Смерть в твоих глазах

      Лео думал, что они с Маркусом встретятся в каком-нибудь баре, но мужчина попросил его приехать в офис. Сказал, что не любит шум и толпу посторонних, которые так и липнут с разговорами. Прокурор согласился. Так, возможно, даже лучше: быстро все обсудят в спокойной обстановке и разойдутся. Дэвис приехал поздно, в офисе уже никого не было, кроме парочки охранников на входе и самого Хельсинга. Тот встретил Лео не в своем кабинете, а провел в какую-то комнатку — помещение было совсем небольшим и, казалось, представляло некий особый уголок отдыха для самого Маркуса и его приближенных. Белый диван, такого же цвета кресла вокруг стола, на стенах — парочка пейзажей. Крестный Эмили предложил сесть, и Лео расположился в одном из кресел. — Виски? — предложил Маркус, открывая дверцу стеклянного шкафа, наполненного различными алкогольными напитками. — Я за рулем, — бросил Лео. — Это не проблема, — возразил Хельсинг. — Вас отвезут мои люди, машину подгонят. Кажется, Маркус все уже решил. Лео подумал, что не стоит отказываться: может, хоть алкоголь заставит отступить настырную бессонницу. Хельсинг сел напротив, в такое же кресло, и поставил на стол два широких стакана с толстым дном. Оба молчали, пока Маркус откупоривал хрустальный графин и развивал напиток. Так же молча отпили. Никто не спешил начинать разговор, уйдя в свои мысли. В безмолвии четко угадывалась, что на плечи обоих легла сковывающая дыхание тяжесть. — Вы ее видели? — начал все же Маркус. — После ареста. — Да, сегодня днем навещал. — Лео слегка крутанул рукой, чуть взбалтывая виски, смотря, как капли плавно скользят по стеклу. — Она держится. — Он чуть улыбнулся, но эта улыбка прогорклым осадком осела в горле. — Пытается, по крайней мере, но… — Мужчина тяжело вздохнул. — Но надо ее вытаскивать как можно быстрее. Я избавил Эмили от сокамерников, но это не то место, где она должна находиться. Не то, куда она вообще должна была когда-то попасть. Снова молчание. Лео смотрел на янтарный, как глаза Эмили, напиток, вспоминая вчерашний вкус отчаяния на губах, когда судья вынес свое решение. Прошло в общей сложности полтора дня, но это время казалось вечностью. Секунды словно замерли на месте, не спеша расслабить петлю безысходности на шее. — Мэтт действительно убил Одри? — Хельсинг снова привлек его внимание. — Да, он сам признался. Мы выяснили, что помимо Николаса Бекали у Одри был еще любовник. Это был Мэтт. Недоумение, отразившееся на лице Маркуса, давало понять, что и он ошарашен этой новостью. Никто не ожидал такого от восемнадцатилетней девчонки — скрытности, расчетливости и самолюбия. — Подождите… — Хельсинг нахмурился. — Если он признался, почему тогда его не посадили? — Он признался Эмили. — Лео слишком отчетливо помнил беглый взгляд девушки и ее трясущиеся руки. — Мы нашли зацепку. Еще не зная, кто второй любовник Одри, нашли одну фотографию, в кадр которой попал телефон. Эмили показался знакомым чехол, а потом она встретила Мэтта и поняла, почему знаком: на чехле был их фамильный герб. — То есть… — Да, — перебил прокурор. — Эмили вспылила, подошла к нему и спросила, встречался ли Мэтт с Одри. А Греогери просто признался, что убил ее. — Он сказал причину? — В голос Маркуса опять просочились опасные ноты, но в этот раз адресованные не собеседнику напротив. — Да. — Лео сглотнул: следующие слова ощущались на языке горькой полынью, что хотелось как можно быстрее сплюнуть. — Он с ней спал, пытаясь заменить Эмили. Одри устроила истерику, и тогда он от злости ее и убил. Все было сказано, но легче не стало. Наоборот, чувствовалось, как мерзкие щупальцы укутывали тело. Было ли это от мелочного мотива Мэтта, или от того, что он использовал сестру Эмили, когда не смог добиться ее самой, или от понимания, кого Греогери представлял перед собой, будучи с Одри наедине. Маркус ругнулся, пытаясь тоже избавиться от охватившего неприятной нитью ощущения. Лео решил немного помедлить, смотря, как Хельсинг пытается уложить в голове свалившуюся на него информацию. По крайне мере, сам Лео принял это не за одну секунду. Когда адвокат рассказала ему обо всем, мужчина был больше сосредоточен на самой Эмили, ему нужно было ее успокоить, вдохнуть надежды в ее потухшие глаза. Потом же, оставшись наедине со своими мыслями, он долго думал обо всем: об Одри, Мэтте, его поведении и всех этих поступках. Греогери не был похож на ненормального маньяка, которого тянет убивать. Тех, хоть и отдаленно, Лео мог как-то… не то, что бы понять, но объяснить их поведение нездоровой психикой. Мэтт же был расчетливым, хитрым. Он убил, нашел алиби, избавился от улик, а потом хладнокровно следил за расследование, придя к родителям Одри с помощью, выводя Эмили каждый раз своими изощренными фразами, пытаясь как можно больше уколоть, разбить, разрушить. — Мы пытались добиться заключения под стражу Мэтта, но ничего не вышло, — продолжил прокурор. — Греогери не арестовали, Эмили снова вспылила. — Лео поморщился. — Мы поссорились. А на утро ее нашли в лесопарке на скамейке недалеко от трупа Мэтта. Эмили ничего не помнит, у нее травма головы, и все улики — отпечатки, мотив — все указывает на нее. — Лео в один глоток осушил бокал и с глухим звуком поставил его на столик. — Сама Эмили не верит в свою невиновность, сомневается… — А вы — нет? — снова повторил свой сегодняшний вопрос Маркус. Дэвис поднял взгляд, пытаясь понять, в чем опять крестный Эмили пытается убедиться. Но сил разобраться в этом не осталось. — Нет, — просто ответил он. — Мы созвонились вечером перед случившимся, я знаю, что она уже успокоилась, остыла, — пояснил прокурор. — Да и не способна Эмили на убийство. Хельсинг поджал губы и, не пригубив виски, тоже поставил бокал на стол. Тот звякнул, протяжно, надрывно, как треснувшие нервы, что слишком долго держали на себе тяжелую ношу. Лео видел, как его придавливает груз вины: Маркус считал себя ответственным за Эмили, ее жизнь и судьбу. Он был единственным ее близким человеком, потому что приемные родители… никогда по сути родителями для нее и не были. В ее жизни лишь был крестный. Но и он не смог оказаться рядом, когда убили Одри, когда Эмили выгнали из дома и когда Мэтт признался в совершенном.Лео видел сейчас перед собой человека, который считал, что не смог сберечь единственное, что имело ценность в его жизни. Но эти цепи вины можно было разрубить. — Расскажите мне все про Мэтта, — попросил Лео. — Любая информация. Все, что знаете о нем самом и его родственниках. — Мы с Фаррухом, отцом Мэтта, конкурируем, — начал Маркус. — У него что-то вроде личной неприязни. Срывал сделки, перехватывал партнеров, устраивал всякие ловушки. Про Мэтта толком ничего не знаю: он был умным парнем, хоть и полной мразью. — Фаррух бы не стал убивать Мэтта? — Вопрос Лео был насквозь пропитан скептицизмом. У него были определенные мысли на этот счет, но рассказывать о них он не собирался. — Нет, — уверенно ответил Маркус. — Хоть и вряд ли Фаррух любил его как сына, но Мэтт был его наследием. У них в семье вообще какая-то болезненная зацикленность на роде, его величии. Чистота крови. — Хельсинг усмехнулся. — Фаррух бы стал выгораживать Мэтта, избавляться от свидетелей, но убивать — нет. Лео кивнул, впитывая информацию. — У меня есть досье на Фарруха, как и на Мэтта. О конкурентах лучше знать все. — Крестный Эмили чуть ухмыльнулся. — Будет славно, если вы сможете их предоставить. Маркус лишь кивнул, заверив, что скоро все бумаги будут у прокурора. Лео взглянул на часы, что висели на стене над диваном. Разговор был окончен, он узнал часть информации сейчас, часть получит утром. Больше он не видел смысла находиться здесь. Дэвис все еще чувствовал легкое недоверие, исходящее от Маркуса: тот будто еще раз взвешивал все, пытаясь понять, как ему относиться ко всей этой ситуации. Да и сам Лео не хотел раскрывать перед ним все карты. Они произвели обмен информации на информацию, а поговорить по душам у них не получится, да и не хотелось. Их объединяла только Эмили. — Тогда я пойду, — бросил Лео, поднимаясь. — Своих людей не беспокойте, доберусь. — Мужчина не чувствовал никакого действия алкоголя, будто пил чай, не больше. Впрочем, порция была все равно небольшая. — Буду ждать от вас информацию, — напомнил он, остановившись возле двери. — Лео, — окликнул его Хельсинг. — Я могу как-то встретиться с Эмили? Завтра, например. Прокурор поджал губы, проведя ладонью по лбу. — Ничего не могу обещать, — только и ответил он. — Спасибо, — поблагодарил Маркус. — Знаете, — неожиданно продолжил он, — у Эмили никогда не было близкого человека, она всегда была одинока. Я должен был ее защищать, но меня никогда не было рядом. Ни в детстве, когда на нее сыпались вечные упреки, ни теперь, когда на нее столько всего свалилось. Я рад, что теперь рядом с ней есть тот, кому она небезразлична. Кто верит в нее больше, чем она сама. И кто борется за нее. И хотя сейчас оба смотрели друг на друга, видели совсем другого человека. Эмили — сломанную, разбитую и склеенную из щепок тысячу раз. Эмили, которая всегда вставала, даже если ей не предлагали ладонь, и шла вперед, до боли выпрямляя спину, чтобы воздух не схлопнулся вокруг нее. Эмили, которая всегда защищала других, борясь за невинность и справедливость, но так не могла спасти себя. — Маркус, — привлек его внимание Лео, озаренный неожиданной идеей. — Я знаю, чем вы еще сможете помочь…

⸺✧✧✧⸺

      Нэш развалился в своем кресле, щелкая пальцами. Каждый щелчок — фокус, иллюзия, отточенная уже до простых механических действий. Вот есть монетка в ладони, блестящая, переливающаяся своими гранями, щелк, и ее уже нет — исчезла, растворившись в воздухе. Это был один из первых трюков Нэша, который он научился делать еще в детстве. Этот жест иногда успокаивал, иногда помогал скоротать время. Сейчас Уинстон выжидал. Он смотрел на лежащий телефон с открытой перепиской, пока ребристая монетка путешествовала в пространстве. Вэлл уже прочитала его сообщение, но пока ответа не последовало. Уинстон вздохнул и выключил экран, отодвигая смартфон в сторону. Почему он так реагирует на эту девушку? Ведет себя как сопливый подросток. Нэш сморщился, но уведомления о сообщении ждать не перестал. Ответ был прост и очень банален: Вэлл его зацепила. Уинстон всегда был умелым рыбаком, который ловко ловил каждую понравившуюся ему девушку на крючок. Но сейчас удочка была точно не в его руках. Вэлл не попалась на приманку. Она отказала — резко, сразу и не давая ни единого шанса. И не потому, что желала набить себе цену — такое Нэш чувствовал издалека. Вэлл порой смотрела на него, как на полнейшего идиота, не стеснялась в выражениях, могла и на место поставить, и к стене прижать. Может, именно поэтому он не упускал шанса сблизиться? Но, кажется, Хофф ничего не удивляло и не прельщало в нем. Его костюмы она считала пижонскими, его самого — придурком, а иногда еще и клоуном. Даже вчера, когда он заехал за ней на байке, не прижималась к его спине грудью, как бывает в дешевых американских мелодрамах, а лишь развела руки в стороны, пропуская потоки прохладного воздуха между пальцами. И на чай, как и обещала, не пригласила. Лишь поблагодарила на словах, одарив его легкой улыбкой и блеском уставших глаз. Нэшу в тот момент показалось, что он готов каждый день катать ее на байке, только бы видеть переливающееся звёздное море ее глаз. Нэш усмехнулся своим мыслям: Вэлл не выносила сравнения своих глаз с морем. Было в этом что-то притягательное, интересное. В том, что Вэлл не давала надежд, не завлекала своей «неприступностью», не флиртовала. Она была естественна, не льстила, не молчала, она была собой. Нэшу нравилось, как комиссар фыркала на его шутки, как закатывала глаза на комплименты. Нравилось, как она хохотала, не скрывая эмоций, и как бурчала, когда была голодной. Вэлл его зацепила — в этом не было сомнений. Но телефон все еще молчал, не оповещая о входящих сообщениях. — Нэш. — Уинстон аж подпрыгнул, не заметив, как в кабинет бесшумно зашел Маркус. — Какие новости? — Бес кивнул в сторону друга, смотря, как тот садится и пододвигает поближе к себе стеклянную пепельницу. — Пока никаких особых подвижек в деле нет, — сухо ответил вампир, прикуривая. — Ну, или этот Лео мне не все рассказывает. — Он усмехнулся. — Что думаешь про прокурора? — Да нормальный он. — Нэш пожал плечами. — У него роман с Эмили. — И что? — хмыкнул Уинстон. — Это нормально и естественно. Или ты будешь над ней как мамочка-наседка ворковать до старости? — Убийственный взгляд друга Нэш успешно проигнорировал, будто его и не было. — Адекватный этот Дэвис, со своими принципами и тараканами, как и все. Толковый. — Работу он точно правильно выбрал. — Маркус ухмыльнулся, на что Нэш важно кивнул. — У них там вообще все толковые. И прокурор этот, и комиссар тоже. — Комиссар? — переспросил Маркус. — Та девушка Вэлл? — Уинстон снова кивнул, непроизвольно улыбнувшись, и Хельсинг прищурился, внимательно посмотрев на друга. Звук оповещения заставил беса дернуться и резко потянуться за телефоном. Сообщение от комиссара Хофф. «Да не пойду я с тобой на свидание». Сверлящего взгляда вампира Нэш будто бы и не заметил. После таких отказов Уинстон не знал, что хочет сделать больше: удалить номер девушки из телефонной книжки, или приехать к Вэлл домой без приглашения и, не дожидаясь разрешения, впечатать ее в ближайшую стену, прижимая как можно ближе к себе и впиваясь в ее губы поцелуем. — Мэтт нашел себе поддельное алиби на момент убийства Одри, — перевел тему Маркус, отвлекая от ярких жарких картинок перед глазами. Второй вариант бесу определенно нравился намного больше. — Какая-то девушка Лина подтвердила, что он был с ней всю ночь. — Хочешь с ней поговорить? — Больше покопаться в мозгах. — Сделав затяжку, Хельсинг выпустил из приоткрытых губ струйку дыма. — Дэвис думает, что ей может быть что-то известно о произошедших событиях. Посадить Мэтта хоть больше не посадят, но прокурор не хочет, чтоб это дело забылось и закрылось. — Влюбишь в себя бедную девушку, а потом разобьешь ей сердце? — Бес усмехнулся. — Не впервой. — Маркус вздохнул. — Продолжай следить за Фаррухом.

⸺✧✧✧⸺

      Что такое сомнение? Неуверенность? Отсутствие веры? Нерешительность? Внутреннее колебание? Подозрение? Для Эмили сомнения были дулом пистолета, приставленным к ее виску. Девушка не понимала, кто она, откуда, что было правдой из сказанного Маркусом? Был ли сам крестный настоящим, или это все какая-то фальшивка, игра нескольких актеров для нее одной? Ответы. Это единственное, что сейчас волновало. Единственное, что было важным и имело смысл. Эмили хотела их получить, но одновременно боялась это сделать. Русская рулетка. Либо ты боишься, медлишь, не рискуя стрелять, и все равно проигрываешь. Либо принимаешь решение. Решение, которое может стать последним, разрушить весь мир и уничтожить саму Эмили. Всего лишь рулетка, всего лишь игра — с револьвером, с жизнями, с судьбой. Можно ли здесь выиграть? Победить? Остаться в живых и сохранить себя? Есть ли такая возможность, если все игры с пистолетом — игры с нулевой суммой выигрыша? Эмили перевела дыхание и медленным шагом прошла к стулу, не упав в объятия Маркуса, как он того ожидал. Девушка не хотела чувствовать его прикосновения, не сейчас, когда между ними выросла стена недоверия, которую, возможно, уже не разрушить никогда. Ложь крестного была выдержана годами, как хорошее вино. И Эмили надоело быть под этим обманчивым дурманом. Маркус замер от ее действий, недоуменно нахмурившись, и долго разглядывал ее профиль перед тем, как сесть напротив. Скорее всего, он жаждал объяснений, но требовать их сейчас — не его прерогатива. — Эмили, как ты? — начал разговор Хельсинг, отчего Эмили криво усмехнулась. Как она? Она надломлена, сокрушена. Чувствует себя использованной и переданной. В остальном, наверное, держится. — Адэрра. — Одно слово, что ледяной стрелой врезалось в грудь. Неожиданно, полученное не от врага, а от близкого. Маркус дернулся, он узнал имя: Эмили видит это по его глазам. — Это мое настоящее имя, так ведь? — Ее голос, тон — шипы. Насколько острые, что пронзали насквозь, вспарывая кожу. — Эмили, — спустя паузу все же произнес крестный, но девушка не стала слушать, резко доставая рисунки, которые незаметной тенью покоились на ее коленях. Она бросила их, и листки заскользили по металлической поверхности, попадая прямо в руки Хельсинга. — Мои родители. — Эмили указала на самый первый рисунок — рисунок ее матери. На черно-белый набросок все еще больно смотреть. — Роберт, Нерисса. — На ее лице лишь корка безразличия: все эмоции она оставила в камере, где утром легкие пронзали толстые иглы, мешая дышать. — Они ведь не были обычными людьми, правда? — Эмили говорила лишь факты, но горло все равно обжигал собственный яд, который с трудом удавалось сдерживать. — Ты мне врал. — Она вздохнула и скрестила руки на груди. Защитная реакция, Эмили словно готовилась в любой момент моментально юркнуть в раковину, где ее невозможно будет достать. — Может, ты всегда меня обманывал? — Усмехнулась, пытаясь избавиться от горечи и обиды, что начали скапливаться в уголках глаз. — Эмили… — Маркус снова перевел дыхание, оторвавшись от разглядывания рисунков. — Ты же знаешь… — Я уже ничего не знаю, — перебила девушка, повышая голос. Хотелось вскочить, перевернуть стол вверх ногами, порвать рисунки, наброситься на Маркуса, но Эмили лишь сжала кулаки. Слишком многого эмоции лишили ее: ответов, справедливости. Сейчас нельзя этого допустить. Ногти впились в кожу ладоней, немного возвращая контроль. — Расскажи мне все. — Эмили хотела бы требовать, но голос слишком молящий. — Настоящую правду. Ты не можешь ее скрывать. — Девушка сделала глубокий вдох, закидывая голову кверху. — Не поступай так со мной… — Хорошо. — Маркус машинально в отчаянном жесте начал шарить по карманам, желая как можно быстрее вдохнуть ядовитого дыма, но сигарет с собой нет. — Ты знаешь, что мир двухмерен. Люди и остальные существа — темные и светлые. В том, другом мире, существует такой орган управления — Кнессета Трех. Там решаются все вопросы, которые возникают как и внутри мира, так по взаимодействию с миром людей. Стычки, прорывы пространства, конфликты между князьями. Наивысший орган, где решалась судьба каждого. — Маркус достал из стопки рисунок треугольного стола, разворачивая его к Эмили. Будто она не знала наизусть каждую деталь. — Этот стол как раз символизирует Кнессету Трех: три грани, каждая из которых имеет свое значение. Черный — это Владыка Тьмы, лазурный — Владыка Света, и третий, белый, — Владыка людского мира. В Кнессету входил я и твои родители. Эмили перевела дыхание, вспоминая сон с треугольным столом и разговором о трещине в пространстве. — Твоя мать, Нерисса, — продолжил Маркус, — была Владыкой Света, чистокровный маг, утонченная, мудрая, сильная и справедливая. Многие были обеспокоены, когда место Владыки Тьмы занял я, бывший человек. Нерисса не вешала ярлыков, а позже и вовсе влюбилась в Роберта, обычного человека, которому удалось пробиться и стать главным наместником от людей. — Папа был человеком? — Эмили сглотнула, сильнее сжимая кулаки. — Да. Как просвещенный он был наделен дарами, особыми способностями, в том числе долголетием. — Маркус тяжело вздохнул. — Такой союз обеспокоил многих влиятельных тёмных и светлых, поэтому твое рождение и существование тщательно скрывалось. Знали лишь мы трое. — Кто я? — хрипло просипела Эмили, будто лишенная голоса. — Человек? Маг? Кто? — Ты рождена от союза самого сильнейшего мага и просвещенного человека… — Полукровка? — Эмили усмехнулась на грани истерики, перебивая крестного. — Нет. — Маркус покачал головой. — Это не так работает. Ты впитала силу обоих родителей. Ты их не слабее, ты — сильнее. Именно поэтому мы и скрывали твое существование: боялись, что остальные, прознав, захотят избавиться, пока ты еще малышка и не можешь управлять своими силами. — Силами? — Эмили сглотнула. — Какими силами? — Я не могу сказать. — Маркус! — повысила голос девушка. — Ты должен мне рассказать. — Я, правда, не могу, — повторил вампир. — Знаешь, как устроены силы в нашем мире? — И, не давая Эмили отрицательно ответить, продолжил: — Сейчас ты обычный человек: взрослеешь, стареешь, болеешь. Силы сидят глубоко внутри тебя: пока ты не вспомнишь сама, откопав в чертогах разума, ты не обретешь эти силы. Такова наша природа: только знание и воспоминание делает нас такими, кто мы есть на самом деле. — А если… если я не хочу этого? Хочу, чтобы все осталось так, как есть? — Ты уже начала вспоминать, — лишь ответил Маркус. — Процесс запущен. — Для чего это? — Девушка шмыгнула носом. — Память, воспоминания… почему? — Лишение памяти — это один из видов наказания в нашем мире. Если забрать воспоминание, существо превратится в человека. Например, если мне стереть воспоминания, то я потеряю всю ту силу, способности и потребности, которые присущи вампиру. Стану человеком. Но стоит вспомнить — и все силы вернутся. — Значит, кто-то лишил меня памяти? — Несмотря на рушившийся мир, Эмили оставалась в рассудке. Мыслила, взвешивала, задавала правильные вопросы. Возможно, помогало то, что она уже знала о сверхъестественном, а может собственный сон принес немного смирения. — Да, — коротко ответил Маркус. — Думаю, это были твои родители. — Почему? — Тот, кто убил их, не оставил бы тебя в живых. Просто, хлестко. Эмили вздрогнула. В груди набатом застучало сердце, а виски сжало от волной накатившего предчувствия, но девушка не могла ни спросить, хотя где-то внутри уже знала ответ, будто видела наяву. — Как они погибли? — Эмили облизнула пересохшие губы. Маркус устало опустил голову, тяжело выпуская воздух из легких. Адвокат, напряженно заламывая пальцы, следила за каждым его действием. Как крестный поднялся, отойдя к стене, вставая спиной. Как убрал руки в карманы брюк, неподвижно замерев. — Я не знаю, Эмили, — на выдохе тихо проговорил он. — Я пришел к твоим родителям на следующий день после очередного собрания Кнессеты. Ты тогда ночью прибежала к нам, и я пообещал, что скоро приду. Но когда я появился, Нерисса и Роберт были уже мертвы. Я стал искать тебя. Ты была обездвижена заклинанием и лишена памяти. Эмили замерла, в голове резко, вышибая реальность, встали картинки из ее кошмара в ночь, когда она подумала, что Лео ей соврал. — Мне снилось… — прошептала Эмили, сглатывая слезы. — Черная тень, клинок… Я не могла пошевелиться, пока ты не пришел… — Да. — Маркус развернулся, и сквозь пелену слез Эмили увидела, насколько подавленным был мужчина. — Ты видела, как их убили. Когда я тебя нашел, напуганную и заплаканную, то сразу взял на руки. Видимо, заклинание обездвиживания действовало до первого прикосновения к тебе. Началась суматоха, убийство почти сразу обнаружили. Я должен был не допустить, чтобы о тебе узнали. — Поэтому ты отправил меня сюда… — Да, я передал тебя Нэшу, только ему в тот момент я мог доверять. — А потом? — А потом тюрьма. — Маркус горько выдохнул. Тюрьма. Вот так сразу. Эмили прикрыла глаза: голова кружилась. Все казалось очередным кошмаром. Может, ей просто необходимо проснуться? Щелк, и она окажется в кровати, пока за окном будут блестеть утренние солнечные лучи. Но просыпаться не выходило. Вместо этого в голове появлялись все новые и новые вопросы, ответы на которые не хотелось получать. Но это же не могло быть совпадением, верно? Да и самой девушке нужно узнать всю правду без остатка. Она просто в следующий раз не выдержит свалившейся на нее лжи. — Маркус, ты все мне сказал? — наводяще начала Эмили, не открывая глаз. Вдруг она сразу увидит ответ? Хотелось оттянуть этот момент хотя бы на секунду. — За что тебя заключили? За убийство моих родителей? — Да, — признался вампир. — Роберт и Нерисса были убиты моим клинком и меня обнаружили рядом с ними. Только спустя годы Нэшу удалось доказать, что я невиновен. В Кнессету я не вернулся, да и другой уже был выбран Владыка. Я нашел тебя и поселился здесь. В голове был полный беспорядок. Будто кто-то скинул кучу дров, не собрав в поленницу. а Ответы на то, кто она, что умеет и на что способна, так и не были получены. — Если ты мне скажешь о моих силах, что произойдет? — Ты никогда не сможешь ими управлять, — отрезал Маркус. — Ну и пусть. — Эмили всплеснула руками. — Я не хочу такой жизни. — Это уже твоя жизнь, — ударил реальностью мужчина. — Ты начала вспоминать, едва заметные отголоски твоей силы начали проявляться еще тогда, когда ты узнала правду о мире, его устройстве. Сейчас, когда ты вспомнила детство, сила увеличится. Если я расскажу, ты не сможешь управлять этими силами, и тебя просто уничтожит от энергии. — И в конце, обрубая все узлы надежды, припечатал: — Это необратимый процесс, Эмили. — Значит, это вопрос времени? — отчаянно прошептала она. — Да. — И меня рано или поздно ждет… — В горле пересохло. — Бессмертие, долголетие… как это у вас называется… — Вероятней всего — да, — снова подтвердил Маркус. Эмили уронила голову на сложенные на столе руки, по щекам бесконечными дорожками катились слезы. Ее ночной кошмар говорил не только о прошлом, но и о будущем. Она потеряет. Снова вкусит кисло-горькую скорбь и склонится над могилой. Будет зарываться пальцами в рыхлую землю, обняв могильный холмик. Он превратился в пепел. Как в ее чертовом кошмаре. Эмили будет видеть лишь смерть, глядя в его глаза. Зеленые и любящие. Лео станет пеплом, что осыплется к ее ногам.