Мёртвое сердце

Он едва его видел — только смутные очертания и много белизны плотной кожи. Ещё были тёмные вишнёвые глаза и зубы, оскаленные в недоброй улыбке. Эванс видел его руки: по-мужски сильные, с длинными пальцами и аккуратными короткими ногтями. Под кожей ярко просвечивали тёмно-синие вены. Руки были аккуратными, словно новыми, не знающими тяжёлого физического труда. Красивыми. Этими же руками он проламывал Эвансу грудную клетку, раз за разом. Опирался ладонями на стеклянные косточки, переносил на них вес и проваливался по самые запястья. Эвансу не было больно. Как всегда. Мужчина наклонялся к нему, вдыхал глубоко, будто выискивая в запахе Эванса что-то приятное, но неуловимое. Коротко хмыкал, когда ощущал искомое — и отстранялся. За эти мгновения у Эванса получалось увидеть его лицо — немного, самым краем мертвеющих глаз. Длинные жёсткие ресницы, совершенно прямые. Подбородок без намёка на щетину. Впалые щёки, прямой нос, тяжёлые веки. И глаза — две спелых тёмных вишни. Глаза запоминались больше всего. До того, как он наклонялся к Эвансу, были другие картины. Другие ощущение, про которые Эванс только слышал краем уха. Секс. Эванс не знал многого о сексе. От него получали детей, от него получали удовольствие. Раньше Эванс не думал, что эта сфера жизни когда-либо его заинтересует — он не мог представить себя с кем-либо в одной постели для такого рода… занятий. Особенно это не получалось с женщиной. Он пытался представить себя с Лили — не вышло, хотя сестру он видел каждый день и даже знал, как выглядит она без одежды. Всё же, в одной комнате в приюте жили. Сестра оставалась сестрой, она в его фантазиях могла насмешничать, шутить, рассказывать какие-то байки и сказки, строить планы на будущее. Если Эванс убирал с её воображаемой фигуры одежду, то не-Лили отбирала у него одеяло, куталась в него и бурчала что-то вроде «Эванс, холодно!» Совсем другие картины он видел с этим мужчиной. В них он пылал. Кожа становилась открытой раной, любое прикосновение прошибало до холодного пота. Суставы выкручивало от внутреннего зуда, попытки вдохнуть немного воздуха проваливались, горло перехватывало спазмом. Яркое пятно оргазма смазывало весь мир вокруг до невнятных картинок, а потом этот волшебный, восхитительный мужчина наклонялся к Эвансу — раз за разом. Это было настоящей пыткой, видеть подобные картины раз или два в неделю. Не было никакой точной периодичности в появления подобных видений, а потому Эванс ждал их еженощно. Он даже стал ложиться в кровать, потому что однажды замер на полночи посреди коридора в Блек-хаусе и тем самым перепугал Сириуса чуть ли не до панической атаки. — Я тебя чую, — сказал мужчина однажды Эвансу. — Я чую, что ты здесь. Эванс не смог никак высказать своего присутствия. Его хватило только на судорожную попытку посмотреть в эти восхитительные вишнёвые глаза, но собственные зрачки едва дёрнулись. Этого оказалось достаточно. Мужчина радостно оскалился и наклонился ещё ближе. Его руки провалились в грудную клетку Эванса, крылья носа затрепетали от попытки насладиться только им ощущаемым запахом. — Я тебя найду. После Эванса вышвырнуло обратно в своё тело. Кровать, в которой он лежал, была холодной и идеально-выглаженной. Редкие складки на покрывале собрались только из-за Эванса, что наконец использовал мебель по назначению. Он медленно сел, слегка подрагивающими руками пригладил волосы. Тело у него оставалось холодным, его не трогали никакие страсти разума. Оно не отзывалось ни на желание, ни на перенесённые ощущения. Пах ощущался как всегда — никак. А в видении там был и жар, и зуд, и облегчение, когда тот мужчина опустился на член Эванса сверху. Потом становилось так хорошо, легко, тесно, приятно-влажно-умопомрачительно, что оставалось только закатывать глаза от удовольствия и выгибаться. Но в видениях он был этого лишён — чужое тело его не слушалось и не двигалось, будучи под властью заклинаний мужчины с вишнёвыми глазами. Собственное тело не отзывалось, будучи совершенно мёртвым. Не помогали ни желание, ни магия, ни даже Лили, хотя сестра ударными темпами изучала некромантию и обещала «что-нибудь придумать». Он не говорил ей всего, однако намёками дал понять, что хотел бы чувствовать немного больше. На улицу медленно наползал рассвет. Подкрадывалось первое сентября. Эванс спустился в столовую и сел на диван у стены. Задумчиво баюкая медальон, — трофей, отобранный у старого домовика в этом мрачном доме, — Эванс размышлял. Ему нравился этот мужчина с вишнёвыми глазами. Очень. Он ощущался родным, желанным, он должен был присутствовать в жизни Эванса. Им хотелось обладать, во всех смыслах. Потому что он был нужен Эвансу намного сильнее, чем Эванс был нужен ему. Он ощущался так же, как медальон, как дневник, и, — немного, — как Квиррелл. — О, щеночек! Ты давно здесь сидишь? Соскучился по Хогвартсу? Эванс поднял голову, увидел Сириуса и вяло улыбнулся. — Просто кошмар. Тёплый, мягкий взгляд Блека тотчас стал обеспокоенным и острым. — Тебе что-то надо? Полотенце, воду? Успокоительное? Нет, зачем здесь полотенце, оно не надо… Дин! Дин!!! Немедленно сюда! Эльф, уже привыкший к эскападам нового хозяина, появился незамедлительно. Быстро оценив обстановку большущими глазами, он с хлопком исчез и возник снова менее чем за секунду. В больших руках была колба с тёмно-синим вязким успокоительным. Блек внимательно наблюдал за тем, как эльф набирает полную ложку зелья, а потом долго отплёвывался — гадкую микстуру успокоительного Дин скормил не Эвансу, а своему хозяину. Такое бывало достаточно часто, чтобы Эванс уже не беспокоился за психическое состояние Блека. Сириус пришёл в себя за пару секунд. Осоловело похлопал серыми глазами, помотал головой, чтобы избавиться от морока. Тяжело вздохнул и предложил Эвансу идти завтракать. — Хоть компанию мне составишь, если сам есть не хочешь. Эванс согласился. Примерно на середине завтрака ко столу подошла Лили. Дин и Кричер сразу расстарались — маленькую Госпожу они любили намного больше, чем собственного Хозяина или самого Эванса. Лили постоянно потчевали чем-нибудь вкусным, её простыни пахли мятой и можжевеловыми углями, её комната была вымыта до скрипа. После завтрака была короткая ревизия и проверка чемоданов, затем — каминное перемещение на платформу Хогвартс-экспресса. Сириус быстро распрощался с подопечными, хотя явно хотел остаться подольше. — Сами понимаете, — немного нервно извинялся Блек. — Сложно мне в толпе. Это пока десять часов и людей нет, а потом набегут. Так что я того… пойду, хорошо? Лили, простишь? — Прощу, прощу. Не волнуйся, мы уже не мелкие, как-нибудь справимся с поездом и багажом. Сириус улыбнулся. — Отлично, малышка, я рад! Эванс, оленёнок… скоро встретимся. Я навещу вас в выходные в Хогсмиде, окей? Прогуляемся или навестим эльфов, если вы по ним соскучитесь. — Обязательно, — кивнул Эванс. Полчаса ожидания подростки провели довольно скучно, сидя на лавочке и разглядывая прибывающих на перрон. Лили, несмотря на большое дружелюбие, не завела по-настоящему тесной дружбы ни с кем из детей. Точнее, ни с кем из оставшихся в живых детей. Приятельницы же вполне могли подождать до замка или хотя бы до поезда. Лили решила провести немного времени в уединении с братом. Как только поезд дал гудок на погрузку, они прошли в свободное купе и закрылись изнутри. После тишины и благодати лечебницы в Швейцарии, после мягкого обволакивающего ужаса дома Блеков вся эта яркая толкотня на перроне нервировала. Если бы Лили могла, то она бы, как Сириус, сбежала бы отсюда далеко-далеко. Ну или хотя бы переместилась сразу в Замок — чего зря кости в поезде трясти? Большую часть поездки провели в молчании. Эванс медитировал над своим медальоном — обычное занятие для него в последние дни. Лили почти в такой же позе сидела напротив, вертя в руках кольцо из бирюзы. Оно так и не дошло до своего владельца, потому что Таинственный Профессор не нашёл времени, чтобы посетить дом Блеков. Лили не обижалась. Ну, только если самую малость. Кроху. Сильно, очень сильно. Неприятные мысли заглотили Лили почти полностью, как всегда бывало. В волосах быстро стало потрескивать от волшебства — контроль над эмоциями и магией у девочки после не-средневековья был отвратительным. Хорошо ещё, что вообще был, потому что медики из Швейцарии прямым текстом говорили: только чудо спасло Лили от участи Обскура. — Эванс, я пойду прогуляюсь. Брат что-то невнятно промычал в ответ. Лили на это довольно кивнула: всё-таки, общение с Блеком явно пошло на пользу её дорогому Эвансу. Он хотя бы стал отвечать! По вагону она прошлась очень быстро, заглядывая в каждое купе в поисках знакомых лиц. Безрезультатно; каким-то чудом они с Эвансом выбрали вагон первокурсников. Искомые лица нашлись только в третьем вагоне. Знакомая мультифакультетная четвёрка обрадовалась Лили как родной. — А брат твой где? — поинтересовался Сэм сразу, как Лили заглянула в купе. — Сидит в одиночестве, — отмахнулась Эванс. — Я так по вам соскучилась! Общение было милым и приятным, почти забытым. В клинике с Лили общались по-деловому или как с ребёнком, чего она не любила; Блек перескакивал с сюсюкания до извинений и общения со взрослой Лили; в не-средневековье её не воспринимали серьёзно, хотя спрашивали, как с остальных магов; непонятные для Лили пренебрежение и избегание со стороны Северуса и вовсе ранило калёными стрелами прямо в сердце. И вот теперь Лили оказалось невероятно приятно очутиться в компании, которая приняла её как равную. Сэм и Майкл обступили её с двух сторон, расспрашивая про Швейцарию и про то, где Лили пропадала до клиники целый год; Анжела весело и предвкушающе блестела глазами — явно у неё была какая-то сногсшибательная новость; Жерар, не изменяя себе и традициям «умного» факультета, что-то писал на длиннющем свитке. И всё бы хорошо, но Лили чувствовала то, что в последнее время окружало её. Ненавязчивое внимание, взгляд, направленный на её лицо. Точнее говоря, на бордовую полосу шрама. Ну, четвёрке хотя бы не пришло в голову расспрашивать про травму. За это Лили в последнее время проклинала едва ли не на автомате — так её достали вездесущие «доброжелатели». — Ну всё, всё, разойдитесь! — сказала Анжела, устав ждать, пока Сэм и Майкл наговорятся. — Давайте, ребятки, идите погуляйте. У нас тут будут девичьи секреты! Сэм и Майкл на удивление синхронно закатили глаза. — Ну что, Жерар, идём, — позвал гриффиндорец. — Тут будут де-евичьи разговоры. Слышишь? Француз отмахнулся — и только. — Он нам не мешает, — хмыкнула Анжела. — Так что идите, гуляйте, голубки. — Эй, что значит «не мешает»?! — возмутился Майкл. — Анжела, это… Сэм не стал ничего говорить и тычком под рёбра приструнил друга. Вместо этого он взял девушку за руку и коротко склонился над ней, даже не касаясь кожи губами. Не поцелуй, только его обозначение. — Это довольно грубо с твоей стороны. Но я всё ещё раб у твоих ног, прекрасная нимфа. — И я всё равно прошу тебя удалиться. — Как прикажешь. Майки, пошли! Лили увидела, как Жерар поднял глаза от своего свитка и мельком улыбнулся, когда его друзья вышли из купе. Глаза Анжелы горели предвкушением. — Ну, слушай! Новости были довольно интересными, но для Лили, откровенно говоря, бесполезными: четвёрка мультифакультетов собиралась жениться. Да, все четверо. Нет, особых ярких чувств у них друг к другу не было; брак требовался Жерару из-за родовых особенностей, — он не говорил, каких, — и Анжеле для защиты от меняющейся в стране власти. Майкл и Сэм предложили кварту, потому что оба неровно дышали к смешливой хаффлпаффке и не имели иных друзей, кроме их тесной компании. — Сама понимаешь, времена сейчас неспокойные, — тяжело вздохнула Анжела. — Так что делаем что можем. — Но кварта? — Лили подняла брови. — Это, на мой взгляд, несколько… чрезмерно. Она читала про такие браки в Швейцарии — спасибо достойной библиотеке в клинике. Ничего необычного для магического сообщества, если честно. Подобные браки заключались пусть не повсеместно, но достаточно часто, чтобы не быть такой уж диковинкой. Самой знаменитой квартой отчего-то считались Основатели Хогвартса; Лили, естественно, знала, что этим там и не пахло. Слизерин был влюблён в Розиту едва ли не сильнее, чем Годрик любил Хельгу; Ровене вообще не было дела ни до чего, кроме своей дочери. А уж после отказа Скальда в отцовстве Лили вообще не думала, что женщина проживёт ещё хотя бы сорок лет. Спросить, что ли, у Серой Дамы?.. Озарение прошибло до холодного пота. Ведь Серая Дама — это же Еленка! Маленький, черноглазый неживой ребёнок, которого Лили таскала на руках и которого Лили воскресила. Вымолила у Смерти, как говорил лич. А теперь-то она мало того, что взрослая женщина с угрюмостью на лице и чернильными глазами, так ещё и совсем мёртвый призрак… — Тебе нехорошо? — заметила изменившееся настроение Анжела. — Воды, яблоко? — Яблоко. И воды. Спасибо. Мрачно хрустя фруктом, Лили продолжала размышлять. В библиотечных книжках говорилось даже про более экстремальные браки. Не кварты и не триады, а самые настоящие оргии: более двадцати брачующихся. К такому обычно прибегали слабосилки, потому что магический потенциал в этом случае складывался и преумножался. Побочный эффект — равная продолжительность жизни для мужчин и женщин. То есть, если погибает один из мужчин, то быстро умирают все остальные, женщины же продолжают жить; наоборот тоже работает. — А не боишься остаться одна? — спросила Лили у Анжелы. Хаффлпаффка беспечно пожала плечами. — Смерть за каждым придёт рано или поздно. А совсем одна я не останусь, за мной присмотрит родня Жерара. Я была у них летом, милейшие люди. Госпожа Пер… — Кхм. — Ой, прости, Жерар. В общем, бабушка у него очень милая, хотя достаточно старомодная. И она оценила нашу идею с квартой. Лили, ты прости, что не называю имени — сама понимаешь, ситуация… — Ладно, не страшно. Что ещё интересного произошло? Сэм и Майкл вернулись почти к самому концу поездки. Парни были злорадно-довольными, лица у них раздулись, а глаза заплыли то ли из-за проклятия, то ли из-за простого мордобоя. Анжела сразу принялась хлопотать, и Лили откланялась. Ей было нужно вернуться к брату и проследить, переоделся ли Эванс и готов ли он к выходу. Брат радовал изменившейся одеждой и спокойным умиротворением. Носка медальона из дома Блеков явно положительно сказывалась на Эвансе, делая его благодушным и немножко более живым. Они вышли из вагона только после того, как оголтелые школьники полностью вытекли на улицу. Лили по пути помогла одному из первокурсников — мальчишка запутался в собственной мантии, упал и растерялся. Слёзы лились из тёмных глаз настоящим градом, и Лили самой чуть ли не до рыданий стало жалко мальчишку. Увидев свою спасительницу, тот икнул и расширил глаза. Ну, по крайней мере, шрам Лили достаточно его шокировал, чтобы ребёнок перестал реветь. — Пошли, — приказала она, — отведу тебя к другим. Эванс, иди к каретам, я догоню! Брат Лили кивнул, помог ей выйти на перрон и будто растаял в окружающей темноте. Лили незамедлительно зажгла Люмос и повела первокурсника по хорошо запомненной склизкой дорожке. Теперь-то она стелилась под ноги. Лили делала жидкую грязь твёрже, как учила Розита; мысленно разговаривала с землёй, как советовал Салазар; слушала магию, как показывал Годрик. Призраки, — только воспоминания, воспоминания! — Основателей стояли у неё за плечами, рассказывая, как обращаться с их дорогим ребёнком. Хогвартсом. Завидев вдалеке громоздкую фигуру лесника, Лили приветственно замахала волшебной палочкой-фонариком. — Хагрид, привет! Лесник её оклика отчего-то смутился: заозирался, заёрзал, несмело улыбнулся в густую бороду и поднял фонарь повыше, чтобы разглядеть подругу по переписке получше. — Лили! Рад видеть, того-это, рад! Что ж ты не фестральчиках? — Первогодка потерялся, пришлось проводить. Рубеус крякнул; фонарь качнулся. — О как… ну, тады поплывёшь в лодке с нами, каретки-то ушли уже все. Брат твой там, надеюсь? Он подошёл ближе, нависнув над Лили. В свете своего огромного фонаря Хагрид наверняка видел её полностью — и шрам, конечно, тоже. При этом он ничем не выдал ни интереса, ни беспокойства, ни чего-либо ещё, связанного с изменениями в её внешности. Эванс даже на секунду показалось, что он вовсе не видел её шрама. Было приятно. Она усадила первогодку в лодку к другим первачкам, сама села в последнюю шлюпку. Зачарованные посудины спокойно выносили даже вес полувеликана, что им Лили — в ней едва набиралось сорок килограмм, несмотря на полтора метра роста. Уж чары выдержат. Лодки отчалили от земли, первачки затаили дыхание от страха и восхищения. Лили внимательно смотрела по сторонам, сравнивая свои воспоминания с тем, что видела сейчас. Многое изменилось, но ещё больше осталось прежним. Лили даже смогла увидеть подарок лича — небольшой артефакт, впаянный в каменную арку. Её лодка последней проплыла грот. Лили не кланялась — знала теперь, что это ничего не несёт. Она ощутила короткую вспышку могильной магии, но смогла удержаться от того, чтобы передёрнуться. Когда она сошла с лодки у Хогвартского причала, на её плече сидела крошечная птичка с ярко-рыжей грудкой.