The Chosen One

      Даже если бы мы понятия не имели, где устраивали вечеринку, то её легко можно было найти, следуя мерцающим следам, появляющимся из-за намерения самого волшебника оказаться на ней. Такие отметки мы использовали на время фестиваля, чтобы легко можно было найти место, где проводилось то или иное мероприятие.       И тем не менее я чувствовал себя не слишком уютно после посещения салона красоты имени Гермионы Грейнджер.       — Ну-ка прекрати, — отдёргивала мои руки та.       Тихо застонав то ли от отчаяния, то ли от осознания, что переубедить её я не в силах (то есть от отчаяния), я посмотрел на своё отражение в зеркале и закрыл лицо руками.       — Я похож на собравшегося на экскурсию малолетку.       Да, у меня были свои представления о моде, точнее, о том, как я должен был выглядеть, и этот образ примерного мальчика в них не вписывался. Простая белая рубашка, рукава которой были закатаны до локтя, безрукавка в серо-зелёных тонах — этот цвет был мне к лицу, по мнению Гермионы — и слегка укороченные чёрные брюки. Всё укороченное полнит — в этом я был уверен. Но, опять же, по мнению моего самопровозглашённого модного «консультанта», это были идеальные пропорции — она собственноручно измеряла, — а не те платья (с ударением на «я»), что я носил и которые делали меня похожим на зачехлённую табуретку. Может, кого-нибудь такое сравнение и обидело бы, но я не сдержал смешок: уж очень красочным оно было.       Однако, помимо самого стиля, наряд сам по себе казался мне слишком коротким и «приталенным», хоть и не облегающим, поэтому я вертелся и никак не мог остановиться, выискивая проблемные места, которые бы тут же образовались, стоило мне наклониться или сесть, или ещё чего, что может произойти в жизни…       — Так мы и не хотим, чтобы к тебе приставали всякие извращенцы, — с какой-то хитринкой протянула Гермиона, окинув меня с ног до головы пристальным взглядом. — Ты очень хорошенький, — она в очередной раз легонько ударила меня по пальцам, норовящим потянуть за безрукавку вниз. — Просто поверь мне, Гарри.       — У меня бёдра видны… — выдохнул я, указав на них, прикрытых всего на две трети безрукавкой.       — Надо же! У меня тоже, — показательно вильнула бёдрами та и рассмеялась, тут же отобрав мою любимую выходную мантию, за которой я потянулся. — Ну уж нет! Мешок нацепить на себя я тебе не позволю!       — Нам ещё по улице идти, — вспыхнул я, нервно теребя всё что под руку попадалось.       — Вот, — она достала из сумки другую мантию, больше похожую на пальто, и просто накинула её мне на плечи.       В таком виде я и шёл по улочкам Хогсмида, а Гермиона гордо ступала чуть впереди и дулась на меня из-за того, что я не рассказал о том, какой оборот приняли наши с Томом отношения.       Разговор начался сразу после того, как мы юркнули за группой старшекурсников через ворота, пристав к ним тенью, а затем скинули с себя мантию и выдохнули с глупой улыбкой, будто совершили какое-то геройство. «Так ты расскажешь, что происходило эти две недели, включая ту непонятную дуэль и назревающий конфликт между Малфоем и Риддлом?» — как бы между прочим поинтересовалась Гермиона.       Будто плотину прорвало — я всё рассказал. А рассказав, почувствовал, как мне становится чуточку легче. Однако не всё было столь безоблачно. Конечно, без её фирменного «А я тебе говорила!» не обошлось, за чем последовало обиженное «Обо всём приходится догадываться самой» и могильная тишина. Разумеется, обижалась она от силы минут пятнадцать, после же глянула на меня исподлобья, шутливо пихнула и хмыкнула: «Всё же взаимно, Гарри… Разве это не прекрасно?»       Да… это было прекрасно, не будь всё в моей жизни так странно и запутанно.       Но предаваться рефлексии времени не нашлось, потому что мы оказались около того самого дома, дверь которого оказалась… распахнута?       — Сюда? — деловито поинтересовалась она.       Вокруг стояла такая тишина, что можно было расслышать далёкий стрекот кузнечиков.       Мне стало не по себе.       — Сюда, — смирившись, подтвердил я. — Ещё не поздно вернуться.       Гермиона сняла свою куртку и стащила с моих плеч пальто, повесив верхнюю одежду у себя на руке и спрятав между слоями плотной ткани мантию-невидимку.       — Не говори глупости, — она шагнула к порогу, который выглядел кроличьей норой. — Мы сможем вернуться только, если кто-то пойдёт обратно. Будешь стоять всю ночь у ворот и караулить?       И, не дождавшись ответа, она ступила внутрь.       — Чёрт, — выдохнул я, нервно потерев ладони.       Сильно отставать всё же не стоило — не хватало только разделиться, — и я переступил порог, позволяя темноте объять меня, но вышел не в знакомой мне прихожей, а будто в другой мир попал. Волшебные светильники под потолком заливали всё вокруг то зелёным, то красным, то фиолетовым светом, постоянно искрящимся и оседающим бликами на стенах; всё было заполнено плотной дымкой от колена и ниже, словно где-то поблизости должна была быть толпа дементоров; музыка громыхала так, что пол под ногами вибрировал, а главное — тот зал, что я помнил, сейчас был раза в три больше и, казалось, здесь собралась добрая половина Хогвартса.       — Всё общежитие собралось, — крикнула мне на ухо Гермиона, покачивая головой в такт музыке.       Похоже, думали мы об одном.       Значит, присутствовали не только шестикурсники, но и старшие два курса, которые не жили в самой школе, а посещали её, как маглы посещают университеты. А ещё здесь мы… и, может быть, несколько как-то прошмыгнувших мимо Филча пятикурсников, которым лучше не попадаться мне на глаза, как и мне — им.       Мысли о том, чтобы накинуть на голову мантию-невидимку снова стали доминировать над здравым смыслом.       — Смотри-смотри, — зашипела мне на ухо Гермиона и указала подбородком вправо.       Я посмотрел в том направлении и тут же отвёл взгляд. У стены целовались три парня — один омега и двое альф или бет, как я предположил. Тот, что в центре, уставился на меня, заметив, и подмигнул. Щёки заполыхали, и я резко дёрнулся вперёд, внутрь бушующей в танце толпы, ощутив, как Гермиона вцепилась в мой локоть.       — Да не туда смотри, а туда, — рассмеялась она и снова указала куда-то в сторону.       И я в конце концов увидел. Около стены было несколько дорожек, вокруг которых столпились или зеваки, или болельщики. А двое парней играли в кегли, которые, стоило завалиться набок, начинали крутиться и взрывались разноцветными облаками дыма.       — Хочу попробовать, — сообщила Гермиона, потянув меня туда.       — Нет, нет, нет, — покачал я головой и уставился на неё с нарочитой строгостью. — Мы привлечём к себе излишнее внимание.       — Третья дорожка пустует, — заметила она. — Ей так одиноко без меня…       — Гермиона…       Но её уже было не остановить. Пять секунд назад она держалась за мою руку, и вот — уже стоит на третьей дорожке и запускает шар под дружные аплодисменты. Мои в том числе.       Не мог же я продолжить путь без неё? Здесь и правда легко было потеряться.       Разноцветный дым всеми цветами радуги впутался в серые клубы, постепенно теряя красочность, и я ощутил еле заметный фруктовый аромат: апельсин, арбуз… дыня?       — Ты видел? — запыхавшись, спросила она, сверкая улыбкой. — Не хочешь испытать удачу?       Уж что я испытывать не хотел, так это удачу.       — Нам пора.       Я заметил, что зеваки-болельщики обратили на нас внимание (точнее, на неё), собираясь подойти, и резко потянул Гермиону за собой.       — Куда ты всё спешишь?       — Хочу найти спокойное место и отсидеться там.       — Звучит просто чудесно! Ведь для этого мы спешили сюда: чтобы закрыться в какой-нибудь комнате и ждать, пока музыка стихнет.       — А что ты предлагаешь? Стоять здесь и перекрикиваться?       — Кстати, мы собираемся пить или нет? — спросила та так громко, что я чуть не оглох, но ответить я не успел. — Меня только что облапали, — хмыкнула Гермиона, и я вздохнул, потянув её за собой.       — Просто найдём место поспокойней.       — И выпьем, — кивнула она.       — Нет, пить мы не будем, — замотал я головой.       — И выпьем, — повысила она голос. — У меня в горле пересохло.       Мы лавировали меж танцующими, и я пытался не цепляться взглядом за чужие лица, что было излишне: те были так поглощены самими собой и музыкой, что не обращали внимания, даже если кто-то протискивался мимо них.       — Ладно, — махнул я рукой. — Содовой.       Она покосилась на меня, но ничего не ответила.       — Эй, зайчик! — Путь нам перегородила незнакомая девушка и, подняв стакан с  ядрёно-зелёной жидкостью над головой, перекрикнула музыку: — Мой друг спрашивает, — кивнула она куда-то в сторону, — не хочешь ли ты с ним перепихнуться?       Я остолбенел по двум причинам. Во-первых, когда я проследил за её рукой, то увидел, что по бокам, слева и права, вились две лестницы на открытый второй этаж, где тоже толпились люди. Получалось, что мои воспоминания нельзя было использовать, потому что дом, по всей видимости, был зачарован. Во-вторых, само предложение показалось мне столь сюрреалистичным, что, чем больше я силился понять смысл сказанных мне слов, тем сильней впадал в ступор.       — Прости, что?       Девушка, покачивая головой, рассмеялась и указала стаканом куда-то вправо, громко повторив:       — Мой друг запал на тебя. Хочешь познакомиться с ним?       Я скосил взгляд, но так и не понял, какой из всех тех людей — её друг.       — А он сам подойти не может? — поинтересовалась Гермиона с явно выраженным скепсисом на лице.       — Он у нас стеснительный, — чужая улыбка стала шире. — А ты бы мог его расшевелить…       Мог бы его расшевелить?       Фыркнув, я ничего не ответил и пошёл дальше, осознавая, что мои представления о вечеринках и эти самые вечеринки разительно отличались. Найти здесь Тома выглядело почти что подвигом.       — Расслабься, Гарри, — шепнула Гермиона мне на ухо.       — А кто говорил, что ко мне не будут приставать всякие извращенцы? — напомнил я угрюмо.       — Откуда же нам знать, извращенец тот парень или нет. Может, он просто познакомиться хотел. Кто-то анонимные записочки шлёт, — рассмеялась она, подмигнув мне, — а кто-то подружек подсылает.        — Зачем ему это?       — Наверное, ты ему просто понравился, Гарри.       — Да я о Томе, — отмахнулся я. — Зачем ему всё это? Эти вечеринки, пьяная толпа дома, шум?..       — Ты осуждаешь, что ли? — Гермиона сощурила глаза.       — Просто пытаюсь понять.       — Все отдыхают по-разному. Кстати говоря, люди, которые не любят подобное времяпрепровождение, — подалась она вперёд, шепнув мне на ухо, будто большой секрет, — весьма депрессивные личности.       Гермиона везде Гермиона.       Я хмыкнул.       — Так что считай, я помогаю тебе бороться со стрессом: в последнюю неделю ты сам не свой.       — Как и все, — пожал я плечами. — Экзамены — помнишь, что это такое?         — Каким же занудой ты иногда бываешь, Сигнус, — поддела она меня. — Давай-давай, — её руки внезапно легли мне на плечи, заставляя двигать ими. — Кто хвастается, что танцевать умеет, а потом стоит истуканом в толпе, где не двигаться — кощунство?        — Я не хвастаюсь, а просто констатирую факт.       — Тогда констатируй его как-нибудь поактивнее, — Гермиона показательно покачала бёдрами и, откинув голову, засмеялась. — Просто насладиcь моментом, раз мы уже здесь. И прекрати загоняться — в клубе ты же наслаждался в конце концов?       — В клубе я смог расслабиться только после стакана смородинного рома с содовой, — угрюмо напомнил я.       Она насмешливо окинула меня взглядом, продолжая пританцовывать.       Гермиона и правда была как рыба в воде, в то время как я казался себе выброшенным на сушу китом. К тому же нельзя было терять из виду, что я пришёл сюда с целью… Вот только какой?       Вернуть свои вещи?       Я уже представлял, как подхожу к Тому и требую отдать обратно мои шмотки… «Другого момента не мог найти, Поттер?» — буквально прогремел его голос в мыслях. План по возврату своей одежды был хорош, чтобы убедить самого себя в том, что мне стоило пойти на эту дурацкую вечеринку, но сейчас он трещал по швам.       Тогда что я тут делал? Хотел застать Тома в какой-нибудь пикантной ситуации? То есть, получалось, я намеренно шёл, чтобы разбить себе сердце и со спокойной совестью ничего не делать дальше: ничего не решать, никого не любить, ни с кем не встречаться и… страдать. Всё гениальное — просто.       Вот только это было совсем не просто и, скорее, глупо, чем гениально: прийти на чужую вечеринку, чтобы застать своего НЕ парня с другим, и уйти, якобы радуясь этому.       Я втянул густой пряный воздух, в котором смешались духи, табак, алкоголь, не совсем приятный запах пота и множество шлейфов магических эманаций, а затем шумно выдохнул.       В любом случае мне нужно было хотя бы обнаружить его местоположение, а потом уже решить: остаться незамеченным до конца празднества или же пойти на контакт.       Проще сказать, чем сделать.       Я пытался вглядываться в толпу, но приятный задымлённый полумрак накрывал нас, словно вуаль, и затруднял видимость. Не хотелось себя накручивать, но обстановка сама давала мне подсказки: может быть, я был весьма неопытен в таких вещах, но столь заряженную сексуальным напряжением атмосферу легко было ощутить и понять, что флиртом или поцелуями здесь могли и не ограничиваться.       — Ну так как насчёт моего предложения? — послышался за спиной глухой тембр, и я резко обернулся, с изумлением осознавая, что место Гермионы занял какой-то парень.       Его лицо мне показалось смутно знакомым, но такой эффект, наверное, производил любой из присутствующих. Это не было мне интересно, в отличие от того, куда подевалась Гермиона.       — Я не танцую, — отрезал я, и он хмыкнул.       — Я и не танцевать тебе предлагал.       Вздохнув с толикой раздражения, я попытался обойти его, но он ловко отступил и вновь оказался передо мной.       — Я — Теренс.       — Поздравляю.       — А ты? — он продолжал улыбаться.       — Зайчик — так назвала меня твоя знакомая, — отмахнулся я, но обойти его снова было не так уж и просто.       Толпа танцующих забурлила и начала аплодировать непонятно чему, подпрыгивая и тесня нас друг к другу. Где-то вдалеке повторялось «пей, пей, пей!», а рядом кто-то врубил на максимум свои магические «феромоны», оседающие искусственным ванилином на губах и щекочущие ноздри запахом горчицы — просто убойная смесь. И этим кем-то был мой новый знакомый Теренс, естественно.       Глаза заслезились. Я пошатнулся, подавляя желание чихнуть, и прикрыл лицо рукой, чтобы снять с себя это тошнотворное ощущение чужой магии, а затем невольно выпустил свою, заключившую меня в привычный, уютный кокон.       — Какой же ты вкусный, зайчик, — промямлил Теренс и взял меня за руку. — Хочешь узнать, насколько ты сладкий для меня? — поиграл он бровями и опустил взгляд, а я в ту же секунду понял, куда он собирается её приложить…       Вот же ж!       Выдернув ладонь и проворно ухватившись за чужое запястье, я стиснул его, жалея, что в моих руках нет достаточной силы, чтобы сломать его, и прошипел:       — Кажется, среди нас двоих это ты хочешь узнать, насколько больно тебе будет, если ты сейчас же не отвалишь.       Теренс испуганным не выглядел. Напротив, он расплылся в плотоядной улыбке и продолжил нести чушь:       — Любишь играть в недотрогу?        Да что, чёрт возьми, не так с некоторыми альфами на этом свете!       — Я не против, зайчик, — его вторая рука легла мне на талию. — Мы могли бы уединиться, и ты бы мне рассказал, во что ещё любишь играть…       — Если ты не уберёшь руку, я её точно сломаю, — прошипел я.       — Как же ты меня заводишь, — почти рыкнул он. — В тихом омуте черти водятся, да?       Я резко отступил, сцепив зубы.       — Ты что, не слышишь меня или не понимаешь?       — Я прекрасно тебя слышу и понимаю, — осклабился он, а затем склонился, и я, к собственному удивлению, не ощутил запах перегара. Следовательно, некий Теренс был тупым как пробка сам по себе. — И даже могу удовлетворить все твои желания, — выдохнул он, будто кайфуя от самого себя, — большим узлом.       — Сколько тебе лет? — спросил я сипло, пытаясь сдержать злость и не поставить ему пару симметричных фингалов.       — Девятнадцать, зайчик.       — Ты уверен?       — А что? Выгляжу моложе? — поинтересовался он, сделав округлые глаза.       — Скорее старше. Неандертальцем, знаешь ли. Ты из своей пещеры вылез прямо к вечеринке?       — А язычок у тебя острый и, надеюсь, столь же умелый, — заурчал он.       У меня почему-то создалось ощущение, что передо мной стоит не Теренс, а Седрик, и это его я пытаюсь вразумить, но только всё без толку: тот не слышит, не понимает и не хочет понимать, считаясь только со своим мнением и желаниями. Поэтому я просто ударил по держащей меня ладони, тут же отцепив её от себя, будто лапу животного, и пошёл дальше — искать Гермиону, — но не успел сделать и шага, как чьи-то руки резко обхватили меня за талию.       — Комнаты в другой стороне, зайчик.       Он что, подумал, что я согласен?..       Я вообще ничего не понимал в чужой логике.        — Последнее предупреждение: отвали от меня, если конечности дороги!  — рыкнул я без лишних прелюдий.       Он хохотнул, когда я оттолкнул его, словно его на самом деле это заводило, и по инерции сделал несколько шагов назад.       — Освежись, — послышался рядом голос Гермионы, и время будто замедлилось.       В свету капли заискрились, попадая из стакана Теренсу в лицо. Он тут же зажмурился, пошатнувшись, и заверещал, начиная тереть глаза:       — Какого Мордреда?!        — Советую тебе смыть с себя эту гадость, — хмыкнула Гермиона, покачивая в руке стаканом. — Там было что-то убойное. Может, даже ядовитое…       Но тот её уже не слушал. С криками «пошли вон!» и «с дороги!» Теренс расталкивал танцующую толпу, что-то недовольно ворчавшую ему в ответ, пока не исчез вдалеке.       Вздохнув с облегчением, я тут же недовольно нахмурился и резко повернулся к Гермионе:       — Где ты была?       — Подумала, что твои слова о напитке — это намёк, и вот, — она сунула мне в руки стакан. — К сожалению, моя порция ушла вместе с этим бараном... Кто это был, кстати?        — Тот самый, кому я, может быть, «понравился», — повторил я её же слова не без ехидства.       Так понравился, что теперь мне хотелось пойти и смыть с себя ощущения чужих прикосновений, пусть и касался он меня через ткань.       — Тогда нам стоит найти кое-кого и пожаловаться ему на чересчур беспардонного гостя, — протянула Гермиона, поглядывая по сторонам, будто Том должен был тут же появиться где-то поблизости.       — Ну уж нет. Принцессой в беде я быть не собираюсь и способен сам решать такие проблемы.       — Тогда не медли, решая их, — неторопливо изрекла она. — Голос здравого смысла такие не слышат, и объяснять им свою точку зрения не имеет смысла.       — Ага, никакой дипломатии, сразу в морду — знаю, — хмыкнул я и тут же принюхался. — Подожди… это алкоголь?       Гермиона тут же театрально взмахнула руками:       — Какой ужас — алкоголь! Не бойся: голым на барную стойку я тебя не пущу. Тем более у меня есть с собой отрезвляющий эликсир. К слову, — на её лице расцвела лукавая улыбка, — знал бы ты, что я там увидела…        И Гермиона прикрыла лицо пустым стаканом, весело хихикнув. У меня создалось ощущение, что первую порцию она успела опустошить ещё там.       — Кто тебе вообще налил? Они там что, на лица не смотрят?.. — недовольно пробурчал я.       — А я и не спрашивала, — хмыкнула она. — Сама намешала. Бармен был очень занят в это время…       — У Тома могут быть проблемы, — понизил я голос и машинально сделал глоток, тут же сморщившись. — Что это за гадость?..       Мне пришлось зажать на мгновение рот, сдерживая желание отплёвываться — какой у этой штуки градус? — как сделал мой недавний знакомый.       — Не знаю, — пожала плечами Гермиона. — Было написано: «Смешать бутылку номер два с бутылкой номер четыре». Я и смешала.       — Я, кажется, просил содовую…       Горечь на языке чем-то отдалённо напоминала ту, что оставалась от игры в правду или действие, и я сглотнул, прошептав:       — Слишком крепко.       — Тем лучше. Пойдём туда, и ты попросишь стакан молока у бармена, — весело заключила Гермиона и пошла вперёд, а я посеменил за ней, ни видя нужды в том, чтобы спорить: по-любому там должно быть поспокойней.       Казалось, то, что здесь ни зги не видно, для неё не было помехой, словно она двигалась по какому-то внутреннему компасу.       — Ты так и не сказала, что такого интересного увидела у стойки, — напомнил я, пока мы пробирались сквозь толпу.       В этот момент музыка, к облегчению сменилась, став медленной, гипнотической и какой-то тягучей, и толпа притихла и изменилась ей под стать.       — Сам сейчас всё увидишь, — она внезапно повернула направо, и я увидел смутно знакомые очертания кухни.       Здесь действительно было меньше народу. Так, по крайней мере, казалось на первый взгляд. Часть его столпилась около бочонка с медовухой — «пей, пей, пей!» доносилось именно отсюда, — несколько отщепенцев спокойно болтали и намешивали в стороне какие-то коктейли: ярко-фиолетовые, ядрёно зелёные, алые, как кровь, эффектно розовые… Глаза даже заболели от такого безобразия. Но моё внимание привлекло не это, а сама барная стойка. И на этой стойке сидел Том.       Он был в одних лишь брюках, на руках почему-то оказались надеты перчатки для квиддича, на шее — то ли чокер, то ли ошейник. А ещё на его голове пестрил разноцветный парик, такой же яркий, как и напитки. Меня бы этот облик позабавил, если бы не одно «но». Рядом, взобравшись на стол, танцевал или, скорее, кривлялся какой-то омега… Нет, не танцевал, он что-то изображал из себя, постоянно указывая на толпу, будто в ожидании правильного ответа. Может быть, в «Угадай слово»? В любом случае группа людей выкрикивали какие-то слова, а он начинал мотать головой и дёргаться ещё активнее.       Но это было ещё не всё: за спиной Тома стоял другой омега, активно перемещающийся то влево, то вправо. Я невольно шагнул вперёд, пытаясь понять, какого чёрта он там делает, и заметил палочку в руке. Видимо, он расписывал чужую кожу заклинанием флуоресцентной краски, а Том послушно вертелся, одновременно болтая с человеком, стоящим ко мне спиной.       Я вновь шагнул вперёд, будто во сне и даже не заметил, как меня слегка толкнули со спины.       Внезапно они оба отвлеклись, и было на что. С громким и возмущённым «они такие глупые, Том! Ничего разгадать не могут!» первый незнакомец сначала присел, затем неловко упал на колени, словно поскользнувшись, и кинулся на шею Тому, едва успевшему его подхватить. Однако танцора тут же стащил с Тома его собеседник, и я узнал в нём Корвуса Лестрейнджа.       — Доли! — воскликнул второй, выглянув из-за стойки. — Из-за тебя мне придётся всё начинать с начала!       Доли?       — Ой только не ври, что не наслаждаешься этим. Не за что, — фыркнул тот и тут же обратился к Тому жалостным голосом: — Пойдём танцевать?       — Он сейчас занят, — послышалось недовольное ворчание из-за его спины.       — Как же ты мне надоел! — протянул омега, топнув ногой, словно ребёнок, которому не дали его любимую игрушку.       — Это взаимно, — раздался едкий смешок.       — Моя ситуация ещё хуже, — флегматично произнёс Лестрейндж. — Только день прошёл, а вы мне оба уже надоели.       Однако тот, кого назвали Доли, отмахнулся от него, начиная кружиться:       — Хочу танцевать, танцевать… Танцевать до самого утра!       — И в чём проблема? — развёл руками Том.       Тот тут же остановился и одним плавным движением шагнул вперёд, оказавшись между чужих расставленных ног.       — С тобой хочу.       — Обойдёшься, — раздалось из-за спины Тома.       — Захлопнись, Стан.       — Я хотя бы не ною, будто мне шесть вчера исполнилось. Том…       — Том! — перебил его Доли.       — Том, — выглянул из-за его спины Стан. — Он уже в стельку пьян.       — Ладно, с этим я согласен, — рассмеялся «танцор». — Уложишь меня в кроватку?       — Занятное зрелище, да? — шепнула мне на ухо Гермиона.       Она будто торжествовала, пока я бесился, невольно стискивая стакан в руке.       Кто это вообще такие?..       — Неужели не помнишь? — поинтересовалась она, будто поняв, о чём я сейчас думаю, и прогнусавила детским голоском: — «Можно мне подёргать тебя за косу?»       Я непонятливо посмотрел на неё, а потом меня словно током дёрнуло.       — Можно мне подёргать тебя за косу? — боязливо тяну я ладонь и тут же отдёргиваю.       — Можно, — улыбается один из них.       — По крайней мере, этот разрешения попросил, — фыркает второй.       — Ну же, смелее.       Я касаюсь мягких, блестящих волос, уложенных в тугую косу, и разглядываю заколку.       — Всегда знал, что тебе нравится, когда тебя за косу дёргают. Ты фетишист, Стан.       Тот шикает на него и упрекает:       — Совсем дурак? Тут же ребёнок!       — В Хогвартсе детский сад открыли? Сколько тебе лет, мальчик? — спрашивает меня тот, что хмурый.       — Месяц назад исполнилось одиннадцать, — отвечаю я и продолжаю тискать косу, сжимая и разжимая руку. — И я не ребёнок…       Сейчас косы не было: у одного была стрижка в стиле Кормака, у второго — хвост на макушке, насколько я мог различить в царящем полумраке.       Доли или Родольфус и Стан или Рабастан. Близняшки и старшие братья Корвуса Лестрейнджа, которые перевелись на третьем курсе средней школы — отец отправил их учиться по обмену в Шармбатон.       Год, когда я их встретил, был моим первым годом в Хогвартсе. После казуса с косой они проводили меня до моего купе и тогда казались мне какими-то нереальными: изящные, выше меня на две головы с одинаковыми красивыми лицами и длинными волосами до поясницы, у одного из которых они были заплетены в косу. Позже я видел их в Большом зале, но они были второкурсниками, а я тем, кого сам сегодня называю малышнёй и мелюзгой. И когда я перевёлся на первый курс средней школы, то их уже не было… И я даже как-то позабыл со временем, что Корвус не единственный ребёнок в семье. Теперь же они вернулись, но радости это мне не принесло, лишь одно сплошное раздражение и даже злость из-за того, что они висли на Томе.       — Я тут поспрашивала, — шепнула мне Гермиона, — и оказалось, что незапланированная вечеринка в их честь…       И Гермиона, и Рон, разумеется, знали об этом «забавном» случае.       — Почему они вернулись? — глухо спросил я, сделав глоток.       Жидкость неприятно обожгла горло, но одновременно помогла мне сладить с негодованием.       — Столько узнать я ещё не успела, но, полагаю, они хотят закончить подготовительную программу. Я слышала, что в Шармбатоне её отменили из-за каких-то бюрократических проволочек в департаменте образования и всех, кто начал новый курс, распихали по другим школам, — она неодобрительно хмыкнула — Нам и близнецов Уизли хватало, а теперь… Страшно представить, что теперь будет.       — Ничего не будет. Мы едва видимся со старшекурсниками.       — Едва, — подтвердила та. — Но обедать в Большом зале не запрещено. Почему бы не составить компанию младшему брату?       — Перси же не присоединяется к нам за обедом, — вновь возразил я.       Гермиона выразительно фыркнула.       — Тоже мне пример нашёл.       Даже неприятный осадок после Теренса осел, бесследно исчезнув под гнётом этих новостей. Я не понимал почему, но вся эта ситуация меня напрягала. То есть понятно было почему: вон, причины крутились вокруг Риддла, словно не могли поделить его между собой.       Помрачнев, я вновь глянул туда, замечая, что Рабастан уже обошёл Тома и стоит теперь сбоку, рисуя какие-то руны на его плече. Второй же близнец что-то шептал Риддлу на ухо, а тот лишь изредка качал головой и усмехался в своей манере — поощрительно, но одновременно снисходительно, — пока его взгляд блуждал по толпе… Блуждал, блуждал и доблуждался, наткнувшись на меня, безрадостно наблюдавшего за этим.       Улыбка тут же померкла, чему я был рад, а вот отпечатку злости на его лице, будто он увидел здесь нежеланного гостя, — абсолютно нет.       Я не стал ждать, когда его светлость, король вечеринок, сам подойдёт ко мне, а допил напиток, сунув стакан Гермионе, и сам направился к нему. А пока шёл, чувствовал себя смертником, шагающим к эшафоту, — вот сколь карающим был чужой взгляд.