After Dark

Бруно Буччеллати провел детство в пригороде Неаполя, где его отец занимался ловлей рыбы и продавал улов местным рынкам. Бруно выходил с отцом в открытое море, делал снасти своими руками и мог спокойно разделать рыбу на ужин уже в шесть лет. Семья жила небогато, но очень дружно — родители в нем души не чаяли, а он в них. В домах по соседству не жили маленькие дети, поэтому Бруно проводил время с отцом, помогая ему рыбачить. По ночам он тоскливо вглядывался в черноту моря и представлял, что когда-нибудь заведет много интересных друзей. Слезы медленно скатывались по щекам, пока он безуспешно пытался уснуть. Он читал сказки и предавался мечтам о фантазийных мирах, сидя на побережье, пока родители его снова не возвращали в суровую реальность, прося помочь по дому или с уловом. Толку от него было мало, но отец был твердо убежден в том, что мальчик, с пеленок приученный к труду, будет гораздо успешнее изнеженных сверстников. Бруно был рад трудиться и быть полезным. Жизнь текла спокойно и размеренно, подобно гладким волнам во время штиля, но любой опытный рыбак знал, что после затишья наступала гроза и шторм. Но маленький Бруно не был опытным рыбаком и тяжело переживал внезапную новость о разводе родителей. Они расстались без криков и битья посуды. О чем-то тихо поговорили на кухне и разошлись в разные стороны, как корабли, за которыми Бруно пытался угнаться на крошечном катере всю свою недолгую жизнь. — Бруно, ты переедешь с матерью в Милан, это не обсуждается, — строго сказал его отец. — Летом ты обязательно будешь приезжать сюда и помогать мне. — Но я хочу остаться с тобой, — возразил маленький Буччеллати, который боялся оставлять папу в гордом одиночестве. Папа был непреклонен, и Бруно отправился в Милан. Вскоре мать вышла замуж еще раз. Его отчим был хорошим человеком и относился к нему, как к собственному сыну, но настоящего отца, оставшегося у Неаполитанского залива, заменить так и не смог. А потом появился младший брат Альдо, и Бруно закрутило в водовороте семейной жизни. Он старался помочь всем: и матери с братом, и отчиму с ресторанным бизнесом, и отцу в Неаполе. Однако совершенно забыл про себя. Кучу интересных друзей он так и не завел, но оброс полезными знакомствами. К двадцати годам, когда отчим передал ему филиал ресторана в Неаполе, с которым уже не справлялся по состоянию здоровья, Бруно понял, что полностью выгорел. Он вставал с постели каждое утро только потому, что в нем нуждались другие. Бруно был достаточно смышлен, чтобы понять, что большинство людей пользовалось его самоотверженной доброй, но жить иначе попросту не мог. Гордость семьи, чуткий управляющий, перспективный молодой ресторатор — оступиться и упасть с достигнутой вершины было бы самоубийством, и он терпеливо нес свое бремя, не забывая приветливо улыбаться окружающим. Единственной причиной, по которой он все еще не свихнулся, были книги и фильмы. Он часто представлял себя героем выдуманных вселенных, где проживал жизнь так, как считал нужным, а не как того требовали нормы общества, и это странным образом успокаивало его расшатанные нервы. Бруно редко снились сны, и обычно в них фигурировали дежурные бытовые проблемы, но однажды подсознание перебросило его в дождливый вечер к заброшенному зданию, около которого горел тусклый покосившийся фонарь. В руках он держал раскрытый зонт с широкими полями и вглядывался в темноту. Он был уверен, что находился там не просто так, и шестое чувство его не подвело. В сумерках он заметил промокшего до нитки юношу. Тот сидел около входа в здание и флегматично разглядывал разбросанные по тротуару винные бутылки. Не раздумывая, Бруно приблизился к нему и опустился на корточки. Молодой человек смотрел на него снизу вверх, не затравленно, но очень печально. Сердце Бруно екнуло и неприятно заныло в груди. Он протянул руку незнакомцу, побуждая его подняться. Юноша неуверенно обхватил его ладонь и медленно встал на ноги. Последнее, что запомнил Бруно, были глаза молодого человека, в которых застыли две противоречивые эмоции — благодарность и сомнение. Бруно с иронией относился к стремлению людей толковать сны и находить в них мистический смысл, ведь в сновидениях не было ничего сверхъестественного. Воспоминания, скрытые чувства, желания и потребности, объединенные мозгом в бредовую фантасмагорию, не вызывали у него интереса. Несмотря на это он часто возвращался ко сну, в котором встретил длинноволосого парня с грустными глазами. Он заставлял Бруно чувствовать спектр эмоций, о существовании которых он раньше не подозревал. Всю юность он метался от школы до дома, не смея мечтать не то, что о дружбе, но и о романтических прогулках, а теперь как последний дурак грезил о свиданиях с воображаемым человеком из сна. К тому же, мужчиной. На душе было и стыдно, и сладко от бесконечных фантазий. Он так хотел встретиться с незнакомцем во сне еще раз, сжать его в объятьях и слезно умолять прийти в реальность, но незнакомец был глух к его мольбам, словно растворился в сумеречной пустоте еще в ту дождливую ночь. Бруно чувствовал себя одиноким и сломленным, но продолжал вести на автопилоте потерявшую смысл жизнь. Бизнес-партнер, занимавшийся рекламой ресторана Бруно в общественных местах и средствах массовой информации, был едва ли старше его самого, а потому предложил как-то подумать над новым концептом рекламной компании в одном из самых популярных баров Неаполя. Он не был дорогим, но имел культовый статус и привлекал креативную и бунтарскую молодежь. Его промоутер определенно считал себя таковым и стремился приобщить трудоголика Бруно к богемной ночной жизни. Бруно продолжал оставаться трудоголиком и за стойкой бара, потягивая коктейли с мартини и дотошно объясняя свое видение рекламы ресторана. К полуночи в баре стало слишком шумно, и Бруно, изрядно уставший от духоты и людей, засобирался домой. Промоутер, примкнувший к незнакомой Бруно компании, не возражал и сердечно с ним распрощался. Буччеллати столкнулся с кем-то в проходе и зашипел от боли, когда чей-то локоть задел его ребро. Бруно рефлекторно обернулся, чтобы недовольно зыркнуть на обидчика, и неловко закусил губу. Соперник оказался на голову выше и крупнее, но больше всего Бруно поразил не его рост, а латексный плащ со шнуровкой на груди, отливающий бензиновыми разводами в свете софитов. Поджатые губы были насыщенного черного цвета, а длинные светлые волосы спадали на плечи. Бруно видел готов на улицах Неаполя и раньше, но чтобы так близко… дыхание перехватило. Он был прекрасен, как экзотическая птица. — Смотри, куда прешь, придурок, — рыкнул он и оттолкнул Буччеллати в сторону рукой. Бруно зачарованно смотрел ему вслед и не мог сдвинуться с места. Гот из бара не на шутку взволновал его. По дороге домой он раз за разом прокручивал в голове момент, когда получил обжигающий удар по плечу. Он со смущением обнаружил, что это ему понравилось, и он хотел получить от него смачную пощечину или, может, порку. Бруно чувствовал, как начинал возбуждаться, и поспешил на второй этаж, где находилась его комната. Обычно он не дрочил на что-то определенное и делал это перед сном скорее для того, чтобы расслабиться после тяжелого дня, но та ночь пошла по другому плану. Бруно представлял, как тот прекрасный юноша брал его на широкой двуспальной кровати, в которой он отчаянно наяривал ствол одной ладонью, покусывая ребро второй от удовольствия. Ему хотелось, чтобы он шлепал его по ягодицам и сжимал их до синяков. Чтобы называл сучкой и небрежно целовал губы и шею. Чтобы эта пустая, чуждая ему спальня наполнялась стонами и мокрыми шлепками. Он кончил, громко вскрикнув, и откинулся на подушки. Это было слишком хорошо, пусть и неправильно. Кажется, он переборщил с алкоголем и чтением американских второсортных романов, купленных по скидке у букиниста. Послеоргазменная дымка постепенно рассеивалась, оставляя после себя жгучее чувство отвращения к себе. Отвращение пересилило появившееся из ниоткуда чувство одиночества. Бруно стал зависимым. Лучше бы он пристрастился к алкоголю или наркотикам, как и подобает людям с таким изматывающим графиком, как у него, но нет, он методично наведывался каждую пятницу в бар «Aurelio», где следил за Леоне. Бруно выяснил имя прекрасного юноши у своего менее прекрасного промоутера. Оказалось, Леоне был местным фриком. Каждые выходные он с кем-то обязательно выяснял отношения или трахался в туалетной кабинке. Бруно слегка нахмурился. В горле появился комок от нахлынувшей ревности и зависти. Леоне продолжал с кем-то драться, а потом трахаться на потеху публике, а Бруно сидел слегка поодаль, наблюдая за ним. Он даже не пил в баре, потому что хотел запомнить каждую черту внешности Леоне, а на пьяную голову пытаться что-то запомнить было гораздо сложнее. Со временем образ незнакомца из грез и образ Леоне так тесно перемешались в его сознании, что он уверовал в мистическое значение снов и их неслучайную встречу. Бруно часто представлял возможные сценарии их знакомства и находил в этом терапевтический эффект, ведь в реальной жизни боялся подойти к нему и сказать хотя бы слово. Леоне не был красивым в общепринятом понимании этого слова. Он обладал вполне типичной средиземноморской внешностью — скуластое, вытянутое лицо, длинный нос с горбинкой и маленький рот, но был наделен сильной харизмой. Статный, высокий, с горделивой осанкой и грациозными движениями, с высокомерным прищуром, словно дикая кошка был готов напасть в любую секунду, обнажая острые клыки. Он был грубым, прямолинейным, а главное, отказывался повиноваться устоявшимся нормам морали, и именно поэтому Бруно так тянуло к нему. Леоне не боялся экстравагантных шуб из искусственного меха, ошейников с шипами и кожаных брюк. Они ему шли, и он прекрасно понимал это. Он был в полупрозрачной, словно из капроновых чулков, водолазке с одним рукавом, когда подсел к Бруно и обхватил его одной рукой за плечо. — Привет, — пьяно выдохнул Леоне. — Я хочу, чтобы все в этой рыгаловке знали, как мне хуево. Буччеллати недоуменно взглянул сначала на него, а потом на аккуратно накрашенные черным лаком ногти на своем плече. Такого нелепого сценария знакомства в его фантазиях не было. — Аббаккио, отвали от него! Ты уже всех тут достал! — недовольно крикнула девушка в длинном черном платье. Аббаккио молча показал ей средний палец. — И почему тебе плохо? — спокойно поинтересовался Бруно и аккуратно убрал руку с плеча. Жизнь научила его выглядеть невозмутимым и хладнокровным в абсолютно любой ситуации. Леоне прикрыл глаза и хмыкнул. — Ты первый за этот вечер, кто спрашивает, почему мне хуево, — он схватил стакан Бруно и допил остатки колы. — Очень жаль, что люди проявляют равнодушие к окружающим, — только и оставалось сказать Бруно. — Именно, — Леоне цокнул языком и быстро слез с барного стула. — Не уходи, я сейчас вернусь. Буччеллати послушно остался на месте. Через какое-то время Леоне пришел обратно с бутылкой портвейна и двумя бокалами для вина. — Угощайся, — он придвинул один из бокалов к Бруно и откупорил бутылку. — Меня зовут Леоне. Леоне Аббаккио. — Бруно Буччеллати, — он кивнул и поблагодарил за напиток. Леоне быстро осушил первый бокал и пробормотал: — Поверить не могу, что потратил оставшиеся на этот месяц деньги на полтора литра портвейна. И подлил себе еще вина. — Может быть, в таком случае не стоит тратить деньги на портвейн? — осторожно поинтересовался Бруно. — Если бы все было так просто, — вздохнул Леоне. — Алкоголь не дает мне свихнуться. Я уже полгода сижу без работы. Меня никуда не берут, потому что я отброс. — Зачем же так о себе? — покачал головой Бруно. К своему бокалу Буччеллати не притрагивался, и Аббаккио забрал его обратно. Он молча пил, и Бруно не смел прерывать его и побуждать говорить дальше. Когда бутылка была опустошена наполовину, Леоне продолжил: — В подростковом возрасте во мне горело желание вершить правосудие, и я очень хотел стать полицейским. Я приложил немало усилий, чтобы сдать экзамены, отучиться и попасть на службу… — слова давались ему тяжело. — Но полиция Италии устроена так, что она не борется со злом, а тайком находит с ним компромисс. Находил и я. А потом по глупости взял пачку денег у барыги на глазах у главы участка средь бела дня и получил не только увольнение, но и статью. Вот поэтому я отброс. Я сам испортил себе жизнь. — Неправда, — возразил Бруно. — Это случайность. Все полицейские в Италии берут взятки. Ты просто попался на глаза офицеру, которому нужно было заполнить статистику по преступлениям на почве коррупции. Сам он наверняка не лучше. Леоне затравленно посмотрел на него и сделал большой глоток. — Даже если так! Но меня никуда не берут работать! Смотрят на судимость и сразу отказывают! Я прокаженный. Отец меня и в детстве бил и называл пидорасом, а теперь на порог не пускает. И мать бьет, если она посылает мне деньги. Хозяин квартиры, которую я снимаю, хочет выгнать за неуплату. У меня никого не осталось, теперь я один. Если все случайность, то почему я теперь неприкасаемый?! — Они не правы, — парировал Бруно. — Каждый оступается и заслуживает второй шанс. Леоне уронил голову на стол. Он смотрел куда-то в сторону и ничего не говорил. Через какое-то время из его глаз покатились две тонкие полоски слез, оставляя после себя черные следы. Тихое страдание было невыносимым зрелищем для Бруно. Так переживала душевную боль его мать. Так переживал душевную боль и он сам. — Ты думаешь, я заслуживаю? — неожиданно равнодушно сказал он, не поднимая головы. — Я брал взятки, избивал людей, потому что они мне хамили, и крал алкоголь в супермаркете. — Заслуживаешь, — твердо кивнул Бруно. — Если ты в этом раскаиваешься, то не все потеряно. — Я крашусь, как шлюха, и сплю с мужиками. И в этом не раскаиваюсь, — не унимался Леоне. — Как по мне, в любви к своему полу и косметике нет ничего зазорного, — не прекращал перечить ему Бруно. — Не ставь крест на себе. Леоне больше не отвечал и допивал из горла остатки портвейна. Несколько раз чуть не подавился. Бруно растерянно наблюдал за этим, не зная, попросить его перестать пить, или отобрать бутылку самостоятельно. В конце концов, Аббаккио расправился с вином и устроился на локте, чтобы уснуть. — Эй, — толкнул его Бруно, — где ты живешь? Леоне что-то невнятно промычал. — Оставь его, — отмахнулась девушка, проходившая мимо. — Его вынесут через час, отоспится на улице, придет в себя и пойдет домой. Буччеллати чувствовал себя ответственным за горделивое и враждебное на первый взгляд существо, которое легко доверилось ему и свернулось под боком, и понял, что бросить его не сможет. Это его судьба — спасти Леоне из дерьма, в котором он оказался. Сон действительно был вещим. Бруно подхватил его за подмышки и поехал с ним домой на такси. Аккуратно перебирал на заднем сидении пепельные волосы Леоне, пока тот тихо сопел на его плече. Ему было очень жалко Аббаккио. Идеализированный образ бунтаря Леоне был разрушен в голове Бруно, но это не помешало ему влюбиться в него еще больше. На втором и третьем этаже здания, в котором располагался ресторан «Libeccio», была гостиница на пару десятков номеров. Когда Бруно переехал обратно в родной Неаполь, он временно арендовал номер в этой гостинице, планируя в будущем поискать квартиру для съема, но дело до поиска нового жилья так и не дошло. Бруно безуспешно пытался поднять Леоне по лестнице, но тот уже был не в состоянии передвигать ногами, и безвольно повис на нем, как тряпка. — Доброй ночи, синьор Буччелла… — официально поприветствовал его спустившийся охранник и резко замолк, заметив в руках Бруно размалеванного мужика в обтягивающих кожанных штанах. — Это еще что такое? — Доброй ночи, синьор Росси. Это мой бывший одноклассник, перебрал на нашей тематической встрече выпускников, — невозмутимо пояснил Бруно. — Не могли бы Вы помочь мне затащить его наверх и положить на диван, пожалуйста? Охранник скептично посмотрел на них обоих и согласился. Бруно сидел на кровати, поджав под себя ноги, и задумчиво разглядывал спящего на диване Леоне. Был ли он честен с ним или прибеднялся? Скорее всего, честен, пьяные люди практически не способны генерировать ложь. Принял бы деньги от Бруно просто так? Вот это вряд ли. И как же тогда ему помочь, не порушив его и без того сломленное эго? Точно. Бруно снова войдет в привычную для себя роль работодателя и предложит Леоне вакансию официанта с выплатой аванса. Будет тем самым человеком, который даст Леоне второй шанс, а тот пусть решает сам, как им воспользоваться. Даже если бы Леоне отказался от предложения, Бруно бы незаметно сунул ему деньги в карман. К счастью, Аббаккио не пришлось уговаривать устроиться на работу, и он охотно взялся за дело. Леоне доверился Бруно, Бруно доверился Леоне. Они не подвели друг друга, и оба остались в плюсе от сделки. С материнской гордостью Бруно наблюдал, как разбитый вдребезги Леоне с трогательными маленькими веснушками на носу и щеках и печальным взглядом снова становился собой — горделивым, саркастичным и коммуникабельным. С остальными официантами он легко подружился, несмотря на разницу в возрасте. От клиентов, а особенно, клиенток, желавших дать ему на чай, не было отбоя. Буччеллати был спокоен и за сохранность ресторана, и за Аббаккио. Это позволило Бруно немного успокоиться и вернуться к фантазиям с Леоне. По утрам Бруно было безумно неловко видеть Леоне, носившегося с подносами из кухни в зал и обратно. Воспоминания о том, как он ночью заталкивал себе в задницу пальцы поглубже и представлял на их месте член своего подчиненного, были свежи в памяти. Тем не менее, ему легко удавалось притворяться равнодушным к Аббаккио и продолжать свою продуктивную, но изматывающую работу по управлению рестораном. Однажды он зашел в «Aurelio» скорее рефлекторно, чем осознанно. Леоне там не обнаружилось, зато обнаружилась его мрачная компания. — Ищешь Леоне? — поинтересовалась знакомая девушка в длинном черном платье, подойдя к Бруно. — Он уже месяц сюда не приходит. Мы начинаем подозревать, что он либо помер у себя в квартире, либо ты забрал его себе. Бруно промолчал и едва улыбнулся. Леоне бросил пить и дебоширить. Это не могло не радовать. — Значит, он забрал этого придурка себе, я был прав, — встрял в разговор парень с фиолетовыми волосами и повязкой на глазах. — Знаешь, что? Мы благодарны тебе, ты избавил нас от кучи проблем. Я даже готов простить ему то, что он не вернул мою любимую водолазку, только пусть больше сюда не приходит. — Он ничего не сказал, а ты уже делаешь выводы, — закатила глаза девушка. — Передам ему, — Бруно улыбнулся шире, — когда увижу. Буччеллати развернулся и покинул бар, оставив озадаченных готов наедине со своим ответом. Иногда Бруно заполнял бумаги или проводил встречи в зале ресторана, чувствуя на себе чей-то цепкий взгляд. Словно невидимые пальцы, глаза неизвестного блуждали по его спине, волосам и рукам. Он полагал, что это ему мерещилось из-за недосыпа и усталости, но в какой-то момент не выдержал, оторвался от бумаг и поймал тот самый взгляд. Взгляд Леоне Аббаккио. Леоне, поняв, что его заметили, поспешил заняться делом — уборкой столов. В следующие разы Бруно был более осторожным, поэтому замечал подглядывания Леоне только боковым зрением. Что-то определенно тревожило новоиспеченного официанта. Скорее всего, вознамерился уволиться, но не знал, как это объяснить. Буччеллати принял бы любое его решение. Перспектива расставания его не пугала. Он бы все равно нашел способ быть рядом с Леоне и следить, чтобы с ним не случилось ничего плохого. Бруно посещал многочисленные тренинги и семинары, откуда подцепил идею с праздничными ужинами для новых сотрудников. Расходы на еду были минимальными, а работники любили совмещать приятное с полезным — они не только ужинали и поздравляли новичка, но и принимали участие в импровизированной планерке. Леоне тоже получил свой праздничный ужин, но был совсем не в восторге и практически не ел. Буччеллати попросил Аббаккио подойти к нему после окончания мероприятия. Последний задержался в подсобке и выглядел очень напуганным, когда наконец вошел в зал. Тонкие кисти рук с длинными пальцами едва подрагивали. Бруно притворился, что ничего не заметил. Ему льстило, что перед ним Леоне не стеснялся открывать ранимую и хрупкую сторону своей личности. А может, стеснялся, но не контролировал себя в его присутствии? Леоне, как оказалось, увольняться не собирался. И почему же он тогда так волновался? Бруно мог только догадываться, задвигая за собой стул. — Подожди, Бруно, я забыл кое-что, — услышал он за спиной властный голос Леоне. В низу живота Бруно ощутимо кольнуло. К большому сожалению Буччеллати, долго сохранять такой тон голоса Аббаккио не смог, потому что опять разволновался. А затем пригласил его встретиться и поговорить об их знакомстве. Ах, вот, что так мучило бедолагу в последнее время. Бруно даже не мог представить, что выберется куда-то вдвоем с Леоне в реальной жизни, пусть и под таким идиотским предлогом. Он бы солгал самому себе, сказав, что не хотел, чтобы это когда-нибудь стало правдой. И потому согласился.