***
Сириус нашел хорошее место, чтобы посмотреть на ночное небо вдали от друзей. Они съели идеальный торт Питера, открыли шампанское и отпраздновали помолвку, так что он решил, что ему разрешено немного отдалиться. Он не ненавидит радость, но она начала казаться подавляющей. Конечно, он любит Джеймса больше, чем жизнь, он так счастлив, как будто это он женился на Лили. За исключением того, что это не так. Вот только сегодня он один, потому что потерял шанс на счастье. И, несмотря на сегодняшнюю радость, он не может не грустить. В любом случае, для него очень характерно грустить в самые тяжелые времена. Чувствовать, что его мир заканчивается, когда начинается мир всех остальных. Он закрывает глаза и слушает шум волн. Может быть, он тоже когда-нибудь обретет покой. Но он сомневается в этом. — Знаешь чему я научился? — спросил его Джеймс утром, когда они вместе гуляли по пляжу в поисках ракушек. — Нет, но у меня такое чувство, что я сейчас узнаю, — ответил Сириус, прежде чем поднять красивую морскую ракушку, которую Джеймс чуть не раздавил. — Не умничай со мной, Сириус. Сириус закатил глаза: — Хорошо. Чему ты научился? — Ничто не вечно, Бродяга. Хорошо это или плохо. Когда речь идет о любви — это грустно, но когда о проблемах — это здорово. Смысл в том, что ничто не вечно. И я не понимаю, почему ты рискуешь потерять Ремуса навсегда, когда ты все еще можешь заполучить его, если у тебя хватит смелости. А Сириус застыл в песке. — Я стараюсь изо всех сил, но боюсь, что уже слишком поздно. — Для любви никогда не поздно, малыш. У Джеймса всегда была дурная привычка говорить глубокие вещи, которые заседают в голове Сириуса. Он снова открывает глаза, когда слышит шаги рядом с собой. Мэри подходит, чтобы сесть рядом с ним на песок. Она великолепна, всегда была такой, но любовь, витающая в воздухе, делает ее еще прекраснее. У нее есть два бокала шампанского, она предлагает ему тот, что в левой руке, с яркой улыбкой. — Итак, — она кладет голову ему на плечо, — что с тобой происходит? Сириус закатывает глаза: — Мы собираемся притвориться, что ты ничего не знаешь, потому что вы, девочки, королевы сплетен? — Ну… я знаю кое-что… но я хотела бы услышать твою версию истории. — Почему? Она потягивает шампанское и вздыхает: — Потому что ты тупой и надоедливый, но ты мой друг, и я забочусь о тебе. — Хорошо. — Спасибо. Свободная рука Сириуса рисует линии на песке. — Итак, я все испортил с Ремусом, потому что я мудак, неспособный любить кого-то правильно. Мэри смеется, и это заставляет тело Сириуса дрожать вместе с ней: — Это было не то, чего я ожидала, но я могу поработать с этим. — Хорошо, тогда сделай это. Расскажи мне все, чего я не знаю о себе. Она поднимает голову и действительно рассматривает его. Делает глоток шампанского, и Сириус думает, что если бы он был один, то уже выпил бы свой бокал, но он не хочет беспокоить своих друзей больше, чем они уже есть. — Ты точно хочешь, чтобы я это сделала? Сириус пожимает плечами: — Честно говоря, хуже уже не будет, — он изображает улыбку, — почему бы и нет? Она кивает: — Хорошо, ты сам попросил об этом. — Да, я это сделал. Она делает глубокий вдох, как будто собирается произнести президентскую речь, и Сириус ловит себя на мысли, что она могла бы. Она достаточно умна и харизматична, чтобы быть президентом. Может быть, это не главное, но идея поселилась в его голове. — Послушай… Нам только за двадцать. То, что между вами не получилось в первый раз, не означает, что так не получится никогда. Может быть, вы были не готовы, вот и все. И она говорит так просто, что Сириусу хочется верить ей. — Иногда тебе не нужно копать слишком далеко, знаешь, — она улыбается ему. — Вам просто было трудно принять это, поэтому вы причинили друг другу столько боли при расставании. Но это еще можно исправить, — в конце она кладет руку ему на плечо. — И это не нужно исправлять сейчас. Сириус моргает, словно очнулся от кошмара. Мерцающий огонек надежды, пробуждается в глубине его души. — Ты действительно так думаешь? — спрашивает он на вдохе. — Конечно. Сириус качает головой: — Это не может быть так просто. Мэри снова вздыхает, и Сириус чувствует себя глупо. Он часто так чувствует себя с ней. Не всегда в плохом смысле, но в этом и заключается проблема иметь блестящих друзей. — Я не помню, чтобы говорила, что это будет просто. Потому что это не так, — она допивает свой стакан. — Знаешь, мы любим говорить, что Джеймс встретил любовь всей своей жизни в одиннадцать, но я думаю, что и вы тоже, — Сириус на мгновение забывает, как дышать. — Просто вам обоим требуется больше времени, чтобы признать это. Потому что не всегда все просто, когда дело касается любви. Сириус горько смеется. Его горло горит, и это не шампанское. Он думает о том, чтобы прыгнуть в море, чтобы сбежать от реального мира. — Отлично, — говорит он, — все непросто, я уже знал это. Это не меняет того факта, что я не могу правильно любить Ремуса или кого-то еще. — Это ты сам себе говоришь. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, что ты очень даже способен любить. Что ты нас всех любишь, — она смотрит на него темными глазами. — Скажи мне, что ты не любишь Джеймса, я тебе не поверю. — Это не… — запинается Сириус, — это не то же самое. — Ага? Почему? — Просто… я имею в виду… он слишком хорош для меня. Мэри закатывает глаза: — Ты дурак, знаешь это, да? — спрашивает она слишком любезно для своих жестких слов. — Да, я прекрасно осознаю свою глупость, спасибо. Она подходит ближе и снова кладет голову ему на плечо. От нее хорошо пахнет, она пользуется теми же духами, что и всегда, успокаивающим сладким запахом цветов и ванили. Она могла бы стать моделью, если бы захотела. Она могла бы быть президентом и моделью. Возможно, Сириус видит в ней слишком много. Может быть, он тоже любил ее слишком сильно. Как и все остальные. — Слушай внимательно, что я сейчас скажу, ладно? Сириус кивает. — Во-первых, Джеймс не слишком хорош для тебя. Он тоже идиот, никогда не забывай об этом. Ей удается заставить его улыбнуться при этой мысли. Она права. Они оба идиоты, но в лучшем смысле. Джеймс — его идиот, и вместе они могут быть умнее всех. Мэри становится более серьезной. В ее голосе есть что-то тяжелое: — Ты не должен быть так строг к себе, Сириус. Иногда ты как будто забываешь, откуда ты родом, — он собирается прервать ее, когда она обрывает его, — Не пойми меня неправильно, я знаю, что ты не можешь этого забыть. Но ты просто не совсем понимаешь, что это на самом деле означает. Он не знает почему, но его глаза становятся влажными. Он думает о том, чтобы броситься в волны, но не хочет портить важный день Джеймса. Она сжимает его руку, прежде чем снова заговорить. — Ты из одной из самых жестоких семей, о которых я когда-либо слышала, тебе пришлось бежать из дома в шестнадцать. Твоим единственным родственником, которому ты доверял, был твой дядя, который умер, когда тебе исполнилось восемнадцать, и твой младший брат покончил с собой два года назад, и ты до сих пор не простил себя за это. Сириус плачет. Безмолвные слезы медленно текут по его лицу, как следы прошлого, которые продолжают его преследовать. Мэри крепче сжимает его руку. — Так что да, может, тебе стоит быть добрее к себе, Сириус. Может быть, тебе стоит сначала разобраться во всем этом, прежде чем решить, что ты не способен любить, потому что мы оба знаем, что это неправда. И она целует его влажную щеку, а он так крепко обнимает ее, от чего думает, что причиняет ей боль. — Что ты делаешь в сентябре? — спрашивает она его, когда он снова обретает контроль над собой. — Ты закончил университет, верно? У тебя есть художественный диплом, который ты хотел? — Да. — Так? Что ты с ним сделаешь? — Я не знаю, Мэри… — он смотрит на песок с тяжестью в груди. — Я понятия не имею. — Я думаю, ты прекрасно знаешь. Ты должен рисовать. Ты должен показать все, что ты уже нарисовал. Найти в себе мужество сделать это, тогда у тебя будет мужество справиться со своей жизнью. И она знает, что попала в цель, как мастер. Он ненавидит ее за это. — Почему ты так хороша в этом? — вздыхает Сириус. Это заставляет ее улыбаться. — Я умная женщина, дорогой, а еще я будущий психолог. — Истинный… — А теперь давай! — она хлопает в ладоши и встает. — Давай потанцуем. Мы все-таки празднуем. Итак, Сириус тоже встает, берет протянутую ему Мэри руку и идет вместе с ней к костру. Их друзья все там: пьют, болтают, смеются, танцуют. В воздухе витает парализующее ощущение дома. Мэри танцует под музыку, а пламя отбрасывает тени на ее кожу. Она выглядит завораживающе. Сириус ловит взгляд Ремуса за ее спиной, и его поражает тот факт, что ничто и никогда не будет более чарующим, чем эти карие глаза. Он надеется больше, чем когда-либо, что найдет способ залатать все, что разорвал на части. Надеется, что сможет быть причиной того, что эти глаза снова сияют. Надеется, что сможет разжечь огонь в сердце Ремуса и что им больше никогда не придется разводить костры, потому что они всегда будут достаточно теплыми. Ремус двигается, и, прежде чем мозг Сириуса успевает понять, он уже стоит рядом с ним. Ремус встречает его знакомой улыбкой, которая выдает тот факт, что он уже выпил слишком много шампанского: — Привет. — Привет. — Доволен тем, как всё получилось? Сириус смотрит на Джеймса и Лили, кружащихся вместе, и кивает: — Главное, что они счастливы. — Да… — соглашается Ремус, — я тоже так думаю. — Мэри действительно спасла положение. — Да, — соглашается Ремус, — но мы — причина, по которой она сюда попала. Сириус усмехается: — Вот как. Мы хорошая команда. И Ремус смотрит на него с застенчивой улыбкой: — Всегда. Сириусу хочется прильнуть к нему. Уткнуться лицом в изгиб шеи и никогда не отпускать. Он хочет залезть в душу Ремуса и создать дом из их общей любви. Он хочет, чтобы они это сделали. — Итак, какие у тебя планы на оставшуюся часть лета? — вместо этого спрашивает он. Ремус пожимает плечами: — Работа в библиотеке. Как обычно. А у тебя? — Я думаю о поездке в Австралию, — говорит ему Сириус. — Это хорошая идея. — Ага, — он секунду смотрит в землю, — думаю, я вообще-то останусь там, — он не может поверить, что говорит это вслух. — Что ты имеешь в виду? — Джеймс и Лили собираются жить вместе. — Да, но это не значит, что тебе нужно лететь на другой конец света, — говорит Ремус. — Нет. Конечно нет, — он смотрит на Ремуса и думает о том, как сильно ему будет его не хватать. — Но я хочу. — Почему? — Думаю, буду рисовать. Ремус моргает несколько раз, затем его лицо озаряет одна из самых красивых улыбок, которые Сириус когда-либо видел. — Правда? — его голос чуть громче шепота, как будто они делятся секретом. Может быть, так и есть Сириус кивает и улыбается в ответ: — Да. Правда. — Это прекрасно, Сириус. Так здорово. — Ты действительно так думаешь? — он не знает, почему ему нужно, чтобы Ремус одобрил это, но ему нужно его одобрение. — Я всегда думал, что ты должен путешествовать по миру и узнать, что тебе нравится больше всего. — Конечно. — Что ты имеешь в виду? Сириус качает головой: — Ничего такого. Просто ты всегда так хорошо меня знал. — Да… Это то, что всегда будет преследовать нас, — стискивает Ремус зубы. Сириусу ничего не остается, кроме как согласиться: — Это так уж плохо? — Иногда это хорошо. Но иногда это не так. Они улыбаются друг другу, как будто это что-то значит. Это обязано что-то значить в их глупом мирке. На их собственном языке. Потому что сердце Сириуса давно не чувствовало такого света. — Тебе суждено стать художником, Сириус, я никогда не перестану это повторять. Но тебе нужно доверять себе. Как только ты это сделаешь… Никто не сможет тебя остановить. И Сириус изо всех сил старается снова не заплакать. Не позволить этим словам сломать его защиту. Он просто смотрит на Ремуса блестящими глазами и надеется, что понимает, как много это значит. — Спасибо, Ремус. За все. — Всегда, Бродяга, — он кладет ладонь на щеку, и на этот раз ощущение кожи Ремуса не обжигает его собственную. — Я так горжусь тобой. Единственная слеза, которую Сириус не смог остановить, падает на большой палец Ремуса, и тот убирает ее пальцем, прежде чем Сириус успевает среагировать. — Как долго тебя не будет? — Не знаю, — начинает Сириус, — я вернусь на свадьбу. Ремус кивает, и в его глазах столько всего, что Сириус не может прочесть, и ему хочется кричать. Но вокруг них танцуют их друзья, они живут, так что у него другая идея. — Потанцуй со мной. — Что? — Пожалуйста. Только сегодня. Это всегда только сегодня вечером между ними. Они всегда берут больше времени. Они всегда пытаются убежать. Всегда. Но Ремус соглашается. Они танцуют всю ночь напролет, их тела врезаются друг в друга, как блуждающие звезды, и, когда они сталкиваются, они становятся падающими звездами, достойными исполнения желаний. — Все будет хорошо, — Сириус имеет наглость прошептать на ухо Ремусу. И Ремус кивает: — Так и будет. Они в это верят. Сегодня вечером на том пляже, в окружении своей семьи, им позволено верить. Потому что Сириус уходит, а Ремус остается. Потому что их свет не должен выключаться прямо сейчас. Потому что, может быть, когда-нибудь они найдут способ включить его снова.***
Ремус почти закончил собирать вещи, когда Сириус появляется в дверях. Он сидит на полу посреди своих книг, не понимая, почему они не помещаются обратно в его чемодан, хотя всего неделю назад они прекрасно помещались. Он вздыхает и поворачивается к двери. — Доброе утро, Сириус. — Привет, Ремус, — улыбается Сириус. Он выглядит усталым, как и все после ночи, которая у них была, но в любом случае он беззаботно красив. И это даже больше не злит Ремуса, он к этому привык. Это часть вещей, которые вы просто должны принять в жизни. Например, когда вам говорят, что скорость света составляет 299 792 458 метров в секунду или что 2+2 равно 4. — Можно войти? — спрашивает Сириус, и Ремус тупо моргает, потому что с каких это пор Сириус спрашивает разрешения? — Да, конечно. Сириус заходит в его комнату и осматривается. — Готов уезжать? — Почти. — В твоих сумках осталось место для еще одной вещи? Ремус смотрит на свои книги и вздыхает: — Может быть. Сириус просиял. — Хорошо, — он подходит к нему на шаг и вручает ему подарок. — Вот, открой. — Что это? — хмурится Ремус. — Подарок, очевидно. Открой. — Почему ты мне что-то даришь? — О, черт возьми, Ремус, просто открой эту херову штуку. Ремус берет пакет: — И это ещё у меня грязный рот… — Так и есть… Ремус закатывает глаза, его щеки краснеют и он открывает подарок. Он изо всех сил старается не думать о том, когда Сириус в последний раз наблюдал, как он открывает подарок, потому что это вызовет только неприятные воспоминания, они согласились оставить это в прошлом. Но все же что-то дергается внутри него, когда он думает о той ночи на их балконе в честь дня рождения Ремуса. Когда он по глупости думал, что их ждёт будущее. Что это что-то значило. Ремус стряхивает воспоминания и сосредотачивается на том, что у него в руках. Он задыхается, когда понимает, что купил ему Сириус. — Блять. Это… — он смотрит на подарок, потом на Сириуса широко открытыми глазами. — Ты вернулся туда? — Да, — Сириус кивает. — Первое, что я сделал утром. Я подумал, что тебе понравится, учитывая, сколько времени ты на неё смотрел. Ремус несколько раз моргает: — Это… — очень содержательно, да, — Ну, я имею в виду. Спасибо, Сириус, это очень много значит. — В любое время. Сириус тепло улыбается. Что-то новое в его лице, чего он никогда раньше не показывал. Обещание лучших дней. И Ремус хочет в это верить. Глаза Сириуса — колодец, и он бросает все свои монеты, чтобы их желания сбылись. Что-то невысказанное летит между ними здесь, за много миль от их общежития, от дома. Что-то сдвигается и позволяет им дышать. Взгляд, кивок, что-то, что говорит: Мы справимся, и что-то, что заставляет их поверить, что они справятся. Как и вчера, но сильнее. Реальность. Доказательство того, что каким-то образом они найдут друг друга.***
Когда все, наконец, помещается в его чемодан и все заканчивают собираться, Ремус достает свой телефон и отправляет фотографию. Ремус: посмотри на эту чудесную вещь, которую я получил сегодня утром! Ремус: она будет гордо висеть в моей комнате до конца жизни Макс: о да, твой друг заходил сегодня утром Макс: я рад, что он у тебя есть :) Ремус: ты знаешь Ремус: мне так жаль, Макс Макс: пожалуйста, не нужно. у каждого из нас есть свой человек Ремус: возможно… Макс: просто помирись с ним, ладно? он любит тебя, а ты его Макс: по крайней мере тогда я потеряю тебя не зря Ремус: я постараюсь Ремус: спасибо Макс: и тебе спасибо! Макс: бабушка очень рада, что ты купил картину. она говорит, что тебе рады в любое время в магазине Ремус: это очень мило, я подумаю о приглашении Ремус: на самом деле сегодня мы уезжаем домой, но знаешь… в следующий раз Макс: я буду ждать это с нетерпением Макс: удачной поездки, Ремус Больнее, чем следовало бы, для осознания, что всё может быть просто. Но с Сириусом Блэком все не так просто. А может и нет.***
Джеймс приходит за чемоданом: — Ты готов, Лунатик? Поттер выглядит великолепно. Он излучает радость и так приятно видеть его таким, Ремус понимает, что мог бы расплакаться. — Да. — Тогда садись в машину, ты последний. — Хорошо! Бросив последний взгляд на виллу, Ремус открывает дверцу машины и садится рядом с Питером. — Парни, — кричит Джеймс с водительского места, — мы едем домой. Но вилла навсегда останется их домом.