Драбблы с малышами-слэшерами

Холодные коридоры больницы привычно пахли сыростью и медикаментами. Даже накрахмаленные халаты настолько пропитались запахом антисептиков, что по приезде домой все твое тело вне рабочей одежду благоухает спиртом. Но настоящих ценителей своей работы это только подбодряет и напоминает о любимой профессии буквально всегда. По коридору бегают торопливые медсестры с планшетками; ездят старенькие каталки с забытых времён основания больницы, покрытые странными, не поддающимися стирке пятнами; двери то и дело открываются и с хлопком защёлок возвращаются в исходное положение, глухо щелкая. Ты в очередной раз поворачиваешь направо, а затем налево и видишь долгожданный конец коридора. Ты могла поклясться, что этот бесконечный больничный лабиринт занял добрые пятнадцать минут твоего профессионального времени. Оно того стояло. Ты торопливо, насколько позволяют лакированные каблуки, подходишь самой дальней железной двери в конце коридора, у самого окна. Ты коротко киваешь следующему за тобой все это время охраннику. — Я помню правила. Если что-то случится, я позову тебя, Дэниэл, хорошо? Теперь уже охранник отвешивает небольшой кивок. Его глаза скрыты от тебя привычными темными очками, но ты можешь покрястья, что он смотрит на тебя с беспокойством. Прямо как старший брат. Мужчина открывает дверь массивным ключом и впускает тебя внутрь. Черные стены увешаны разнообразными масками. Сбоку палаты стояла кровать, на удивление, аккуратно заправленная; в центре стоял стол с включенной лампой и кучей материалов для рукоделия. Комната этого пациента никогда не отличалась весёлыми цветами и пышным убранством, но она была по-своему прекрасна и наводила чувство спокойствия. Обычная комната ребенка. Ты расслабляешься, замечая сгорбленную фигуру над столом. На стуле под ним висит привычная тонкая махровая кофта, поэтому сейчас мужчина сидит в белой потертой футболке. Ты подходишь к стене и касаешься пальцами первой попавшейся маски. — Хорошая работа, Майкл. Мужчина слегка сдвигается телом в сторону твоего голоса. Только тебе позволено трогать его маски, тебе и больше никому. — Ты проголодался, Майкл? Мне сказали, что ты снова отказался от обеда. Раз за разом ты мягко произносишь его имя. Только из твоих уст оно звучало так мягко и непринужденно. Ты подходишь к мужчине и кладешь ладонь ему на плечо, медленно растирая. Он, кажется, расслабляется. Проведя рукой по всей длине его плеч, ты касаешься пальцами русых волос, отодвигая их в сторону. Теперь ты видишь на Майерсе маску. Оранжевая, похожая на тыкву. — Я принесла тебе кое-что. Хоть это и запрещено правилами, тебе удалось упросить доктора Лумиса, а за ним остался разговор с начальством, разрешить тебе принести для этого молчаливого пациента немного клубники. Не так давно тебе удалось узнать, что он действительно любил ее в детстве. Может это поможет ему идти на поправку? Ты ставишь на краю стола небольшой пластиковый контейнер. Майкл замечает это и убирает кисточку из рук, откладывая бумагу. Ты открываешь белую крышку и медленно достаешь одну ягоду. — Мне нужно отодвинуть твою маску, чтобы я могла видеть твой рот, Майкл. На мгновение Майерс замирает, но тут же начинает медленно и осторожно отодвигать край маски. Ровно настолько, чтобы ты могла дотянутся до его рта. Ты кладешь свободную руку на его подбородок, слегка поглаживая щетину, и оттягиваешь его вниз. Поддатливые губы раскрываются. Ты спокойно подносишь клубнику к его рту и кладешь внутрь, пальцам закрывая губы. Ты не можешь видеть его лица подностью, но ты уверена, что его ультрамариновые глаза сейчас животно впиваются в тебя, пристально наблюдая за каждым твоим движением. Ты улыбаешься. — Тебе нравится? Неуверенный кивок. Ты оглядываешь комнату и замечаешь стул, оставленный тобой прежде. Поставив его рядом с Майклом, ты садишься, расправляя край халата. Теперь ты выглядела меньше, чем когда стояла. Майерс огромен. Ты берешь ещё одну ягоду и также аккуратно кладешь ее в рот мужчине. Он медленно пережёвывает. Ты завороженно наблюдаешь за движением его подбородка, работой шеи и толстых вен на ней, за выступающим адамовым яблоком. Ты складываешь руки на коленях, надеясь, что Майкл воспримет этот жест, как возможность его самому. Он немного колеблется, но после следует твоему примеру и вытаскивает из контейнера красную ягоду. Но мужчина не несёт ее в рот. Он натягивает маску на привычное место на лице и подносит пальцы с клубникой к твоему подбородку. Ты вскидываешь бровь, но заметив выжидающий взгляд мужчины, послушно открываешь рот. Майкл кладет ягоду тебе в рот, наблюдая, как ты медленно пережёвываешь. Его пальцы все ещё в красном соке. Мужчина проводит ими по твоим губам, оставляя влажный след. Ты видишь, как сверкают его глаза под волосами и маской. Ты инстинктивно облизываешься, касаясь горячим языком пальцев Майкла. Майерс снова проводит ногтями по твоим пухлым губам, неожиданно скользя внутрь. Ты чувствуешь, как его пальцы давят на язык, как твой рот заполняет все больше и больше слюны. Мужчина двигает пальцами взад-вперед, наблюдая за твоей реакцией. Сладость ягодного сока и лёгкая горечь его кожи приятно контрастируют, пока ты медленно обвиваешь языком его толстые пальцы. Крайне не профессионально. Ты делаешь ещё пару коротких движений, когда Майкл убирает свои пальцы. Он смотрит на твои губы, из уголка твоего рта стекает розовая слюна. Ты не видишь, но Майкл усмехается под маской, чувствуя странное клокотание в груди. Ноющее покалывание, больше похожее на электрическую волну, эхом отдающуюся в каждой клеточке его большого тела. Такое было у него впервые. Ты сидела напротив мужчины с пылающими пунцовыми щеками и ушами. На лбу выступила испарина. Ты убрала спадающие на лицо пряди за ухо, смущённо отводя взгляд и пытаясь перевести дух. В ушах стучало твое собственное сердце. — Что ж, Майкл,— ты заметила, что он склонил голову вбок,— Если ты ещё хочешь клубнику, тебе стоит доесть ее сейчас; у нас осталось не так много времени на посещение. Пока Майерс выполнял твою просьбу, ты пролистывала стопку лежащих на углу стола рисунков. На слегка помятой бумаге были видны хаотичные штрихи, собирающиеся в единый, немного странный образ. На одних рисунках Майкл изобразил свою мать, это были рутинные занятия, например, выполнение домашнего задания или ссора с ее парнем; на других были простые каракули животных или каких-то деталей больницы, запомнившихся Майклу во время прогулок; на третьих же была ты. Такие эскизы были выполнены с особой осторожностью. И хотя они не были профессиональными, скорее, лишь отдаленно напоминали чей-либо портрет, ты сразу узнала в них себя: твоя привычная униформа с миниатюрной цепью на ключицах и отличительные черты твоего лица. На каждом рисунке с тобой виднелась короткая надпись «Моя».