Мёртвое сердце

— Брат, братик, смотри! Огро-омный! Эванс послушно повернул голову и уставился на давящийся паром Хогвартс-экспресс. Мальчик не любил технику, электронику и большинство придуманных магглами вещей, поэтому красная стальная громадина не вызывала у него никаких положительных эмоций. Другое дело Лили. Девочка полыхала восхищением, болотные глаза искрились от избытка чувств. Её восхищало решительно всё, от клубов серого угольного дыма до блеска хромированных деталей поезда. И, конечно же, её восхищали снующие мимо маги. Эванса происходящая рядом катавасия лишь раздражала. Все эти потерявшиеся коты, гадящие сверху совы, заботливые родители и детишки, стремящиеся поскорее вырваться из-под удушливой опеки. И поезд. Поезд! А ещё волшебники, называется. Эванс, к примеру, ожидал увидеть ковры-самолёты, запряжённые пегасами кареты, да хоть единорогов или драконов. Он надеялся, что у магов есть драконы. А то этот насквозь механический поезд убил в нём практически всю веру в волшебство. Дальше — хуже. Люди, хоть и были волшебниками, но практически ничем не отличались от магглов. Высокомерие, разделение на классы по знатности и уровню дохода, попытки казаться лучше, чем есть на самом деле… всего этого Эванс насмотрелся ещё в приюте, когда потенциальные приёмные родители присматривали для себя жертву. Почему-то мальчику казалось, что у магов всё совершенно по-другому. Но люди оставались людьми что с волшебными палочками, что без них. Кстати про волшебные палочки… Эванс недовольно поморщился, когда затаскивал его с сестрой поклажу в вагон поезда. Лили, заметив недовольство брата, обеспокоенно взглянула на него: — Больно? — Нет. Просто неприятно. Девочка поджала губы, но развивать тему не стала. Магический мир преподнёс детям не самый хороший подарок в первый же день знакомства: глубокие, отвратительно выглядящие ожоги на ладонях Эванса. Последствия от примерки неподходящих волшебных палочек. Что интересно, эти раны появились не сразу. Прошло по крайней мере несколько часов после посещения Косого переулка, прежде чем на мальчишеских ладонях начали расцветать ожоги. Точно на тех местах, где с кожей Эванса соприкасались отвергнутые волшебные палочки. Лили, если честно, знатно перепугалась, когда брат вернулся в приют с обожжёнными руками. Но всё равно оказала достойную помощь: перевязала, обеззаразила, немного помагичила и ещё по мелочи. Казалось бы, она должна была давно привыкнуть к разным ранам, ведь у Эванса была одна довольно страшная особенность… На коже её дорогого братца периодически возникали тёмно-красные, фиолетовые, а иногда и светло-зелёные пятна. Как правило, с появлением этих отметин от Эванса начинало неприятно пахнуть, и Лили сообщала об изменившемся запахе до того, как происходил какой-нибудь конфуз и кто-нибудь замечал изменения кожи. Также на теле Эванса часто прорывались странные нарывы: по краям разошедшейся плоти они были тёмно-коричневого, почти чёрного цвета, тогда как в самой своей сердцевине плоть имела тёмно-фиолетовый оттенок. Если с пятнами Эванс разбирался легко сам, то вот такие язвы ему приходилось лечить вместе с Лили часами, нашёптывая на них что-то своё, на непонятном языке. Какой-то сердобольный старшекурсник махнул палочкой, и багаж будущих первокурсников взлетел. Лили благодарно улыбнулась, схватила брата за запястье и потащила за собой в поисках свободного купе. Всё было занято, даже непривлекательные купе возле туалетов и выхода. Найти пустое купе оказалось невозможно. В итоге, Эвансам пришлось присоединиться к активно обсуждавшим профессоров второкурсникам. — А я говорю, что Флитвик — лучший! — с вызовом воскликнул щуплый белобрысый паренёк в помятом джемпере и голубом галстуке. — Он нас стольким крутым вещам научил! Вот ты умеешь превращать что угодно в гриб? Нет? То-то же! И, словно в доказательство своих умений, он выхватил из кармана палочку и направил её на лежащие на столике конфеты. Те сразу стали расти и меняться, приобретая вид грибов. — А нас профессор Спраут научила определять много растений, — лениво протянула девочка с двумя высокими каштановыми хвостиками. — И ты наколдовал прекрасные ядовитые грибы, умник. Возвращай конфеты! — А я не умею, — растерянно признался «умник», смущённо потирая макушку. — Я не учил обратного заклинания. Купе наполнилось хохотом, и тогда Лили поняла, что там их с братом точно не обидят. Интуиция, как всегда, не подвела маленькую ведьму: уже через пять минут их с Эвансом усадили около окна, дали в руки кружки с чаем и бутерброды и даже погладили по головам, как маленьких. С разговорчивой Лили тотчас завели беседу, наперебой рассказывая о каждом факультете, — компания вмещала в себя представителя каждого, — и об учёбе в общем; к молчаливому мальчику второкурсники не лезли, думая, что тот заснул, и стараясь говорить как можно тише. — Да моего брата и пушечным выстрелом не поднимешь! — фыркнула на эти попытки Лили, чем вызвала новую волну хохота, до того смешное выражение лица она состроила. — А вы чьих будете? — спросила девочка с хвостиками. — Ой, прости. Меня зовут Анжела, Анжела Фрэнкс. Магглорождённая, факультет — Хаффлпафф. — И лучшая на своём потоке, — саркастически откликнулся мальчик с зелёным галстуком. — Я Сэм Дэвидсон, чистокровный американец. Учусь на Слизерине, живу в мрачных и холодных подземельях. Ни за что не поступайте на Слизерин, если вы теплокровные! — показательно передёрнулся он. — Да вообще на Слизерин не поступайте — гадюшник ещё тот. Майкл Коллинз, полукровка, Гриффиндор. А этот корчащий рожи грибной человек — Жерар Дюссо, француз без акцента с фиг знает какой кровью, Равенкло. — Кровь у меня красная, — цыкнул на Майкла Жерар. — А вы совсем запутали ребёнка. Представишься? — Лили Эванс! — рассмеялась рыжая. — А мой брат — просто Эванс! Он всё никак не выберет себе имя, — шёпотом произнесла девочка, будто доверяла великую тайну. — Я люблю цветные карандаши, они классные. Вы знали, что у магов совсем нет ручек? Пишут перьями, из хвостов птичек. Малиновка чирикнула, высовывая маленькую головку из нагрудного кармана Эванса. Несмотря на то, что с ней в основном возилась Лили, птичка почему-то больше любила её брата, который мог часами пролежать без единого движения. С чем связана такая привязанность, Лили не знала, но искренне радовалась: даже Эванс не мог убедить себя, что любовь животных надумана ими самими. О нет, он прекрасно осознавал, что обычные, ослеплённые инстинктами животные — самые искренние существа на всей планете, и что ненавидят звери так же яростно и полно, как и обожают своих хозяев. Птичка, что-то неразборчиво пролепетав, вновь скрылась в кармашке. Эванс, не открывая глаз, поднёс руку к груди и погладил тёплый комочек сквозь ткань. Трепетание птичьего сердечка словно заглушало для него все остальные звуки, от смеха детей до стука колёс. Его сознание плыло по мерной, неспешной реке. Ненастоящая вода заливала уши и нос, и Эванс не мог дышать или слышать что-то. Не было даже биения его собственного сердца — но к этому мальчик за несколько лет привык. Его сердце давно было мёртвым, и жизнь в теле держалась лишь благодаря магии. Он погружался глубже. Солнечный свет медленно рассеивался, поглощённый водой; вокруг плавали огромные, зубастые твари. Но и их становилось меньше с каждым мгновением: даже такие хищники предпочитали не опускаться в эту воду настолько глубоко. Мальчик ощутил холодные руки на своих ногах и предплечьях. Невидимые люди схватили его за одежду и принялись тащить вниз. За мгновение до того, как спина Эванса коснулась илистого дна, вода всколыхнулась и заволновалась. В несколько секунд водоворот, появившийся из ниоткуда, подхватил сознание Эванса и буквально выплюнул на поверхность — в скучную, серую жизнь, на воздух. В котором не было слышно стука колёс, зато отчётливо раздавался голос Лили: — Эванс! Эванс, просыпайся! Мы приехали! Как сомнамбула, Эванс послушно поднялся со своего места. Лили, привыкшая к подобному поведению своего брата, взяла дело в свои руки: по-быстрому пригладила красные волосы, пробежалась пальчиками по ряду пуговиц, накинула на плечи брата ученическую мантию, взяла Эванса за запястье и вывела из купе. Малиновка, едва дети вышли, вылезла из кармашка и улетела. Эванс не волновался. Птица всегда возвращалась. Четверо второкурсников ждали их у выхода из вагона. Девочка-хаффлпаффка указала, куда нужно идти, а француз из Равенкло наколдовал несколько ярких, прелестных световых шаров, чтобы дети не упали впотьмах. Великан-сопровождающий на Лили никакого эффекта не произвёл. Она видела людей и повыше. В фильмах, правда… вот Халк точно был выше. И круче. Он же зелёный! Дети подошли к берегу озера, выслушали указания великана и принялись неуверенно рассаживаться по хлипким лодочкам. Лили не понимала смысла всей этой процессии: почему они не могли, как второкурсники, доехать до замка на каретах? Это наверняка было бы удобнее, да и не так страшно. Всё же, ночью плыть по тёмному озеру, когда из освещения — только далёкий фонарь великана и слабеющие на глазах светлячки… В лодку они с братом сели с двумя совершенно не похожими друг на друга детьми: тонким прилизанным блондином, — Лили он не понравился сразу, — и довольно пухлым мальчиком со взглядом забитой хозяевами собаки. Разговор ни с первым, ни со вторым у девочки не клеился, так что плыли молча. Впереди показались очертания то ли моста, то ли природного камня, который продолбили насквозь. В итоге получался своеобразный проход, через который и плыли лодочки. — Пригнитесь! — громогласно скомандовал великан, когда его лодка подошла к камням. Дети дружно склонили головы. Скорее от испуга от громкого окрика или от привычки подчиняться взрослым, чем по собственному желанию. Лили, признаться, тоже едва по-пластунски не распласталась по лодке — такого баса она не слышала даже у дворника в приюте. А вот Эванс остался сидеть, не пошевелившись. И Лили с ужасом увидела боковым зрением, как из воды рванулись человеческие силуэты. Руками они вцепились в одежду её брата. Затем эти твари так же быстро утащили Эванса под воду, никто и пикнуть не успел. Не было ни плеска, на вскрика — Эванс ушёл под толщу воды молча. Да и Лили первые мгновения не могла никак вымолвить хотя бы словечко. — Остановите лодки! — заверещала она, справившись с собственным голосом. — Мой брат в воде! Остановитесь! Она едва не сиганула вслед за Эвансом, но попутчики с неожиданной для детей силой вцепились в неё, не давая совершить сумасбродный поступок. — Да пустите вы! Эванс! Эванс! Эванс едва слышал её голос через толщу воды. Он расслабленно прикрыл глаза и повернул голову, чтобы взглянуть, кто тащит его вниз. Это были не русалки и не тритоны, про которых уже успела прочитать Лили в учебниках. И не гриндилоу — у тех слишком длинные пальцы, их ни с чем не спутать. Серая, раздувшаяся и слегка сползшая с лица кожа определённо принадлежала мертвецу. Относительно свежему утопленнику, если Эванс ничего не путал. Труп был изрядно поеден рыбами, его глаза стали совершенно белыми, а носа просто не было. С другой стороны тоже был мертвец. И снизу, вцепившись в одежду, Эванса также наверняка тащил труп. И все эти умертвия были такими сильными, что ни один живой не смог бы с ними справиться. Эванс же не стал и пытаться. Дышать ему было не нужно, — спасибо мёртвому сердцу и застывшей крови, — холода он не чувствовал, страшно не было. Только немного жаль Лили. Она наверняка перепугалась до икоты. — Даже не будешь вырываться, юный Мастер? Мертвецы остановились. Вода вокруг была такой чёрной и непроглядной, что Эванс не понимал, где верх, низ, право и лево. Казалось, будто он парит в этой черноте, как в космосе, где неожиданно умерли все звёзды. Перед ним завис его давний знакомый. Белые длинные волосы колыхались, как диковинные водоросли, и слегка светились. Но этот свет не отдалялся от фигуры Безликого дальше, чем на расстояние ладони. — Может, хотя бы ответишь? — с насмешкой спросил мужчина. Эванс глубоко вздохнул. Вода полилась в лёгкие, сырая и пахнущая тиной. — Зачем ты дёрнул меня? — Вечно ты отвечаешь вопросом на вопрос… Мертвецы заворчали, как недовольные псы. Один особо резвый встряхнул Эванса, но мальчик на это не отреагировал, продолжая смотреть прямо на Безликого. — Я не смогу пройти на территорию школы, — сказал мужчина, — и ты должен об этом знать. Поэтому пока ты сам по себе. — Как много? — Что? — Как много времени тебе потребуется, чтобы решить эту проблему? — уточнил Эванс. Безликий запрокинул голову и расхохотался. — Милый, милый ребёнок! Время — лишь ваша веха, юный Мастер. В масштабах вечности всё песок… три месяца. Может, меньше. Ты поймёшь. По одному мановению руки мертвецы за спиной Эванса распались тяжёлым илом. Мальчику показалось, что он слышал облегчённый вздох от неживых. Безликий обошёл Эванса, будто бы ходил по полу, а не находился глубоко под водой. Белые волосы колыхались при каждом движении, как живые. Зайдя Эвансу за спину, мужчина легко коснулся лопаток мальчика рукой — кожа у безликого была ледяной, а прикосновение ощущалось даже через одежду. — Иди, юный Мастер. Живот Эванса обхватило огромное щупальце, затем за несколько секунд оно вытащило ребёнка на поверхность. Эванс услышал сестру и бас великана, который пытался успокоить разволновавшихся детей. — Вот, вот твой брат! Живой и невредимый! Хогвартс — безопасная школа, вот! Лили при виде Эванса радостно заверещала. Когда щупальце осторожно опустило мальчика в лодку, Лили кинулась к брату и едва не перевернула судёнышко. — Эванс! Эванс! Ты в порядке! Господи, ты в порядке! Скажи что-нибудь! Эванс хотел было немного успокоить сестру, но не смог произнести ни слова: изо рта и из носа у него полилась стылая озёрная вода. Мальчишки-попутчики этого не видели. Было темно, светлячки-заклинания давно выдохлись, а лампа великана оказалась далеко впереди. К тому же, их больше волновало появление легендарного озёрного кальмара.