И сказало лето: давай!

      Совет в этот раз проводили прямо в покоях её величества Селентины Первой Нетщеславной. Она расположилась в удобном, затертом до дыр стареньком кресле, оббитым ситцем, за неимением в стране более дорогих материалов. Положив на лоб уксусный компресс сидела и слушала отчет своего ближайшего советника. За неимением средств в казне, чтобы нанять кого-нибудь еще на службу — ближайшего и единственного:       — Ваше Величество, из этого следует, что король Страны Лжецов, Джакомо Первый, даже не задумывается останавливать войну с Честным Королевством. Их сегодняшние газеты пестрят заголовками «Простолюдинка из Лживого Королевства не скрывает желания не завести на территорию нашего отвратительного государства своих благородных рыцарей», «Переговоры невозможны. Лживое королевство побеждает, и нас это огорчает».       — Как же я устала от этого сра…вранья, — вздохнула она, открывая один глаз. –Голова раскалывается подбирать подходящие мягкие обороты, чтобы сказать, как есть. Полагаю, у Короля уже мозги набекрень? За столько лет он привык коверкать правду и превращать её в ложь, при чем не особо искусную.       — Полно вам, ваша светлость, вы можете выражаться как вам вздумается, мы ведь одни, — услужливо кивнул советник. — Бедные граждане своей страны, поговаривают — больше половины уже оказались в дурдоме. Подумать только, двадцать четыре часа в сутки называть «хлеб» — «чернилами», «кошек» — «собаками», в «белом» неизменно видеть чёрный цвет и наоборот. А главное — малейшая оговорка непростительна, за любую ложь… — он тут же хлопнул себя по лбу и исправился, — в смысле правду — граждан упекают в психушку и промывают мозги так, чтоб бедняги не могли сказать больше ни слова.       — Бедняги, — согласилась и тяжело вздохнула её величество, — подумать только, когда-то наши государства собирались заключить союз и стать братскими народами, я была бы Королю Джакомо супругой, а он мне — мужем. Теперь же пусть зубы обломает о свободу моего Королевства. Ведь мы ему не по зубам! Так ведь, Лучио? Так ведь? — глаза у неё загорелись праведным гневом.       — … боюсь, что… всё несколько иначе, госпожа.       — Говорите мне правду.       — Видите ли, Объединённо-Соединенные Сочувствующие просторы перестали снабжать нас оружием.       — О, мой дорогой, не беда — в этой войне у нас есть засланный казачок, художник Баннанито. По указу предыдущего советника, он уже несколько лет живет в Стране Лжецов, притворяется, рисует страшные картины, представьте себе только: лошадь с тринадцатью копытами! О мой несуществующий Бог! У него, мой дорогой, невероятный дар — стоит ему нарисовать что-то честное, как оно тут же оживает и сходит с полотен, обретая плоть и кровь, очертания и размерность. Он даже изобразил котёнка, забыв пририсовать ему четвертую лапку. И что вы думаете? Теперь этот котёнок пишет на всех заборах правду, и только правду. Баннанито сумеет обеспечить нас оружием, стоит мне только позвать его обратно. Я не сомневаюсь в этом.       — Да, но…       — Но что?! — с лёгким раздражением в голосе воскликнула её величество, напрягаясь и выравнивая спину, — вам известно что-нибудь еще, Лучио?       — Видите ли, ваша светлость… Вы же знаете, в нашем государстве не хватает людей. Помнится, Земли Толерантности обещали нам прислать свой международный полк. Но на них напала случайная вспышка эпидемии мужеложества и демографические показатели стремительно упали. А новая вспышка очередного модифицированного гриппа добила тех бравых мужей, которые в самом деле могли бы отметку рождаемости повысить.       — Так пусть же Баннанито нарисует нам и людей, в чем проблема, Лучио? Я не понимаю.       — Проблема в том, госпожа, что оружия и людей нужно много, а Баннанито один. В покоях её величества повисла тишина.       — Что же нам делать, Лучио, не хотите же вы предложить мне сдаться?       — Ну что вы, ваша светлость, я бы никогда не посмел вам это предложить.       — Тогда что?       — Разведка донесла. Джельсомино, моя госпожа. О заезжем в их страну теноре ходит такая слава… Пусть споёт, даст масштабный концерт, чтобы каждый звук долетел во все уголки света. Единственный выход в сложившейся ситуации. В покоях снова повисла тишина.       — Не хотите ли вы сказать мне, Лучио, что тот самый Джельсомино, чей голос способен не только разбивать бокалы вдребезги, но и взрывать стены, рушить города, стирая их в пыль мощнейшими октавами своего голоса… единственно верное разрешение войны между нашими государствами?       — Боюсь, что так, ваше величество. Наше Честное королевство истощено, лишено существенной поддержки и слишком мало, чтобы…       — Прикажите себе себя казнить! — завопила Королева, подхватываясь с кресла. — Вы себя слышите? Джельсомино споёт! О несуществующие боги, да это хуже ядерного взрыва!       — Тогда придется сдаться, моя госпожа. Но вы ведь этого не хотите? Его голос очистит мир. С лица земли исчезнут не только наши враждующие королевства, но и, будь они неладны, Соединённо-Объединенные Сочувствующие Просторы, и Земли Толерантности. Ни рыба, ни мясо, как по мне.       — И что потом, Лучио?       — Я где-то читал, что колонии муравьёв заполонят землю, появится новый, неведомый миру интеллект, способный трудиться эффективнее человечества.       — И всё же, прикажите себе себя казнить.       — Как велите, моя госпожа.       — Всё, убирайтесь, вы меня нервируете.       Силентина принялась нервно расхаживать по комнате, туда-сюда, туда-сюда, растеряв всякое королевское величие. Кусать губы и сжимать пальцами длинное ситцевое платье.       Этого не может быть, не может быть, чтобы их с Джакомо история закончилась такой трагедией, целым концом света! Разве он не понимает, разве не понимает, что столько лет нелюбви обратились в катастрофу широчайших масштабов!       «А еще с годами он облысел, моя госпожа, и носит рыжий парик. Всякий, кто смеет уличить его в этом — тут же попадает в дурдом, где немедленно сходит с ума, точно вам говорю» — услужливо подсказал ей внутренний голос.       — Какой же мнительный этот Джакомо! — воскликнула в сердцах Королева. — Не может столько лет простить мне одну-единственную ошибку! Как легко было ему любить меня, пока я молчала. И как просто обидеться на весь мир, стоило мне ошибиться в письме и написаться «Я не люблю вас». Подумать только, захватить целую страну и приказать её гражданам врать, лишь бы никогда в своей жизни не слышать больше правды! На такое способен только… только… невероятно… гениальный человек…?       Часы пробили полдень. Королева вздрогнула.       — Лучио, мой дорогой! Я передумала, вы слышите? Не надо себя казнить, немедленно вернитесь и напишите Королю Джакомо письмо. Напишите ему «Я не не люблю вас. Ваша Силентина» и отправьте ему. А потом вдогонку отправьте ему второе. Пусть приедет сюда, и мы поговорим с ним. Нам незачем уничтожать весь мир. Лучио! Лучио? Вы слышите меня, Лучио?       Ответом ей была тишина.