The Chosen One

      — Спрашивай, — шепнул Том.       — Чем… — я уже в третий раз запнулся на вопросе о его планах на будущее. — Чем ещё меня может порадовать твой подарок?       Он улыбнулся, откинув голову на бортик ванной.       — Коробка и инструкции прилагаются, Гарри. Это не тот вопрос, что ты хотел задать.       Я стушевался и был удостоен цепкого взгляда с противоположной стороны.       — Я бы хотел, чтобы ты не надевал браслет на бал, — после небольшой паузы произнёс Том задумчиво.       — Разве не лучше, если хоть один разум в этой какофонии стихнет?       — Твой шум бывает весьма мелодичен. Приятен.       — Звучит поэтично.       — Хочешь услышать очередной шедевр в моём исполнении?       Я рассмеялся, плеснув в него водой.       — Жестоко, знаешь ли, не ценить мой талант, — со смешком пожаловался Том, снимая слой пены с лица.       — Видимо, хоровод из таракашек главенствует каждый раз, когда ты ударяешься в поэзию.       — Какой удар по самооценке. Да ты растоптал меня! — он продолжал улыбаться, а затем внезапно кашлянул, и с лица тут же слетала вся насмешливость. — Его очи глубоки как океан, смотрю я в них — потерян я. Не суди меня, не суди своего жреца — о божество! — что предал я тебя во имя любви, — голос стал низким, каким-то скрипучим, одновременно приятным и будто бы отталкивающим.       — Это из пьесы?       — Да.       — Всё же ты симпатизируешь жрецу, — заключил я.       Том провёл ладонью по бортику.       — Я понимаю его.       — Интересно, что же ты о нём думаешь? Как создатель. Галактион, — я сдвинул ноги, коснувшись его бедра, — выглядит как эгоистичный правитель, принявший череду ошибочных решений, что и привело к падению Атлантиды.       — Но ты не считаешь его таковым, — заключил Том.       — Это была не его вина.       — Ты ведь не досмотрел, — напомнил он.       — Это и не нужно: я видел причины, видел последствия. Жрец должен был наставлять его, а не пользоваться им. Должен был стать опорой, а не препятствием.       — Разве он не был таким? Его наставником?       — Он сделал его своим любовником, а это является серьёзным препятствием для всех… — я щёлкнул пальцами, — деловых отношений.       — Он? — усмехнулся Том, покачав головой. — Галактион сам залез к нему в постель.       — Жрец ведь мог прогнать его, — пожал я плечами. — Он был старше на десятки лет. И мудрее. Насколько я понимаю, зов плоти должен был быть для него не громче писка комара — даже если представить, что юный правитель был настолько прекрасен, что мог свести с ума любого одним своим видом. А Галактион был всего лишь мальчишкой. Не верю я, что жрец прислушивался ко всем его капризам. Так почему сделал это, когда тот пришёл к нему?       Брови Тома на мгновение сошлись на переносице.       — В те времена он был уже не мальчишкой, а юношей, Гарри. Галактион прекрасно понимал, что делает и с кем.       — Хочешь сказать, что он совратил жреца?.. — я невольно хохотнул.       — Именно так.       — И как же? Связал его и изнасиловал собой? — очередной смешок булькнул в горле.       Почему-то пришёл на ум первый секс, и улыбка сошла с губ.       Том продолжал смотреть на меня, и это молчание было наполнено смыслом.       — Наш первый раз… — сипло выдавил я из себя, — ты тоже так воспринимаешь?       — История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй — в виде фарса, — едва ли не флегматично произнёс Том. — Нет, Гарри, я не думаю, что ты воспользовался мною. Хоть в каком-то смысле это и так.       — А жрец? — почему-то спросил я.       — Очевидно, что для него всё было иначе, — повёл он плечом. — Пусть он и питал симпатию к Галактиону, но его чувства могли быть чисто платоническими.       Я фыркнул.       — То есть во всём виноват Галактион.       — Этого я не говорил.       — Ты же сказал, что чувства могли быть чисто платоническими, — напомнил я насмешливо.       — Верность божеству воплощалась в верности духа, а не тела. Во время празднеств Галактион наблюдал за жрецом…       — Этого не было в пьесе, — перебил я его.       — Да, — задумчиво подтвердил Том, — не было. Это часть биографии, что я пишу для каждого персонажа.       — Что за празднество?       — Похожее на Анфестерий. На второй день проводилась обрядовая церемония. Главная роль отводилась официальному представителю царства — обычно этим представителем становился один из сыновей или одна из дочерей советников и должностных лиц. Главный жрец возглавлял процессию, за ним следовали музыканты и слуги с подношениями, а завершал процессию «Избранный». Все они шествовали по улицам, направляясь в храм, где он или она «сочетались браком» с богом Тритоном. Тот давал клятву хранить в тайне всё, что происходило в стенах храма, и поэтому, что это за обряд такой и для чего он, оставалось тайной за семью печатями. В теории, — Том бегло улыбнулся. — На практике это была обычная оргия, где Избранный отдавался богу Тритону. Само собой не богу, а его представителю.       — Главному жрецу? — предположил я.       Том кивнул.       — Однако пир на этом не кончался: там были и младшие жрецы. А также сопровождающие. Пирушка для избранных, на которой присутствовал и сам царь. Галактион не мог быть выбран на роль Избранного: «царя» или «царицы» празднества — таковы были законы. Однако с четырнадцати лет наблюдал за происходящим.       — Наблюдал, как жрец берёт того, кого назначили на эту роль? — переспросил я.       — И как все вокруг… развлекаются.       — Предаются блуду? — в переводе, то есть.       Том снова кивнул и отстранённо провёл рукой по поверхности воды, будто разгоняя пену.       — Царю едва исполнилось шестнадцать, когда он решился на эту авантюру: избранным в тот год стал сын одного из советников. Галактион якобы захворал, отказавшись от участия, а затем обернулся тем, на кого пал жребий, и занял его место. В какой-то момент обряда «воплощение бога» и Избранный удалялись в специально отведённую комнату — именно там Тритон брал своего «супруга». В процессе действие зелья иссякло и Галактион снова обернулся собой.       — Но об этом ничего не говорилось в пьесе, — нахмурился я.       — История всегда о многом умалчивает, Гарри. Вымышленная тоже, — пояснил Том. — Когда жрец понял, с кем обручился, было уже поздно.       — Он остановился?..       — Нет. Он разозлился. Галактион всегда принижал важность традиций, обрядов и прочего. Однако конкретно этот его поступок можно было счесть за плевок в лицо.       — Но он ведь просто хотел…       — Жреца? — улыбнулся Том.       Я немного смутился.       — Ты сам это сказал, — продолжил он. — Да, он не думал о том, как это выглядит со стороны и какое значение имеет — просто делал, что хотел. И жрец исполнил его желание.       Всё теперь выглядело странно.       Пожевав губу, я откинулся назад и прищурился:       — Почему тогда пьеса подана так, будто Галактион — жертва, а жрец — коварный злодей?       — Потому что рассказчик — Галактион, — мягко пояснил Том, точно это было очевидно. — С его точки зрения всё выглядело именно так.       — А если бы историю рассказывал жрец, что бы он сказал про Галактиона?       — Наверное, раз он был мудрее и старше, — выделил он мои же слова, — то признал бы и свою вину в случившейся катастрофе. Как всё началось не отменяет того, что он наделал после.       — И почему же он натворил столько дел, раз был мудрее? Не понимал, что сделает только хуже? — продолжал я эту цепочку из вопросов и ответов, словно мы говорили не о сюжете выдуманной пьесы, а о чём-то жизненно важном.       Впрочем, я всегда любил обсуждать сюжеты книг и постановок с друзьями. А вот с творцами произведений никогда не было шанса это обсудить, что оказалось куда более интересным, чем я представлял.       — Возможно, придал слишком большое значение поступку Галактиона. На избранного падал жребий, и по нынешним меркам это действительно был варварский обряд. Пусть быть выбранным являлось честью, своего рода благословением не только для того, на кого падал жребий, но и для всей семьи. Та получала благословение Тритона, а это означало удачу, успех в делах, гм… раскрытие новых способностей магического толка, — задумчиво улыбнулся Том. — Тем не менее названные избранники не всегда горели желанием лечь под бога в лице жреца, а многие, пусть и не оказывали сопротивления и даже откликались в процессе, и вовсе не желали этого.       — Это было принуждение, — заключил я.       — Однако Галактион вызвался сам.       — И… вышел замуж за Тритона.       — За жреца, — кивнул Том. — Чисто символически, конечно, но Галактион был тем, кто сделал это добровольно. Слуги Тритона не могли вступать в брак, а главный жрец — тем более. Поэтому, быть может, он дорожил случившимся и невольно начал считать царя своим супругом. Наверное, иногда даже опыт и мудрость не могут устоять от опьянения, вызванного любовью, — пожал он плечами.       Я на мгновение задумался.       — Но жрец не мог не понимать, что обряд — просто символ. Что Галактион свяжет себя узами брака с другим человеком…       — Естественно, он понимал, что рано или поздно это случится, но не думал, что он не просто сделает это, но и полюбит супруга, после чего решит расторгнуть все отношения со жрецом, следуя чужим советам.       Новость, однако.       — Хочешь сказать, что супруг Галактиона манипулировал им?       — Скорее потакал всем капризам царя и поддерживал любую его инициативу. Он хотел занять место ближайшего советника, Гарри, а этим ближайшим советником и был главный жрец — таково было положение вещей. Пусть он отнял у жреца Галактиона, но отнять место подле него не имел права. Это было похоже на назревающий переворот.       — Так жрец избавлялся от соперника в любви или политического оппонента?       — Хороший вопрос, — сдержанно улыбнулся Том.       — Умеешь ты заинтриговать: теперь я хочу дочитать пьесу, — поделился я с улыбкой.       — Попытка была хороша, — не отступил Том, — но всё же ты хотел поговорить о чём-то другом.       Я поймал облако пены, проплывающее рядом, и подул на него, рассматривая переливающиеся всеми цветами пузырьки.       Хотел, да…       — Гарри?       — Чем ты хочешь заниматься в будущем? — вздохнул я и тут же сглотнул, уставившись на него. — Кем стать?       Том приподнял брови. Казалось, он ожидал подобного вопроса, но одновременно тот его удивил.       — Театральным режиссёром. Думал, ты это уже давно понял.       Я-то понял, но почему-то признание оказалось каким-то опустошающим.       — У меня уже есть парочка предложений. Одно из лондонского «Миракл», другое из парижского «Бельвью»… — продолжил Том. — И что из сказанного мною вызвало на твоём лице такое огорчение?       — Как ты это видишь?       — Что «это»?       — Будущее, — резковато ответил я. — Ведь ты легко предсказал наше будущее с Малфоем, когда подыгрывал его помешательству. Каким же ты видишь наше с тобой будущее?       — Тебя беспокоит то, что наш род занятий столь отличается? — зрил он в корень.       — Что наша деятельность будет держать нас на расстоянии большую часть времени. Лето — лишь репетиция.       — Ты ведь не знаешь, что это такое — жить сегодняшним днём, да, Гарри?       Я смутился.       — Мне просто нужна… уверенность в завтрашнем дне. Это правда, что я привык всё планировать, и я пытался не думать о будущем, но эти мысли не дают мне покоя. Я сейчас слабо представляю, как мы будем с тобой жить: я — копаться в куче пыли в тысячах миль от тебя, а ты — гастролировать.       — Почему сразу гастролировать?       — Все варианты надо учитывать.       — Боже, Гарри, — Том откинул голову и рассмеялся.       — Что? — насупился я.       — Просто это забавно. Мы едва начали встречаться, а ты уже пытаешься спланировать нашу жизнь на много лет вперёд.       — Кажется, это ты сказал, что, если я соглашусь на брак, то не отпустишь меня.       — Сказал, но я не собираюсь предлагать тебе брак прямо сейчас, — приподнял он брови.       — Потому что я не готов.       — И почему ты снова злишься?       — Не знаю, — шумно выдохнул я.       И я правда не знал, почему этот разговор начал вызывать то тоску, то раздражение. Мне не нравилось то, как меня штормит. И как тут поймёшь, в чём дело: в самих отношениях или в «созревании»?       — Я предпочитаю решать проблемы до их появления.       — И каким же способом ты решаешь проблемы, которые ещё не наступили? — заинтересованно глянул он на меня.       — Находя другой путь.       — И…       — Что и?       Том внезапно улыбнулся. Он будто подводил меня к чему-то.       — И какой же другой путь?       — Если нет пути, его можно проложить… Я изобретаю.       — Надо же! Изобретатель, который изобретает, — шутливо присвистнул он, и я, усмехнувшись, плеснул в него водой.       — Нужно сделать перемещения безопасными.       — Каким образом?       А этого я пока не знал. Камин — не тот способ. Его не подсоединить оттуда к каминной сети — пробовали уже. А порталы были опасны, как и аппарация на длинные расстояния — магический фон подобных мест был чересчур нестабилен и волшебника могло расщепить так или иначе.       — Тропы богов, — внезапно произнёс Том, склонив голову.       — М?       — Так называли волшебные зеркала, — пояснил он с улыбкой. — Их использовали для дальней связи и перемещения. Почти как камины. В каждом доме было такое зеркало. Другой волшебник активировал своё, ступал в него и оказывался на развилке. Ему точно так же нужно было подумать о месте, где он хотел бы оказаться, дорога извивалась и приводила его за секунду к нужному зеркалу, через которое он покидал развилку.       Я удивлённо уставился на него.       — И откуда ты это знаешь?       Потому что я впервые слышал о подобном.       Том пожал плечами, отчего по воде пошли круги:       — Прочитал где-то.       Я уставился на поверхность воды, разглядывая смутное отражение разных предметов и блики света.       — И эти зеркала?..       — Были заменены каминами, полагаю.       Я вновь с подозрением глянул на него.       — И где же ты о таком прочитал?       Том задумался на мгновение, хмурился с минуту, прежде чем вздохнуть с явным разочарованием:       — Не помню уже.       — Память коротка?       — Я много читаю, Гарри, — пояснил он неторопливо. — И многое записываю. Воображение, конечно, это хорошо, но не всё можно представить.       — Собираешь информацию? — уточнил я.       — Именно.       Я тихо рассмеялся, внезапно осознав:       — Так вот что ты записываешь в своих дневниках!       Том улыбнулся краешком губ.       — Отчасти так и есть: когда-то я записал, что у зеркал много полезных магических свойств, весьма недооценённых нынешними волшебниками — так, кажется, писал автор.       — А как же зеркало Еиналеж и его свойства отражать сокровенные желания смотрящего?       — И много ты о нём знаешь?       — Нет, — задумчиво отозвался я. — Оно всегда меня интриговало, но кто бы позволил мне его исследовать, — и невесело усмехнулся.       — Если зеркало может отражать, то вполне способно связывать, заключать в ловушку и так далее, — вроде бы предположил Том, но почему-то это звучало как утверждение.       — Ты имеешь в виду запирать часть души?       Я нахмурился, а он тут же пропел со смешком:       — Зеркальце, зеркальце, скажи, да всю правду доложи.       — Это же сказки…       — Одна мстительная ведьмочка по имени Летиция Сомноленс смочила веретено напитком живой смерти. Им же уколола палец дочь короля, уснувшая беспробудным сном, а некий молодой волшебник, смазав губы Рябиновым отваром, поцеловал спящую красавицу, пробудив её.       — Понял-понял — в любой сказке есть доля истины, — проворчал я.       Признавать не хотелось, но, с одной стороны, меня восхищали познания Тома, с другой — коробило, что он будто бы знал больше меня. Это неведомым образом затрагивало моё неокрепшее эго. Если я когда-нибудь и представлял себя в паре с каким-нибудь альфой, то машинально полагал, что среди нас двоих умным буду я, а он… не таким умным.       Ладно, стоило уже признать, что на подобных моментах моя фантазия проседала и плана никакого не было.       — Что такое? — Риддл подался вперёд.       Хорошо, что ванная была круглой и меньше всего напоминала ванную, скорее, какой-то огромный чан.       — Ничего, — пожал я плечами, ёжась.       — Погорячее? — он словно угадывал все мои желания, и это было чудно.       Следуя пунктам какой-то статейки, которую я читал в журнале, Тома вполне можно было назвать тем самым «альфой мечты». Уверенный в себе, трудолюбивый, уважает мою независимость… Что там было дальше? Ах да. Держит слово, является моим поклонником, точнее, поклонником моих изобретений, а главное — я нравлюсь ему таким, какой я есть. Вроде там были ещё пункты, но я их не помнил. Тем не менее «идеальным» назвать было сложно — таким бы я назвал Малфоя. Разница, наверное, заключалась в очевидных недостатках. Драко я мог представить снимающим миссис Норрис с дерева, Тома — нет. Однако были моменты, когда мне казалось, что Том старается быть таковым для меня: добрым, любезным, уважительным… объёмным, будто бы. И в душе это вызывало странное смятение. Зачем он это делает? Почему… Почему для меня? И смятение порождало противоречия.       — Ты всегда такой? — вырвался вопрос, который я толком ещё и не обдумал.       — Какой «такой»? — коснулся он своего лба.       Конкретного определения у меня не было.       — Что не так, Гарри? — спросил Том напряжённо.       — Ты будто прислушиваешься к каждому моему вздоху…       Том опустил взгляд, что-то разглядывая на поверхности воды.       — Я прислушиваюсь к твоему эмоциональному фону, — сказал он наконец, глянув исподлобья. — Он нестабилен. То ты возбуждён, то злишься, то безмерно счастлив, то сомневаешься во всём.       — Почему это звучит как обвинение? — напрягся я.       — Скорее, как объяснение моего поведения, — поправил меня Том с натянутой улыбкой.       — Но дело не совсем в этом…       И как мне объяснить ему?       — Ты всегда такой подозрительный? — провёл он кончиками пальцев по воде и брызнул в меня каплями. — Удивительно, что во время нашей переписки ты не заподозрил меня ни в чём криминальном.       — Тогда всё было по-другому.       У меня не было этих странных снов. А теперь, когда я видел его, что-то в нём расходилось с созданным впечатлением. Это было странное ощущение: когда перед тобой вроде бы открытый человек, этакий пример для подражания, но в его глазах ты замечаешь что-то, какую-то червоточину, а за пазухой предчувствуешь камень.       Звучало это обидно — я понимал. Просто никак не мог подобрать слова: как мне сказать ему, что он просто должен быть самим собой?       — Давай, Гарри, вместо того чтобы углубляться в размышления о моём неправильном поведении, попробуй выразить это, — и он показал жестом открывающийся и закрывающийся рот.       — Я уже сказал: не надо так стараться и прислушиваться ко мне.       — Желания моего омеги — закон, — обольстительно улыбнулся Том. — Как я могу?       Я повторил за ним: намочил кончики пальцев и брызнул в его сторону водой.       — Что далеко от правды: ты не хотел со мной спать, — напомнил я ему, сощурив глаза.       И кажется, я снова покраснел, уйдя глубже под воду — по самый нос.       — Сказал и смутился. Как это мило, — с деланным безразличием прокомментировал он.       — Ты что-то от меня скрываешь? — почти булькнул я в воду.       — Ох, — вздохнул Том. — Признаю, наше более близкое знакомство началось не с того, и, возможно, это оставило отпечаток…       — Да не в этом дело! — повысил я голос, выныривая.       — И вот ты снова злишься, — улыбнулся он и, не отводя от меня взгляда, предложил: — Спрашивай, что хочешь, Гарри: я на любой твой вопрос отвечу.        Да уж. Лучшее время, чтобы все мысли разбежались как тараканы. Я не знал, о чём его спросить, и спросил то, что первое пришло на ум:       — Тебе нравится надевать кружевное бельё?       Брови Тома приподнялись.       — Я… ну в игре. Ты так шутил, будто тебе самому нравится.       — Ты пытаешься спросить, есть ли у меня какие-нибудь фетиши?       — Наверное?       — А то, что случилось ранее, разве не ответ? — уточнил он.       Я задумался, нахмурившись.       — Хочешь сказать, что твой фетиш — омеги с хвостами и ушками.       — Какой же ты догадливый, — не без иронии протянул Том. — Люблю нашу забытую эволюцией животную суть. К слову, там в коробке завалялся обруч с ушками.       Кажется, я сначала побледнел, а потом снова плеснул в его сторону водой.       — Эй! — укрыл он лицо руками, рассмеявшись. — Я серьёзно. Какой же жмырёнок без ушей?       — И ты ушёл от темы!       — Я весь внимание, — покачал Том головой, продолжая улыбаться.       — Ты был в парике, в ошейнике на вечеринке… и сказал во время игры про бельё, — медленно начал я, красноречиво сузив глаза. — Тоже любишь переодеваться во всякое такое?..       — Во всякое такое? — озадаченно переспросил он.       — Ну… может, — я невольно кашлянул, — тебе нравится… — и вновь прочистил горло, — переодеваться в платья там… А под него надевать кружевное бельё.       Если я подарю ему комплект из платья и белья — это будет оригинальным подарком?       Только вот где найти платье его комплекции? Подогнать то магически не сработает: сделает всё платье или большим, или маленьким. Проблема же заключалась в плечах — мой взгляд мазнул по широкому развороту — и талии… Наверное. Сшить на заказ? В таком случае понадобится снять мерки с Тома. Я, конечно, не спец по платьям, но можно было проконсультироваться у Гермионы. Ещё и время поджимало…       — Хочешь, чтобы я пошёл на бал в платье? — подался он вперёд, с интересом глядя на меня.       — Ты же хочешь, чтобы я надел твой подарок, — сделал я то же самое.       — Что ж, если только оставишь хвост навыпуск, — осклабился Том. — Ведь платье будет снаружи.       Нет!       — А если оно будет под парадной мантией?       — Я надену костюм, — не уступал он мне.       — Под костюмом?       — Только если платье будет подобно второй коже.       — Сойдёмся на белье? — уточнил я, с азартом улыбнувшись.       — Я так и знал, что тебя это заводит, — поймал он мой выдох, и, не успел я моргнуть, как утянул к себе.       Вода оказалась мне по грудь, когда я опустился к нему на колени, что, само собой, смутило. В воду я юркнул, пока Том раздевался и не смотрел на меня, — получилось, что он толком ничего и не рассмотрел.       Всё во мне кричало, что поздно стесняться, но противостоять своей натуре оказалось сложнее, чем я мог себе представить. И борьба с ней не прекращалась даже сейчас.       — Ты ищешь, что мне подарить? — его шёпот отозвался мурашками.       — Если бы у меня было больше времени, я бы изобрел сам… какие-нибудь вибротрусы. Чтобы подарок был под стать твоему.       — Вибротрусы? — потёрся он носом о мою шею.       И меня начало вести. Плавно так, но в определённом направлении.       — Сидишь ты, бог литературы, — сипло начал я, — в окружении преданных членов своего клуба и ярых почитателей твоих произведений, и тут слышится… — поёрзал я у него на коленях и со смешком зажужжал.       — Какой коварный план, Гарри, — его ладони обхватили мою талию и спустились ниже, сжимая бёдра. — А теперь ты взбудоражен… Я не могу не чувствовать тебя.       — А ты чувствовал, как я… там, — внезапно осенило меня, и стало душно.       — Чувствовал, — подтвердил он. — Опьяняет, знаешь ли. У тебя уши покраснели…       — От пара!       — Да-да, — дотронулись его губы до моего правого уха.       Это уже было опасно.       — Ты сказал о зеркалах, — отвлечённо заметил я. — Волшебники Атлантиды могли ими пользоваться?       — Возможно, — послышался шёпот. — Можешь поискать.       Ещё бы меня пустили искать — наивные мечты, призрачные надежды.       — Сомневаюсь, что какое-нибудь из них сохранилось в рабочем виде, — голос оборвался на последнем слове: Том прикусил мочку, отпустил и дотронулся губами до моей шеи.       — Пока не увидишь собственными глазами, не узнаешь. Атлантида же не просто Карфаген или тот же Эмпорион, — казалось, Том улыбался. — От одних бы руин опасность заключалась разве что в возможности разрушить пару камней.       — Я понимаю, — протянул я не без раздражения. — Не дурачок.       — Не ворчи, — прихватили кожу моего плеча губами. — Твой опекун будет на балу?       — Разумеется. А твоя мама?       — Сомневаюсь.       — Почему? — я даже обернулся на него, отчего по воде пошло множество кругов.       — Она всегда находит какую-нибудь причину, чтобы отсутствовать, — дёрнулись в улыбке уголки его рта.       — И тебе не обидно?       — Должно быть обидно.       И что это за ответ?       — Должно быть, но это не так, — прокомментировал я его ответ.       — Меня это мало волнует, — дотронулся Том кончиком пальца до моего подбородка. — Необычно, да?       — Если ты так думаешь, — осторожно предположил я.       Для меня, впрочем, бал тоже был не особо важным событием. Простой традицией, скорее. Отпраздновать окончание курса, свести профессоров с родственниками, пообщаться… расслабиться после экзаменов — всё это чистого рода формальность в красивой обёртке.        — Дети обычно обижаются, если родители не уделяют им внимания, — в свою очередь предположил Том.       — Не думаю, что все так делают.       — О, кто-то это признаёт, а кто-то — нет, — хмыкнул Том, — но у всех мыслях в тот или иной момент проскальзывает то самое «они не пришли».        Что ж, Сириус всегда приходил. Впрочем, как и родители Гермионы. Да и семейство Уизли полным составом присутствовало из года в год… Точнее, не совсем полным. Что плавно переключило мышление в иное русло. Интересно, будет ли присутствовать Джин? Потому что Регулус, возможно, заглянет. А раз брат Рона был здесь, быть может, он тоже соизволит посетить мероприятие.       Я нервно поёрзал.       — О чём ты думаешь? — спросил Том внезапно.       — Разве ты не подсматриваешь? — невольно улыбнулся я.       Риддл дотронулся до моего плеча снова, пощекотав его дыханием.       — Что-то тебя на мгновение взволновало, — поделился он. — Но что это — я не знаю.       — Подумал, как нам влетит с Регулусом, — со смешком качнул я головой. — Если он придёт.       — Он не уточнял?       — Я и не спрашивал. Это лишь предположение.       — Не стоит волноваться раньше времени, — чужая ладонь легла мне на бедро, и я слегка отклонился, кладя голову ему на плечо.       — Твоё вселенское спокойствие, Том, — вот что необычно.       — Почему?       — Ну знаешь, — невольно хмыкнул я, повернув голову и уткнувшись губами ему в челюсть, — когда каждый второй альфа в твоём окружении — буйство гормонов и глупости, то на их фоне ты выглядишь особенно…       — Мило?       — И это тоже, — поцеловал я его в щёку. — Скорее, зрело.       — Где глупость — образец, там разум — безумие, — улыбнулся Том. — Самый наш зрелый поступок, Гарри, — опустил он на меня взгляд, — явиться на бал каждый с сюрпризом под мантией.       У меня вырвался смешок.       — Надеюсь, ты хорошо танцуешь?       — Я всё делаю хорошо, — с нарочитой надменностью протянул Риддл.       — А я вот не очень, — положил я ладонь на его под водой и сжал. — Но это даже кстати: если бы мы оба хорошо танцевали, бальный зал не выдержал бы такого сконцентрированного в одном месте совершенства. А так… — потёр я кончиками пальцев его пальцы, — я оттопчу тебе ноги, и баланс будет сохранён.       — Тогда тебе надо дарить мне не платье и не бельё, а железные туфельки, Гарри, — соскользнул он замком из наших рук выше, и я невольно напрягся, втягивая живот.       Благо, вода посодействовала мне в этом.       — А если серьёзно, — встретился я с ним взглядом, — ты бы рискнул явиться на бал в платье?       — Разве же это риск? — в ком-то проснулось озорство. — Когда мы ставим пьесы, часто приходится наносить грим, натягивать на себя всякое.       В каком-то смысле я восхищался тем, что Том выглядел человеком без каких-либо комплексов вообще. Потому что я никогда в жизни не смог бы явиться на бал даже не в платье, а просто в чём-то обтягивающем.       — Я думал, режиссёры только ставят, — пробормотал я.       — Всякое бывает, Гарри, — притянул он меня ближе.       Так, что ягодицами я ощутил кое-что интересное.       — Например, недавно я играл жреца: балахон, маска… куча тяжёлых побрякушек.       — А зачем маски? — попытался отвлечься я от осознания чужой близости.       — Жрецы культа Тритона прятали лица за масками — по ним их и узнавали.       — Почему?..       — Легенды гласили, что бог Тритон лишал своих служителей человеческого облика, — улыбнулся Риддл краешком губ.       Это тут же отрезвило. У меня по спине, будь это возможно, наверное, холодок бы пробежался. Перед глазами застыл кошмар, и я еле слышно уточнил:       — И на кого же они были похожи?..       — Я читал разные версии: некоторые указывали на то, что у них просто не было лиц. Ни рта, ни глаз, ни ушей, — монотонно поведал Том, — всё это забирало божество. Так оно могло говорить через них или же, ступая по нашему миру, перевоплощаться в любого из жрецов и оставаться незамеченным.       — А главный жрец?       Том почему-то коротко рассмеялся.       — Что?       — Ты слишком сильно сжимаешь мою руку, — шепнул он, и я резко отпустил его, осознавая, что впился ногтями в кожу.       Всплеск воды попал в глаза, заставив быстро заморгать.       — Бытует легенда, что главный жрец и был Тритоном, — таинственно продолжил Том, пока я тёр глаза. — Ведь боги — не более, чем волшебники, что обрели дар бессмертия, а вместе с этим и могущество. Если верить другой легенде.       — Не понимаю, — отстранился я, поворачиваясь к нему вполоборота. — Ты ведь сказал, что предыстория жреца другая — он воплощал во время празднеств своего бога и заключал брак. Как он мог быть Тритоном и воплощать его одновременно?       Том пожал плечами с лёгкой улыбкой:       — Сюжет у меня проседает — ты прав.       Я нахмурился.       — Хочешь сказать, что, так как он являлся его посланником, они слились в одну… сущность?       — Какая у тебя бурная фантазия, Гарри, — мягко пожурил меня Том. — Это всего лишь легенды в интерпретации разных авторов и щепотка собственных размышлений на этот счёт. Однако, полагаю, ты сможешь отыскать правду — ведь истина кроется там, куда ты отправишься.       Меня почему-то замутило.       Во-первых, от осознания, что так вряд ли будет: я уже представлял длину своего поводка. А во-вторых, мне стало… страшно. Этот страх был липким, неприятным, словно своими словами Том подтолкнул меня к бездне и предложил прыгнуть. А всё потому, что перед глазами встали колдографии фресок.       — Всё хорошо? — дотронулся он до моего лица.       — Давай сменим тему, — выдавил я из себя улыбку.       Однако к этому разговору мы ещё вернёмся — в тот момент я это знал со стопроцентной точностью.