Я не хочу оставаться здесь один, Не хочу отпускать тебя. Будь моей королевой, Я буду твоим королем — Мы будем правителями, я дам тебе всё. Я буду твоим королем, ты будешь моей королевой — Неверующие встают на колени. Мы будем править миром. Вольный перевод Seafret — Be My Queen
— Что означает горькая участь и адская кара? — Когда игра началась, стоит сказать неправду, как во рту станет горько, — пояснил Том. — А если откажешься отвечать или выполнять действие, то появится жжение, как от острой пищи. Никакой воды не хватит, — улыбнулся он нагло. — Так из-за этого здесь напитки, — непроизвольно ответил я улыбкой на улыбку. — Боюсь, Поттер, если я буду лгать и отказываться исполнять твои требования, то, туша пожар алкоголем, меня надолго не хватит. — Но я дал односложный ответ и ничего не случилось… — Это пока. Месть игры за «да» и «нет» весьма специфична и непредсказуема, поэтому рекомендую подойти к ответам креативно. И не оттягивай неизбежное — твоя очередь, — указал он глазами на букет. Месть? Я вздохнул. Рука дрогнула, когда выбор был сделан. Шоколад на этот раз имел отчётливый вкус фундука и изюма. Он будто ласково обволакивал полость рта, опускаясь сладостью в горло и одновременно побуждая говорить. — Какое нижнее бельё на тебе сейчас надето? — выпалил я на одном дыхании и хлопнул ладонями по подушке в негодовании: — Почему именно мне попадаются такие вопросы?! Том рассмеялся, а затем протянул томно: — Кружевное, естественно. Изумление и смущение смешались, превращаясь во взрывоопасную смесь внутри меня, когда он опустил руку, отдёрнув край джемпера, и потянул за шлёвку брюк, медленно обнажая определённый участок кожи. Красной резинке — красные трусы? — было далеко до кружева, и я возмущённо вскинул взгляд: — Сказал, что не собираешься врать, и тут же соврал! — Но сразу же реабилитировался, — Том подхватил стакан и легонько стукнул им обо всё ещё выглядывающую тазобедренную косточку. Я вновь впал в ступор, гипнотизируя отрезок кожи взглядом, пока он отпивал, заинтересованно наблюдая за мной. — Разочарован, Поттер? Предпочитаешь альф в кружавчиках? Чуть не поперхнувшись собственной слюной, я невольно поправил очки, которых на моём лице — внезапно! — не оказалось, и услышал его довольный смешок. Почему я вообще этим занимаюсь? Почему Том этим занимается? — Он ведь не может знать? — А если знает, Гарри, то что? — Это невозможно… Откуда бы? — Нельзя исключать такую возможность. — Кем и где видишь себя через десять лет? — вклинился голос Тома в эхо нашего разговора с друзьями. Нет, чёрт… Почему я снова сомневаюсь? Ведь сам поставил требование: встречаться по-настоящему. Этим мы и занимаемся: играем в отношения, разыгрываем первое свидание, ведём себя по-дурацки… Я поднял на него взгляд, вцепившись рукой в подушку, и начал нервно теребить её край. — Не знаешь? — спросил он. — Не знаю что?.. — Кем себя видишь, — терпеливо повторил Том, — через десять лет? — Скорее всего, пойду по стопам родителей. И это даже была не метафора. — Твой отец ведь был полевым артефактором, если я не ошибаюсь… — Но меня больше привлекает исследовательская работа матери, — перебил я его, теперь слегка слукавив. — Дешифровка, языки, — уставился я на букет и поспешно добавил: — Мёртвые. — Любишь загадки? — Очень, — ответил я без задней мысли и тут же смутился, когда понял, с чем только что согласился, но заострять внимание на этом не стал, а заметив, что Том ещё собирается что-то спросить, поднял букет и покрутил его в руках. — Теперь мне должно повезти. Этот язычок на вкус был как марципан. — Ты ведёшь дневник или когда-нибудь вёл? Наконец-то! — Свой первый дневник я начал вести ещё в детстве, да и сейчас это делаю. — Правда? — не без удивления уточнил я. — Это странно? — М-м… — я покачал головой, — нет, просто неожиданно. — Значит, тебе это кажется странным, — усмехнулся он. — Скорее любопытным. А что ты в нём записываешь? — не смог сдержать я свою любознательность, представляя, как Том садится каждый вечер за своим письменным столом и описывает проведённый день. «Дорогой дневник, я мирно принимал ванну, пока ко мне не вломился Гарри Поттер…» — По возможности то, что нельзя забывать, но моя память уже не в силах удержать, — расплывчато ответил он. — Разве ты не говорил, что уточнения против правил? — Но ни одно из четырёх правил не упоминает об этом, — я пожал плечами не без толики лукавства на лице. Том насмешливо окинул меня взглядом, дескать, «ну-ну, я это учту», и извлёк очередную розовую палочку. Я нервно почесал нос, понимая две вещи: во-первых, что готов многое отдать, чтобы взглянуть хоть одним глазком на один из его дневников, а во-вторых, что слегка просчитался. В отличие от вопроса, который может смутить как спрашивающего, так и того, кого спрашивают, действие почти всегда опаснее для того, кто обязан его исполнять. — Кого бы ты с собой взял на нудистский пляж и почему? — спросил Том. Я укоризненно посмотрел на него. — Ну что за взгляд, Поттер? Это не я придумывал вопросы. Язык начало жечь, и я был озадачен этим ощущением. — Друзей, естественно, потому… потому что, — перед глазами появилась картина песчаного пляжа, голубого неба и синего моря, на фоне которой бежали мы трое, и все голые. — Только с ними мне было бы комфортно, — наконец выдохнул я. Тем не менее вместо жжения во рту появилась такая жуткая горечь, заставившая меня тут же сморщиться и резко потянуться к стакану. — Посему? — зашепелявил я, но напиток, вопреки сладости, не помогал убрать неприятный вкус. — Потому что ты соврал, — сказал Том, словно это было очевидно. — Но я не совф-фал! — давился я остатками содержимого своего стакана, пока то не кончилось. Мой жалобный взгляд, видимо, всё же подействовал на него: рядом оказалась бутылка воды, к которой я присосался, как пиявка. — Мне кажется, Поттер, правильный ответ в твоём случае: «Никого, потому что мне было бы комфортнее бегать по пляжу голышом в гордом одиночестве». Скосив на него взгляд, я продолжал заглатывать воду с жадностью, пока горечь не опустилась в желудок и мне не полегчало. — Немножко неприятно… — еле слышно выдохнул я. Это было явное преуменьшение: во рту до сих пор было горько, и я никак не мог перестать морщиться, сглатывая слюну раз за разом. — Зато теперь ты понимаешь: не стоит лгать. Даже самому себе, — Том почти галантно протянул мне треклятый веник. — Твой ход. Вздохнув, я закрыл глаза и почти рывком вытянул первый попавшийся язычок. Шоколад слегка унял тяжёлое послевкусие моей лжи, оплетая язык приятными пряными нотками кокоса и печенья. — В детстве у тебя был воображаемый друг? Том подпёр рукой голову и кивнул: — Он был не совсем воображаемым — мой удав. Мама высказывалась против его присутствия вне дома, но я всегда брал его с собой, делая невидимым. Остальным казалось, что я слегка поехавший мальчик, который шипит и тарахтит, разговаривая с собственным плечом. Не сдержав смешка, я позволил себе это — вновь проявить любопытно: — И часто ты болтаешь со змеями? — Реже, чем хотелось бы. Разумеется, я уже расспрашивал его о змеином языке как Чу, но, как мне казалось, было бы чудно не проявить интерес в качестве Гарри. — И как это происходит? — Так же, как мы с тобой сейчас разговариваем — разница невелика, — дёрнул он плечом в жесте безразличия к своей особенности. Помедлив пару секунд, я опасливо предложил: — Скажешь что-нибудь на Парселтанге? Этого переписка мне не позволяла: увидеть воочию. Точнее, услышать. — Лучше так, — Том потянулся к очередному язычку. Через мгновение тишину рассёк свистящий, переходящий в гремучее шипение, а затем, наоборот, в гортанный невнятный шёпот набор звуков. Кончик его языка будто ударился о нижнюю губу, а верхняя резко поднялась, обнажая ровные зубы, и я содрогнулся, ощущая непонятное воодушевление. Точнее, не совсем воодушевление. Положив обе руки на подушку, я обрадовался своей предусмотрительности, хоть и взял её ради другого рода удобства… — …Что в переводе значит «какая твоя самая неприличная фантазия?» — А? — будто очнулся я и вновь стушевался, начав озираться. К Мордреду! Вопросы действительно опасней действий. — Ты не фантазируешь? — Фантазирую… — выдохнул я. Язык вновь начало покалывать. — Но, наверное, фантазирую прилично. Ага, Поттер, вертись ужом. — Однако вопрос был другим, — уголок чужого рта дёрнулся в усмешке. — В отличие от вранья, стоит тебе ответить, как неприятный вкус исчезнет. — Чёрт побери эту игру, — фыркнул я, понимая, что скоро начну отплёвываться. Казалось, что Тома мои гримасы забавляли — ещё бы! — Просто скажи. Или там какое-нибудь невиданное извращение? — подстегнул меня он. Щёки вновь будто обожгло изнутри «проклятием» вопроса без ответа (или что это вообще такое?), а снаружи — румянцем. Что мне ответить? Что после переосмысления его фразы моя фантазия уложила меня на лопатки на моём столе в мастерской, а его поставила между моих ног? Как понять, какая именно — самая неприличная?.. — Поймал. Ты сейчас подумал об этом, — щёлкнул он пальцами. — Расскажи. Я замычал в отчаянии, начиная ощущать жжение в горле, словно мне в рот напихали острого лука и заставили проглотить. Спину покрыл холодный пот, глаза заслезились, и я раскрыл рот, шумно выдохнув. Ещё мгновение, и я бы начал махать руками перед лицом в попытке облегчить разгорающийся пожар, но вместо этого, переступая какую-то невидимую даже для самого себя черту, я еле слышно выдавил: — Я представляю, как стою на четвереньках и… альфа, — успел я обезличить Тома в последний момент, — наблюдает за мной, пока я дрочу… Удивительно, но изматывающее ощущение и сухость во рту сразу же прошли, словно их и не было никогда. — Я не вижу его, но могу чувствовать чужое присутствие. Меня это заводит, и… — закрыв глаза, я буквально ощущал равномерно накатывающие волны смущения, накрывающие постепенно меня с головой. — Он подходит, кладёт руку мне на поясницу, а второй начинает касаться… там, растягивая… Он говорит всякие грязные словечки, — казалось, ещё чуть-чуть, и место, где я сижу, вспыхнет вместе со мной. — И я насаживаюсь на его пальцы, и... и кончаю. Всё. Во рту осталась лишь сладость, и я резко распахнул глаза, встретившись с его изучающим взглядом. Чужое лицо было спокойно. Даже чересчур спокойно, словно Том намеренно удерживал это выражение лица, дабы… не смутить меня? Усмехнувшись в свой стакан, который вновь оказался наполнен на три четверти, он изрёк хрипловатым голосом: — Видишь, Поттер... это было не так уж и страшно. Со свистом выдохнув, я коснулся лица. Щёки ощутимо горели, да и лоб тоже — меня словно начало лихорадить. — Один глоток, — внезапно сказал он и указал глазами на мой уже не совсем пустой стакан. — Что это?.. — Херес. Буйствовать и возмущаться я не стал — в конце концов, мы с друзьями иногда заимствовали из погреба убойную наливку миссис Уизли. Смесь миндаля, абрикоса и изюма покалывающим теплом опустилась в желудок, стоило мне сделать первый глоток, а за ним — и второй. — Что же такого таинственного было в твоей фантазии, что ты был готов терпеть? — спросил он внезапно. — Ничего, ты же сам слышал, — буркнул я, вновь смутившись. — Это просто секс. — Секс с кем? Кого ты представлял на месте своего тайного наблюдателя? Вскинув недовольный взгляд, я уточнил не без ехидства: — Может, продолжим, или альфы только и могут, что говорить об этом? — А ты съел язычок или... — Это крик души, — перебил я его. Лёгкое раздражение вновь подмяло под себя смущение, и я более свободно вздохнул. А может, это был эффект алкоголя. В любом случае мой самонаполняющийся стакан вновь оказался полон, однако, если судить по аромату, это был тот же безалкогольный коктейль, что и вначале. — А чего ты больше всего стесняешься, Поттер? — Я не стесняюсь секса. — Ты стесняешься себя во время секса, — кивнул он. — Каким образом, если у меня его не было? — огрызнулся я. — Твоему воображению это никогда не мешало, ведь так? Ну-ну, не злись, — примирительно улыбнулся Том и, выудив два язычка, один предложил мне. Фыркнув, я выхватил свой из чужой руки и тут же откусил, медленно смакуя. Теперь это были карамель и соль. — Действие, — громко оповестил я, чувствуя толику беспокойства, и тут же добавил: — Ты должен заканчивать каждую фразу словом «мяу» до следующего действия. Едва всколыхнувшаяся злость тут же превратилась в веселье, когда Том поморщился, словно от зубной боли, и выдохнул: — Понятно, мяу. — Точно? — Преточно, мяу. Я не сдержал нового смешка, сразу же прижав кулак к губам, будто собирался глупо в него хихикать. — Весело тебе, да, мяу? Перестав это скрывать, я рассмеялся, слегка раскачиваясь на месте, и Том вскинул брови, выглядя отчасти возмущённым, отчасти — по-детски обиженным. — Твой ход, мистер «мяу», — подначил я его, на мгновение чувствуя себя отомщённым за пережитый ранее стыд. Пластинка шоколада исчезла меж его сомкнувшихся губ, и я мысленно взмолился: «Пусть это будет не действие». Желание помучить Риддла ещё чуть-чуть слегка удивило меня, хоть мука в этом случае была условной. — Ты пускаешь слюни во сне, мяу? — Не знаю, — честно ответил я. — Никогда за собой подобного не замечал… — А на твоей подушке не замечал, мяу? — Что не замечал? — уточнил я, невинно моргнув. — Ты… мяу, — как-то жалобно мяукнул он. — Специально, мяу! — Я не понимаю, Том, что я «специально»? — Как же, мяу! — Как же что? Мы словно местами поменялись. — С этим «мяу» я сам себя не понимаю, мяу, — глянул он на меня исподлобья. — Кажется, Гриффиндор упустил настоящего льва в твоём лице. Какая растрата чужого потенциала. Сгорбившись, я уткнулся лицом в подушку у себя на коленях в попытке унять рвущийся наружу смех, что со стороны, наверное, казалось невнятным мычанием. — Наконец-то твоё чувство юмора вышло из состояния летаргии, мяу, — он внезапно улыбнулся, когда я поднял голову, активно смаргивая напросившиеся из-за смеха слёзы, и добавил: — Давай дальше, иначе я скоро рычать начну и старая Шляпа решит, что и правда ошиблась, мяу. Веник оказался у меня перед лицом, но выбирал я долго, втайне не желая, чтобы это прекращалось, пока сам язычок не упал мне в руки. Видимо, Том его подтолкнул с другой стороны — вот же ж! — Что больше всего тебя раздражает в других людях? — Какой сложный выбор, Поттер, мяу, — облокотился он, покачивая стаканом. — Но остановимся, наверное, на том, когда мне неумело и бессмысленно лгут, мяу. Прямо как я?.. Мы встретились взглядами — на лице Тома не было и тени улыбки. Опустив глаза, я нервно коснулся волос по привычке и разочарованно отнял руку — теребить и трепать там теперь было нечего. Веселья слегка убавилось. Это ведь не могло быть намёком? Вполне обыкновенный ответ: покажите мне человека, которого бы не раздражала чужая ложь. Таких нет… Наверное, нет. Поэтому я и страшусь мая: не сколько самого разочарования, столько последствий собственной лжи. Но не будет же он в самом деле мне мстить?.. — Действие, — эхом прозвучал голос Тома, возвративший меня на землю. — Рекламируй себя минуту, словно ты товар на продажу, который обязательно должны купить. Ох, чёрт… Конечно, ничего сверхъестественного в подобном задании не было. Простенько и смешно… Но всё могло осложниться из-за того, что мои лучшие качества — изобретательность и… изобретательность? — продолжали быть тайной. Но сказанное ведь не обязательно должно быть правдой? Задумавшись на мгновение, я предпочёл импровизировать, прежде чем рот опять начнёт полыхать, а в слюне — скапливаться вкус ядрёного перца. — Только сегодня и только в нашем магазине предлагаю вашему вниманию специфический товар: Гарри Поттер! — усмехнулся я, разведя руками. — Не привередлив относительно еды, в особом уходе не нуждается — он сам за собой ухаживает. Не питомец, а чудо! Самообучаем и поразительно прозорлив для столь юного возраста, поэтому способен поддержать любую беседу, предугадывая ваши желания. Дисциплинирован, предан и послушен — не будет красть ваши тапки и таскать бекон с тарелки без разрешения, — я заметил, как губы Тома растянулись в улыбке. — По утрам приносит газету без дополнения в виде слюней и лишней болтовни, а если его попросить, то и завтрак в постель подаст — была бы на то ваша воля. Любит разного рода игры: одиночные и командные, на лужайке или дома, как с мячиками, так и с самим собой, — на этих словах чужая улыбка стала шире, а я сдавленно выдохнул, сам не понимая, что несу… Что, чёрт возьми, я несу?! — Все эти качества, — нервно потёр я колени обеими руками, — делают его интересным приобретением для клиента любого возраста и рода занятий. Не упустите свой шанс, — закончил я фирменной фразой множества рекламных листков. Минута, кажется, прошла. — И сколько стоит это диво дивное? — деловито спросил Том. — Боюсь, сэр, мало кому он будет по карману, — да я обнаглел. — А цену он сам себе назначает или рынок? — Безусловно, сам: это ведь своеобразный и самобытный товар. Можно сказать, раритет, — хмыкнул я. — Что ж, на столь уникальный товар никаких денег не жалко, — мне показалось на мгновение, что на дне его глаз будто закопошились толпы алых искр. Появилось стойкое ощущение, что мы зашли куда-то не туда — заплутали в этих странных метафорах, потерявших в какой-то момент шуточный оттенок и всё больше касающихся некой параллельной реальности. Это ощущение меня смутило, вызывая множество разных эмоций внутри: и приятных, и волнующих, и даже тревожных. — Моя очередь, — заявил я внезапно осипшим голосом и, прочистив горло, почти вслепую достал очередной шанс опозориться. — Считаешь ли своё имя горячим? Час от часу не легче. — Вполне. То-ом-м-м… — произнёс он вкрадчиво, замычав под конец, и у меня мурашки по коже пробежали. — Отлично подходит, чтобы его произносили со стоном, тебе не кажется, Поттер? Потянувшись за стаканом, я чуть не уронил стоявшую рядом бутылку воды и нервно отдёрнул руку, словно обжёгшись. — Раз ответа я не дождусь, то… — произнёс Том, пока я делал вид, что моё зрение мгновенно упало и я ничего и никого не вижу перед собой. — Смог бы ты снять с себя пять деталей одежды прямо здесь? Том покрутил меж пальцев палочку, и я вскинул брови, так и не взяв стакан. — На мне нет столько одежды, поэтому… — Так вопрос же другой, Поттер, — перебил он меня. — Штаны, свитер, нижнее белье и пара носков — как раз наберётся. — Почему это звучит так, словно я должен с себя что-то снимать? Том расплылся в нагловатой улыбке: — Будь это классический вариант игры, мы могли бы установить правило: если пропускаешь вопрос, то обязан снять с себя предмет одежды. К примеру, ты хотел пропустить вопрос о своей сексуальной фантазии, тогда тебе пришлось бы выбирать… какой носок дороже: левый или правый. — Так хочешь увидеть браслет? — со смешком поинтересовался я. Опять начало покалывать горло и рот, но не так сильно, как раньше. Может, с каждым вопросом эффект всё слабее? Хотя вряд ли. — Действительно, о нём-то я как раз таки забыл, — кивнул он. — Ты бы принял вызов, Поттер? Интересно, куда Том спрятал педанта с намёком на занудство, о котором говорил Драко? — Гм… Что-то мне подсказывает, что ты бы сам пропустил пять вопросов, чтобы снять с себя всё и валяться здесь обнажённой махой, если ты понимаешь о чём и о ком я, — вернул я ему колкость. Том рассмеялся, покачав головой: — Какие интересные у тебя аналогии. Очевидно, что я бы так не поступил: в каждом альфе должна быть загадка. Ага, загадка… Мне тут же вспомнилось произошедшее в ванной старост. — Скорее всего, очевидным ответом для меня будет «нет», поэтому отвечу «да». Наверное, смог бы, — хмыкнул я, доставая очередной язычок. — Ведь у каждого в запасе по паре носков. Может, я ношу по две пары, чтобы потеплее было. Я же мёрзну, как тебе известно. — Возможно, и под свитером у тебя надето что-нибудь? — Гм? — приподнял я бровь. — Мало ли ты везде похож на луковицу, — осклабился он. — Долго же тебя раздевать придётся, Поттер, если использовать классический способ. — Поэтому не стоит лезть туда, куда тебя не просят, — показательно поправил я одежду. — А вот и он, — внезапно мягко протянул Том. — Держи конфетку за ответ, — и протянул мне язычок. Фраза меня несколько озадачила. — Он — это твой невидимо-видимый друг? — Увы, носить с собой я его больше не могу: слишком уж тяжёлым стал Нагини, — сощурил Том глаза. Интересно, какого размера этот удав?.. Мне казалось, что они небольшие, или, может, в магазине просто совсем ещё крохотные, похожие на ужей. — Давай, Поттер, не томи. — Твоей удаче я не доверяю, — вернул я цветок обратно в букет и выбрал соседний. На этот раз послышался сочный хруст надломленного шоколада, а сладость апельсина и корицы приятно растеклась внутри. — Действие, — произнёс я, гаденько хмыкнув в мыслях. — Признайся в любви, используя в своём признании слова «огурец», «цыплёнок», «кастрюля», «конфетка» и «трусы» в любом порядке. Ой-ёй. На чужом лице появилось чудное выражение: восторженное и коварное. Такое выражение бывает у людей, принимающих брошенный им вызов с энтузиазмом и готовых растерзать того, кто посмел вызвать их. Я внутренне содрогнулся. — Подожди, — протянул Том и, подхватив стакан, сделал глоток. Он задумчиво уставился в пол, покачивая рукой. Мне стало одновременно любопытно и тревожно. Конечно, в группе подобные игры должны ощущаться иначе: менее интимно, наверное. Но даже так мне не стоило принимать происходящее всерьёз, всё же игра это игра, и подобные признания — лишь часть этой забавы. — Я готов, — вырвал меня из забвения его голос, и я попытался сконцентрироваться. — Слушай:Хочу я, Гарри, рассказать о важном,
Скрывать я чувства больше не могу,
Твой огурец навсегда в моём сердце, во вздохе каждом,
Им дышу, им живу, не лгу!
Пересеклись пути-дороги наши,
Много лет уже знакомы мы с тобой,
И я хочу идти бок о бок дальше,
Всю жизнь хочу быть рядом, цыплёнок мой!
Ты помнишь встречу? Лёгкие пушинки,
С деревьев статных — чистый летний снег!
И так же мы с тобой, две половинки,
Варились в чьей-то кастрюле, в чьём-то котле...
Запал мне в душу чистый и бездонный,
Зелёных глаз чарующий твой взгляд!
В нём утонул я, детка, и быть спасённым
Я не хотел бы сто веков подряд!
В твоих трусах, конфетка, поверь, так много света,
Той первозданной, чистой доброты!
Там вечное и ласковое лето!
Я счастлив, когда со мною ты!
Том поднял руку, в которой всё ещё был стакан, будто только что произнёс очередной тост, а я, в свою очередь, лишился дара речи. В моих мыслях появилось сплошное многоточие, состоящие из мириад точек, которые всё не кончались. Что это только что было?.. Глаза заслезились, нос заложило — словно моё тело смеялось, пока я испускал дух. — Вижу, ты сражён поэтичностью моего признания, — откинулся на подушки Том, вновь приняв картинную позу. — Ой, я… И, ох, как же… — выдавил я из себя. Следом за этим набором нечленораздельных звуков из меня вырвалось булькающее эхо, похожее на истеричный рёв утопающего взрывопотама. — Пока ты переживаешь экзистенциальный кризис, Поттер, позволь мне продолжить, — хмыкнул он, лениво потянувшись к букету. — Итак… Нет… Не сейчас! — Перерыв! — вырвалось у меня, и он приподнял брови. — Мне нужна передышка, Том… Я, ох, Мерлиновы кальсоны! — стирая слёзы смеха, я качал головой. — Это худшее, что я слышал, серьёзно, но и лучшее одновременно. — Пожиратели Смерти только так и признаются в своих чувствах, Поттер — ты разве не знал? — хмыкнул Том, позволяя мне отдышаться. От непроизвольных спазмов у меня болел живот, слёзы текли по щекам, и мне казалось, что я красный, как помидор. — Вне всяких сомнений, ты заслужил своё почётное место лидера клуба, — шумно выдохнул я, стирая влагу с щёк рукавами. — Удивлён, что Слагхорн ещё не попытался переманить тебя к себе. — Какое кощунство, Поттер. Клуб Слизней и вполовину не так хорош, как наш, — скривился он, а затем, зачем-то крутанув букет, словно рулетку, достал шоколадку и задумчиво промычал, испытывая теперь уже мою удачу, пока я продолжал сидеть, смотреть на него во все глаза и сдавленно булькать смехом, как та самая кастрюля. — Действие! — отчётливо произнёс Том, и его глазах промелькнула заинтересованность. — До следующего действия называй меня своим папочкой. Улыбка медленно сползла с моего лица.