The Chosen One

У меня есть вопрос: Насколько ты останешься? Я чувствую твое сердце, и оно ускользает Еще один вопрос: Будешь ли ты когда-нибудь сомневаться во мне? Это сказка с очень плохим концом. Вольный перевод. Unlike Pluto — Question

      Двадцать шестой ленточный бантик, двадцать седьмой, двадцать восьмой…       Я откусил от шоколадного печенья, задумчиво прожевал, проглотил и, оставив само печенье зажатым между губ, взмахнул палочкой.       Двадцать девятый бантик растянулся на стене яркой золотисто-алой бабочкой.       Утром субботы нет ничего интереснее или же поганее — ещё как посмотреть, — чем попасться декану Гриффиндора на глаза — совершенно случайно, да — и уйти от неё с абсолютно дурацким в моих глазах (то есть в глазах старосты) заданием, которым могли бы заняться скучающие сейчас под всё ещё ленивыми лучами апрельского солнца первокурсники. Я всё чаще бесился на себя из-за этой своей черты: невозможности отказать. И не только черты, но и собственных мыслей: «Ничего страшного, Гарри. Успеешь ты всё, и МакГонагалл довольной останется. Это всего лишь несколько бантиков, шариков, флажков…»       Несколько… скорее, несколько сотен. Успею всё — как же.       Нет, дело, конечно, было не только в какой-то определённой и несколько неудобной черте характера. В какой-то момент между «Гарри, вы ведь не против?» и «Гарри, у вас, что ли, есть дела поважнее?» мне показалось, что МакГонагалл знала о моих ночных отлучках. Её глаза так хитро и одновременно обличающе блестели из-под круглых очков, что я не мог понять: то ли меня сейчас заставят явиться с повинной и Полную даму попросят свидетельствовать против, то ли я просто попался ей под руку в нужный момент.       Идеальный работничек, который просто мимо проходил.       — Поттер, — вслед за тихим окликом послышался шелест бумаги, в то время как сама бумага впечаталась в мою грудь столь стремительно, что я чуть не раскусил печенье пополам: одна часть упала бы, второй бы я подавился. — У тебя любовная лихорадка?        Бесстрастный тон Луны оказал на меня странное действие: вместо того чтобы успокоить, всполошил. Будто поленом по голове огрели, а потом это же полено в руку вложили. Я невольно прижал газету — а это была именно она — к себе и непонятливо посмотрел в её сторону.       — Началось это с Симуса и Кэти. Теперь ты и староста школы, — понизила она голос. — Это соревнование? Знаешь, что о нас говорят другие факультеты?       Мои брови поползли выше, и я отнял от себя свежий, всё ещё хрустящий выпуск школьной газеты, и мне поплохело.       Дурья башка…       На колдфотографии я стоял вполоборота — хвала Мерлину мантия-невидимка висела на локте с другой стороны — и постукивал костяшками в дверь. В одну очень-очень знакомую дверь, которая тут же открывалась. Затем всё начиналось с начала.       «ОСОБЫЕ ПРИВИЛЕГИИ ГАРРИ ПОТТЕРА, ИЛИ ПОКОИ СТАРОСТЫ ШКОЛЫ — НОВОЕ МЕСТО ДЛЯ ПРОВЕДЕНИЯ СОБРАНИЙ?»       — …Что нашими отличительными качествами являются не только храбрость, благородство и честность, но и недержание, — журчал на фоне монотонный голос Полумны.       Дожевав печенье, я отвлечённо заметил:       — Если что, то от меня никаких сюрпризов через девять месяцев ждать не стоит, — и, встряхнув газету, распрямил её.       «Многие (и кто это интересно?) спрашивают себя: что же скрывается в закулисье самого необычного за последние несколько лет школьного романа? Что может связывать звезду Хогвартса, Тома Марволо Риддла, чей творческий талант неоспорим, репутация безупречна, а успешное будущее гарантировано, и… Гарри Поттера?»       Для меня, видимо, даже эпитетов не нашлось. И второе имя тоже без надобности.         «Специальный корреспондент Эдди Скитер провёл собственное расследование (вот делать ему нечего — я едва не закатил глаза) и смог выстроить цепочку событий, чтобы прийти к неутешительному выводу: староста школы — возможная жертва шантажа».       Я еле слышно застонал.       — Это, наверное, должно быть смешно, — протянула та озадаченно.       Полумна редко понимала чужой юмор. У неё был собственный, который, в свою очередь, не понимали все остальные.       — Должно, — подтвердил я и нахмурился, тряхнув газетой. — Но всё это совершенно не смешно: если статью увидит Том…       Я почему-то не сомневался, что специальному корреспонденту и сплетнику со стажем Эдди Скитер, который в своих мокрых мечтах метил на место скандальной родительницы, о чём можно было легко догадаться, не поздоровится. Казалось, что даже имя и репутация матери его не спасут от скорой кары — чудное ощущение.       Но вот что за кара это будет — я толком и не мог объяснить.       Когда я проснулся утром, солнечный свет робко плескался за окном, падая внутрь комнаты разноцветными бликами, а перед глазами в воздухе застыли слова, будто высеченные огнём: «Решил тебя не будить. Не шали без меня». В тот момент я ощутил лёгкую досаду — уж очень хотелось пошалить, и желательно — с ним, — но сейчас даже был рад тому, что он ушёл ни свет ни заря и не увидел выпуск.       Слегка скривившись, я вновь вчитался в строки.       «…Староста является не первым альфой, кто пал жертвой чужих чар (и почему на место слова «чар» так и просится другое — «коварство»?). Недавно Седрик Диггори, примерный студент Хаффлпаффа, перешёл на домашнее обучение. Причина проста: он не смог терпеть и дальше домогательства вышеупомянутого ученика и по совместительству старосты Гриффиндора. «Поттер просил Седрика позаниматься с ним и использовал это, чтобы флиртовать в библиотеке и лапать его. Иногда даже прилюдно. Мой дорогой друг не знал, куда глаза девать от стыда!» — как рассказал нам знакомый мистера Диггори».       Раздражение и горечь всколыхнулись внутри, но я лишь плотнее стиснул газету и медленно выдохнул.       Как ловко можно обернуть то, что Седрик брал меня за руку и вёл подальше от своих «приятелей», пряча глаза именно из-за их неприемлемых шуточек. Точнее, тогда он смотрел на меня и извинялся. Теперь же, оказывается, это я едва ли не тащил его за руку, а он, вынужденный терпеть всё это, не знал «куда глаза девать».       «Поттер тот ещё прилипала! Не отлипал от него весь прошлый курс. Вечно о чём-то ему напоминал, просил о встрече…И смотрел так недобро на нас, когда мы уводили Седрика…» — заявил другой друг мистера Диггори».       Ага, напоминал о сдаче работ и назначал время, чтобы подготовиться к этой самой сдаче. Что до неодобрительных взглядов, то что это я в самом деле: наверное, этим возмутителям спокойствия нужно было улыбаться, а не хмуриться. Ведь они никому не мешали, улюлюкая, шутя и смеясь, когда остальные пытались сосредоточиться на учёбе.       Фыркнув, я тряхнул газетой.       «Так что это: роковое стечение обстоятельств или же закономерность, что после перевода на домашнее обучение Седрика Диггори, ставшего недоступным, у Поттера тут же начались отношения? И не с первым встречным, а со старостой школы. Многие спрашивают себя: как такое стало возможным? Быть может, любовь действительно слепа?       «Любовь? Пара? Пф! У них минимальная совместимость. Я сам присутствовал, когда проводился тест на истинность. Том хмурился, будто знал заранее результат — и неудивительно! А Поттер тогда тоже жутко разнервничался. Возможно потому, что все могли понять: их отношения — фальшивка. Я уверен, что он или шантажирует чем-то Тома, или же опаивает его», — поделился с нами своими сведениями студент Слизерина, пожелавший остаться инкогнито. Однако низкая совместимость не остановила Поттера. Его застали, как демонстрирует фотография справа, у покоев Тома Риддла, что весьма красноречиво намекает на природу их отношений: сам Гарри Поттер пожаловал в покои старосты школы, а не наоборот. Это уже говорит о многом. Само собой, нельзя отрицать вероятность того, что любовь — о, это прекрасное чувство! — всё же смилостивилась и настигла их, однако подобное развитие событий противоречит чужим отношениям на публике. Вежливая отстранённость со стороны старосты школы — так это можно охарактеризовать».       Рядом было ещё одно колдфото, на котором был заснят тот момент, когда Том разозлился на меня из-за просчёта с кроликами и ушёл.       «…Нет сомнений, что влюблённые люди ведут себя совершенно по-другому на публике и явно не вызывают один другого на дуэль, свидетелями которой стала добрая часть учеников Хогвартса. Так что же скрывает эта парочка?»       «Если хочешь, я уничтожу любого, кто посмеет так написать или сказать», — будто эхом разнеслось в моих мыслях.       — Нужно уничтожить весь тираж до вечера воскресения, — прошептал я, подняв на Полумну растерянный взгляд.       Почему-то сейчас мне казалось, что угроза уничтожения несла в себе иной подтекст. Не судебный. Статья же ловко избегала совсем острых углов, и сам Скитер-младший ни в чём меня не обвинял: подкидывал провокационные вопросы читателям, оставляя их додумывать остальное — безусловно, всё худшее; разумеется, он допускал возможность того, что всё это беспочвенно, но, как и его матушка, использовал чужие уста, чтобы поливать грязью, а сам со стороны хлопал в ладоши, оставаясь «чистеньким». Но главная проблема заключалась в том, что статья делала из меня коварного соблазнителя-шантажиста, и если с Тома в качестве моей новой жертвы ещё можно было посмеяться, то с Седрика…       Седрик, который зажал меня в углу и попытался изнасиловать.       Мысленно произнося это словосочетание, я даже не вздрогнул. Лишь мурашки пробежали по коже.       Наверное, рано или поздно этого стоило ожидать. Конечно, активность и смелость Скитер меня всегда поражала: Эдди и раньше писал гадкие статейки, небось коллекционируя их, чтобы каждые каникулы показывать собранное портфолио родительнице. Однако тень Риты Скитер была плотной и бережно укрывала сыночка от нападок обиженных на него студентов.       «Судитесь со мной, если хотите, мистер МакДук! Но вам придётся доказать, что написанное там — ложь и фантазия», — усмехнувшись, кинула она визиткой в побледневшего отца одного из студентов Рейвенкло, чьи косточки перемыл Эдди в начале учебного года. А судиться с Ритой Скитер было делом изматывающим и весьма недешёвым.       Я знал, что жалобы продолжали поступать анонимно, и после инцидента с МакДуком директор принял меры: Скитер-младший затаился почти на полгода, однако глупо было надеяться, что счастье продлится вечно. Видимо, Скитер надавила на кого-то из совета попечителей, чтобы вернуть сынку любимую внутри стен школы игрушку.       И случилось это весьма не вовремя, надо заметить: наши с Томом отношения были для Эдди золотой жилой. Я был уверен, что тот взвесил все «за» и «против», когда строчил эту пакость, искренне считая, что Том поблагодарит его и даже не подумает судиться. Да и за что? Тома-то только восхваляли, облизывали и выставляли жертвой обстоятельств — моей жертвой. Что до меня, то… я в глазах Эдди был букашкой, чью личную жизнь можно под лупой рассмотреть и показать на потеху публике. Что сделает Гарри Поттер? Станет следующим «судитесь со мной, если хотите, мистер Поттер, мистер Блэк» для его матери?       — Уничтожить? — переспросила задумчиво Луна и уточнила, разводя руками: — А то, что ты нарушил правила, и этому есть доказательство, Гарри, тебя не волнует? Ты не должен был находиться там, — вновь завела она шарманку.       Хорошо, что обошлось без крика. В отличие от Гермионы, Луна даже возмущалась спокойным сипловатым голосом, что больше походило на заученное чтение нотации уже засыпающего человека.       — Эта фотография ничего не доказывает, — отмахнулся я. — У меня появилось срочное дело, и я пошёл посоветоваться со старостой. Например, насчёт инцидента с Симусом. Что важнее, Том не должен это прочесть…       Её брови сошлись на переносице.       — Ты слегка опоздал, Гарри. Даже если он не увидит, то ему кто-нибудь расскажет… Но ведь всё не так? — осторожно поинтересовалась она.       — Не так?..       — Как там написано, — пояснила она.       — И чем же я шантажирую Тома? — с прищуром уточнил я. — Может, действительно приворожил? Или же ещё хуже: подчинил?       Полумна даже не обратила внимания на мой тон, лишь едва заметно пожала плечами, заключив:       — Тогда тебе не о чем волноваться.       — Не о чем? — я нервно свернул газету в трубочку и задумчиво ударил ею по открытой ладони несколько раз.       Ну конечно. Не о чем.       Для неё всё, помимо нарушения правил, было пустяком. Да и для меня тоже. Обидно, конечно, но не смертельно. Мне легче было проигнорировать это, как и другие насмешки в свой адрес… Но не Тому. Не Тому, которого я не шантажировал и не опаивал, а с которым встречался на самом деле — пусть мне и самому иногда сложно было в это поверить. А главное — Том знал, что натворил Седрик.       Поэтому Эдди подложил сам себе свинью.       И самое печальное, что у меня сейчас категорически не было времени что-то с этим делать. Если я начну бегать по школе, конфискуя сегодняшнее издание, это будет выглядеть ещё более подозрительным, что даст Скитер-младшему материал для очередной статьи вкупе с фотографией бегающего с его газетой Гарри Поттера.       Чёрт бы побрал и Риту, и её неугомонного сыночка — у меня и без них всё было сложно…        С другой стороны, если попросить Тома оставить всё как есть, не вмешиваться и уж точно не судиться, прислушается ли он ко мне? Он говорил, что сделал бы это в тот раз, и, наверное, это отличный способ проверить, так ли это или же он просто пытался казаться удобным и понимающим.       — Гарри, — вновь с нажимом окликнула меня Луна, — лучше не ночуй вне своей спальни… — И она понизила голос: — Я видела, как декан разговаривала с Полной Дамой. Не исключено, что стражи получили новые инструкции. Если у нас отнимут баллы по вине одного из старост — это будет не лучший показатель общей успеваемости. Тем более к концу года, зная, что Слизерин вновь первый в очереди на кубок — сам понимаешь, как это могут воспринять среди наших: всё же Том Риддл — слизеринец.       Что правила изменятся — это знали все с недавних пор… Радующийся, что ситуация с Симусом разрешилась, я ощутил раздражение. Очередное совершенно дурацкое ущемление наших прав, когда — если призадуматься на секунду — Кэти и Симусу даже покидать башню Гриффиндора не нужно было: достаточно выйти в гостиную и совершить своё нехитрое дело. Так какой смысл в подобном контроле? Или же они собирались создавать новые стражи-картины, чтобы запирать нас в спальнях?       Вопросы без ответов.       В понедельник у меня намечалось свидание, на которое я, скорее всего, не смогу прийти. Пусть я ещё и не обдумал толком чужое требование. Конечно… выход был, но мне почему-то не хотелось заниматься любовью в ванной старост — там был этот живой русалочий витраж, вечно наблюдающий за тобой. И мне даже стало жаль, что мы с Томом не на одном факультете, что Тайная комната перестала быть тайной, а Выручай-комната вряд ли посчитает подобные желания огромной необходимостью и явит себя, решив помочь.       Я вздохнул, потерев веки, и поднял вопросительно-просящий взгляд на Луну:       — Поможешь?       — Услуга за услугу, — согласилась та, напомнив о моей помощи с печеньем, и достала очередной бант, расправляя золотистые ленточные косы палочкой.       Хоть бы с этим побыстрее расправиться. МакГонагалл, похоже, действительно знала, что я провёл пару ночей вне башни — вся эта беготня с бантиками и праздничными флажками была не просьбой об одолжении, а предупреждением или же наказанием.       — Улыбочку! — раздался откуда-то радостный вопль Криви, и нас ослепила вспышка.       За ней последовал скрип-хрип-треск колдкамеры.       Вот почему у Эдди не такой шумный и громоздкий аппарат? Сразу бы поймал его и… не знаю, конфисковал бы камеру? Уничтожил её? Нет, скорее, предупредил, что вся эта история может выйти ему боком. Хотя вряд ли он бы принял меня всерьёз. Подумал бы, что я угрожаю ему, так как мне есть, что скрывать и чего бояться.       Кисло усмехнувшись, я посмотрел на Криви.       — Колин, — едва различимо вздохнула Луна, — ты пришёл помочь нам? Очень любезно с твоей стороны.       — Э?       Рот Криви медленно открылся, а светлые брови смешно изогнулись.       — Флажки видишь? — всё тем же нейтральным тоном уточнила та.       — Вижу…       — Тогда вешай, раз видишь.       Колин замер, глянув на меня так, будто я один мог спасти его от этой незавидной участи декоратора Хогвартса.       Что-что, а находить себе помощников Луна умела. И не обязательно добровольцев.       — Чередуй цвета в следующем порядке, — поддержал я происходящее, расплываясь в сдержанной улыбке, — красные, синие, зелёные, жёлтые.       Колин потрепал свободной рукой волосы, брезгливо глянув на флажки, будто там копошился клубок змей, и убрал камеру в футляр, оставляя тот в стороне.       — Ладно, — с ложным воодушевлением кивнул он. — Всё равно делать было особо нечего… А вы слышали про носки Булстроуд?       — Носки?       — Говорят, они сбежали и стучали ночью во все двери. И знаете что?..       Мы с Луной одновременно переглянулись.       Кажется, кто-то уже успел пожалеть о своём решении пристроить Криви.       — А что мы должны знать? — осторожно осведомилась Луна, машинально повесив очередной бант.       Криви задорно улыбнулся:       — Говорят, в Слизерине переполох ночью был… И до декана добрались.       — Кто добрался?       — Носки, Полумна, носки! — всплеснул руками Колин.         Взрыв хохота со стороны Луны заставил нас едва ли не подскочить на месте и уставиться на неё, и смех тут же стих, словно его и не было.       — Это ведь была шутка? — спросила та тихо.       — Ну, как бы…         Полумна уже начала мрачнеть, осознавая, что, кроме неё, никто больше не смеялся, а значит, она вновь вела себя чудно.       — Да, шутка, — улыбнулся я, опережая Криви и его рассуждения о том, что смешно, а что — нет, а затем перевёл тему в нужное русло: — И что сделали носки Булстроуд с профессором Снейпом?       Не задушили же…       — Из-за них его застали! — победно заявил Колин. — Точнее, их…       О, кого их — я уже понял.       Но…       — Кого их? И где застали? — всё же спросила ничего не понимающая Луна, рассеянно поглаживая ленты.       — Снейпа и Квиррелла! В покоях декана — где ж ещё! — воскликнул громким шёпотом Колин.         Конечно же, именно этот момент выбрал профессор Квиррелл, чтобы появиться из-за угла. А как появился, так и исчез, активно покраснев.       Я хотел было его предупредить, но не успел.       — …Они оба такие странные, — продолжал щебетать Криви, явно не заметив профессора. — Кто бы мог подумать, что шутка близнецов — вовсе не шутка, а?       И он хихикнул, расправляя первую нитку флажков.       Видимо, мы застали какой-то промежуток времени, когда посещаемость коридора превышала норму: топот, шуршание ткани и взволнованный голос мадам Помфри привлекли наше внимание.       В воздухе парили носилки, окружённые тремя людьми: самой школьной целительницей, судя по цветам форменного халата, врачом из больницы святого Мунго и нервно подпрыгивающим Филиусом Флитвиком. На носилках кто-то стонал:       — Умираю, мадам Помфри… Меня отравили! Я умираю… Помогите мне…       Больной повернулся на один бок, затем — на другой, зовя целительницу.       — Не раскачивайте носилки, — строго попросил врач, а декан Рейвенкло зашептал:       — Нужно быстрее, быстрее…       Куда уж быстрее: они буквально бежали. Мы едва успели посторониться и убрать коробку с пути, когда я выхватил взглядом светлые взъерошенные лохмы и мертвенную бледность с синюшными губами.       На носилках лежал Эдди Скитер собственной персоной.       — Интересно, отдача ли это? — прошептал Колин, когда носилки исчезли в том же направлении, в котором исчез минутой ранее профессор Квиррелл.       — Отдача?.. — Луна как ни в чём не бывало вернула коробку на прежнее место.       — Расплата за все те гнусности, что он пишет, — пояснил Криви.       Я же не спешил, продолжая гипнотизировать взглядом угол.       Отдача? Расплата? Разве что эта судьба — или же воздаяние— вершилась чьими-то руками… Конкретными руками. И в тот момент я мечтал ошибаться. Я впервые хотел оказаться так далеко от истины, насколько это вообще возможно...       Ведь за этим не мог стоять Том, правда?