Март 2021 года
Ты никогда не бросишь меня, потому что я оставлю тебя первым
Мне не нужно, чтобы кто-то причинил мне боль
Почему каждый раз, когда начинается что-то хорошее
Я должен пойти и разбить себе сердце?
Стройте, разрушайте, смотрите, как все разваливается
Влюбитесь, облажайтесь, разбейте себе сердце
________________
— Сириус, хватит! Я ничего не вижу. Сириус открывает дверь их общей квартиры и восхищается украшениями для вечеринки, над которыми он с Джеймсом работали весь день. — Мы почти дошли, малыш, потерпи. — Я был бы намного терпеливее, если бы ты снял повязку с моих глаз, знаешь ли, — отвечает Ремус. Сириус качает головой, хотя Ремус этого не видит: — Это бы испортило сюрприз, Лунатик. Боюсь, ты не понимаешь сути сюрприза. — Заткнись и пошевеливайся. Сириус собирается напомнить своему парню, что ему следует быть мягче с человеком, планирующим вечеринку-сюрприз на его день рождения, когда что-то или кто-то пугает их обоих. — Ремус, с днем рождения! Ремус поворачивает голову на шум: — Джеймс? Сириус не может поверить своим глазам: — Сохатый? — Единственный и неповторимый. — Что ты здесь делаешь? — раздраженно спрашивает Сириус. — Разве мы не празднуем день рождения Луни? — Ты слишком рано! — Ты сказал встретиться в шесть. — Нет! — Сириус хнычет. — Я сказал в восемь. — О… — Джеймс даже не выглядит сожалеющим. — Ну, я тоже здесь живу, так что, думаю, могу быть здесь в любое время, когда мне заблагорассудится. — Я когда-нибудь говорил тебе, как сильно тебя ненавижу? — Как ежедневные прокладки, каждый Божий день, — Джеймс улыбается. — Но не волнуйся, я заберу Лили, чтобы выиграть время, поэтому ты можешь делать все, что захочешь. — Она буквально живет через две улицы от нас, — возражает Ремус. — Нам все равно, Джеймс потеряется, верно? — Я сделаю все возможное для этого. — Спасибо, я очень признателен. — Пожалуйста, не оставляй меня наедине с Сириусом и этой повязкой на глазах, — умоляет Ремус. — Оу. Думаю, что мне придётся оставить тебя в таком положении, потому что я не хочу видеть, что произойдет. — Иди на хуй. — О нет, дорогой Лунатик, иди на хуй. Сириус останавливает их: — Сохатик, тебе лучше уйти, пока я сам тебя не вышвырнул. — Отлично! Отлично. Я здесь не нужен, понял, — Джеймс поднимает руки в знак поражения. — Просто уйди. — Хорошо, — он поворачивается к Ремусу и целует его в макушку. — Еще раз с днем рождения, Лунатик. Я скоро вернусь. — Отлично, не могу дождаться. — Не будь таким. Сириус подталкивает его к двери: — Джеймс. Уходи. Отсюда. — Я ухожу! — он кладет руки на ручку. — Развлекайтесь, малыши! Затем он, наконец, выходит. Сириус выдыхает. — Хорошо. Я отведу тебя в твою комнату, а потом ты сможешь снять повязку с глаз. — Мою комнату? — Пожалуйста, не будь как Джеймс. — Извини, — смеется Ремус, — но мне не терпится снять эту штуку. Сириус ведет его в спальню и усаживает их обоих на кровать. — Просто… не жди чего-то сумасшедшего, ладно? — Это будет чем-то безумным, потому что это ты, Сириус, — тепло говорит Ремус, и это должно означать что-то более глубокое, чего Сириус не может уловить. — Что ты имеешь в виду? Ремус нежно улыбается: — Я имею в виду, что люблю тебя, и тот факт, что ты нашел время что-то сделать на мой день рождения, уже делает меня счастливым. Мне даже не нужно это видеть. — Ну, я думаю, тебе нужно это увидеть, потому что я потратил на это весь день! Ремус смеется: — Ты знаешь, что я имел в виду… — и Сириус понимает, но от одной мысли об этом у него сжимается желудок. — В любом случае, — говорит Ремус, — давай узнаем! — и он снимает повязку с глаз, чтобы снова увидеть свет. Первое, что он видит — это темнота, и на секунду он задается вопросом, действительно ли снял повязку. После он видит то, что должен увидеть. Блестящие маленькие звездочки на потолке над ними. Планеты. И луна, гордо висящая посреди всего этого. Это похоже на настоящее ночное небо, в этом Ремус уверен. — Также на стене висят воздушные шары с пожеланиями счастливого дня рождения, но их будет лучше видно при включённом свете. — Это красиво, Сириус, — все, что может сказать Ремус. — Созвездия реальны, — объясняет Сириус, — я, конечно, поместил только известные, но они там, где должны быть. — Потрясающе. Это почти лишает меня дара речи. Слова заставляют Сириуса улыбнуться: — Ну… Возможно, я сделал лишь одну личную модификацию. — Какую? — Видишь вон ту звезду рядом с Луной? — Ага? — Это Сириус. И Ремус не может сдержать смех: — Тогда это идеально. Ты и я, застрявшие на моем потолке. Мне нравится эта задумка. Если бы Сириус был глупым, он бы сказал, что глаза Ремуса сияют ярче, чем звезды, о которых они говорят. Он бы сказал, что его улыбка ярче, чем солнце. Но он не слащавый, поэтому держит рот на замке, боясь, что слова могут вырваться из его рта. — Я рад, что тебе нравится. На самом деле, это не главный подарок. — Правда? Сириус кивает: — Он на балконе. — Там чертовски холодно. — Ну, — встает, — надень свой любимый свитер, потому что мы идем гулять. — Подожди! — Ремус хватает его за рукав. — Что? — Позвольте мне хотя бы поблагодарить тебя, — и он притягивает Сириуса, чтобы поцеловать его. Сириус улыбается ему в губы, но быстро прерывает поцелуй: — Давай, Луни! Я хочу показать тебе это до того, как Джеймс грёбанный Поттер вернется. Ремус закатывает глаза, но в конце концов тоже встает: — Отлично. Мы идём на улицу, где ужасный холод. — Та-да, — говорит Сириус, как только они достигают балкона. Ремус обернут в три слоя одежды и руки Сириуса. Он думает, что этого вполне достаточно для подарка. — Где оно находится? — Не делай вид, что не видишь огромную завернутую вещь посреди нашего балкона. Ремус пожимает плечами: — Просто хотел убедиться. — Ха-ха, — Сириус нежно хлопает его по плечу. — Тогда давай, открывай! И Ремус делает то, что ему говорят. Он открывает подарок, и его сердце пропускает несколько ударов, когда его глаза встречаются с телескопом, который купил ему Сириус. — Ты не сделал этого, — говорит Ремус. — Конечно, сделал, ты же меня знаешь. — Сириус, это… — Клянусь Богом, если ты скажешь «слишком дорого», я столкну тебя с балкона. Ремус кашляет: — Я не собирался этого говорить, — защищается. — Да? — поддразнивает Сириус, — и что ты тогда собирался сказать? — Спасибо. Сириус кивает с довольной улыбкой: — Да, я так и думал. Ремус показывает ему средний палец. Их смех раздается в мартовском воздухе, и Сириус ловит себя на мысли, что их можно спасти.***
Уже почти четыре утра, когда они сидят на балконе. Гости ушли (потому что, конечно, Джеймсу приспичило устроить вечеринку, чтобы отпраздновать день рождения Ремуса), и они наслаждаются мирным временем вместе. Они лежат на полу с достаточным количеством одеял, чтобы Ремус мог выжить, настолько близко, что не видят разницы между своими телами. Сириус не знает, где он начинается и где заканчивается Ремус, в последнее время он часто испытывает это чувство. Страшно. — Смотри! — Сириус указывает на небо, — вон там я. Ремус мягко улыбается: — Твоя звезда так же прекрасна, как и ты. — Дурак. — Но ведь правда. Сириус пожимает плечами, оглядываясь на ночное небо. Он слишком много знает об астрономии. Не то чтобы ему не нравились звезды, ему просто не нравилось, как он всему этому научился. Но глаза Ремуса засияли так ярко, когда он распаковал свой подарок и нашел телескоп, что Сириус ничуть не сожалеет, думая о звездах. Это всегда будет будить что-то внутри него. Что-то темное, что он всегда чувствует, когда дело касается его семьи. Что-то прямо в его Блэковской крови, гнилой с самого рождения. Что-то в его ДНК предназначалась для того, чтобы проклясть его навеки, потому что Блэки — зло, и он никак не может быть исключением. Единственное исключение, о котором он может думать, это его драгоценный младший брат. Ему все еще больно думать о нем, но он ничего не может поделать. Сегодняшняя ночь на улице и наблюдение за звездами напоминает ему о том времени, когда они были молоды. Когда они были детьми, если они когда-либо были. Взросление с Орионом и Вальбургой на самом деле не дает вам шанса побыть ребенком. Но когда они были моложе, они обычно лежали вместе и говорили о звездах. Сириус проделывал это так много раз, из-за чего знает, что может закрыть глаза и указать точное место своей звезды. Он может так же легко указать на Регулуса или на созвездие своего отца, или на любой объект, связанный с его семьей. Вот что он делает сегодня вечером. Как рефлекс. Его палец снова указывает на небо. — Вот, — шепчет он, — это Регулус, — и Ремусу нечего предложить, кроме грустной улыбки. Но этого достаточно. Этого всегда было достаточно. Этого должно быть достаточно. — Правда ли то, что говорят астрономы, — спрашивает Сириус, — что звезды могут сиять, даже если они мертвы? Ремус кивает: — Из-за скорости света, да. Чтобы свет звезд дошел до нас, нужны годы, поэтому свет, который мы видим, может быть старше нас. — Как ты думаешь, звезда Регулуса может быть мертва, а то, что мы видим, просто быть подделкой? Ремус вздыхает и смотрит на него. Есть что-то почти грустное в том, как карие глаза смотрят на Блэка. — Я понятия не имею. Какой ответ ты бы предпочел? Тебе нужно, чтобы его звезда тоже умерла, или, чтобы она сияла долгие годы, благодаря чему ты мог бы чувствовать, что он все еще здесь? И Сириус не знает. Он просто знает, что скучает по своему брату, и ненавидит себя за то, что взвалил это на плечи Ремуса в его день рождения. Потому что это должно быть о радости и жизни, а не о печали и потерях. Потому что у Ремуса уже достаточно потерь, чтобы нести еще и потери Сириуса. Сегодня день рождения Ремуса, и они должны праздновать жизнь, но Сириус чувствует себя призраком. Он не знает, как долго будет справедливо продолжать преследовать Ремуса. — Я не знаю, — в конце концов отвечает он. — Я просто хочу, чтобы он был здесь. — Я понимаю, любимый, — Ремус целует его плечо, шею, макушку. Он обнимает его изо всех сил. — По крайней мере, я здесь, — от этих слов Сириусу хочется кричать. Он хочет оттолкнуть его. Встать и уйти, никогда не возвращаться. Он хочет рассказать ему обо всем, что продолжает крутиться в его поврежденном мозгу. Все, что говорит ему его внутренний голос, и то, как этот голос звучит очень похоже на его мать. Не делай этого, Ремус, не будь таким милым. Я не создан для любви, все, что я знаю, это потеря. Все, что я знаю, это то, что ничто не вечно. Это закончится. Я собираюсь закончить. Я причиню тебе боль. Я сломаю тебя, Ремус. Я слишком сильно тебя люблю, чтобы это было нормально. Не будь рядом со мной, потому что я никогда не буду рядом с тобой. Я умею только подводить людей. Я трус, я не заслуживаю твоей любви. Это начинается снова. Это никогда не останавливается. Никогда не дает ему покоя. Но он просто кладет голову на изгиб шеи Ремуса. Вдыхает его запах. Тонет в его тепле. Наслаждается тем, что ничто другое не может заставить его чувствовать себя так. Ему нравится то, что он почти чувствует себя живым. Вот где он должен быть. Вот где дом. — Спасибо, Рем.***
Сегодня. Сириус чувствует. Это должно произойти сегодня, иначе его разорвёт. Он стоит перед зеркалом в ванной уже очень давно и не может найти мужчину в своём лице. Сириус не может найти себя в отражении, которое видит. Если он продолжит смотреть в зеркало, то обязательно заплачет, как в душе несколько минут назад. Если он будет держать рот на замке, а чувства внутри себя, то утонет и никто ему не поможет. Он должен рассказать. Должен что-то сделать. Должен спасти себя. И он не знает, когда и как. Но это произойдёт сегодня.***
— Думаешь, мы проведём остаток жизни вместе? Они вместе курят на балконе, а город у их ног. Небо затянуто тучами, как и тело Сириуса. Его сердце бешено колотится с тех пор, как он проснулся, и страх, что оно остановится навсегда никак не покидает его. — Что ж, — заикается Сириус, специально избегая контакта с глазами. — Джеймс никогда нас не отпустит. Боюсь, он будет с нами до самой смерти. — Он будет, — смеется Ремус, — но я не это имел в виду. Сириус, очевидно, это знал. — О? — Я имел в виду… нас. Ты и я. Думаешь, мы всегда будем вместе? И это снова приходит. Злобно вползет в тело Сириуса. От его костей, прямо к сердцу, используя его вены, чтобы отравить его. Страх. Речь, которую он отрепетировал не позднее сегодняшнего утра перед зеркалом в ванной, призывает к действию. Он знает, что правильный ответ должен быть «нет». Правильно было бы воспользоваться этой возможностью, чтобы сказать это сейчас. Чтобы сорвать пластырь. Разбить сердце Ремуса прямо здесь и сейчас, когда он предлагает его на серебряной тарелочке. Но вы не убиваете людей, уже лежащих на земле. Вы не наступите на чье-то сердце, когда его кладут прямо вам под ноги. А Сириус человек принципиальный. Нет. На самом деле, Сириус трус, и он знает, что не готов увидеть разбитый взгляд в глазах Ремуса. Он знает, что никогда не будет готов. На улице сигналит машина, и это пугает их двоих. — Не понимаю, почему бы и нет, — лжет, а голос даже не дрожит. И Ремус улыбается ему в ответ улыбкой, которой он улыбается с одиннадцати лет. Улыбка, в которую Сириус влюбляется снова и снова. Улыбка, от которой он никогда не устанет, и улыбка, за которую он не простит себе убийство. — Хорошо, — говорит Ремус, — потому что я не могу представить свою жизнь без тебя. Эти слова не должны ранить так, как они это делают. Ему больно, потому что Сириус знает, Ремус обычно не настолько честен. Ремус забывает стесняться, когда они вместе. Он предлагает ему свою душу целиком и полностью. Никто никогда не увидит Ремуса так, как Сириус. Он имеет привилегии. Слова, которые он только что услышал, предназначены для него и только для него. Он знает, что, если он закончит отношения, у него больше никогда не будет шанса получить их снова. И он не хочет думать о мире, в котором Ремус не принадлежит ему полностью. Он не может представить себе мир, в котором слова любви не срываются бесстыдно с губ Ремуса, пока тот медленно погружается в сон. Он не может жить без любви Ремуса, наполняющей его сердце. Ремус крепко держит его за руки, обнажая зубы в улыбке: — Я чертовски сильно тебя люблю, — он говорит ему и сердце Сириуса замирает. Тонет, все ещё тонет. И это происходит. Он выстреливает словами. — Я думаю, нам стоит расстаться. И Ремус смеется, конечно, смеется. Он ему не верит. Почему? Они идеальны. Они должны быть идеальными. Ветер усиливается одновременно со смехом Ремусом. — Что? Сириус слабо качает головой: — Прости, Рем… — Что ты имеешь в виду, Сириус? — Я… — его глаза прикованы к полу, он не может позволить себе видеть лицо Ремуса, — хочу расстаться с тобой. Крики Ремуса эхом разносятся по зданию: — Какого хуя? — Я больше не могу этого делать. — Что делать? Быть счастливым? Ему хочется сказать: Я не счастлив. Но это сделало бы его похожим на сумасшедшего, а он не сумасшедший. Он просто потерян. Он отказывается быть сумасшедшим. — Быть в отношениях, — говорит он вместо этого. Ремус откидывается на спинку кресла, и его сигарета догорает у его ног. — Я не понимаю. — Нечего понимать, я просто… не могу. Вот и все. — Сириус, не шути так. — Нет! Я абсолютно серьёзен. — Ты сошел с ума. — Нет, — НетНетНетНет. Я не сумасшедший. — Нет. Я не такой, — он встает и, наконец, смотрит на Ремуса, — на самом деле я в полном здравом уме, поэтому я расстаюсь с тобой. Взгляд, который Ремус бросает на него, разрушает все внутри него: — Что это значит? — Ничего, — вздыхает он, — послушай, у меня нет нормально ответа, Ремус. Просто… Все кончено, хорошо? — Нет, — его глаза слишком ярко блестят, чтобы Сириус хорошо себя чувствовал. — Нет, это чертовски не хорошо. Ты не можешь просто оставить меня. — Ремус… — Пожалуйста, не оставляй меня, Сириус, — он плачет. — Я... — Я что-то не так сказал? Я сделал что-то? Что бы это ни было — извини, я уверен, что мы сможем все решить! — Ремус, это не имеет к тебе никакого отношения, это… — он ненавидит то, что собирается сказать, — это я. Проблема во мне. Ремус лихорадочно качает головой. — Ты идеальный. Ты — это все что мне нужно. — Пожалуйста, не усложняй ситуацию, — голос Сириуса срывается. Где-то в реальном мире неподалеку от них кричит ребенок, но все, на чем Сириус может сконцентрироваться — это Ремус. Ремус на коленях со слезами на глазах. Он не умоляет, его ломит. Боль заставила его согнуться. Потому что Сириус убивает его. — Не делай этого, — на этот раз серьезно умоляет Ремус. — Прости, Рем, — он чувствует слезы в уголках глаз. Он должен уйти. Чтобы закончить это. Чтобы никогда не вернуться. — Это к лучшему, клянусь. И он входит в квартиру только для того, чтобы добраться до входной двери и убраться к чертям из этого кошмара. Когда он тянется к двери, он слышит что-то, что будет давить на него. Он слышит голос Ремуса, зовущий его с отчаянием умирающего, и знает, что в тот момент, когда он выйдет из этой квартиры, то уничтожит все, что они старались построить. Так он и поступает, хлопая дверью.***
Сириус закрывает глаза, и слеза скатывается по его щеке. Яростно вытирает ее и делает глубокий вдох. Он открывает дверь квартиры. Его не было всего два часа, а казалось, что прошла вечность. Он прошелся по кварталу, купил шоколадку в любимом магазине Ремуса, чтобы поплакать, поедая её в одиночестве за их столиком. Он не знает, там ли Ремус. Он действительно не хочет знать. Единственное, чего он хочет, это запереться в ванной и притвориться, что он в душе, в то время как на самом деле плачет. Чувств слишком много. Они поглощают его. Еще один вздох, фальшивая улыбка, и он пытается заговорить. — Джеймс, — кричит он через дверь ванной, — поторопись, придурок. Как ты можешь быть дольше меня в ванной? Его голос даже не так сильно дрожит. — Секундочку, Бродяга, сегодня вечером придет Лили, так что мне нужно привести себя в порядок. — Ты всегда прекрасен. Джеймс открывает дверь ванной с яркой улыбкой и полотенцем на бёдрах. Его глупые мокрые волосы падают на лицо. Ему приходится щуриться, чтобы увидеть хоть что-то за запотевшими линзами очков. — Наконец-то! — Совершенство требует времени, Бродяга. — Вот почему я спросил, почему так долго. Его лучший друг хлопает в ладоши и громко смеется, прежде чем исчезнуть за дверью своей спальни. Сириус падает на диван, закрывая лицо руками, и забывает о своей идее принять душ. Он хочет исчезнуть. Он не знает, как сказать правду. Не знает, есть ли хороший способ объяснить, как он проебал всю свою жизнь. Как он разрушил единственную вещь, которую поклялся оберегать. Как он разбил сердце Ремуса. Как, единственное, что крутится у него в голове, несмотря на неудачную попытку Джеймса сделать потише песню Тейлор Свифт, это голос Ремуса. Он никогда не думал, что голос может быть настолько разбитым. Он никогда не думал, что слышать собственное имя может быть так больно. Он знает, что никогда не оправится от вида Ремуса, стоящего на коленях и умоляющего не оставлять его, не ломать их. Он никогда не простит себе, что разбил их сердца. Он не знает, сколько времени прошло, но слышит, как открывается дверь. — Дорогой, — Джеймс садится на диван рядом с ним. От него пахнет дорогим шампунем, которым он пользуется с детства. Это напоминает Сириусу о доме. — Я не хотел ничего говорить, потому что думал, что ты все расскажешь сам, но… я не могу продолжать смотреть, как ты почти плачешь посреди нашей гостиной. В чем дело? У Сириуса слезы на лице, когда он пытается снова взглянуть на Джеймса. Он даже не узнает свой голос, когда произносятся слова: — Я расстался с Ремусом. Вот оно. Смертельная правда. Ощущение тяжести в груди, не позволяющее воздуху входить и выходить. Я расстался. Не мы, потому что Ремус плакал и умолял его остаться. Потому что Сириус закрыл дверь и ушел. Потому что это не сказка. Это история о злодее и жертве, и он далеко не жертва. — Ох, малыш… — он целует его в макушку и прижимает к груди. Нет вопросов. Больше ничего. В том-то и дело с Джеймсом, что он знает его лучше, чем кто-либо другой. Как он всегда знает, что нужно Сириусу. Он обнимает его, как обнимала Юфимия, когда приветствовала дома, и Блэк плачет от всего сердца, как когда-то, когда он появился в доме Поттеров в шестнадцать. Он знает, что Джеймс не заставит его говорить, если он этого не захочет. Он знает, что Джеймс позаботится о нем. Он никогда не был так благодарен за то, что Сохатый есть в его жизни. Он чувствует себя почти в порядке. — Что случилось? Голос Лили разрушает магию момента, но Джеймс не отпускает Сириуса. Он никогда не отпустит. — Добрый вечер, любовь моя! — приветствует ее Джеймс. Затем он смотрит на Сириуса. — У нас… непредвиденная ситуация. — Я вижу, что что-то не так… — говорит Лили, подходя к ним. Сириус не может ее видеть, но чувствует полный вопросов взгляд, которые она бросает на него. На самом деле это не вопросы, это глубже, злее. Возможно, она уже знает. — Пожалуйста, не заставляй меня говорить об этом, — это все, что он говорит, и Лили смеется. — Конечно, Сириус, что угодно. Она садится с ними. Джеймс целует ее, все еще обнимая Сириуса за плечи. — Я ужасный человек, — говорит Сириус вместо приветствия, когда наконец видит лицо Лили. Она смотрит на него с грустной улыбкой и взглядом, который может быть материнским, но Сириус не знает, как мать должна смотреть на тебя. Она всегда смотрела на него с отвращением, и он почти уверен, что так не должно быть. — Нет, дорогой, ты не такой, — она говорит ему. — Ты просто очень растерялся. И он ненавидит, что она права. Он ненавидит, что не может найти себя. Он ненавидит то, что уже какое-то время ищет свое сердце и до сих пор не может его найти. Он ненавидит, что, возможно, он никогда не найдёт. Ненавидит, что все, что он будет делать, это причинять боль людям, которых он любит, потому что он не научился любить кого-то по-другому. Вот такие вещи он должен был обсудить с Регулусом, когда тот еще был у него. Но они никогда по-настоящему не разговаривали друг с другом. Они были так воспитаны. В их семье ничего не обсуждалось: были либо приказы, либо наказания. Они никогда не говорили о том дне, когда Сириус застал его и Джеймса целующимися в спальне Джеймса, ведь они были детьми. Они никогда не говорили о том дне, когда Сириус сбежал из дома и не вернулся. Они никогда не говорили о том, как Регулус молча наблюдал, как он уходит, ни слова из его смертельно сомкнутых губ; просто разбитый взгляд, который Сириус до сих пор видит в своих кошмарах. Они никогда не разговаривали, и, возможно, это стоило жизни Регулусу, но Сириусу не об этом хочется думать. Никогда. Так что он не знает, как любить, он понятия не имеет, как правильно любить, но он уверен в одном: он поступил неправильно с Ремусом, и это будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Настала очередь Питера вернуться домой. Его руки полны выпечки. — Добрый вечер, ребята! Я принес остатки еды на выходные. Лили, ты отнесешь немного девочкам, хорошо? — Конечно, Пит. — Где Ремус? — спрашивает он, снимая пальто. — Я принес из магазина его любимый шоколадный торт. Что-то вроде запоздалого подарка на день рождения. Лили прочищает горло, когда Сириуса охватывает паника. Он не понимает, почему она покрывает его, учитывая, что он только что разбил сердце ее лучшему другу, но он благодарен ей за это. — Я не думаю, что он будет что-то есть сегодня вечером. Он не очень голоден. Может быть, оставить немного на завтра? Питер хмурится: — Почему? Он в порядке? Лили вздрагивает и бросает взгляд на Джеймса в поисках помощи. Питер смотрит вокруг себя совершенно потерянным. Он смотрит на Лили, на Джеймса, на Сириуса, на потолок и пол, он смотрит повсюду, чтобы найти ответ, и никто не дает ему ответа. Джеймс смотрит на Сириуса, словно спрашивая что ему сказать? и Сириус вздыхает. Он вздыхает, потому что должен произнести это вслух во второй раз. Но, возможно, это принесет пользу. Может быть, если он продолжит говорить это, это перестанет иметь смысл. Может, он привыкнет. Может быть, если он продолжит говорить эти слова, они не будут приносить вкуса кислоты на язык. Может, это перестанет быть настолько болезненным. — Я расстался с Ремусом, — говорит на тихой кухне, и Питер в шоке моргает. Его челюсть падает на пол, а рот издает «О». Затем он пытается снова. — Ты в порядке? Но Сириус не отвечает. Он встает, берет кусок любимого торта Ремуса и идет в свою комнату. Он не может выдержать выражение жалости в глазах Джеймса. Он может только надеяться, что вкус шоколада на его языке будет похож на вкус губ Ремуса. Может быть, их любовь была слишком сильной, может быть, Ремус был прав, когда сказал, что они не могут править миром. Может быть, Сириусу следовало бы знать на том колесе обозрения, что они упадут, и это будет его вина.***
Когда на следующий день Сириус заходит в комнату Ремуса, чтобы забрать свитер, который он оставил там после вечеринки по случаю дня рождения, он замечает блестящую звезду на тумбочке, и ему даже не нужно поднимать голову, чтобы понять — место рядом с Луной пусто.