Смерть в твоих глазах

      Лео проснулся от вибрации собственного телефона. Еще рано, и звонил точно не будильник — у Дэвиса был выходной. И хотя мужчина все равно собирался отправиться на работу, чтобы продолжить разбираться с делом Эмили, сегодня в планах было выспаться и встретить утро вместе с любимой женщиной. Но звонок утром в выходной день говорил лишь об одном: все планы полетят к чертям. Аккуратно выбираясь из постели, чтобы не разбудить Эмили, прокурор лишь надеялся, что на него не свалилось очередное срочное дело. На дисплее, на удивление, был высвечен номер Хельсинга. Лео нахмурился и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. Зачем Маркусу звонить с утра? Идей не было, а может мозг еще просто не проснулся. Не раздумывая больше ни секунды, Дэвис принял вызов и, проходя на кухню, бросил взгляд на часы: начало девятого. Обычно Лео уже бодрствовал в это время, правда, учитывая, во сколько они с Эмили легли, проспал он часа четыре. — Слушаю. — Голос был еще хриплым. — Лео, разбудил? — Крестный Эмили был полон бодрости и, кажется даже, какого-то непонятного позитива. Повод для раннего звонка у него, очевидно, имелся. — Не важно уже. — Лео отмахнулся, наливая в стакан воды. — Какие-то новости? — Да, вы были правы насчет Лины: она — сообщница Мэтта, — начал Маркус сразу. — Про алиби она соврала, к тому же, кажется, знает, как можно подтвердить, что именно Мэтт убил Одри. Если пару секунд назад Лео мечтал вернуться в постель к Эмили, прижаться со спины, вдыхая родной запах и зарываясь в волосы на макушке, то сейчас весь сон, всю утреннюю слабость сдуло порывистым новостным ветром. Собранность, ясность, строгость. Теперь по телефону разговаривал не Лео, а прокурор Дэвис. Его работа всегда требовала незамедлительной реакции. И сейчас сработали выработанные рефлексы. — Она сможет все это рассказать под протокол? — Проблем не будет, — заверил Хельсинг. — Когда приезжать в прокуратуру? — Часа через три. — Лео на секунду замолчал: — Маркус, не знаю, как вам это удалось, но спасибо. Когда прокурор просил Маркуса о помощи, то не очень-то верил в успех. По крайней мере, точно не в такой скорый. На допросе девушка, которую Мэтт выбрал в соучастницы, вела себя довольно достойно. Отвечала ровно, даже пыталась воссоздать картину, что действительно вспоминала, в каком часу к ней приехал Греогери. Да и не казалась она наивной. Маркусу же за короткий срок удалось добиться оглушительных результатов: Лео уже сейчас понимал, что слов этой Лины, а тем более улик, которые она, возможно, предоставит, хватит, чтобы закрыть дело Одри ввиду смерти виновного. Мэтта они уже не накажут, но его имя будет внесено в историю как имя убийцы — здесь уже постарается пресса. — Это все ради Эмили, — лишь ответил Хельсинг, прежде чем завершить звонок. Переведя телефон на беззвучный режим и бросив на кухонный стол, Лео вернулся в спальню. Нужно было собираться и ехать на работу, но вместо этого мужчина лишь залез обратно в постель. У него есть еще три часа до встречи, звонком никто не потревожит, и это время хотелось провести в спокойствии, что редко посещало его дом. Но с девушкой, что сейчас спала, лежа на боку, повернувшись к Лео спиной, все переменилось. И хотя назвать Эмили спокойной было совершенно опрометчиво, Лео чувствовал удивительный покой. Может быть, потому что рядом с ним появился особенный человек? Одним своим присутствием забравший извечную головную боль и бессонницу. Лео улыбнулся, опираясь на спинку кровати и не сводя с Эмили глаз. Ночью девушка часто мерзла и, пытаясь спастись от холода, прижималась близко к нему, грея ладони, но при этом под утро могла раскрыться, скинуть одеяло почти до пояса, чтобы спустя час будить его своим озябшим от холода телом и укрываться объятиях. Вот и сейчас Эмили раскрылась, не подозревая этого. Бретелька ее ночнушки съехала, открывая взору острое плечо и лопатку с россыпью родинок, напоминающих маленькие звездочки на небосклоне. Хотелось провести пальцем по коже, соединяя эти точки прямыми линиями, создавая созвездие. Не сдержавшись, Лео скользнул пальцами по обнаженному женскому плечу, создавая только ему ведомый рисунок. Кожа была мягкой, чуть прохладной, хотелось прикоснуться к ней поцелуем, вдохнуть цитрус, но мужчина лишь вернул упавшую бретельку на место и натянул одеяло повыше. Будить девушку не хотелось: Лео нравилось наблюдать за ее мерным дыханием и безмятежностью. Незаметно он начал перебирать каштановые волосы, распутывал сбившиеся пряди, развязывал узлы. Это умиротворяло, растягивало тихое утро, останавливая время. Эмили улыбнулась во сне, и рука Лео замерла — ему необходимо было внимательно рассмотреть эту улыбку: в ней было что-то особенное, пока непонятное сознанию. Захотелось сохранить ее, спрятать между страницами книг, как красивый цветок. — Доброе утро, — прошептал Лео все еще хриплым голосом, заметив, что Эмили начала просыпаться. — Я замерзла, — почти жалобно хныкнула девушка, двигаясь спиной ближе к нему. Лео усмехнулся, притягивая ее ближе, обнимая за талию. Эмили тут же нашла его ладонь и прижала к собственному животу, а после довольно выдохнула, когда мужчина, мимолетно коснувшись ее щеки губами, потерся кончиком носа о затылок. — Ты не замерзла, — укорил ее Лео, — у тебя теплые руки. — Нет, замерзла, — обиженно возразила адвокат, сильнее сжимая его пальцы в своих, — без тебя. — Хочу поцеловать тебя. — Снова шепот, опаляющий дыханием шею. Эмили улыбнулась и ловко повернулась в его руках. Лео лишь сильнее улыбнулся от открывшейся картины — полотна, выведенного рукой художника, и внутри все предательски сжалось от осознания, что все права на это произведение искусства принадлежат ему — только он может смотреть на ее румяные щеки, сонные глаза, может созидать, наслаждаться и прикасаться. — Ну что же… — Эмили медленно положила ладонь на его щеку, поглаживая большим пальцем. — Я тебе никогда не запрещу это сделать. — Обещание сорвалось с уст, и она первая потянулась к губам, выжигая воздух в легких. — А я никогда не перестану хотеть это сделать. — Его же слова похожи на клятву, присягу, которую он никогда не посмеет нарушить. Утро, наполненное поцелуями, ласками, признаниями. Кончики пальцев рисовали линии на коже, теплый воздух скользил по телу, разливая жар, дыхание перехватывало. Они — это все и ничего, два человека, запутавшиеся в узел настолько туго, что его невозможно ослабить. Когда Лео приехал в прокуратуру, его уже ждал Маркус. Девушка рядом с ним тихо поздоровалась, боязливо поднимая глаза. Она была совсем не похожа на себя. Когда Лео в последний раз допрашивал Лину, то она была уверена в себе и не робела. Но, видимо, всего несколько дней, проведенных с Хельсингом, изменили ее. И это поражало. — Давайте поговорим в кабинете, обойдемся без допросной. — Лео приветливо улыбнулся, открывая дверь и намереваясь пропустить девушку вперед. Лина кивнула и робко посмотрела на Маркуса. — Милая. — Лео удивленно дернул бровями: такого тона от Маркуса он даже не слышал по отношению к Эмили. — Расскажи все, пожалуйста, прокурору Дэвису, а потом мы поедем домой. Вместе. Стряхнув с себя удивление, пока никто не заметил, Лео внимательным взглядом посмотрел на крестного Эмили. Почему он уже второй раз за день удивлялся тому, что Хельсингу удалось влюбить в себя эту девчонку? Он статный, импозантный, богатый — таких девушки любят. Дэвис, в принципе, и ставил перед Маркусом цель сблизиться с этой Линой и попробовать добиться от нее правдивых показаний. Надо не удивляться, а радоваться тому, что план удался, а сейчас следствие получит доказательства виновности Мэтта в убийстве Одри. Лина снова кивнула Маркусу и тут же юркнула в кабинет. Лео последовал за ней. Как оказалось, они с Эмили были правы с самого начала: к Лине Мэтт даже не приезжал, просто на следующий день договорился, что в случае чего девушка подтвердит, что была в ночь убийства с Греогери. В обмен она получила довольно крупную денежную сумму, и после дачи показаний вообще забыла о этом уговоре, пока в ее жизни не появился любимый мужчина. Узнав, что «ее» Маркус является отцом убитой девочки Одри — Хельсинг удивил этим заявлением уже третий раз за день — Лина не смогла хранить тайну. Маркус был, конечно, тем еще виртуозом. За три дня так искусно влюбить в себя девушку, еще и придумать историю несчастного, убитого горем отца. Помимо этого Лина рассказала об еще одной квартире Мэтта, которую они иногда использовали с Греогери для своих интимных встреч. Лина не знала, на кого она была оформлена, но убеждала, что Греогери часто в ней бывал, сбегая из купленного отцом дома. Лео на это лишь зло усмехнулся про себя: просто несчастная принцесса, сбежавшая из золотой клетки. Дело оставалось за малым: отправить группу на обыск этой квартиры. Возможно, Мэтт встречался там и с Одри в ту злополучную ночь. Вэлл на звонки не отвечала, возможно, тоже взяла на сегодня выходной. Решив не беспокоить подругу, Лео набрал ее коллегам, заверив, что в скорости те получат ордер на обыск. Оставалось лишь ждать. Может быть, хотя бы сейчас им улыбнется удача?

⸺✧✧✧⸺

      Эмили вздохнула, когда дверь за Лео закрылась. Не хотелось его отпускать — тем более в выходной. Хотелось провести целый день вместе, не вылезая из постели. Изучать друг друга, искать слабые места, чувствительные точки. Только сегодня утром Эмили обнаружила, что Лео чуть вздрагивал — едва заметно его тело дергалось, — когда она проводила ногтями по косым мышцам живота. Сначала девушка подумала, что ему просто было щекотно, и только потом поняла, что ошибалась. Это было какое-то новое удовольствие — видеть, как мужское дыхание на мгновение сбивалось от ее легких движений. Но Лео уехал на работу разбираться с убийством Мэтта, и намерения исследовать друг друга перенеслись на вечер. Эмили не знала, чем себя занять в это время. Лео обещал, что он отлучится максимум часа на четыре, но прошло только пять минут — безумно долгие и одинокие — и девушка уже скучала. Тряхнув головой, адвокат тяжело выпустила воздух из легких: нерешенными оставались еще две проблемы — ее неизвестные силы и правда о Лео. Мыслей о том, как разбираться со вторым, все еще не было. Хотя вчерашний разговор и этот фильм, который Эмили, по правде, смотрела лет пять назад, помогли развеять самые сильные страхи. Почему-то теперь девушка была уверена, что с навалившейся реальностью Лео справится — возможно, не сразу, да и без помощи психолога в этот раз придется обойтись, но Эмили уже не так сильно переживала, что Дэвис заклеймет себя убийцей. Наверное, в тот момент она возвела все принципы прокурора в абсолют и, не проанализировав все достаточно, начала делать ранние выводы. Надо с ним как можно быстрее поговорить. Пока расследование не зашло далеко, пока Лео не напал на собственной же след. Нужно выбраться из этого болота, пока они не погрязли в нем полностью. Значит, раз пока она не может заняться Лео, надо заняться собой и вспомнить то, что было намеренно стерто из памяти настоящими родителями. Но как это сделать? В прошлый раз воспоминания возвращали сны. И рисунки. Те самые образы, что Эмили бездумно рисовала, находясь в камере. Может быть, получится и в этот раз? Девушка подошла к столу Лео, пытаясь найти там листы бумаги и карандаш. Заодно обдумывала, что ей вообще известно об этих силах. Ее дар, наверняка, был уникальным и вызвал страх у всех представителей темных и светлых, иначе бы Нерисса попросту не стала бы стирать ей память, блокируя способности, да и вообще скрывать существование у них с Робертом дочери. Мама пыталась уберечь, потому что ей, Адэррой-Эмили, могли воспользоваться для достижения чужих целей или вовсе убить. Конечно, это не очень сильно помогало: адвокат не представляла, какие вообще бывают магические силы — куда уж ей до проведения классификации на «простые» и «особенные». Еще немаловажным было то, что Эмили влияла на Лео: именно после знакомства с ней у него сначала усилилась головная боль и бессонница, а в последние дни — все эти симптомы бесследно исчезли, оставив после себя вспышками лишь ночные неконтролируемые перевоплощения. Маркус сказал, что это, возможно, сказывалось влияние «сверхъестественного» на «сверхъестественное». Но девушка так не думала: почему-то было ощущение, что дело как-раз в ее способностях. Решив больше не размышлять, Эмили забралась в постель и, поджав ноги, стала рисовать. Начала с простого — с волка, которого она увидела в этой постели. Пока карандаш выводил линию за линией, мысли постепенно уходили. Пустая голова — вот что необходимо, чтобы бессознательное всплыло, являя правду. Эмили лишь рисовала, черкала, сминала бумагу, что-то откидывая на пол, ломала карандаш от сильного надавливания грифеля на страницы блокнота, потом тут же точила его ножом, за которым пришлось сходить на кухню, и копила стружки на тумбочке. Время стало эфемерным. Девушка не заметила, как прошло уже больше четырех часов, как вибрировал ее телефон от сообщений, а за окном стало вечереть — солнце клонилось к горизонту, окрашивая небо в нежно-розовый цвет, сквозь который прорывались голубоватые облака. Эмили очнулась лишь от звонка: вздрогнула, осмотрелась, пытаясь понять, сколько времени прошло. Затекшие ноги занемели и почти не ощущались. Дотянувшись до телефона и смахнув с него стружку от сточенного карандаша, Эмили провела пальцем по тачпаду. — Эмили, все в порядке? — Голос Лео был взволнованным. — Да, — удивленно протянула девушка. — А к чему такие вопросы? — Она нахмурилась, а в груди как-то странно похолодело. Почему вдруг Лео беспокоится? Что успело произойти? — Ты просто не отвечала на сообщения, — пояснил Дэвис, и Эмили поспешила убедиться: и правда было несколько непрочитанных уведомлений. — Извини, телефон валялся в стороне, я как-то не заметила. — Адвокат мимолетно взглянула на время и нахмурилась еще сильнее. — Лео, ты где? Уже должен был вернуться, — укорила она, хотя, очевидно, это не было виной Дэвиса. Его работа не раз будет забирать совместное время, но Эмили была к этому готова, когда крепко обнимала, целовала теплые губы и признавалась в чувствах. — Уже завершаю дела, через полчаса поеду. И у меня для тебя хорошая новость, — победно хмыкнул мужчина. — Тогда жду дома с хорошими новостями, прокурор Дэвис. — Эмили улыбнулась. — Люблю тебя. — Сорвалось с ее губ. Они, кажется, не говорили этих слов вечность: просто были рядом, дарили друг другу прикосновения. Но и слова всегда важны. Это глупость, что чувства доказывались и подтверждались только поступками. Всегда необходимо услышать заветные буквы, что складывались в два простых слова. — И я люблю тебя, — ответил ей Лео. Мало знать, что тебя любят, а ты любишь кого-то. Мало услышать это несколько раз. Внутри все равно пылало от каждого признания, будто оно первое. Эмили раньше не любила слова. Всегда хотела действий, каких-то проявлений эмоций на деле. Может, потому что просто не верила людям, которые ей это говорили? И не хотела слушать ложь, что так легко срывалась и оседала горьким пеплом на язык? А, может, просто не верила в любовь, не знала, что это такое? Словарь давал множество определений этому слову: это и страсть, и влечение, и чувство привязанности, и увлеченность кем-то, и самоотдача. Сейчас Эмили понимала, что ни одно из этих понятий не подходит, не является настоящим, истинным. Все это работает только вместе, только в комбинации. Это слишком глубоко под кожей, невозможно найти определенные слова, чтобы это разобрать и описать. Это что-то всепоглощающее, что нельзя определить ни с помощью учебников, ни с помощью книг. Улыбнувшись, Эмили отложила карандаш в сторону. У нее еще есть время, чтобы рассмотреть рисунки. Все она сразу разложила на две кучки: непонятные образы, которые дадут возможные ответы, и собственные воспоминания. Листы из второй стопки Эмили рассмотрела быстро, понимая, что там нет ничего полезного — опять образ матери, стол Кнессеты трех, волк, воспоминания о смерти Мэтта. Все это уже было осмысленно, и снова разглядывать изображения не было смысла. К первой же стопке словно тянуло — руки сами схватили листы. Образы были странными. Непонятный силуэт, полностью закрашенный черным. Огромная тень с крыльями больше самого человека. Девушка вглядывалась в резкие линии, проводила по ним пальцем, размазывая штрихи. Внутри полыхала тревога и страх. Эмили прикрыла глаза, кладя руку на сердце и воспроизводя под закрытыми веками рисунок. Дыхание ровное: глубокий вдох и медленный выдох. Со стороны могло показаться, что адвокат успокаивала захлестнувшую ее паническую атаку. Эмили отложила первый лист в сторону, беря новый — на нем был Маркус, в своем вампирском облике, с полными болью глазами — девушка сейчас даже не понимала, как смогла передать это с помощью бумаги и карандаша. Но крестный на этом рисунке был синонимом потери, горя. Таким он выглядел, когда обнаружил своих лучших друзей мертвыми. Это день, когда Маркус нашел ее, Эмили, и смог снять заклинание матери, позволив словам вырваться из горла, а рукам — двигаться. Девушка сейчас четко помнила этот момент: он резко выскочил из закутков сознания, обретая слишком четкие линии и грани. Видимо, заклинание Нериссы могло снять лишь прикосновение Маркуса — только ему настоящая мать Эмили могла довериться, только ему вверяла дочь. Адвокат расстроенно хмыкнула. Это ничего не дало, воспоминание не принесло никакого знания, лишь всплеск сожалений. Следующий рисунок. Мальчик. Примерно пяти лет, самоуверенный — видно по позе. Откуда в ее воспоминаниях ребенок? Насколько Эмили поняла, у нее не было друзей, лишь родители и Маркус. Почему же тогда она нарисовала этого мальчика? Вспышка перед глазами, хотя в комнате давно потемнело. Адэрра, сейчас носящая другое имя, сбежала от родителей. Ей хотелось свободы, хотелось кого-то бунта. Она незаметно скрылась, пока мама с папой обсуждали очередные важные вопросы на собрании Кнессеты. Но скоро девочка пожалела: вне дома тоже было скучно. Она побродила минуты три, когда случайно встретила мальчика. Он был худым, каким-то смешным, с темными чуть растрепанными волосами — возможно, он, как и сама Адэрра, сбежал. Возможно, они смогут подружиться? Мальчик тоже ее заметил. Когда он посмотрел на нее, Адэрра засмеялась — уж слишком забавно он выглядел. Всем нравилось, когда девочка смеялась, поэтому злость на лице потенциального друга сбила с толку. А после — его слова, все его поведения. Он говорил всякие гадости, ухмылялся, обзывался, причитал, что он сын самого главного в Темном мире. Но Адэрра знала, что главный Темный — это Маркус, а у Маркуса детей не было, поэтому на заявление мальчишки снова рассмеялась. Тогда тот стал грубее, жестче, он пытался задеть, обидеть. А потом даже направил на нее свою силу. Не став ждать второго удара, Адэрра схватила мальчика за руку. Она смотрела на него и поглощала энергию: была обижена, зла, где-то растеряна. Совсем недавно мама рассказала ей о ее способностях, но Адэрра не пробовала их применять. До этого момента. Девочка хотела на время ослабить обидчика, чтобы успеть сбежать, вернуться домой, но не отпустила вовремя руку, не смогла остановиться, пока не оставила мальчика без сил — навсегда, на веки веков и без шанса восстановить утраченное. Отпрянув, Адэрра поняла, что сделала что-то плохое, и быстро рванула к дому, надеясь, что родители не заметили ее отсутствия. Девочка не рассказала об этом взрослым, скрыла, испугавшись. А совсем скоро осталась одна. В другом мире, с другим именем, будучи простым человеком. Эмили вздрогнула, сердце колотилось о ребра. Она когда-то в детстве лишила кого-то мальчика сил. Навсегда. Просто взяла его за руку, почувствовала его сильную энергию, бурлящую под кожей, и просто забрала его способности, его силы. Неужели она может… «Адэрра, тебе нужно быть очень осторожной. Всегда следи за направлением своей мысли. Не позволяй никому проникнуть тебе в голову и диктовать твоему сознанию чужие потребности. Помни, что твои прикосновения могут оказаться убийственными. Ты можешь истощить энергию до предела, сделав кого-то смертным, можешь забрать чужие силы и способности, можешь даровать энергию, чтобы спасти кого-то. — Нерисса сжала маленькие ладошки. — В твоих руках огромная сила. Помни об этом всегда. Никому не рассказывай о своем даре». …управлять энергией сверхъестественных существ?..