The Chosen One

О, я не собираюсь закрывать глаза: Сон означает, что я многое пропущу, И это восемь часов без тебя. Нет, я не буду спать сегодня ночью: Почему мне обязательно должно что-то сниться? Это восемь часов без тебя, А мне не нужны восемь часов, в которых нет тебя. Вольный перевод Bastille, Tyde — Eight Hours

      — Удобно?       — Удобно.       — Тепло?       — Даже жарко.       — Ты бы ещё пушистее пижаму надел.       — Мне её подарили!       — Гарри…       — М?       — Спи.       Повисла тишина, но продлилась та не долго.       — Какие у тебя планы на субботу? — шёпотом спросил я.       — Может, завтра об этом поговорим?       — Я привык переписываться с тобой перед сном и болтать о всяком. Не могу уснуть.       И говорить о перчатках мне не хотелось. Результаты тестов оказались посредственными, и лишь один образец подошёл для дальнейших доработок. Четвертый. Вот только защита была одноразовой, что могло прокатить к выходным, но было недостаточно весомым аргументом в дальнейшем. Я лишь надеялся, что успею доработать более-менее приемлемую версию к началу мая.       За спиной послышался глухой смешок.       — Меня не будет в школе все выходные, — ответил он наконец, и ответ мне не слишком понравился. — Назначено обследование.       Я хотел было повернуться, но мне не позволили: Том прижался крепче, выводя какие-то формы у меня на бедре, что ощущалось щекоткой через ткань.       — Психологическое обследование, — пояснил он. — Я должен проходить его каждый год. Когда мне исполнится тридцать — каждые два года. Когда пятьдесят — каждые пять лет.       Что ж, не буду скрывать, я удивился. Но вместе с удивлением появилось и понимание: признание было не единственной причиной, почему он рассказал мне об иной стороне своей способности.       — Ты всегда подаёшь информацию небольшими порциями?       — Полагаю, ты бы удивился моему отсутствию. Да и узнал бы всё равно, — Том слегка отодвинулся, а я, напротив, притиснулся.       — И что ты будешь делать там два дня?       — Мне будут трепать нервы и измерять реакцию, если вкратце, — невесело усмехнулся он. — Изменилась ли за год стрессоустойчивость, появились ли какие-либо отклонения. В принципе это похоже на тесты, что проходят авроры. Только на одних лишь тестах эти проверки не заканчиваются.       Я помедлил, прежде чем спросить:       — И сколько там вопросов?       Мне действительно было любопытно.       — Около шестисот.       — Типа какой твой любимый цвет? Если чёрный — всё плохо?       Казалось, Том не был воодушевлён идеей говорить на эту тему, но сам же начал… Я положил свою ладонь на его руку и сжал, будто прося рассказать.       Том насмешливо фыркнул.       Это действительно было удобно, когда тебя понимали с полуслова.       — Вам трудно удержать внимание на чём-нибудь одном? Вам редко снятся сны? Вы часто настаиваете на своём, заставляя людей терять терпение? Вы охотно знакомитесь с незнакомыми людьми? Вы свободно разговариваете на сексуальные темы? Вас трудно задеть? Когда вы плохо себя чувствуете, вы бываете раздражительным? — задавал он вопрос за вопросом, словно знал все наизусть. — Вы часто ловите себя на мысли, что вас что-то тревожит? Вы беспокоитесь о своей внешности? У вас беспокойный и прерывистый сон? Вы считаете, что вас в детстве часто наказывали? Вы ходите во сне? У вас бывает ощущение, что окружающее нереально? Вы завидуете членам своей семьи? У вас возникали мысли о смерти, как о выходе из создавшегося положения?       — Понял-понял, — оборвал его, и Том снова хмыкнул.       — Из прошлогодних тестов, — пояснил он.       — Но какой в этом смысл, если всегда можно отвечать одинаково и тогда ничего не изменится?       — Во-первых, подача вопроса меняется из года в год, да и сами вопросы — тоже. Во-вторых, тебя тестирует другой легилимент, Гарри, и он считывает эмоции, как я считывал твои. Конечно, Альбус Дамблдор мог бы его обмануть, поэтому в его возрасте тесты проводятся раз в двадцать лет, если не больше — простая формальность.       — А ты можешь обмануть?       — Могу, — его ответ поставил меня в тупик. — Но в моём случае это рискованно. Если допустить малейшую ошибку, то тестирующий поймёт, что что-то идёт не так, и сочтёт тест непригодным. Я попаду в верхние списки легилиментов в «зоне риска». Как думаешь, что это значит?       — Что-то плохое, — буркнул я.       — Что я привлеку к себе много лишнего внимания.       — Опасный элемент…       — Именно.       Я вздохнул, сжал его руку сильнее, сместив её с бедра, и прижал к своей груди.       — Не стоит беспокоиться, — прошептал он и, по ощущениям, ткнулся мне носом в затылок.       — А сейчас откуда ты знаешь, что я чувствую?       — Просто знаю.       — Ещё скажи, что сердцем чувствуешь, — усмехнулся я, осознавая, что за усмешкой спрятано лёгкое смущение.       — Интуитивно, скорее, — в тон ответил он.       — А я интуитивно понимаю, знаешь что?       — Интересно будет послушать, — в чужом голосе чувствовалась улыбка.       — Что ты знал, что Драко под Империусом.       Том ничего не ответил, а я крепче сжал его ладонь и продолжил:         — Беллатрикс… Потом твои слова в клубе: «Дело не в тебе, а в Малфое». Ты спросил, в курсе ли я его планов на мой счёт и попытался задеть неведением. Не удивился тому, что сказала мне Беллатрикс, будто знал уже об этом. Или подослал её ко мне сам. Ты обратил моё внимание на проблему весьма странным образом, делая вид, будто ревнуешь, и я не понимаю, к чему столько сложностей?       Мне хотелось видеть его лицо, но я мог только ощущать жар тела и дыхание. Дышал Том ровно, ни чуточку не взволнованный изобличением.         — Доверие, Гарри, — спустя томительную паузу сообщил он. — И должен помнить и другие мои слова: видимо, я единственный, о ком ты изначально думаешь в негативном ключе.       — Ты считал, что я тебе не поверю?       — Боюсь, я не знаю ответа на этот вопрос.       — И я не знаю, если честно, — признался я неохотно.       Все эти мысли свалились на меня внезапно. После ужина. Когда я шёл к себе и встретил Драко. Поганец хитро прищурился и ускользнул от меня — будто сквозь землю провалился, явно понимая, что его будут «ругать».         — Тогда шансов было поровну, — заметил Том. — Ты мог поверить мне, а мог подумать, что я пытаюсь настроить тебя против Малфоя или просто что-то затеял, ведь решение проблемы было в твоих руках. Тем вечером, когда ты пришёл ко мне с проблемой, даже тогда ты сомневался до последнего. Как думаешь, что произошло бы на вечеринке?       Сейчас, смотря на всё сквозь другую призму, мне сложно было понять.       — Наверное, подумал бы, что ты хочешь, чтобы я снял с себя браслет…       — И?..       — …И разозлился бы на тебя.       Том дёрнул головой, будто кивнув.       — Сомневаюсь, что вечер бы закончился так, как он закончился.       — Мы не начали бы встречаться, — развивал я его мысль.       — Три шага вперёд и четыре — назад, — заключил Том.         — Но я мог ничего не предпринимать. Что тогда? Снова пошёл бы окольными путями?       — Тогда я бы сказал тебе прямо, — спокойно возразил мне Том. — Сегодня, прямо сейчас, ты бы мне поверил.       Вновь воцарилась тишина, которую я же и нарушил:       — Выходит, к Драко ты не ревновал.       — А ты бы хотел этого?       Я всё же попытался обернуться, но Том ещё крепче обхватил меня, словно оплетая своим телом.       — Нет… А к Седрику? — И вот кто тянет меня за язык? — Я его разблокировал.       — Зачем? — едва ли не ласково поинтересовался он.       — Не знаю, — забормотал я.       Ещё я не знал, зачем вообще рассказал ему про это, будто нарочно провоцируя.       — Мы просто столкнулись в туалете в то утро. Случайно. Видимо, он шёл к директору. Он хотел объясниться. А потом я был зол на тебя…       — И решил дать ему шанс, — заключил Том. — И дело не в Родольфусе: у тебя всё на лице написано, когда ты смотришь на него.       Мне мгновенно стало стыдно.       — Он хочет тебя… Я чувствую.       — Гарри, — вздохнул Том, — все мы чего-то хотим, и что с того?         — Вот я захотел и заполучил… тебя.       Язык мой — враг мой.       Он сипло рассмеялся, и его смех приятной вибрацией прошёлся по моему телу.       — Какое преувеличение.       — Но я ведь сам написал тебе. И понравился тебе, — после этих чудных слов мне хотелось уткнуться в подушку лицом и в голос завыть, но поза не позволяла — я мог только потереться об неё щекой.       — Ты выбрал меня — это верно, но заполучил тебя именно я. Поэтому если бы тебе нужен был Диггори или Малфой, ты бы выбрал их — меня же не постеснялся, — а если бы мне нужен был Родольфус или любой другой, то сейчас бы на твоём месте лежал бы он.       Вот умеет он говорить так, что, с одной стороны, хочется возмутиться, а с другой — не к чему придраться. Но возмущение частью «сейчас бы на твоём месте лежал бы он» никуда не делось.       И я лягнул его. Ну как лягнул… Не совсем. Может, лягнулся об него?       — Гарри… — вновь этот суровый менторский тон.       — У меня ничего не болит, — поспешно заявил я, словно это было оправданием.       — Спать.       — То-ом, — я будто нехотя потёрся ягодицами о его бёдра. — После инцидента с Финниганом, скорее всего, видимость контроля усилится. Может, я не смогу покидать спальню, если Полная Дама заупрямится и решит уточнить, что я имею в виду ночью под «делами старост».       — Уверен, ты с ней договоришься, — усмехнулся он.       Это правда, что Полная Дама питала ко мне симпатию — насколько может симпатизировать картина, само собой. Вот только её статус стража Гриффиндора никто не отменял.       — А если нет?       — Будем довольствоваться малым.       — Не хочу так, — я вновь вильнул бёдрами, и позади раздался глухой вздох. — А что будет в следующем году?       — И это волнует человека, который спрашивал у меня, расстанемся ли мы, если ничего не получится.        Я проигнорировал это упоминание, ведь мы оба понимали, что тогда это был лишь повод, чтобы окончательно согласиться на отношения, которые меня пугали, и опасливо уточнил:       — Ты останешься в школе, переедешь в общежитие или в дом своей мамы?..       Только зачем?.. Зачем я начал эту тему?       Я никогда не страшился будущего. Загодя планировал участие в экспедиции, да и вообще я всегда пытался всё предвидеть в том, что касалось учёбы, работы — своего профессионального будущего, если обобщать. Однако неопределённость в новоиспечённых отношениях не пугала меня, напротив, я до сих пор не нашёл смелости спросить, чем он собирается заниматься в будущем. И просто надеялся, что он сам об этом заговорит. Лучше поздно, чем рано.       — Разница, где мне ночевать, невелика, но в доме всё же удобнее.       Я мысленно застонал.       — Гарри, — еле слышно хмыкнул Том. — Это не конец света. Ты сможешь покидать школу на выходных и оставаться у меня.       А вот об этом я не подумал и тут же смутился, осознавая, насколько глупо выглядят мои терзания, что незамедлительно подтвердил Том:       — Мы проведём порознь почти всё лето, а тебя волнует, буду ли я ночевать под боком или в Хогсмиде?       — Я старался думать о приятном, — сбивчиво пояснил я.       — То есть предстоящая поездка уже омрачена, — весело парировал он.       — Твоим отсутствием? Да. Именно этого я и боялся, чего уж скрывать. А ты будто бы… не знаю даже, как объяснить, — я замолчал, вздохнув. — Будто не торопишься.       Может, это я дров наломал, слишком поспешив в первый раз? Теперь всё уже было, и ему стало не так интересно?       И вновь за спиной послышался смех.       — После твоих метаний никогда бы не подумал, что ты такой нетерпеливый. К счастью, наше долголетие позволяет мне никуда не спешить — насладиться тобой я ещё успею.       — Это странное мышление.       — Почему? — в голосе Тома проскользнула настороженность.       — Потому что я думаю только о том, как хочу быть с тобой именно сейчас, именно здесь, а ты говоришь о том, что у нас впереди ещё лет сто и мы всё успеем. Словно… уже остыл ко мне и просто ищешь отговорки.       Поёжившись, я вновь потёрся щекой о подушку, чувствуя себя уязвлённым собственными словами.       — Остыл к тебе? Ищу отговорки? — вкрадчиво переспросил Том.       Дело было куда хуже: до ужаса чувствительные, плаксиво-истеричные мужчины-омеги — не миф. И я сейчас казался себе таким: рабом собственного меняющегося гормонального фона. Ведь то, что я сказал, не имело никакого смысла — так кричала логика. В дуэльном кабинете я чувствовал чужое желание и ликовал его отклику на мои прикосновения, а сейчас, идя на поводу у эмоций, противоречил самому себе.       Абсурд.       — Не обращай внимания, — устало вздохнул я, мысленно чертыхнувшись. — Я сам не свой сегодня.       Том ничего не ответил. Вместо слов его рука внезапно нырнула под мою пижаму, и я едва успел втянуть живот. Мурашки пробежали по коже, я задержал дыхание, перестав дышать.       — Я ведь могу касаться тебя везде, пока на тебе одежда, — ты сам сказал, — прошелестел он, и его губы дотронулись до моей шеи. Мягко, неторопливо, будто пробуя.       — Не там…       — Не здесь? — чужие пальцы слегка сжали кожу на моём боку, будто ущипнув.       — Том!       Его ладонь легла прямо на низ живота, и я задрожал, не зная, куда себя деть — не отдирать же её от себя.       — Плюшевый жмырёнок, — выдохнул он мне на ухо, — ты знал, что живот — их уязвимая часть? Пытаешься соответствовать?       — И когда ты успел стать специалистом в области волшебных животных? — попытка огрызнуться вышла какой-то жалкой.       Невнятное мычание — не более.       — Всю ночь будешь задерживать дыхание? — он провёл указательным пальцем вдоль резинки моих штанов.       — Буду!       Если руку не уберёшь.       — Я тебя соблазняю, между прочим, а ты опять брыкаешься, — снисходительно усмехнулся он.       — Ты не соблазняешь, а щипаешь меня… и трогаешь за живот.       — И как ты хочешь, чтобы я исследовал твоё тело, если большая его часть мне недоступна?       Я закусил губу, осознавая, что он отчасти прав, но это было слишком…       — В понедельник ночью, — внезапно изрёк Том и столь же резко отпустил меня, отстранившись.       Обернувшись, я с непониманием наблюдал, как он ложится на спину.       — Раз уж тебе кажется, что я медлю… Ты обнажишься передо мной, и я сделаю всё, что ты захочешь. Хоть всю ночь напролёт. У тебя есть целые выходные, чтобы свыкнуться с этой мыслью.       И, лениво улыбнувшись мне, Том отвернулся, добавив напоследок:       — Спокойной ночи, душа моя.       — Спокойной ночи, — машинально ответил я, а затем вскинулся, возмущённо сверля его спину взглядом.       Это что ещё за тиранические замашки?..