The Chosen One

Простишь ли ты мне Все мои страхи? Разгляди мои шрамы и раны И мои ложные убеждения. Теперь я одним разом Очищу сердце от ржавчины. Я дам тебе держать свет, Который видит насквозь мои карты. Сейчас эти роскошные оттенки Могут выпасть из моих глаз. Настоящие цвета любви и ненависти Нельзя замаскировать. Ты для меня не розы, И песни мне твои не нужны. Просто будь моим спасением и Помоги разрушить эти стены. Не позволишь ли ты мне сломать эти стены? В отражениях видны мои недостатки. Они сопротивляются, заставляя меня ползти. Тем, кто не пробует, не узнать. Так позволишь ты мне сломать эти стены? Michael — Kobrin Walls

      — Встречаться с тобой? — сипло переспросил я, не понимая, то ли я плохо его расслышал, то ли мне и вовсе показалось.       — До летних каникул. Не пойми меня превратно, Поттер, моё взаимовыгодное предложение — это оказание помощи: в наших своеобразных отношениях я также заинтересован, — он сощурил глаза. — Твоё содействие в поисках мне всё ещё необходимо.       А просить ты не пробовал?       Просить искать себя же — да я тот ещё оригинал.       Внутри всё перевернулось.       — То есть, — медленно начал я, — ты снизойдёшь до того, чтобы встречаться со мной в обмен на мою помощь?       Без понятия, смеяться мне или плакать. Что за идиотское предложение?       — Почему снизойду? Я предлагаю тебе партнёрство, — покачал он головой, глянув на меня, словно на круглого дурака. — Исходя из моих наблюдений, я считаю, что в моих силах помочь тебе перестать непрерывно искать пять кнатов на полу и жить с оглядкой, спотыкаясь о себя самого.       — Кто сказал, что мне это нужно? — понизил я голос, осознавая, что вновь злюсь.       — Разве я не прав?       — Нет.       — И тебя всё устраивает? — вновь склонил он голову, прижавшись ухом к плечу.       — Вполне, — соврал я и огрызнулся: — Когда найду пять кнатов, стану богатым.       Том внезапно тихо рассмеялся, не отводя от меня проницательного и столь же насмешливого взгляда, будто зная даже без использования легилименции, что я лгу и ему, и самому себе.       — Тебе не кажется, что ты уже давно бы стал богатым?       Неужели я так часто опускаю голову?..       Естественно, бывало, но чаще всего из-за того, что я о чём-нибудь размышлял — эдакий задумчивый вид. Но могло ли это войти в привычку, оставшись для меня самого незамеченным?       — Ты сказал, что тебе не нравится поднимать чужую самооценку за свой счёт, — напомнил я.       — Да, Поттер, мне не нравятся люди, греющиеся в лучах чужой славы. У всего есть обратная сторона. Тебя не должно удивлять, что многие хотят встречаться со мной только для того, чтобы получить определённый статус и прокрасться в моё окружение — связи семьи Розье, Лестрейндж, Мальсибер, Эйвери и Гонт, в конце концов, могут открыть много дверей после окончания обучения без нужды продлевать его и получать дополнительную квалификацию. Впрочем, в этом смысле я ценю творческий подход, если желающий использовать меня его проявит, но разве это к тебе относится?       — Нет, но…       — Без «но». Я постоянно прощупываю людей вокруг себя, но с тобой у меня возникли определённые сложности в своё время. И я знаю, что Драко проболтался тебе о моих способностях, — сообщил он всё тем же нейтрально-скучающим тоном. — Можешь не изображать удивление: он сам мне в этом признался. Однако я не буду распространяться о редкой вещице, что ты прячешь под носком, а ты окажешь мне ответную услугу.       Почему-то я никогда не рассматривал нашу переписку с иной точки зрения. Когда я написал ему, мог ли он решить, что я пытался что-нибудь получить от него? Что некий таинственный незнакомец решил сблизиться, творчески подойдя к вопросу?       И не спросишь ведь сейчас.       — Всё же, — неторопливо начал я, следуя глазами за проплывающим мимо облаком разноцветной пены, — если предположить, только предположить, что я дам своё согласие… почему обязательно нужны такие отношения?       — У меня есть причины полагать, что данный подход будет эффективнее, чем попытки дружеских наставлений или своего рода менторство.       — И что это за причины? — нахмурился я, совершенно его не понимая.       Том вздохнул, будто это было очевидно.       — Когда я говорил о чувствах Диггори, Поттер, я говорил одновременно и о твоих. Ты был не просто безразличен к нему, ты в действительности считал в глубине души, что недостоин быть рядом, боясь, что причинишь неудобства своей близостью. Подобный образ мышления, скорее всего, проявляется постоянно, когда ты оцениваешь себя и оцениваешь другого человека. К примеру, наше с тобой недопонимание, — он едва заметно улыбнулся. — У тебя, наверное, даже сомнений не было, кто выигрывает в сравнении.       — Потому что сказано это было таким тоном, что и сомнений не осталось, — парировал я.       — Позволь мне возразить, Поттер, — покачал он головой, — если я гневно скажу тебе, что ты дурак и простофиля, полностью уверенный в своей правоте, ты ведь мысленно сделаешь меня дураком и, скорее всего, пошлёшь, а не согласишься.       — Потому что я не дурак и не простофиля.       — Вне сомнения, — Том осклабился.       Я запутался.       — Это была провокация? — совсем тихо поинтересовался я.       — Я уже пояснил, что это было. В любом случае слова здесь бесполезны.       Мне снова захотелось уйти под воду, спрятавшись от прожигающего меня насквозь взгляда.       — Мне остановиться? — спросил он, словно уловив перемену в моём настроении.       — Н-нет…       — Н-нет? Значит, ты расслаблен? — красноречивая улыбка изогнула уголки губ.       — Нет, — твёрдо заявил я.       — Не расслаблен?       — Не останавливайся, чёрт! — фыркнул я и тут же смутился.       Скоро и ты будешь говорить двусмысленными фразочками, Поттер. С кем поведёшься, от того и наберёшься.       Подтянув к себе облако розовой пены, я скрылся за ним, начиная лопать отдельные пузыри.       — Предполагаю, что твои друзья многое тебе говорят, но ничего не делают, — продолжил звучать его голос, — считая, что принятия с твоей стороны достаточно, осталось только, чтобы ты сам начал активно действовать. Твой опекун, скорее всего, не замечает твоих заморочек, потому что смотрит на тебя другими глазами. Он даже не подозревает, какого размера тараканы у тебя в голове, или я ошибаюсь?       — Нетуменяникакихтараканов, — проворчал я скороговоркой.       Сириус в действительности никогда не замечал этого. Дело было не в его невнимательности, а в том, что он видел меня другим. «Настоящим», — как называла это Гермиона. Я же был уверен, что это всё потому, что его отеческая любовь не позволяет разглядеть во мне недостатки. Взять хотя бы недавний разговор и его фразу о том, что он боится момента, когда придётся доверить моё «золотое» сердце в чужие руки.       Целая очередь из желающих выстроилась около дома, безусловно. Прям не отбиться мне от всех женихов.       — И Малфой, — внезапно произнёс Том, — тоже, наверное, во многом пытается тебя убедить на словах, но не на действиях, потому что боится не суметь пробиться сквозь твой панцирь и быть отвергнутым.       Белая пенная горка как раз уплыла в сторону, и мы встретились глазами.       Я задумчиво смотрел на Риддла, теряясь из-за того, что уже второй человек, в этот раз сторонний для нашей компании — но не чужой самому Малфою… — говорит о страхе Драко быть отвергнутым мною.       — Это всего лишь предположения, и Драко бы сказал… — я покачал головой, чувствуя, что не уверен в том, что сам собираюсь сказать.       Стоило ли мне это обсудить с ним? Но как начать подобный разговор? Мне тут шепнули, Малфой, что ты якобы испытываешь ко мне далеко не дружеские чувства, — проясним момент?       — Ты и правда этого не видишь, Поттер, или не желаешь видеть? — приподнял он брови.       — Я не собираюсь это обсуждать с тобой.       — Твоё право. Тем не менее ты должен признать, что возмущение моим поведением и словами уже заставило тебя вести себя по-другому: ты почти в лицо мне сказал о том, что я красив снаружи и гнилой внутри. Следовательно, ты был возмущён предположением, что мы с тобой стоим на разных ступенях.       И как мне ему объяснить?       — Просто обычно я игнорирую подобные выпады в свою сторону, — сощурил я глаза.       — Тогда почему не проигнорировал меня?        — Ты переступил черту.       — Ты распределяешь насмешки на допустимые и недопустимые?       — С чего ты вообще взял, что у меня какие-то проблемы с принятием себя? — заговорили мы одновременно.       Том провёл ладонью по воде, зацепив островок из фиолетовой переливающейся пенки, и поднёс к лицу, будто принюхиваясь, а когда опустил руку, на кончике носа остался след.       Он выглядел столь сюрреалистично, что мне с трудом удалось удержать смешок, а разговор был далеко не шутливым.       — Странный вопрос после услышанного тобой в кабинете директора. Думаешь, меня назначали старостой школы за красивое личико и высокие оценки? — будто заметив мой взгляд, он потёр нос, сморщившись, и явно подавил желание чихнуть.       — Да, — спокойно ответил я.       — Наконец-то ты честен.       — Я так думал, — поправил я себя, чуть потупившись. — То есть про оценки.       — Очевидно, что сейчас твоё мнение изменилось.       — Почему ты наблюдал за мной?       И когда нечто, что началось совершенно нелепо, переросло в это?       Том вздохнул.       — Я за всеми наблюдаю. За старостами больше, разумеется, ведь вы, можно сказать, моя прямая ответственность. По каким критериям вас выбирают? — внезапно спросил он. — Дай угадаю, Поттер, в твоём случае это была ошибка.       — Нет, — покачал я головой.       «…Даже когда тебя выбрали старостой, ты решил, что это не из-за твоих заслуг, а фатальная ошибка», — возразила мне Гермиона из прошлого.       — Мы обнажены друг перед другом, если не принимать во внимание надетые на тебе носки — разве это не предполагает искренность?       — С какой стати я должен быть с тобой искренен?.. Мы едва знакомы, — проворчал я и добавил тихо: — Знакомы, но не так уж и близко, я имел в виду.       Мне снова сложно было провести линию, но любой откровенный разговор нёс в себе риск повести себя не так, как подобает едва знакомым людям, — едва знакомым людям, которые сидели голыми в бассейне, один из которых ещё ни разу не ошибся насчёт другого — что это ещё такое? Интуиция? Эмпатия? Точно не легилименция…— а другой допускал это с какой-то идиотской натуральностью, будто всё так и должно было быть, потому что Том не был ему незнакомцем.       — Ты ведь сказал, чтобы я допустил возможность твоего согласия, а незнакомые люди парочкой не становятся. Считай, что сейчас у нас своего рода… свидание вслепую, — усмехнулся он. — Мы сидим за одним столом и узнаём друг друга, чтобы решить, дать ли второй шанс этому знакомству.       Свидание вслепую?       Видимо, я снова покраснел, или это здесь было слишком жарко. Небось близнецы опять что-нибудь намудрили.       — Мне помочь тебе с ответом, Поттер? Полумна и ты — кто из вас двоих кнут, а кто — пряник? — уточнил он, невозмутимо наблюдая за мной.       Я замешкался.       — Хочешь сказать, что я был выбран МакГонагалл из-за своей… мягкости?       И снова эта двоякость.       — В тебе определённый набор качеств, противоположных Полумне, — цокнул Том языком. — Она не позволяет тебе быть чересчур деликатным и уступчивым, а ты ей — придирчивой и властной. Постепенное ограничивание друг друга влияет на вас обоих, или ты не заметил, что Полумна также не заметила того, что ты неделю бродил в зимней мантии по школе? Год назад она сняла двадцать баллов с вашего факультета с таких же рассеянных. То же самое и с МакМилланом и Аббот, с Голдстейном и Патил, с Малфоем и Розье.       — Странно слышать, что Драко уступчивый, — с толикой скепсиса заметил я.       — Я ведь не просто так сделал ему тогда выговор, — повёл плечом Том.       — Выходит, суть в том, чтобы не затюкать и не запугать студентов, но и не позволять им сесть себе на шею.       — Всё ещё думаешь, что МакГонагалл ошиблась?       — Я… — покачав головой, я коснулся очков и снял их, оставляя около одного из кранов. — А что ты? Разве старосте школы не нужен противовес? — помедлив, я едва заметно улыбнулся, сам отвечая на свой вопрос: — Или старостой школы становится тот, кто достиг определённого равновесия между внутренним тираном и Матерью Милосердия?       — Ты забыл о моих оценках, внешней привлекательности и поразительной наблюдательности, — рассмеялся Том.       — А легилименция не насчитывает сразу сто баллов в пользу того, кто ею владеет? — насмешливо уточнил я.       — И это тоже, — согласился он и, помедлив, заговорил, скосив взгляд: — Когда на место волшебной катастрофы прибывает бригада Экстренных Магических Манипуляций, на каждую группу стирателей памяти приходится один легилимент, если повезёт, а если нет — его перенаправляют из другой бригады. Если у человека истерика или он до смерти напуган, стандартное стирание памяти может привести к непредсказуемым последствиям… — Том запнулся, скривившись, будто вспомнив нечто неприятное. — Что в таких ситуациях делает легилимент, Поттер? Проникает в чужой разум, переживает всё это вместе с ним и потом замещает образы правдоподобной версией событий. Но, если воспоминание будет нескладным, если будет казаться самому человеку неестественным и несоответствующим его мировоззрению, образ растворится, явив истину, — замещение провалится. Нужно достигнуть столь точного понятия и восприятия, что сможешь предсказать, как кто-нибудь поступил в определённой ситуации, что бы сказал, какие бы эмоции испытал… Только так можно создать реалистичное замещение, которое удержится. То же касается и считывания памяти: просматривая чужие воспоминания, легилимент может заставить другого человека пережить любой фрагмент из своего прошлого, но малейшая оплошность со стороны волшебника может привести к разрыву реальности…       — Легилиментный сон?         — Да, — он устало вздохнул, словно сама тема его утомляла. — Так к чему это я?       — Прошу прощения, — опередил я его. — Я не хотел, чтобы это звучало пренебрежительно с моей стороны.       — А я хотел этим сказать, что нет смысла отпираться.       — В моей голове ты не был, — возразил я. — И не можешь знать с точностью.       — Мне и не нужно, чтобы понять твой образ мышления. Я видел подобное раньше, я переживал это, — он едва заметно улыбнулся.       — Моя мягкость не говорит о том, что у меня какие-либо проблемы…       — Видишь, Поттер, слова в твоём случае бесполезны.       — А если мы начнём сотрудничать — ой, прости, встречаться, — то это сразу вправит мне мозги?       — Это позволит доказать отсутствие исключительности, — пояснил он.       — Я не считаю себя исключительным! — не смог сдержать я лёгкого возмущения.       — Разве? Ты считаешь себя исключительно уродливым, исключительно неподходящим, исключительно неудобным. Меня, по всей видимости, ты считал исключительно особенным и идеальным, но ты сам это сказал о яблоках и червях, — он снова хмыкнул, будто метафора его забавляла. — Я не собираюсь моделировать твоё мышление, что пытались сделать твои друзья, лишь показать, что нет в этом ничего страшного, ведь не точное знание, а сплошные догадки порождают все твои страхи, которые, в свою очередь, вгоняют тебя в абсурдные рамки, в реальности которых ты каким-то чудом убеждаешь всех остальных. Начав встречаться, ты осознаешь, что ты такой же, как и все остальные омеги. Определение, которое в твоём случае не несёт в себе негативный подтекст, ведь ты этого хочешь: быть как все. Начав встречаться, ты осознаешь, что я такой же, как и все остальные альфы. Определение, которое в моём случае несёт в себе негативный подтекст, потому что не стоит никого идеализировать, Поттер, и считать, что есть некий вид идеальных людей, которым всё даётся легко.       Что ж, наверное, правильнее будет сказать, что я лишился дара речи, хлопая глазами. С одной стороны, я понимал, что он имеет в виду: чтобы преодолеть свой страх перед водой, мне хватило запрыгнуть в бассейн — если забыть, что Сириус бегал за мной с палочкой; чтобы преодолеть страх перед велосипедом, мне хватило начать крутить педали — пусть велосипед не имел тормозов и Сириус, как после оказалось, отпустил меня на половине пути, поэтому я проехал всю траекторию от дома до опушки сам. А теперь, чтобы преодолеть страх быть недостойным, мне предстояло встречаться с тем, для кого я боялся оказаться таким, хоть Том и не знал об этом.       — Конечно же, Драко мог помочь тебе гораздо раньше, но, как говорится, кто успел, тот и съел, — осклабился Том, клацнув зубами, и я вздрогнул.       Что это ещё должно значить?       — Абсурд, — выдохнул я, едва ли не имитируя тон Сириуса.       С другой стороны, это всё было нелепым не только из-за его предложения, но и из-за того, что я заранее знал, что поиски будут бесплодными. Не будь я Чу, то, узнав о том, что Риддл начал встречаться с кем-то, ощутил бы себя преданным. Однако не могу же я ему предъявить то, что он изменил мне со мной же…       — Допустим, что я согласился, — произнёс я неторопливо, наблюдая за очередным мимо проплывающим островком пены. — Полагаю, с моей помощью ты хочешь не только проникнуть в ряды гриффиндорцев, но и понаблюдать за всеобщей реакцией на подобную новость. Боюсь только, что у половины Хогвартса будет схожий набор эмоций на лице, — переключил я внимание на Тома, — или ты заинтересован только в реакции Кормака?       — Простая зависть или досада разнятся с той эмоцией, что я ищу, — заметил он. — Что до Кормака, то, как ты, наверное, догадался, я не смог его прочесть. Он не просто самоучка — его обучал некто опытный, — Том вновь улыбнулся с толикой азарта и воодушевления, словно, выведя МакЛаггена на чистую воду, приобретёт нечто ценное.       Не хотелось признавать, но мне было неприятно.       — В любом случае хоть нормами школы это и не запрещено — ситуации бывают разные, Поттер, — но во имя безопасности Хогвартса всякое сильное ментальное сокрытие подлежит предварительному рассмотрению и докладу директору. Разумеется, это не относится к ученикам, посещающим факультатив — они включены в особый реестр.       Недоверчиво моргнув, я уставился на него:       — А я?.. Меня ты тоже изучал?       Том понизил голос:       — Тобой и твоими друзьями занимался директор. Полагаю, он пришёл к какому-то консенсусу с твоим опекуном и, полагаю, это как-то связано с его работой, — он сделал небольшую паузу и заключил: — Вижу, тебя он не стал извещать.       Сириус и правда ничего мне не говорил, но это было не лишено смысла: всё добытое на месте раскопок было засекречено, пока Отдел тайн не проведёт собственную проверку находок, не распределит их и не заполнится куча справок — собственно, все прелести бюрократической волокиты. Затем музей, куда доставили артефакт, будет ещё около полугода готовить экспозицию, и лишь после презентации тайна перестанет ею быть. Тем не менее хоть и полагалось, что артефакты хранились в особых магических контейнерах, а изучались — в древних котлах (так назывались особые комнаты, оборудованные для этого), но чаще и то и другое располагалось в домах археологов. У моих родителей на чердаке, у Сириуса — в подвале. Поэтому любой, кто имел доступ к прилегающим помещениям и хоть одним глазком мог увидеть, к примеру, фрагмент какого-нибудь древнего пергамента, таблички или чашки, должен был придерживаться регламента, частью которого было соглашение о неразглашении. В свою очередь, это соглашение подразумевало, что волшебник не только не сможет рассказать, но и показать — его разум должен был быть закрыт. Само собой, друзей это не должно было касаться, но, видимо, Сириус каким-то образом подключил и их, возможно, воспользовавшись отговоркой вместе проведённого лета — мы вместе с Роном и Гермионой месяц шатались по пустыням в поисках погребённого города джинов-колдунов, чем, впрочем, Сириус занимается и по сей день.       — Но раз ты был в курсе и директор тоже, то к чему слова о том, что ты будешь молчать о «редкой вещице»? — непонятливо моргнул я.       — Поттер, — протянул он со вздохом, — ты желаешь, чтобы все узнали, как именно ты блокируешь легилименцию, и заинтересовались, почему «Змея атлантов» на ноге у школьника, а не в музее?       — Откуда ты…       — Существует не так уж и много артефактов, мифами о которых пугают маленьких легилиментов, — уголок его губ дёрнулся в полуулыбке. — К тому же у тишины тоже есть своя тональность, и со временем в твоей я расслышал шипение.       — Я не знал, — озадаченно пробормотал я, неосознанно сказав это вслух. — Не исключено, что Дамблдор также всё понял…       …Но пришёл к определённой договорённости с Сириусом. Почему крёстный не рассказывал мне ничего?       — До совета попечителей сведения явно не дошли, — заключил Том.       Иначе бы Нета Стрикс, одна из членов попечительского совета и Высшего совета по магическо-историческим ценностям, брала бы штурмом мою спальню — это я прекрасно понимал.       — Что ж, ты дважды упоминал своё возможное согласие, поэтому после всех вступлений и объяснений, позволь уточнить: каково твоё решение, Поттер? — Том выпрямился, слегка откинув голову и наблюдая за мной сквозь полуопущенные веки, словно всё уже было решено.       — Объяснений мне всё ещё недостаточно, — возразил я, понимая, что собираюсь ступить на тонкий лёд. — Ты понимаешь, что… встречаться подразумевает определённые действия.        — Ты слишком взволнован этим для того, кто планировал оплатить подобные услуги в будущем.       Я открыл было рот, чуть не наглотавшись пены, которая хлынула из соседнего крана, и зашёлся в кашле:       — Это не так!       — Я думал, что мы прошли этап отрицания около десяти минут назад.       Смыв с лица мыло, я гневно уставился на его насмешливую улыбку.       — Я ничего такого не планировал!       — Конечно, столь абсурдную историю ты выдумал на ходу, а не потому, что размышлял над этим всерьёз, — он закатил глаза, недоверчиво фыркнув.       И что это значит? Что он лучший вариант в этом смысле?..       — Не понимаю, — понизил я голос, — ты пытаешься сказать мне, что мы… — оборвав себя на полуслове, я ощутил, как щёки снова наливаются румянцем. — Ну… то самое?       — Того? Я пытаюсь тебе сказать, что твоё согласие означает, что ты не станешь от меня шарахаться, если я обниму тебя или возьму за руку, — это будет выглядеть странно. Так что, да, я понимаю, что это подразумевает определённые действия и определённое поведение с моей стороны и с твоей тоже. Что до «того самого», — протянул Том нараспев, — то нам не обязательно прыгать в постель сразу же, хоть твои планы и дают понять, что иллюзий насчёт своего первого раза ты не питаешь.       — Почему ты повторяешь это раз за разом? — поинтересовался я с толикой недовольства. — Пусть я и допускал такую мысль, но это всего лишь один из вариантов. Всё могло измениться со временем.       Том передёрнул плечами:       — Не хочу, чтобы ты сейчас спрятался за сказкой о том, что живёшь в ожидании светлой и большой любви, поэтому вынужден мне отказать. Отчасти ты практичен и именно на это я рассчитываю.       Я громко и показательно фыркнул.         — А ты сам?       — Что я? — непонятливо приподнял он брови.       — Не думаешь, что сделаешь больно тому человеку, которого так упорно ищешь? Ревность ревностью, но что он подумает о тебе, когда узнает?       Да, чёрт возьми, я бы сильно разочаровался… И должен буду разочароваться, письменно излагая всё своё недовольство, за которым последует тишина. Понимание того, как я должен был себя чувствовать в ипостаси Чу, было, но сами ощущения оказались разбавленными и смешанными.       — Что посеешь, то и пожнёшь, — размеренно ответил Риддл.       — То есть это месть? — вопреки напряжённой струне внутри, голос звучал ровно.       — Нет, Поттер, — усмехнулся Том. — Начать встречаться с другим, чтобы отомстить — мелочно, не находишь? Я всего лишь собираюсь ускорить события и установить его личность, не позволив сбежать, пусть это будет сопряжено с определёнными рисками.       Рисками?.. Да будь это Кормак, ты бы разбил ему сердце такими вывертами.       Я заскрипел зубами, пытаясь скрыть своё раздражение.       — В любом случае наши с ним отношения тебя не должны касаться…       Вдох-выдох.       — Не должны? — всё же я не смог утаить своего возмущения. — Ты говоришь об этом, словно собираешься провести какую-то лечебную процедуру выгодную обоим, по твоему мнению. Уверенность может застраховать чувства?       — Чувства? — нахмурился он. — Ты вроде не испытал отвращения после поцелуя, да и сейчас ощущал себя довольно-таки свободно в моих объятьях.       — Я не о том, — отмахнулся я, даже не успев смутиться его замечанию. — Что, если игра перестанет ею быть для… одного из нас? Что тогда?       В последний момент я успел изменить «для меня» на «для одного из нас», решив не унижаться ещё больше.       — Интересный вопрос, Поттер, — с какой-то непонятной интонацией произнёс он. — Я ведь сказал, что это сопряжено с рисками, и это один из них, но разве я всё это начал?       Почему мне казалось, что он говорит о чём-то другом?       — Если игра, как ты это называешь, перестанет ею быть, что ж, — продолжил Том, — мы могли бы попробовать.       Я нервно сглотнул:       — Попробовать?       — Поттер, иногда ты схватываешь всё на лету, а иногда… — он махнул рукой, словно не смог подобрать нужного слова. — Мы могли бы попробовать быть вместе.       А я?       — А… он?       — С ним я объяснюсь, — всё тем же тоном произнёс Том, — или ты считаешь, что я должен месяцами умолять кого-то снизойти до встречи со мной? Может, ждать ещё года три до самого выпуска или продвинуть в Министерстве новый вид брака: брак по переписке?       Выпуска? Он о Кормаке?       — Но если между вами есть симпатия, разве…       — Значит, его симпатия не столь сильна, — резко оборвал он меня.       Неправда!       Я стиснул зубы до боли в челюсти, делая вид, что загребаю к себе побольше пены, а затем шёпотом поинтересовался:       — Разве он не подумает то же самое о тебе? Что ты даже подождать его не смог, тут же начав с кем-то встречаться? И, наверное, у него были свои причины для отказа от встречи.         Чёрт, Поттер, заткнись!       — Нет смысла скрывать, — с какой-то неестественной улыбкой начал Том, — что он намекнул мне, что легко прекратит наше общение, если я начну с кем-то встречаться.       «Пока ты будешь хотеть или пока не найдёшь себе пару... Вряд ли он или она одобрит подобное общение».       Я не то имел в виду… То есть то, но не то.       Мысленно застонав, я вновь чуть не ушёл с головой под воду, вовремя вцепившись в выступ.       — Зачем ты тогда его ищешь? — спросил я, не понимая чужой логики.       Это упорство? Или азарт охотника? Может, уязвлённое эго?       Казалось, Том был обижен на меня — на Чу, — но собирался продолжить поиски, прося меня о помощи (не совсем прося, ага), одновременно используя наши мнимые отношения, чтобы спровоцировать Чу, в обмен обещая мне помочь с принятием самого себя… Я что-то выгоды для себя не видел, за исключением того, что со мной бы начало встречаться Его Величество Том Риддл, согласившееся поделиться своими трюками по покорению вершин самомнения и избавлению от всех страхов. Вот последнее звучало слишком хорошо, чтобы поверить. Тем более это могло быть простой приманкой, и в случае провала, Том бы просто пожал плечами, признав, что ошибся. Справедливо, ведь и его ждал провал: Чу скрывался-то на самом видном месте.       «А почему бы тебе не признаться?» — шепнула совесть.       Я… Он же думает, что это Кормак. Пусть он толкнул всю эту речь о том, что никого не стоит идеализировать, но сам заподозрил МакЛаггена; пусть, предположил, что и сам может начать испытывать чувства ко мне, пока мы разыгрываем этот спектакль, но, скорее всего, Том уверен, что ничего из этого не произойдёт, ведь риски бывают неизбежными, минимальными и повышенными. Будучи уверенным в том, что Чу — это Кормак, что он испытает, признайся я сейчас? Нужно ли мне видеть разочарование в чужом взгляде? Слышать, как он использует мой обман, чтобы обвинить во всём меня же и отмахнуться от нашего общения. Может, стоило бы принять предложение только для того, чтобы посмотреть, что из этого выйдет, и в конце признаться во всём, так его наказав? Но за что?       — В любом случае сейчас речь идёт о нас с тобой, Поттер. Если же всё пойдёт по плану, — задумчиво протянул Том, явно не собираясь отвечать на мой вопрос, — то перед летними каникулами мы с тобой расстанемся. Предвосхищая твой вопрос, ты можешь бросить меня сам — я как-нибудь переживу. Слухи стихнут за лето.       Вот они — риски. Минимальные, раз он предполагает, что всё пойдёт по плану.       — Разве я согласился?       — Что ж, ты можешь подумать.       «Спасибо за разрешение».       И почему я так зол снова?       Ревновать к самому себе было как-то странно. Определённо, всё здесь было странно, и я никак не мог понять, что, помимо вообще ВСЕГО, не укладывалось в этом «идеальном» пазле, разбросанном передо мной Томом.       Я собирался ответить ему, что думаю обычно долго — могу впасть в медитацию и до лета, — но не успел: он вылез из бассейна и, совершенно не стесняясь одного случайного свидетеля, у которого чуть челюсть не отвисла, направился к зоне шкафчиков, красуясь своей притягательной наготой…       Наверное, в любом омеге рождается мысль, такая шальная и неуловимая: «А если бы это всё было моим?» В моём случае она несколько изменилась: «Если бы я согласился, стало бы это моим?» Я бы мог обнять его, играя в отношения, безусловно, и пощупать. Но всё это было несерьёзно — мимолётным искушением, сладкой пилюлей, которая имела слишком длинный список противопоказаний.       Собрав побольше пены, я уткнулся в неё лицом, начиная дуть.       Раз, два, три, из памяти всё сотри.       Пена забилась в нос, заставляя меня чихнуть и следом умыть лицо.       И вообще, ему что, стеснение совсем чуждо?       — Ты весь красный, Поттер. Смотри не упарься, — раздалось почти над самым ухом, и я резко обернулся. Том стоял в одних лишь брюках с накинутой на плечи мантией, удерживая в одной руке книгу, во второй — палочку. — Жду ответ к завтраку.       В тот же самый момент поток тёплого воздуха ударил мне в лицо, подсушивая стоящую рядом обувь.       Хоть просить не пришлось.       — Одежду я тебе возмещу потом. На скамье чистая рубашка и спортивные штаны, — сообщил Том, на мгновение застыв около кучи обрезков. — Спокойной ночи.       И дверь хлопнула.       А затем приоткрылась.       — И заметь, Поттер, это наш первый разговор, когда ты не мямлишь и не прячешься за Полумной. Видишь, не так страшен чёрт, как его малюют, — он криво улыбнулся. — Не забудь про щеколду.       И дверь снова закрылась.       Мысленно застонав, я тут же нырнул под воду, проплывая от края до края бассейна и всё ещё теряясь в догадках.       Что, чёрт побери, мне теперь делать?!