⸺✧✧✧⸺
Эмили благодарно кивнула, когда подчиненный Вэлл провел ее в кабинет, где адвокат могла бы пообщаться со своим подзащитным. Сейчас сюда приведут Маркуса. Ей нужно поговорить с ним. Необходимо просто услышать его. Не важны никакие улики, доказательства его причастности, вины. Важны лишь слова. Остин должна посмотреть в его глаза и убедиться во всем. Эмили знала, что увидит там правду. А правда заключалась в том, что Маркус не убивал Одри. Сейчас они поговорят, восполнять пробелы, и все встанет на свои места. Она обязательно вытащит отсюда крестного. И найдет убийцу. Эмили еще раз досадно выдохнула, вернувшись к мысли, что допрос будет проводить не Лео, а эта девушка-комиссар. Вчера Дэвис ясно выразил свою позицию: он не считал Маркуса виновным. Что послужило причиной такого мнения — Остин не понимала, но именно слова прокурора и его обещание помощи помогли ей собраться. Казалось, что эта Вэлл строже, грубее. Что она может умалчивать, недоговаривать. Эмили совершенно не знала Хофф, как та работает, и это вызывало некоторое беспокойство. Лео же был… знакомым. Эмили не стеснялась вчерашних эмоций и слез. Наоборот, казалось, что присутствие Лео придаст еще большей уверенности. Как придало вчера и вытащило из-под воды, наполняя легкие кислородом. Давая сил бороться и двигаться дальше. Эмили поняла, что доверяла ему. Она сама не знала, как и откуда появилось это чувство. Когда он протянул ей бутылку воды или сказал правду про сестру? Когда она ехала к нему домой, получив чертово сообщение, или когда он впустил, не выгнав, ссылаясь на позднее время? Когда обещал разобраться с ситуацией, или когда она уснула на его диване? Когда рассказал правду про Кэсли или когда распутал наушники? А может, когда она вчера оплакивала Одри на его плече, слушая обещания помощи? Впрочем, вопрос «когда» уже не имел никакого значения. Эмили доверяла. И знала, что Лео докопается до правды, не даст невинному человеку угодить за решетку. Девушка обернулась на звук открывшейся двери. Конвойный оповестил, что у них есть полчаса до начала допроса, и вышел, оставив подозреваемого со своим адвокатом. Маркус не был раздавленным, разбитым. Он не выглядел даже уставшим, ему будто было все равно на условия сегодняшней ночи. Словно он провел ее не в камере, а в своей кровати. Лишь незначительные детали — отсутствие шнурков на ботинках, часов, галстука — намекали на правду. — Ты как, в порядке? — Маркус обеспокоено оглядел крестницу. Эмили пожала плечами. В порядке ли она? Хороший вопрос. Вчера она похоронила сестру, ее родного человека обвиняют в убийстве, а сама она с трудом нашла в себе силы идти дальше. Она определенно не в порядке. Но она все еще на ногах и не планирует сдаваться. — Лучше, чем вчера. Это была правда: ей на самом деле сегодня было намного легче, она больше беспомощно не барахталась на глубине, в одночасье разучившись плавать. Она кончиками пальцев касалась скалистого дна, зная, что там есть опора, что она не утонет. И готова была вновь научиться грести, чтобы выбраться на сушу. — Глупый был вопрос. — Мужчина выдохнул, все еще с беспокойством рассматривая девушку, и прошел вглубь кабинета, присаживаясь напротив. — Маркус. — Эмили поддалась вперед, рассматривая родное лицо. — Ты был прав вчера: я знаю, что ты не убивал Одри. Голубые глаза благодарно сверкнули. — И я буду защищать тебя. Пусть даже все улики будут против, я поверю твоим словам. Ты мне никогда не врал и не соврешь, я знаю. — Спасибо. — Хельсинг улыбнулся уголками губ. Он точно не виноват. Эмили теперь знала это наверняка. Ей хватило одного взгляда, одного только его вопроса. Маркус бы никогда не сделал ей больно. Он был искренне шокирован, когда узнал про Одри. Он обнимал, успокаивал, поддерживал. Если бы Маркус что-то знал, если хотя бы видел сестру в ту злосчастную ночь, он бы сообщил. Не стал бы скрывать. Эмили было стыдно за вчерашние сомнения, мысли, обуявшие ее, за отчаяние, в которое она впала. Она должна была сразу все понять. Не отшатываться от крестного, сказать, что верит. Эмили окинула мужчину виноватым взглядом, не зная, как начать разговор, но Маркус лишь снова улыбнулся, сжав ее руку, покоящуюся на столе. Ему не нужно объяснять, он и так все понимает. — Скоро тебя поведут на допрос. — Эмили, быстро сжав мужскую ладонь в ответ, отстранилась и откинулась на спинку стула. Сейчас нужно отбросить все мысли и просто выполнять свою работу. Она — адвокат, и она обязана защитить своего клиента. — У нас есть минут двадцать, чтобы все обсудить. — дождавшись кивка от Маркуса, Остин продолжила: — Ты на самом деле ездил гулять по набережной? — Нет. Девушка приподняла бровь, ожидая продолжения. — Вчера было собрание. Ты знаешь, куда я ходил. — Черт… — Сказать подобное — это как заработать билет в психушку. А мне, как ты понимаешь, это не нужно. Поэтому алиби у меня нет. — И ты сказал вчера первое, что пришло в голову и что нельзя проверить… Не вопрос, утверждение; Маркус лишь кивнул, сложив руки в замок, Эмили же даже не смотрела, а, склонив голову набок, рассматривала деревянную поверхность стола. Маркус прав. Хоть алиби у него есть, его невозможно проверить. Невозможно подтвердить. Скажи Хельсинг это, так все рассмеются ему в лицо, навесив ярлык ненормального. А это совсем не то, что им нужно. — Так… — Ее пальцы пробежались по гладкой поверхности стола, создавая неприятный звук — он не мешал думать, Эмили будто не замечала этих движений. — Волосы, найденные в твоем багажнике, принадлежат Одри. Пришли результаты экспертизы. Пуговица, что нашли у тебя дома, тоже ее. Как это могло оказаться у тебя? — Не знаю. — Маркус выдохнул, задумавшись. — Одри у меня никогда в машине-то не ездила, только с тобой. Но это было давно, и уж тем более она не в багажнике ехала. Да и машину я неделю назад сдавал на комплексную мойку. — Пуговицу Одри тоже не могла потерять. — Эмили покачала головой. — Я точно помню, что они все были на месте, когда она уходила. — Ты сказала это прокурору или комиссару? — Нет. — Девушка шумно выдохнула. — Не знаю, нужно ли, это только усугубит твое положение… — Скажи. — Он был уверен и не хотел, чтобы Эмили врала ради него. Он и так вынужден заставлять ее убеждать всех в его лживой прогулке по набережной. — Больше у полиции ничего нет? — Нет, биоматериалы, найденные… — Остин запнулась, но, встряхнув головой, тут же продолжила: — В общем, с твоим образцом не сходятся. Это определенно плюс. — Ее пальцы снова отбили ритм по столу. — Кто-то подбросил тебе и пуговицу, и волосы. Будем просить проверить эту версию. Маркус кивнул, соглашаясь. — А еще, раз я теперь адвокат главного подозреваемого, попрошу меня ознакомить с материалами дела. Все показания, все записи, все экспертизы. И не спорь, — оборвала она крестного — уже по укору ледяных глаз поняла, что тот скажет. — Я разберусь с этим делом и найду убийцу. Маркус поднял руки и откинулся на спину, принимая поражение. Спорить с Эмили сейчас бесполезно. «Вся в родителей», — улыбнулся он про себя. — «Стоит на своем, сражается, как и те когда-то». Вслед за этими мыслями пришли воспоминания — и радостные, и грустные, и мужчина поспешил откинуть их. Сейчас не время и не место. Эмили посмотрела на наручные часы: уже скоро придет конвойный, и они отправятся на допрос. Что ж, надо посмотреть реакцию комиссара на их версию, и уже потом думать, что делать. После допроса все прояснится.⸺✧✧✧⸺
— Нэш, что стряслось? Чего ты мне звонишь уже пятый раз? — Эмили стянула резинку с волос и с наслаждением провела по голове, пальцами массируя кожу. — Ягодка. — Девушка возмущаться не стала, лишь фыркнула, отмечая, что голос у Уинстона встревоженный. А это бывало крайне редко. — У нас проблемы, где ты сейчас? — Где-где, — пробурчала Остин. — В полиции. Сначала Маркуса допрашивали, потом смотрела кое-какие материалы дела, а затем еще ждала повторные экспертизы, только вот освободилась. — Эмили выдохнула и встряхнула головой, пытаясь прогнать усталость, отчего шоколадные волосы раскинулись по плечам. — Что случилось? — В сеть просочилась информация об убийстве Одри… — Что?! — Это еще не все. — Мужчина замялся. — Также стало известно, что Маркус является подозреваемым в деле. Уже крутят сюжет по новостям. — Черт! — Ее ладонь с размаху впечаталась в стену рядом. — Черт! Черт! Черт! — Я связался со знакомой журналисткой, — продолжил Уинстон. — Конкуренты постарались, Греогери. Остин смачно ругнулась. — Эмили, будь осторожна… — Нэш, — перебила его адвокат. — Спасибо, что предупредил. Можешь помочь? Составь список тех, кто со вторника имел доступ в дом Маркуса, к его машине, и где она вообще была. Нужно выяснить, кто подкинул улики. — Она набрала в грудь воздуха: — Мне нужно домой… родители, наверняка, слышали уже новости… — Удачи тебе, Ягодка. Эмили выдохнула, положив трубку. Силы будто разом покинули. Двигаться совершенно не хотелось. Не хотелось бежать, спешить домой, успокаивать родителей, уверять их, что крестный не виноват. Что она скажет? Что верит Маркусу, потому что знает, что он не причинит ей боли? Знает, что он ни за что на свете не тронул бы Одри? Мать лишь рассмеется в ответ, а отец равнодушно посмотрит, так ничего и не сказав. Но нужно идти. Она не может позволить родителям думать, что их дочь убил Маркус. Не может допустить того, что они будут проклинать его, обвиняя во всех грехах. Сжав кулаки, выпрямив спину, Остин готова была выйти из здания полиции, ставший на несколько секунд ее надежным укрытием. Но не успела она этого сделать, как была ослеплена вспышками фотоаппаратов. Она потерялась в лицах, в людях. Журналисты окружили, не давая пройти, не давая вздохнуть. Фотографии, щелчки, микрофоны, тонны вопросов. Ее, только начавшую кончиками пальцев доставать дно, обратным течением засасывало обратно, уносило на глубину. Где нет опоры, нет под ногами того, от чего она могла бы оттолкнуться, всплыть на поверхность, хватая спасительный кислород. Каждый вопрос — камень, что привязывали к ней, заставляя обессиленное тело идти ко дну. «Вы защищаете убийцу сестры?» «Господин Хельсинг ваш любовник?» «Вы влюблены в господина Хельсинга, поэтому защищаете его?» «Как вы прокомментируете то, что ваш клиент выбросил вашу сестру в мусорный бак?» «Сколько вам заплатили за защиту?» «Для вас деньги важнее семьи?» Эмили не знала, что ответить. Каждое слово только сильнее загоняло ее под воду. Сердце грохотало, пытаясь заглушить голоса со всех сторон. Почему она молчит? Почему стоит и ничего не отрицает? Слабая, никчемная! Почему она тонет, а не пытается грести к берегу? К суше? — Без комментариев. — Стальной громкий голос заставил журналистов на миг смолкнуть. Это был знакомый голос. К ее спине аккуратно прикоснулись, но Остин даже не шелохнулась. У Эмили кружилась голова, со всех сторон с удвоенной силой начали сыпаться вопросы, но в голове был шум, все слова смешивались, превращаясь в безобразную кашу — она плавилась, давя на сознание. Хотелось провалиться в глубокий сон, уйти на дно и никогда не всплывать. Но кто-то взял ее онемевшие холодные пальцы в свою ладонь, обдавая кожу теплом. Эмили будто очнулась, начала оглядываться по сторонам, ища это тепло, эту опору, но все еще ничего не могла разглядеть из-за мутной пелены. От этого стало лишь хуже, холоднее, но крепкая рука сильнее сжала ее ладонь, позволяя взору на секунду проясниться. Глаза. Они успела поймать их взглядом. Ярко-зеленые, с золотистой окантовкой по краям черного зрачка. Знакомые глаза, глаза того, кому она доверяла. Эмили ухватилась за них, выныривая из-под воды, судорожно глотая воздух и хватаясь за эту ладонь, не дающую утонуть. Горячая рука перестала обжигать ее холодные пальцы, и Эмили вздрогнула. Взгляд наконец-то начал фокусироваться, а гул в ушах — проходить. Остин поняла, что находится в машине. Машине Лео, плавно выезжающей на дорогу, оставляя толпу репортеров позади. Сам Дэвис вел автомобиль медленно, кидая на девушку обеспокоенные взгляды. Он едва заметно выдохнул, когда она вышла из оцепления. Руки стали не так заметно подрагивать, а в глазах появились небольшие искорки жизни. На первом светофоре, остановившись, мужчина потянулся за бутылкой воды, лежащей на заднем сидении, и вложил ее адвокату в ладони. — Спасибо, — прошептала Остин, сделав несколько глотков. — Не знаю, что со мной было. Она и правда не понимала, почему эти журналисты ввели ее в такое состояние. Нэш же предупредил ее, она должна была быть готова к такому. Она все эти дни держалась, почему сегодня так спасовала? Что с ней происходит? — Все эти вопросы… это так гадко… — Не нужно, — прервал ее Лео. — Не объясняй, я все понимаю. Дэвис повернул в ее сторону голову, и Эмили вновь встретилась с ним взглядом. Это его глаза помогли ей вырваться из-под толщи воды. Он словно освободил ее от камней, тянущих на дно, помогая оказаться на поверхности. Это его теплая ладонь вывела из толпы, давая вздохнуть и прийти в себя. Внутри плескалась благодарность. Огромная, необъятная. Эмили ощущала лишь искренность, бескорыстность его действий. Подобное она испытывала только с Маркусом, когда тот появился в ее жизни. Лишь желание помочь, успокоить. Никаких ненужных, лишних мотивов — ничего. Лео быстро улыбнулся и вернул внимание к дороге. А Эмили почувствовала, как внутри разгорается теплый огонь. Что это значило — она еще не знала. Но точно понимала: это было что-то хорошее.⸺✧✧✧⸺
И вот уже третий день, когда его машина останавливается возле дома Остин. Только в этот раз Эмили одиноко не сидела на крыльце, а была рядом с ним, на соседнем сидении. Но что-то подсказывало Лео, что сегодня она будет снова на этих ступенях — смотреть на носки своей обуви, подпирая рукой подбородок. Он заехал к Вэлл узнать подробности допроса Хельсинга, прочитать протокол, но так и не зашел в здание, увидев окруженную толпой журналистов Эмили. Она стояла, словно статуя, не шевелясь. Ее руки тряслись, глаза — пустые, безжизненные, она пыталась что-то сказать, но получались лишь невнятные вздохи. Желтую прессу не интересовало состояние адвоката, Лео лишь слышал тонну отвратительных, заставляющих сморщиться, вопросов. Дженга, с которой он сравнивал Эмили. Выровненная вчера башня снова зашаталась. Каждый вопрос вытаскивал деревянный блок, шаг за шагом приближая к падению. Казалось, что если она простоит еще пару минут, выслушивая всю эту грязь, то конструкция снова пойдет ходуном, грозя развалиться. Лео не хотел этого. Дэвис не думал, он просто делал. Заставил толпу расступиться, бросив краткое «без комментариев», прикоснулся к ее спине, подхватил за руку, уводя подальше от гула голосов. Эмили, казалось, даже не замечала, куда идет, зачем и с кем. Никак не отреагировала, когда Лео усаживал ее в машину. Все это заставляло постоянно обеспокоенно поглядывать на девушку, всю оставшуюся дорогу молча теребившую бутылку воды. — Спасибо. — Снова благодарно выдохнула Эмили, мазнув пальцами по ручке двери, готовая ее открыть. — Сегодня был допрос Маркуса, я… — Я сегодня ознакомлюсь с документами и побеседую с комиссаром. — Лео опять прервал ее. — Завтра можем все обсудить. Ты все равно хочешь посмотреть все материалы дела, так ведь? Эмили лишь кинула. Он понимал все, что она хотела сказать, попросить, и будто на опережение предлагал сам. — Вот и договорились. — Лео снова улыбнулся. — Буду тебя ждать. Эмили, кивнув на прощание, покинула такой теплый и уютный салон. Ее лицо, походка — такое ощущение, что она шла на эшафот, а не домой, к самым родным и близким. Мужчина, открыв окно, наблюдал, как адвокат, остановившись на крыльце, копошилась в сумке, явно надеясь найти ключи, как обреченно выдохнула, стуча кулачком в дверь. Лео не понимал, почему не уезжал. Почему стоял и ждал, пока Эмили скроется в доме. Привычка? Он ведь все эти дни покидал эту улицу только после того, как за Остин закрывалась дверь. Последняя вскоре отворилась, и прокурор увидел мать Эмили — Камилла Остин. Лео прищурился: лицо женщины пылало от гнева и ненависти. Она стояла напротив дочери, впечатываясь в нее диким, обезумевшим взглядом. Внутри что-то настороженно заскреблось, и мужчина, забыв, что ему нужно уезжать, замер на месте. Что-то говорило, что он должен остаться. — Это правда? — воскликнула женщина, перегородив Эмили вход в дом; Лео не нужно было подходить, чтобы слышать их разговор: улица была пустынной, никаких лишний звуков, лишь голоса матери и дочери. — Правда, что твой любимый крестный — виновник наших бед? Это он… мою Одри! Лео аж скривился от того, каким презрительным тоном было произнесено это «любимый крестный». Каково тогда Эмили слышать это? — Нет. — Голос адвоката твердый, в нем плескалась сила, уверенность; она точно знала, она верила в невиновность Хельсинга. — Маркус не убивал Одри. — В новостях передали, что его задержали. Это он лишил меня моей девочки! — Она всхлипнула на последних словах. Лео, сам не понимая зачем, аккуратно вышел из машины, вставая у водительской двери; на его присутствие, похоже, никто не обратил внимания. А он сам просто хотел быть… ближе? — Да, Маркуса подозревают. Но он этого не делал. Я знаю, — спокойно чеканила Эмили каждое слово, не давая повода усомниться. Но этого недостаточно. — Я всегда знала, что он такой, — прошипела женщина. — Мразь, сволочь, у… — Мама! — прикрикнула Эмили. — Не говори. Так. Про. Моего. Крестного. Сорвалась. Резко, порывисто. Она терпела крики, обвинения, ненависть в глазах матери, но когда речь зашла о близком ей человеке — сорвалась. — Еще скажи, что защищать его будешь! — Буду. — Снова этот твердый тон. — Я докажу, что он невиновен и найду настоящего убийцу. Удар. Хлесткий, как плетка. Громкий, как гром. Неожиданный, как удар в спину. Только это хуже. Это пощечина. Пощечина от собственной матери. Лео невольно вздрогнул. Эмили, схватившись за щеку, сделала машинально шаг назад, вниз по ступеням. Дэвису на секунду показалось, что она вот-вот упадет, не удержав равновесия на каблуках. Но Эмили устояла, вновь поднимая голову и вскидывая взгляд на мать. Мужчина не видел ее глаз, но знал, что они полны боли. Дверь перед адвокатом закрылась, но уже через несколько секунд на пороге снова появилась Камилла Остин с несколькими пакетами в руках. Это черные мусорные пакеты. «В них ее вещи», — запоздало понял Лео. — «Она собрала все заранее, не давая Эмили шансов». — Ты променяла свою сестру на грязного ублюдка, на убийцу. — Женщина выплевывала яд, швыряя пакеты под ноги Эмили, та отшатнулась от них, как от огня, почти слетая вниз по лестнице. — Ты не моя дочь! — Мама… — прошептала Эмили, но Дэвис все равно услышал ее, услышал всхлип. — Не называй меня так! Лео оказался замешательстве, он абсолютно не понимал, что делать. Не понимал, за что старшая Остин так обходится со своей дочерью. Да, она пережила огромную потерю, но разве это причина? Это повод? За что? Почему? Из-за Хельсинга, крестного? — Ты никогда не была моей дочерью, — тем временем продолжила Камилла. — Одри — моя дочь. Родная, моя. — Она смерила Эмили презрительным взглядом. — Ты же лишь подкидыш. У тебя больше нет дома, нет семьи. Не возвращайся никогда. И дверь с оглушительным ударом захлопнулась. Лео стоял, оцепенев. Казалось, что земля сейчас остановится, сотрясаясь от таких слов. Но потом он перевел взгляд на Эмили. Башня дженги, что он выравнивал вчера, не давая ей упасть. Эти маленькие прямоугольники, что он сдвигал, гладя ее по спине, впитывая своей рубашкой ее слезы. Вся эта конструкция была сломана. Полностью. Разрушена до основания. Больше нет башни — красивой, стройной, ровной. Нет даже шатающейся, держащейся на последнем издыхании, готовой вот-вот рухнуть. Не было никакой. Ее снесли. Снесла собственная мать, ногой сбивая деревянные бруски и разнося их в разные стороны. Больше нет башни. Есть лишь обломки ее силы.