядело так, будто он подумал о Девятом с каким-то презрением.       Значит, до дневника старика он ещё не добрался. — А как узнать, что ты одарён? — на всякий случай перевела я тему, которая, казалось бы, уже исчерпала себя. — Сильно чего-то захотеть. Например, сделать больно, — с ленцой ответил Занзас, не открывая глаз. — Сделать больно? Тогда… я тоже одарённая, — призналась я, не сдержав какой-то грустной улыбки.       Занзас сел и уставился на меня. Я улыбнулась ему ещё шире. — Сделать тебе больно?       Несколько секунд этот подросток смотрел мне в глаза, а потом принял решение. — Подожди, пока придёт белобрысый кусок дерьма.       Ну что я могу сказать в своё оправдание, Зайка? Да, я хотела до самого конца скрывать свои способности, однако это же фанатская мечта — заявить супер-пупер крутому боссу Варии (даже если он ещё не босс), что ты тоже супер-пупер крутая.